Когда мы жили в пригороде Арзамаса, я любил вечером выйти на крылечко нашего дома и, закурив, смотреть на звездное небо. Лето, Средняя полоса России, деревня. Каждый раз я искал движущуюся светлую точку в далекой темноте – спутник, а иногда видел мерцающие в вышине красные огоньки – самолет. И думал, что есть рядом большие города, современные аэропорты, а я вот живу рядом с маленьким русским городком, и вдыхаю аромат цветущих трав и утреннего тумана, слышу стрекот кузнечиков, вижу умного кота, охотящегося на мышь.
Сбылась мечта, мы переехали из Прибалтики и Большую Россию. В ближайшие выходные поедем в Чебоксары, а на прошлых были в Саранске и в Пушкинском Болдино. Сбылись сразу две мечты, мы переехали из густонаселенного района Калининграда с его новыми высотками в деревенский дом в Среднем Поволжье. Я вижу звездное небо, теперь огни города не закрывают мне света звезд.
Прошло десять лет…
Перед началом учебного года мы повезли детей на пару дней в Москву, чтобы показать им зоопарк и ВДНХ, а в прошлый раз мы были здесь в Дарвиновском музее и в развлекательном центре в Белой Даче.
Вечером первого дня, пока жена укладывала спать малышей, я взял с собой старшую дочь, и мы пошли гулять по ночному городу. Впервые вечер в Москве я проводил не с Васей – мужем двоюродной сестры, а с Верой. Мы гуляли с ней вокруг метро Орехово, и я пил пиво, спрятав литровую бутылку из местной разливайки в бумажный пакет. Не совсем хороший пример для ребенка, но Вася на даче, а я просто не мог не пить пиво на вечерних улицах Москвы, это такая традиция у меня, когда дела завершены. Не торопясь идти по улицам мегаполиса, смотреть на спешащих домой людей, на проносящиеся мимо машины, на сотни светлых окошек в высоких домах.
Так редко есть свободное время, и сейчас я рассказываю Вере как ей жить, о себе, о моей маме, о Москве, о работе, стараюсь показать плюсы и минусы жизни в мегаполисе и в маленьком городке. Останется она в Нерехте после учебы или уедет покорять столицу? А может покорять Питер или захочет вернуться в Калининград? Перед ней – жизнь, а за мной – воспоминания.
Вера, представь себе гору, ну, неважно какую, высокую или нет. Люди хотят подняться к вершине, а что там, как наверху? Ты не можешь знать сейчас, поэтому я расскажу тебе, что на вершине всегда холодно и одиноко. Это у подножия много людей, и неважно, что за гора: карьера, свой бизнес, семья. Даже не обязательно, чтобы это была именно гора, может всего лишь холм, суть та же. Ну, представь, магазин, в нем несколько продавцов, он только открылся, и через какое-то время одного из них, лучшего, делают старшим. Всего лишь старший продавец – не на гору подъем, небольшой холмик. Но как станут относиться к нему остальные, те, кто так и остался внизу? Не как раньше, когда все были у подножия. Начальство не любят чаще всего и не понимают.
Говорят, что деньги портят человека, а власть портит еще больше. А ты подумай сама – вчера ты простой продавец, твоя задача дождаться окончания смены. Ты же хочешь подольше пообедать, поработать поменьше, на какие-то строгие правила наплевать. Ты же будешь обсуждать это с коллегами. А сегодня ты – уже старший продавец, и у тебя задачи следить, чтобы работали подчиненные как можно больше и лучше, обед чтобы вовремя у них, чтобы все правила строго соблюдали. Разве не за это тебе платят теперь? Будут ли с тобой вчерашние коллеги так же откровенно мелкие нарушения и шалости обсуждать? Да и не коллеги уже, а подчиненные.
Вот что главное, вот о чем подумай – разве ты испортился? Разве тебя испортила власть в один момент? Или дело в том, что задачи твои изменились, а вместе с ними и пути их решения. Ты – старший продавец, ты-то понимаешь это, а если начнешь подчиненным объяснять, они скажут, что ты пургу несешь, что вот какой стал, не узнать. Вчера все были равны, все были друзьями, а сегодня для них ничего не изменилось, а ты – уже не друг, ты начальник. Нет, ты можешь быть другом, вы вместе пойдете на корпоратив, тебя позовут на день рождения, и ты позовешь. Но это не то, не совсем то, как было раньше.
Мы идем мимо высоток Москвы, рядом с припаркованными у подъездов автомобилями. Я фотографирую Веру на стоянке перед чередой магазинчиков и кафе, она просит отойти подальше, сделать так, чтобы в кадр попал вестибюль станции метро и проезжающие автомобили.
Идут годы, и вы с лучшим школьным товарищем все меньше понимаете друг друга. Он развелся с первой женой, платит ей алименты на дочь, женился второй раз, это естественно, не всю же жизнь теперь одному. А потом влюбился, до безумия влюбился в коллегу. Он ушел, почти год не решался, но в итоге ушел, сказал второй жене, что полюбил другую, что чувства взаимны, оставил ей почти все, и ушел. Как раз за год до того, как Тимоша у нас родился. Понимаешь, Вера, нельзя никого осуждать. На эту тему я встречал картинку в интернете, там ящерица и крыса стоят рядом и едят каждая свой хвост. И крыса говорит ящерице, что очень вкусно, но точно ли он снова отрастет? А ящерица отвечает, что конечно, сто раз уже отрастал. Понимаешь? Они разные, вообще жизнь разная у всех, это и логично, зачем Богу создавать одинаковых людей с одинаковыми судьбами. А если Бога нет, то тем более, эволюция стремится к разнообразию, в этом залог лучшей выживаемости вида.
И поверь, сейчас я искренне никого не осуждаю, потому что я не знаю их жизнь. Только и обратная сторона есть у медали – я и не слушаю никого, ведь они моей жизни не знают. И как-то тем для общения общих меньше становится, поговорить так искренне, как раньше не выйдет. Думаешь, что сказать, как бы ненароком не задеть может быть до сих пор больное, неловкое что-то не ляпнуть. Понимаешь, Вера, лучший друг, с лучшим другом иначе ведь должно быть…
Я люблю московское утро летом, даже дымку от пожаров в Рязанской области люблю. Выходишь из подъезда, а сначала еще на лифте вниз едешь, я так редко сейчас лифты встречаю. Да, так вот, спускаешься на лифте, выходишь на улицу, солнечно, свежо. Люди вокруг на работу торопятся, дворник подметает новый асфальт, ГАЗелька сзади к магазину подъехала, у автомата с кофе девушка монетки кидает, потом несет стаканчик в руках, отпивает на ходу. И воздух, утренний воздух Москвы, его не спутаешь ни с чем, тут и свежесть, и легкий запах гари от лесных пожаров, и выхлоп машин, и вентиляция метро. Обязательно завтра утром пойду погулять хотя бы на десять минут, дольше-то вряд ли, надо детей кормить и собираться, ну, как раз курить пойду, увижу. Почувствую.
Подумай еще, Вера, что с вершины и падать больнее, чем у подножия споткнуться. Представь обычную гору, без всяких метафор, что больнее – внизу на землю упасть или с вершины кубарем скатиться? Кстати, чем выше гора, тем и падать хуже. Пример - те же самые продавцы. Если простой продавец работу потеряет, ну, запил, прогулял, мало ли причин, завтра в другой магазин устроится, так ведь? А если старший, уже сложнее, сразу-то старшим в другой магазин не возьмут. А если не просто старший продавец, а директор магазина или управляющий несколькими магазинами. А если хозяин, владелец. Чувствуешь, что ответственности больше, что есть уже что терять?
Отвечаю на звонок жены. Да, все хорошо, да, просто гуляем, беседуем. Ну, вот так долго получается, нет, нет, все хорошо, в полицию не забрали. Москва, вечер уже более поздний. Если бы мы с Васей были, еще бы по литру пива взяли, наверное, как год назад, когда я на учебу приезжал, и мы выбрали вечерок, когда свободны оба. А с дочкой не стал, не потому что в полицию заберут, нас и с Васей-то никогда не забирали. Дочка ведь, не только чтобы не напиться сильно при ней, но даже чтобы по кустам часто не бегать в поисках туалета, свой же ребенок, девушка. Так-то я вообще сейчас пива не пью, когда дома живу, а я всегда живу дома. Но тут как бутылочку не взять, вечер ведь, Москва…
Так вот, Вера, падать с вершины больнее. Это и семейной жизни касается, не только карьеры. Подумай сама, у нас уже трое детей, а начиналось как. Я с мамой жил, с твоей бабушкой Людой, я в одной комнате, она в другой, она на диване старом советском спала, а я на кровати односпальной, тоже старой. И вот, когда женился, мы с мамой поменялись, нам диван, а маме кровать. Все имущество наше – диван, да и тот не наш, а уроки за моим столом по очереди делали, мы же учились еще. А сегодня мы дом строим, достраиваем уже. Сначала почему разводиться легче? – Детей еще нет, ответственности перед ними, да и делить нечего. Это как с работой, простому продавцу уволиться нет проблем, завтра опять продавцом будешь в другом магазине. И развестись сначала легко, ушел к маме, вот и все, ну или она к родителям ушла, а на старый диван завтра новую пригласил. Делов-то!..
Свободы меньше, понимаешь? Свободы. Посмотри на узбеков, они то на мясокомбинате грузчиками работают, то овощи в теплицах собирают, то на стройке, то асфальт на дороге кладут. Мирзохид у меня на квартире жил с племянниками, всем Мишей представлялся, но я-то знаю, что он Мирзохид, я его паспорт видел. А Шерзодбек – вовсе не Сергей, это он так русским говорит, что он Сергей, но не в том суть, я про работу тебе хотел сказать. Этот Мирзохид после нашего нерехтского мясокомбината на Камчатку поехал на рыбный завод. Я не был на Камчатке, а он был, понимаешь? Горы, вечная зима, пустыня ледяная, океан – он все это видел. И Узбекистан видел, фрукты, жару. А Элдор в Германии работал, ты же не видела Германии, и я не видел, а узбек Элдор видел.
Мы подходим к ограде гостиницы, ищу в кармане ключи от электронного замка, магнитную карточку от номера. Почти полночь, какой хороший вечер, вернее уже ночь, теплая и безветренная. Все хорошо, не только вечер. Вера выросла, с ней уже как с взрослой говорить можно. Сейчас поднимемся на лифте на четырнадцатый этаж, и лифт – хорошо, и этаж высокий – хорошо, я люблю в Москве на верхних этажах жить. И номер у нас хороший, кухня есть – удобно, и комнаты две, хорошо, что две, мы с женой в отдельной. Малыши уже спят, она мне позвонила, когда они заснули, а она не спит, она ждет нас. Значит, Веру сейчас быстренько отправить спать, а у нас комната своя, устали, конечно, за целый день, но отдельная комната, большая кровать со свежим белым бельем, и этим нельзя пренебречь!
В начале семейной жизни мы с ней несколько раз специально даже ездили в другие города, в Рязань, помню, и в Иваново. Конечно, комната у нас отдельная была в маминой квартире, но это же комната только, в соседней все равно мама. А тут и путешествие, и свой номер, маленький, в дешевой гостинице всегда, но мы там одни. Одни, хоть ночью, хоть днем! Хотелось город посмотреть, сходить куда-то, и из кровати не хотелось выбираться целые сутки. Конечно, можно было и в своем городе в гостиницу на сутки уходить, даже чаще получалось бы, потому что деньги на поезд не тратишь, значит – больше их остается на аренду номера. Но как-то неудобно что ли, перед мамой неловко, а тут предлог есть – мы же уехали в другой город, значит, гостиница нам нужна не просто так.
- Отвернись на три минуты и не смотри на меня, - говорю Вере. Она знает, конечно, что я курю, догадывается, не маленькая ведь, запах чувствует, но все же не хочу, чтобы прямо открыто у нее на глазах.
- Пап, так значит не надо стремиться к вершине? Ты поэтому мне говорил про одиночество, ответственность, несвободу?
Я тебе про другое говорил, про то, что в каждой Инь есть свой Янь, понимаешь? Люди думают, что быть простым продавцом плохо, а начальником магазина хорошо. И точка! А на самом деле в жизни во всем есть свои плюсы и одновременно минусы. Понимаешь, одновременно. Нет плюсов без минусов и наоборот, они связаны всегда друг с другом, из плюсов минусы следуют, а из минусов плюсы.
Я всегда знал, как не надо. Раньше, когда все в черную кошку верили, я знал, что не надо верить, потому что есть Бог, и надо верить в Него и в церковь ходить, а не в суеверия эти. Сейчас наоборот знаю, что в церковь ходить не надо, когда все ходить начали. Ну, не то чтобы все, мало кто и ходит, но все считают, что надо ходить, а я тебе скажу, что церковь – та же секта. Просто она большая секта, а суть такая же. И нечего там делать в таком случае, вред один. Бог, если Он есть, конечно, не в церкви живем, а везде в мире, и молиться Ему можно везде, вот прямо здесь и сейчас, если хочешь.
В этой гостинице одна кнопка вызова лифта, а самих лифтов два, который ближе, тот к тебе и приезжает, и над каждым окошечко с указанием этажа, на котором лифт сейчас, и стрелки вниз и вверх. К нам приехал левый лифт, он внутри больше с зеркалом во всю стену, и музыка негромкая в кабине.
Я недавно с К* разговаривал про поселение работников на квартиру к ней. Они в командировку приехали, но какие-то странные, то им лишь переночевать нужно, то два месяца жить, говорят, что их трое человек, а потом пятеро приходят, но вроде как двое в ночь уедут. И платили неохотно, то подождать надо, сейчас на карту переведут, то сами завезут наличными, но через пару часов, в-общем время тянули, пока ругаться с ними не начнешь, это когда продляли на следующие сутки. А потом она выяснила, что они храм в Княгинино приехали из руин поднимать, тут мне все понятно стало, и я ей объяснил, что неплатежи эти, затягивание времени – это все поповская школа. Они хоть и не попы сами, строители, но работают на попов, те им неисправно платят, вот и они такие же стали, с кем поведешься, как говорится. И мне на это К* сказала, что она и так грешный человек, развелась дважды, да и вообще по жизни много чего было, и ей нельзя мои богохульства слушать, иначе точно в ад попадет. Понимаешь?! Значит, не платить людям – это как так и надо, а прямо сказать об этом – богохульство. Да и при чем тут Бог?! Как будто поп и Бог – одно и то же. А ты говоришь про свободу. Какая свобода, когда нельзя вещи своими именами называть. И ради чего, кстати? Если я про ограничения говорю, так это ради сохранения чего-то своего, над чем работал, отношения строил, семью или карьеру.
Мы выходим из лифта, смотрю в окошко на огни мегаполиса, их много, во все стороны – Город, оранжевые фонари. Сейчас вставлю магнитную карточку в замок, и индикатор изменит цвет с красного на зеленый. Люблю такие карточки, впервые с ними в 2008 году встретился, здесь же в Москве, когда в провинции еще простые ключи были. Хотя сейчас и более современные системы есть, когда код набираешь, четыре последние цифры телефонного номера – это для бесконтактного поселения.
Запомни, Вера, напоследок тебе скажу, подводя черту. Тебе нужно правильно прожить свою жизнь. И интересно, конечно, она ведь у тебя одна. Неважно, в большом городе или в маленьком. Просто помни про Инь-Янь, что в хорошем есть плохое, и наоборот. Каждая утрата – шанс на начало нового, и каждое приобретение лишает тебя частички свободы, дарит страх потери и добавляет ответственности.
Мне многое можно вспомнить, я любил перемены. Ты знаешь, что мы шесть раз переезжали, ты в четыре детских садика успела походить. Я разными абсолютно вещами занимался, и на дядю работал, и на себя, мне нравилось приехать в новый город, в котором я ничего не знаю, изучать его, узнавать у прохожих адреса, где я никогда не был. Узнавать новое дело, которым никогда не занимался раньше. И с этой точки зрения моя жизнь прошла. Мы больше не переедем, я не начну с нуля ни работу, ни личную жизнь. Нет, можно, конечно, но это будет означать много потерь. Чтобы начать заново, нужно отказаться от достигнутого, а для меня это значит перечеркнуть труды многих лет, вместо того чтобы воспользоваться их плодами. Все, Вера, ты сейчас идешь спать, прямо сейчас, моешь руки и тут же в кровать, и смотри, чтобы никаких хождений по туалетам, легла – и спишь!
Теперь я смотрел на ночную Москву уже из окна в нашей комнате, отсюда вид оказался лучше, чем из окошка в коридоре у лифта, больше света и небоскребы Сити вдалеке. Город, миллионы его жителей, огни Москвы. Завтра вечером я буду смотреть на свет Ярославского вокзала, а уже послезавтра, и на долгие дни и месяцы – на звездное небо над Нерехтой. Как смотрел в далеком уже детстве вместе с сестрой в рязанском селе Восход. В сельской местности и в маленьких городках так хорошо видны звезды. Свет от них идет к нам миллионы лет. И что значат изменения, такие глобальные, в моей жизни по сравнению с этими звездами. Они были, изменения, и я много терял, я очень много терял, много и многих. Это не жалоба сейчас, констатация. Но я много приобретал, тоже много и многих.
Неверно сказал, нельзя потерять человека или приобрести, человек может появиться в моей жизни или уйти из нее, слово «приобретал» здесь неуместно. Приобретаешь или теряешь не человека, отношения с ним. Еще вернее будет сказать только «приобретаешь», потому что потерять человека нельзя. Даже если человек уходит из твоей жизни, даже если в Вечность, а может быть в Никуда, потому что я не знаю сейчас – верю ли в Бога, а вместе с Ним и в загробную жизнь, остается Память. Со мной остались все, кто ушел. Не только в памяти даже, остались – во мне. Многие, все, кого я любил, кого ценил и уважал, каждый из них чему-то научил меня. С кем поведешься, от того и наберешься. А если больше не ведешься, ведь то, чего набрался, никуда не делось, осталось со мной, стало частью меня самого. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. И это работает, даже если не общаешься больше с другом.
- Вера уже спит, - голос жены вернул меня от размышлений и рассматривания огней ночной Москвы в наш номер, - как легла на подушку, тут же и отключилась.
- Вера уже спит! – радостно сказал я и посмотрел на жену, а потом на большую кровать, застеленную свежим белым бельем, - Ура!!! Вера уже спит! Вера уже спит! Вера спит!..
Я люблю тебя. Я люблю тебя, Москва. Я люблю тебя, жизнь.