Мои женщины. Июль 1964. Последний детский санаторий. Белый Ворон и Великий Змей.
Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)
Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.
Иллюстрация из сети Интернет.
Когда Белый Ворон услышал в темноте пещеры Голос, он очнулся и вернулся в реальный мир, превратившись в Сашу Суворова, пациента детского санатория в Чекалине. Немедленно горячо и гулко забилось сердце в груди, взволновалось дыхание, и мышцы тела напряглись в инстинктивном желании «тикать», бежать, нестись их этого запретного сарая-конюшни, в которой, я знал это, обитал сердитый, хмурый и молчаливый дядька, с которым всем нам строго было запрещено общаться. Однако что-то заставляло меня не трогаться с места, хотя и напрячься, как сжатая пружина…
- Ящерка хитра, - продолжал размеренно, спокойно и приветливо говорить Голос. – Любопытная. Ловкая. Её даже кот не может поймать. Ты моего котяру знаешь?
- Нет, не знаю, - опять хриплым от волнения голосом ответил я.
- О! Мой котяра, что твой кагуар, - с гордостью сказал уже не Голос, а его обладатель – пожилой мужчина, которого я увидел в полумраке сарая; он сидел на табуретке у стола, более похожего одновременно на столярный и слесарный верстак.
По мере того, как Голос в пещере из призрака превращался в реального человека, очертания внутренностей сарая-конюшни обретали для меня реальный вид и видимость.
В центре сарая стояла на четырёх колёсах большая деревенская телега с бортами из досок. Её оглобли были задраны к потолку сарая-конюшни и были подвешены к поперечной балке. За телегой по правой стороне сарая располагались дощатые выгородки, пространство за которыми было битком набито сухим сеном. По левой стороне сарая-конюшни на дощатой стене располагалось множество интереснейших вещей, предметов и инструментов: тут на колышках висели хомуты, дуги, упряжь, грабли, лопаты, вилы, косы и много что ещё.
Далее, за телегой, было пространство Голоса, то есть хозяина этого сарая-конюшни. Это пространство было разделено вдоль на две неравные части: правая часть была загоном или яслями для лошади санатория, а в левой открытой части, завешенной какой-то странной неровной материей, была мастерская и каморка хозяина сарая-конюшни. Вот отсюда-то, он, отдёрнув занавеску, и говорил со мной, сидя на табуретке.
В сарае-конюшне было темно, хотя я краем глаза видел, что на балках сарая и в каморке её хозяина всели лампочки с жестяными абажурами, но они не светили. Поэтому в сарае был густой полумрак и свет проникал в сарай только через приоткрытую дверь (воротины) и «продух» - полукруглое окошко, вырезанное в задней торцовой стене сарая-конюшни. В этом полумраке я не видел лошади в яслях, но по запаху и по звуку её топтания чуял о её существовании.
Я не знал, что мне делать и как мне быть, и хотел уже мигом убежать, но чудное слово «кагуар», задержало меня.
- Кагуар? – невольно и недоумённо спросил я. – Что такое кагуар?
- Не что, а кто, - с лёгкой усмешкой ответил хозяин сарая-конюшни, так и не вставая со своей табуретки. – Это североамериканский горный лев или пума, по-вашему. Мой котяра хотя и мал, но по ярости, наглости, хитрости и мужеству не уступит даже пуме. Мышей и крыс ловит и душит только так!
Я невольно вздрогнул и осторожно огляделся по сторонам, но нигде не увидел этого грозного «котяру».
- Он прячется, - доверительно и дружелюбно сказал хозяин сарая-конюшни. – Увидел незнакомца и спрятался, но ты знай: он сейчас где-то сидит сверху и следит за тобой. Если дёрнешься, сделаешь резкое движение, то он на тебя прыгнет и задерёт своими когтями. Так что поспокойней. Ладно?
Я только молча кивнул головой. Общение прервалось. Мы оба застыли в ожидании.
- Как тебя зовут? – спросил хозяин сарая-конюшни.
- Белый Ворон, - машинально, не задумываясь и беспокойно оглядываясь по сторонам, ответил я.
- Ворон? – с удивлением спросил мужчина. – Может быть «ворона»? Белая ворона?
- Нет, - решительно и уже без хрипоты смущения ответил я. – Белый Ворон.
- А по жизни?
- Саша Суворов, - спохватился я и ответил уже не мужественным и гордым голосом Белого Ворона.
- Тоже ничего, - с уважением протянул мужчина. – Где-то я уже эту фамилию слышал. Сильная фамилия. А почему ты Белый Ворон?
- Играю, - вдруг честно признался я. – В индейцев, по книжке Сетона-Томпсона.
- Вон чего… - протянул удивлённо мужик. – «Маленькие дикари». Читал, читал… Правда, давно. Очень давно.
- Но тоже играл, - вдруг растерянно и туманным голосом сказал мужик. – Вдвоём с братом…
- А вы кем были? – осторожно спросил я, нарушая наше общее молчание. – Как вас тогда звали?
- Великий Змей, - торжественно и гордо ответил мужик, встал с табуретки и сделал приглашающий жест рукой. – Заходи…
Вот так я познакомился с Великим Змеем, которого ещё звали Чингачгук, подружился с ним и он стал моим наставником в моей тайной игре в индейцев.
«Великий Змей» оказался Иваном Филипповичем, рождённым ещё в прошлом XIX веке, фронтовиком, танкистом и орденоносцем. На стене сарая в матерчатом чехле висел на «плечиках» его парадный пиджак с орденом Красной Звезды, медалью «За Отвагу» и другими разными медалями и знаками. Этот пиджак, орден и медали я увидел потом, много позже, когда пришёл к Ивану Филипповичу прощаться перед отъездом из детского санатория домой, в Суворов.
Этот пиджак Иван Филиппович надевал только по великим праздником, одним из которых он считал «День Победы» 9 мая. В этот день он, как правило, тихо и одиноко пил водку, закусывал солёными огурцами и тушенкой из консервной банки и вспоминал своих погибших в бомбёжке жену и дочку, а также сгоревших в его танке товарищей из экипажа. При этом он не пел, а мычал какие-то песни и смотреть на него в это время было страшно…
Лицо у Ивана Филипповича было «старым», морщинистым, прорезанным глубокими складками, небритым, но при этом его борода не вырастала, а оставалась грубой щетиной. От пережитого и небритости выражение лица Ивана Филипповича почти всегда было с виду грубым, напряжённым, суровым, смурным, нахмуренным, отталкивающим, но иногда он вдруг преображался и тогда глаза, взгляд Ивана Филипповича становился волшебно добрым, внимательным, заботливым и даже ласковым.
Например, в тот день, когда мы с ним познакомились в его сарае-конюшне, он искренне удивился тому, что я «Белый Ворон» и всколыхнул его детские воспоминания, и он вдруг на некоторое время превратился снова в «Великого Змея» - вождя-вожака ребяческой компании, которая также самозабвенно и весело играла в «индейцев». Вот почему между нами возникла какая-то симпатия, притяжение друг к другу и сделала это наша общая знакомая – его юркая Ящерка и моя Фея красоты и страсти.
Нянечки, санитарки, а также медсёстры и даже сама «главврачиха» детского санатория в Чекалине жалели Ивана Филипповича, заботились о нём, подкармливали его и его друга и работника – лошадь, которая тоже дружила с Иваном Филипповичем, и как я потом убедился, даже любила и ревновала его ко всем работникам санатория и даже ко мне. В день нашего знакомства эта лошадь, стоя в своём «деннике», волновалась, мотала головой, нервно топталась и даже несколько раз билась грудью в дверь стойла.
Иван Филиппович её тихо успокаивал, уговаривал не шуметь и упрекал за не гостеприимство, но лошадь нервно встряхивала головой, косилась на меня тёмным выпуклым глазом сквозь длинную густую чёлку и нервно скалила зуба.
- Это ваш мустанг? – спросил я Великого Змея, гордясь своими познаниями в истории индейцев. – Конь или кобыла?
- Ага, - ответил Великий Змей. – Мерин.
- Мерин? – удивился я. – Звучит как Мерлин.
- А он и есть Мерлин, - загадочно усмехаясь, сказал Великий Змей. – Умный, чертяка! Всё понимает. Только говорить не может.
- Да ещё есть любит не в меру! – укоризненно воскликнул Великий Змей. – Да не сено-солому и овёс, а котлеты ему подавай… с картошкой. Избаловал я его.
- Можно я его угощу? – спросил я Великого Змея.
- А ты умеешь?
- Да, я в Дальнем Русаново нашу лошадь кормил с руки.
- Ну, попробуй, - сказал Великий Змей и дал мне чёрствый кусок чёрного хлеба.
Я положил хлеб на ладонь, растопырил пальцы в стороны и вниз так, чтобы ладонь с хлебом оказалась площадкой, а затем тихонько подошёл к стойлу, за которым беспокоилась лошадь. Мерлин учуял запах хлеба, отступил на шаг вглубь стойла, недоверчиво оглядел меня со всех сторон, а потом всё же подошёл к двери, высунул голову ко мне и вдохнул мой и хлебный запах.
Я стоял неподвижно и без особого страха смотрел на то, как Мерлин вздёргивает верхнюю губу, скалит свои огромные жёлтые зубы и тянется, тянется к моей ладони с куском чёрного хлеба. Великий Змей стоял рядом со мной и немного сбоку, как бы между мной и Мерлином. Наконец Мерлин осторожно, щекоча меня редкими жёсткими волосками на верхней губе по ладони, схватил кусок хлеба, мотнул вверх головой, тут же отступил назад и начал со смакованием жевать этот кусочек хлеба. Потом он уже смело снова высунулся и начал тыкаться губами в мои ладони и в плечо Великого Змея, прося добавки. Мы дали ему ещё хлеба и он уже не брыкался и не топтался в своём стойле. Признал…
Больше всего успокоило Мерлина наша неспешная беседа с Великим Змеем об игре в индейцев.
- Перво-наперво тебе надо найти перо, - авторитетно сказал Великий Змей. – Перо для индейца, что паспорт для гражданина: документ и знак, что он индеец; оперённый, значит, признанный. Если в причёске индейца есть перо, значит, он мужчина, воин, охотник.
- Обычно перо индейцы добывают на своей первой охоте, когда либо стрелой сбивают птицу, либо ловят её в силки или капкан, ловушку. Тебе достаточно найти где-нибудь своё перо.
- Раз ты Белый Ворон, значит, тебе надо найти белое перо.
- Но белого вороньего пера не бывает, - сказал я печально. – Вороны же чёрные или серые.
- Откуда ты знаешь, что бывает, а что не бывает. Всякое в жизни случается, - сказал с усмешкой Великий Змей; он вообще в разговоре со мной почти всё время слегка хитро и весело усмехался.
- Ищи и тебе откроется, - сказал Великий Змей таким тоном, как будто он провозгласил какую-то великую истину или мудрость.
- Ищи! Только не забудь сразу же, как найдёшь, вымыть перо в струе живой, то есть текучей воды, а руки свои – с мылом, и тщательно. Не забудь!
Я потом долго исследовал территорию детского санатория в Чекалине, облазил все места и уголки двора и игровой площадки, находил множество перьев разных птиц от воробьёв, до голубей и даже ворон (наверное), но все они были либо маленькие по размеру, либо повреждённые, либо старые, трухлявые, либо свежие, но не белые.
Великий Змей молча следил за моими поисками, забраковывал найденные птичьи перья, а потом однажды что-то прошептал своему котяре, который, в отличие от лошади Мерлина, не признал и не хотел меня признавать, резко, по-кошачьи, взметнулся по приставной лестнице на балки сарая-конюшни и куда-то прошмыгнул в дальнем его конце, у самого окошка продуха. Потом за стеной сарая-конюшни у поленницы дров я нашёл много разных перьев, и даже часть крыла сизой голубки, из которого я выдернул три замечательных светло-сизых чистых и целых пера. Так я стал обладателем грустного и печального, но красивого индейского головного убора.
Это Великий Змей показал мне как на длинную полоску ткани, оторванную от подкладки моей куртки, закрепить эти перья в ряд нитками. Я сопел носом, старался, исколол пальцы швейной иголкой, которую дал мне Великий Змей, но сам «пришил» эти перья к полоске ткани и теперь я ходил с лентой, обёрнутой вокруг головы по лбу, и над моей головой гордо и независимо торчали три сизых голубиных пера…
Увидев мой индейский головной убор, Петька, самый старший среди нас мальчишка, грубо ухмыльнулся и грубо пошутил, со смыслом заявив, что «Суворов обзавёлся триппером» и «показывает всем, что он голубой». Я сначала не понял смысла его «шуточек», да и ребята вокруг тоже ничего не поняли, поэтому отнёсся к словам Петьки без особого внимания, но его подружка Людмила «вспыхнула» от возмущения, сказала ему во всеуслышание, что он «дурак» и убежала от него. Петька смутился и потом весь день пытался загладить свою вину, даже немного поиграл со мной в индейцев, стреляя моими стрелами из моего индейского лука.
Индейский лук и стрелы были вторым делом, которое мы с Великим Змеем сделали после изготовления индейского головного убора из перьев. Лук и стрелы мы сделали настоящие, «всамделишные»...
- Главное в луке – упругость. В ней вся сила лука. Чем лук упружистей, тем мощнее он посылает стрелу в цель, - сказал авторитетно Великий Змей.
- Поэтому нам для лука нужна такая деревяшка, которая была бы упругой, но лёгкой, не жёсткой. Ищи такую…
- Да где же я её найду? – с чуточкой возмущения спросил я Великого Змея.
- Кто ищет, тот находит. Ищи. Пробуй ветки и деревяшки на упругость, и ты найдёшь, чего ищешь.
И я начал искать упругую ветку или деревяшку для индейского лука.
Сначала я исследовал ветки и стебли колючего кустарника акаций, который рос по периметру забора нашего детского санатория. Ветки акации были корявые, а стебли, хотя и длинные, почти прямые, но в сыром виде были не упругие. Потом я начал лазить на деревья, которые росли на территории санатория и игровой площадки. Здесь были липы и тополя.
Ветки тополей были самыми пригодными для изготовления индейского лука, потому что были ветки прямые и достаточной толщины и упругости, но опять же сырые ветки хорошо сгибались, но плохо разгибались; силы и мощи в них не было. Ветки лип вообще никуда не годились, они были мягкие, слабые; из них можно было бы делать стрелы, да и то, гибкие, слабенькие, не упругие. Я отчаялся…
Ребята и девчонки видели мои старания, лазания на деревья, поиски и терялись в догадках, чем же я так увлечённо занимаюсь. Мои три сизых пера над головой подсказали ребятам, что я играю в «индейцев» и некоторые из них начали мне помогать. Петька, например, подсаживал меня, чтобы я мог залезть на дерево, сам залезал, искал подходящие ветки. Своим «ножичком» он помогал мне их срезать, за что был немедленно обруган санитарками, согнан вместе со мной с дерева и, под угрозой наказания, изгнан с игровой площадки.
Так ничего не найдя подходящего, я вернулся к Великому Змею и с понурой головой признался, что все ветки и палки, которые я использовал для того, чтобы изготовить «настоящий» индейский лук не годятся, ломаются, гнутся, не хотят быть упругими. Великий Змей спокойно и невозмутимо выслушал меня и сказал, что я ищу не там, где надо, а надо мне найти ровную сухую прямослойную деревянную рейку.
- Да где же мне её найти в этом санатории?! – в сердцах громче, чем следовало, воскликнул я. – Тут рейки могут быть только на заборе, на стене дворового туалета или на стенах вашего… (я хотел было сказать «сарая», но сказал иначе) убежища!
- Вот именно, - опять спокойно и невозмутимо, как и положено индейскому Великому Змею, ответил Великий Змей.
- А-а-а.., - протянул я, догадываясь о недосказанном, и опять отправился на поиски заготовки для моего индейского лука.
Много времени, внимания и сил я потратил на поиски подходящей рейки или доски, которая могла бы быть использована для изготовления индейского лука, а нашёл я её на стенке сарая-конюшни, и была она, судя по цвету древесины, приколочена к стене недавно. Я мысленно сказал пару «ласковых слов» хитрому Великому Змею и попытался оторвать квадратную в сечении рейку от стены сарая. Рейка отскочила свободно, как будто нарочно была еле-еле прибита гвоздиками. Стараясь быть спокойным и невозмутимым, я пришёл с этой рейкой к Великому Змею.
- Нашёл? Молодец, - сказал мне Великий Змей. – Вот и делай из этой рейки свой лук. Как ты будешь его делать? Расскажи…
- Очень просто, - сказал я с воодушевлением. – Обстругаю ножиком концы рейки, чтобы потоньше были, потом привяжу к одному концу тетиву, потом согну лук и привяжу другой конец тетивы. Потом сделаю стрелы и буду стрелять.
- Правильно, - согласился Великий Змей. – Только как ты будешь строгать рейку относительно слоёв древесины. Покажи…
Я показал и Великий Змей «сделал» недоумённо-недовольное выражение своего морщинистого сурового лица. Опять с усмешкой…
- Смотри, - сказал Великий Змей и показал мне три узкие щепочки разной длины, который «вдруг» оказались у него на столе. – Эти три щепочки есть слои древесины. Когда они вместе и одной длины, то попробуй их согнуть…
Великий Змей сложил вместе три щепочки и дал мне, чтобы я их согнул. Я с трудом и с усилием двумя руками сумел их только чуть-чуть изогнуть.
- А теперь мы их расположим так, чтобы одна была длинная, вторая – короче, а третья – совсем короткой. Вот так…
Великий Змей сложил три щепочки по длине «уступом» и опять дал мне, чтобы я их сгибал.
- Смотри. Ты сгибаешь щепки, то есть слои древесины, на расщепление. Они легко расщепляются, и тут нет никакой упругости. Видишь?
- А теперь попробуй согнуть их в обратную сторону. Видишь как легко сгибается длинная щепочка в конце, но упирается в среднюю, а та - в маленькую? Вот так же устроены рессоры в автомобиле, и они очень упругие.
- Так что строгать рейку надо так, чтобы при изгибе лука слои древесины сжимались, а не разжимались и раскалывались. Понял теперь?
Я всё понял и с радостью подумал, что как мне повезло, что я познакомился и подружился с Великим Змеем. Белый Ворон был очень доволен и рад, но не подал виду, а начал своим перочинным ножичком строгать длинную рейку так, чтобы слои древесины были похожи на рессору автомобиля.
Строгать рейку тупым ножичком было очень трудно, мои руки быстро устали. Великий Змей терпеливо и, почти не косясь в мою сторону, выждал некоторое время, а потом снова невозмутимо и как бы вскользь обратился ко мне.
- И долго ты собираешься мучить рейку своим ножичком? Может быть лучше рубанком?
Рубанок тоже оказался вдруг рядом, и он был настроен таким образом, что снимал тонкую красивую завитую стружку с рейки. Я старательно пытался строгать, но у меня получалось неровно, «кусками», с «затыком».
Великий Змей отобрал у меня рубанок, приладил рейку на верстаке между торцевыми упорами и ласково, ровно, не нажимая на рубанок, начал водить им по рейке так, что у него получалась длинная тонкая завитая стружка. Под умелыми руками Великого Змея будущий индейский лук получил квадратную в сечении рукоятку и два почти плоских луча лука с утончением к концам.
- Теперь возьми вот эти осколки стекла и циклюй все поверхности и грани лука, чтобы они были гладкие, не шершавые и красивые, - сказал мне Великий Змей. – Только пальцы смотри не порань.
Я не знал, что означает слово «циклюй», но догадался, что это значит острым сколом стекляшки строгать древесину и заглаживать её поверхность. Я с азартом принялся за работу. Вскоре заготовка лука была полностью готова. Будущий лук был очень красивый. Белый Ворон возгордился содеянным…
- Рано радуешься, Белый Ворон! – сказал с усмешкой Великий Змей. – Теперь лук надо пропитать олифой и покрыть лаком, чтобы он не отсыревал и не терял своих упругих свойств.
Олифа? Лак? Да где же мне их взять? Белый Ворон тут же сник, но постарался не подавать виду.
- А можно олифу и лак заменить подсолнечным маслом? – вдруг спросил я голосом моего папы, учителя труда и машиноведения Суворова Сергея Ивановича.
Великий Змей молча воззрился на меня и крякнул от изумления…
- Откуда у тебя это? – спросил он. – Сам догадался или подсказал кто?
- Сам, - неуверенно ответил я. – Масло же тоже предохраняет от влаги, а подсолнечное - оно как олифа или лак.
- Верно, - подтвердил Великий Змей. – Если нет олифы или лака, то можно и маслом. Даже сливочным. Только горячим, жидким.
Олифа и лак тоже нашлись в закутке Великого Змея в его сарае-конюшне. Вскоре наш будущий индейский лук висел на стене и источал прекрасные запахи олифы и лака. От этого запаха и усталости от работы у меня разыгрался «чудовищный» аппетит и Великий Змей прогнал меня в санаторий, чтобы я там «подкрепился для будущих приключений».
После ужина я опять сунулся в сарай-конюшню к Великому Змею, но на дверях-воротинах висел большой амбарный замок, его не было и только его верный мерин Мерлин что-то там жевал, вздыхал, всхрапывал и источал прекрасные деревенские запахи, от которых воротили свои носики санаторские девчонки, да и некоторые ребята.
Вечер я полностью посвятил чтению книги Сетона Томпсона «Маленькие дикари», чтобы назавтра я был готов к общению с Великим Змеем, который для меня реально становился по-настоящему великим.
Следующий весь день полностью мы посвятили изготовлению стрел, их оперения и наконечников. Для этого Великий Змей не направил меня на поиски ровных веточек для стрел, а сам наколол от короткой прямослойной доски узкие рейки. Затем он расколол их на две-три тонкие рейки-заготовки для стрел, а я рубанком, ножичком и осколками стекла их выровнял, проциклевал, а потом ещё и ошкурил двумя видами наждачной бумаги – среднезернистой и мелкозернистой. Древки круглых в сечении стрел для лука мы тоже проолифили и покрыли тонким слоем лака.
У Великого Змея опять как бы «вдруг» оказались использованные консервные банки, из которых он специальными ножницами по металлу выкроил полоски для будущих наконечников стрел. Великий Змей показал мне, как надо сгибать жесть консервных банок в трубочку, чтобы потом обжать ею концы стрел. Несколько наконечников мы сделали заострёнными и треугольными, но потом нам запретили пускать стрелы с такими острыми наконечниками...
А вот перья для оперения стрел мне пришлось поискать по всей территории нашего детского санатория. Мои тщательные поиски заметили ребята и начали приставать ко мне с вопросами, но я упорно отмалчивался и только когда я нашёл несколько отличных перьев голубей, ребята догадались, что я опять играю в «индейцев». Они тащили мне всякие перья в желании узнать мою тайну, тайну Белого Ворона. Да кто же её откроет!?
Когда лук и стрелы были готовы, возникла проблема – из чего делать тетиву для лука. Белый Ворон предложил вытащить шнурки из моих осенних ботинок, связать их и использовать (временно) в качестве тетивы для лука. Великий Змей благосклонно, не вдаваясь в разъяснения, но опять с лёгкой невозмутимой усмешкой позволил мне опрометью броситься в санаторий, в спальню и принести мои шнурки из ботинок.
Когда Белый Ворон, гордясь своей находчивостью, принес шнурки для тетивы лука, Великий Змей показал мне простой «морской узел», которым я сам связал концы шнурков. Затем Великий Змей взял полученную длинную тетиву и растянул её руками. Шнурки натянулись и с виду были крепкими, прочными, тугими, но когда я торопливо привязал один конец шнурковой тетивы к одному концу лука, согнул его и попытался привязать другой конец тетивы к другому концу лука, шнурок лопнул…
- Это потому, - сказал невозмутимо Великий Змей, - что шнурки нитяные, матерчатые. Они тянутся и не такие прочные, чтобы из них делать тетиву индейского или боевого лука. Тут нужна дратва.
- Дратва? – ошарашенно спросил я. – Сапожная дратва? Да где же её взять?
Отчаяние душило меня и к нему присоединилось отчаяние от потери шнурков от моих осенних ботинок, в которых можно и нужно было бы гулять и ходить в дождливую прохладную погоду. Теперь мне придётся всё время ходить и бегать в старых расшлёпанных «братановых» китайских кедах с протёртой до дыр подошвой…
- Об этом тебе, белый Ворон, следовало бы подумать заранее, - важно сказал Великий Змей. – А ты всё рефлексуешь, как птенец несмышлёный. Прыг-скок, прыг-скок. Захотел – сделал, а нет, чтобы сначала подумать, как сделать, что сделать, что будет, если и так далее.
- Белый Ворон на то и белый, что отличается от всех своих чёрных и серых собратьев, что прежде думает, а потом делает, - сказал после паузы Великий Змей, как по волшебству достал откуда-то другие два новеньких шнурка для ботинок и отдал их мне.
Белый Ворон с облегчением на сердце и душе взял у Великого Змея два волшебных шнурка и молча вдруг неловко прислонился-прижался плечом к боку Великого Змея. Великий Змей помедлил немного, потом положил свою тяжёлую руку на плечо Белого Ворона, подержал её чуть-чуть на плече, а потом молча оттолкнул меня в сторону.
- Смотри, как добывается отличная крепкая дратва в домашних условиях, - сказал глухим голосом Великий Змей. – Берём старый использованный шкив от ременной передачи и изнутри делаем аккуратно поперечный надрез до корда. Вот так…
Великий Змей снял с гвоздика длинное кольцо шкивной клинообразной в плане ленты и с внутренней стороны сапожным ножом сделал надрез до белесых нитей, «залитых» в резине ленты. С усилием он отодрал слой резины и обнажил целый ряд этих белесых нитей. Тоже самое он очень осторожно сделал с наружной стороны ленты и таким образом совсем освободил ряд нитей корда от резины. Вскоре в руках Великого Змея оказалась тонкая лента из слепленных в ряд нитей корда. Великий змей отделил от этой ленты три нити и показал их мне.
- Вот наша будущая тетива, - сказал Великий Змей. – Теперь её нам надо сделать, оплести концы-петли и серединку.
- Это как же? – с недоумением спросил я.
- Сейчас увидишь.
Великий Змей воткнул в пазы на своём столярном верстаке два колышка и надел, натянул на них кольцо из нитей корда. Затем опять, как по волшебству, хитрый и мудрый Великий Змей достал с полки катушку от швейных ниток, на которой уже была намотана одна длинная кордовая нить. После этого он терпеливо и не торопясь начал обматывать посередине каждую нить будущей тетивы лука.
- Тетива лука не должна быть тонкой, - говорил Великий Змей, медленно и тщательно, виток к витку, обматывая каждую нить тетивы тонкой кордовой нитью. Перед этим место обмотки чуть-чуть он смазал жидким пахучим клеем БФ-4 из тюбика. – Если тетива лука будет тонкой, как леска, то она будет резать пальцы, а если будет толстой, как верёвка, то не будет упругой.
- Кроме этого, - говорил Великий Змей, - тетива при выстреле вибрирует и чем меньше она дрожит, тем точнее выстрел. Для этого тетива должна быть не тонкой и не толстой, а такой, как у нас с тобой.
- Тут важно, чтобы лук был Тугой по твоей силе, - сказал Великий Змей, заканчивая оплётку каждой нити будущей тетивы кордовой нитью; он намотал обмотку длиной по 10 см каждая.
- Чем лук туже, тем толще должна быть тетива, - это и ежу понятно. Так?
- Так, - ответил я, с нетерпением смотря, как Великий Змей протягивает по колышкам-шкантам кольцо будущей тетивы лука таким образом, чтобы обмотанные участки обернулись вокруг колышков; я уже догадался, что эти участки будут надеваться на концы лука.
- Тетивы лука должна быть прочной. Она не должна растягиваться в длину, рваться и ослабевать от резких сокращений её длины, поэтому нити тетивы должны быть упругими. Лучшие нити для тетивы лука – корд из шкивов ременной передачи.
- Теперь обмотаем у шкантов обе нити в одну и таким образом сделаем концевые петли тетивы, - сказал Великий Змея и терпеливо, аккуратно, но с усилием начал кордовой нитью, смазанной клеем БФ-4, тесно обматывать обе нити тетивы вблизи деревянных колышков-шкантов. Нити тетивы соединились, и она приобрела настоящий красивый вид.
- Теперь обмотаем то месту в середине тетивы, куда мы будем упирать стрелу, - сказал Великий Змей и я увидел, что он уже немного устал.
- А можно я попробую? – несмело спросил Белый Ворон Великого Змея.
- Я уж думал, что ты не попросишь, - усмехнулся Великий Змей и косо взглянул на меня своим опушенным бровями и ресницами мудрым глазом.
Сопя от усердия и натуги носом, я начал обматывать липкой от клея БФ-4 кордовой нитью середины будущей тетивы индейского лука, стараясь аккуратно, как Великий Змей, укладывать витки обмотки тесно и крепко друг к другу. Сначала это получалось очень трудно, у меня тут же устали от напряжения пальцы и руки, но потом всё пошло на лад и вскоре середина будущей тетивы лука украсилась местом для стрелы. Тетива приобрела нужный «товарный» вид.
- Ну, вот, - удовлетворённо сказал Великий Змей. – Отличная тетива для лука. Хоть в магазин неси.
- Теперь пусть сохнет в таком виде, а завтра мы её натянем на лук и попробуем стрельнуть разок.
Я с разочарованием и нетерпением взглянул в лицо Великого Змея: он улыбался и одновременно хитро поглядывал не меня. Остаток дня мы потратили на изготовление стрел и мишени для стрельбы из лука. Великий Змей рубанком обрабатывал берёзовые штапики, а я шкуркой разного зерна доводил древки будущих стрел «до ума». Затем мы либо оборачивали концы будущих стрел жестью от консервных банок и сплющивали («закругляли») наконечники, либо вырезали ножницами по металлу из жести «боевые» наконечники по трафарету с «загибом», которым крепили плоскогубцами «жало» острого наконечника. Так мы сделали 20 стрел для нашего индейского лука.
Древки всех стрел мы пропитали олифой, покрыли лаком и оставили сушиться на столярном верстаке, аккуратно прислонив под углом каждое древко к стенке сарая-конюшни.
До этого мы, больше всего я, сделали оперение нашим будущим стрелам. Для этого Великий Змей острым сапожным ножом разрезал вдоль голубиные перья на две половинки, а я ножницами обрезал коны и оформил перья в одинаковые части будущего оперения стрел. Затем Великий Змей на более толстом конце древка будущей стрелы большим и острым гвоздём процарапал по две противоположные бороздки, в которые я приклеил клеем БФ-4 половинки голубиных перьев. Вот в таком виде готовые стрелы сушились всю ночь.
Только на третий день после покраски лука и стрел Великий Змей разрешил мне опробовать наш индейский лук. До этого мы плели из лозы индейскую мишень, больше похожую на большое плетёное блюдо для овощей и фруктов. При этом опять, как по волшебству, у Великого Змея вдруг оказался пучок ошкуренных тонких ивовых веток и умение плести корзины. Мишень получилась красивая, с «завитками» и «ручкой», за которую её удобно было вешать на сучок дерева или на гвоздь на стене сарая-конюшни.
Великий Змей первым опробовал наш индейский лук. Он медленно и аккуратно, с «выдержкой», приладил на концы лука нашу красивую «стройную, как струна» тетиву (выражение Великого Змея). Затем он несколько раз опробовал лук на «натяг». Потом он затем приладил стрелу. После этого встал в «позу», натянул тетиву до своего носа и вдруг выстрелил…
Тетива лука издала звук, как струна контрабаса, оперенная стрела «вспорхнула», как испуганная птица, и стремительно воткнулась прямо в центр плетёной ивовой мишени на противоположной стене сарая-конюшни. Мерин Мерлин в своём загоне вскинул вверх голову, мотнул ею, встряхивая гривой, всхрапнул, а затем высунул с любопытством свою большую лобастую голову поверх дверей загона.
Мы с Великим Змеем подошли к мишени. Стрела с «боевым» наконечником воткнулась в дощатую стенку сарая. Великий Змей с сомнением покачал головой.
- Да. С такой силой стрелой с наконечником стрелять нам не позволят, - сказал он. – Будешь стрелять с тупым наконечником и не «на убой», а «на меткость». Ясно?
- Ясно, Великий Змей! – радостно ответил я и вопросительно посмотрел на него.
- Ладно уж, бери. Давай на позицию! – помедлив, и опять с лёгкой усмешкой сказал Великий Змей.
Моя первая стрела полетела вкривь и вкось куда-то не туда и пропала где-то в сене для мерина Мерлина. Мерлин с любопытством, не прячась, следил за полётом стрелы и смотрел на нас с Великим Змеем.
Вторая моя стрела ударилась рядом с мишенью и упала на земляной пол сарая-конюшни. Мерин Мерлин фыркнул почти так же, как усмехался Великий Змей, и отвернулся от меня вглубь своего загона.
Третья моя стрела с характерным шуршанием воткнулась в плетёную ивовую мишень почти вблизи от её центра и застряла в ней, косо повиснув. Я немедленно возликовал, но постарался не подать виду. Голова мерина Мерлина снова появилась над дверцей загона.
- Попал, - сказал Великий Змей. – Молодец. Теперь надо попасть с силой так, чтобы стрела вонзилась в мишень. Натягивая тетиву сильнее, прямо к самому своему носу.
Я не замедлил выполнить совет Великого Змея, натянул тетиву до самого носа, прицелился с учётом пологой траектории полёта стрелы и отпустил стрелу в полёт. Лук туго и звонко «бздыкнул», как струна контрабаса, почти мгновенно распрямился и метнул стрелу прямо в центр ивовой мишени. Великий Змей досадливо «крякнул» за моей спиной и мы с ним пошли собирать выпущенные стрелы.
Великий Змей и Белый Ворон молчали, не показывая виду, что довольны и немного волнуются. Мы собрали все 20 стрел и оба стояли возле нашего столярного верстака, не зная, что сказать друг другу. Создание индейского лука было окончено и мне, Белому Ворону, не терпелось выйти наружу, на простор, во двор и на игровую площадку нашего детского санатория, чтобы показать ребятам и девчонкам наш индейский лук, мишень, стрелы и стрельнуть в неё при людях…
- Вот и всё, - сказал глухо Великий Змей. – Бери свой лук, Белый Ворон, и иди в мир. Теперь ты знаешь, как делать настоящий индейский лук, стрелы и мишень. Знай и то, Белый Ворон, что этот лук не простой, а настоящий, боевой и он стреляет не только в мишень, но и куда угодно.
- Стрела из этого лука, - веско, сурово и даже мрачно сказал Великий Змей, - может попасть в плетёную мишень, в дерево, в кусты акации, в птицу, в окно детского домика, в человека, в его лицо и в его глаз, а это уже не мишень, а живая плоть. С болью и кровью, со страданием и ответственностью, вплоть до уголовной.
- Помни это всегда и всегда имей это себе на «уму», - сказал Великий Змей. – Давай стрелять из своего лука только тем, в ком ты уверен, что они не попадут и не стрельнут «просто так», безответственно, в кого или во что угодно.
- Выстрел стрелой из лука – это проверка человека на ответственность, на умение владеть собой и контролировать себя и других, проверка «на вшивость», сказал напоследок Великий Змей. – Проверка, в том числе и в первую очередь, тебя самого, Белый Ворон. Знай это и помни об этом всегда.
- Каким бы ни был слабым и игрушечным лук, всё равно, это оружие и только тот настоящий индеец, настоящий мужчина и настоящий воин, кто умеет владеть своим оружием так, чтобы оружие не владело им самим. Ясно?
- Как это? - спросил я Великого Змея.
- Каждому мальчишке до смерти хочется пострелять из какого-либо оружия, - пояснил мне Великий Змей. – Я, например, тоже очень хочу еще пострелять из твоего лука, но я взрослый человек, прошедший войну, и я знаю, что такое стреляющее оружие, которое может не только попадать, но и убивать. Поэтому я сдерживаю свои хотения и желания до поры и до времени, когда применение оружия будет необходимым и оправданным. Теперь понял?
- Да, - неуверенно ответил я.
- Ничего, со временем ты всё поймёшь сам, - сказал мне Великий Змей и легко подтолкнул меня в спину к двери-воротинам сарая-конюшни.
- Надеюсь, что ты не будешь всем и каждому рассказывать, что это я помог тебе сделать настоящий индейский лук? – спросил меня в спину Великий Змей.
- Да, - немедленно обернулся и ответил я голосом Белого Ворона. – Белый Ворон никому не расскажет об этом и сохранит тайну, хотя это будет трудно сделать.
- Я верю в тебя, белый Ворон, - сказал Великий Змей и у его ног на земляном полу я заметил юркую серо-зелёную ящерку. Они оба и мерин Мерлин за их спинами проводили меня взглядами и я вышел на солнечный двор нашего детского санатория в Чекалине.
Моё внезапное появление на игровой детской площадке с луком, стрелами и плетёной ивовой мишенью в руках произвело взрывное шокирующее воздействие. Меня не просто обступили, не просто обратили на меня внимание, а облепили жадной колышущейся и толкающейся толпой. Бесчисленное количество рук начало сначала трогать мой лук, стрелы и мишень, а потом просто рвать-вырывать их у меня. Дежурные санитарки и нянечки на игровой площадке помогли мне отбиться от желающих тут же воспользоваться моим луком и стрелами.
Вскоре на площадке появилась наша главврачиха детского санатория и строго начала допрашивать меня на предмет откуда появился сей лук и стрелы, и кто помог мне их изготовить. Я либо просто молчал, потому что вопросы главврачихи сыпались один за другим, либо что-то невнятно отвечал, но при этом крепко держал руками свой лук и стрелы (мишень у меня всё же отобрали и она валялась у меня под ногами).
- Для чего ты сделал этот лук и стрелы?! – громко и гневно спрашивала меня главврачиха. – Ты умеешь стрелять из лука? Ты знаешь, что можешь попасть стрелой в глаз ребёнку? Ты понимаешь, что это запрещено!
Главврачиха не просто с прашивала меня, а с каждым вопросом всё больше ярилась и сердилась, настраивала себя на полное отторжение и запрещение моего лука и стрел. Ребята и девчонки вокруг стихли, затаились и только тесной толпой несогласно теснились, не выпуская ни меня, ни главврачиху, из своего круга.
- Давайте я покажу, как стрелять из этого лука? – сказал-спросил я главврачиху внезапно спокойным, размеренным и авторитетным «взрослым» голосом моего друга и наставника Великого Змея.
Главврачиха внезапно запнулась со своими вопросами и на секунду замолчала.
- Давайте! Давайте! – тут же заорали все ребята и девчонки, даже самые маленькие. Все с нетерпением хотели посмотреть, как я буду стрелять из лука. – Давайте! Разрешите! Пусть стрельнет! Хоть разочек!
Главврачиха колебалась и растерянно озиралась вокруг. Я молча подал ей стрелы с «безопасными» жестяными наконечниками «заглаженной трубочкой». Другие ребята подняли с земли плетёную ивовую корзину-мишень и подали ей.
Главврачиха внимательно осмотрела стрелы и мишень, потом спросила, куда, в какую сторону я буду стрелять и я показал ей на стену нашего дворового летнего дощатого туалета. Старшие ребята тут же нашли щепку-ветку, воткнули её в дырку от сучка в досках стены туалета и повесили на неё плетёную мишень. Я вместе с толпой ребятни отошёл на несколько метров от мишени, молча рукой отстранил самых любопытных и нетерпеливых подальше от себя, встал «в позу», приладил стрелу, медленно поднял лук, натянул тетиву до самого кончика носа, прицелился с учётом траектории полёта стрелы и выстрелил.
Лук громко «фыркнул», тетива вибрирующе зазвенела, как басовая струна контрабаса, а стрела вспорхнув, как испуганная птица, свистнула, полетела и стремительно мощно вонзилась почти в центр плетёной ивовой корзины-мишени. Она даже не повисла косо, а осталась торчать из мишени прямо, как и положено настоящей «боевой» стреле.
Ребята не просто заорали, а взревели, как стадо бизонов! Никто не обращал теперь никакого внимания на главврачиху и её затолкали, запинали, стремясь ко мне поближе. Малышня просто трогала, дотрагивалась до меня, до лука, до моих стрел, пробовали пальчиком тронуть-дёрнуть за тетиву. Ребята постарше толпились и теснились со мной рядом, отталкивали малышей и старались быть ко мне поближе: они надеялись, что им достанется возможность «стрельнуть» из лука. Старшие ребята солидно смотрели из-за спин ребят поменьше и понимающе ждали развития событий.
Я опять молча повёл рукой веером по сторонам, и толпа ребят послушно расступилась, заполняя места позади и по бокам от меня. Я опять приладил стрелу, поднял лук, прицелился и выстрелил. Вторая стрела заняла место рядом с первой. Третья стрела вонзилась точно в центр плетёной ивовой мишени.
Ликованию ребят е было предела. Рядом со мной оказался Петька, самый старший парень среди всех мальчишек нашего детского санатория. Он молчал, но по его виду было ясно, что он очень хочет выстрелить из лука.
- Суворов, - обратился он ко мне. – Дашь стрельнуть разок?
- Ты понимаешь, что лук и стрелы – это оружие? – спросил я его «чужим», строгим и «взрослым» голосом.
- Понимаю, - чуть растерянно и с удивлением ответил Петька.
- На ребят, девчонок и детей лук не наводить, - вполголоса приказал я Петьке, и он молча кивнул годовой. – Будь осторожен и не торопись. Ошибёшься – запретят лук насовсем. Ясно?!
- Да. Не боись, - внезапно охрипшим голосом ответил Петька и принял от меня лук и одну стрелу.
Первый Петькин выстрел оказался не метким, стреда ткнулась в дощатую стену туалета, отскочила и упала на землю. Вторая стрела попала в край плетёной корзины-мишени и тоже упала на землю. Третья стрела, под одобрительные крики ребят и девчонок, вонзилась рядом с моими двумя стрелами.
Петька гордо выпрямился, победно оглянулся по сторонам и честно передал лук мне. Его подружка тут же оказалась рядом с ним, стиснула его руку и они заняли места позади всех. Тут же выстроились в полукруг свободные медсёстры, нянечки и главврачиха. За их спинами, на границе детской игровой площадки и двора санатория, из-за стены сарая-конюшни выглядывал Великий Змей.
- Суворов, - обратился очередной желающий. - Дай разок «стрельнуть» из лука…
- Зовите меня Белый Ворон, - сказал я негромко, но так, чтобы все слышали. – Правила безопасности знаешь?
- Знаю.
- Лук на людей не наводить. Стрелять по готовности. Целиться немного выше края мишени. И не торопиться! Спокойно. С выдержкой. По-мужски…
Через три минуты из лука стреляли почти все ребята и девчонки нашего детского санатория. Детвора дружно стайкой бегала к мишени собирать стреляные стрелы и подавала их стрелкам. Затем, под наблюдением нянечек, пытались стрелять маленькие дети. Их восторг был таким неописуемо громким, восторженным и весёлым, что им любовались все остальные ребята и девчонки.
День прошёл в небывалом игровом ажиотаже. Несколько стрел были сломаны, на некоторых не хватало жестяных наконечников, а лук уже не так упруго разгибался и не сильно посылал в мишень стрелы. Тетива немного потрепалась и была уже не такой тугой, а оплётка на тетиве ослабла и из неё даже торчали оборванные кордовые нити. Лук и стрелы требовали ремонта…
Я отобрал лук у ребят, и они толпой пошли смотреть, куда я его понесу. На дверях-воротинах сарая-конюшни висел амбарный замок и я понёс свой лук в санаторий, где спрятал всё моё стрелковое хозяйство в шкафу для одежды. Лук вошёл в ячейку шкафа только по диагонали.
Дело было сделано. Отныне и до конца нашего пребывания в детском санатории в Чекалине летом 1964 года меня называли только «Белый Ворон», хотя иногда всё же говорили обо мне в третьем лице – Суворов. Прозвище «Белый Ворон» не сумело заменить мою фамилию насовсем…
От автора: Почему я рассказал эту историю в произведении эротического жанра? Потому что эти события в дальнейшем имели самые настоящие эротические последствия и переживания, о которых я в момент тех событий даже не подозревал. Тогда я хотел, желал и жаждал только одного – интересно воплотить в жизнь то, о чём прочитал в книгах Аркадия Гайдар, Сетона Томпсона и Фенимора Купера. Я хотел играть в «индейцев», я хотел быть таким как Великий Змей. Я хотел быть «Белым Вороном», а не «белой вороной». Я хотел по-настоящему дружить и иметь настоящих друзей…