Ноябрь на Кубани всегда отличался непогодой. А этот, страшный ноябрь 1942 года, был особенно сырым и холодным. Казалось, сама природа оплакивала то, что мирные кубанские земли оккупировали фашисты. Жители станицы старались не высовываться лишний раз на улицу, особенно по вечерам, чтобы не попадать на глаза немцам и предателям-полицаям, своим же односельчанам, продавшимся за гроши фашистским начальникам.
Анна Милютина торопилась, ей обязательно нужно было успеть сходить к матери в соседний хутор до темноты. Она была у нее позавчера и заметила, что мать морщится от боли, держась за спину. На вопрос, что случилось, старушка с виноватой улыбкой пожала плечами:
- Да Тамаре, соседке, помогла дрова колоть. У нее совсем руки слабые стали, а я ж молодая еще у тебя, доченька. Ну, немного перестаралась, силы не рассчитала. Пройдет, вот натру спину сиреневой настоечкой и пройдет, - тут баба Галя хрипло закашляла, прикрыла рот рукой и испуганно посмотрела на дочь, - Видать, немного вспотела, работавши, вот и протянуло меня.
Аннушка с грустью обняла маму и пообещала назавтра принести лекарство от кашля, что осталось у нее после своей болезни, ей фельдшерица еще до оккупации давала. Но на другой день она пойти не смогла, немцы надолго задержали на работе. Анну, которая раньше была в колхозе бухгалтером, они заставили писать разные документы для старосты. Здесь сыграло свою роль то, что муж Анны, грубый и жестокий человек, к тому нечистый на руку, не воевал, как все, на фронте. Его убили в драке незадолго до начала Войны. Вот его дружки, те самые полицаи, и порекомендовали Аннушку немцам. Анна хотела отказаться, но немецкий офицер схватил ее девятилетнюю дочь Таню за руку и мерзко улыбнулся:
- Гут, русский девка, короший гелибте.
Женщина не знала, что он сказал, но поняла, что это была угроза и послушно стала работать писарем, успокаивая себя тем, что делает это для того чтобы спасти и прокормить своих дочерей.
- Донюшки, пойдемте скорее, нужно успеть вернуться домой до ночи, - позвала женщина Танюшку и семилетнюю Зиночку.
Девочки быстро завязали платки на головы и выскочили из дома. Они очень соскучились по бабе Гале, но все же шли с неохотой, дело в том, что самая короткая дорога к ней шла через большое старое кладбище, которого они очень боялись. Большие деревянные кресты, почерневшие от времени, казались им ужасной нечистью с корявыми руками, которые тянулись ко всем, кто тревожил покой давно умерших и уже забытых людей.
Таня и Зина, как только зашли на погост, сразу схватились за мамину юбку с разных сторон и опустили низко головы, чтобы не видеть эти страшилища-кресты.
Анна шла торопясь, но из ее головы не выходил разговор фашистских офицеров, свидетельницей которого она сегодня стала. Немецкий язык женщина не знала, но за этот месяц, что она работала у фрицев, она запомнила несколько слов. И поняла из разговора, что немцы собирались арестовать Розу, жену комсорга колхоза Бориса Тимофеева, который ушел на фронт в первые же месяцы Войны. Анне было жаль молодую женщину, у которой на руках было трое совсем маленьких деток, но она знала, что сама не сможет предупредить женщину, поэтому лишь шепнула о предстоящем аресте дядьке Петру, отцу своей школьной подруги, который заходил в управу по своим делам.
Вдруг, почти посередине кладбища, Анна остановилась. День был пасмурный, моросил противный дождь, к тому же уже начинало смеркаться, поэтому женщина сначала подумала, что ей что-то померещилось. Однако, присмотревшись, она поняла, за крестом чуть в стороне кто-то есть. Анну бросило в жуткий холодный пот, она спрятала дочерей за спину и, пытаясь усмирить свое бешено бьющееся сердце, тихо крикнула дрогнувшим голосом:
- Кто там? Мы никого не трогаем, мы только хотим пройти на ту сторону.
Услышав ее голос, человек медленно поднялся и вышел к Анне. Это была Роза! Она, затравленно оглядывалась по сторонам и, наконец, умоляюще протянула руки:
- Аннушка, - взмолилась она, - Помоги, нам нужно немного еды и что-нибудь из одежды. Мы куда-нибудь уйдем, спрячемся, но без еды и тепла мои дети прости умрут.
Таня и Зина, огромными от страха глазами смотрели на тетю Розу. Они поняли, что случилось что-то страшное. Потом все услышали тихий детский плач и увидели между могильными холмами троих малышей. Старшему мальчику было лет шесть, он лежал на сырой земле, обнимая годовалую сестренку и вторая девочка лет трех лежала рядом с ним. Дети были грязные, мокрые, одетые кое-как и дрожали от холода...
- Мама, ее все же смогли предупредить, и она успела схватить детей и убежать. Как она добралась до кладбища, одному Богу известно, но там ее не догадались искать. Пока, - взволнованно шептала Анна матери, спрятавшись за шторку у печи.
Девочки, которых мать с бабушкой заставили сидеть на лавке в комнате, пытались разобрать, о чем говорят взрослые, но те говорили очень тихо и слышно было не всё. Потом Аннушка и баба Галя еще долго возились на кухне, чем-то шуршали. Таня не выдержала и подбежала к матери:
- Мамочка, мы же им поможем, правда?
- Еще чего! – недовольно буркнула бабушка и подтолкнула внучку обратно к двери в комнату, - Как пришли, так и уйдут, не наше дело! Идите, спать укладывайтесь, домой поутру пойдете.
Через несколько минут девочки услышали, как хлопнула дверь в сенях. Девочки выглянули из комнаты и увидели, как мама хлопочет у печки, видимо, это бабушка куда-то ушла. Переглянувшись, Танюшка и Зиночка стянули с кровати одеяло, сунули его в какой-то мешок, прокрались мимо матери, прихватили со стола лежавшие там кусочки хлеба, яйца и тихо одевшись, проскользнули во двор. На улице уже стемнело. Девочки бегом побежали в сторону кладбища. О страхе они даже и не вспомнили.
Кладбище было тихим и жутким. Едва различимые в темноте кресты теперь напоминали черные верхушки заколдованного леса. Девочки бежали по дорожке, лишь примерно припоминая, где они встретили тетю Розу с малышами. Но никто не вышел им навстречу.
- Тетя Роза, вы где? – шепотом закричала Таня, но в ответ лишь шелестели мокрыми ветвями огромные голые деревья, растущие по всему кладбищу, словно вечные стражники, охраняющие покой и тишину этого царства грусти.
Девочки долго бегали по дорожкам, заглядывали между могилок, думая, что дети спрятались, испугавшись, что их обнаружат и отдадут фашистам. Они тихонько звали их, умоляли откликнуться, но ни тети Розы, ни малышей девочки так и не нашли. Тогда сестры заплакали, решив, что немцы все же поймали беглецов и, наверно, уже расстреляли. Домой Таня и Зина шли, растирая горькие слезы по своим щекам. Когда они зашли в дом, мама ахнула от ужаса, она даже не заметила, что дочки куда-то убежали. Аннушка запричитала, увидев, что девочки промокли и замерзли, она даже не отругала их, лишь поставила на печь воду и вскоре Таня и Зина, погрев ноги и продолжая всхлипывать, засопели под одеялом, тем самым, которое хотели отдать тете Розе. Засыпая, они слышали, как мама торопливо шепчет какую-то молитву, глядя на маленькую иконку на стене в углу.
Рано утром девочки проснулись от тихого разговора. Они выскочили из комнаты и увидели бабушку, которая только что откуда-то вернулась. Видно было, что бабушка устала и замерзла, почему-то на ней, вместо ее любимой телогрейки, был завязан крест-накрест старый шерстяной платок. Таня хотела что-то спросить, но вдруг молча подбежала и крепко обняла бабу Галю. Она все поняла. Танечка подняла голову, посмотрела на бабушку горящими от благодарности глазами, а старушка еле заметно улыбнулась и прижала указательный палец к Таниным губам.
Когда станицу освободили советские войска, Аннушка смогла рассказать много полезного из того, что узнала во время своей работы у фашистов. Память у нее была хорошая, поэтому многое из этих сведений пригодилось нашим военным. А через несколько лет после Победы в гости к бабе Гале приехала Роза со своим мужем, вернувшимся живым с фронта, и уже четырьмя детьми. Маленькую дочку, рожденную уже после возвращения Бориса они назвали Галочкой.
Роза была безмерно благодарна бабе Гале за то, что она, рискуя своей жизнью, отвела их в ту ночь к своему двоюродному брату, одинокому старику, живущему за десяток километров от них в заброшенном хуторе и не побоявшемуся приютить беглую женщину с тремя детьми, выдав ее за свою родственницу.
Роза и Борис вернулись в родную станицу и до конца своих дней считали бабу Галю, Аннушку и ее дочерей самыми родными для них людьми.