Полог качнулся и оттуда показалось лицо. Кляксы конопушек, взъерошенные пшеничные волосы и разноцветные глаза: один серый, второй синий.
Они взирали на мир с удивительной любовью и надеждой. Некрасивое лицо с точки зрения общепринятых канонов. Резкие черты, большой нос. Но свет, льющийся из глаз, делал его прекрасным.
Ни гибель близких, ни жизненные неудачи не убили этот свет, не ожесточили самого Алексея Лоханина.
- Ну, чего ты такой малахольный, Лешенька! Всех любишь, всех жалеешь. Никому не можешь отпор дать, слова резкого сказать. Затопчут тебя по жизни, чудышко ты мое, - вздыхала мама.
- Хороший ребятенок, добрый, светлый. Пусть таким и остается, минуя годы. Больно много тех, кто по головам других шагают, не оглядываясь! Бегут куда-то, карманы себе набивают. Забывают, что в гробу карманов нет! В чем пришел сюда, на землю, в том и уйдешь. Надо другим помогать, добрые дела делать. За этим мы здесь, на земле-то. Эх, век потребления. Люди работают, чтобы что-то купить. Детей почти не видят. Мы без излишек росли, всегда на улице были! С собачатами, козлятами, на речку бегали, плели венки, на сенокос родным хлеб носили, ягоды собирали. Весело было, интересно. Мир живой словно обнимал! А сейчас бездушные игры, бездушные люди. Я-то пожил свое, Лешеньку жаль! – говорил дед Калина.
Он брал маленького Лешу и вместе они уезжали за город. Бродили по лесу. Отдыхали у речки.
- Гляди вон, муравьишка ползет. Деловой какой. А вон стрекоза-большие глаза. Пчелки летают, кормилицы. Без них цветочкам никак. И медок дают. Ты гляди, внучок, их никогда не обижай. Мир природы с нашим в дружбе должен жить. В гармонии. Нарушим ее – плохо будет. Всякое живое существо полезно. Эти все безвредные, крохотные, беззащитные, но каждый свою миссию несет! – учил внука дед Калина.
Завороженно смотрел малыш Леша на жучков, паучков, косиножек. Особенно его завораживали осы. С упругим тельцем, быстрые.
Мама ему однажды историю прочитала. Про мальчика, который разрубил осу, когда она ела с блюдечка вишневое варенье. И оса продолжала лакомиться, не видя того, что из разорванного брюшка стекают сладкие капли, а потом не смогла взлететь… Леша плакал от услышанного. Ему было невыносимо жаль бедную осу, и он все спрашивал маму, зачем же мальчик так сделал?
- Не знаю, сынок. Может, любопытно стало. Или еще что, - пожимала плечами мама.
- Любопытно делать больно? Всему живому больно! Деда говорит! – всхлипывал Леша.
Во дворе он частенько получал от других ребят. Когда вступался за паучков и жужелиц, которых со смехом могли раздавить другие.
- Дурак ты, Лоханин. Это же пыль под ногами! Маленькие недоразумения! – хохотали ребята.
- Они живые! Могут чувствовать, у них тоже есть дети, дом, сердце! – сжимая в руках отбитого паучка, отвечал Леша.
- Сердце? У паука? Ты точно дурак, Лоханин! Какая фамилия, такой и ты! – задирал его громче других Колька Салов.
Дома дед и мама утешали мальчика, как могли. Дед предлагал выйти и поговорить.
- Не надо, деда. Ты старенький, я сам разберусь. Ничего, мне не больно. Все равно не дам им давить их и обижать! – Леша прижимался к любимой клетчатой рубашке деда, пахнущей свежим ветром, машинным маслом и счастьем.
А потом они вместе шли ремонтировать старенькую копейку, которую дед любовно называл «пузатик».
Так и текли дни в их небольшой семье. Абажур, золотистый свет, наперсток на маминой руке, стрекочущая, словно стайка птиц, швейная машинка. Чтение вслух. Каша с яблоками.
- Чаевничать пойдем, Лешенька! – звал дед и одобрительно крякал, заваривая чай.
Ароматный, россыпью. Туда клал мяту, мелиссу. Стояла вазочка с молоком. Мама доставала настоящее, как она говорила, прямо от коровки. И можно было мазать на еще теплые после противня печеньки сливочное масло или сгущенку. И говорить, обо всем. Слушать рассказы деда. И так уютно мелькало вязанье в маминых руках.
Этот сон, где все вместе и счастливы, потом часто снился Лоханину. Проснется, а подушка мокрая от слез. И будто витает в воздухе аромат маминых духов, несущий яблоневый цвет. И лежит на стульчике рядом та самая дедова клетчатая рубашка.
Мама и дед ехали на «пузатике». Возвращались с дачи. На нее копили долго, радовались долгожданному приобретению. А навстречу – компания молодых людей с вечеринки. Лоханину потом сказали, что водитель из машины ползком вылез, стоять не мог. Они все уцелели. А его самые родные и любимые люди – нет.
Для Лоханина 15 августа стал днем, когда потерялась его сказка. Один знакомый встретил как-то на улице. Спросил:
- Как ты живешь-то один, Лешик? Вы ж такие дружные были.
- Почему один? Вдвоем мы, - хрипло ответил Лоханин.
- Вдвоем? –переспросил тот, решив, что Лоханин умом тронулся.
- Вдвоем. Я и горе, - и Леша понуро побрел по улице.
Вечерами он часто гулял, разглядывая окна. Вот семья села ужинать на первом этаже. А там – бабушка и дедушка, герани на окнах, кашеварят у плиты. Молодой мужчина звонит кому-то по телефону. Девушка мечтательно смотрит в окно, поправляя прическу. Возможно, пойдет на свидание. Калейдоскоп чужих судеб. Наверное, они счастливы. Потому что живы те, кого любят.
Сгорбившись, словно старичок, возвращался Лоханин в пустую квартиру.
Удивительно, но свет из его глаз не пропал. Хотя улыбаться он стал меньше, конечно.
Дачу предлагали продать. Зачем она ему, одному-то? Но Лоханин мотал головой.
Это был его маленький мир. Кусочек счастья и рая на земле.
Круглые половички. Деревянный пол, по которому бегают солнечные зайчики. Одеяло, сшитое из разноцветных кусочков. Тот самый полог над кроватью, что мастерила мама. Буфет. Круглый стол с кружевной скатертью. Летом он всегда ставил в центр вазочку.
Ходил по своей земле босиком. И как тогда, в детстве, с нежностью смотрел на все вокруг. Не один он тут! Вот ящерка детишек народила! Маленькие, любопытные. В выкопанном колодце жабья семья поселилась, дощечки им поставил, чтоб плавали на них. Возле солнышек-подсолнухов пчелы суетятся. Вверху дома птичка поселилась. Пусть говорить не умеют. Но они свои, хорошие.
Только это и спасало.
Лоханин сажал на даче своей все: картошку, капусту, морковку, свеклу, кабачки. Ягоды росли: слива, вишня, смородина, ирга. Себе немного оставлял. Остальное раздавал. Многодетной семье, матери-одиночке с двумя детьми, старику-инвалиду, одинокой пенсионерке. Все они жили с ним в одном доме. Пробовали деньги совать. Не брал.
- Дай Бог тебе здоровья, Лешенька, - слышалось в ответ.
- Вот Лоханин и есть. Надо же самому корячиться там, на сотках своих. Растить, поливать. И раздавать просто так. Дурачок какой! Да он и в детстве такой был, - презрительно хмыкал за спиной Колька Салов.
Он вырос, большим человеком стал. Приезжал на обед с шофером.
А Лоханин просто жил. Порой, подняв глаза к небу, шептал:
- Как вы там? Приснитесь хоть почаще. Тяжко без вас. Но я живу, ничего, стараюсь. Мама, ты бы одевалась теплее. Вечно простужалась, шарфик забывала накидывать. И дед пусть почаще отдыхает. А то, поди и там, все что-то мастерит, строгает да строит. Родненькие мои, я скучаю!
Облака принимали причудливую форму. Лоханин видел медвежат, сердечки, дорожку, пляшущих собачек, дельфинов. Он и по улице часто ходил, устремив взгляд ввысь. Натыкаясь на недоуменные взгляды прохожих. Те смотрели на землю, прямо перед собой или в телефоны.
Только раз Лоханин поймал еще один взгляд на облака. Кроха-девочка из коляски восторженно смотрела, как разливается в небе радуга, а рядом резвятся бегемотики из облаков. Это видели только она да Лоханин. Остальные спешили по своим делам.
Иногда Лоханин замечал, как людям больно. Они украдкой вытирали слезы или плакали, не стесняясь. Тогда он старался молча подойти. Погладить незнакомцев по плечу, угостить шоколадкой (всегда таскал в рюкзаке штук пять на всякий случай) или подарить фигурку улыбающегося ангелочка (тоже носил с собой). Тогда грусть на какое-то время уходила и человек пытался неловко улыбнуться в ответ.
- Мы живем, купаясь в счастье. Оно - в наших родных. И больше ни в чем. Потом они уходят на небеса. Мы - остаемся. Сломанные куклы. Тени прежних нас, - думал Лоханин.
Работал он сам на себя - ремонтировал разное. В этом был виртуоз. Телевизор, холодильник, стиральная машинка – находил неисправность, возвращал новую жизнь. Недостатков в клиентах не было.
- Вот такой мастер! Волшебник! – хвалили его люди.
На жизнь заработанного хватало.
О любви Лоханин старался не думать. Нет, ему хотелось, чтобы в доме кто-то появился. Но робкий, старомодный, Леша Лоханин мечтал, чтобы все было по-настоящему. Вот бы случай свыше свел его с кем-то. Самому искать и пытаться вгрызаться в руку судьбы, пытаясь ухватить что-то – не для него такое.
Больше всего ждал весны. Тогда начинался дачный сезон. И сад. И душа расцветала.
Лоханин привычно возился на грядках, когда к калитке подошла молодая женщина. Рядом с ней стоял мальчик лет пяти.
- Простите, у вас не найдется секатора? Быстро собиралась и забыла. Мы ваши новые соседи. Меня Валентина зовут, - улыбнулась незнакомка.
Выяснилось, что домик она у семейной пары напротив купила. Те на юг укатили. Лоханин ей негласно помогать стал. О себе Валентина не рассказывала. Но мальчик ее, Дениска, как-то шепнул Лоханину, что папа их там – и показал на небо.
Иллюзий Лоханин не строил – Валентина красивая. Он – страшненький. Помимо нее, общался еще с соседкой справа – тетей Зиной. Тетя Зина, с кругленьким личиком, миндалевидными глазами, вся в морщинах, ходила, опираясь на палку. Всегда в длинных черных платьях с воротничками.
После смерти дяди Пети дачу она тоже не продала. Посадила много цветов. И отдыхала тут душой.
В июле Лоханин нашел в бочке осу. Видимо, летела да упала. Решил, неживая. Бережно выловил. Подул на нее. Чуть помассировал крохотное тельце. Оса ожила. Лоханин ее бережно на травку положил.
Пошел потом в сарайчик – а там гнездо. Осы постарались. Сами с жужжанием рассекали воздух.
- Ну надо же! Ладно, вы меня только не жальте. Живите себе. Не жалко. Места всем хватит! – произнёс он.
Осы его не трогали. А одна, он мысленно считал, что та самая, которую спас, бывает, подлетала совсем близко. И порой приземлялась на шляпу.
Лоханин к осам привык. И раз уж они рядом дружно жили, стал им варенья в плошечке носить. Пусть полакомятся, а у него много, ему не жалко!
Вечерами Лоханин вытаскивал на улицу самовар. Вешал на него баранки. Разливал в чашечки варенье. И звал соседей. Со свежеиспеченным хлебом ковыляла к нему тетя Зина. По пути прихватывала Валентину с сынишкой. Та отнекивалась, мол, неудобно. Но тетю Зину было не остановить, если уж она чего хотела. Валентина обычно брала с собой кофейную колбасу из печенья и какао. Такую ее Дениска любил. И Лоханин с восторгом ждал этой колбаски. Вкус у нее был точь-в-точь, как у маминой.
Такими тихими вечерами, в малиновой дымке, когда все вокруг дышало умиротворением и покоем, Лоханин был счастлив. Словно распахивалась дверь из прошлого в будущее. И будто видел он и мамочку, и деда Калину в клетчатой рубашке. Дед одобрительно смотрел на Валентину, крякал, шутливо качая головой.
- Чего ж ты будто немой, внучок? Скажи ей! – звучал у Лоханина в ушах его голос.
Но… он молчал. Что сказать? Валентина белокурая и зеленоглазая, с длинными волосами, словно принцесса. Красавица. Зачем ей такой, как он?
С Дениской Лоханин много времени проводил. Показывал ему жучков. Рассказывал. И с восторгом мальчик бежал к нему, едва видел, как тот приезжает из города на дачу.
В ту субботу все было как раньше. Лоханин мечтал о вечере. Вышел из автобуса. И увидел троих молодых мужчин. Они орали возле остановки. Лоханин втянул голову в плечи. Хотел мимо прошмыгнуть, как все пассажиры, что вышли. Но тут услышал плач. Остановился.
- Надоела уже. Тварь слепошарая! Ходит и ходит.
- Жарко сегодня. Привязать где, может удар хватит солнечный.
- Ненавижу их. Давай в лес вывезем.
- Мужики, соображайте быстрей. Голова трещит после вчерашнего. Надо бы сообразить на троих.
Лоханин замер. Он уже увидел собаку – она была ничья. Понуро бродила от домика к домику. Добрые люди подкармливали. Поговаривали, что ее в том году дачники бросили. Кое-как пережила зиму. Потом кто-то побил. Глаз вышибли. А потом и на второй ослепла. Лоханин сам давал слепенькой собачуле еду. И даже приглашал войти. Но она боялась. Хоть и не видела. Уворачивалась от руки, которая хотела погладить. Брала кусочек и убегала. Куда, неизвестно.
- Эта дрянь мне все грядки вытоптала. Зашибу, - сказал один из троицы.
- Да ну, Миха. По твоим грядкам волкодав соседский пронесся, которого вечно отпускают, не иначе. Огромный, а эта не весит ничего, - хмыкнул второй.
- Все равно. Нечего тут шастать, вид портить! – послышался глухой удар и снова плач, так похожий на человеческий...
Не смог Лоханин мимо пройти. Да, трое их. Выше его на две головы и сильнее. Но собачку-то за что? Она же размером с кошку. Чего и где вытоптала? Ослепла из-за людей. А теперь еще и самосуд решили устроить беззащитному созданию.
Отодвинув одного из компании, Лоханин решительно протиснулся вперед. Собака лежала на земле. Тряслась. Он ее на руки сразу взял. Практически ничего не весит, малышня.
- Мужик, вот это сейчас что было? Положи, где взял! – рявкнул один.
- Мое это. Моя, то есть, - Лоханин вскинул подбородок.
- Не ври! Бездомная она. Мое-твое. Дай сюда! – потянулся тот, кого назвали «Миха».
Крошечное тельце тряслось на руках. Сильно бились сердца. Его и собачье. Лоханину казалось, что он слышит каждый звук. На помощь звать? Время дневное, люди на работах. И он побежал. Куда? В сторону своей дачи.
Сзади доносились крики. Только бы успеть в дом забежать! Задвижку запереть. А там… Он что-нибудь придумает!
Лоханин распахнул калитку, запыхавшись. Они влетали следом. Все трое.
- Не успел, - пронеслась мысль.
Собака на руках не подавала признаков жизни. Он еще крепче прижал ее к себе.
- Зря ты, мужик, это сделал. Шел бы мимо, целее бы был.
- Что ж ты тут, один копошишься? Как баба, на грядках?
- Пса давай, не мешайся больше под ногами. Хотя… может, они тебе уже и не понадобятся.
Лоханин уловил боковым зрением какое-то движение на той стороне забора. Тетя Зина, наверное.
- Мужики, вы зачем… Не надо! Живое же существо. Ей от жизни досталось. Идите вы себе, куда собирались, - сглотнув, выпалил он.
- Слышишь, Миха, он нас еще учить будет. И посылать! Ладно, сам себе подписал!
Лоханина толкнули. Он зажмурился и упал возле своих цветов. Понимая, что последует дальше.
Ответом была вдруг воцарившаяся тишина, а затем истошные вопли. Лоханин открыл вначале один глаз, потом второй. А потом замер, открыв рот. Нет, так не бывает! Обидчики метались по его саду, издавая воющие звуки, падая и поднимаясь, пытаясь убежать. За ними летал рой ос! Этот самый рой то становился большой черной точкой, то разлетался на три части, стремясь окружить нежданных гостей.
Что-то пощекотало Лоханина в районе уха. И оса (как ему хотелось, чтобы это была та самая!), сделав круг вокруг него, улетела к своим собратьям.
Кое-как удалось добраться до калитки и выскочить на улицу всем троим. Они неслись вперед, оглашая местность дикими криками.
- Назад, осы! Оставьте их, пусть идут с Богом! – выпалил вслед осиному рою Лоханин.
- И больше, чтобы сюда не возвращались, ироды! Иначе снова они на вас налетят! Слышали! – раздался голос тети Зины.
Лоханин посмотрел в сторону. У калитки стояла она с неизменной палкой в одной руке, которой воинственно махала. Рядом – Валентина с лопатой и Дениска с игрушечной саблей.
- Дядя Леша! Вы как? А мы вас спасать пришли! – подбежал к нему мальчик.
Лоханин плакал и смеялся одновременно. Так не бывает! Защитники, эх! Рой ос, ребенок с игрушечной саблей, тетка Зина, еле стоящая на ногах с палкой и Валентина с лопатой.
- Осы-то, осы, где, Леша? Никогда такого дива не видела! Были и вдруг исчезли, словно растворились в воздухе! – удивленно качала головой тетя Зина.
Валентина молча смотрела на Лоханина. И вдруг бросилась ему на шею, плача. Зашевелилась на руках слепая собачонка.
- Я щи сварила. Мяса кусок там, сейчас, погодьте, принесу! – заохала тетя Зина.
Дениска, улыбаясь, гладил собаку.
Лоханин покраснел и попробовал отстраниться от Валентины. Шепча, что он несуразный, страшный. Это она красавица! Но Валентина все обнимала его, твердя про то, какие глупости он говорит и как она за него испугалась.
Потом они привычно пили чай. Спала на подушечке собачка, которую назвали «Ося». Теперь у нее есть дом!
- Приветствую честную компанию! Что расскажу, не поверите! На остановке сейчас троих видел. Рожи распухшие! Все твердят, что рой ос тут летает! Мол, мужик один ими командовал, и они на них набросились всем гуртом! Слыхали, соседи? Померещилось, поди, с пьяных глаз-то. Как можно осам что-то приказать? Чудные дела творятся! – поприветствовал собравшихся Анатолий Константинович из 325-ого домика, проходивший мимо.
- Все живое добро помнит. У людей только память бывает короткая. Жизтонька всем уроки даст! Каждый ответ держать будет. Перед советом небесным, - покачала головой тетя Зина.
Валентина не сводила восторженных глаз с Лоханина.
- Какой хороший человек! И как здорово, что я его встретила. Не купи эту дачу, кто знает, как бы все повернулось, - думала она.
Дениска пошел проведать жабье семейство.
А Лоханин смотрел на небо. Надо бы снова сходить к осам и отнести им мисочку с вареньем… Единственное облако, тающее в небе, напоминало ему ту самую осу.
Скоро зажгутся звезды. И можно помечтать, что каждая из них – это окошечко. Тех наших родных и любимых, которые ушли с земли в прекрасную Вечность, но незримо рядом. И помогают в нужный момент чьими- то руками или лапками.
Они всегда с нами, в гладящем нежно волосы шепоте ветра, в белом кружевном танце снега, в мокрых поцелуях дождя каждому пусть слышится любимый голос и слова: «Не бойся, я с тобой!».