ЧТО НАПИСАНО НА РОДУ
Рассказ о себе Николая Чежина (1920-2006)
В 1942 году на карельском фронте затишье. Жестокие бои шли на подступах к Кавказу и других фронтах, а здесь редко-редко услышишь выстрелы. Наш 20-тый стрелковый полк стоял в обороне у станции Масельской. От финов нас отделяли два ряда колючей проволоки, два, ряда минных заграждений. На блиндажах по несколько рядов бревен. День был ТИХИЙ И солнечный, перед блиндажом трава не шелохнется. Я в блиндаже находился один. Беспокоиться было не о чем. И в это время, когда ничего не угрожало на меня навалился страх, не панический страх, когда бегут сломя голову и кричат диким голосом. Нет. Тот стpax был тихий, когда люди сходят с ума. И я уже был близок к помешательству, как вдруг в мозгу возникла мысль; в этой войне я не погибну, и вообще не умру пока не скажу своего слова, такая мысль ошарашила меня. В такую то минуту, когда всего трясет от страха, откуда-то приходит нелепая мысль! Какое слово я должен сказать? кому? когда? О чем? о страхе я забыл. Он куда-то враз исчез, минут через 15-20 меня сменили, я ушел в землянку, а разводящий остался. Я не успел прилечь на нары, как разводящий влетел в помещение и предложил мне вернуться в блиндаж, моего сменщика убило. Пуля влетела в амбразуру и попала в сонную артерию, не прошло и пяти минут как он заступил на пост и на - тебе! Мне пришлось проторчать в блиндаже еще два часа пока мне нашли замену. За эти два часа я много передумал, я был уверен, что та пуля была предназначена мне, но какая то сила отвела руку снайпера в сторону, снайперов стрелявшнх с высоких деревьев на карельском фронте называли «кукушками», именно он, кукушка стрелял с высоты ибо наш блиндаж с финской стороны не видать.
Забегая вперед скажу, что предчувствие меня не раз спасало от беды. О предчувствиях написано много литературы, всем известно, что если кораблю суждено утонуть, то крысы покидают то судно еще в порту. Перед землетрясениями большая часть животных ведут себя не спокойно, и у человека есть предчувствие, только с приходом цивилизованного образа жизни оно притупилось. В зиму 1942-43 годов наш полк перебросили на Северо-Западный фронт. Весна пришла очень солнечная, от яркого солнца на чистый снег больно глазам смотреть, они налились кровью. Нас, человек десять с подозрительными болезнями передали в другую воинскую честь, там нем вручили раненых лошадей и мы повели их в ветлечебницу в город Крестцы. В Крестцах пришлось лечиться не в госпитале, а в городской поликлинике, так как госпиталь только формировался, когда лечение закончилось, я прошел комиссию. Врачи удивились:
- Как ты попал на фронт? Правым глазом чего нибудь видишь?
- Вижу. Если нахожусь в темной комнате, а за окном светло, то вижу квадратное пятно света. Если горит лампочка под потолком, то вижу расплывчатое светлое пятно.
- И все же, как вы попали на фронт? в правом глазу у вас плотные рубцы.
Пришлось рассказать как меня призывали в армию, я только освободился из мест заключения и сразу попал на призывной пункт, глаза снаружи нормальные, врач мне не поверил, что я плохо вижу.
- Вы симулируете, все вы из преступного мира увиливаете от службы в армии. Написали заключение, что я пригоден для службы в армии.
Это случилось за два месяца до начала войны.
Одним словом летом 1943 года комиссия признала меня не пригодным для дальнейшей службы и в июне я вернулся домой Архангельск.
Тут я должен сделать отступление к рассказать о своих болезнях и еще кое о чем. По всей вероятности, со дня своего рождения я был кем-то проклят или заколдован, я не был не законно рожденным, моё отец вскорости после женитьбы был призван в армию и направлен воевать против Колчака. Его ранило в руку, а в Челябинском госпитале заразился тифом к умер. Таким образом, я не вижу причин для проклятия. может мне что-то предначертано судьбой, но злая сила не согласна с этим и потому вокруг меня шла постоянная борьба сил добра и зла.
В трехлетнем возрасте я заболел трахомой и ослеп. Никто, никогда не болел этой болезнью в округе, а ко мне прицепилась как банный лист. Мама увезла меня в великий Устюг в глазную лечебницу где доктор Образцов вернул мне зрение, через три года я снова ослеп. И вновь тот же доктор вернул зрение во второй раз, В третий раз я ослеп когда мне пришлось учиться во втором классе, Итак, трижды я был слепой. Сроки разные. Первый раз полгода ничего не видел, потом месяца три или четыре, в третий раз вылечился еще быстрее, итак ослепить злой силе меня не удалось. Я трижды проваливался под лед. Почему то был уверен, что не утону. И еще, почему то я знал что надо делать в таком случае. Не в коем случае не вылазить сразу на лед. Из этого никогда ни чего не выйдет, надо хладнокровно обламывать лед в сторону берега. Я высовывал правую руку из воды и с силой бил локтем по льду. Так действовал до тех пор пока лед ломался, когда он уже выдергивал удар, только тогда я выползал на лед. И утопить меня не удалось, тогда злой силе пришлось меня соблазнить что б я в школе украл микроскоп. За это меня судили и отправили в детскую колонию, там городская шпана меня колотила и я был вынужден бежать. Меня поймали, добавили срок, когда срок отбыл, освободился и приехал к маме в Архангельск, милиция стала стращать, что арестуют снова, «уезжай отсюда, что б твоего духу здесь не было, а то передадим тройке и загремишь на всю катушку», я уже знал что такое тройка, она не выясняет причин почему тебя задержали. Вместо приговора узенький клочок бумажки выдают.
«Неоднократносужденный является социально опасным. Изолировать сроком, на 10 лет». Я читал такие клочки бумаги в лагерях и потому знал чем грозит встреча с тройкой. Пришлось покинуть Архангельск, но ареста не избежал, не умер, не сгинул в тюрьмах и лагерях, тогда злая сила сделала так, что меня, полуслепого призвали в армию, авось убьют на фронте, но добрая сила не допустила этого.
Итак, я вернулся в Архангельск. Надо искать работу, иду я по набережной северной Двины, захожу то в одну, то в другую организацию, нигде не нужны работники, иду дальше, вот здание бывшей крепости, двухэтажное, с толстыми стенами, по всему видно построено на века. Подхожу к подъезду, читаю вывески. На одной написано: «Типография», на другой «Редакция газеты «Правда севера». Что такое редакция я представлял смутно. Ибо с пятнадцати лет безвылазно шлялся по тюрьмам и лагерям и сразу же на фронт, жизни толком не знал, вроде бы редакция это «пристяжная лошадка» при типографии. Думаю, дай загляну. Взбежал на второй этаж, захожу в коридор, смотрю, в одну комнату дверь открыта. Людей нет, но есть из этой комнаты другая дверь, на двери дощечка: «Редактор», захожу. Над бумагами склонился человек, я спрашиваю: -Вам работники нужны?
Редактор вздрогнул, поднял глаза, смотрит, отвечает и спрашивает:
- Нужны. А что вы умеете делать? писать умеете?
- Ну как же, - отвечаю, - в школе шесть классов окончил, редактор улыбнулся и стал меня расспрашивать кто я и откуда. Я отвечал, потом он заполнил бумажку моими инициалами, прихлопнул ее печатью и подает мне.
- Поскольку ты живешь в Цигломени, то завтра пройди по общежитиям, выясни как они подготовлены к приходу зимы. Об этом же разузнай в заводоуправлении, потом все что узнаешь изложи на бумаге и послезавтра принесешь мне. Если с заданием справишься, примем тебя на работу.
С заданием я справился. Два месяца поработал в редакции, а потом меня отправили собственным корреспондентом в устьянский район, по правде говоря, корреспондентом я был плохим, кое что из моей писанины публиковали, а большей частью мои опусы летели в мусорную корзину.
Тогда я ничего не думал, зато сейчас думаю, почему меня, почти безграмотного, приняли на должность, которой надо учиться пять лет? Почему областной комитет партии, столь щепетильный, к подбору кадров в подведомственные ему учреждения, закрыл глаза на то, что в областную газету приняли человека с тремя судимостями?
Вот я и думаю, что все это провернула добрая, потусторонняя сила, мне предстоит сказать свое слово и должен был научиться сносно писать. Разумеется, я тогда даже не подозревал, что именно я должен. сказать, зато сейчас хорошо это знаю, вся эта рукопись и есть то «слово». «Слово» это образное выражение, вероятно все сталкивались когда кто-то на собрании из зала тянет руку и кричит: «Прошу слова!». Все понимают, что он либо хочет возразить предыдущему оратору, либо поддержать его точку зрения, либо сказать что-то новое, вот и мне предстоит сказать новое и одновременно возразить.
По теории относительности получается, что время зависит от массы. Мне же это утверждение надо опровергнуть, все обстоит наоборот, масса подчинена времени потому, что она, масса, есть дитя времени, время есть производительная сила, И далее все из этого вытекающее.
А между тем добрая и злая силы боролись между собой, злая сила однажды подстроила так, что я головой угодил под колесо вагона, а добрая сила спасла. На одной из станций я выскочил из вагона что б приобрести чего нибудь покушать, вижу, поезд тронулся, я бегом к вагону. Поскользнулся и головой ударился о колесо, о ту часть которая катится по рельсе. Еще секунда и от моей головы останется лепешка, но, вероятно, добрая сила убедила машиниста тянуть вагоны медленно, я успел оттолкнуться от колеса, встать на ноги и вскочить на подножку, И только тогда поезд стал набирать скорость, таких случаев в моей жизни было много.
Когда я вышел на пенсию и мои гипотезы побывали во всех научно-популярных журналах откуда их отфутболивали, злая сила сделала так, что у меня случилось кровоизлияние под кору головного мозга, я ежедневно по два-три раза вызывал скорую помощь, врачи не могли определить мое заболевание, ставили укол и уезжали. Так длилось больше недели, страшные боли не давали спать. Наконец известили о моей болезни участкового врача. Она отвезла меня в больницу Металлургического района. Там меня не приняли, на другой день отвезла в больницу Тракторного района, И там не приняли. На третий раз участковому врачу нечего не оставалось делать, как пойти на хитрость. Она отвезла меня в больницу ЧМС в инфекционное отделение с подозрением на опасную инфекцию, здесь поместили меня в отдельный бокс и сделали укол, Я проспал почти сутки. Боль уменьшилась на половину, здесь-то и установили, что у меня произошло кровоизлияние под кору головного мозга, но диагноз остался под вопросом, потому что я не позволил делать мне пункцию. Это очень больно, меня об этом предупредили. Итак, почему у меня не могли установить диагноз врачи скорой? Почему не отвезли меня в больницу когда у меня вид был болезненный? Почему в двух больницах меня не приняли? Злая сила «запудрила» им мозги? Почему с таким тяжелым заболеванием я практически не получал медицинской помощи?