Я - ПИШУЩИЙ
Маленький и лысоватый редактор журнала «Ходоки по кругу» был весьма неглупым человеком: держал на почтительном расстоянии пишущую братию, потому как запанибратство не лучшее качество в таком деле, как писательство. А то ведь написал кто-то нечто и читателя сразу ему подавай… Ты дай созреть произведению, пусть полежит опус – жрать ведь не просит, а там, глядишь, и сам автор про него забудет или уважаемый редактор.
Редактору конечно виднее, чьи жалкие опусы имеют хоть какое-то подобие литературы, а какие и вовсе нужно игнорировать… буквально плюнуть даже на них… слюной. Но где-то может и зерно появиться, да и глядишь – прорастёт, что крайне редко… Этот лысоватый и зрелый годами редактор журнала знает, что следуя определенной нынешней тенденции в культуре, можно и затеряться в однообразии сюжетов и тем, поэтому тут, как говорится, нужен глаз да глаз!.. Зерна и плевелы узреть надо…
К сожалению, мне так всегда казалось и кажется, что этих зерен практически нет, или очень мало – каши не сваришь…
Я сам, признаться, пишу не очень удобоваримо, а может читатель не тот. Пишу, короче, так себе, или мне кажется, что я пишу. Больше, однако, дурака валяю - Ваньку. Я же не Лев Николаевич – я Александр Николаевич! Пишу, когда захочется – чего мучать себя и читателя, тем более литературных институтов не заканчивал – откуда мне знать, как взволновать того, кто наткнется на мои тексты. И, признаться, я на глаза этому редактору не лез – ну вроде есть я, и нет меня – пигмей литературный, не более. А тут однажды…
Однажды случайно забежал я к нему к этому маленькому и лысоватому, да собственно я и забегать не собирался, кто-то толкнул меня в коридоре, скорее нечаянно, и я предстал перед большими и выпуклыми линзами его очков. И тот, кто был за этими огромными линзами, вдруг ошарашил меня:
- В село поедешь на встречу с читателями?
- Ка-кое? – пробормотал я от неожиданности.
- Уево.
Я был растерян донельзя и долго пребывал в нерешительности. Внимания к моей персоне наш редактор никогда не проявлял а тут вдруг… а может он узрел во мне это самое маленькое зерно, которое должно, ну сами знаете… А может он плохо стал видеть и принял меня за другого. Гляжу, а он стал более пристально всматриваться на меня, неужели, думаю, все таки, обознался: может меня за прозаика Семибабина принял или баснописца Семидедова. Неловко мне. И эта неловкость сковала нас обоих на какое-то время, но я тут же решил разрядить обстановку:
- Еду! Согласен!
«Да-да, еду»! – пульсировало в голове. Отказаться было смерти подобно, ведь я пишущий!.. Отказавшись, я бы потерял себя полностью, ведь я ни на что больше не способен, как только марать бумагу своими измышлениями. А тут такая возможность… надо же! – читатели где-то ждут мои немногочисленные произведения, дабы погрузиться и увязнуть в них…
Но тут начало сверлить голову другое: а может в данный момент никого рядом не оказалось более достойного и указующий перст редактора со словами: «ты поедешь», был случайно направлен на меня. Конечно же, я не откажусь от почетной миссии, ведь где-то за пределами кабинета редактора, да и вообще другого поселения, я на самом деле буду выглядеть писателем в глазах аборигенов села Уева, а не членом сообщества литературных пигмеев.
Я нисколько не завышаю самооценку – возможно, я самый лучший из всех пишущих в подъезде, да и, пожалуй, во всех двух подъездах нашего трехэтажного дома. Почему я так уверен, спросите? Да потому что всех жильцов знаю, как облупленных: Галина Семеновна с верхнего этажа моего подъезда не читает даже книжек, а по слухам – буквы забыла напрочь… сосед её слева – алкаш несусветный, когда ж ему писать, если и читать некогда. И так, практически со всеми остальными – мещане одним словом… они даже не знают, что я в нашем подъезде самый пишущий. Про остальные дома я не буду говорить, по слухам там тоже кое-кто стучит по клавиатуре и денно и нощно…
Но тот факт, что я еду на встречу с читателями, есть признание моей литературной персоны. И пусть другие завидуют!.. И пусть даже в этом Уеве аборигены букв не знают, тем паче я буду выглядеть на все сто, как великий писатель. Я им сразу скажу, что я не Лев тот самый… но не дурен, как многим бы хотелось представить, особенно коллегам по цеху.
И вот я наконец-то расстался с подслеповатым маленьким редактором маленького журнала, и стал обдумывать дальнейший план своей встречи с читателями. Чего они ждут от меня? Каких таких слов? И как я буду добираться в это Уево, ведь туда даже автобусы не ходят? А это сорок пять километров по дикой тайге… «Да-да, сорок пять» - говорил редактор, моргая маленькими серыми глазками. И я его послал, правда мысленно, к лешему. Мне даже понравилось, что я его послал!..
К лешему!
К лешему!
И все-таки: помнит ли он мою фамилию? Ведь он даже по имени меня не назвал. Да и признаться, я тоже не могу вспомнить как его зовут величают!.. Да и пошел он!.. Ха-ха! К лешему! Наверно забыл я его имя потому как редко, совсем редко, появляюсь в этом сообществе любителей письменной словесности. Я стараюсь копаться в самом себе, а то, как ни положи рукопись ему на стол – выходит «плагиат». Плагиат видно от того, что мы в одном котле варимся – бульон из затасканных сюжетов со всех сторон тебя облепляет – не стряхнешь… вот потому и копаюсь сам в себе, а что там нарою – не знаю. Вообще я стараюсь редко писать, не дай бог опять «плагиат» выскочит. А как тут без плагиата?.. уже столько всего понаписано!.. Говорят надо свою точку зрения иметь, понимаешь! А тут хоть с каких точек смотри на предмет, все равно уворуешь что-нибудь затасканное!..
Короче, что ни говори а в данном случае моя ситуация с этой поездкой, тьфу, походом, выигрышная! Я буду там один блистать, без всякой конкуренции пишущей братии. И как бы там ни было, меня там ждут! Ведь «леший» обязательно позвонит туда, предупредив, что к ним едут, идут то бишь!.. А как же не позвонить, если связь работает нормально!.. а вдруг связь с ними отсутствует? От этой мысли мне стало страшно… потом отпустило – ладно, презент, будет! Удивятся, конечно, как это в такое время и в такую глухомань!..
Дома я внимательно посмотрел на себя в зеркало: вид, признаться, какой-то не писательский, больше хулиганский с глуповатым выражением лица. Но ничего, бодрю я себя, я им сразу как прочту что-либо и сразу, того, понимаешь!.. Главное не допустить длинную паузу в выступлении, а то подумают: прислали темную лошадку черти что написавшую! Надо сразу быка, как говорится, за одно место!.. Я даже стал мысленно копаться в своем творчестве и к ужасу не обнаружил там ничего путного… С чего бы мне начать процесс этой встречи? И чем дальше я представлял чтение своих скучных опусов, тем страшнее мне становилось. Даже противно стало… но ехать надо, я же дал согласие.
Если вместо меня поедет поэт Семибубликов, то его уж точно закидают там камнями – ни рифмы, ни ритма, ни образности,.. а если отправят прозаика Семизадова, то там уж извините – нудила из нудил, у него вступительная часть в романе «Семь дыр в голове ефрейтора Кыськина» потянет минут на шестьсот драгоценного времени жителей Уева.
Ну, я ведь дал согласие! Как-то железно обозначил свое решение! Хорошо если этот редактор был всамделишный, а то ведь любой негодяй в наше нелегкое время может мимикрировать под редактора, пусть хоть и маленького журнала, и кого угодно послать в какое угодно место, чтобы тот сгинул буквально – уж слишком много стало пишущих…
Все знают, что трудно уснуть накануне чего-то важного и желаемого всеми фибрами души. Пишущему человеку достаточно одной мысли, что он кому-то нужен с его сомнительными творениями, ведь даже обыкновенная рыбная ловля и та вызывает внутренний трепет, а тут встреча!.. Все в живом виде увидят пишущего гомо сапиенса, да и воздадут должное, да и воздадут!.. Конечно, я не питаю особых иллюзий по поводу своей исключительности, как пишущего индивидуума, ведь я же представитель того самого сообщества, где идет постоянное совокупление наших мелких тем и сюжетов с классическим материалом предшественников. Правда, как я уже упоминал, что некоторое отдаление от всех, наводит меня на мысль, пусть и слабой, но особенности, моей личной колее.
Ах, к черту бы эту литературу, не дающую покоя в поисках необычных сюжетов!
Уснуть все таки удалось и даже немного поспать… Поначалу я долго ворочался, потом резко провалился в какую-то глубокую липкую яму. Она обволакивала меня и опускала все глубже и глубже, в самую преисподнюю. Но замечу тут же, что проваливаться в неё было сплошным удовольствием. Достигнув дна, я увидел множество знакомых лиц. Они заполонили всё видимое пространство, которое можно было только вообразить, и громко галдели о том и о, сем. Я понял – это пишущие. Всё тот же небольшой лысоватый редактор поднимал кверху указательный палец и провозглашал: «ты поедешь»! Все возмущались, громко крича, но мой «леший» был неотступным:
- Он поедет! – и тыкал в мою сторону тонким и крючковатым пальцем.
- Почему? – дружно возмущалась пишущая братия.
- У него, кажется, есть зерно!
- Он украл у нас это зерно! – не унималась гудящая толпа. – Он украл весь посев с нашего огорода!
Коллеги двинулись, размахивая руками в мою сторону. Приблизившись, они стали в упор разглядывать все моё существо. Поэт Семибоков даже вытащил лупу и стал увеличивать меня, буквально на лицо стал наводить её.
- Да нет же здесь никого! – воскликнул он.
- Да-да, пустое место! – поддакнул прозаик Семикадкин. – Шутка какая-то!..
- Не может быть! – кричал я во сне. – Я есть! Я в наличии! Мне невозможно быть пустым местом! Я должен предстать перед своими читателями, если они и вправду существуют, так же, как и мои произведения!..
- Ау-у-у!.. Вы где, читатели?
.