Мир хорош хотя бы тем, что он –
отличная тема для размышлений
Уильям Хэзлитт
ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ
Мама, мамочка, мамуля… Каким теплом, каким уютом веет от этих слов. И воспоминаниями…
Помню случай, связанный со знаменитым оврагом нашей деревни, в котором весной талые воды образуют такую горную реку, что она, бывало, уносила в своих объятиях даже коней. В один из таких весенних дней я, босоногий мальчишка, пошёл посмотреть, что там творится в овраге. А там оказался день самой большой воды. Не могу объяснить для чего, но я вздумал испытать себя. Над оврагом, более того, над самым водопадом, был перекинут забор. Я встал на жерди этого шаткого забора и стал раскачивать его. Шум водопада оглушил меня, водный поток вскружил голову. Я просто наслаждался своим бесстрашием, не думая ни о чём другом. Мне и в голову не приходило, что забор может в любой момент упасть, и я окажусь в этом потоке, не умея даже плавать.
Вдруг голос мамы возвращает меня к реальности. Оглядываюсь и вижу: она бежит ко мне, размахивая кулаками, платок слез с головы, и кричит что-то. Я успеваю спрыгнуть на берег и убежать от неё. Она издали ругает меня, грозится папе сказать, а у самой – слёзы на глазах.
Теперь-то я уже знаю – это была её любовь ко мне.
Вот она, усадив семерых детей и мужа за большой семейный стол, разливает чай из самовара. У самой чай уже давно остыл. Она допьёт его, когда все уже встанут из-за стола.
Теперь уж я знаю – это была её любовь к нам.
А вот она провожает нас в далёкий город на учёбу. «Не оглядывайтесь назад, нельзя», - говорит, прощаясь.
Теперь я знаю, почему нельзя. Чтобы мы не видели её слёз – слёз её любви к нам.
Прошлым летом мы, как всегда, гостили у мамы в деревне. Однажды тихим вечером сидим в саду под яблоней и пьём чай. Мама поёт нам народные песни, частушки. Так весело… На минуту она отлучилась за вареньем. Вдруг слышим её крик: «Дети, быстрее! Пожар! Бегите скорее! Вёдра берите!» Выбежала на улицу, криками: «Пожар! Пожар!» - подняла народ. Копну сена у сарая одного из сельчан, объятую пламенем, потушили ещё до прибытия пожарных.
Теперь я знаю – это было проявлением её любви ко всем, кто её окружает.
Тем не менее, ни разу в жизни я не слышал от мамы слова «люблю». Когда из города привозим ей подарки, скажет только: «Это уж зачем? Ничего мне от вас не нужно, вы только сами приезжайте каждый год». И всё. Но теперь-то я знаю – это и есть её признание в любви к нам.
В канун 80-летия мамы я отправил ей письмо, в котором были и такие строки: «Мама! Вот что написала в школьном сочинении твоя внучка: «У меня есть бабушка. Она красивая, умная, чистая. У неё руки мягкие». Ты уж извини нас, мама, мы не умеем говорить так красиво. Думаем, наверное, что наши чувства понятны и без слов. А может, смелости не хватает сказать. Пока дочь своим примером зарядила меня смелостью, скажу-ка скорее: «Мама, ты для нас – самый дорогой человек в мире, вот что ты помни всегда. Это я говорю от имени всех твоих детей, твёрдо зная, что они сказали бы то же самое».
Вижу, и мне не удалось сказать маме слово «люблю». Но она, думаю, и так поймёт. Разве дело в словах?
ДРУГ
Там, в далёкой тайге, не на шутку разыгралась пурга. Аэропорт, куда мы должны лететь, закрыт на все замки. И нам с другом остаётся только шутить да придумывать эпиграммы на сложившуюся ситуацию, дабы не впасть в отчаяние.
Тут случайно выясняется, что мы можем лететь в соседний район, откуда до нашего уже рукой подать. Ну что ж, думаем, нам не привыкать. Увидеть новые места, познакомиться с новыми людьми – не такая уж малая плата за неудобства в пути. И летим, чтобы только улететь отсюда.
Прилетев в маленький, заваленный снегом аэропортик, узнаём, что можем лететь дальше. Встаём в очередь за билетами. И тут подходит к кассе девушка. Мы, будучи в приподнятом настроении, как джентльмены, пропускаем её вперёд. И зря! После неё нам остаётся один билет на двоих.
Друг, конечно, хочет отправить меня, а я – его. После долгих споров мне всё же удаётся убедить его, что должен лететь он, а не я. Главный мой аргумент – от райцентра, куда прилетит самолёт, до его деревни в два раза дальше, чем до моей.
…«Вот и отлично, – думал я, провожая взглядом набирающий высоту самолёт, – наконец-то я с ним хотя бы частично рассчитаюсь».
И начал вспоминать... Дружба наша началась непросто. Сначала он показался мне таким гордецом, каких ещё свет не видел. Всё в нём раздражало меня: и высокий рост, и рыжие волосы, и его привычка шмыгать носом… А когда подружились, высокий рост стал признаком богатырской натуры, рыжие волосы превратились в золотистые, а привычка шмыгать носом обернулась забавной особенностью...
За что же я ему был должен? Общаясь с ним, испытывая при этом ни с чем не сравнимую интеллектуальную радость, я постоянно учился. Учился быть уверенным в себе, выполнять любое дело со вкусом, - подражая ему. Верить в лучшее, что во мне есть. Учился серьёзным размышлениям о жизни и изложению своих мыслей на бумаге, - стараясь писать достойные его ума письма... А я что давал ему взамен? Мне кажется, ничего. Поэтому я даже обрадовался представившейся возможности хоть что-то сделать для него.
Переночевав в покосившейся, но тёплой избе одной доброй старушки, на следующий день утром я уже летел над бескрайними просторами тайги, сверкающей мириадами снежинок-звёзд.
Я был так горд своим вчерашним поступком, так весело смотрел на бегущего под нами лося…
Вдруг меня осенило. Чёрт! Он же опять обвёл меня вокруг пальца! Опять заставил меня гордиться собой, своим поступком, взяв на себя всю тяжесть угрызений совести, чувства вины передо мной. И вновь он на высоте. И вновь я ему должен…
Как же мне тогда с ним расплатиться?
Этот вопрос, время от времени всплывая в памяти и после той поездки, не давал мне покоя… До тех пор, пока я в один прекрасный день не получил от друга приглашение на свадьбу. На открытке, пониже основного текста, была приписка, понятная только мне и ему: «А знаешь, кто нас познакомил? Попробуй догадаться… Ты помнишь пургу, таёжный аэропорт, один билет на двоих… девушку в очереди?..»
«Вот так! – воскликнул я тут. – Попался? Мы в расчёте?»
Постой! Это я опять горжусь собой?..
ТАЙНЫ ЗЕМЛИ РОДНОЙ
Приезжая летом в родную деревню, не могу не проведать реку Большой Ик, купаясь в водах которой я вырос. Вот и сегодня. С братом, живущим в деревне, едем на мотоцикле купаться. Едем по полям, по лугам, вдоль лесопосадок. Клубы пыли, поднимаемой колёсами, долго остаются висеть над дорогой.
Вижу какое-то странное поле с серой растительностью. Спрашиваю брата, стараясь перекричать свист ветра и грохот мотоцикла:
- А что здесь?
- Питомник лесхоза, - слышу в ответ.
- От жары всё высохло, что ли? Не поливали, наверное. Дождей-то не было.
- То, что ты видишь, только ветки, расставленные для затенения. Сама рассада внизу, под ними.
Я задумался. Взять любую деревню. Ту же нашу. Разве она своей скрытой внутренней жизнью не напоминает этот питомник? Разве можно что-нибудь узнать о ней лишь проездом? Разве для этого не нужно в ней родиться, прожить всю жизнь, а может, и умереть?
С чего же начинается Родина? Вечный вопрос. Думаю всё-таки, она начинается с наших воспоминаний.
Вот лишь один эпизод из далёкого, промелькнувшего как сон, детства.
Для деревенских мальчишек после долгой дождливой осени наступала весёлая пора – выпал первый снег. И речка начала покрываться льдом. Лёд был ещё тоненький, толщиной в оконное стекло. Но мы разве можем терпеть хотя бы день, тем более неделю, как нам сказал папа. И вот мы уже на этом льду. Играем в хоккей. Клюшки самодельные, шайба – застывший лошадиный помёт. Коньков, конечно, нет, все мы в валенках. Сквозь лёд видно, как течёт вода. Ступаешь – из-под ног, как молнии, во все стороны трещины. Но нам-то от этого ещё веселее. Прыгаем, смеёмся…
Но в один не очень прекрасный для нас момент лёд не выдерживает наших издевательств над ним. Он проваливается под нами, и мы все четверо по пояс оказываемся в воде. Речка наша не глубокая, но сильное течение и скользкое дно не дают нам встать на ноги. Братишку моего уносит всё дальше, дальше, и он вот-вот уйдёт под лёд. Тут я последним усилием встаю на ноги и кричу ему: «Дай руку!» У самого края небытия успеваю схватить его за руку и начинаю тянуть к себе, сам еле удерживаясь на ногах. Нам повезло, помогая друг другу, все четверо выкарабкались на берег.
Из валенок вылили воду; сняв носки, выжали их; надели всё обратно. И всё это – стоя на снегу. Но домой шли, дрожа не столько от холода, сколько от страха перед папиной реакцией. И действительно, отец наддал-таки нам жару – нашими же мокрыми штанами, предварительно повелев их снять. Зато мы уж запомнили этот день навсегда…
Что характерно, я не помню, чтобы на папу за это держал какую-то обиду. Брат вообще не помнит, что нас высекли. Видимо, понимали, хотя и были маленькими, что вспышка отца – лишь результат его беспокойства за нас, проявление его любви к нам.
Кажется, целая жизнь прошла после этого случая.
Однажды мы с братом Айратом, с которым как раз тонули когда-то, едем из леса. На том же мотоцикле. На опушке леса остановились, сели на траву и ждём отставший от нас трактор.
Уставшее за день, присмиревшее солнце, перед тем как нырнуть в объятия горизонта, замерло над нашей деревней. Такая тишина, что мы, поддавшись её чарам, тоже сидим молча. У каждого свои мысли. Я думаю: такого заката больше уж не будет; и нам на этом месте, в такой же тишине, так же вдвоём, вряд ли ещё раз удастся посидеть.
Отсюда наша деревня – как на ладони. Без труда нахожу я дом, который стал для нас единственным в мире. Таким его сделали воспоминания, связанные с ним.
С севера деревню защищают от холодных ветров горы. Сколько раз поднимался я на эти вершины, надеясь хоть там остудить своё сердце, охваченное пламенем таинственных ощущений юности. Об этом знаем лишь я да ветер, который, вопреки моим ожиданиям, только раздувал огонь, с которым я пытался справиться.
С юга, сразу за нашим огородом, начинаются поля. Лесные полосы, в которых мы, мальчишки, когда-то играли в «войну», разрезают их вдоль и поперёк. Их когда-то сажала наша мама. Я, до боли соскучившись по Родине, приезжаю домой. Следующим утром встаю рано-рано, выхожу в это поле и, обезумев от его красок, звуков и запахов, плачу. Навзрыд. О чём, не знаю и сам.
Ни с того ни с сего ещё одно воспоминание вклинивается в этот ряд. Над деревней ночь. В небе мерцают сотни миллионов иных миров. Я иду по дороге, ведущей к кладбищу, думая о жизни, о вечности, которая меня ожидает.
Скажите, у кого ещё есть такие воспоминания, такой взгляд на родную землю? Видимо, множество таких бриллиантов памяти и составляет для каждого своё понятие Родины.
ПРИМЕТЫ ВЕСНЫ
Сон своими мягкими крылами обволакивает ум, лишая его способности думать. Душно, как бывает душно в помещениях только весной.
Один студент решает у доски задачу, снисходительно позволяя преподавателю подсказывать формулы. Другие аккуратно переписывают за ним, не пропуская ни одного знака, ни одной цифры. «Зачем, – думает, возможно, каждый, – рисковать, забегая вперёд, если за коллективную ошибку ничего не будет, а за свою придётся отвечать».
Такая тишина, такое равнодушие в глазах…
Вдруг одно из окон аудитории распахивается настежь! В комнату врывается весенний свежий ветер и, вихрем облетев все ряды, достигает дверей, с грохотом открывает их и начинает заполнять собой коридоры и этажи.
С улицы начинает доноситься журчание ручейков, шум проезжающих по лужам машин, чириканье воробьёв. И запахи, запахи… Будто из другого мира.
Спешно закрывают окно, притворяют двери…
Казалось бы, сонная тишина сейчас вновь восстановит свои права и начнёт убаюкивать людей.
Не тут-то было!
Кто-то уже оживлённо спорит с соседом, предлагая более рациональный путь решения задачи; кто-то задаёт преподавателю вопрос, не имеющий ни малейшего отношения к уроку; а кто-то просто начинает заигрывать с девушкой, сидящей впереди…
Что только не делает с нами её величество Весна!
КРАСОТА СПАСЁТ МИР?
Этот живописный уголок на берегу реки Большой Ик был наш. Здесь три из пяти небольших озёр изящно окаймлялись деревьями и кустарником, а два – зелёной травой до самой воды. Между озёрами змеёй тянулась дорога к реке. Мы знали, что ранним летом у второго и пятого озёр можно найти дикий лук и щавель, а за третьим поворотом дороги – свербигу и борщевик. Знали также, где искать землянику, а где ежевику и костянику. Любой мальчишка знал, что около первого озера – два куста боярышника, а за пятым озером такая сочная черёмуха… На зиму мешками собирали калину. А рыба в озёрах? А уха на берегу? А пение птиц на заре?.. Словом, это был целый мир, мир нашего детства.
И вот однажды кому-то из районного начальства приходит в голову мысль, что земля эта пропадает зря. И в этот рай земной посылается… бульдозер. Вырванные с корнем деревья сталкиваются в гладь озёр. Земля вспахивается и засеивается пшеницей. Но… Как ни стараются, как ни удобряют каждый год, пшеница не растёт.
Сейчас это неприглядное место, заросшее бурьяном, представляется мне памятником человеческой глупости.
Уничтоженные человеком уголки нетронутой природы, превращённые в конюшни царские палаты, взорванные храмы… Факты эти просто кричат нам о том, что красота сама по себе не спасает мир. Она бессильна перед людским безумием. Человеком управляют его страсти. И на пути достижения своего он не останавливается ни перед чем, будь то хоть восьмое чудо света.
Что же тогда спасёт мир? Что спасёт человека в нём? Неужели классик не прав?..
УРОКИ ОТЦА И МАТЕРИ
Нам достаточно знать только, как жить. Не правда ли, такая малость! Но даже великий Лев Толстой, и тот всю жизнь мучился: «Кто я? Зачем я? Для чего я здесь?» Природа возложила решение этих задач на самого человека, на каждого из нас в отдельности. Такова цена нашей с вами свободы.
К счастью, с нами обошлись не так жестоко, как может показаться на первый взгляд. Спасательный круг есть. Жизнь сама подсказывает, как жить, если только мы не настолько ленивы, чтобы не замечать её уроков.
Вот лишь два эпизода из жизни. Мне кажется, они говорят сами за себя.
…Однажды в детстве мы с братом решили построить – ни больше, ни меньше – настоящую летнюю кухню. Но у нас хватило сил и умения сложить лишь первый ряд брёвен. Помню, сидим на этих брёвнах и рассуждаем, как будем дверь делать и главное, из чего и как крышу крыть. Так в мечтах наших только и осталась эта летняя кухня. Но отец, показывая нашу работу людям, с гордостью говорил: «Смотрите, какие у меня сыновья растут!»
От многих бед в жизни спасло меня это маленькое воспоминание, породившее в одном из уголков души полный запрет на обман отцовских ожиданий.
…Как-то летом хулиган обманным путём завладел велосипедом дочери и укатил в неизвестном направлении. Она была на грани отчаяния. Да ещё мы, не сразу примирившись с мыслью, что вор так и не будет найден, подливали масла в огонь. Но к концу этого кошмарного дня я вспомнил урок своей мамы. Я сказал дочери, как говорила в таких случаях мама: «Ладно, пусть это будет самым большим несчастьем в твоей жизни. Ты же не сделала ничего плохого, ты просто поверила ему, думая, что это – человек. Стоит ли из-за этого переживать?»
Благодарный взгляд дочери стал наградой за эти слова, за поддержку в трудный час.
Кто-то скажет: «Я уже где-то слышал это». И будет прав. Говорят же, нет ничего сказанного, что не было бы сказано раньше. В чём же тогда смысл наших поисков, блужданий, если можно вычитать правила жизни и припевающе жить по ним?
Представьте себе альпиниста, поднимающегося на гору. Его цель как будто ясна – вершина. Но вот что удивительно: он карабкается туда какими-то замысловатыми, нехожеными тропами, выбирая самый сложный маршрут. В чём дело? Оказывается, в том, что вершина – не единственная и даже не главная цель. Цель альпиниста – открытие неизведанных троп, ведущих к вершине. А главное, к себе самому.
Думаю, что-то подобное происходит и в жизни. Мы много знаем всяких истин, нас часто снабжают мудрыми советами. Но они мало чем помогают жить. Мы сами должны добраться до них своими, только нами выбранными тропами.
СЛУЧАЙ НА СВАДЬБЕ
С другом детства мы не виделись двадцать лет. А когда встретились, воспоминаниям не было конца. Сидим на берегу живописной реки, делаем вид, что ловим рыбу, а сами разговариваем. Тогда-то друг мой и поведал историю своей женитьбы, которая показалась мне довольно забавной.
«Я ехал на рыбалку, - начал он свой рассказ. – Вокзал. Вокруг однообразная масса людей. Серо всё, неприглядно. Вдруг взгляд мой задерживается на ярком пятне – девушке, стоящей ко мне спиной. Я начинаю пристально смотреть на неё. Смотрю не отрываясь. Через минуту она, о боже… оборачивается! Какие силы повернули её ко мне, остаётся загадкой до сих пор. Взгляды наши встречаются, и мы долго, с упоением смотрим друг другу в глаза…
Мы с ней не хотели пышной свадьбы. Но её родители оказались людьми старых убеждений и единственную дочь не хотели отдавать без большого застолья на всю деревню. Лето в тот год выдалось дождливое, и день свадьбы не стал исключением: с утра зарядил мелкий дождик. И так как цивилизация ещё не докатилась до этой богом забытой деревни, улицы её напоминали прифронтовую дорогу где-то на болотах. Но когда я предложил идти в загс в резиновых сапогах, будущие мои родственники чуть дар речи не потеряли: «Как? Что подумают люди?»
На регистрацию выехали на военном, крытом зелёным брезентом уазике. Всё шло нормально, пока по дороге обратно не случилось непредвиденное – машина завалилась в кювет и застряла там. Вначале мы смеялись, но вскоре невеста начала волноваться – как бы не опозориться перед людьми.
Тут я вспомнил своё обещание носить её на руках. Спрыгнул с машины, взял свою новоиспечённую жену на руки и понёс. Хотя её близость, касание её тела и волновало меня, но главной моей заботой была – как бы не уронить свою драгоценную ношу.
Я уже видел, что около дома нас встречает множество народа. Чувствовал себя героем, и в то же время было неловко, что всё внимание обращено к нам. Эти противоречивые чувства отвлекли меня от главного – от мысли о дороге, по которой так важно шагал. Я уже представлял себя идущим по красной ковровой дорожке, подобно Юрию Гагарину после полёта в космос, как вдруг… поскользнулся. Падая, попытался поставить жену на ноги, да не успел. Она упала рядом со мной, в ту же лужу. Это была катастрофа! Кто-то ахнул, кто-то засмеялся. Мы от растерянности не знали что делать. Я же чувствовал себя последним идиотом.
Тут подошла тёща и своим властным, не терпящим возражений голосом сказала: «Что за смех? – повернувшись к нам, повелела: - Сейчас же в баню!»
Это, казалось бы, несчастье связало нас крепче штампа в паспорте. Спустило с заоблачных высот на землю. Мы стали мужем и женой.
За эти годы было много всяких ударов судьбы – похлеще того падения, - сказал друг. – Но в такие минуты мы с женой всякий раз вспоминали этот случай на свадьбе и говорили друг другу: «А помнишь?..» И смеялись. А смеясь – поднимались. Поднявшись – жили дальше».
ВОЛКИ
Отец мой рассказывал такую историю. Однажды в молодости лунной ночью он шёл один по степной дороге. Шёл на свидание с любимой девушкой. Вдруг видит: впереди, прямо на дороге, лежат два волка. Отец остановился. Волки медленно повернули головы в его сторону. Отец уставился на них, они – на него.
Так прошло некоторое время. Но вот у отца, наконец, появились какие-то признаки жизни. «Что делать? – начал рассуждать он, выйдя из оцепенения. – Не будешь же вечно так стоять. Если я пойду назад, они бросятся за мной. А вперёд…» Тут он вспомнил про нож. Опустил руку в карман брюк, крепко сжал в кулаке рукоятку ножа и пошёл по блестящей под луной песчаной дороге вперёд.
Когда до волков осталось несколько шагов, они лениво поднялись со своих мест и уселись по разные стороны дороги. Отец, как во сне, прошёл между ними.
Он знал, чувствовал, что волки идут за ним. Но, помня совет матери, до самой деревни ни разу не оглянулся назад.
Шагая уже по улице деревни, он долго не мог вытащить руку из кармана (рука будто окаменела). Потом, вытащив, не мог разжать кулак, в котором был нож.
«Как же я защищался бы, если бы они вдруг напали?» - удивлялся отец потом всю оставшуюся жизнь.
ПУСТЫНИ И ОАЗИСЫ ДУШИ
Оборвалась на полпути жизнь человека. Для кого-то он был другом, для кого-то просто коллегой. Но для всех, как выяснилось потом, был и остался загадкой.
Во время поминок кто-то вспомнил о его грустных глазах, другой – о сияющей улыбке, третий – о его детской стеснительности (при его-то огромном росте). А руководитель наш заметил: «Мне кажется, мы так и не успели понять что-то главное в нём».
Быть может, ключом к пониманию «главного в нём» было его последнее выступление перед коллективом. Мы собрались в честь праздника 8 марта. Он читал свои стихи. Они были, конечно же, о женщине, о её любви и нежности. Но в его жизни, мы знали, не было того, о чём он говорил. Это были воспоминания о потерянном, мечты о несбывшемся. Не случайно в его тетради стихов появились эти строки:
Устал я быть спокойным и упрямым,
Делать вид, что я скала.
Не смог я в этом мире стать желанным,
Уйду я скоро навсегда.
Конечно, такие мысли могут посещать любого из нас. Не в том трагедия. Трагедия – в отсутствии им противовеса.
Бывает, жизнь, поворачиваясь спиной, начинает придавливать меня к земле. Все отвернулись, всё против меня. Почва из-под ног уплывает. И кажется, никто уже не в силах помочь.
Тут подбежит ко мне моя волшебница!.. Как она догадалась, в каком я состоянии?! Она крепко обнимет меня за шею и скажет только: «Бедненький папа, никто его не пожалеет».
И всё! Больше уже ничего не нужно. Какими бы огромными ни казались неприятности, они не могут перевесить сочувствие моей дочери. Меня душат слёзы радости. Я молча глажу дочь по голове, постепенно возвращаясь в надёжный мир своей семьи. Я спасён.
Как мало человеку надо! Один лишь взгляд и несколько слов – и вот уж сотворён оазис, где царствует любовь. И как мало нужно, чтобы оазисы превращать в пустыни. Тоже – один лишь взгляд и несколько слов…
ПЕРЕМЕЛЕТСЯ – МУКА БУДЕТ
Человек абсолютно уверенным может быть только в том, что испытано им самим. Предлагаю один из таких не раз испытанных мною рецептов, помогающих в трудные моменты жизни не впасть в отчаяние.
Письма её были так милы, что я уже начал строить радужные планы. Но что-то вдруг разладилось у нас. Из очередного её письма я понял только, что она сердится на меня, а за что – этого она не объясняла.
Ответ мой, выдержанный в лучших традициях дидактической литературы, тоже не блистал остроумием. К счастью, по какой-то причине он не был отправлен в этот день. Прочитав его назавтра, я понял, в каком свете должен был предстать перед той, кого не хотел потерять. Я порвал это письмо и написал другое...
В результате вот уже двадцать лет как мы вместе.
Благодаря этому жизненному опыту я приобрёл одну полезную привычку: когда средь бела дня вдруг наступает ночь или жестокий ураган сметёт всё с моей души, я хватаюсь за карандаш и бумагу и начинаю писать. Пишу до тех пор, пока не исчерпаю все мои мысли по поводу случившегося. Ругаю тех, кто причинил мне боль. Ругаю себя, что позволил причинить себе боль…
Главная прелесть этого метода в том, что наедине с бумагой ты абсолютно свободен. В то же время не усложняешь отношений с другими, пока не разобрался в себе, в своём гневе.
Но в какой-то момент говорю себе: «Стоп! Раз уж так случилось, пускай уж это будет уроком, расширяющим мои знания о жизни».
Только так, представляется мне, можно стать мудрее. А ведь мудрость тоько и спасёт нас от жизненных бурь и штормов, раз мы уже поумнели, раз нам уже недоступно беззаботное счастье резвящегося над пропастью ягнёнка.
ВСТРЕЧА НА ПРОСЕКЕ
Один мой знакомый психолог утверждал, что законы психологии управляют людьми с такой же железной необходимостью, с какой законы физики управляют природой. Позвольте, значит, мы – рабы заложенной в нас кем-то программы? Мы не способны сами принимать решения? Интересный ответ даёт на этот вопрос Зигмунд Фрейд. Он утверждает, что психическое и сознательное – не одно и то же. Благодаря этому, говорит он, мы можем с помощью сознания бороться с какими-то нежелательными проявлениями нашей психики.
Итак, как нам жить, какое поведение выбрать? Какие наши действия приносят удовлетворение и радость не только нам самим, но и близким, приближают нас к нашим благородным целям, а не отдаляют от них? Многое здесь, видимо, зависит от нас самих. Добра и зла в жизни, скорее всего, поровну. Главное, самим не поддаться искушению, не перейти в лагерь ненависти и злобы. А перейти туда очень легко. Стоит ответить злобой на злобу, враждой на вражду – и ты уже в том лагере, против которого якобы борешься.
А ведь есть другой путь, другой образ жизни. Я знаю это не понаслышке. Судьба подарила мне встречу с одним замечательным стариком.
Было это в мае, когда весна, окончательно победив зимние холода, предстаёт перед нами во всём своём величии. Мы, три друга, шли в лес заготавливать дрова для матери одного из нас. Простор полей, запах просыпающейся земли, песня жаворонка над головой – всё это после душных студенческих аудиторий создавало ощущение абсолютной свободы. Мы были в восторге и от природы, и от кипящих в нас самих жизненных сил. Мы просто опьянели от всего этого…
Но вот началась работа. И несколько часов обычных для деревенского жителя движений утомили нас, поубавив восторга. Уже не замечая прелестей природы, не слыша её запахов и звуков, мы молча работали и работали. Злились на палящее солнце, на друга, задавшего, как нам казалось, такой бешеный темп, на государство, не догадывающееся протянуть в деревню трубу из проходящего мимо газопровода…
Наконец, закончив работу, расположились на теневой стороне просеки, чтобы пообедать. И тут… Из леса появляется старик. Выясняется, что он тоже весь день работал. Но, в отличие от нас, не выглядел уставшим. Более того, он излучал свет. И мы это сразу почувствовали. Я, например, просто физически ощутил, как в меня вливается щедрый поток спокойного оптимизма, умиротворённости.
Мы пригласили его к чаю. Завязался разговор. Оказалось, отнюдь не лёгкая судьба выпала старику в этой жизни. Прошагал всю войну. Потом надо было детей поднимать. А те, повзрослев, разбежались кто куда. Остались они со старухой одни. Казалось бы, ради чего уж теперь жить? Но он излучал свет! Значит, было в нём что-то, не зависящее ни от каких внешних обстоятельств. Что? Для меня это до сих пор загадка.
Возвращаясь тогда из леса, мы вновь оказались среди безграничных просторов родного края и услышали над собой такое же, как утром, пение жаворонка… Когда мне бывает особенно трудно, я вспоминаю свои тогдашние ощущения. И с души спадает туман, и ночь кажется уже не так черна.
Долгие годы я не видел друга, с которым тогда были в лесу. И вот мы наконец встретились. Он жил в таёжном посёлке. Я спросил его, помнит ли он того старика в лесу. «Конечно, помню, – сказал он и задумался. После чего добавил: – А знаешь, когда я приезжаю к брату в город, они мне тоже говорят, что я приношу с собой покой, запах тайги и настрой на мирную неторопливую беседу. Помню, конечно. Ведь старик этот дал направление всей моей жизни».
ДВА ЭТЮДА О ВАЖНОМ
...Оказавшись в городе, недалеко от которого живёт мой давний друг, я не мог не заехать к нему. Вечером он повёл меня по своей деревне, обещая показать кое-что. Ну какие уж, думаю, в деревне достопримечательности. Дома как дома... “Здесь, - говорит друг, - живёт колхозник, а тут учитель...” Дома были обычные, такие, в каком и я родился и жил, пока не уехал учиться в город. Выделялись среди них своими размерами и внешним блеском лишь дома бывшего председателя колхоза, пчеловода и фермера.
Далее улица сплошь была застроена дачниками. Почти однотипные двухэтажные коттеджи по обе стороны улицы, казалось, тянутся до бесконечности. Я уже хотел повернуть назад, но друг сказал, что мы ещё не дошли до главной цели нашего путешествия.
И вот впереди, как в сказке, из темноты вдруг появилось это чудо. Настоящий дворец – крыльцо в готическом стиле, башенки, фонтаны, чугунная ограда... Только два “джипа” во дворе да спутниковая антенна мешают фантазии унести меня в дебри народных сказок, начинающихся со слов: “Жил-был Царь...” О внутреннем убранстве этого дворца друг мой сказал только, что в каждой из восемнадцати его комнат висят такие люстры, что ему, директору школы, чтобы купить лишь одну из них, понадобилось бы работать целый год.
Обслуживают дворец шестеро слуг, получая, естественно, зарплату от хозяина. А хозяином, к моему величайшему удивлению, оказался не какой-нибудь бизнесмен или олигарх, а ректор одного из государственных институтов. “У него зарплата лишь вдвое больше моей, - сказал друг. – А это он выставил напоказ, какие крутые взятки берёт”.
Но ведь, известно, ничего нам в жизни не даётся даром. Какую же цену заплатил этот человек за свой роскошный дворец? Что у него на другой чаше весов?
“У него была дочь, - продолжил друг, - она умерла, бросившись с восьмого этажа. У него была жена, он с ней развёлся. Вторая жена родила ему ребёнка с церебральным параличом”.
А во дворце – восемнадцать шикарно обставленных комнат. Во дворе фонтаны бьют, силясь доказать кому-то, будто за этой чугунной оградой – рай земной.
...Летними вечерами группа педагогов занималась организацией спортивных игр на свежем воздухе. Моя напарница в один из дней привела с собой сына – мальчика лет пяти. Пока мы формировали команды, объясняли детям правила игры, мальчик был предоставлен самому себе.
В какой-то момент мать забеспокоилась: мальчика нигде не было видно. Она пошла искать его. Но скоро вернулась одна. Быстро приближаясь ко мне, заговорила: “У меня пропал ребёнок, - голос её дрожал. – Он играл вон там, за кустами. Я слышала, он крикнул: “Мама!” А когда мимо проехала машина, он затих. Его увезли!.. Ой, не могу, - выдохнула она, бледнея. – Сейчас умру...”
Я, как мог, успокаивал её. Побежали искать вдвоём. Расспрашиваем людей, она зовёт: “Артур! Артур!”
Тут навстречу знакомые ребята. Они, перебивая друг друга, говорят: “Он же в школе. Сейчас только мы его там видели”.
Мальчик сидел рядом со сторожем и ждал маму. Огромный синяк на его лбу мама не сразу и заметила. А когда он сам рассказал, что случилось, лишь махнула рукой – пройдёт...
Мне показалось, только присутствие посторонних да ещё учительская привычка сдерживать себя не позволили ей тут же опуститься перед сыном на колени и заплакать. Вместо этого она лишь то похлопывала его по спине, то гладила по голове. Но глаза её!.. Они так и светились! Так и выдавали её истинные чувства!
Смотрел я на эту счастливую пару и думал: “Вот что важно! Вот что действительно имеет значение! Они встретились! Они нашли друг друга!” И таким мелким, таким ничтожным показалось всё, по поводу чего я беспокоился, нервничал все эти последние дни...
В ОСЕННЕМ ПАРКЕ
(Зарисовка)
Кленовый лист, описывая круг за кругом, бесшумно упал на землю. На самом краю длинной скамьи сидит одинокий старик. Его сухое, изборождённое морщинами лицо напоминает старинную тайнопись. Кажется, в этих причудливых узорах кроется вся информация о прожитой им жизни, сумей только прочесть.
Чем-то притягивает меня этот задумавшийся старик, чем-то он мне симпатичен. Подойти бы к нему и заговорить... Но меня останавливает от этого шага то очередной вопрос моего трёхлетнего сына, то мои собственные сомнения. Уместно ли, думаю я, вмешиваться в течение чужой жизни. Не будут ли мои вопросы выглядеть глупыми, наивными в сравнении с тем, что пережито этим стариком?
Я пытаюсь представить его молодым, подтянутым парнем, одно появление которого бросало в жар девушек. Представляю ситуации, в которых он мог оказаться, его взлёты и падения. И задаю вопрос: “А какой жизненный урок он извлёк из своей жизни?” Но ведь мои представления – лишь мои домыслы о нём. Скорее всего, я не угадываю ни одного факта его биографии...
Тут мячик моего сына закатывается под скамью, где сидит старик. Сын, пыхтя, лезет за мячом, достаёт его, выпрямляется... И видит старика. Некоторое время он молча смотрит на него. Потом спрашивает: «А это что у тебя?»
Вид маленького человечка, стоящего перед ним с выпяченным животом, оживил старика, он даже улыбнулся. Но, тут же догадавшись, что мальчика интересует орден на его груди, серьёзно ответил: «Война это, сынок».
Сын подождал немного, надеясь, что дедушка скажет ещё что-нибудь, из чего стало бы ясно, что именно он хотел сказать… Но суровый вихрь воспоминаний, видимо, вновь успел увести старика и от этого парка, и от любопытного мальчика, и от себя сегодняшнего…
А В НЕБЕ ЖАВОРОНОК ПОЁТ
Случай, о котором хочу рассказать, задел во мне, видимо, самые нужные, самые важные струны души. К нему я обращаюсь, о нём вспоминаю, когда мне нужно черпать в себе силы жить.
Оказалось, весна в тот год спешила не зря – успела-таки надеть свой зелёный наряд к рождению нашего сына. “Что ещё нужно для полного счастья! – думал я, стоя в трамвае у открытой форточки. – Мы молоды. У нас чудесный ребёнок. Впереди – жизнь...”
Ветер, врываясь в окно, трепал мои непослушные волосы. Планета утопала в лучах восходящего солнца. Трамвай мчал нас… Должен был везти на работу. А бог знает, куда он повёз. Города и люди, леса и поля, звери и птицы – всё осталось позади, где-то за туманом моих раздумий. Будто из другого мира доносились лишь неясные, приглушённые звуки…
По какой-то немыслимой спирали я поднимался всё выше и выше. Не знаю, сколько продолжался мой полёт. Но вдруг я почувствовал: в покинутом мной мире что-то изменилось. И это «что-то» мгновенно возвратило меня с небес на землю...
Два моих соседа по-прежнему жаловались на жизнь. Трамвай так и ехал своей железной дорогой… Что же произошло здесь, что изменилось? Я прислушался... И тут… Сквозь грохот трамвайных колёс, сквозь обрывки людских разговоров я услышал… пение жаворонка.
Сначала я не поверил своим ушам. «Не сон ли это? Откуда уж в городе жаворонку взяться?»
Но это не было сном. Он пел над небольшим пустырём, окружённым многоэтажными домами. Ему не было никакого дела ни до этих домов, ни до потока машин, ни до людей, которым вечно некогда – некогда остановиться и прислушаться, некогда задуматься, да и некогда, кажется, и жить.
Образ этой маленькой птицы, поющей над шумным городом, навечно запечатлелся в моей памяти. И каждый раз, вспоминая этот случай, поражаюсь я вот чему. Ссорятся люди, злобой искажены их лица, а где-то рядом жаворонок поёт. Войны сотрясают планету Земля, кровь и слёзы льются рекой, а где-то, вот он – жаворонок поёт. Мечутся люди, бредут без дороги, а в небе (слышите?) жаворонок поёт!.. Поёт свою вечную песню о любви, о мире, о радости жизни, как бы говоря: люди, вы что делаете, разумные ли вы существа?..
МИР ГЛАЗАМИ ПУШКИНА
Казалось бы, нам-то уж известны его место и роль в нашей жизни. Мы-то судим о нём с такой высоты, с какой никто раньше не судил. Но приходит новое поколение – и задумывается вновь: “Что для нас Пушкин? В чём секрет его обаяния, вечной его молодости?”
По мнению академика Дмитрия Лихачёва, “тайна безмерного обаяния Пушкина в том, что он в каждой песчинке жизни, в каждом её мгновении видел, ощущал огромный, вечный, вселенский смысл. И потому он не просто любил жизнь во всех её проявлениях – жизнь была для него величайшим таинством”.
Однажды мне в школьном сочинении нужно было описать свои впечатления от осеннего леса. Весь вечер промучившись над словом, усталый, недовольный собой, я взял в руки томик Пушкина. Открыл его на случайной странице и... прочёл слова, которые так мучительно в себе искал: “Роняет лес багряный свой убор...”
“Это же чёрт знает что!” – воскликнул я, тронутый до глубины души этим ритмом, этой музыкой слов. Все слова обычные, понятные любому ребёнку. Но их сочетание!..
В том-то и фокус, что пушкинский узор из знакомых нам слов высекает в нас искру неизвестной нам мысли, - мысли, скрытой от нас, быть может, в глубинах нашего же подсознания. “Неожиданно умом мы осознаём то, что происходит в сердце”, - говорит о нашем восприятии поэзии американка А. Куиндлен.
Бывает, необычное природное явление или прекрасное в людях заставит мой дух воспарить. И тогда... “пробуждается поэзия во мне”. Я ловлю себя на том, что прокручиваю в уме пушкинские строки: “Буря мглою небо кроет...” Или “Я помню чудное мгновенье...”
Так вот же она – живая связь с гением через века! Вот же он – взгляд на мир его глазами!
Могут возразить: но ведь Пушкин – не цветное стекло, через которое мир кажется или только зелёным, или только красным. Иначе как объяснить такое множество изображённых им чувств и внутренних состояний человека? Согласен. Взгляд его, пожалуй, можно выразить словосочетанием “магический кристалл”, под которым Пушкин подразумевает вдохновение, творческий подход к жизни.
Он учит нас видеть мир таким, какой он есть. Не претендуя на знание абсолютной истины, он то одной, то другой стороной поворачивает жизнь, как бы говоря нам: посмотрите, как она прекрасна во всех своих проявлениях, как поэтична, как гармонична! В капле росы отражается Вселенная. В капле времени – Вечность. Радуйтесь данной минуте! Живите сегодня!
ЧЬИ ДОРОГИ ЛУЧШЕ
Был такой случай. В середине семидесятых прошлого века я в составе туристической группы ездил в Восточную Германию. Едем по тем местам, по которым мой папа Нафик Ягудин проехал или прошагал: сначала в качестве командира миномётного отделения, потом как сотрудник фронтовой газеты «За Родину», затем, уже в Польше, как парторг части Конного депо… Однако я ещё не сознаю, что еду по следам отца.
Но вот Брест, меняют колёса вагонов… Так папа же в сорок пятом проехал через этот город, возвращаясь на фронт после госпиталя! Следующая остановка – Варшава. Варшаву и варшавский вокзал папа видел разрушенным до основания, сейчас, конечно, всё восстановлено. Дальше маленькие станции Кутно, Коло. И Познань. Где-то здесь, в окрестностях города Гнезно, располагалось Конное депо, где служил папа.
Кстати, в Варшаве от нас отстал один наш товарищ. Он вышел поменять советские деньги на польские злотых, в это время поезд ушёл. Документов с собой нет, чужая страна... Ладно ещё он был учителем немецкого. Нашли человека, знающего немецкий, он объяснил ситуацию. Его посадили в следующий за нами поезд, и он догнал нас в Франкфурте. Без документов, без билета, без денег пересёк границу Польши с Германией! Через нашу границу он смог бы пройти?
В Германии мы проехали по городам: Франкфурт-на-Одере, Дрезден, Веймар, Галле. Галле – город-побратим Уфы, а мы из Башкортостана. Нам организовали роскошный прощальный банкет. И вот Берлин. По его разрушенным улицам папа ездил в трамвае, через Бранденбургские ворота проходил к Рейхстагу. Но сейчас тут не пройдёшь: упираешься в бетонную стену, стоят пограничники.
В какой-то день нашего пребывания в этой стране организаторы повезли нас в пионерлагерь, расположенный в лесу, и устроили встречу с немецкими пионерами. И вот мы проводим маленькую пресс-конференцию: отвечаем на вопросы детей, задаём свои.
Мне тоже захотелось высказаться. Попросил слово и говорю: «А вы знаете, почему наши лыжники на олимпиадах всегда первые?» И сам же отвечаю: «Потому что у нас такие просторы, что есть где развернуться во время тренировок». Наши, улыбаясь, одобрительно кивают, переводчик доводит мои слова до ребят. Далее я говорю: «А знаете, что мне у вас больше всего понравилось?.. Ваши дороги…»
Мне кажется, если бы я выстрелил из пушки, это произвело бы меньшее впечатление, чем мои слова. У соотечественников моих срабатывает некий рефлекс, и я со всех сторон слышу: «Зачем это?! Не надо это переводить!..» У немецких ребят недоуменные лица: чего так испугались дяди и тёти, почему так грозно смотрят на своего товарища?.. Тут только до меня доходит, что я «натворил». Посмел поднять вопрос, в котором сравнение не в нашу пользу.
В связи с этим вспоминается один мой односельчанин. Зовут его Шакур. Люди привыкли считать его дурачком. Однако, мне кажется, он удостоился этого титула единственно благодаря тому, что не умеет скрывать свои мысли. Например, проходя мимо женщин, сидящих в разгар летних работ на скамье у ворот, он громко «подумает»: «У Рамили картошка не окучена, а она сидит тут, лясы точит». Или вечером в клубе (куда, кстати, только он и ходил в галстуке и в начищенных до блеска хромовых сапогах) скажет при всех: «Сания вчера с одним парнем была, сегодня уже с другим».
Его имя в деревне давно уже стало нарицательным. Вы хотите как можно больнее уколоть того, кто говорит вам неприятную правду о вас? Тогда самое время пустить в ход выражение: «Что, теперь и ты стал Шакуром?» Это надолго отобьет вашему собеседнику охоту разговаривать с вами.
Однажды этого Шакура повезли в райцентр к психиатру, чтобы получить справку для оформления пособия. Врач высыпал перед ним пригоршню мелочи и велел посчитать. Думаете, он не справился с заданием? Как бы ни так! Посчитал с точностью до копейки! Доктор сказал, что ему в жизни приходится иметь дело и с людьми поглупее, которые к тому же занимают высокие посты, и справки, конечно же, не дал.
Мать Шакура, как только они вышли из кабинета, начала ругать его, обзывая дурачком: «Не мог, что ли, хотя бы одну копейку не заметить?» Тогда Шакур вернулся обратно и говорит доктору: «Можно я ещё раз посчитаю? Оказывается, я должен был ошибиться».
Доктор до сих пор рассказывает этот живой анекдот своим друзьям и знакомым как смешной случай из своей практики. А ведь он, как психиатр, должен был знать, что такая предельная искренность, оголенность души и есть (по крайней мере, в глазах людей) признак расстройства ума. И не смеяться над этим, а задуматься.
Теперь я, вспоминая тот случай в Германии, другие подобные случаи той поры, думаю: оказывается, я должен был притворяться, говорить не то, что думаю, отказывать себе в удовольствии быть самим собой, и всё для того лишь, чтобы, не дай бог, не подумали, что у меня не все шарики на месте…
Должен был притворяться… Должен – был? Или всё ещё должен? Времена изменились или это лишь обман зрения? Ведь Шакур ещё не реабилитирован…