17 февраля с.г. за линию фронта на Гжатском направлении по агентурному делу «Монастырь» был переброшен агент 4-го Управления НКВД СССР «Гейне» под видом курьера существующей в Москве церковно-монархической группы.
Направляя нашего агента к немцам от имени организации, мы имели в виду следующие задачи:
1) создать канал, по которому можно будет забрасывать нашу специальную агентуру в Германию и на оккупированную территорию;
2) дезинформировать германское командование о положении в СССР;
3) выяснить круг вопросов, интересующий германскую разведку в СССР.
Находясь на оккупированной территории в течение месяца, «Гейне» побывал в Гжатске, Смоленске и Минске.
15 марта с.г. «Гейне» с минского аэродрома на самолете был доставлен на нашу территорию и сброшен на парашюте в районе Рыбинска Ярославской области. Вместе с «Гейне» в самолете следовал германский разведчик-радист с рацией под кличкой «Краснов», прошедший специальную подготовку в Варшавской разведывательной школе.
На основании информации «Гейне» принятыми УНКВД по Ярославской области мерами «Краснов» был обнаружен, арестован и доставлен в Москву.
«Гейне» получил задание Смоленского разведывательного пункта вести на нашей территории активную военно-политическую разведку. Кроме того, он привез указания для монархической группы, заключающиеся в следующем:
1) активизировать антисоветскую пропаганду среди населения, всячески восхваляя гитлеровскую Германию и «новый европейский порядок»;
2) вести агитацию за немедленное окончание войны;
3) развернуть диверсионную и саботажническую деятельность;
4) приступить к созданию подпольных ячеек организации в промышленных и областных городах СССР.
Согласно легенде Гейне сообщил немцам, что организацией, от имени которой он послан, сконструирован в Москве радиопередатчик, который не может действовать из-за отсутствия кварцев. Перед отъездом немцы вручили агенту кварцы и телеграфный ключ, прося наладить его бесперебойную работу.
В целях самостоятельной работы на передатчике, его в течение двух недель обучали два немецких инструктора-радиста. Для передачи разведывательных сведений по радио немцы снабдили «Гейне» двумя шифрами и позывными.
Обер-лейтенант из Смоленского разведывательного пункта, который непосредственно работал с «Гейне», обещал для развертывания диверсионной работы прислать в Москву необходимое оружие, взрывчатые вещества и специальных людей.
В качестве явки для германской агентуры, которая будет направлена в Москву, «Гейне» сообщил немцам заранее подготовленный нами адрес отца его жены.
Агент отмечает большой интерес, проявленный работниками Смоленского разведывательного пункта в отношении формирования кавалерийских частей Красной Армии и наличия войск союзников на Западном фронте, и в частности в Москве.
Кроме того, немцы настойчиво просили его регулярно информировать их о результатах бомбежки Москвы, точно указывая, где упали и что разрушили германские бомбы.
В Гжатске, Смоленске и Минске «Гейне» собрал заслуживающие внимание военно-политические разведывательные данные.
Учитывая, что посылка «Гейне» за линию фронта дала положительные результаты, позволяющие рассчитывать на реализацию всех намеченных нами по этой легенде задач, целесообразно дальнейшую игру с германской разведкой продолжать.
Для укрепления легенды и положения «Гейне» в германских разведорганах следовало бы в ближайшие дни начать регулярную передачу немцам дезинформационных материалов.
(из Докладной записки начальника 4-го Управления НКВД СССР старшего майора госбезопасности Судоплатова заместителю народного комиссара Внутренних дел СССР)
По опушке посеченного осколками бора извилисто тянулась линия обороны, со стрелковыми окопами, ячейками и блиндажами. Впереди, теряясь в морозном тумане, расстилалось заснеженное обширное поле, с темневшими на нем заиндевелыми кустами и бурьяном. Там, в предрассветной мгле, тонко свистел ветер, гоня по насту колючую поземку.
В одном из блиндажей позади окопов, сидел за дощатым столом комбат Башкатов, в распоясанной гимнастерке, чистивший разобранный пистолет. Перед ним горела карбидная лампа*, в углу на снарядном ящике у раскаленной печки, клевал носом телефонист, в темном углу, на нарах, храпели несколько солдат.
Блиндаж был добротный, в три наката, обшит свежим тесом, на котором выступила янтарная смола. Еще месяц назад в нем обитал немецкий комбат, от которого остались забытые впопыхах патефон с пластинками и синего бархата альбом с тонкой серебряной пластиной, на которой значилось майор Эрих фон Хильден.
В нем были пару десятков фотографий, на которых майор был снят с семьей на фоне готического замка в горах, а потом у греческого Акрополя и подножья Эйфелевой башни.
После изнурительных и продолжительных боев, наступление немцев под Москвой застопорилось. Часть группы «Центр»* была отброшена назад, Западный фронт, перегруппировавшись и укрепив позиции, готовился к наступлению. Ночью в батальон прибыло пополнение - маршевая рота сибиряков - лыжников, отдыхавшая в землянках, в окопах находились только дежурные пулеметчики и боевое охранение.
Тихо насвистывая, Башкатов протирал масляной ветошью детали, размышляя, кого назначить командиром четвертой роты. Прежний выбыл по ранению, вопрос был не простой. Офицеров в батальоне не хватало, взводами командовали сержанты.
Наверху послышался скрип снега, дверь блиндажа, скрипнув, распахнулась, впустив клубы морозного пара и трех человек в белых маскхалатах.
- Ну как, капитан, все готово? - сняв перчатку, пожал руку комбату первый, то же сделал и второй, а последний, с капюшоном на голове, молча присел в стороне на край нар.
- Так точно, - вщелкнул обойму в рукоятку ТТ, Башкатов.
- Ну, тогда одевайся и вперед, - приказал первый.
Это был начальник полковой разведки майор Удальцов и пришедшие с ним - Маклярский с Гейне.
Капитан снял с гвоздя белый полушубок с шапкой, быстро перетянулся портупеей, сунув в кобуру пистолет и, прихватив висевший на гвозде автомат, первым шагнул к выходу. Край неба на западе чуть посветлел, со стороны немецких окопов взлетела и лопнула в небе зеленая ракета, высветив часть поля и темную за ними кромку леса.
Пройдя по узкому ходу сообщения в стрелковую траншею, группа свернула направо, и через сотню метров остановилась у более мелкой, с замаскированной огневой точкой.
- Ну как тут у тебя Маклаков? - спросил комбат у заснеженного бойца в тулупе, лежавшего за щитком «максима».
- Все путем, товарищ комбат, - просипел тот.- Час назад фриц постреливал, а теперь стих. Не иначе перекуривает.
- Ладно, давай бди, - (похлопал по плечу) и, согнувшись, первым скользнул в неглубокий ход, позади сопели остальные. Вскоре он сошел на нет и пересекся с промоиной,- здесь ползком, - обернулся капитан.
Шурша снегом, поползли, через несколько минут скатились в бомбовую воронку, на дне которой лежали длинные лыжи с палками.
- Ячейка передового охранения, - паря ртом, приблизил капитан лицо к Удальцову. - Ребят, как вы приказали, я убрал.
- Добро, - шевельнул тот губами и несколько минут все наблюдали за дальним концом поля с немецкими позициями на взгорке. Там по-прежнему свистел ветер, но поземка прекратилась, мороз крепчал.
- Ну что, Саша, давай, - толкнул Маклярский в бок напарника.
Тот молча надел лыжи, затянув крепления, взял в руки палки и остальные тихо вытолкнули перебежчика наружу.
- Шурх, шурх, шурх, - удалились от воронки шаги и стихли.
…Командир стрелковой роты лейтенант Вернер пил в своем блиндаже утренний кофе с коньяком и просматривал свежий номер «Фелькишер беобахтер»*.
На титульном листе был запечатлен фюрер, державший с трибуны речь перед восторженной толпой арийцев*, ниже шли несколько победных снимков с Восточного фронта. Они дополнялись сводками оттуда, выступлением доктора Геббельса* и ряда известных журналистов. Все это весьма бодрило, наполняя чувством патриотизма.
Лейтенант был родом из Баварии, где его отец имел пивоварню, в двенадцать вступил в гитлерюгенд*, став там членом НСДАП, а потом, закончив военное училище в Ганновере - пехотным офицером. С началом войны, являясь командиром взвода, принял участие в разгроме Польши, а два месяца назад принял под Москвой роту.
Война ему нравилась, как и командовать людьми, устанавливая превосходство арийской расы. Русских считал унтерменшами* подлежащими уничтожению, презирал и ненавидел.
Чтение прервал негромкий стук в дверь, по ступеням скатился фельдфебель Ливински. В отличие от своего командира тот в парии не состоял, был из крестьян, но являлся рьяным служакой и регулярно отправлял на родину вещевые посылки.
- Господин лейтенант! (щелкнул каблуками) к нам по минам, что установили саперы прошлой ночью, со стороны иванов* бежит человек.
- Вот как? - отложил в сторону газету Вернер, - это интересно.
Быстро одел шинель с зимним кепи, натянул меховые перчатки, и оба поднялись наверх.
У бруствера траншеи, на площадке перед амбразурой МГ-34*, гогоча, стояли несколько солдат, обмениваясь замечаниями, а вдали мелькала неясная фигурка быстро приближавшегося человека.
- Смирно! - рявкнул Ливински, гогот прекратился, все, хлопнув руками по ляжкам, вытянулись.
- Вольно - кивнул Вернер и протянул ладонь за биноклем. Приложил к глазам, цейсовская оптика четко приблизила картину: белый балахон, широко раскрытый рот и локти, быстро мелькающие палками.
- Держу, пари, подорвется, - ощерился стоявший рядом фельдфебель.
- А возможно и нет, он на лыжах - продолжил наблюдение офицер.
Через сотню метров неизвестный дернулся, швырнул палки в стороны и наддал ходу, затем в его руке затрепетало белое, а ветер донес крик, - нихт шиссен!
- Не стрелять, - опустив бинокль, приказал ротный пулеметчику Рашке, державшего неизвестного на прицеле.
Еще через несколько минут, запалено дыша, беглец перемахнул через заснеженный бруствер, где его свалили, а затем, обыскав и стащив лыжи, подвели держа за локти к Вернеру.
- Вер бист ду?* - ткнул его офицер пальцем в грудь.
- Младший лейтенант РККА, добровольно перешел на вашу сторону, чтобы бороться с большевиками, - последовал ответ на немецком.
- О, лейтнант! - высоко вскинул брови Вернер. - Ты знаешь наш язык?
- Да. И у меня есть важные сведения для германского командования. Прошу организовать с ним встречу.
- Не спеши, - сначала расскажешь, кто ты и где служил. Ливински! (обернулся к командиру взвода).
Тот, вынув парабеллум из кобуры, махнул им в сторону блиндажа, - вперед.
Когда спустились вниз, Вернер уселся за раскладной стол, фельдфебель приказал русскому «стой!» и положил перед командиром изъятые у перебежчика карманные часы, перочинный нож, мятую пачку папирос «Пушка», спички и офицерское удостоверение.
- Демьянофф Александр Пьетрович - брезгливо развернул его в руках ротный. - Командир стрелкового взвода 183-го пехотного полка.
- Совершенно верно - утер рукавом мокрое лицо Гейне.
- Ну и что у тебя за сведения для германского командования? - откинулся на стуле лейтенант.
- Они касаются антибольшевистского подполья в Москве, которое желает оказать помощь вермахту.
- Вот как? - высоко вскинул брови Вернер. - Дальше.
- Подробности, господин лейтенант, я уполномочен сообщить только Абверу.
- Откуда о нем знаешь? (поморщился).
- У нас серьезная организация, с обширными связями.
- Хорошо, - чуть подумал Вернер и бросил Ливински, - увести и взять под охрану.
- Яволь! - щелкнул тот каблуками. - Давай иван (развернул к выходу).
Наверху он окликнул двух солдат, те отвели Демьянова в деревянный сарай в сотне метрах за линией обороны. Когда закрылась дверь, и щелкнул навесной замок, перебежчик осмотрелся.
В тусклом дневном свете, проникавшем сквозь щели крыши, у боковой стены лежали остатки сена, а в глубине виднелось что-то накрытое брезентом.
Подошел и, наклонившись, приподнял - на земляном полу аккуратным рядом лежал десяток убитых солдат вермахта, в наглухо застегнутых шинелях и с инеем на лицах. У одного не было ног, от второго осталось лишь туловище, рядом темнел запекшейся кровью безголовый.
«Так вам и надо твари» мелькнула мысль, опустив, вернулся назад и, подгребя сапогами сено уселся, прислонившись к бревенчатой стене.
Вскоре короткий день стал меркнуть, и Александр погрузился в сон, зябкий и тревожный. Ему снился бешеный бег по полю, свист ветра и ожидание выстрелов, а потом звяк палки на мине, и все прокручивалось вновь.
Разбудил пинок в бок, - вставай иван, - пританцовывая от холода, пробурчал солдат в кепи с длинным козырьком повязанном сверху женской шалью.
Толкая карабином в спину, вывел из сарая и погнал по тропинке в сторону, откуда привели. У блиндажа стоял колесный бронетранспортер в зимнем камуфляже с тихо работавшим мотором, спустились по обледенелым ступенькам вниз.
- Вот этот, - сказал в желтом свете настольной лампы Вернер, гревшему у походной печки руки унтер-офицеру в белой каске с подшлемником и такой же стеганой, с капюшоном, куртке.
Тот подошел к пленному, натягивая рукавицы, - форверст* (показал на выход). Сопровождаемые конвойным снова поднялись наверх, проскрипели к бронетранспортеру и унтер, открыв стальную дверцу кузова, приказал пленному, - залазь!
Внутри, на откидной металлической скамейке у борта, ежились от холода еще двое в такой же экипировке и со шмайсерами* на коленях, в полумраке светились огоньки сигарет
- Садись напротив засранец, - буркнул один.- И чтоб мне без фокусов, пристрелю как собаку (затянулся обветренными щеками).
Командир, меж тем захлопнув дверцу, прошел вперед, уселся в кабину водителя и махнул рукавицей,- вперед. Бронетранспортер, взревев двигателем, стал набирать ход. Сверху в открытый кузов с пулеметом задувал ледяной ветер, от борта тянуло могильным холодом.
Сначала, переваливаясь на колдобинах, тяжелая машина едва ползла, потом тряска прекратилась, судя по всему, выбрались на рокадную* дорогу, водитель прибавил скорость.
Ехали больше часа, дважды бронетранспортер останавливали на постах, где фельджандармы* с люминесцирующими бляхами на груди, подсвечивая фонариками, проверяли документы.
Затем под колесами загромыхал настил моста и почувствовался запах дыма. Машина, выполнив несколько поворотов, сбавила ход, дала короткий сигнал и на малом газу куда-то въехала.
Лязгнула дверца кузова, - выходи! - рявкнул снаружи унтер.
Закоченевший пленный шагнул вниз первым, за ним, чертыхаясь и кряхтя, выбралась охрана.
Броневик стоял на огороженной забором с воротами, расчищенной от снега площадке, с тускло святящими фонарями. Впереди желтел окнами кирпичный особняк, у которого стоял легковой «опель» и грузовик с брезентовым тентом, на крыльце, притопывая ногами, маячил часовой.
Демьянова завели внутрь и усадили на скамью (солдаты по бокам), унтер, постучав, скрылся за одной из трех, выходящих в коридор дверей. Через минуту вернулся и поманил Гейне пальцем, - заходи.
В просторной, с высоким потолком комнате тихо потрескивала печь, за столом меж задернутых шторами окон сидел тощий гауптман* с блестящей лысиной и Железным крестом на шее. Сбоку на диване попыхивал душистой сигаретой рослый лейтенант, в центре стояла табуретка.
Унтер усадил пленника на нее и, щелкнув каблуками, вышел.
- Итак, я офицер Абвера Штумпф. А вы Демьянов Александр Петрович, 1910 года рождения, уроженец Санкт-Петербурга, - взял гауптман лежавшее на столе малиновое удостоверение.
- Так точно, - привстал перебежчик.
- Сидите, сидите (благодушно махнул рукой). Штумпф начинал службу в разведке еще при Гинденбурге*, считался отменным специалистом, но по службе особо не продвигался, чему мешал излишний либерализм.
- Расскажите о себе,- сказал гауптман.
Демьянов рассказал, акцентировав внимание на свое дворянское происхождение, ненависть к большевикам и желание служить великой Германии.
- Похвально, похвально, - пожевал губами Штумпф. - Что имеете еще сказать?
Гейне подробно изложил свою легенду, а когда закончил, гауптман рассмеялся, - мы в паре десятков километров от Москвы. Кому это надо?
- Уже значительно больше, - не согласился перебежчик. - Ваши войска отступают.
Штумпф взглянул на лейтенанта, тот гибко встал и, подойдя, дал пленному в челюсть, того снесло с табуретки. Уцепив за шиворот, вернул обратно, закинув ногу на ногу, снова уселся на диван.
- Не стоит делать подобных заявлений, молодой человек - бесцветно сказал абверовец. - Это чревато. А теперь вас отведут в камеру, и вы напишите там все, что рассказали (нажал на столе кнопку).
Входная дверь отворилась, вошел тот же унтер-офицер, хлопнув руками по ляжкам, - слушаю господин гауптман!
- Кох, - определите нашего гостя в камеру и дайте ему бумагу с карандашом. Возможно, у вас есть просьбы? - взглянул на Демьянова.
- Я со вчерашнего дня ничего не ел, - потрогал разбитую губу перебежчик.
- Кох, потом накормите его. Выполняйте.
- Яволь! - дернул подбородком унтер и бросил пленному, - на выход.
Чуть позже тот сидел в одной из камер подвала, расположенного рядом с домом. Там имелись нары с охапкой соломы, шаткий стол с лавкой и вонючая параша у входа. Осмотрелся, присел за стол и, взяв в руки карандаш, стал писать на оставленной унтером бумаге то, что рассказал ранее.
Закончив, подошел к обитой железом двери, постучал.
Лязгнув открылась «кормушка», положил на нее исписанные листы с карандашом, те исчезли. Чья-то рука сунула взамен мятую миску с баландой и ложкой, а к ним ноздреватый кусок черняшки.
Усевшись за стол, жадно схлебал, закусывая черствым хлебом и, натянув на голову капюшон, прилег на нары. За решетчатым окошком свистела метель, на душе было пусто и безотрадно.
Утром Демьянова разбудил скрежет открываемой двери, - внутрь втолкнули избитого человека в комсоставской гимнастерке без ремня, с петлицами старшего лейтенанта.
- Суки, - утерев рукавом кровь с лица, присел рядом на нары. - Тоже пленный? (взглянул на Александра). Тот молча кивнул.
- Давно здесь?
- Со вчерашнего вечера. А ты?
- Вторые сутки. Знаешь куда попали?
- Нет.
- В немецкую военную разведку. Отсюда два пути - или работать на них, или расстреляют. Меня, например, точно шлепнут (харкнул на пол), отказался стать предателем. Ну а как ты?
- Тоже не буду, - шевельнул губами Демьянов.
- Слушай, - приблизив лицо зашептал. - Давай подорвем отсюда?
- Легко сказать, - вздохнул, Александр. - Камера заперта и опять же охранник.
- Херня, - постучим в дверь, мол, просимся на допрос, а когда зайдет, оглушим и завладеем пистолетом. Подсменный ушел, сам видел, когда вели. На улице мороз под тридцать, все немцы в доме, а перед ним бронетранспортер с работающим мотором, чтобы не застыл. Прыгаем туда, выносим ворота и вперед. Ну как? - заблестел старший лейтенант глазами.
Когда он все это внушал, Александр почувствовал знакомый запах табака. Такой курил один из абверовцев.
- А бронетранспортер ты умеешь водить? - скосил на соседа глаза.
- Не вопрос, я ж танкист. Был командиром роты.
Пошептались еще, распределяя роли, а потом приступили к действиям.
Тихо отодрали ножку от стола, Демьянов стал с нею сбоку двери, а танкист, подойдя к проему, загремел в нее кулаком, - открывай начальник!
Вскоре снаружи лязгнул запор (створка распахнулась) и в тот же миг Гейне саданул ножкой старлея по затылку.
Тот хрюкнул и с раскинутыми руками опрокинулся на спину.
- Цурюк! - ворвались в камеру два охранника с парабеллумами, взяв Демьянова на мушку
- Этот большевик хотел организовать побег, - подняв руки, отошел к нарам.
Сунув оружие в кобуры, немцы уцепили беспамятного провокатора подмышки и вытащили наружу
- Так- то лучше, - бормотнул пленный, усаживаясь на нары.
Еще трое суток его никто не вызывал, и все это время Александр исправно получал баланду, хлеб и кружку пахнущего соломой чая. В полдень четвертого дня его вновь сопроводили из подвала в особняк к гауптману.
Штумпф, как и прошлый раз сидел за столом, перед ним лежала серая папка, на диване покачивал носком сапога лейтенант, стекла расшторенных окон серебрились морозными узорами. Табуретки не было, сесть не предложили, Гейне остановился в нескольких метрах от стола.
- У меня для вас две новости, - чуть помолчал Штумпф. - Одна хорошая, вторая плохая. С которой начинать?
- Желательно с хорошей, - пожал Демьянов плечами.
- Большевик, хотевший сбежать, повешен, вы нам здорово помогли.
- А плохая?
- В Москве нет никакой организации «Престол» (открыл гауптман папку), а лица, на которых вы ссылаетесь, Садовского и его жену не знают.
На самом деле Штумпф лукавил. Внутри имелись полученные из Норвегии и Берлина шифровки, в которых сообщалось, что Кнут Гамсун действительно знаком с русским поэтом Садовским и состоял с ним в длительной переписке, бывший же полковник Улагай*, ныне штурмбанфюрер СС*, близко знает Воскобойникову, характеризует ее как ярую монархистку и весьма решительную даму.
А еще в папке имелась справка, из которой следовало - бывшая фрейлина царского двора оказывала услуги разведке Кайзера*, вплоть до начала революции в России.
- Что скажете на это? - закрыл и откинулся на спинку кресла.
- Ваши сведения неверны (глянул исподлобья пленный). Организация есть, и она готова работать на благо Рейха.
- Факты упрямая вещь,- процедил гауптман. А потом грохнул кулаком по столу и заорал, - ты агент НКВД, тварь! Сознавайся!
- Мне не в чем.
- Ах вот как? - Майер! (рявкнул лейтенанту).
Тот встал, упруго прошагал к Гейне и сокрушительным ударом отправил на пол, где стал яростно пинать сапогами, - говори, падаль!
Очнулся Александр уже на нарах в камере. Голова гудела, подбитые глаза заплыли, дышалось коротко и с трудом.
- Гады, - шевельнул губами, с трудом повернувшись набок. Кряхтя сполз с них, жадно попил воды из кружки и снова рухнул на солому.
Утром за пленным пришли два охранника, сдернув с нар, уцепили подмышки и поволокли во двор. Там стояла оттепель, с крыши капало, на дальних березах за оградой каркало воронье.
Держа за локти, Демьянова провели через двор за особняк, где у глухой кирпичной стены стояли еще двое. Босой, в рваной гимнастерке со звездами на рукавах младший политрук и хмурый костистый старик в ватнике.
Его поставили рядом.
Затем со двора проскрипело сапогами отделение солдат во главе с унтер-офицером Кохом, выстроившись напротив.
Унтер отошел чуть в сторону, вынул из кармана бумагу и громко зачитал, «по приказу германского командования, враги Рейха - комиссар Френкель, партизан Ежов и шпион Демьянов, подлежат расстрелу!»
- Заряжай! - свернув, сунул обратно. В три приема звонко щелкнули затворы.
- Целься! (карабины вскинулись к плечам).
Политрук упрямо вздернул голову, старик широко перекрестился, Демьянов харкнул в снег.
- Огонь! - резко взмахнул унтер рукой.
Дружно ударил залп, воронье, каркая, унеслось в небо - двое упали, третий остался стоять.
- Неплохо держится, - одобрительно хмыкнул Штумпф Майеру, наблюдая за казнью из окна.
- Все они варвары, - скривил губы лейтенант. - И по мне мертвые лучше, чем живые.
- Не скажите, - отпустил штору гауптман. - Этот нам может пригодиться.
- А я бы все-таки его расстрелял, - упрямо заявил Майер.
В отличие от своего шефа, считавшегося в среде коллег либералом, он был ярый фанатик и нацист, презирающий все славянское.
Между тем отделение, громыхая сапогами, ушло обратно, а унтер, подойдя к Демьянову, приказал - форверст!*
Тот, качнувшись, двинулся вперед, Кох последовал следом. Войдя во двор и оставив позади подвал, поднялись по ступеням на крыльцо и, миновав часового, прошли в коридор, а оттуда в кабинет Штумпфа.
Состав был тот же. Теперь гауптман предложил сесть за приставной стол, а когда Демьянов сделал это, по - доброму улыбнулся.
- Вы блестяще прошли проверку (наклонился вперед), - это делает вам честь.
- И для этого меня нужно было расстреливать? - поднял бровь пленный.
- Естественно.
- Идет война Демьянов,- процедил с дивана лейтенант. - Приучайтесь быть жестоким.
Затем его препроводили из кабинета в баню, где после помывки выдали белье и форму рядового вермахта, сфотографировали, взяли отпечатки пальцев и оформили подписку о сотрудничестве, присвоив псевдоним «Макс».
А после впервые за все время прилично накормили.
«Лед тронулся господа присяжные заседатели», хлебая горячий суп с мясом, вспомнил разведчик фразу из популярного романа Ильфа и Петрова...