Бабка — на лбу у нее горела надпись «Фатима», что совершенно не к месту вызывало ассоциации с чем-то арабским — старательно расставляла на полках многочисленные горшки и вазы самых замысловатых форм - она типа как баловалась керамикой и не упускала случая лишний раз полюбоваться на свои творения. Некоторые из низеньких вазочек Фатима заполняла цветками лотоса, что придавало происходящему оттенок многозначительности. Один из горшочков, как это всякий раз происходило, слегка покачнулся относительно своей оси и сверкнул искрой — в принципе, такая «ламповая» графика всегда импонировала Ясмин.
К ноге бабки, ласкаясь, прильнуло какое-то кошачье с мордочкой вроде рысьей и заурчало — во лбу у нее зажглось «Мотя»...Ясмин поняла, что это тарабарская вариация известного ей имени «Мэтью» — бог его знает, каким динамическим образом определялись тут имена, разные при каждом прохождении, но в этом явно участвовали люди со всех уголков Земного шара. Фатима, осклабившись, бросила своей любимице на пол какой-то лакомый кусочек. Схватив вкуснятину, Мотя вскочила на табурет и принялась раздирать поживу когтями.
Тем временем Фатима развернулась лицом к Ясмин и произнесла, извлекая невесть откуда увесистую корзинку, покрытую вышитой салфеткой:
- Вот тебе, внученька, пирожки - отнеси-ка их своей бабушке Мейлис.
Фатима еле заметно заикалась, однако речь ее по-прежнему оставалась певучей - наверняка такие бабушки прекрасно рассказывают на ночь сказки.
Ясмин нашла среди опций дальнейших действий отвешивание вежливого поклона, почти книксена в сторону Фатимы. Она поблагодарила бабушку и, схватив корзинку, потопала в сторону Леса...
На практике все, конечно, происходило не так быстро: для начала девочке как заядлой меломанке полагалось нацепить на себя лежащие на полке возле одного из керамических горшочков наушники и только потом, слушая какую-то жутчайшую попсу 20-летней давности (ну, почему нельзя самой выбирать саундтрек - например, что-нибудь инструментальное с ярко выраженной партией скрипки, как нравилось Ясмин в последнее время?) почесать к развилке дорог с указателями и там взять курс прямиком на «Лес, полный сказок и чудес».
На путешествие по Лесу Ясмин отводилось не более пяти минут — если девочка превышала этот лимит времени, то программа вырубалась и загрузить повторно ее можно было лишь на следующий день. Поэтому уже на подступах к видневшемуся вдалеке массиву деревьев сердце у Ясмин всякий раз начинало лихорадочно биться.
Как постепенно выяснилось, на этом этапе героине полагалось поговорить с некоторыми населяющими Лес персонажами... Однако как Ясмин ни прислушивалась к их репликам, ничего путного, проливающего свет на будущие события, из их слов извлечь не удавалось.
К примеру, золотая рыбка, которой Ясмин помогала освободиться из кем-то брошенных в пруд сетей, на прощание изрекала: «Не все то золото, что блестит», после чего, вильнув хвостом, исчезала в глубинах вод.
Иногда эту же самую фразу, довольно похлопывая себя по животу, произносил нищий, которого Ясмин угощала пирожком из корзины Фатимы.
А вот умевшая пускать изо рта фонтанчики лягушка при активации изрекала следующее:
«Если у тебя есть фонтан, заткни его, дай отдохнуть и фонтану».
А еще где-то там — то за одним, то за другим деревом - постоянно виднелась чья-то серая обросшая шерстью спина, но вот с этим персонажем Ясмин не хотела встречаться ни при каких обстоятельствах, и потому обходила его «за три версты».
На самом деле, у Ясмин была возможность жать красную кнопку при виде особенно неприятных персонажей, и тогда нежелаемый герой исчезал, но в этом случае и сюжет перестраивался и развивался по другому сценарию.
В первые прохождения игры на пути Ясмин постоянно попадался кто-то вроде зомби... Ясмин даже толком не понимала, кто это такие, но нутром ощущала, что в этих существах таилось нечто омерзительное и угрожающее...От страха Ясмин выскакивала из своей игровой оболочки и превращалась во вполне зрелого мужчину по имени Милтон, который, трясясь от ужаса, поспешно стягивал с себя игровой шлем.
На самом деле, его предупреждали, что Игра устроена так, что считывает его собственные страхи и «подгоняет» к ним подходящие изображения, чтобы еще больше его испугать... Но он раньше и не подозревал, что настолько боится всяких нелюдей.
Милтон уже сотню раз пожалел, что вписался во всю эту историю.
А ведь начиналось все вполне безобидно.
Насколько Милтон помнил, в тот злополучный день на календаре значилась пятница, и, как это нередко происходит осенью, с самого утра накрапывал дождь.
Милтон пешком дошел до эллинга и, стащив сверху брезент, внимательно оглядел обе лодки, что привело его в не слишком радостное расположение духа.
Встретив по обратном пути соседа Шона, Милтон посетовал, что отныне единственное оставшееся у него средство передвижения — старенький автомобиль, потому что после недавних водяных приключений — при этих словах у Милтона непроизвольно дернулся левый глаз - лодки предстоит еще ремонтировать и ремонтировать.
Подходя к дому и обнаружив, что основательно промок — черт бы побрал производителей «непромокаемых» курток, Милтон намеревался сходить в душ, а затем, не спеша перекусив, по своему обыкновению завалиться соснуть после обеда... Он с удовольствием вспомнил, что в холодильнике со вчерашнего вечера еще должен был остаться рыбный пирог, и, придя в хорошее расположение духа, даже принялся напевать в ванной любимые оперные арии. Разглядывая себя в зеркало и, по многолетней привычке, задержавшись взглядом на шраме у левого виска — неудачное падение с качелей в детстве, - Милтон удовлетворенно отметил, что для своих 44 лет выглядит вполне сносно.
И тут ноздри Милтона уловили еле различимый ландышевый аромат — настолько сильный, что он перекрывал отдушки от Милтонова геля для душа. Милтону нередко говорили, что он чересчур мнительный — девчонки в классе с удовольствием произносили «мнительный Милтон» как чистоговорку, хотя в основном это, конечно, касалось его боязни фосфоресцирующих в темноте скелетов и «страшных историй» на ночь, которыми так любят пугать друг друга подростки. Вот почему, уловив ландышевый запах, Милтон, хотя и прекратил благодушно напевать, но все-таки скомандовал себе не волноваться и всеми силами стремился удержать на лице остатки самодовольной улыбки. Однако внутренний голос подсказал ему, что не стоит выходить из ванной в неглиже, и потому Милтон обмотался полотенцем, прежде чем сделать первый шаг из обители ароматного водяного пара.
Пожалуй, первое, что он увидел, одолев коридор, были сброшенные на пол женские чулки — не те, которые он купил жене, когда был молод, крут и мог себе это позволить — нет, это были совершенно новые пижонские чулки Зои, которые она купила себе сама и которые он еще никогда не видел... От неожиданности руки у Милтона дрогнули и полотенце предательски соскочило вниз...
Зои тем временем сидела с ноутбуком на коленях, и ее босые ступни уютно зарывались в ворс ковра.
- Что-то случилось? - деланно растерянно спросил Милтон, одновременно внимательно следя за реакцией Зои на его неожиданное обнажение. Зои была женщиной горячей и частенько не отказывала себе в незапланированных ласках.
Для острастки Зои бросила в его сторону быстрый гневный взгляд, показывающий, что она тут совсем для другого - только так ей порой удавалось остудить порыв мужа, и Милтон, по инерции вновь завернувшись в полотенце, разочарованно подошел к шкафу с одеждой.
- Я тут, собственно, по твою душу, - начала Зои.
- Разве тебе не нужно сейчас быть в лаборатории? - попытался перевести разговор на другую тему Милтон. - Как продвигаются ваши опыты со сладким молоком?
Зоя называла себя «специалистом широкого профиля», и в данный момент курировала проект по получению сладкого молока с помощью выращивания птиц-мутантов.
- Все верно, но в соседнем отделе как раз сейчас ищут добровольцев для другого проекта, - с этими словами Зои внимательно посмотрела на Милтона, который уже натянул на себя домашние шорты и майку и лишь исподтишка с грустью поглядывал на валявшиеся поодаль чулки жены.
- Добровольцы? Мне кажется, мы с тобой все это уже проходили, - отрезал Милтон, который все никак не мог прийти в себя после предыдущего опыта участия в проекте очередных Зоиных гениальных приятелей. Уже в тот раз он понял, что ему не слишком нравится роль подопытного кролика.
Тем временем Зои перешла в наступление.
- Дорогой, я бы не возражала, если бы ты приносил в семью деньги, зарабатывая каким-то другим образом, - ледяным голосом парировала она.
- Вдохновение — штука неконтролируемая, - тон Милтона сделался извиняющимся.
- Возможно, оно придет к тебе как раз во время сеансов Игры, - подмигнула ему Зои.
...Она наговорила Милтону кучу каких-то умных слов: мол, Игровая система измеряет показатели его мозговой и сердечной активности, и прогоняя перед ним различные поведенческие тесты, и таким образом ищет оптимальные варианты, которые будут использованы в готовой версии Игры.
Тогда ему казалось, что все звучит в некотором роде невинно, и уж, конечно, ничто не предвещало его будущего зацикливания на одном уровне.
...Милтон вздохнул и вновь запустил Игру с момента входа в Лес — на сегодня у него еще оставался небольшой запас времени примерно в пару минут.
Казалось, он уже изучил здесь буквально каждую травинку...
Самым страшным оказалось для него вновь и вновь слушать афоризмы, претендующие на мудрость, и искать в них хоть какой-то смысл.