Кто додумался выкрасить стены в белый цвет? Где я читал о воздействии цвета, по-моему, у Люшера. Что-то там про связь восприятия жизни и лимбической доли полушарий, о «неправильности» белого. Об отношении к нему не как к цвету, а к состоянию. Не помню, я вообще плохо помню. Вероятно, уколы. Страшно подумать, что будет дальше. Пока ещё изолятор, одиночная палата, но и здесь трудно сохранить разум. Попытаться установить истину. Спрашивать местный персонал бессмысленно.
Здесь я по воле Петракова, не иначе, фигура помельче не смогла бы организовать все это. На нарушение пошли только ради денег, ради больших денег. Или влияния. И вряд ли я отсюда выйду, во всяком случае, в твёрдом уме, не будет Петраков так рисковать, да и медики, устроившие мне «отдых» тоже. Мотив у Петракова железобетонный: вытолкал меня с рынка – все объекты его, не считать же мелочь. Теперь Петраков – главный застройщик города. Ура, товарищи! Опять-таки СМИшки мои подобрать. Он и подбирать не будет, без моих вливаний все «независимые» разом сдуются, останутся на информационном рынке лишь его «брехунцы». И денег можно урезать, без конкуренции он им финансирование определяет. Многоходовка.
Как же я-то влип? Расслабился, поверил в недосягаемость. А тут Черепанов с коньячком. Но ведь и сам пил, я помню. Рисковал - видно хорошо Петраков заплатил, а может, прижал за какие-нибудь делишки. Наказали, за самоуверенность, за пренебрежение к черепановым.
Щелкнул замок, в проёме показалась дородная медсестра в зелёном костюме. В коридоре топтались братки, наряженные в медицинскую униформу.
- Укольчик, Александр Васильевич.
- А сколько стоит пропустить? – Мужчина изобразил самую доброжелательную улыбку.
- Всё бесплатно, всё по рекомендациям нашего лучшего врача, - медсестра перетянула руку жгутом, - а веночки у вас хорошие.
- Просто мечта наркомана, - еще раз улыбнулся бизнесмен и тихо зашептал, - милая, я заплачу, хорошо заплачу. Ты этот уколи, а в другой раз витаминами какими шприц наполни. Не бери греха на душу. А я за безгрешность тебе квартирку подарю. Как зовут-то тебя?
- Марина. Отдыхайте, - приложила тампон к проколу и согнула руку.
Показалось, или действительно, понимающая улыбка скользнула по лицу?
Дверь закрыли, боятся, что сбегу. Зелёный ушёл, оставив на растерзание белому. Что это? Сквозь стёртость стен проступает пятно, не пятно – улыбка медсестры. Расползается, наступая. Что со стенами и потолком, почему они меняются местами?
«Саша, Сашенька», - знакомый голос. Почему никак не могу вспомнить?
«Сашенька, сынок, иди ко мне, пострелёнок», - манит, тянет.
Что-то вырывается из горла вслед голосу. Какая-то нить, нет, жгут, тянет внутренности. Как больно. И ещё эти стены, почему они вращаются? Где найти точку опоры. Рывок, ещё рывок. Жгут вызывает рвотные порывы…
«Сыночек, родной, иди ко мне».
Куда делись стены? Откуда запах? Так пахло в детстве, забыл… Да, скошенное сено. Ноги покалывает. Мама, мама, где ты? Стоит подпрыгнуть, вытянуть руки и можно лететь. Толчок, ещё толчок, почему не могу выше? Ступни холодят кроны деревьев. Какая лёгкость! Когда ему было так легко в последний раз?
Накрыла темнота, потянулись струйки табачного дыма. Голоса, множество голосов. Гитарное соло. Квартирник у Серёги! Как он пел «Ванюшу» Башлачёва: «Душа гуляет и носит тело…»
Наотмашь в минималистическое нутро кабинета. Откуда здесь сера, неужели вентиляция не работает? Тело слилось с креслом - не пошевелиться, не вдохнуть. Всё, конец.
«Сыночек, иди ко мне».
Мама, где ты, помоги! Прохлада воды, всплески, безвольная оболочка по быстрине. Нет страха, только бесконечность неба. Что-то тянет, всасывает, вминает в себя.
«Мама!»
- Как себя чувствуем? – Улыбка Марины совсем не похожа на ту, джокондовскую. Смайлик.
- Нам надо поговорить, - из-за спины хипстер в халате вместо парки.
- Это наш главврач Станислав Борисович, - Марина отошла в сторону.
- О чём? – Еле слышно спекшимися губами.
Интересно, это чей разукрашенный сынок вершит судьбы в маленьком царстве шаткого разума? Как хорошо, что не родил своих, как хорошо.
- Есть возможность организовать долечивание дома. Просто алкогольный делирий.
- Белая горячка?
- Да, есть записи, свидетельства. Просто поговорите, и уже завтра домой. Под нашим наблюдением, естественно. Но через пару недель на работу, - хипстер протягивал телефонную трубку татуированной рукой.
От трубки несло серой.
«Мама, мама, где ты?»
- Ты как? Мы все переживаем, - Петраков из мира, где нет воздуха.
- Хорошо. Что хочешь?
Всего-то. Он-то думал, нужен весь бизнес, оказывается только тендер. И стоило городить?
- Петраков, а хочешь, забирай всё?
Трубка ошарашено молчала. Потом очнулась, обещала перезвонить завтра и умолкла, наконец.
Опять Марина, смачивающая тампон.
«Мама, я иду к тебе».
Неведомая сила подхватила и понесла к далёкому свету.
- Что за… где он? Куда вы смотрели? – хипстер метался по опустевшей палате.
- Мы не отходили, - санитары-братки переминались с ноги на ногу.
- И куда он делся? Улетел? Шестой этаж и окна зафиксированы.
- В дверь точно не выходил.
- Где он? Где? – в вечность…