Первое сентября. Для меня в этом году оно ознаменовалось возобновлением занятий в территориально близко расположенном ПТУ ( не, ну то, что сейчас это «колледж» сути дела не меняет). Снова появилась забытая за лето толпа курящих и пинающихся в шутку подростков на остановке. Настроение приподнятое, громкость соответствующая. Делятся летними новостями через головы: «У Вована папахен сел, он не придёт», «Слышал кринж: Алина залетела от Витьки – так чо, не знаешь, рожать будет?», «Мы с предками в Турцию ездили – прикинь, еле выбрались. Там такая тема…», – всё это густо приправлено неким русским артиклем, обозначающим женщину древнейшей профессии, который понять иностранцы не в состоянии.
Подальше, на аллейке, школьники помладше и поцивильнее – многие за ручку с родителями. Кто-то даже в сопровождении всей семьи. Чистенькие и чинные. В форме. Ну, или хотя бы белый верх тёмный низ. Девочки с бантами. И в новеньких туфельках. Сцветами. С ранцами, на которых герои мультиков жизнерадостно скалят голливудские улыбки. Правда одна мамочка, уже «готовая» в умат, портит впечатление, но в целом хорошо и празднично.
И я, глядя на них, припоминаю, естественно, первое сентября собственных школьных лет. Не, не первый класс – в первом я – интравертированный несадиковый ребёнок – была так зашугана, что слабо помню, что там было. А вот, скажем, четвёртый – это да.
Но сначала подготовка к школе – из-за нестандартного размера купить мне форму было делом непростым, и её поиски мы начинали с первых чисел августа. Фасон – плевать на него, брали первое платье соответствующего роста , в которое мне удавалось влезть. Потом фартуки – чёрный и белый, воротнички, манжеты, ленточки в косы – чёрные и коричневые – на повседневку и белые, парадные. Пионерский галстук. Колготки( вот где ужас – попробуй их достань), гольфы. сандалии, кеды, спортивную форму, портфель, мешочек для сменки, пенал, тетради, обложки - для них и для учебников, дневник, карандаши, фломастеры, краски, кисти, альбомы, картон и цветную бумагу для трудов, ручки – синие и цветные, линейки, транспортиры, угольники, закладки ( правда, были и обложки уже с закладками), ластик, циркуль – в общем, до чёрта всего.
Тридцать первого августа шли за цветами. Базар подстраивался, и выбор был огромный. Правда, и цены немаленькие, но с нынешними не сравнить, на рубль можно было купить вполне приличный букет. Цветы ставили дома в воду и переживали ,что они «подвянут». Но оставлять это на первое сентября не всегда было можно – цветы могли раскупить, а торговок – шугануть, частная торговля «с земли» не приветствовалась, хотя, конечно, в такие дня власти «входили в положение».
Первого сентября папа ещё всегда покупал арбуз, а мама – торт. На линейку меня провожали только в первом и втором классе, насколько я помню. В третьем я на неё вообше не попала, потому что наш класс внезапно перевели в подсменку, а я не знала, и когда я собралась на свою законную вторую смену, линейка, на которой мне надлежало быть, уже закончилась. А в четвёртом… Ладно, это потом.
Таких выступлений-представлений, как сейчас устраивают в школах, я не помню – выстраивались на школьном дворе в парадной форме с цветами, кто-то говорил напутственные слова, давали первый звонок и разводили по классам под музыку из репродуктора – ту же самую, которая начинала и утро по радио, сразу после торжественного гимна: «Не крутите пёстрый глобу – не найдёте вы на нём…», – и так далее. Бывало, что на линейке дарили книжки – брошюрированные детские повестушки или рассказики «детгиз». Я это дело любила, потому что была всеядным читателем-глотателем, а в продаже художественных книг тогда не было. Не было – и всё.
В классе непременно кто-нибудь писал на доске «до начала летних каникул…» – и количество дней, а кто-нибудь ниже подписывал: «срок пошёл». Потом приходил классрук, обилием разнообразных цветов в руках напоминая базарную торговку-дачницу, цветы ставились в вазу и трёхлитровые банки на учительский стол, мы выслушивали новую порцию приветствий и напутствий, а потом начинался первый в году урок. Да, первого сентября тогда уже проводили уроки, это потом их отменили, сделав в этот день один урок – мира. А сейчас, по-моему, и что-то ещё.
После уроков нередко шли всем классом в парк, ели мороженое, катались на карусели. Но недолго. Школьников ждали в семье.
Ну вот. А мой четвёртый начался с интересного известия – дверной звонок залился визгом, в квартиру ворвались разгорячённые бегом и информацией сразу четверо – Серёжка Клюв, Губасов, Ирка из параллельного и Танька-Дура, моя одноклассница.
- Слышь, Пончиха… ( Пончиха – было моё дворовое прозвище от слова «Пончик», но не за собственные формы, которые тоже были бесконечно далеки от «трепетной лани», а фамильное – Пончиком звали моего старшего брата, пользующегося уважением более младшей публики, так что я, как его сестра, несла на себе гордую тень). Так вот:
- Слышь, Пончиха, ты чо, на линейку собралась? Ха-ха-ха! Зря! Школа рухнула.
Я напомнила друзьям, что хоть сегодня и первое число, но сентября, а не апреля, но Клюв, которому можно было доверять в серьёзных делах, подтвердил:
- Правда, Лёль. Уже собрались открывать – вот такенный пласт стены обрушился. Там сейчас строители, стяжку ставят, линейку перенесли.
Увы, школа, действительно, внезапно сделалась аварийной, и нас распихали кого-куда, в разные школы. Первые класы – в ближайшую девяносто седьмую, с четвёртокго по седьмой – в семидесятую, старших – вообще за десяток кварталов. Вместе с учителями, слава Богу, так что учебный процесс почти не пострадал.
Пострадали частные сады, окружавшие семидесятую школу. Дело в том, что наша школа имела дурную славу «самой бандитской» в районе, и приходилось держать марку. «Семидесятники» не то не любили яблок, не то привыкли уважать частную собственность , но мы-то – другое дело. Об одном из таких налётов я уже писала в рассказике о тернистой славе Мишки Квакина – не буду повторяться.
Ну, а учёба… - что учёба? Учёба, как учёба, обычная. За полгода школу отремонтировали .и нас перевели обратно.