Дело было вечером, делать было нечего.
Ну, да. Можно и так начать рассказывать эту историю, нежданно-негаданно, случившуюся в одном селе алтайском. В ту пору, на дворе стоял теплый, августовский вечер. Только что закончилась страда сенокосная. Сена коровушкам, и своим и совхозным, заготовили вдоволь. Остались считанные деньки до школы у ребятни, вчерашних работников, можно и отдохнуть теперича, бесцельно пошляться по селу, в речке ли искупнуться, или лясы поточить, сидя вечерами на крыльце старого, деревенского клуба.
Клубное крыльцо большое. Прям, этакая танцплощадка под крышей. С длинной лавкой, вдобавок. Всегда многолюдно на пятачке этом. Днями ребятня здесь постоянно кучкуется, вечерами взрослые делятся новостями, затягиваясь последней папиросой перед киносеансом.
Сидишь на лавке клубной и у тебя всегда перед глазами маячит избушка на “курьих ножках”, что стоит в аккурат рядом с клубом, всего лишь через узенький переулок. Избушка древняя, нет никакого сомнения что слепили ее задолго до установления советской власти на селе. Крытая почерневшими от времени, полусгнившими досками, что неровно свисают своими загнутыми, лопнувшими краями, почти до самой земли. Покосившаяся печная труба, два подслеповатых окошка, занавешенных, какими-то старыми, грязными тряпками вместо занавесок, да пара горбылей на чурках, вместо крыльца.
Вообще удивительно, как такое убогое строение оказалось на главной улице, да еще в центре села, рядом с приличными домами. Сплошь крестовыми или на худой конец, пятистенками. Избушка, как ни странно, была обитаема. И жила в этой избушке немолодая женщина, можно даже сказать старушка, по имени Улита Пантелеевна. Шебутная тетка, небольшого ростика, худая и вечно пьяненькая. Вдобавок, со своего рождения она, как бы выразились в деревне, была немного недоумца. Чем всегда привлекала к себе местных шалопаев. Те, то хвост свинячий, что остался после забоя, ей сзади к фуфайке примастырят, то еще какую покась сотворят.
Ну, а если уж доведется Улите присутствовать на какой-нибудь деревенской гулянке, а она старалась не пропускать таковые, так у ней для такого случая, имелись в репертуарной заначке три постоянные частушки. Всего три, но зато какие:
- Ох, юбка моя, юбка тюлевая! По дороге, босиком, запи@дюривала!
- Я сегодня напилась, не на ваши денежки! У меня курочка снеслась, на яичко напилась!
- Ой, сват, ты мой сват! Не бери меня за зад! А бери мня за перёд, лучше горе не берёт!
Бабка Улита приходилась, вроде как теткой отцу Толяна, родной ли, двоюродной, парнишке было совсем безразлично. Который, ничего не подозревая, сидел в этот вечер с друзьями-товарищами на крыльце клубном. Бабка Улита, своим образом жизни никак на бабку любимую не тянула и Толян вынужден был только терпеть ее, поскольку родители парнишки, куда им деваться, так же терпели ее закидоны.
Под стать убогой избушке, был и заросший травой двор, средь которого она стояла, и неухоженный огородик с покосившимся забором. Тот кое-где так склонился к земле-матушке, что того и гляди, не сегодня-завтра вообще рухнет наземь. Вот почему и появился в этот вечер на усадьбе своей тетки ее племянник, совхозный тракторист, Сергей Филиппович, годочков сорока от роду, с ломом и лопатой в руках. Заметив на клубном крыльце своего сына, поманил рукой чтобы шел к нему.
- Поди, жопу свою уж всю отсидел, цельный день, сиднем то сидеть с дружками своими. Разомнись-ка чуток. Вот принес “карандаши” тебе, “нарисуй” пару, другую, ямок под столбики, а я в эту пору забор старый разберу.
Делать нечего, с самых, что ни на есть, младых ногтей своих, не смел перечить отцу парнишка, умело взялся орудовать “карандашами”, что батя принес. Один “карандаш” лопатой прозывался, другой ломиком. На второй ямке, вместе с землей, Толик выбросил наверх какой-то предмет непонятный. Очистив его от земли, парнишка понял, что у него в руках патрон от ружья. Калибра приличного, может шестнадцатый, а может и двенадцатый даже.
Когда в следующий раз лопата звякнула обо что-то железное, Анатолий не придал этому особого значения. Мало ли чего можно встретить в земле деревенской. То осколки различных черепушек и тарелок, то еще какая-нибудь хренотень, как тот патрон, только что вынутый из земли. Но лежащий на кучке земли предмет заставил сердце пацана учащенно забиться. На земле лежал револьвер! Самый настоящий револьвер, системы Наган, точь-в-точь похожий на те, что Толян частенько видел в фильмах про революцию и гражданскую войну. Дрожащими от волнения руками, парнишка стал поспешно очищать находку от земли. От отца отвернулся, просто так, на всякий случай, от греха подальше.
Время находку не пощадило. Револьвер был покрыт слоем ржавчины. Отсутствовали деревянные щечки на рукоятке, не было пружины, приводящей в действие боёк. Барабан был на месте, но сейчас он свободно крутился в обе стороны, без намёка на щелчки фиксатора.
А зачем в землю то его надо было закапывать? Скорей всего сломали да и выбросили за ненадобностью. Хотя? Пролежи вот так более сорока лет в земле, поневоле придешь в негодность. Если в то смутное время даже пики ковали в кузне, а потом с ними шли на белогвардейцев партизаны алтайские, то такое добро просто так взять да выбросить? Надо отцу показать, послушать, может он что-то путное скажет.
- Глянь, батя, чего я выкопал? Интересно, откуда этот наган в нашей деревне мог оказаться? Вроде и боёв то не было здесь между беляками и партизанами, как в соседних селах. Нам учитель истории не раз об этом говорил. И окопов никаких не рыли, кто его мог в землю зарыть и для чего?
Отец, взяв наган в руки, долго вертел его и так и этак, то в дуло глянет, то барабан крутнет, то прицелится в воображаемого бандита. Затем, почесав затылок свой, глубокомысленно изрёк:
- Я так тебе, сынок, скажу. Есть большое подозрение у меня что я знаю, кому, скорей всего, принадлежал этот револьвер. Могу рассказать, если хошь. Но это длинная история. Давай, забор догородим, а дома так и быть, поведаю тебе, об чем я слыхал еще в детстве своём.
Вечером после ужина, когда вся семья собралась вокруг главы семейства, Сергей Филиппович начал свой рассказ:
- Эта история приключилась лет, этак, за восемь до того, как я народился. Вообще, в семье нашей о ней старались не вспоминать, почему-то. Я услышал ее от отца, считай, перед самой отправкой его на войну с Гитлером, в сорок первом. Проклятущая война не дала ему обратно до дома своего возвернуться. С годами я вообще стал считать, что это красивая, семейная байка. До дня сегодняшнего.
- Мой отец говорил, - продолжал Сергей Филиппович, что их в семье было три брата, он был самым младшим. А после него уже сестра Улита родилась. Когда стали устанавливать Советскую власть на Алтае, он совсем молодым парнем был, а вот братья его, те приняли в этой бойне самое активное участие. Причем, старший, Егор, вернувшийся с первой империалистической, стал коммунистом и активным борцом за советскую власть, то средний, Тихон, примкнул к белякам, а после их разгрома следы его затерялись. Ни слуху, ни духу.
- А с какого бока здесь револьвер в огороде. Да еще в землю закопали?
- Эко, какой нетерпеливый. До конца то дослухать, совсем терпежу нету, или как?
- Наконец война закончилась в наших краях, беляков разогнали, советскую власть установили в деревне, старший из братьев, Егор, должность какую-то получил, колхоз стал организовывать. А жил он тогда холостяком, в этой самой избушке. И чтобы совсем нескучно было ему, пристроил к себе на жительство и младшенькую, малахольную сестру свою, Улиту.
И вот как-то сидят они в этой избушке, при тусклом свете лампадки, света электрического в помине еще не было в деревне, спать собираются. Вдруг стук в дверь. Да нагло так, по-хозяйски. Сунув в карман штанов револьвер, Егор откинул крючок с двери. И думаешь, кто стоял на пороге?
- Неуж, брательник его, тот, что к белякам переметнулся?
- Угадал. Грязный, обросший, в каком-то затрапезном зипуне, с ружьем за спиной, в избушке стоял средний брат Тихон.
- Братка! Братка мой, родненький вернулся! Как я скучала по тебе!
Это Улита, умом тронутая девчушка, вдруг кинулась на шею Тихону, стала обнимать, неистово целовать его грязное, небритое лицо, одновременно смеясь и рыдая. Не сдерживал слёз своих и брат Тихон. Любили брат с сестрой друг дружку с раннего детства. Брат заботился всегда о ней, защищал от насмешек хулиганов деревенских, сладости разные добывал для сестренки.
- Вишь, сынок, как бывает. Так заботился о своей сестренке, а стал бандитом, чистым головорезом, как потом выяснилось. До сих пор я понять не в силах, зачем он тогда в избушку эту пришел. Ведь наверняка знал, что здесь брат его живет, или так любил он свою сестру младшую, что решил, будь что будет. Ведь в то время банды регулярно набеги на деревни совершали. Угоняли скот, грабили население. Вот и Тихон стал одним из них.
Видать, страшенная, меж имя, братовьями, ссора произошла. Как потом Егор отцу моему рассказывал, он предлагал Тихону покаяться, хотел сам отвезти его в район. Но тот наотрез отказался, поцеловав сестру, выскочил на улицу. Видать, научился звериным повадкам став бандитом, исчез в темноте без малейшего шума. Как растворился будто, в темени непроглядной.
- Стой, дурень! Стрелять буду!
Так кричал Егор во след скрывшемуся брату, стреляя в темноту из своего револьвера, а позади его, истошным голосом Улита кричала:
- Беги, братка, беги, мой родненький!
Утром проснувшись, Егор обнаружил, что исчез его наган, из которого в последний раз он стрелял минувшей ночью. Может даже и в брата меньшего своего. Так это виделось, малость полоумной, девчушке Улите. И она сделала нужные выводы для себя.
- Вот такую, примерно, историю рассказал мне отец, дед твой, перед уходом на войну. Ушли они с братом Егором. Ушли вдвоем, вдвоем и не вернулись. А брательник, Тихон, так и сгинул с той ночи, и по сию пору. Находили потом будто разрушенную землянку люди в горах, вроде ружьё даже вытащили. А его оно или нет, черт знает. Ну, а бабку Улиту ты каждый день видишь. Кстати, как не пытал ее Егор отдать револьвер – бесполезно. Знать, сильно любила братца своего, непутёвого. А той ночью, гляди-кося, вона его куда закопала. Значится, чтоб боле вреда не нанес брату любимому, если он еще раз ее навестить захочет.
- Ну, и что ты сынок собираешься делать с находкой своей, сегодняшней?
- Вот поеду на днях в райцентр, сдам его в музей местный. Заодно, расскажу им историю, что от тебя, батя, услышал.