7.II.1915
Некрасов ослепил Диму Философова и Клейнмихель ослепил Грановского.
Тогда пришел Гоголь и стал хихикать. Пришел дьявол. Без добродетели. Но нельзя отрицать, что в его смехе была основательность.
8.II.1915
Да вся литература (наша) XIX века и не имела другого устремления, как выесть душу человеческую и основать на месте ее
ПУСТОСЛОВИЕ...
13.IV.1915
У Мережковского странная и особая природа. Я его не люблю, но почему-то не могу забыть. Точно я прошел мимо «вечного несчастья».
И это «несчастье» болит во мне.
Поразительно, что самые его БОЛЬШИЕ СЛОВА (у него их много) тоже не пристают к человеку. Не всасываются. «Слышали» и «ничего». Это ужасно.
Мережковский много знал восторгов («восторженный человек»), – но никогда он соседу за столом не подал ложки, салфетки, не придвинул тарелки. Галантность. Вот этого minimum'a любви, галантности, не было в Мережковском.
Не только в Мережковском есть странная ирреальность, но и «мир его» как-то странно недействителен. Он вечно говорит о России и о Христе. Две темы. И странным образом ни Христа, ни России в его сочинениях нет.
30.IV.1915
Суть современного писателя – что он не чувствует себя вовсе в истории, а «в нашем времени» только, и с этим «своим временем» услужливо связан, для него старается, перед ним оправдывается и извиняется («извинения» Тургенева). «Не издают» – и он плачет. «Читают» – и в восторге.
30.IV.1915
Гоголь копошится в атомах. Атомный писатель. «Элементы», «первые стихии» души человеческой: грубость (Собакевич), слащавость (Манилов), бестолковость (Коробочка), пролазничество (Чичиков). И прочее. Все элементарно, плоско... «Без листика» и «без цветочка».
Отвратительное сухое дерево. Отвратительный минерал.
Нет жизни.
«Мертвые души».
Отсюда сразу такая его понятность. Кто же не поймет азбуки.
Сели его «элементы» на голову русскую и как шапкой закрыли все. Закрыли глаза всем. Ибо Гоголь ее (сила таланта) «нахлобучил на нас».
«Темно на Руси». Но это, собственно, темно под гоголевской шапкой.
Флоренский тогда, когда мы ехали на извощике (в Москве), на слова мои:
– Замечательно, что Гоголь был вовсе не умен, – ответил с живостью:
– В этом его сила.
30.IV.1915
«Литература есть выражение человека».
Вот я б. раз в семье, лично знавшей Михайловского, М.Горького и Короленку. О Горьком и Михайловском – отзывы: об одном как об очень добром, участливом человеке, о другом – как о заботливом теплом отце (сын Марк, †). Я заговорил о Короленке.
– О, это бухгалтер!
Я был поражен. Никому в России в голову не приходит.
– Скаред. Рассчетлив. Любит деньгу.
Кому же это может прийти на ум об авторе «Лес шумит», «Река играет», «Сон Макара» и «Слепой музыкант»: «Музыка, а не писатель».
И всех обманывал. Вот вам и литература. Да это «уборная актрисы».
2.V.1915
...русская литература есть несчастие русского народа.
...неужели Государь ее читал? Ее нужно просто выкинуть из школ. Неужели можно «воспитывать детей» на проклинании и на насмешке над своею родною землею и над своим родным народом?
7.V.1915
Белинский – основатель мальчишества на Руси. Торжествующего мальчишества, – и который именно придал торжество, силу, победу ему.
Тут и положительные качества и бедствия. Свежесть, задор, молодость «последующей литературы»... Ее изменчивость, богатство движений... «Мальчишка» и «мальчишка». Так и прыгает, скачет. Хохочет. Свистит. «С мальчишкой весело»: и на 50–70–80 лет после Белинского в русской литературе установилось «весело».
Пока не стало несколько скучно. «Все мальчишки»: профессора, академики. Сюда звали церковь и государство. Те сказали: «Не хотим». Мальчишки им отстригали фалды, рукава, плевали на «регалии» (ордена).
Пока всем стало скучно...
– Где же мудрость?
Вздрогнули все. «В самом деле, где мудрость?»
«Без мудрости» решительно неинтересно жить. Не за-ни-ма-тель-но.
А как же в литературе без занимательного? Везде можно без занимательного, в литературе нельзя.
10.V.1915
Осенью в дождь все грибы гнилые. Так и наше время. Чего же я сержусь? Чего недоумеваю? Точно удивлен и негодую.
Тургенев побежал за мальчишками. Мальчишки и барышни все решают, – особенно которые побезграмотнее. Мережковский, написавший «Грядущего Хама», сам выступил «явленным Хамом».
...даже не знает, у кого лизать пятки, – только бы лизать. Суть всего. Но ведь и гнилой гриб не знает, куда ему свесить голову, на север или юг.
Иванов-Разумник назвал их «мошенниками», блудословами и лицемерами, а ими основанные и любимые религиозно-философские собрания «плутовским клубом» болтунов и обманщиков.
Русский голос все спадал. Русская грудь начала кашлять. Газеты одна за другою, журналы один за другим стали переходить в еврейские руки. У них «сотрудничают» русские люди, – и само собою, что они уже ни слова не говорят о еврее, а продолжают все старую литературную песню: что «все русское гнило».
Действительно гнило и особенно – около свеженького еврейского.
10.V.1915
«Успех» Гоголя (какого никто у нас не имел, – Пушкин и тени подобного успеха не имел) весь и объясняется тем, что, кроме плоскоглупого по содержанию, он ничего и не говорил, и, во-вторых, что он попал, совпал с самым гадким и пошлым в национальном характере – с цинизмом, с даром издевательства у русских, с силою гогочущей толпы, которая мнет сапожищами плачущую женщину и ребенка, мнет и топчет слезы, идеализм и страдание…
Сам же Гоголь был очень высокомерен... Как очень высокомерна всегда и гогочущая толпа...
В сущности, Гоголь понятен: никакого – содержания, и – гений (небывалый) формы. Мы его «всего поймем», до косточек, если перестанем в нем искать души, жизни...
У Гоголя поразительное отсутствие родников жизни – и «все умерло»…
28.V.1915
Чтобы «опровергнуть» Пушкина – нужно ума много. Мож. быть, и никакого не хватит. Как же бы изловчиться, – какой прием, чтобы опрокинуть это благородство?
А оно естественно мешает прежде всего всякому неблагородству.
Как же сделать?
Встретить его тупым рылом. Захрюкать. Царя слова нельзя победить словом, но хрюканьем можно.
Очень просто.
Так «судьба» и вывела против него Писарева. Добролюбова, Чернышевского. Три рыла поднялись к нему и захрюкали.
И Пушкин угас. Сгас. «Никто более не читает». В Брянскую прогимназию хотели выписать: книгопродавец Салаев ответил, что «Нигде достать нельзя», нигде «не продается», магазины не держат «за полным отсутствием спроса».
«Словечки» Лескова все-таки противны. Противно все, что «нарочно». А у Лескова вообще есть много «нарочно». Это уменьшает его гений.
Гений-то у него есть.
29.V.1915
...лет через 25 Лесков будет поднят из ряда «второстепенностей» русской литературы и займет как совершенно равный место с Тургеневым, Гончаровым, Островским и вообще корифеями.
29.V.1915
«Нарочно» есть и у Толстого: это подмеченные Кон. Леонтьевым грубости натурализма, совершенно нецелесообразные ...
Это недоверие и неуважение к человеку, предрасположение не уважать его (гоголевская черточка) была у Толстого вечно, с юности. «У меня героев нет»…
Я люблю писателей с героями. Это добрые, милые люди. Они близки к Гомеру, у которого не «героев» не было. Отличное время. Счастливое время.
25.VIII.1915
Литература – помощница жизни…
17.IX.1915
...с гимназических лет, как что-то заученное (но это не заучено), мы повторяем: «Пушкин, Лермонтов, Гоголь»... Гоголь – третьим. Лермонтов сейчас за Пушкиным, Лермонтов – второй поэт, вторая сила...
Лет 6 назад я раскрыл было «Гер. н. времени», «Дневник Мери» и не мог просмотреть более 2-х страниц: до того пахнуло ходульностью, реторикой и пустяками. И из «Гер. н. вр.» поистине остается одно великолепное заглавие. Но там же его «Фаталист», «Бела», «Максим Максимыч» – чудесны. А стихи и все до сих пор чудесны и, значит, вечны…
17.IX.1915
Материя Лермонтова была высшая, не наша, не земная. Зачатие его было какое-то другое, «не земное», и, пиша Тамару и Демона, он точно написал нам «грех своей матери». Вот в чем дело и суть.
Поразительно...
Чего мы лишились?
20.IX.1915
Гений Д-го фантастичен, капризен и случаен в сюжетах, героях, в темах. Не в них вовсе дело. Достоевский мог бы быть и нигилистом, отрицателем (и тогда бы он придал революции чудовищную силу, непобедимость). Вообще он мог бы быть совершенно иных убеждений и остался бы все же Достоевским, сохрани эту теплоту, интимность и манеру. Суть именно в ней и даже не столько в манере, сколько в теплоте и интимности.
...тайна заключается в том, что он писал вообще русскую душу, и русский, оставаясь «собою», не может остаться «вне Достоевского».
«Это наш табор. Это русские перед Светопреставлением». Дрожат. Корежатся. Ругаются. Молятся. Сквернословят.
«Это – наши».
Его «главное» – все мы. Русский человек. Русская душа.
Ведь, в сущности, все, и Тургенев, и Гончаров, даже Пушкин – писали «немецкого человека» или «вообще человека», а русского («с походочкой» и мерзавца, но и ангела) – написал впервые Достоевский.
20.Х.1915
Приходит на ум, что «Мертвые души» и «Ревизор» – лубок.
Лубочная живопись гораздо ярче настоящей. Красного, синего, желтого – напущено реки. Все так ярко бьет в глаза – именно как у Гоголя.
Именно – как у Гоголя. Все собираются перед картиной. Базар трепещет. Хохочут. Указывают пальцем. Именно – «Гоголь в истории русской литературы».
Сразу всем понятно. Это – лубок. Сразу никакое художество не может стать всем понятно: оно слишком полно, содержательно и внутренно для этого.
Ведь Гоголь – он весь внешний. Внутреннего – ничего.
Ничего праведного, любящего, трогательного, глубокого не пошло от Гоголя. От него именно пошла одна мерзость. Вот это – пошло. И залило собою Русь.