Однажды старый Ли потянулся неловко за кистью, и ему вступило в спину. Первый день еще туда-сюда, но потом друзья привели к нему лекаря, тот утыкал старого Ли иглами, измазал жгучей мазью, велел жечь особые благовония и ушел. Днем художнику вроде полегчало.
Он даже осмелился встать с постели и съесть плошку жареной лапши с яйцом. Но к вечеру так скрючило от боли, что пришлось другу его, старому Вану, всю ночь сидеть рядом и отвлекать рассказами из истории трёх царств. Утром же опять пришёл лекарь.
Он выслушал жалобы старого Ли, понюхал и лизнул его мочу, осмотрел ладони и стопы, велел высунуть язык и заявил:
— Моё лечение было абсолютно верным и непременно бы помогло, если б ты не нарушил предписаний, набив живот тяжёлой и жирной лапшой!
И повелел больному поститься. День старый Ли ничего не ел, два ничего не ел, на третий день взвыл, но опять ничего не ел. А спина не отходит! Не знаю, чем бы все это закончилось для художника, но не выдержала служанка. Честная эта женщина вообразила, что вот-вот потеряет своего хозяина, а вместе с ним небольшое, но регулярное жалованье. Взяла она отрез неотбеленного шелка, пропитала его рисовым уксусом, обернула тем шёлком раскаленный плоский камень, да и положила старому Ли на спину. Старик кряхтит, жалуется — жар нестерпимый! — а служанка снимет на пять минут камень, перепеленает его в новую пропитанную уксусом материю, разомнет мышцы ловкими пальцами, да и снова придавит хозяина.
— Ох, помираю! Ох, всю душу из меня ты выпаришь! — охает художник, однако вырваться не может — сил совсем не осталось.
И что вы думаете? Две стражи так мучала верная служанка старого Ли, а к третьей страже укутала потеплее да и оставила отдыхать. И тот уснул, а проснувшись, почувствовал такое облегчение, что решился съесть немного бульона с ароматными травами. А после бульона навернул миску риса с острыми овощами. Назавтра же так осмелел, что даже потянулся, зевая. И в скорости совсем пришел в себя.
Лекарь же, конечно, везде похвалялся, что только благодаря его мастерству и тайным знаниям выздоровел художник. Старый Ли усмехался в рукав, но похвальбы его не опровергал.