она приходит домой...

она приходит домой после своих занятий танцами, а может, и йогой, и говорит: я так устала, мне бы хотелось побыстрее в постель, а я говорю: конечно, постель давно готова, и мы вместе с ней, в смысле с постелью, ждём тебя не дождёмся, сейчас, говорит она, только выпью стакан кефира и приму душ, но не торопится, не спешит, не горит желанием побыстрее выключить свет и прыгнуть под одеяло; что же происходит с ней там, где она проводит свои вечера, где отдаётся всей душой, а может, и телом, кто знает, этим загадочным занятиям, у меня нет ответа, и, странное дело, мне не хочется даже знать; вон, у симонова всё закончилось с женой, когда она стала ходить на йогу, он всё смеялся, всё шутил: опять "йожиться" пошла? и она тоже сначала смеялась, потом натужно улыбалась, потом перестала обращать внимание, а потом и вовсе - попросила его съехать; бедный симонов позвонил мне и голосом, полным тоски, пытался выяснить, как я думаю, что произошло? ведь было же всё нормально, она даже смеялась; а ты её задолбал, сказал я ему, и он отключился, и уже полгода не перезванивает; вот я и думаю, может, у меня та же байда, я же тоже шутил поначалу, а потом она стала отвечать мне, сказала, что моя любимая поза - к компьютеру передом, ко всем задом, а я ответил, что всех удовольствий у меня и осталось, что этот компьютер, потому что кое-кто проводит вечера с кем-то другим, а с кем же ещё, уже почти закричала она, с кем, если от тебя мне остался один лишь затылок?! и началась воскресная схватка двух якодзун, и выяснение, что же было раньше: курица или яйцо, но это вопрос не решаемый, как мы знаем, и он так и остался открытым, а она всё так же ходит на свои занятия, а я, всё так же ожидая её, смотрю какую-то порнуху и вижу только её вместо этих дур на экране, но всё это лишь в мечтах и снах, потому что любовь не прошла, её не было с самого начала ни с чьей стороны, и в этом давно надо признаться обоим, но на это нет смелости и сил, потому что однажды произнесённое вслух, это станет слишком явной реальностью, а я же собирался когда-то стареть с ней, да только зачем, господи, зачем