Боронок таял. Это была настоящая красота. Брюнетка за столиком напротив олицетворяла собой Мадонну. Поиски душевного равновесия выходили на финишную прямую — до спасения было подать рукой. Требовались время, приличие и терпение. Ведь женщина была несвободна. Подруга Торгаша, приятеля Гордея, по имени Катерина.
Ужин в ресторане близился к концу. Едва отведав десерт, крутолобый рыхлый Торгаш утёр салфеткой рот, скомкал её и небрежно бросил в тарелку. Пошарил языком за щекой. Посмотрел на сидящего напротив Гордея.
— Зачем звал? Про что хотел потолковать?
Гордей не успел ответить. Торгаш перехватил устремлённый на Катерину пристальный взгляд Боронка. Повернул голову к ней.
— Катя! — произнёс он.
И, расчувствовавшись, полез обниматься.
— Что за манеры? — отстраняясь, недовольно заметила Катерина. — Держи себя в руках.
Но крутолобого было уже не остановить.
— Я пьян тобою, — заявил он, полностью теряя контроль над собой.
Гордей чертыхнулся. Уткнувшись в тарелку, зачерпнул вилкой остатки салата. Заходили ходуном челюсти. Баба, как всегда, мешала деловому разговору. На встрече можно было ставить крест.
Посопротивлявшись и не в силах сдержать натиск своего кавалера, Катерина сдалась. Крутолобый облобызал лицо, шею, скользнул вниз головой, прижался к её груди и замер. Ребёнок, нашедший после долгих скитаний материнскую защиту и опору.
Пользуясь моментом, Боронок сосредоточился. Не сходя с места, поймал цель в прицел и устремился в атаку. Всё обаяние мужского совершенства открылось перед женщиной. Глаза её зажглись…
Немой контакт, казалось, длился вечность. «Младенец» зашевелился. Оглушённый бешеным сердцебиением Катерины, он поднял голову. Связь прервалась. Спохватываясь, она спешила прикрыть глаза. Самодовольная улыбка тронула губы Торгаша. О, эта загадочная женская душа! Надо почаще разыгрывать любовь на людях, глядишь, — страсть перекочует и в постель.
С шумом отодвинув стул, поднялся Гордей.
Торгаш недоумённо уставился на него.
— Куда ты?
— На кудыкину гору, — ответил Гордей. — Продолжим разговор завтра у меня. Один приезжай.
И, махнув рукой, в расстроенных чувствах он направился к выходу.
Боронку ничего другого не оставалось, как встать и тенью последовать за ним. Кащей и охранник. Порывисты и страстны были движения последнего — в отличие от основной фигуры он, уходя, уносил с собой частицу драгоценного женского тепла.
На следующий день Боронок сказался больным. Гордей поверил. Отпуская домой, велел исполнить одно деликатное поручение.
— Закинешь стволы в тайник. Неровен час выстрелят, спалят нас.
Спустившись в подвал кафе, Боронок встретился с подпольным арсеналом крыши. Пять автоматов, десяток рожков, патроны россыпью. С последнего памятного боя минуло более двух недель. Оружие пылилось без дела. Желая подобной судьбы смертоносному грузу и впредь, Боронок начал укладывать его в большую походную сумку.
Выйдя на улицу, он решил отделаться от поручения как можно быстрее. И выбрал из всех путей, ведущих к тайнику, самый короткий.
Площадь перед метро была оживлена. Центр сосредоточения бойкой торговли. Цветы, ларьки, барахолка. Минуя группу подвыпивших горланящих подростков, Боронок юркнул в узкий проход, протиснулся сквозь толчею и вышел на свободный пятачок. Внезапно кожным чутьём уловил чужое внимание сзади. Оглянулся. Рыжий. Один из братьев Четниковых с большой коробкой в руках стоял и смотрел на него во все глаза — ожившей памятью минувших дней.
— Чет! — воскликнул Боронок, опознавая знакомую серьгу в ухе.
— Тит! — расплылся в улыбке Чет.
Друзья бросились навстречу друг другу. Обнялись. Немедля на правах одного из хозяев местной территории Чет позвал в гости. Весело переговариваясь, они устремились в направлении ближайшего ларька. Переступив порог и бросив коробку на пол, Чет принялся освобождать место для приёма гостя — вокруг царил беспорядок.
— Так ты, значит, теперь коммерсант? — спросил Боронок, осматриваясь.
— Он самый, — с гордостью ответил Чет. — Мы с братом арендаторы. Торгуем круглосуточно.
— Смотрю, ассортимент ходовой, — заметил Боронок. — Шоколад, пиво, сигареты.
— Надо жить. Сводить концы с концами. У нас обоих
семьи.
Наконец, усилия Чета увенчались успехом. Порядок был восстановлен.
— Садись, — предложил он.
Боронок сел.
И началось общение.
Чет, проверенная временем дружба, родня по пережитому, почти что брат. Разговаривал в основном он. Боронку похвастаться было нечем. Счастливый молодожён Чет жил будущим, Боронок — днём настоящим. Сумка с автоматами в ногах, новые друзья-бандиты, проданная в рабство костлявому упырю Гордею душа. Духу не хватало открыться и поведать всю горькую правду другу.
Внешне Чет не замечал в Боронке никаких перемен. Открытый взгляд, всё тот же залихватский чуб… Лишь появилась некая настороженность в глазах. Однако жизни без изменений не бывает. Тем более, что жить приходилось в условиях тяжёлых смутных времён.
— Челнок, — ответил Боронок на вопрос о роде своих занятий. — Вожу шмотки туда-сюда.
Удовлетворённый подобным лаконизмом Чет более не задавал вопросов. Раз Боронок настроен больше слушать, нежели говорить, надо воспользоваться случаем — и выговориться. В отличие от друга Чету было не до тайн, он радовался подвернувшейся возможности разом поделиться всеми.
Время летело незаметно. Минул час. Взглянув на стоящий неподалёку будильник, Боронок поднялся — пришла пора расставаться.
— Твоя женщина ждёт тебя? — спросил Чет.
Боронок задумался на секунду.
— Да, — ответил он.
Чет взял пустой пакет, подошёл к большой коробке, открыл её. Залез внутрь рукой и, орудуя ею, как ковшом, начал извлекать наружу шоколадки. Горстями. Одну за другой.
Боронок стоял молча и смотрел, как содержимое коробки перекочёвывает в пакет. Наконец, набив пакет доверху — приблизительно одной третью коробки, Чет остановился.
— Возьми, — протянул он пакет Боронку. — Передай своей женщине.
Боронок полез было за бумажником, но Чет энергично замотал головой.
— Всё за счёт фирмы. — И, подмигивая, улыбнулся. — Пусть ваша жизнь станет ещё слаще.
— Спасибо, Чет, — дрогнувшим голосом поблагодарил Боронок. Взяв пакет, крепко пожал руку другу. — Привет брату, — сказал он, прощаясь. — До встречи!
И, подхватив оружейную сумку, стремительно устремился прочь из ларька. Перед стеклянными дверьми входа в метро, не в силах продолжать путь дальше, он остановился. Случайная встреча бередила душу. Кануло в Лету прошлое. Он — вне закона. Один из группы риска. Меченый. И потому судьба ему отныне и навеки волчья — не любить, не дружить и не жить.
Рука разжалась, выпуская смертоносный груз, другая крепким хватом вцепилась в подарок — последнюю связующую с миром нить.
Людской поток шёл мимо. Он стоял посреди него непоколебимо, как вкопанный. Какая-то старушка, наткнувшись на него, выразила общее недовольство.
— Чего встал-то? Истукан. Олух царя небесного, прости Господи.
Молчание было ей ответом.
— Эй!
Он вздрогнул. С трудом приходя в себя, вернулся в потерянное время. Глянул мутным взглядом.
— Тебе чего, старая?
— Чего? Дорогу дай людям.
Внезапно Боронок ощутил, как уходит из-под ног земля. Рушилось равновесие между добром и злом. Слишком много шоколада одному грешнику.
— Держи, бабуля, — сказал он, суя пакет в руки старушки и избавляясь от лишнего. — Твоя взяла.
В вестибюле метро он успокоился. Отстоял очередь за жетоном, шагнул на ступень эскалатора и поехал вниз.
На перроне прислонился спиной к колонне и, держа сумку на весу перед собой, начал ждать поезд.
Мимо мелькали силуэты людей. Фиксируя неподвижным взглядом их оживлённую суету, он вдруг представил себе, как хорошо было бы бросить всё, вывернуться наизнанку и стать одним из них, раскрепощённым, свободным от груза печалей и грехов, вновь испытав всю изначальную радость бытия простого смертного…
Внезапно кто-то задел сумку на ходу. Удар сотряс оружие. Боронок встрепенулся. Сержант местной милиции, потирая ушибленную голень, остановился рядом. Щупая взглядом сумку, подозрительно прищурился.
— Что там? — спросил он.
Боронок подался ему навстречу. Обнажая самое себя, открылся:
— Путь в небеса.
Глянув в бесшабашные глаза, сержант увидел правду. Ту самую, что режет без ножа. Не в силах отвести взгляда, предпринять что-либо, застыл на месте.
Жребий был брошен. Боронок ждал искры, реакции, толчка — момента детонации всей скованной свободы внутри.
Чужие счёты с жизнью. Игра безумца. Любое движение смертельно. И потому, сержант, противостоя, старался не шевелиться.
Гул подходящего поезда сотряс пространство. Лицо сержанта покрылось испариной. Глаза Боронка прояснились. Реальность вопреки всему звала опомниться.
Внимая голосу разума, Боронок попятился, обрёл прежний вид и отступил. Двери закрылись. Стремительное движение поезда, подхватив, понесло прочь.
Тоннель. Мир сузился, пропал, из окна рикошетом ударило собственное дикое отражение.
Боронок вздрогнул. В холодном поту, вздыхая, закрыл глаза. И сразу же увидел её. Свет маяка во мгле. Женщину всех прошлых, настоящих и будущих жизней. Катерину.
Машина находилась в непосредственной близости от кафе. Мнимая болезнь развязывала руки. Готовый устремиться в погоню за личным счастьем, он ждал появления ориентира.
Подъехала большая роскошная иномарка. Торгаш. Неторопливо он вылез из машины и в сопровождении охранника направился в кафе.
Придя в состояние полной готовности, Боронок устремил всё внимание на выход. Деловые разговоры Гордея обычно были коротки.
Гордей оказался верен себе и на этот раз. Спустя десять минут он показался на пороге, провожая своего гостя. На ходу он что-то говорил Торгашу, тыча указательным пальцем в землю. Тот слушал его с виноватым видом, потупившись. Охранник рядом, прикидываясь глухонемым, мерил окружающее пространство бесстрастным взглядом. Наконец, Гордей закончил общение. Пожав руку, косо улыбнулся и отпустил Торгаша. Иномарка тронулась с места. Выждав, пока Гордей исчезнет из виду, Боронок отправился следом.
Торгаш колесил по городу до вечера, периодически останавливаясь и покидая машину. Дел у него было невпроворот. Боронок, сидя на хвосте, не выпускал его из виду.
В половине седьмого иномарка устремилась на Московский проспект, проехала квартал и остановилась близ большого восьмиэтажного дома сталинской постройки. Судя по всему, это было жильё Торгаша, семейное гнёздышко его и Катерины.
Крутолобый скрылся в парадной дома. Иномарка отправилась восвояси. В раздумье относительно дальнейших планов Боронок поехал за ней. Сопроводив её до заправки, развернулся и устремился обратно к дому. Ждать. Он верил, что непременно увидит Катерину сегодня. Летний вечер. Время выхода в свет. Торгаш не преминёт блеснуть своим достоянием.
Вера не подвела его. Подъехала иномарка. Посигналила. Спустя несколько минут из парадной вышла она. Женщина, прекрасная и лучезарная, как божество, под руку со своим кавалером.
Чужой праздник начался. Иномарка тронулась в путь, Боронок незримой тенью устремился за ней.
После непродолжительной езды они выехали на Невский, проехались по нему и остановились возле излюбленного места праздного времяпровождения Торгаша — ресторана рыбной кухни. Переступив вслед за парой порог заведения, Боронок поспешил в дальний тёмный угол. Ждать, затаясь, своего маленького праздника.
Пришлось запастись терпением. Торгаш держал Катерину
подле себя мёртвой хваткой. Время шло. Рыбные деликатесы и неподвижность постепенно начинали угнетать Боронка. Однако удача не оставила его. Женская физиология взяла своё — Катерина пожелала уединиться. Стараясь не привлекать лишнего внимания, он утёрся салфеткой, поднялся и последовал за ней.
Мужская и женская половины туалета соединялись общим холлом. Боронок устроился подле большого зеркала, предвкушающим добычу мартовским котом — ярким воплощением физиологии мужской.
Стук каблуков, аромат духов и, наконец, сам реальный женский образ оживили мёртвое пространство.
— Какая неожиданная встреча! — произнесла она, останавливаясь перед ним.
— Неожиданная, — подтвердил он, улыбаясь. — Предлагаю воспользоваться моментом — открыться чувствам и уйти вместе со мной.
— Вот как! — удивилась она. — А ты — матадор. Хватаешь сразу быка за рога.
— Я такой. — Он заложил руку за спину. — Дабы не возбуждать чужого любопытства, уйдём запасным путём, сквозь стены — через кухню.
— А мой муж? — изобразила она недоумение. — Разве он чужой?
— Третий — лишний, — решительно заявил Боронок. — Здесь место общественное — не богадельня. Кто отпускает свою женщину, — теряет все права на неё.
Она поджала губы — как бы в раздумье. Повернувшись, сделала шаг к зеркалу, пробежалась быстрым взглядом по себе, поправила волосы, коснулась платья.
Боронок ждал.
Она оглянулась. Устремила взгляд на него, поднесла пальцы к губам и нарочито медленным плавным движением сотворила воздушный поцелуй. Насладилась эффектом и, покачивая бёдрами, пошла к двери, ведущей обратно в залу — жена, преданная своему мужу и господину.
— Аривидерчи, матадор!
С минуту Боронок стоял неподвижно, уставившись в закрытую дверь.
Таял аромат духов.
Звучали эхом в ушах последние слова.
Мечта оставалась мечтою.
Аппетит был потерян. Он прошёл на кухню, расплатился за ужин с поваром и запасным выходом вышел на улицу. Остановившись, вытащил сигареты и закурил. Любимый образ, владея всем сердцем и душой, продолжал властвовать над ним.
Катя. Икона вечной памяти. Женщина на все времена. Одна такая.
Фрагмент из книги "Constanta".