Пляски смерти
2. Ночь, улица, фонарь, аптека,
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Всё будет так. Исхода нет.
Умрешь — начнешь опять сначала
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
10 октября 1912
- «…Бессмысленный и тусклый свет…» – Вечно пустая улица… Кому он здесь нужен – свет? Сюрреализма добавляет дважды повторенное единственно число «фонаря»: длинная улица, огромная надпись – едва ли не транспарант – «Аптека» и один единственный тусклый фонарь.
В его Городе, видно, так принято:
«Издали мигнул одинокий фонарь.
Красное солнце село за строенье.
5 марта 1904»
Даниил Андреев. «Роза Мира». Книга X. Глава 5. «Падение вестника»:
«…Сперва – двумя-тремя стихотворениями, скорее описательными, а потом всё настойчивее и полновластней, от цикла к циклу, вторгается в его творчество великий город. Это город Медного Всадника и Растреллиевых колонн, портовых окраин с пахнущими морем переулками, белых ночей над зеркалами исполинской реки, – но это уже не просто Петербург, не только Петербург. Это — тот трансфизический слой под великим городом Энрофа…
...Ещё немного – цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды – жертвенник-дворец-капище – выступит из мутной лунной тьмы. Это – Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, – но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга…»
Уточню, что, с моей точки зрения, это был не совсем “сон”, и водил его не “кто-то”.
Ал. Блок. Из дневника 18-ого года о весне-лете-осени 901-ого:
«К ноябрю началось явное мое колдовство, ибо я вызвал двойников…»
Ал. Блок. О современном состоянии русского символизма:
«…Переживающий все это – уже не один; он полон многих демонов (иначе называемых "двойниками"), из которых его злая творческая воля создает по произволу постоянно меняющиеся группы заговорщиков. В каждый момент он скрывает, при помощи таких заговоров, какую-нибудь часть души от себя самого. Благодаря этой сети обманов – тем более ловких, чем волшебнее окружающий лиловый сумрак, – он умеет сделать своим орудием каждого из демонов, связать контрактом каждого из двойников; все они рыщут в лиловых мирах и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности»
То есть – не внезапность сна, а двойников вызывал он сам, и не «его водили», а «его злая воля» посылала двойников. А «двойник» – это по определению нечто не отличимое от него самого. То есть, практически это он сам бродил «по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга…»
Вот только азартным приключением оно было раньше – в главе «Город», а теперь…
Вот очередной двойник уходит в вольный полет, Александр Александрович открывает глаза и жадно осматривается: ночь, улица… – и безнадежно выдыхает: знакомый, точно такой же, как у него под окном – фонарь… А вон там и родимая аптека.
Даже здесь, сволочи, обманули! Обещали:
«…обиталище могучих тёмных стихиалей женственной природы: демониц великих городов. Они вампирически завлекают человеческие сердца в вихреобразные воронки страстной жажды, которую нельзя утолить ничем в нашем мире. Они внушают томительную любовь-страсть к великому городу, мучительную и неотступную, как подлинное чувственное влечение. Это — другой вид мистического сладострастия — сладострастие к городу, и притом непременно ночному, порочному, либо к удушливо-знойному городу летних предвечерий, когда даже шорох переливающихся по улицам толп внушает беспредметное вожделение. Возникают мимолётные встречи, чадные, мутные ночи, но утоления они не дают, а только разжигают. Из этой неутолимой жажды, из запредельного сладострастия возникает образ, для каждого свой, но тот самый, который всякому, прошедшему этим путём, встречался реально в трансфизических странствиях, забытых полностью или на девять десятых и кажущихся сном. О, не даймон, совсем уже не даймон водил его по кругам этих соблазнов: кто-то из обитательниц Дуггура подменил даймона собой, кто-то из мелких демониц внушал ему всё большее и большее сладострастие, показывая ему такие формы душевного и телесного — хотя и не физического — разврата, какие возможны в Дуггуре — и нигде более.»
А на деле исхода нет. Даже если умрёшь буду тусклые сумерки и:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
В Примечаниях к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока подробно разобраны версии, какую именно аптеку имел в виду Блок:
«
Существуют две версии насчет того, какая реальная петербургская аптека послужила прообразом аптеки, изображенной в стихотворении. Корней Чуковский в воспоминаниях "Александр Блок" писал: «Читая, ( ... ) его знаменитые строки: Ночь, улица, фонарь, аптека, – я вспоминаю петербургскую аптеку, принадлежавшую провизору Винникову, на Офицерской улице, невдалеке от канала Пряжки. Мимо этой аптеки Александр Александрович проходил и проезжал каждый день, порою по нескольку раз. Она бы ла по пути к его дому и в его "Плясках смерти" упоминается дважды» (Там же. с. 219).
Д.С. Лихачев привел свидетельство Е.П. Иванова о том, что аптека, изображенная в стихотворении, находилась на углу Большой Зелениной и наб. Крестовского острова (ныне набережная Адмирала Лазарева, д. 44). В этой "мрачной захолустной аптеке" часто оказывалась помощь покушавшимся на самоубийство". Аптека стояла на низком берегу Малой Невки и отражалась в воде, что, по мысли Д.С. Лихачева, нашло место в "зеркальной" композиции стихотворения. Что касается аптеки Винникова, на которую указывал К. Чуковский, то, по мнению Д.С. Лихачева, эта аптека, "на ярко освещенной улице, к тому же стоявшая далеко от воды Крюкова канала и посещавшаяся богатым артистическим миром (...) вряд ли так соответствовала теме смерти в воде, как та аптека, на которую указал (... ) Е.П. Иванов" (Лихачев Д.С. Из комментария к стихотворению А. Блока "Ночь, улица, фонарь, аптека ..."// Литература-реальность-литература. Л., 1984. С. 153-154).
Ю.И. Будыко, сравнивая две эти версии, считал, что «рассказ Е.П. Иванова об "аптеке самоубийц" не связан непосредственно с материальным контекстом стихотворений( ...) из цикла "Пляски смерти", и полагал, что "аптеку "Плясок смерти" нужно поместить на Офицерскую, 51", в аптеку Винникова». (Будыко Ю.И. Аптека, улица, ночь ... //Нева. 1984. М 11. С. 198).
»
Так, что сравните аргументы, высчитайте, какая из аптек стояла ближе к воде, и, куда, следовательно, нужно поместить оную, выбирайте сами.