На этой иллюстрации коллаж из трудно восстановленной фотографии колонистки Верочки Бондырь. Детская трудовая колония НКВД номер 5 Бровары.
Очевидно Герасим был из той породы людей, которые раз и навсегда выбирают себе поприще и уж не отступают от него ни при каких обстоятельствах. Можно сказать о них – ограниченные личности, потому что опираются они на две крайности мира: его собственное Я и дело его жизни. Всё остальное же многообразие житейских обстоятельств естественным образом сплетается в клубок жизни между этих двух. Причём собственное эго– оно никчёмное в том смысле, что просто существует как данность и оценке не подлежит. Остаётся дело жизни. Вот оно-то и составляет сколь угодно значимую ценность, то есть бесценно и повелительно при любой погоде – природной ли, политической, военной ли.
Так получилось, что делом его жизни стала работа на земле. И стал он крепким хозяином. Что чревато противоестественными трудностями во все-то времена, а в годину перемен уж и опасно.
К Двадцатым годам двадцатого же века на огромных пространствах от Тихого океана до Чёрного моря разыгралась неслабая движуха. Сначала как-то резко, но вроде бы как неожиданно возвысилась когорта шулеров-краснобаев и быстро сбила глубинный - без того-то не отличающийся благоразумием - народ с панталыку. В результате между двумя дружественными бандами – государственниками и криминалом возникла кровавая свара, в которую оказались втянуты любители повоевать по законам ли корпоративной чести, по инстинкту ли разбойной вольницы. Война всех со всеми всё-таки закончилась победой свежей популяции шулеров, и они оказались перед проблемой построения общества по лекалам краснобаев. Продолжившаяся жизнь показала, что это невозможно, слишком искусственной оказалась теория социалистической революции. Пришлось мало-помалу начинать очистку рядов реформаторов от этих умников, а также приводить народ к послушанию.
Это тот-то народ, который во всё время кровавой борьбы за светлое будущее кормил, поил да одевал равно как героев, так и врагов революции.
В кормильцах же этих и оказался Герасим. Решающим условием его благополучного выживания оказалось совокупность и природы одесской округи, и крепких понятий развитого одесского предпринимательства и навыки их сосуществования со знаменитм одесским криминалом. Эти навыки были настолько тонко настроены, что на взгляд со стороны как бы и не существовали в природе.
Что ж, мы не выбираем себе времена для жизни. А от рождения обречены в них выживать.
Вот и крутился Герасим, сохраняя дело своей жизни от вызовов и рисков времени в котором всегда да найдётся место и для радостного.
А тут уж пришла радость из всех радостней. Это все от него, Ильи Бондарь - тоже ведь парень не простой. Уж какая у него усадьба на берегах Куяльника, какое крепкое хозяйство, да и народ села уважает его за трудолюбие и доброту и сноровку. Вот жених так жених! И появился-то в нарядной бричке - весь в белом: костюм-тройка, при цилиндре и штиблетах.
Как тут устоять отцовскому сердцу.
-Что уж, Меланьюшка – знать судьба. Ступай под венец.
Венчались молодые в церкви при большом стечении народа. Красота неописуемая открылась перед образами: и жених, и невеста. На долгие годы запомнил народ этот день!
И вот теперь ещё радость: - аккурат к началу осени 1922 года разрешилась Меланья девочкой. Сентябрь вообще – благодатное время созревания плодов. Ну да Герасим и всегда-то не бедствует. А тут в самый раз развернуться щедрой душе.
В добрый воз закатывается бочка самого лучшего вина, снедь лучшая, овощи, фрукты, зелень. Гуляйте хуторяне, обмывайте мою внучку, Верочку. Да не мешкайте, мне ещё к Куяльнику поспешать надо. С зятем Ильёй Давидовичем радость разделить.
Да, спешить радоваться созревала тайная причина.
Пройдёт совсем немного времени и случится сначала трагичное, а затем совсем уж невероятное. Сначала забрали в узилище Илью Давидович. Разумеется его имущество немедленно было реквизировано в пользу нарождающейся коммуны сельчан. Но вдруг, названный врагом народа, Илья появляется в родном селе.
Оказалось, что из гуманистических соображений - властью трудового народа - был он сактирован по обретённому в застенках нездоровью и отпущен на собственное усмотрение – умирать или одыбать.
Явление Ильи народу вызвало переполох в селении. Советская власть пока ещё не вполне обзавелась собственными принципами, и старорежимные представления о справедливости имели остаточное хождение в среде населения.
Правление коммуны собралось по этому случаю и решило, что Илья Давидович, освобождённый властями из заключения, имеет все основания получить имущество ранее у него обобществлённое. Собрали два воза добра и доставили ко крыльцу. Илья Давидович вышел к народу, выслушал повинные его речи, да изрёк устало: "Забирайте всё!" Видимо, воспитание в советской тюрьме приносит-таки свои благодатные плоды.
Ильи Давидовича уже не было на крыльце, когда председатель взял Верочку на руки, неловко приласкал и виновато вымолвил: " Что ты хочешь, Верочка, взять себе?" и указал на возы.
- " Белые валеночки, мне их папа подарил".
Доставщики кинулись к возам и вскоре отыскались там Верочкины-то валенки. Тогда Верочка надела их прямо на чумазые свои босые ножки и пошла в сад сама не своя от нахлынувшего на неё счастья.
И счастье это, по признанию Веры Ильиничны останется единственным непревзойдённым в все дни вековой её жизни.
Даже весёлые годы в советской воспитательной колонии окажутся в этом смысле мизерны.
Около полувека спустя вдруг торкнуло Веру Ильиничну. Куда делась привычка привязанности к городу её жизни и делам дня? Быстро собралась, да и навестила родное село. И оказалось там, что все эти годы словно ждали сельчане её появление да сохраняли и в годы репрессий, и годы оккупации и послевоенного лихолетья из всего Бондаревского имущества Библию, а от столового сервиза добротные разливную и столовую ложки. Не серебро это было, а мельхиор уже советского Кольчугинского завода – ну и что, у многих ли из нас есть такие раритеты эпохи?
Раритетов может и не быть, ну а генетическая уже память о легкодоступности насилия над добрыми людьми вообще ничего не стоит. Нет ей цены.
03.09.2022 13:39