Вот уже минут пять я пытался устроиться поудобнее в кресле самолёта, летевшего в маленькую столицу маленькой страны. Сказать, что я с нетерпением ждал встречи с городом моих предков и моего детства ПараПулом, очень мягко говоря, было бы неправдой. По мере того, как самолёт набирал высоту, я погружался в воспоминания...
Из родственников, с которыми я поддерживаю связь, никто там больше не проживает. Все мои близкие разбрелись по всему свету, и ни один из них не задержался в этом городе. Последним был мой дядя, который скончался без малого пять лет тому назад. Его дети жили за границей, а он упрямо продолжал доживать в ПараПуле, который, по его мнению, был «лучшим местом для ведения бизнеса хоть до самой могилы». Умер он, действительно, за рабочим столом в тот день, когда на его счет поступили доходы от аренды недвижимости. Все знали, что никто из его арендаторов не рискнул бы задержать оплату даже на один день.
Никто не знал, почему дядя выбрал именно 23 число каждого месяца для сбора своих доходов. В этот день он с самого утра пребывал в приподнятом настроении. Выходил на улицу с радостной улыбкой на лице и пешком доходил до здания, в котором находился его рабочий кабинет. Ровно в десять часов включал компьютер, чтобы наблюдать за поступлением средств на свой счет. Если 23-е число попадало на нерабочий день и оплаты производились до этой даты, то опять же, по настоятельной просьбе дяди, банк сажал деньги на банковский счет именно этим числом (как говорилось выше, о задержке оплаты не могло быть и речи). Оплаты производились до 23-го числа каждого месяца и в случае праздников, поступления опять же датировались 23-им. Все знали, что при задержке оплаты дядя мог завалить клиента судебными исками, безвредными по сути, но нервотрепательными по факту, из-за которых все равно приходилось привлекать и оплачивать услуги адвоката.
Так вот, он скончался 23 мая. В тот же день большинство родственников успели прибыть на его похороны (некоторые даже шутили, что дядя скончался от разрыва сердца на радостях по поводу очередного сбора денег, словно сорвал джекпот). В тот же день мы узнали, что семь из десяти объектов его недвижимого имущества отошли по завещанию четверым его детям. Его достаточно зажиточные отпрыски, как я уже говорил выше, проживали за границей и поэтому, долго не думая, продали унаследованное имущество по бросовым ценам в течение трех месяцев после кончины отца. Их ничто не удерживало в ПараПуле. По тому же завещанию мне – единственному племяннику - достались остальные три небольших объекта недвижимого имущества (очень небольшие по сравнению с теми, что достались дядиным детям, что было вполне ожидаемо).
Родственники отнеслись абсолютно равнодушно к тому, что я вдруг стал обладателем части наследства. Сам же я удивился несказанно - дядя меня особо не жаловал. Сказать, что мы не очень любили друг друга, будет неправильно - мы не переваривали друг друга. У нас никогда не получалось спокойно говорить. Наши разговоры сводились к его обвинениям, что, мол, я занимаюсь никчемным трудом литератора, хотя мог бы заняться наконец нормальным делом - устроиться к нему помощником и развивать бизнес до «самого крупного или, по крайней мере, одного из самых крупных в ПараПуле». Мне эти разговоры были малоприятны, ему они, по всей видимости, тоже удовольствия не доставляли, поэтому в последние годы мы редко общались.
Здесь, думаю, стоит рассказать о том, что однажды я чуть было круто не переменил свою судьбу, решив поработать какое-то время у дяди. А началось это всё с его звонка, который случился аккурат за две недели до конца моего обучения в университете, после чего я планировал занять место младшего университетского преподавателя (должность малооплачиваемую, но все же дающую возможность дальнейшего обучения и получения степени доктора наук). Итак, раздался звонок, и я услышал в трубке знакомый скрипучий, но явно присыпанный сахарной пудрой голос дяди:
- Сынок! - начало было многообещающим. Обещающим, как минимум, небольшие неприятности. - Ты же знаешь, что ты мне как сын? Ведь знаешь?
Продолжение мне понравилось ещё меньше. Я в полной мере осознал, что неприятности будут большими и, видимо, очень!
- Знаю, - ответил я робко. Я всегда робел перед своим дядей, братом покойной матери. Я его уважал...
Нет, дядюшка не возился со мной в детстве. Не водил меня гулять в парк с аттракционами и мороженым, не шел рядом вместо отца, держа меня за руку, когда пришло время идти в школу (папу я потерял в раннем детстве). Не учил, как вести себя с девушками. Не разбирался с хулиганами из соседнего двора, которые с особым удовольствием гнобили меня из-за очков. Я не помнил, чтобы (несмотря на мои возражения) он подкладывал в карман моей куртки деньги: «Ты молодой. Молодым всегда не хватает денег»... Так за что же я уважал своего дядю? За то, что он был старшим родственником? И было ли это уважением? Этот вопрос я часто задавал себе и не находил четкого, однозначного ответа. Я с детства видел, что мама побаивалась, даже, скорее, не побаивалась, а остерегалась своего брата. Она никогда ему не возражала. Не возражала даже тогда, когда он был явно неправ и она это понимала, но ей почему-то проще было согласиться с его мнением и уступить. Мама это своё странное к нему отношение называла «уважением». И вот это так называемое «уважение» передалось мне по наследству. А может, я сохранял его как память о моей маме. Я не знал, почему она так относилась к своему брату, но усвоил одно – его надо уважать. Она часто повторяла: «Нам надо его уважать». Она почему-то говорила именно «надо», а не «должны». Однажды я все же спросил, почему дядя такой важный для неё человек. Она сказала: «Кажется, когда-то я сильно ошиблась. В конце концов, он мне брат». Думаю, что не стоит объяснять, что этот ответ ситуацию не прояснил. У меня возникло ещё больше вопросов, но...
Дядя всегда жалел, что у него не было сына, только четыре дочери. О том, что у дяди не было прямого наследника мужского пола, я жалел куда больше него. В этот момент я пожалел об этом как никогда:
- Когда заканчиваешь университет, сынок?
- Через две недели, - я точно знал, что дядюшка прекрасно обо всём осведомлён. Прежде чем позвонить, он, по всей вероятности, собрал нужную информацию.
- И что ты планируешь делать, сынок? – с каждым вопросом голос дяди заметно менялся. Он становился жёстче.
- Планирую остаться здесь, - ответил я, смирившись с тем, что прямиком направляюсь в подготовленную для меня западню.
- Что ты собираешься там делать? – последовал короткий вопрос. Это был бы один из самых безобидных вопросов, которые можно адресовать молодому человеку, который вот-вот закончит университет и, движимый мечтами (возможно, несбыточными), вольется в поток таких же молодых и наивных (в лучшем смысле этого слова) обалдуев. Но для меня вопрос звучал жестоко, грубо. Был лишен всякой изящности и даже хитрости. Он отрезал любую вероятность сделать собственные ошибки и исправить их, или извиниться за них. Убивал надежду. Мне стало плохо, я понял, что уступлю ему, как и мама когда-то, и приму это как данность. Тогда, во время звонка, я сожалел о том, что мама не рассказала мне о том, почему она боялась своего брата. Зная причину, я, может быть, резко отсек бы всякую возможность повлиять на мой выбор. Но тогда я этого не мог.
- Тебе делать нечего? – дядя продолжал давить на меня. - Здесь в налоговой службе работают мои друзья. Ищут молодых работников. Тебя примут с радостью.
- Но я же занимаюсь литературой. Не хочу связать свою жизнь с цифрами, - я, вовсе не рассчитывая на успех, попытался сопротивляться. Получилось весьма неубедительно, как всегда. Я был способен на самые отчаянные шаги, если кто-то чужой пытался вмешиваться в мои дела, но тут я был бессилен.
- А зачем обязательно заниматься цифрами? Ты будешь работать над текстами, – дядя не отставал. Он никогда не отставал. Именно поэтому он был преуспевающим бизнесменом - он никогда ни от кого не отставал.
- Над какими текстами?
- Письмами налогоплательщикам. Да и над самим налоговым кодексом можно поработать. Ты не представляешь, как неграмотно составлены некоторые положения в этой книге. Работы хоть отбавляй. Там нужны такие грамотеи, как ты, а то пишут всякую непонятную чушь.
- Не представляю, - ответил я. Я сдался. Дядя об этом прекрасно знал. В тот же день я сообщил своему предполагаемому работодателю, что уезжаю (возвращаюсь) в ПараПул и вынужден отказаться от предложенной должности. Пожилая женщина посмотрела на меня то ли с изумлением, то ли с сожалением и пожелала мне успеха. Я понял, что из-за уважения к моему «выбору» она даже не решилась меня отговаривать.
До этого о налоговом законодательстве я имел довольно смутное представление, такое же, как и о других законах вообще, и никогда не думал, что мне, уже мнившему себя талантливым литератором, предстоит знакомство со сводом налоговых правил, собранных в одной толстой книге. Предложение дяди, больше походившее на приказ, застало меня врасплох.
Дядя не смог устроить меня в налоговую службу по причине того, что там «все было схвачено». Тем не менее, он сделал мне подарок для прочтения – тот самый налоговый кодекс. Взяв в руки сей «бесценный» дар, я, как ни старался, не смог удержаться и тихо проворчал:
- Господи, ну кому всё это нужно? Зачем изводить тонны бумаги и уйму времени на написание всех этих... - я осекся, поняв, что до скандала остаются считанные секунды...
- Ты хотел сказать - законов? – неожиданно спокойно и даже слегка улыбнувшись, продолжил дядя. - К сожалению, к огромному сожалению, ты такой не один. Таких большинство. Люди не любят законы и законников. Большинство не интересуется ни своими правами, ни обязанностями и часто попадают из-за этого в неприятные истории. Принято считать, что законы существуют лишь для того, чтобы запрещать и наказывать...
- А разве это не так? - попытался возразить я.
- Отнюдь. Те же самые, что запрещают и наказывают, одновременно разрешают и защищают. Надеюсь, это очевидно. Мы, как правило, опасаемся того, чего не знаем. Помнишь ведь фразу: «Незнание закона не освобождает от ответственности»? А ведь логично предположить - знание закона - что? - правильно, эту ответственность может предотвратить. Моя бы воля, ввел бы уроки законознания в школе как обязательные. Эти знания, полученные вовремя, многим помогли бы избежать ошибок, многих вовремя удержали бы от вольных или невольных преступлений. Законы надо знать! Скажу больше - законы надо любить! В любой стране, поверь мне, законы хорошие, хотя, как правило, все считают, что наоборот. Люди просто не умеют и ленятся ими пользоваться. Мы знаем, что по закону чаще наказывают, но очень часто закон может прийти на выручку в самый неожиданный момент. Не пожимай плечами. Я прав. Да, забыл сказать: чем лучше знаешь законы, тем лучше ухитряешься их обходить... Но это уже тема для другого монолога. Что-то я разговорился. Старею, наверное.
- Теперь о деле. Работать будешь у меня. Мне нужен надежный человек. Смотри, сколько у меня недвижимости. Может, сами начнём бизнес. Это будет лучше, чем сдавать в аренду. Работа закипит... - мой неугомонный старый дядя говорил так, что могло создаться впечатление, будто он молодой, наивный человек, готовый броситься с головой в предпринимательский омут. Однако месяц-другой понаблюдав за мной и поняв, что особым желанием стать предпринимателем я не горю и бизнесмен из меня никудышный, дядюшка контракты с арендаторами разрывать не стал, а мне отвел роль посыльного и составителя писем.
Продержаться я смог четыре месяца. Удрал, не дождавшись даже заработанных за последнюю неделю денег. Мое место младшего преподавателя за границей было занято. Пришлось согласиться на должность помощника профессора. Я не жалел, что упустил свой шанс и оказался рангом ниже, и что мне придется трудиться года полтора, чтобы восстановить статус, предложенный мне до отъезда в ПараПул. Наоборот, я был рад тому, что наконец-то избавился от влияния своего родственничка…
После побега из ПараПула я практически не поддерживал связи с дядей, но на его похороны приехать успел. Это было, в большей степени, желанием отдать дань памяти моей маме. Ни на какое наследство я вовсе не рассчитывал. Оно свалилось на меня, как лук из рваного мешка в темном погребе.
Следуя примеру дядюшкиных дочерей, я тоже решил избавиться от унаследованного имущества. Все три моих дома сдавались в аренду, и поступающие доходы могли бы мне здорово помочь. Но я внутренне не желал иметь какой-либо связи с ПараПулом. Покупатели нашлись быстро, но возникла проблема. Оказалось, что по завещанию я не имел права распоряжаться имуществом в течение первых пяти лет с момента наследования. Все эти пять лет дома должны были сдаваться в аренду. Я был зол. Дядя и после смерти нашел способ попытаться привязать меня к ПараПулу. Когда я спросил у его адвоката причину такого завещания, его ответ не только не удивил меня, но и позабавил изрядно: «Он относился к вам, как к сыну. Считал вас совершенно несведущим в вопросах зарабатывания денег. Считал, что вы из-за своего легкомыслия можете оказаться на грани нищеты. Этим завещанием он обеспечил ваше сносное существование, пусть даже на первые пять лет». Хоть я и злился на дядю за то, что не могу распоряжаться унаследованным имуществом как мне заблагорассудится, но был ему безмерно благодарен за то, что тот запретил продажу только на пять лет, а не на десять, к примеру, или на пятьдесят.
Таким вот образом я, работая помощником профессора за границей, в то же время стал, помимо своей воли, бизнесменом в ПараПуле и, следовательно, налогоплательщиком в пределах юрисдикции этого славного города. Возможно, если бы не память о том, как меня старались устроить в налоговую службу, то к налоговому обязательству, вытекающему из моего нового статуса, я отнесся бы вполне равнодушно. Но сейчас всякое упоминание о каких бы то ни было отчетах, отчислениях или того хуже - штрафах, очень меня настораживало. Так или иначе, у меня не было альтернативы – я должен был пройти все процедуры, необходимые для начала ведения законного бизнеса. Какой-то угрюмого вида чиновник, узнав, что я получил в наследство имущество, от которого я очень хочу, но не могу избавиться в течении пяти лет, предложил сдать его государству. Когда я вежливо отказался, он почти по-хамски заявил: «А что тогда строите из себя?! Вы его даже не заработали».
Отказываться от причитающегося мне дохода я вовсе не собирался и заставил себя заняться оформлением документов: во-первых, пришлось открыть счет в банке. Как мне объяснили, все доходы, полученные на территории ПараПула, должны обязательно поступать на местный банковский счет. Это означало, что арендаторы не могли произвести оплату на мой счет за границей. Банк, получавший мои доходы, конвертировал местную валюту в иностранную, применяя (чего и следовало ожидать) грабительский курс, и только потом отправлял их мне. Во-вторых, перед тем, как активировать счет в банке, я получил регистрационный код в налоговой службе ПараПула - по сути, я стал налогоплательщиком. Ну а дальше - больше: я должен был зарегистрировать свою (уже) недвижимость – это означало приобрести для каждого из домов «адресно-площадной-целевой» код – АПЦК, сдавать квартальные отчеты по налогу на недвижимость, квартальные отчеты о доходах. Количество отчетов и шагов, которые я должен был предпринять, было не критично большим. Но мне - человеку, далекому от этого всего - и это казалось выше крыши, а посему я начал поминать дядюшку не самыми хорошими словами. Благо, на помощь мне пришел все тот же его старый адвокат, который направил меня к молодому налоговому юристу со словами: «Я сам не особо занимаюсь налогами, а он тебе всё подробно объяснит».
Молодой юрист оказался очень разговорчивым и целых двадцать минут говорил о каких-то новых для моего слуха и абсолютно не воспринимаемых моим мозгом понятиях: «налоговых резидентах» (что-то вроде налоговых граждан – странно, не так ли?), «постоянных представительствах» (звучит как посольство или консульство другого государства), «доходы из источников в ПараПуле (город моих предков мне тут же представился Клондайком: что ни делай - обязательно в карманы потекут деньги). Говорил и ещё о чем-то, но, заметив, что я слушаю без должного внимания, вдруг резко остановился:
- Вам не интересно?
- Нет, - ответил я искренне.
- Смотрите, ваш дядя был достаточно зажиточным человеком. Быть таковым в ПараПуле - дело нелегкое. Да, в нашем городе зажиточных очень много. Но все трудятся в поте лица.
- В поте лица? – попытался уточнить я. – Что-то я не видел его лицо сильно вспотевшим.
- Вы напрасно иронизируете. Такие, как он, не спят ночами. Это вам улыбнулась удача унаследовать имущество просто так. За такое люди здесь горло грызут друг другу, - возмутился юрист.
Я решил больше не возражать и поберечь горло (а то чего доброго кто-нибудь вцепится), во-первых. Во-вторых, хотелось наконец-то понять, что мне нужно предпринять, чтобы налоговое бремя не сильно отвлекало от основной работы.
- Здешнее законодательство, к которому вы относитесь пренебрежительно, строгое, не спорю, но в то же время оно позволяет избавить вас от ненужной волокиты. Имейте в виду, у вас пассивный вид дохода.
- Какой вид? – первый раз я слышал подобную характеристику дохода.
- Пассивный вид дохода. Иными словами, вы не предпринимаете каких-либо активных шагов чтобы заработать, но при этом зарабатываете. Вот я веду активную деятельность: в данный момент объясняю вам налоговые последствия вашей арендной сделки, а в 18 часов у меня встреча с мастером-антикваром. Часовщиком, который в старости лет решил начать торговать старинными часами и тоже интересуется налогами. Как видите, у меня активный вид дохода. Я занимаюсь делом, которое приносит мне доход.
- Значит ли это, что я имею преимущество перед вами? - спросил я. Мне хотелось подколоть молодого самодовольного человека, из-под манжеты рубашки которого выглядывали большие часы. Казалось, не двигай он рукой, цифры на его часах можно было без усилий разглядеть с двух метров.
- Кто же не захотел бы иметь недвижимость, которую можно сдавать в аренду и зарабатывать, ничего для этого не делая? - сдержанно улыбнулся юрист. – Даже налог будет удержан арендатором из суммы в контракте и перечислен в бюджет ПараПула. Оставшуюся же сумму, с которой будет удержан налог, перечислят на ваш личный счет. Если, конечно, сами не захотите рассчитывать и платить налоги.
Чувствуя, как затылок мой раскалывается, а лоб покрывается испариной, я в полной мере осознал, что в данный момент «в поте лица» зарабатываю деньги:
- Значит, мне не нужно платить налог самому, если я того не желаю?
- Нет, конечно. Но…
Юрист был одним из тех типов, которые любят долго объяснять без всякой надобности, чтобы показать свои познания, и я его прервал:
- А как же налог на имущество? - поинтересовался я, ожидая очередного положительного ответа. Ответ юриста меня не разочаровал:
- По нашему законодательству плательщиком налога на имущество является или собственник имущества, или же лицо, пользующееся этим имуществом, то есть арендатор. Это можно и нужно предусмотреть в договоре аренды.
В конце нашей беседы юрист ещё разок меня сильно «обрадовал». Оказалось, что даже если налоги будут оплачены арендаторами, мне всё равно придется подавать пустые отчеты по налогам и отчет о количестве недвижимого имущества. И все это - квартально. На мой вопрос, что будет, если я не стану подавать такие «идиотские» отчеты, потому как мне не очень хочется отвлекаться от своей основной работы, юрист посмотрел на свои огромные часы и сказал:
- У меня вышло время, отведенное на вас. Если не станете подавать, то, возможно, последуют совсем незначительные штрафы. Но лучше сдавать. Если желаете, за небольшую плату мы будем делать это за вас.
Названная юристом сумма штрафа была очень маленькой, и можно было не очень уж беспокоиться. Тем не менее, спустя несколько дней я подписал с ним контракт, по которому он обязывался сдавать за меня пустые ежеквартальные отчеты, а сумма оплаты его услуг автоматически будет списываться с моего банковского счета в ПараПуле. Господи! Я вспомнил дядюшкин монолог о любви к законам. Как это можно любить? Я снова с радостью сбежал из ПараПула...
***
Я и не заметил, как привык получать ежемесячные поступления на мой счет. Человек к хорошему привыкает быстро. Эти деньги существенно облегчили и в чём-то даже украсили моё существование. Я переехал из комнаты в университетском кампусе в небольшую, но уютную отдельную квартиру, приобрёл подержанную, но вполне свеженькую «Тойоту Короллу», позволил себе двухнедельную поездку по Европе: Словения, Чехия, Черногория - островки счастья и безмятежности. Я прекрасно понимал, что скромного жалования помощника профессора вряд ли хватило бы на эти небольшие радости. Я также понимал, кому и чему я этим обязан, и уже по-другому относился к своему дядюшке. Я искренне жалел о том, что когда-то юношеский максимализм и, может быть, в чем-то надуманное (из-за странного отношения к нему мамы) предубеждение помешали мне наладить со стариком если не душевные, то хотя бы сносные отношения. Кажется, я даже обещал себе написать в будущем статью о том, как целые народы становятся заложниками мифов, усвоенных посредством ложных книг по истории (вот такая экстраполяция разыгралась во мне!).
Не только житейские, но и академические мои дела шли прекрасно. Я перешёл на должность старшего преподавателя, дописал и защитил докторскую диссертацию и с нетерпением ждал получения звания профессора. Преподавательская работа гарантировала стабильный заработок. Особо радовало то, что и писательство моё тоже приносило ощутимые плоды. Пара серьёзных издательств, опубликовав мои первые рассказы, ждали от меня новых работ.
Подходил к концу срок действия ограничений в отношении наследства, и я всерьёз подумывал о том, чтобы осесть в городе сбывшихся надежд надолго. Мне удалось за эти четыре года отложить существенную сумму с денег, которые приходили на мой счет из ПараПула, а добавив к ней деньги от продажи унаследованной недвижимости, я смог бы приобрести дом или квартиру, возможно, даже не влезая в ипотеку. Оставшиеся после покупки жилья деньги я планировал потратить на путешествия.
Моя жизнь была полна «тихими удовольствиями» - так я называл положительные впечатления от моего размеренного, предсказуемого и уже вполне безбедного образа жизни. Умиротворённость бытия расслабила меня настолько, что я не обращал особого внимания на электронные письма из налоговой службы ПараПула, сообщавшие о том, что я перестал подавать отчеты (те самые, пустые) в связи с моей деятельностью как арендодателя. А письма-то приходили в течение последних полутора лет, по странному совпадению, 23-го числа каждого месяца. Меня эти извещения совершенно не беспокоили - с каждого моего арендного поступления на мой счет в ПараПуле регулярно списывались небольшие суммы. Я даже поленился разузнать, были ли это те «незначительные» суммы за неподачу пустых отчетов, о которых мне говорил налоговый юрист, или же за услуги того самого юриста. Но получив однажды уже очень длинное и грозное письмо из налоговой службы ПараПула, я пришел в замешательство. Из него следовало, что неподача отчетов влечет за собой не только штрафные санкции, которые выливались в значительную сумму, но и то, что я саботирую «уникальную, сверхсовременную систему налоговой отчетности юрисдикции». Они грозились обратиться в налоговые органы страны моего пребывания, основываясь на каком-то международном налоговом соглашении. В панике я начал проверять детали удержаний с моего банковского счета и обнаружил, что это были удержания за услуги налогового юриста, которых, по сути, даже не было, если отчеты мои не были поданы. Мои попытки связаться с этим юристом ничего не дали.
Из текста письма выходило, что я вхожу в весьма ограниченное количество злостных нарушителей налогового правопорядка. Ввиду того, что я систематически игнорировал подачу отчетов, находясь при этом вне ПараПула, меня зачислили в список потенциальных вредителей, которые, под влиянием нездоровых побуждений, могут решиться на взлом системы налоговой отчетности (какое-то странное обвинение). И потому мне было предъявлено два требования: первое - обязательная подача документов за все предыдущие кварталы, поскольку некоторые отчетности всей налоговой службы остаются незакрытыми. Второе - подачу отчетов (даже пустых), в моем случае, теперь можно будет осуществлять только лишь находясь на территории ПараПула при непосредственном патронаже налоговых сотрудников (видите ли, они больше не рассчитывают на возможность подачи отчетов из-за границы). В случае отказа налоговая служба оставляет за собой право предпринять разного рода шаги - от изымания моих доходов до экспроприации моего имущества. Стоит заметить, что пятилетний период, в течение которого я не мог продать унаследованное имущество, подходил к концу. До воплощения моих надежд оставалось десять месяцев. Я уже планировал его продажу и даже узнал приблизительные рыночные цены. Рисковать было непозволительно. К тому же, в самом конце письма содержался некоторый благоприятный намек: «в случае позитивной реакции с Вашей стороны, налоговая служба може т помочь с замораживанием Вашей деятельности как активного арендодателя, и в будущем Вам не придется сдавать пустые отчеты». Здесь, конечно, я вспомнил слова налогового юриста о том, что мой доход пассивного вида, и был, соответственно, озадачен словосочетанием «активный арендодатель». При этом, однако, не стал даже думать о возможном противоречии между толкованием юриста и мнением налоговой службы. Времени для раздумий не было. В течение часа я заказал билет и ещё через два устраивался в кресле самолёта, летевшего в ПараПул.
***
Полет занимал всего три часа. Рядом со мной сидел седоватый и уже лысеющий мужчина лет пятидесяти пяти, с большим животом. Во время всего полета он или спал, или ел. От бортовой еды он отказался. Она ему была не нужна. В саквояже, который уютно пристроился на его пузе, находилось нескончаемое количество всяких бутербродиков, ланчбоксиков и упаковочек с чем-то съестным. Сосед дремал, но время от времени резко просыпался. Быстро надевал очки, висевшие на цепочке, открывал саквояж, извлекал оттуда очередную порцию какой-нибудь снеди, быстренько поглощал её и снова, мирно посапывая, засыпал. Только в самом конце полета, когда в иллюминатор можно было разглядеть город ПараПул, он без всякого моего приглашения стал щедро делиться радостью:
- Я практически никогда не покидаю ПараПул. Да и зачем? В ПараПуле есть абсолютно все для прекрасной жизни. Самое главное - здесь можно хорошо зарабатывать, имея голову на плечах. В ПараПуле зарабатывают абсолютно все. В городе даже попрошайничество — это профессия: выполнишь работу хорошо, будет тебе все. И квартира, и даже машина! У нас многие попрошайки ездят на работу на недорогих авто. Вот так-то! Совершенно не понимаю тех, которые переезжают из нашего города.
- Рад за вас, что вы живете в таком чудесном месте, – мой ответ, как я думал, совсем не располагал к продолжению беседы и был всего лишь демонстрацией вежливости. Но не тут-то было. Мои слова явно вдохновили его, и лицо мужчины расплылось в такой широкой улыбке, что стало ясно – беседа только началась. Он надел очки, взял телефон и стал показывать мне фотографии:
- Смотрите, эта моя внучка. Первая внучка! Родилась два дня назад. Принцесса! Родилась в семь пятнадцать утра!
На экране мелькали снимки молодых счастливых родителей с младенцем.
- А это тот самый родильный дом. Самый дорогой в ПараПуле!
Мужчина получал удовольствие от того, что делился со мною, совершенно незнакомым ему человеком, своей радостью от рождения внучки. Он продолжал:
- Жаль! Ах, как жаль, что на фотографии невозможно показать все то, чем располагает этот родильный дом. Вы бы изумились. Его услугами даже пользовалась сама… - мужчина, сделав серьезное лицо, прошептал мне что-то на ухо. Информация была, по всей видимости, настолько секретной, что я не смог различить ни слова и даже не стал думать, кто же та женщина, которая родила в самом престижном родильном доме. Но, на всякий случай, все же ахнул от удивления. Оценив мою реакцию, мужчина начал снова нажимать на какие-то кнопки. Я понял, что он собирается удивить меня очередными фотографиями, и не ошибся в догадках.
- Вы только гляньте на этот кабриолет!
На экране вновь всплыли несколько фотографий розового кабриолета. На заднем сиденье - все та же счастливая пара с младенцем.
- Таких кабриолетов в ПараПуле всего два: розовый для девочек и синий для мальчиков. И знаете, сколько стоит один день ренты такой машины? ХХХХХ пулбашей!
Названная сумма меня действительно удивила. Но оказалось, что удивляться я поторопился, ибо следующее, что услышал, ввергло меня в шок:
- Но вы платите не за один день. Ведь нет же стопроцентной гарантии, что ребенок родится именно в такой-то день! Вот еще почему нужно записываться в самый дорогой родильный дом! Там с точностью до трех дней определяют дату рождения малыша. Учтите плюс-минус три дня. Это означает, что мне пришлось заплатить за целых семь дней! Если вы не хотите платить за семидневную аренду, то вам откажут. Там же такая очередь, что представить себе не сможете! А моя внучка родилась именно в день, который назвали врачи. Вот если бы позволили платить только за день, - мужчина не скрывал сожаления по поводу переплаченных денег, но тотчас взял себя в руки. - Ничего! Ведь я зарабатываю и могу позволить внучке совершить первую свою поездку в кабриолете! Пусть даже за эти семь дней я заплатил ХХХХХХХХХХХХХХХХХХ пулбашей!
Услышанная сумма меня не удивила. Она меня испугала. Почему-то вдруг показалось, что поездка в ПараПул еще многим меня удивит. Судя по всему, в этом городе живут и правят им очень прижимистые люди, которые при этом готовы выбрасывать сумасшедшие деньги в никуда. Как еще можно объяснить оплату роскошной поездки для внучки, в которой она ничего не смыслит и которая для неё ещё ничего не значит! Я предпочел промолчать. Попутчик же продолжал:
- Я, как вы поняли, человек вполне богатый. Мой статус, правда, не позволяет войти в элиту страны. Но, тем не менее, судьба ко мне повернулась лицом. А вот родственник не из богатых в позапрошлом году хотел арендовать такой же кабриолет для своего внука. Ему не позволили. Вы, наверное, догадываетесь, почему.
- Нет, - я действительно не догадывался, но чувствовал возрастающее беспокойство. И если бы самолет развернулся обратно, туда, откуда вылетел, я был бы бесконечно рад.
- Странно! Всё же ясно как белый день, - он недоуменно, почти презрительно посмотрел на меня и продолжил: – Дело в том, что клиенты фирмы кабриолетов - люди вполне состоятельные. И такие люди, как я, делают своего рода рекламу для компании. А сейчас представьте, что какой-то человек, - мужчина снял очки, протер их краем рубашки (видимо, так делаю все богатые и статусные граждане ПараПула), демонстративно водрузил их обратно на мясистую переносицу и, уставившись на меня – недоумка - поверх очков, сухо объяснил: - Так вот, если небогатый человек захочет арендовать кабриолет, чтобы повыпендриваться, то он просто может обанкротиться. А там пойдут суды и пересуды. Ну, одним словом, антиреклама. Вот почему не каждому дается право арендовать эти кабриолеты. Кстати, думаю, такой подход защищает интересы небогатых, которые могут лишиться последнего из-за необдуманного стремления к лишней показухе.
- А почему кому-нибудь другому не купить такие же кабриолеты и не оказывать те же самые услуги? Да и сам хозяин действующей фирмы мог бы завезти в страну еще несколько, и цена аренды сразу же стала бы более доступной.
Я заметил, как сосед изменился в лице. Улыбка исчезла. В голосе появился металл:
- Закон не разрешает кому-то повторять вид бизнеса другого, пока не истечет три года. «Закон о защите интереса производителя»…
- Потребителя, - я очень вежливо, насколько это было возможно, решил поправить собеседника. Но увидев, как лицо у него стало меняться еще сильнее, а взгляд стал более недоверчивым, решил поправить самого себя: – На слуху всегда «интерес потребителя».
- Только не у нас. В ПараПуле в приоритете интерес производителя, – медленно и строго произнес собеседник. - А насчет того, почему сам хозяин бизнеса не купит дополнительных кабриолетов, так это государство сильно увеличило таможенные налоги на них. Специально для кабриолетов, используемых для перевозки новорожденных. Даже вписали соответствующий и очень простой термин в таможенное законодательство – кабриолет для новорожденных как средство для отбытия из родильного дома.
Моя явная тупость и непростительная неосведомлённость вконец доконали собеседника, и он решил сменить тему:
- А вы кем работаете?
Я решил отделаться встречным вопросом (забыл про вежливость, но не забыл, что он только что стал счастливым дедом):
- Вы, наверное, спали, когда вас известили о рождении вашей внучки? – тут до меня дошло: вопрос бестактный. Мне ещё для пущей наглости следовало добавить «или ели?».
- Да вы что?! – крайне возмущенным тоном ответил собеседник. – Меня нелегко застать спящим, и поэтому сказать, что меня разбудили, неуместно. Да, я частенько дремлю. Это нормально. Но когда другие спят, я продолжаю работать. Принимаю заказы, рассчитываю расход материалов. Ведь и ночью умирают люди. В ПараПуле меня все знают, как профессионала.
- Так вы работаете… - у меня не было никаких предположений, и я затянул с продолжением фразы.
- Устанавливаю надгробные камни и памятники.
- Ну зачем же звонить вам среди ночи? Родственники могут потерпеть до утра.
- До утра? Моя компания самая престижная в ПараПуле! Я не берусь за каждую работу. Чаще отказываю, чем беру.
Желая закончить разговор, я демонстративно достал из портфеля толстый журнал. Попутчик разговор сворачивать не собирался и спросил с подозрением:
- Вы не из ПараПула?
- Нет. Родом я из этого города, но уехал ещё подростком, – мне стало неуютно от сурового взгляда мужчины, и я продолжил оправдываться: - Давно живу и работаю в другой стране.
Пытаясь как-то преодолеть его растущую неприязнь, я вкратце рассказал ему о своей работе, о планах стать старшим профессором университета.
- И чего же вы хотите добиться, работая литератором за границей? - как же своим последним вопросом он напомнил моего покойного дядю! Я сожалел, что поделился с незнакомым мне человеком своими планами, но все же принялся описывать свою преподавательскую работу, размеренную и однообразную, но, тем не менее, интересную жизнь. Он же равнодушно (словно это был совершенно другой человек, а не тот, который радостно делился впечатлениями о рождении внучки) спросил:
- И зачем вы направляетесь в ПараПул?
Тут меня прорвало. Я подробнейшим образом взялся рассказывать всё о неожиданно свалившемся на меня наследстве. О дяде, который чем-то был похож на него (только не уточнил чем именно). Об отчетах, о рентных доходах, о планах на будущее, о желании продать все имущество в ПараПуле, о том, что мне предстоит встреча в налоговой службе. И даже успел заметить, что он переменился в лице. Именно перемена в его лице заставила меня довериться незнакомцу (хотя я уже успел увидеть в нем высокомерного, играющего на публику предпринимателя и знал таковых и ранее – дядя, к примеру), и я протянул ему письмо Государственной Налоговой Службы. Он внимательно прочел письмо, и когда закончил, медленно, с перерывами произнес тихим голосом:
- «Для разрешения ваших проблем вы приглашены в отдел по работе с налогоплательщиками, заморозившими хозяйственно-коммерческую деятельность». Это отдел «замороженных» лиц.
- Что? – спросил я.
- Мы, предприниматели, так в шутку между собой называем отдел, который работает с лицами, которые приостановили коммерческую деятельность, или же их деятельность сводится к пассивной форме коммерции. Вроде вашей: сидите себе где-то за границей, какой-то «литератор», сдаете своё имущество в аренду и собираете доходы. Кстати, этот отдел замороженных лиц находится в том же самом здании, где находится отдел мертвых налогов.
- Что?! – я неприлично крикнул чуть ли не на весь салон. Пассажиры, сидевшие рядом, посмотрели в нашу сторону. Стюардесса уже направилось было к нам, но сосед показал рукой, что у нас все нормально.
- Так мы прозвали «Отдел по анализу налоговых задолженностей скончавшихся физических лиц и обанкротившихся или ликвидированных юридических лиц».
Я молчал, потому как оторопел от услышанного, понимая, что это тот самый случай, когда «чем дальше, тем страшнее».
- Слушайте, а я ведь знал вашего дядю! Делец высшего пилотажа. Делал деньги из воздуха. Но, судя по всему, у вас с налоговой какая-то неприятная история вышла. С ними все очень строго. Бойтесь, если они особо вежливы - значит, замышляют что-то. Помочь вам, даже ради памяти дядюшки, не смогу, меня самого могут потянуть вниз. У них даже камни очень сдержанные, строгие. Похожие друг на друга.
- Какие камни?
- Я же говорил вам, что моя компания занимается установкой надгробных камней. Надгробные камни у них темно-синего цвета. Цвета мундира налогового чиновника. Высота камня меняется в зависимости от должности. Никаких портретов и изощренных надписей на могильных плитах. Очень сдержанно. Кстати, знаете, как называют здание налоговой службы, куда вас пригласили?
- Нет, - я знал, что ответ собеседника наверняка не даст мне расслабиться, а, скорее, наоборот.
- «Старая могила».
Мне стало ну очень не по себе. Всё - само письмо из налоговой службы, неподача пустых отчетов, обвинение в преступлениях, которых я пока не совершал, но могу совершить и, наконец, встреча с человеком, занимающимся установкой надгробных камней - не сулило мне ничего хорошего. А тут еще «старая могила» и её отделы с названиями под стать.
Самолёт приземлился. Перед тем, как расстаться, мой попутчик попросил меня:
- Слушай, здесь наверняка найдется кто-нибудь, кто знает меня в лицо. Но все же, не говори никому, что я летел с тобой вместе. Обычно я лечу первым классом. А тут лететь надо было срочно - внучка родилась...
***
Искать молодого налогового юриста оказалось делом бесполезным. Это я понял уже на второй день пребывания в ПараПуле. Когда я называл его имя нескольким членам предпринимательской гильдии (организации, тесно сотрудничавшей с налоговой службой, пользуясь услугами тех же налоговых юристов), все они странно смотрели на меня и тотчас же отходили. Сперва я подумал, что странность их поведения связана с именем моего юриста – возможно, он профессиональный мошенник и просто исчез, чем и объяснялась неподача моих отчетов за последние полтора года. Тогда я попробовал называть вымышленное имя. Поведение бизнесменов осталось неизменным. Вечером, в кафе, расположенном на первом этаже гильдии, я присел за столик к явно подвыпившему немолодому мужчине в очень хорошем настроении. Сделал это намеренно. Его я заприметил ещё днём в здании гильдии - он, не дожидаясь лифта, несколько раз поднимался по широким лестницам с папкой под мышкой.
В ходе разговора стало ясно, что причиной его радости стало то, что налоговая служба позволила ему «учесть десять процентов убытка прошлого отчетного периода против прибыли текущего», и поэтому налог этого года уменьшился на ХХХХХХ пулбашей. Его радости не было предела. Он даже угостил меня бокалом дорогого красного вина, которым отмечал свою «победу». Я, не любитель алкоголя, чтобы не обидеть «информатора», не отказался от его предложения, но исподтишка заказал себе черный кофе. Мне удалось довольно искусно подстроиться под его настроение. У меня это получается крайне редко, а в тот день повезло. Тем не менее, я опасался, что как только спрошу у него про моего юриста, он тотчас же попросит меня удалиться или же сам пересядет. Я решил назвать ему сперва вымышленное имя. Его реакция оказалось такой, какой я и ожидал – он сделал хмурое лицо, покачал головой… и вдруг:
- Такого юриста у нас в ПараПуле нет. Вы что-то путаете.
Я вздохнул с облегчением (значит, он говорит правду) и не стал упускать свой момент – назвал имя настоящего.
- Говорят, у него какое-то сложное дело, и поэтому он вынужден был срочно отбыть на отдых, - ответил мужчина.
Ответ меня несколько (самую малость) удивил: «есть срочная работа, и потому надо отдыхать». Как же может быть такое?
- Ну, это случается тогда, когда клиент становится фигурантом какого-нибудь дела, и от юриста требуется самое малое – просто исчезнуть на время, чтобы не лишиться лицензии. Вам же предложат другого, - незнакомец правильно угадал причину моего недоразумения.
Я поперхнулся кофе – значит, я фигурант дела. Мне с трудом удалось подавить свой порыв и не выложить суть своей проблемы малознакомому собеседнику. Я сдержался и, стараясь изобразить полное безразличие, посмеиваясь, спросил:
- А почему, когда я расспрашивал сегодня о нем, никто не сказал, что знает этого юриста?
- Здесь все знают всех юристов. Но наши бизнесмены предпочитают не иметь с ними дел, пока не последует «настойчивый совет» или же «специальное разрешение» со стороны налоговой службы. Просто так, без соответствующего разрешения, связаться с юристами - означает идти прямиком в логово неразрешимых проблем. Если вам настоятельно советуют юриста, значит, у вас уже проблемы. Вот почему никто и не хотел говорить с вами о юристах. Да и я не стал бы говорить, но я уже добился своих десяти процентов, а большего и не смог бы. А в следующем году будут уже другие вопросы. Я сегодня щедр. Даже на советы.
От волнения я пригубил бокал с вином. Незнакомец заметил мою оплошность и улыбнулся.
- Вы волнуетесь. Вот что я вам посоветую. С вашей проблемой идите прямо в отдел замороженных налогов. Вам, скорее всего, предложат юриста. Другого. Откажитесь.
- Так вы... вы знаете о моей проблеме? - я вытаращил глаза.
- О вашей проблеме гильдия знала еще до того, как вы приземлились в ПараПуле. Вы толком и не попробовали вино. Редко кого угощают таким… Жаль...
Я почему-то вспомнил незнакомца в самолете. Возможно, его окружение знает, что он летел не первым классом, и что он сам осведомлен об этом. Все они играют свою роль, насколько это возможно.
***
Отдел «По работе с налогоплательщиками, заморозившими свою хозяйственно-коммерческую деятельность» находился в старом здании на отшибе города. Здание это состояло из двух частей: длинная одноэтажная постройка, которая одним концом упиралась (даже врубалась в грунт) в подножье холма, а у другого конца этого строения находилась высокая, неширокая пристройка в восемь этажей с парами окон по бокам на каждом этаже. Окна были и у длинной постройки. Основное строение казалось немного погруженным, по нисходящей линии, в землю так, что последние три окна (ближе к холму) стояли на высоте не больше полуметра от земли. Старое здание на самом деле напоминало могилу: надгробная плита и стела в восемь этажей. Шёл тихий, затяжной дождь, и вода многочисленными струями устремлялась вниз с холма. Там, внизу, она (вода) по инерции приподнималась наверх и стекала обратно к зданию налоговой службы. Видимо, между зданием и холмом находился слив (или решетка) для сточной воды. Чтобы все это увидеть, мне пришлось обойти это странное сооружение и промочить ноги, хотя я знал, где находится вход в налоговую службу - он был со стороны высокой постройки.
- Вам, наверное, в отдел «По работе с налогоплательщиками, заморозившими хозяйственно-коммерческую деятельность», - заметила миловидная девушка, увидев меня у входа.
- Да.
- Пройдите, пожалуйста, прямо и присаживайтесь.
Пройдя метров десять, я оказался в большой комнате на всю ширину здания. По одну сторону, за стеклом, сидели сотрудники, а по другую - многочисленные посетители. Посетителей было так много, что казалось, на всех не хватит стульев. Но они все сидели, не было никого стоящего или же ходящего между рядами, или же ждущего у стекла. Не успел я сесть, как ко мне подошла девушка:
-Вы, наверное, не живете в ПараПуле и только прибыли.
Я хотел спросить, как она это узнала - ведь я еще не успел предъявить свои документы. Девушка продолжила:
- Вы замочили туфли и низ брюк. Наверное, не знали, где находится вход.
- Я знал…
Девушка меня прервала и попросила следовать за ней. Я хотел было возразить, что, мол, могу дождаться своей очереди, но увидел, как один из клерков стучит в стекло и жестом, улыбаясь, приглашает меня внутрь.
- Это тот важный налогоплательщик, которого ждали, - представила меня девушка сотруднику, который уже успел занять свое место. По тому, как рабочий стол этого сотрудника находился на небольшой площадке, которая была выше остального пола сантиметров на двадцать, как он кивал головой и как девушка с ним говорила, было видно, что он занимает важную позицию. Я и не мог себе представить, что буду когда-либо зачислен в «важные налогоплательщики». Сотрудник, дождавшись ухода девушки, взял большую папку и протянул ее мне:
- Здесь список весьма уважаемых юристов-профессионалов. Все лицензированные юристы ПараПула. Предлагаю сесть там, у стола, и выбрать одного из них. А я пока поговорю с другим клиентом.
Я хотел объяснить, что отказываюсь от юриста, но он буквально всучил мне толстую папку, а к его столу подошел пожилой человек в сопровождении все той же девушки. Я не собирался выбирать юриста, как посоветовал мой собеседник в кафе, и поэтому мне было ни к чему рассматривать содержимое папки. Но в любом случае мне надо было дождаться, пока сотрудник закончит беседу с очередным посетителем. Чтобы убить время, я всё-таки раскрыл папку в надежде обнаружить в ней данные на моего налогового юриста. Одна фотография улыбающегося человека сменяла другую, но моего юриста не было. Дойдя до середины папки, я решил повнимательнее прислушаться к разговору сотрудника с пожилым человеком, поскольку их беседа показалось мне странной (может, самому пригодится?):
- Вы хотите ликвидировать свою налоговую регистрацию? - спросил старший налоговый сотрудник.
- Да. Она мне больше ни к чему. Не могу продолжать вести бизнес. Состарился, - ответил пожилой посетитель.
- Но это нехороший знак. Мы, налоговики, весьма суеверны. Вы человек пожилой, и само существование налоговой регистрации говорит о вас, как о плодотворном человеке...
- Нет-нет, и речи не может идти о плодотворной деятельности. Одни лишь расходы на бухгалтера, на наличие юридического адреса. Бизнес для меня уже в прошлом.
- Хорошо, - снисходительно, но жестко продолжил сотрудник. – Посмотрим ваши банковские счета.
Он перелистал какие-то бумажки в зеленой папке.
- У вас были счета аж в пяти банках?!
- Да. Но на них ничего нет. Одни банки закрывались, и приходилось открывать счета в других.
Сотрудник покачал головой:
- Вам придется принести справку из каждого банка о том, что ваши счета закрыли и что у вас не было поступлений за последние три года. Знаете ли, видали мы таких. Утверждают, что нет счетов, а сами собирают туда скрытые доходы, чтобы налог не платить.
Посетитель побледнел, схватился ладонями за колени, отпрянул назад, но при этом спросил без всякого возмущения:
- Говорю же вам, банки закрыты. Где я возьму справки?
Сотрудник перечислил четыре организации, одна из которых, по его мнению, точно уполномочена выдать такую справку.
- И сколько это займет времени? – спросил посетитель.
- Не имею никого понятия. Это не по части налоговой службы, - старший клерк, видя, как посетитель устало покачал головой, предложил: - Вам лучше попить воды.
Тотчас же один из молодых сотрудников быстро подошел к небольшому холодильнику и достал бутылку воды. Посетитель поблагодарил за воду.
- Если у вас нет времени, можете нанять юриста.
Посетитель вскочил со стула, пролив воду из бутылки на свои брюки:
- Нет, только не юриста. У меня денег не хватит на него.
Сотрудник, почему-то внимательно глядя на меня, обратился к стоявшему перед ним клиенту:
- Вы можете заморозить свой налоговый номер, если хотите.
- Что это значит? – настороженно спросил растерянный мужчина. Он все еще продолжал стоять. Налоговик, смерив его взглядом с головы до ног, не предложив ему сесть, пояснил:
- Это значит, что с вас не будет ни спроса отчетов, даже пустых, ни требований об оплате налогов. Вы будете существовать как налогоплательщик, который полностью приостановил деятельность. А если захотите, в случае восстановления своего бизнеса, опять стать полноценным налогоплательщиком…
- Да какой там бизнес! А на какой срок я могу заморозить налоговый счет?
- На три года, на пять лет.
- Это значит, что я опять должен через три года или пять лет обратиться в вашу службу?
- Да можете хоть на пятьдесят! – не выдержав, громко сказала сотрудница из дальнего угла огромного зала. Старший сотрудник слегка улыбнулся и утвердительно кивнул головой. Посетитель удивленно посмотрел вокруг.
- Вы думаете, вам не хватит пятидесяти лет? - вопрос старшего клерка вызвал общий тихий смех. Пожилой человек все еще находился в недоумении.
- Вы собираетесь прожить больше? – ехидно уточнил налоговик.
- Да, пятьдесят лет - то, что мне нужно, - безысходно согласился посетитель.
- Я тоже так думаю, - ответил главный сотрудник. Подписав какую-то бумажку, он протянул её посетителю:
- Вот вам счет на ХХХХХХ пулбашей (небольшая сумма). Заплатите в кассу банка через улицу, и ваш налоговый счет тотчас же будет заморожен на пятьдесят лет. Только не вздумайте начинать какой-нибудь бизнес, - бросил шуточку под конец беседы главный сотрудник.
- Нет, нет. Не буду, конечно.
Посетитель забрал бумажку и, забыв, что площадка налогового сотрудника находится выше пола, чуть было не упал, когда, развернувшись, решил удалиться.
***
- Ну что, выбрали юриста? – громко спросил старший сотрудник. Я совершенно не ждал, что он так быстро переключится на меня.
- Нет. Не смог выбрать, - мне надо было сохранить спокойствие с самого начала. Если меня подвергнут такому же испытанию, как и предыдущего посетителя, возможно, я не выдержу.
- Ну что ж, так бывает. Подойдите ближе, я помогу вам.
- Ну, я не хочу никакого юриста, - я встал с места, но не имел не малейшего желания подходить к столу. Во мне начинало подниматься негодование в ожидании давления, которое на меня окажут. Я видел, как некоторые из работников привстали, чтобы лучше разглядеть меня.
- Хорошо. Это ваш выбор. Кстати, замечу, что ваш дядя, от которого вы унаследовали всё это недешевое имущество, не скончался, - сказав это, он исподлобья довольно посмотрел на меня. Его лицо мне показалось самым наглым из всех, которые я когда-либо видел. Еще немного, и я швырнул бы в него папку с фотографиями улыбающихся юристов, но я сдержался. Мне надо было как-то решить проблему, из-за которой я оказался в этом дурдоме. Разрешится ли она, как у того пожилого посетителя? Вряд ли. Моя ситуация стала архистранной после слов старшего сотрудника о том, что мой дядя жив. Я выдавил из себя вопрос:
- Вы изволите шутить?
- С чего мне шутить с вами, когда речь идет о большой афере, которую долгие годы проворачивал ваш дядя, из-за которой вам придется отвечать вместе с ним.
Не знаю, что было написано на моем лице, но только успел я приблизиться к столу старшего сотрудника, как тот, все еще сидя, вытянул руки открытыми ладонями перед собой, как бы защищаясь:
- Сейчас же остановитесь и не вздумайте создавать себе дополнительные проблемы.
Он кивнул головой в сторону выхода, и я заметил, как высокий здоровый мужчина в темно-синем мундире перевёл на меня равнодушный взгляд.
- Вам даже могут запретить выезд из ПараПула.
Я положил папку на его стол и спросил:
- Что же мне делать?
- Ваше дело в отделе мертвых налогов.
- Каких налогов? – спросил я, вспомнив беседу в самолете.
- Отдел «По анализу налоговых задолженностей скончавшихся физических лиц и обанкротившихся или ликвидированных юридических лиц». Вас проводит наша сотрудница.
- А как же насчет дяди? – спросил я. Замечание старшего сотрудника о моем дяде несколько озадачило меня, если не сказать больше: неужели умерший дядя ухитрился ожить и по-прежнему достает меня?
- Вот там с вами и поговорят о вашем дяде. В том отделе его уже воскресили.
На последних словах главный налоговый сотрудник улыбнулся.
***
Отдел мертвых налогов отделяло от отдела замороженных налогов толстое темное стекло. Сотрудница, приставленная ко мне, открыла дверь и придержала ее. Я шагнул в полутемный узкий коридор. Она шла впереди. Пахло сыростью.
- Как видите, здесь прохладно и темно. И коридор узкий. Комнаты по бокам завалены старыми документами покойников, а также ликвидированных компаний. Здесь работают три человека, и посетителей бывает максимум один или два за день. Здесь посетителям особо и не нравится. Вот почему мой начальник предложил вам юриста, чтобы быстрее разрешить проблему.
- Понятно, - ответил я, хотя мне ничего не было понятно. Через несколько минут мы оказались у красной двери, с которой местами сошел верхний слой краски. Женщина постучала в дверь, и мы зашли в такую же, как коридор, полутемную, но довольно большую комнату. Напротив входа за столами сидели молодой сотрудник и молодая сотрудница. А справа, за огромным столом, сидел пожилой человек с лысиной, обрамлённой по бокам длинными седыми волосами (зрелище ещё то!). На стене за ним висели полки в несколько рядов. Сбоку стоял столик с чашками и чайником. В стене напротив входа, у которой располагались столы молодых работников, не было окон, и я решил, что это и есть та часть здания, которая упирается в холм. Слева от входа находились окна, и там же, прямо у дверей, стояла высокая вешалка на большом круглом металлическом основании. Ей ещё предстояло сыграть немаловажную роль в моей судьбе. Пока же на ней висели пальто и плащи обитателей кабинета, больше смахивающего на склеп.
- Вот вам новый мертвец, - сказала сотрудница, указав на меня, и удалилась. Мне стало слегка не по себе.
- Очень приятно, - это была молодая женщина. Она бросила на меня короткий оценивающий взгляд, а потом кивком подала знак молодому сотруднику рядом.
- Вы собираетесь курить, господин начальник? - спросил сотрудник у пожилого человека.
- Да, - со вздохом ответил начальник. Молодые люди покинули комнату и закрыли за собой дверь, а их начальник достал сигарету из пачки. Было слышно, как они стоят за дверью и продолжают говорить.
- Я-то думал, что в закрытых помещениях запрещают курить, - с моей стороны это не было замечанием о чем-то противоправном – просто надо было с чего-то начинать. Начальник меня понял. Он изобразил на лице подобие улыбки, но присесть не предложил. Я подумал, действительно, какая разница мне, мертвецу, стою я или сижу...
- Здесь можно. Отдел мертвых налогов. Здесь уже терять нечего. Мне нечего. Вот я в молодости, - он показал на снимок на столе, с которого смотрел молодой симпатичный парень.
- Это вы? – удивился я.
- Я тогда был симпатичным. Лет пятьдесят пять назад. Не курил, не пил, чтобы достичь преклонного возраста. Причем обязательно в статусе очень богатого человека. Сейчас, когда главный план удался, могу позволить себе курить целую пачку в день.
Я подумал, что он не случайно употребил слово «план», а не «мечта».
- А как же они? – спросил я, указывая на дверь.
- Им рано курить. Если захотят в будущем, то это их дело. Пока курю, они дожидаются там. А вы здесь долго не пробудете, не отравитесь.
Я посмотрел в сторону окон, за которыми слышался шум дождя. Начальник тоже взглянул на окна и улыбнулся. Мне почему-то сразу стало понятно, что окна не открываются.
- Они никогда не открывались, и, думаю, такое не предвидится.
Начальник, положив сигарету в старую металлическую пепельницу, взял со стола подстаканник с коричневым от чая стаканом, подошел ко столику и налил себе чай.
- Вам налить чаю?
- Да, - ответил я, не зная, могут ли мертвецы пить чай в этом влажном помещении.
Начальник вернулся с двумя стаканами:
- А вы садитесь.
Я занял место напротив его большого стола. Начальник сел, взял кусочек сахара и придвинул ко мне сахарницу. Докурив сигарету, он постучал чайной ложкой по столу.
Молодой сотрудник заглянул в приоткрытую дверь.
- Да, вы можете зайти. Закончил курить, - я заметил, что он очень странно строил фразы.
Должно быть, сотрудники прекрасно знали привычки своего босса. Они зашли почти неслышно и заняли свои места в задымленном помещении. Начальник же начал пить чай и говорить одновременно:
- Основной доход работников нашего отдела состоит из определенной части налоговых взысканий, которые мы удерживаем с лиц, которых физически нет больше в жизни.
Видя, что до меня не дошла суть сказанного, он продолжил:
- Понимаете, наш отдел изучает бумаги и документы умерших людей и ликвидированных компаний. Мы исследуем их на предмет утаивания информации или же искажения фактов. А зачем? Да все потому, что в конце концов любой обман в информации служит утаиванию доходов, недоплате налогов или даже хищению бюджетных денег. Вот, возьмем вашего дядю. Вы помните, в каком году он родился?
- Нет, - ответил я и подумал, что немногие будут помнить день рождения своего дяди или тети, в особенности, если человек не питал особых чувств к родственникам.
- Так вот, по документу, который он предоставил, родился ваш дядя в 1947 году. А когда он физически умер? В 2027 году, три года назад. Судя по этим данным, прожил он ровно восемьдесят лет.
- Так, значит, он все-таки умер. Слава Богу, - я попытался пошутить, но шутку не восприняли.
- Вы рано радуетесь, - радостно заявил начальник, обнажив свои желтые и необыкновенно большие зубы. - Вы пропустили слово «физически». Это значит, что ваш дядя перестал дышать, есть, перестал пить чай, ходить в туалет в 2027 году. Одним словом, перестал существовать как живое существо.
Я слушал и ничего не понимал. Он встал, отпил чаю, а потом достал с одной из полок позади своего стола зеленый ящик с какими-то бумажками и положил его на стол. От ящика пахло сыростью куда больше, чем во всей комнате.
- На самом же деле ваш дядя родился в 1954 году. У нас есть все соответствующие документы, вплоть до имени акушерки, принявшей роды у матушки вашего родственника. Ваш дядя начал получать пенсию в 2012 году. А должен был в 2019. Вы понимаете?
- Понимаю, - мне редко нравились поступки дяди. Услышанное же меня обрадовало, и я не сдержал улыбку. Начальник, заняв свое место за столом, медленно продолжил:
- Что мы сейчас имеем? А имеем мы два существенных факта, которыми налоговая служба вправе воспользоваться, исходя из защиты своих интересов: первое - ваш дядя родился в 1954 году. Этот факт доказан. И второе – ваш дядя прожил 80 лет…
- Нет, 73 года, - второпях поправил я. - Вы же доказали, что он родился не в 1947, а в 1954 году. Скончался - физически, как вы говорите - в 2027 году. Значит, он прожил не 80 лет, а 73.
- Вы не дали мне объяснить, или, выражаясь точнее, классифицировать характер второй информации. Это из разряда ложной информации, или подделки, предъявив которую, ваш дядя добился определенных выгод, но, располагая которой, государство имеет полное право использовать её для компенсации ущерба, нанесенного этой самой информацией. Ваш дядя начал получать пенсию раньше положенного времени. На семь лет! У нас есть статья 114 Налогового Кодекса. Я люблю называть её по латыни «а morte» - «к смерти». В шутку мы называем её «мертвым налогом». Вот, ознакомьтесь.
Он протянул мне старый пожелтевший лист бумаги, который еще местами сохранял свою белизну.
«В случае, если налогоплательщик путем предоставления информации, не соответствующей действительности, добивался государственных налоговых льгот, пособий, пенсий и единовременных выплат, то государство вправе интерпретировать подобную информацию или же использовать данную информацию в выгодном для себя свете для возмещения ущерба, нанесенного налогоплательщиком своими противоправными действиями».
- И как это применимо в случае с моим дядей? Что это значит?
- А это значит, что ваш дядя, который родился в 1954 году, прожил или проживет 80 лет и, значит, скончается в 2034. Это значит, что даже если физически его нет, то для налоговых целей он все еще среди нас. Откуда взяли 80 лет? Думаю, вам уже понятно: 2027 отнять 1947 - год, в котором родился ваш дядя, судя по документам, которые он предоставлял в различные организации аж еще с молодости – видимо, предвидел будущие возможности.
Начальник тихо злорадствовал, а у меня начала болеть голова, скорее всего, не только от новых открытий, а от запаха и влаги...
- В завещании, по которому ваш дядя передает вам имущество, говорится: «племяннику (мое имя) достаются три дома, расположенные по адресам (указаны адреса), после моей смерти». Но он же не умер. Он по-прежнему среди нас.
На последних словах старый начальник развел руками и мило так пожал плечами. Сотрудница хихикнула, видимо, над тем, что молодой сотрудник стал озираться вокруг, будто ища среди нас моего дядюшку.
Начальник же, после небольшой паузы, самодовольно продолжил:
- Значит, мы имеем право конфисковать имущество у вашего дяди для покрытия ущерба, нанесенного им. Поскольку оно, имущество, по-прежнему принадлежит ему, а не вам.
Он цитировал фразы из завещания, включая адреса, так, словно вызубрил их как второклассник-отличник – слово в слово.
- Но у меня же есть купчие на эти дома, - я говорил и чувствовал, как начинаю терять самообладание.
- Да, у вас есть купчие. Но завещание не могло вступить в силу, поскольку оно становится действительным после смерти вашего дяди. А он еще жив, как я вам объяснил. Значит, мы отнимаем его имущество у него же, чтобы компенсировать урон, им нанесенный. Мы также подадим ходатайство об аннулировании ваших купчих. Уже успели поговорить с кем надо. Вы подумайте. К тому же, у нас есть подозрение, что вы знали о его точной дате рождения. Скажем, ваша мать могла сообщить вам о ней. Вы даже работали в его фирме некоторое время. Поэтому предлагаем добровольный отказ от имущества в пользу государства. Можем дать день на раздумья.
- Слушайте! Не вмешивайте в идиотскую историю мою мать. Хотя, о чём это я? Разбираться с покойниками - ваше основное занятие, как я посмотрю, – уже не сдерживая эмоций, рявкнул я.
- А мы и не собираемся. Вот потому и предлагаем достаточно мирный способ разрешения вопроса. Мы вообще желаем, чтобы данный вопрос решился в этом самом помещении. Без всякого шума. Возможно, мы и не смогли бы докопаться до вашего дела. Но, перестав подавать пустые отчеты, вы засветились на нашем всевидящем радаре. Вот так-то.
Я собрался было уходить, но не удержался от желания поделиться своими некоторыми соображения на тему:
- Послушайте! У меня тут вопрос возник. Вы позволите?
- Да, да! Конечно! Только если вопрос ваш не праздный, а касается сути нашей проблемы.
- Касается, касается! Напрямую. Ну, самая суть - ожившие мертвецы, вампиры, вурдалаки разных мастей, зомби, приведения и прочая нечисть, ведь эти милейшие господа, как я понял, и есть ваши клиенты. Короче! Давайте представим, что мой дядюшка не прибавил себе семь лет, а убавил. Что тогда? Если следовать вашей логике, то он упокоился бы, но по факту у него в запасе остались семь лет. То есть он умер, а потом уже мертвый прожил еще семь лет. Ну, жил, но на самом деле, был уже как бы мертвый. А вы, значит, с него мертвого списывали бы налоги, он опрометчиво оплачивал бы коммунальные услуги, страховые взносы и ещё что-то там отчислял бы в казну вашего замечательного города. В этом случае я сбегал бы на кладбище и разрыл бы могилку акушерки, чтобы её тазобедренная кость подтвердила бы факт рождения того младенца именно в этот год, и мог бы устроить вам кучу неприятностей. Ведь значит, что по документам - официальным документам, заметьте - он прожил 80 лет, но по истинной дате рождения - 87. Узнав об этой вашей финансовой афере, я мог бы подать на ваш департамент в суд и потребовать, чтобы все удержанные с него налоги вы перечислили упокоенному на счет небесной канцелярии. Так?
За то время, пока я, с выражением лица каменного истукана, нес эту ахинею, лицо моего собеседника меняло цвет несколько раз. Он даже пытался что-то записывать. Мне в какой-то момент показалось, что я слышу характерный звук закипающей жидкости. Я живо представил, как через мгновение лицо начальника покраснеет, из ушей вырвутся струйки пара, а кончик носа приподнимется и издаст свист, напоминающий, что под чайником надобно выключить газ.
- Нет, нет! Вы куда? Постойте!
- Неее, я лучше пойду, а вы подумайте, подумайте. Вдруг случится прецедент, а у вас нет соответствующего параграфа, пункта, подпункта. Бегите галопом к начальству, выступайте, так сказать, с инициативой. Созывайте срочное совещание. Дальше – больше: симпозиумы, саммиты, всемирные конгрессы. Глядишь, прославитесь. Премию какую-нибудь отхватите и сможете курить не одну! Две пачки сигарет в день! - от напряжения я аж вспотел. Мне с трудом удалось не рассмеяться чайнику в физиономию.
Я негодовал. Я не мог выбрать, на которого из двух идиотов злиться больше: то ли на афериста-дядю, который не жаловал меня только потому, что его самый близкий родственник мужского пола не желает быть похожим на него, то ли на этого пройдоху - начальника отдела мертвых налогов, целью которого было дожить до богатой старости, чтобы позволить себе курить пачку сигарет в день. Не говоря уже об этих двух молодых сотрудниках, которые покидают отдел, чтобы не отравиться, пока их босс курит, а потом сидят в прокуренной до задымления волос комнате.
Уже выходя, я обернулся, чтобы посмотреть в сторону окон, и осознал, что был зол даже на дождевую воду снаружи, которая, струясь у здания налоговой службы, едва достигала стекол окон и устремлялась в сторону решетки для сточной воды.
Видя, как я смотрю на окно, начальник заметил:
- Сейчас ничего. Вот завтра, когда польет по-настоящему сильный ливень и с холма потечет сель, вот будет шум. Я бы на вашем месте согласился на отказ имущества сегодня же. К тому же, наши сотрудники ломают головы над некоторым предприятием вашего дяди, по которому он объявил банкротство. А что если банкротство совершилось для неблаговидных целей? Так что думайте, пока вы здесь.
У меня не было ответа. Вернее, какие у меня, молодого литератора, могут быть ответы на странные условия законодательства, которые, по моему мнению, были способны вывести из себя любого нормального человека (будучи даже литератором мне не хватало воображения, чтобы понять замысел закона)?
Пообещав зайти на следующий день с ответом, я, хлопнув дверью, покинул отдел. Над ответом я думать и не собирался. Да какая могла быть разница, откажусь я добровольно от имущества или нет - все равно налоговая служба оттяпает себе недвижимость, а сотрудники мертвого отдела получат бонусы, поскольку выискали источник нового налогового дохода. А как же можно было думать по-другому, если законодательство признавало человека живым для налоговых целей, когда его не было в живых?
Странное ощущение от увиденного и услышанного не покидало меня. Я понимал, что все уловки и хитросплетения в отношениях между людьми (чего стоило ожидание молодыми сотрудниками за дверью, пока их босс курил) и такие же хитрые интерпретации законодательства служат одной цели – личному обогащению. Таким был мой дядя, таким является молодой налоговый юрист, который исчез во время рассмотрения моего дела, и таким, конечно же, является начальник отдела мертвых налогов. Но самым главным бенефициаром является государство, которое на вполне рациональной основе позволяет своим гражданам, в зависимости от наглости и смекалки каждого, урвать свой кусок – как мой покойный дядя, сумевший выбить себе пенсионные раньше срока, и сотрудники мертвого отдела, которым будут выплачены премиальные из-за возможного отчуждения моего имущества в пользу государства.
Вдобавок к моим странным ощущениям, меня никак не отпускал запах помещения мертвых налогов. Вся моя одежда была пропитана липким запахом смеси табачного дыма и сырости. Мне показалось, что в носу окончательно окопалась вонь от прогнивших бумаг из маленького зеленого ящика, откуда начальник отдела достал старые документы моего дяди.
***
На следующий день я, в той же самой одежде, поплёлся в отдел мертвых налогов. Начальник отдела был прав: дождь стал еще сильнее, а вода с холма, в который упиралось здание налоговой службы, уже не текла вниз многочисленными ручейками, а неслась одним мощным потоком.
Картина в отделе была примерно такой же, как вчера: молодые люди вышли из комнаты, видя, как начальник потянулся к пачке сигарет, лежавшей на столе. Он налил мне чаю. Говорил о статье 114 Налогового Кодекса. После того, как вернулись сотрудники, он попросил молодого человека подать ему письмо, составленное им же самим.
- Мы не хотели вас затруднять. Составили такое вот небольшое заявление от вашего имени, - он протянул мне лист бумаги хорошего качества. Я быстро прошелся по заявлению. В нем я добровольно отказывался от имущества в пользу государства. В нем я так же просил, чтобы против моего дяди не выдвигали новых претензий и сочли покойником в целях налогообложения.
Подписать или не подписать письмо означало одно и то же. Это не имело для меня никакого смысла. Звучит иррационально, но это было мое искреннее заключение, ибо я находился на грани. Если бы я начал расспрашивать начальника о возможности избежания наказания или если стал бы возражать против намерений налоговой службы, то разговор превратился бы в перепалку, а дальше могло дойти (руки так и чесались) до банального рукоприкладства. Для меня уже потеряло значение даже то, что доход от продажи имущества, которое явно уплывает прямо на глазах, позволил бы купить домик или квартиру. Мне просто хотелось как можно скорее покинуть ПараПул. Я встал с места и стоял секунд двадцать-тридцать, не зная, что предпринять.
***
Дождь усилился. Как бы ни старались толстые стены и двойные рамы с толстыми стеклами гасить шум дождя, картина того, как большой поток воды беспрерывно бился во все три окна отдела, смывая грязь со стекол, чтобы оставить новую, создавала иллюзию некоторого разрушения. Казалось, что еще чуть-чуть, и стекла сломаются под напором воды. Я живо представил, как огромный поток воды с холма, в который уперлась «старая могила», с бешеной скоростью устремляется вниз, затем, расползаясь тонкими слоями по широкой поверхности, под небольшим углом поднимается все выше и выше, успокаивается, будто задержав дыхание, и потом всей своей массой со злостью устремляется вниз, скапливаясь у здания налоговой службы. Огромная решетка сточной канализации с трудом справляется с лавиной воды, заставляя её биться об стекла отдела «мертвых налогов»...
- Не беспокойтесь, - улыбнулся начальник отдела, обнажая свои большие, желтые зубы. - Я тоже побаивался, когда поступил сюда на службу лет сорок назад. Стекла очень толстые. Выдерживают большое давление. К тому же их несколько.
Я беспокоился, но не потому, что дождевая вода сломает стекла и заполнит собою все пространство отдела. Я беспокоился потому, что этого не произойдет, так как этого не происходило по меньшей мере последние сорок лет! Отчаяние овладело мною. Мне показалось, что запах от прогнивших бумаг и старых деревянных полок становится совершенно нестерпимым, что из серых пятен на стене, которую недавно заделали штукатуркой, выползут дождевые черви, что из старого унитаза в вечно влажном и пахнущей землей туалете поднимут головы полчища слизняков. Возможно, я спокойно покинул бы помещение так же, как и вчера. Но произошло то, что подтолкнуло меня на крайний шаг. Начальник попросил своего сотрудника показать мне нечто особенное. Тот протянул ему пачку сигарет. Начальник, расплывшись в улыбке, любовался этой пачкой, держа её на ладони, как чем-то совершенно невероятным:
- Через семнадцать дней мой день рождения, и мой коллега раздобыл мне сигареты, которые были популярны во времена моего детства. Но я тогда не мог курить, поскольку был еще ребенком и был законопослушным, в отличие от некоторых моих ровесников. А когда закон позволил мне курить по возрасту, я был уже наслышан о вреде табака, и тогда я тоже не курил. Но невозможность курить осталась одним из ярких моих воспоминаний, что подстегнуло меня дожить до почтенного возраста, стать богатым и позволить себе, наконец, курить сигареты. Но именно эти сигареты нигде нельзя было достать. А он достал. Вы понимаете?
- Понимаю, - ответил я. Я действительно понимал все, что происходит вокруг меня. В конце концов, как литератор я мог вообразить, что угодно. Но не понимал, почему эти идиотские обстоятельства разворачиваются вокруг меня. Да и мое неуемное воображение было бессильным перед тем, что я видел: безграничный культ денег - ничего, терпимо. Как деньги зарабатывают в ПараПуле? Да приблизительно так же, как и в других местах - посильным или непосильным трудом. Но вот как здесь тратят деньги – вот это было сверх моего восприятия. И ещё! Меня очень смущало то, что дядя, на похоронах которого я лично участвовал, оказывается, жив и находится где-то «среди нас»! Я неотрывно смотрел на пачку сигарет, а начальник воодушевленно продолжал:
- Он подарит мне сигареты в день рождения. Жизнь научила меня дожидаться подарка. Это даже лучше, чем получение сюрприза в день рождения. Вожделение. Понимаете? А пока я просто смотрю на…
Тут, видимо, он заметил в моём взгляде что-то такое, что заставило его насторожиться. Начальник быстро убрал сигареты в карман пиджака, но все же продолжал улыбаться. Я подошел к столу начальника отдела, совершенно не отдавая себе отчета в своих действиях. Я не мог видеть себя со стороны. Помню только, что не сходящее с лица молодого парня выражение подобострастия сменилось ужасом, а молодая высокомерная сотрудница со словами «он, кажется, сошел с ума» побежала к двери.
Я подошел к столу босса, взял тяжелый старый подстаканник с грязным стаканом и швырнул его в среднее окно. Стакан разбился. Подстаканник упал на пол, издав глухой звук. Стекло даже не треснуло. Видимо, я попал в него не подстаканником, а стаканом. Молодой человек продолжал стоять, прижавшись к стене. Девица уже выбежала из комнаты и наблюдала за происходящим из коридора. Начальник отдела продолжал улыбаться. Его улыбка взбесила меня еще больше. Я обвел глазами комнату в поисках более подходящего для задуманного хулиганства орудия. Одни только старые деревянные полки, несколько металлических ящиков. Старые стулья и много-много папок. Разбить окно было нечем. Я уже готов был сдаться, и тут сотрудница рискнула вбежать в клетку с хищным животным и забрать свой красный плащ со старой вешалки. Вешалка. Старая высокая металлическая вешалка, на которой висела одежда на случай разных мероприятий и погодных условий: рубашки, галстуки, пальто, шапки. Когда я подошел к ней, то заметил, как начальник отдела вытаращил глаза, однако продолжал улыбаться. Я стал хватать с вешалки что попало и бросать на пол. Освободив вешалку от одежды (это отняло у меня минуты полторы), я увидел, что основание вешалки большого диаметра и сделано из толстого металла. Я опять чуть было не сдался, подумав, что мне будет трудно поднять вешалку и бить ею по стеклу... и тут сообразил, что ее металлическая стойка была ввинчена в основание, и она даже чуть-чуть отвинтилась. Было нелегко отвинчивать, но я все-таки смог. Стойка была тяжелой и, самое главное, с толстым болтом на конце – металла раньше не жалели. Взявшись обеими руками за стойку вешалки и подняв её над головой, как метатель копья, я от двери с разбегу в четыре шага оказался у окна и со всей дури шарахнул по стеклу в первый раз. Надо сказать, что на душе сразу полегчало, хотя стекло устояло. Барышня вскрикнула и убежала куда-то вглубь коридора. Молодой парень, всё ещё стоя у стены, посмотрел на меня, потом на своего босса и, промямлив «я, я, я», выбежал из комнаты. У начальника не осталось следов улыбки на лице. Он повернулся к полкам. Что-то поискал на одной из них, потом сел за свой стол, обхватив голову руками, и начал стонать. Его отчаянный вид придал мне сил – я решил, что легко разобью ненавистные окна, и грязная вода хлынет в кабинет. Я бил по стеклу последнего окна. Оно не поддавалось. Даже не треснуло. Я повернулся к начальнику отдела, а он, словно приятно удивившись, уставился на меня. Я продолжил наносить удары. Все было бесполезно. Начал уставать. Стойка вешалки была тяжелой. Когда я снова повернулся к начальнику, он сперва улыбнулся, а потом вскочил из-за стола, проворно подхватил с пола подстаканник и направился к выходу. Не прошло и десяти секунд, как в дверном проёме появился высокий, грузный мужчина в синем мундире.
***
Сразу после произошедшего Государственная Налоговая Служба обратилась с иском в суд, и против меня было возбуждено гражданское дело. В иске, который я смог заполучить только после второго обращения, говорилось: «….гражданин ПараПула (мое имя), ныне проживающий в (страна, где я работаю), во время своего второго посещения отдела «По анализу налоговых задолженностей скончавшихся физических лиц и обанкротившихся или ликвидированных юридических лиц», возможно, в силу неустановленных психических отклонений попытался разбить тяжелой металлической стойкой раритетной вешалки (личная собственность начальника отдела, разрешенная к нахождению в пространстве рабочего места с целью смягчения тяжелой рабочей атмосферы по работе с «мертвыми налогоплательщиками») окна отдела. В результате противоправных действий гражданина (мое имя) работники отдела были подвергнуты психологическому давлению. К тому же, персональному раритетному имуществу работников был нанесен урон. Иски самих работников прилагаются.
Также Государственная Налоговая Служба настаивает на том, чтобы имущество гражданина (мое имя), унаследованное от физически умершего родственника (имя моего дяди), но все еще живого в целях налогообложения, было конфисковано в пользу государства в качестве компенсации ущерба, нанесенного вторым в результате своих противоправных действий…».
В конце письма сообщалось, что меня приглашают в суд такого-то числа, и он обязательно состоится, даже если я либо мой представитель не будет там присутствовать. Мне было все равно. Все это время я продолжал злиться на дядю, от которого мне достались одни проблемы и заботы, которые были чужды моей природе. Сказать, что я абсолютно смирился с тем, что придется расстаться с планами о приобретении домика в стране пребывания, было бы неправдой. Однако у меня появилась какая-то уверенность, что я распрощался с чем-то непонятным и диким. Многого я не понимал, но моя голова явно отказывалась принимать участие в этом процессе. Во всяком случае, пока. Я в смятении, но с удовольствием покинул ПараПул.
***
Через две недели после отъезда из ПараПула я получил письмо от старого юриста моего дяди.
«… Не спрашивайте, почему Ваш покойный дядя попросил меня приглядеть за Вами. Одно могу сказать: он беспокоился за Вас. Ваш дядя, как опытный бизнесмен, не исключил возможность, что в ПараПуле найдется кто-то, кто захочет ободрать Вас, неопытного молодого человека (отнять ваше имущество – здесь многие так и делают деньги). И в то же время он оставил Вам имущество без права продажи на несколько лет, в надежде, что, почувствовав вкус денег, Вы захотите и сможете организовать хоть какой-то бизнес. Но Вы так не похожи друг на друга! Вот почему я наблюдал за Вами, чтобы помочь, когда возникнет необходимость.
А теперь к делу о Вашем имуществе. Начальник отдела мертвых налогов прав - Ваш дядя все еще живой в целях налогообложения. Понимаю, что это звучит дико, но это так и есть. В ПараПуле немало законов очень странных, но именно этими законами здесь и зарабатывают (хотя, возможно, так зарабатывают не только у нас). Но все дело в том, что странные правила принимают не только по отношению к налогам. Эти и есть хорошо! Лет семь назад ПараПул присоединился к малоизвестной международной конвенции «О влиянии табачной и алкогольной продукции на дееспособность сотрудников государственных органов». Так вот, согласно этой конвенции, «лица, достигшие шестидесяти лет и продолжающие курить и принимать алкоголь, могут принимать неадекватные решения вследствие снижения их дееспособности в результате нанесения ущерба здоровью нездоровыми привычками. Так как принятые такими лицами решения могут повлечь за собой нарушения имущественных и гуманитарных прав населения, каждый государственный орган в обязательном порядке должен освидетельствовать дееспособность своих сотрудников с вышеуказанными характеристиками дважды в год. В противном случае принятые такими сотрудниками решения будут являться недействительными».
Никто в ПараПуле не помнит, почему наш город подписался под этой международной конвенцией, которая является обязательной для применения после того, как она подписана с нашей стороны. Государственная Налоговая Служба отозвала свой иск. Мы так договорились. Так что, поздравляю Вас! Имущество остается в Вашем распоряжении. Правда, с меня взяли слово, что я не буду особо распространяться ни о конвенции, ни о моем с ними соглашении. Я строго буду следовать данному мне слову, и Вам не следует делиться с кем бы то ни было о том, как был разрешен Ваш вопрос. Кстати, пока я разбирал Ваше дело, нашел в одной статье из иностранной юридической литературы смешную фразу о применении упомянутого положения из конвенции: человек физически жив, но умер для целей этой конвенции. Звучит знакомо, не так ли?».
Прочитав письмо, я выдохнул. Всё становилось на свои места; спокойная безбедная жизнь и мечты о собственном жилье вновь обретали реальность (человек, несмотря ни на что, существо материальное и, как правило, меркантильное).
А еще через неделю я получил письмо от того молодого налогового юриста, который исчез, пока мое дело рассматривалось в отделе «мертвых налогов», где он меня поздравлял с тем, что мое имущество не было конфисковано, и назойливо предлагал свои услуги.
Какое-то время спустя, когда всё каким-то образом улеглось в моём сознании, я понял, что дядюшка, в общем-то, был прав. Законы надо знать или же знать тех, кто их знает, ибо неизвестно, когда и какой из них может изрядно попортить тебе жизнь, а какой (даже самый нелепый) может прийти на помощь.
Я пошел. Пошел приобретать своды кодексов...