Глава двадцать восьмая. Совет отца

ЖИЗНЬ,КАК ДЕНЬ.
Книга первая.
Глава двадцать восьмая. Совет отца.

 Вот так размышляя да вспоминая, Сергей продолжал своё путешествие вместе с дочкой и племянницей к больнице"за речкой". Путь к ней можно сказать был ещё и не близок. Тем более-то с такими ходоками, как две его маленькие спутницы. Им было на двоих лет шесть с половиной.
 Больница же ранее имевшая статус районной, находилась вне самого Крутого Яра и располагалась несколько на отшибе, чуть вдалеке за речкой Вороньей. Отрезанная рекой и частью территории самого предприятия, она была ранее довольно большой и состояла из нескольких небольших зданий: самой поликлиники, где производился прием больных, лечебного стационара, взрослого и детского, со вместительными больничными палатами. Да ещё здесь было несколько малых строений служебно-бытового назначения.
 В том числе был здесь и небольшой продуктовый магазин. Будучи совсем маленьким и отправляясь сюда с мамой в эту больницу Сергей обязательно её затягивал в него, чтобы купить в нём что-то вкусненькое. А вкусненькое-то в нём всегда было. Иначе это путешествие для него не имело бы никакого смысла.
 Теперь этого магазинчика вообще не было. Здесь, прямо от пологого берега реки-пруда,под названием "горячка", по-прежнему располагались небольшие частные домики, окружённые садами. В них-то раньше проживал почти весь медицинский персонал больницы, что несомненно было тогда для пациентов большим плюсом, так и для самих медиков: в любое время суток они могли оказаться рядом у постели больного.
 В центре же этого небольшого больничного городка располагался сквер, огороженный высоким штакетником, в середине которого находилась братская могила солдат защищавших Крутой Яр и саму Тулу в октябре-декабре сорок первого года. Тех солдат, кто умер от ран в этой самой больнице. А чуть вдалеке, несколько в стороне от этих основных зданий у самого автомобильного моста, большого и мощного, высоко нависавшего над железной дорогой "Москва-Симферополь", расположен был ещё один стационар - туберкулёзный. Представлявший собой длинное невзрачное одноэтажное здание серого скучного цвета.
 Сергею это здание было очень хорошо знакомо. Ибо в нём он проходил в молодости, амбулаторное туберкулёзное лечение. Так что этот скучновато-невыразительный пейзаж и вся эта незавидная территория бывшего больничного городка была ему не очень приятна.
 Тем более, что от этого больничного городка ныне осталось только лишь одно здание терапии, в котором лежал сейчас и их отец. Остальное было в развалинах.С тяжёлым сердцем Сергей сегодня подходил к этому одинокому зданию терапии.
 Да-да,это отделение совершенно ему не нравилось. Но что делать? Сколько бы здесь его ни ремонтировали, ни обновляли,ни реставрировали, всё равно оно никак не избавлялось от своего горестного вида, наводящего тоску да печаль. В детстве же оно наводило на Сергея не просто тоску, а самый настоящий ужас. Казалось оно ему мёртвым склепом, казённым и бездушным.
 В этом-то безликом больничном городке, расположенном на отшибе, в первый послевоенный год, в небольшом и невзрачном одноэтажном домике-больнице, считавшимся тогда детском отделением, умерла его сестра Соня, которой было тогда чуть более шести лет. А Сергею тогда не было и года.
 Проходя однажды мимо этого домика, мама указала ему одними глазами на одно из его окошек и тихо сказала:
 - Вот в этом окошке я видела в последний раз нашу Сонечку...
 И заплакала.Потом продолжила:
 - "Мама,- сказала она тогда мне,- здесь меня поют холодной водой...и скоро  умерла...".
 Опустив голову ещё ниже мама заплакала сильнее, чувствуя видимо свою вину. Сергей стоял подле неё рядом и растерянно смотрел: то на неё, то на это печальное окошко. Ему тоже хотелось плакать. И даже показалось, что через плотно завешенные больничные шторки он ощущает на себе укоряющий взгляд маленькой девочки, своей старшей сестры. И ему стало не по себе. Страшно. Стоял он и молчал. Ему было жаль: и свою маму, и свою старшую сестру Соню, навсегда оставшейся шестилетней.
 Хотя в чём же была виновата мама? Он этого тогда не мог понять. А ныне понимает: ни в чём! Во всём виновата война и тяжёлое послевоенное время. Это он  осознал намного позже. А тогда ничего не понимал, стоял ошарашенный этими словами мамы, жалевшую свою малолетнюю красавицу-дочку, старшую его сестру, заболевшую в первый послевоенный год дифтерией. У мамы Соню тогда отобрали врачи и положили без неё в эту самую маленькую больницу, потому,что у мамы уже родился он, Сергей. Соня же заразилась от соседней девочки -подружки. Та выжила, а соня нет.
 Медики опасались как бы новорожденный Сергей от неё ни заразился? Вот потому её положили одну в больницу без мамы. И это Тамара Васильевна всю жизнь себе не прощала.И ей пришлось на это согласиться. Из-за Сергея. Иначе бы она ни за что и никогда бы её не отдала в ту же самую больницу. Никто бы у неё её не отобрал. Но кто же тогда знал,что так получится? Кто!
 Лечь-то с ней вместе в больницу она тоже тогда не могла? С кем бы оставила она дома грудного ребёнка? С кем! Семён Савельевич работал, а Аркадию не было и восьми лет.
 И вот эта мамина душевная боль остро резанула по сердцу Сергея. С тех пор при любом своём здесь появлении он испытывал точно такую же боль. Потому-то он до сих пор и не испытывает особой любви к людям в белых халатам. Они наводят на него страх. И это не только из-за Сони, а ещё потому, что они напоминают ему и  собственное болезненное детство.
 Да-да, с самых малых лет Сергей чем-то постоянно болеет?! Это лишало его многих радостей жизни. Однако же, он всегда выживал, постепенно окреп, спорт ему помогал развиться физически и забывать про все свои болезни-недуги. Но память-то о них у него всё равно осталась.
 И останется, наверное, навсегда! Причину же одной из этих болезней даже сейчас никто не знает. Как и название. Этого никто из врачей так и не смог понять. Что же тогда говорить о его родителях? Они очень переживали за него тогда, боялись, что он умрёт у них на руках. До сих пор тоже не знают, что это была за болезнь.
 Но рады тому, что он выжил и рядом сейчас с ними. И в том, что он жив роль его мамы трудно даже переоценить. Она выходила его полуживого.
 Отчего же, всё-таки, у него так часто шла горлом кровь? Почему! Иногда он и сам думал об этом. Но никак не мог понять. Вот и сейчас приближаясь к бывшему больничному городку, Сергей никак не мог отделаться от воспоминаний и ощущений. В его мозгу постоянно всплывает одна и та же картина: вот он лежит в том самом  отделении, где сейчас лежит отец, его кладут на прохладный кожаный топчан, поворачивают ему голову набок, а подле него прямо на полу ставят жестяной таз, в который из его рта звучно струится его кровь. Вкус её Сергей долго ещё ощущал, даже после своего выздоровления. Помнится он ему и сейчас: горьковато-сладкий.
 Просто каким-то чудом он выкарабкался из чёрной ямы бесконечных своих болезней. Но и позже они не оставляли его и ещё долго Сергея выхаживала мама.
 Постепенно всё это у него прошло и ушло, однако же, не забылось. Осталось прочно в памяти. Здесь же, в этой самой больнице, Сергей уже повзрослев проходил медкомиссию перед своим призывам в армию. Но видимо не так качественно, как надо.
 Прослужив чуть более года в Сибири, Сергей попадает в окружной госпиталь в Новосибирске с очаговым туберкулёзом лёгких. Так,что именно там он впервые оказался на госпитальной койке. Здесь же, в этой самой больнице "за речкой", Сергей никогда не лежал. Никогда! Даже в далёком детстве.
 После потери маленькой своей девочки Тамара Васильевна больше никого из своих детей никогда и нигде никакой больнице не доверяла. Выхаживала она своих теперь детей сама дома, и всё не переставала винить себя в том, что не смогла сберечь свою Соню.
 Хотя она, как и все в их доме, хорошо понимала, что вины-то тут её особенно нет. Это не вина её, а беда. Так сложились обстоятельства. Это понимал и сам Сергей, но чувство вины его не оставляло. Сергею стало казаться, что в том его  большая есть вина, чем его мамы.
 И это ощущение возникало у него всегда, когда он приближался к серому одинокому зданию терапии. Как же это всё было давно, однако же почему всё не забывается? Почему! Всё помнится Сергею сейчас, ничто не стёрлось в его памяти. Даже расположение всех здесь имеющихся ранее врачебных кабинетов помнит в той поликлинике, которой давно уже нет. Нет,теперь и того маленького домика,в котором лежала когда-то их маленькая Соня.
 Сергей шёл грустно размышляя и наблюдая со стороны за своими маленькими спутницами, которые беспрестанно о чём-то болтали и постоянно останавливались, что-то там разглядывая. Он их не торопил, времени было ещё достаточно, стараясь не мешать их разговору, думая о своём, о своём завтрашнем дне, о расставании своём с дочерью.
 Неожиданно в его голове мелькнула странная мысль: "А кто из них двоих, этих двух сестрёнок больше похож на Соню?". Хотя сам-то он, можно сказать, Соню и не видел в своём сознательном возрасте. Однако же все говорили ему о том, что была она просто красавицей. Но более того, отличалась добротой и мягкостью характера, любила очень маленького Сергея. И он так и не смог определится: кто же из сестрёнок-подружек больше похож на неё? Обе они были тоже ласковы и по-детски красивы.
 В доме-то у них, конечно же, хранился её увеличенная детская фотография, где она снята вместе со своим старшим братом Аркадием. Но ретушёр, так постарался над фотографией, что трудно даже понять насколько девочка красива. Говорили, что Соня была белолицей в отца, а вот лицом и своими большими чёрными глазами очень похожа на мать.Но на фото этого было не разглядеть.
 Девчонки же были обе смуглолицы, больше похожи на Тамару Васильевну.И от этой мысли Сергея вновь перекинулись к отцу: " Как он там сейчас? Условия нахождения там, видно, не слишком хорошие? Судя по внешнему виду здания". Но он зря так думал. Медицинский персонал всё там делал возможное для нормального лечения пациентов.   
 Когда в Крутом Яру была построена новая современная поликлиника, светлая да просторная в три этажа, с прекрасным хирургическим стационаром, в котором два с половиной года назад и оперировался их отец, то в этой больнице "за речкой" осталось всего лишь одно терапевтическое отделение, куда они теперь и направлялись.
 Вспомнив про ту злосчастную операцию,  Сергей не мог не вспомнить,как они волнуясь. Все вместе: Сергей, Вера и Аркадием нервно бродили под окнами этой поликлиники, посматривая на окна третьего этажа, где среди бела дня горел свет и шла операция.
 В ужасной тревоге они ожидали её исхода. Слава Богу, что всё закончилось благополучно. А вот теперь-то он лежит в терапии: что с ним, и что скажет ему сейчас отец? Что с ним случилось! Всё ли с ним будет теперь хорошо? В чём Сергей сильно сомневался.
 Здоровье отца в последнее время вызывало у него большое опасение. А причина-то этого сомнения перенесённая им ранее операция. Да и здешняя терапия не добавляла уверенности в успешном здесь лечении. Хотя лечат-то врачи здесь неплохо, но и условия, сами больничные стены тоже имеют значение в процессе выздоровления. Сергей бы сам в такую больницу не лёг.
 Правда, на территории новой поликлиники намечено уже и строительство большого  современного четырёхэтажного больничного корпуса, в котором кроме терапии должно  быть много ещё чего, в том числе и роддом, реабилитация. Но когда это всё будет тоже не ясно. Даже Сергей, хотя он и есть местным "средством массовой информации", то есть в первую очередь должен бы знать? Но не знает
 Да и в самом Крутом Яру мало кто про это мог знать, даже сам директор комбината Литвинов. Надеялись на "чернобольские" деньги. Приоритетом же на любом предприятии, в том числе и в посёлке, было жилищное строительство.
 И это в любом трудовом коллективе считалось правильным. Старая же больница, то есть терапия "за речкой", на страницах многотиражки комбината была просто "притчей во языцах". Как только там её ни склоняли. Но жилищное строительство считалось важнее. Очередь в профкоме на получение квартиры была по-прежнему большой. И очередники её тщательно контролировали. В вестибюле комбината были вывешены списки и каждый мог удостоверится в продвижении своей очереди.
 Сколько раз сам Сергей писал о бесполезности косметических ремонтов в терапии, в своей газете, не счесть раз фотографировали! Жалоб было много, недостатки исправлялись, медперсонал выбивался из сил, но недовольство всё же оставалось.
 Сергей при любом несложном заболевании старался обговорить себе всегда возможность посещать лишь дневной здесь стационар с ночёвками дома. Ему шли навстречу. Так ему было лучше. Он не терпел больничных палат.
 Однако же внутри-то самого отделения всегда было всё довольно прилично: чисто и опрятно. И ничего плохого тут Сергей никогда не наблюдал, когда посещал терапию с рейдовой бригадой "по жалобам трудящихся". Ему даже нравились здесь старинные сводчатые арки длинного больничного коридора, они вызывала в нём какие-то романтические чувства и ассоциации из старинных фильмов.
 Но одно дело пройтись здесь с врачами по палатам и коридорам, другое - лежать здесь, чего он вообще не терпел. Интересно, что ему сейчас расскажет отец? Про уход, обслугу да питание. Вот и будет свежий материал для газеты, когда он выйдет на работу.
 А может быть и ничего отец не расскажет, он же не слишком привередлив, а скорее всего "спартанец". Сергей так часто его называл и любил это качество в нём.
Больница же эта была построена ещё здесь до революции. Главной причиной недовольства пациентов ныне, конечно же, её дряхлость и дикость здешних мест, удалённость от самого Крутого Яра, парящий вечно пруд да близость самой железной дороги, сотрясающей всё вокруг,мчащимися тяжёлыми составами.В том числе и это здание.
 И ещё была одна неприятность - привозная пища. Соловая была здесь ликвидирована, в отделении перестала работать кухня. Потому-то Тамара Васильевна и приготовила для него очень весомый "тормозок". Сергей нёс его, периодически меняя руки:"Что же она сюда наложила?".
 Территория старой больницы начиналась сразу же за древним мостом, сработанным ни весть когда из толстого листового железа, гремящего под ногами пешехода или же под колёсами "скорой помощи". Вечным, удивительно живучим, не меняющимся никогда.
 Сергею он был хорошо знаком с раннего детства. Он ходил по нему ещё совсем маленьким ребёнком. Ему сейчас вспомнилось, как часто его сюда по нему возили  на машине "скорой помощи", напоминающий автобус, прозванного в народе "коробочкой". Машину сильно подбрасывало на стыках этого моста, листы бились под колёсами и громыхали, а его мама держа за руку тихо шептала ему:
 - Сейчас-сейчас, сынок, приедем!"
 А водитель той "скорой помощи"тётя Шура Гришина, улыбаясь ему, ласково говорила:
 - Всё-всё, уже приехали, всё будет хорошо. Не бойся.Вот мы и приехали!.
 Они боялись не довезти его до больницы живым.
 Около этого же моста Сергей научился плавать, здесь на"горячке" летом они, пацаны, пропадали до позднего вечера. Так что все здешние места они ещё в те года облазили и познали.Всё родное и знакомое. Это его родина.
 Однако же девочкам-сестрёнкам, его спутницам, мост этот был в диковинку. В новинку. Подружки-сестрёнки, Оля со Светой, вначале даже и побоялись на него ступить. Но потом освоились-осмотрелись и стали с интересом глядеть с него в самую бездну дымящейся реки-пруда. Так что Сергею пришлось их даже и поторапливать:
 - Света, Оля, дедушка-то нас давно ждёт! Двери вот-вот там закроют да нас к нему не пустят. А он же вас очень ждёт!
 В этом замечании была его хитрость, но и значительная доля опасения. Они вполне могли уже попасть в самый что ни на есть"тихий час"! Что не желательно. Не всякая медсестра решилась бы вызвать отца к ним на встречу и нарушать больничный режим. Сергей же успокаивал себя тем, что больница находится на отшибе и  здесь, возможно, не так строго придерживаются этого правила.
 Из своего редакционного окна со второго этажа здания Управления комбинатом, выходящего на больницу, он иногда наблюдал, что больничный режим не всегда здесь летом строго соблюдается. Не редко в больничном саду около здания терапии пациенты подолгу засиживались за столом, играя в домино или карты. А сентябрь-то ныне был на удивление тёплым, почти летним. И это его успокаивало, говорило о том, что больных ныне не так просто загнать в палаты. 
 Терапевтическое отделение заросло самосевом деревьев и кустарником и высокой некошеной травой: "Настоящие джунгли!",- подумалось Сергею. И потому вся эта территория выглядела ещё более тоскливо и уныло, зрелищем неприятным,хотя раньше было здесь довольно красиво, всегда ухожено. И это ещё не исчезло из памяти Сергея. Он с досадой думал об этом. Ходить сюда не только лечится, но и проведывать близких, как например ему сейчас отца было неприятно всем крутоярвцам.
 Подходя сейчас по этому к низкому мосту, висящему почти у воды, Сергей вновь почувствовал в себе вновь щемящее чувство грусти и тоски. Словно ожидая предвестия беды? Ноги сопротивлялись его движению. И чем ближе он подходил по этому мосту к заброшенному одинокому зданию терапии, тем сильнее наваливалась на него ощущение полной безысходности.
 Он стараясь избавиться от это ощущения, пытался мысленно перенестись в недавнее своё прошлое, которое казалось ему теперь светлым и счастливым. Быть может это ему только так казалось? Но это ему, тем не менее, помогало. Самым счастливым временем было для него, когда он окончил институт и начал работать уже в газете. Тогда он только-только познакомился с Людмилой и был у них конфетно-букетный период их романтических отношений.
 Сергей летал тогда будто-бы на крыльях, всё у него ладилось и спорилось на работе и дома. Казалось бы, всё и дальше было быть у них и дальше хорошо. Оба они были влюблены друг в друга, счастливы и здоровы, хороши собой и радовались жизни.
 Да и все в их большой семье Гончаровых тоже были, как будто-бы счастливы этим. Всё у них тоже у всех в жизни ладилось. Тамара Васильевна чувствовала себя довольно бодро, держалась уверенно, несмотря на свою болезнь, о которой она кстати ничего не знала. Семён Савельевич работал в своей автобазе, ходил в дальние рейсы, так что и зарабатывал он тоже неплохо. Был доволен детьми и жизнью. Вместе с тремя своими сыновьями и зятем Семён Савельевич сколотил хорошую и крепкую дружную семейную бригаду по дальнейшему сотворению семейного их счастья - "родового гнезда". Где был он бессменным архитектором и бригадиром. 
 У Веры с Вадимом было тоже вроде бы всё хорошо. Их Егорка рос подвижным и умным мальчиком, был беззаветно любим дедом Семёном и дядей Аркадием, не говоря уже о Сергее. С ним он любил не только работать в саду, в огороде, но и проводить время в лесу.
 Всё вроде бы было у них Гончаровых хорошо, да вот только Вадим всё продолжал мотаться по своим командировкам, налаживать да ремонтировать оборудование на мелькомбинатах России. И потому не всегда ему удавалось проводить время не только вместе  с ними, но и с своей женой и сыном. Когда же про то ему намекал Семён Савельевич, говоря что ему пора бы тоже остепениться да перейти работать электриком на комбинат: всё-таки поближе к дому, к семье, на что он только отмахивался:
 - В гробу я видел этот ваш комбинат!
 Мотивировал своё нежелание менять своё место работы, тем что будет на комбинате зарабатывать значительно меньше, чем сейчас. Кроме того, будет терять немало в деньгах без своих командировочных. А ведь это приличные деньги, что и было правдой. Настаивать на обратном никто из Гончарвых не решился. Возможно, что Вадим тут и прав?
 Деньги, есть деньги. О них думал каждый из Гончаровых. В том числе и Сергей работая многотиражной газете комбината, с окладом и ежемесячной премией, он публиковался и в областной печати, получая гонорары на карманные расходы.   
 Да Вадим бы никого их них и не послушал бы, точно также, как и свою жену:
- Вот когда совсем не смогу лазить по мельницам, постарею, то и приду на ваш комбинат!,- так не раз шутя и смеясь говорил он. Деньги-то он там действительно получал немалые, работая аккордно и живя, как он говорил: "на свои командировочные".
 А все подозревали, что более он не желает расставаться со своей "свободой"! Почти холостой жизнью, но молчали. В их доме все, в том числе и Вера, ждали когда ему всё это надоест, такая вот его кочевая жизнь, и он прочно осядет дома.
 Аркадий после своего развода с женой совсем уже успокоился, работал не только в областной молодёжной газете, но ещё и успевал преподавать в тульской художественной школе им.Поленова. Попутно он успевал ещё иллюстрировать детские книги в Приокском книжном издательстве, а также участвовать во всех выставках, проводимых Союзом художников СССР. И не только в Туле,но и в других городах страны.
 Олег окончив среднюю школу поступил учиться в тульский коммунально-строительный техникум. Учёба ему нравилась, там он быстро освоился и организовал новый свой вокально-инструментальный ансамбль, по примеру того, что он создал в своей школе в Крутом Яру, а потом уже и в Доме культуры. И студенческий ансамбль скоро стал известным в областном городе, побеждая в студенческих музыкальных конкурсах. Сергей гордился обоими своими братьями. И они тоже с уважением относились к нему.
 Но самым важным и примечательным в той жизни Сергея было, что он был ещё тогда  холост и свободен, отрыт для любого рода деятельности. Ничто не сдерживало его. Он искал самого себя и своего предназначения. Хотел всего попробовать и познать- испытать. Главным для него в тот момент казалось, не только освоение журналистики, учёба в институте, зарплата и дружная их работа по созидания семейного "родового гнезда", но ещё и горячее их совместное желание с Олегом обзавестись семейным автомобилем. Для всей семьи!
 Это была их жгучая мечта иметь свои колёса. Тем более, что сам Семён Савельевич, их отец, был самым настоящим профессиональным водителем первого класса. Он не только водил любые машины всех классов и видов, но и знал на наизусть их устройство, мог разобрать и собрать из них любую.
 - Так что ему и карты в руки!,- решили они. Имея такого отца, они бы с ним  никаких проблем бы никогда не имели, ни только с вождением, но и с ремонтом-обслуживанием.
 Однако же отец вдруг заупрямился, заартачился, не очень-то ему захотелось "загораться" таким вот их желанием. К этой идеи своих младших сыновей он отнёсся весьма и весьма прохладно. Хотя и не без некоторого любопытства. Шофёр, есть шофёр! Это не укрылось от глаз Сергея с Олегом.
 Проведя почти всю свою трудовую жизнь за"баранкой"самых различных автомобиля, Семён Савельевич мечтал лишь об одном: выйдя на пенсию поездить в общественном транспорте пассажиром, чтобы он никого не возил, а его возили. Пожить барином.
 А тут-то сыновья вновь усаживают его за руль! Такая перспектива не очень его привлекала, как и проводить всё своё свободное пенсионное время в гараже под машиной. Совершенно не радовала.
 Но сыновья-то наседали и отец сдался. И не только потому, что они на него дружно насели, а более потому, что все они Гончаровы, в том числе и он сам жить без автомобиля не мог. Все они понимали, что им без машины не обойтись, привыкли они к колёсам.
 Больше ездить привыкли, чем ходить. Машина-то его, где бы он ни работал, всегда стояла у них под окнами. Они пользовались ею, как собственной. Особенно, легковыми. Но и грузовые также служили им исправно.
 Однако же Семён Савельевич работал уже в своём достаточно после-пенсионном возрасте, так что это обстоятельство тоже заставляло его задуматься. Без колёс им было бы жить несколько не комфортно и тяжело. Потому-то эта идея у них просто витала в воздухе, пока её сыновья не высказали её вслух.
 Особенно загорелся этим желанием младший Олег. С самого раннего детства он  бредил моторами. Здесь-то он был точной копией своего отца. Сергей в этом его желании полностью поддерживал. Без автомобиля им было скучно жить. Кончилось это тем, что Олег где-то приглядел по-соседству, в той же Крапивенке, «Москвич-4О1».
 Причём в довольно приличном состоянии. Деньги-то в семье, конечно, имелись, желание тоже, да и сам отец теперь не очень-то сопротивлялся. Так что эта их идея постепенно всех и увлекла. Вплоть до Тамары Васильевны. Вместе с отцом братья ходили смотреть на этот облюбованный Олегом автомобиль. И он им всем понравился. Да и как он им мог не понравиться? Красавец!
 Облазили они его сверху до низу, просмотрели-ощупали, остались довольны. Только лишь не заводили,поверив хозяевам на слово, что мотор работает, как часы. Решили, что проверят это при покупке и доедут на нём до самого дома. А ехать-то было совсем недалеко.
 Сергею тоже очень понравилось сидеть в салоне автомобиля. Ему из него не хотелось выходить. Казался он ему очень даже довольно просторным, несмотря на малый размер самого автомобиля. Всё было здесь сделано с комфортом, чистенько да аккуратно, очень уютно.
 Особенно понравилась ему панель управления. Просто она его завораживала. Можно даже сказать, что вообще-то ему всегда нравилось автомобили-ретро, старинные машины, от которых всегда веяло теплом и покоем. Скорость его особенно и не привлекала. Он не любил быстрой езды. В этих машинах была своя, какая-то особая светлая аура покоя.
 Олег же был от "401-го" в полном восторге. Сразу же сел за руль и если бы он мог, то непременно погнал бы его к их дому. Загорелись глаза и у самого Семёна Савельевича. Машина, безусловно, нужна была им в хозяйстве. В этом уже никто из них не сомневался. Но и ощутить себя за рулём собственного, а не казённого автомобиля Семён Савельевичу тоже видимо хотелось.
 Договорились они о цене, но деньги-то им ещё предстояло добрать. Но и за этим дело бы не стало. Через дня два у них было всё уже собрано, но потом что-то вдруг у них не срослось, не сложилось?
 А, жаль! Хотя и с деньгами-то, если бы потребовалось больше, проблем вообще не было. Можно было бы и другой автомобиль приобрести, более современный. В их семье давно уже все работали, деньги были, все имели неплохие зарплаты, даже Олег получал свою стипендию. Так,что скинуться им на автомобиль, было не большой для них проблемой, не представляло особого труда.
 А здесь-то с этим "401-м" они немного промедлили, а хозяева-продавцы, то ли его уже до них продали, то ли подарили кому-то из своих родственникам. Кто знает? Они же хозяев не расспрашивали: отчего,да почему? Только, когда они подошли к их дому, то около него "401-го" уже не было. А хозяева на их вопрос только лишь развели руками.
 Но гараж-то Сергей с Олегом уже загодя начали строить ещё до этой незадачи с тем самым "Москвичом". Залили фундамент и начали было уже кладку стен начать, причём младший брат Олег выступал здесь уже в роли прораба-каменщика. А Сергею досталась роль подсобного рабочего. Но это ему очень нравилось, он гордился своим младшим братом.
 К тому же прошедшим летом у Олега прошла строительная практика, где он работал учеником каменщика на строительстве многоэтажного дома.И это опыт ему пригодился. Сергей радовался за него, на то, как он работает. Олег был строен и красив по пояс голым. Его юношеская фигура набиралась мужской силой.
  Младший брат просто бредил автомобилями с детства, мечтая о них. И это как-то не очень вязалось с его избранной профессией строителя. Но Сергей успокаивал себя тем, что жизнь сама всё расставит по своим местам и он найдёт себя в профессии строителя. И потом оказался прав.
 Олег-же упустив «401-й», очень даже расстроился. Видя это, Сергей успокоил его тем же, чем себя:
- Поверь мне, всё будет хорошо! Придёшь из армии, купим мы уже не " Москвич", а "Жигули",не горюй!".
 И Олег потихоньку успокоился.Тем более, что был уже апрель 1997 года, когда после сдачи своих дипломных экзаменов и завершения своей учёбы в техникуме его должны  были уже призвать в армию. К тому же перед уходом на службу он решил,по настоянию своей невесты Маши жениться. Предстояла свадьба, да не одна. Сергея тоже собирался жениться, но только позже на месяц,после проводов Олега в армию. Так что теперь им всем Гончаровым было не до машин и гаражей. Но эта идея никого из них не отпускала.
 Олег женился и ушёл в армию. Через месяц, как предполагалось, женился и Сергей. На следующий же год по весне у Сергея родилась дочь Света и его Людмила, покинув Крутой Яр, надолго уехала с нею в Медуны.
 Вот тогда они все и порешили: раз у них сорвалась покупка автомобиля, а стены гаража уже братья начали возводить, то их нужно довести до ума. Но делать уже с окнами, превратив таким образом недостроенный гаража в какое-нибудь подсобное хозяйственное помещение. С прицелом использовать потом, как мастерскую или же баню, во что-то иное полезное для хозяйства.
Не долго думая,они решили особенно не тратиться,и использовать для этой цели оконные блоки, вынув их из цокольного помещения, что располагалось под всем домом. Уменьшив таким образом число окон в нём с семи до четырёх. Два окна они заложили кирпичом, из третьего сделали тамбур-вход в получившееся полуподвальное помещение. Кстати сказать,что это помещение они замышляли создать ещё при строительстве самого дома, высоко подняв цоколь и углубившись в землю всего лишь на два штыка, так как двухэтажные дома в 60-х годах строить особенно-то не приветствовалось. А вот на полуподвальные помещения никто не обращал внимания.И это давало возможность увеличить жилую площадь дома, углубившись чуть-чуть в землю.
 Площадь дома таким образом увеличилась в два раза при меньших-то затратах.Сергей не понимал одного: почему нельзя строить частные дома в два этажа? И людям выгодно, государству тоже. А вот в полуподвальном-то помещении им предстояло ещё справиться и с грунтовыми водами. Задача эта была непростая, но это всё откладывалось на потом, когда будут решены все первоочередные задачи строительства самого дома. А потом перед ними стояла другая задача сделать здесь всё красиво и уютно для жизни, как в самом доме, так и вокруг него.
 Что и было сделано за три года до свадьбы Олега и Маши, Сергея и Людмилы. А теперь-то вот всплыла проблема и с гаражом. Но Сергея она не огорчала, скорее радовала. Намеченный гараж прямо на их глазах превращался в замысловатый теремок.
 Аркадий предложил его немного надстроить, сделать по верху спереди и сзади, во всю стену окна для верхнего света. Крышу же, это уже предложил Сергей, сделать высокой трапецией, где у них и появится теперь летняя комната. Отец промолчал, но и не возражал, согласившись класть стены вместе с Сергеем.      
 Дошло время и до оконных блоков. Верхние длинные блоки они заказали для изготовления на комбинате, вот три, как и решили, отец с Сергеем вытащили из цокольного помещения. И вот когда они заложили кирпичом два пустующих проёма в цоколе, забрав оттуда оконные блоки, и начали уже выкладывали вход в полуподвальное помещение на месте бывшего здесь третьего окна, то отец и  пожаловался Сергею на кровь в его моче.
 Именно с этого момента, с болезни отца и начались все их новые несчастья-проблемы в  большой их семье. Надо же такому случиться, как только прооперировали отца и привезли его в отдельную реанимационную палату, где он лежал весь в бинтах да проводах, беспомощный и недвижимый, не могущий и слова сказать, одними лишь только глазами да сохнущим ртом, мог показать, что хочет пить.
 А пить-то ему было нельзя. Именно тогда и пришло в их дом известие, что в Медунах его дочь Света простыла и заболела. Это известие ударило как колом по голове Сергея. Он был оглушён этим, ошеломлен, оказался в ужасающем положении: все несчастья разом свалились на него:"Что делать и как быть?".
 На несколько секунд он застыл с телефонной трубкой в руках на переговорном пункте в Крутом Яру, не способным вымолвить и слова. Заказывая разговор с Медунами, он готовился сообщить Людмиле о тяжёлом положении отца и невозможности приехать к ним в ближайшие выходные. Отцу требовался уход, а кроме него да Аркадия, это сделать было некому. Мама двигаться могла только по дому, а Вера тоже не могла оставить с ней свою маленькую дочь на ночь. Днём-то она ещё могла подежурить, а ночью просто никак!
 Да и отец был очень плох! Когда Сергей подносил влажную марлю к его рту, то он жадно хватал её губами, стараясь высосать из неё влагу, которой в ней почти не было. Большего ему было нельзя. Так что они с Аркадием поочерёдно дежурили у его постели по ночам.
 Днём же они работали. И этакое зрелище не покидало их весь рабочий  день, разрывая им сердца. Так вот этакое известие о болезни дочери, да со слезами и плачем ввергло его в полную растерянность. Людмила требовала срочно бросить всё и мчаться в Медуны. А как же отец? Как же газета? Как же может он сорвать её выпуск? Как! Не обнаружив в своём почтовом ящике газету в пятницу, читатели оборвут все телефоны не только в редакции,но и в парткоме? А это уже ЧП! Да и заменить его в редакции сейчас не кем? Все материалы его в рукописях и требуют доработки, большая часть их ещё в его голове. Срочные материалы, не требующие отлагательства! Да и как к этому отнесётся Элеонора Кузьминична, если он всё бросит и уедет? Только и ждёт она повода выставить его в неприглядном свете. А здесь срыв газеты! Так что лучше и повода не надо. Всё ясно.
 А с отцом-то что будет?! Он пока между жизнью и смертью? Аркадий вряд ли сможет две ночи подряд без сна отдежурить,да потом ещё ему надо днём идти преподавать в школе! Все эти мысли роем пронеслись в его голове:"Что делать?".
Тут же он подумал:" А насколько больна Света? Может,просто простуда! Не так всё страшно?". В таком случае он сможет выехать через день-два, как раз в субботу, в свой выходной день.
 Ведь Света-то там не одна, а с дедушкой и бабушкой, мамой и двумя тётями,прабабушкой! Как же они там так за ней не доглядели? Он шёл сюда на "Почту, телефон, телеграф" сообщить Людмиле о тяжёлом состоянии отца, а тут-то и дочь!Что же с ней там случилось?
 Но из криков и плача Людмилы ничего нельзя было понять. Одно лишь понял, что у Светы высокая температура. Сергей пытался понять её причину, чем она больна, успокоить Людмилу тем, что маленькие дети часто болеют, надо только не впадать в панику, обещая через день приехать, уладив свои дела на работе, на что она разразилась упрёками в его адрес, в том что он плохой отец. А когда же Сергей упомянул о тяжёлом положении отца, она просто взбеленилась и бросила трубку.       
 С тяжёлым сердцем возвращался Сергей домой. Был десятый час вечера. Сегодня было дежурство Аркадия. Сергей шёл на переговорный пункт, чтобы получить от жены понимание и поддержку, а получил печальное сообщение о болезни дочери и полное непонимание его положения. Не знал, что ему теперь делать? Куда метаться! Единственно ждать утра. Утро вечера мудренее. И тогда уже решать: что делать? Того же мнения была мама с Верой, когда он пришёл домой и рассказал о своём разговоре. Но ночью он не спал и не стал мудрее. Только лишь голова разболелась сильнее.
 Он считал своей единственной ошибкой - это  упоминание об отце, когда Людмила не дослушав бросила трубку. На сложности в работе она бы так не среагировала. И из-за одного бы дня так не озлилась. На это же ему указали мама с Верой. Но как он мог удержался и не поделился общей их бедой с ней? Своей женой! Он же считал Людмилу своим родным человеком, а получается, что и не совсем она родная. Не поняла она его боли. Не подсказала выхода из ситуации.
 "Возможно, что и Людмила была права",- рассуждал так он. Всё это было сказано ею в сердцах, в пылу гнева да на эмоциях. Сергей не винил её, понимая, что ей-то сейчас тоже нелегко, переживает она за их дочь. Но разве он не переживает за Свету? Тем более, что он не знает в каком она сейчас состоянии? А быть в неведении ещё страшнее, чем быть рядом с ней. Но кому это интересно? Его переживания. Она же толком ему так ничего и не сказала, как и не спросила о состоянии отца. И у него сейчас удвоенная тревога-за отца и дочь.Перед ним был трудный выбор -кем пренебречь. Сердце его разрывалось.
 Да, Сергей решил всё свои размышления оставить до утра,"до завтра". Прежде всего нужно уладить свои дела в редакции. Попросить у Элеоноры Кузьминичны один день без оплаты, если она сама выйдет на работу. Терять-то самому работу ему не очень хотелось.
 Мама и Вера его тоже уверяли в том, что Аркадий поймёт ситуацию и согласиться без отдыха ночами дежурить у отца. Но Сергей не был в этом уверен, работа Аркадия тоже требовала от него много сил. И он тоже дорожил своей работой.
 На другой день Сергей постарался пораньше встать и отправиться в редакцию, где сразу же принялся за газету. Элеонора Кузьминична, открыв дверь редакции не удивилась увидев за столом Сергея. Раннему его приходу. Так случалось не раз. Но услышав про случившуюся форс-мажорную ситуацию с его дочерью и отцом, наполнилась неожиданным состраданием, сказав при том:
 - Сделаешь газету, так и езжай. Не забудь также на понедельник макеты газеты  сделать и подготовить материалы. Неизвестно же, когда ты вернёшься...".
Сегодня была среда, завтра четверг, день вёрстки в типографии, а в пятницу уже выход газеты. Так что есть ещё время для разбега и сделать ещё газету на понедельник.
 И Сергей сразу же принялся за работу, думая ещё и о том, что ему раньше субботы никак не добраться до Медунов. Это было правдой. Добираться до села, где была сейчас его дочь, нужна ночь и ещё полдня по железной дороге. И это при условии, если он сразу же в пятницу вечером отправится после работы на вокзал в Узловую, до которой тоже часа полтора-два езды на рейсовом автобусе. Из Тулы прямого пути туда не было. То и в этом благоприятном случае, лишь только часам двенадцати дня в субботу он окажется там. И то, если совпадёт расписание движения поездов.
 Он уже и решился ехать. Пол-ночи придётся тоже не спать, коротать её на вокзале и ждать поезда. А если ему повезёт забраться в вагон, то он сможет и выспаться. сумеет он взобраться не третью полку под самым потолком, отвоевать себе место. Сергей был неприхотлив, спать мог и на голых досках. Не раз ему так приходилось ездить в армии.
 А как же отец? И перед ним возникли вдруг его умоляющие глаза, пересохшие губы, просящие влаги. Глаза, кажется, стали ещё голубей, а лицо ещё белее. Без кровинки. А что, если в его отсутствие он умрёт? То этого он себе не простит никогда! А как же дочь? Дети часто переносят высокую температуру. Может это ложная тревога? И не всё так страшно! Но и звонить-то в Медуны бесполезно. Что ему там может услышать, кроме истерики.
 Сергей с ещё большим остервенеем принялся за работу. К семи часам она, наконец-то, выполнена. Сергей положил макеты двух будущих газет на редакторский стол и побежал в Крапивенку, чтобы немного перекусить, чуть отдохнуть и в больницу. К отцу. Мама и Вера с малюткой Олей на руках, Аркадий вернувшийся с работы да и Егорка с ними,встретили его в дверях с сочувствием,старались накормить его повкуснее. Они его жалели и тревожились за отца и Свету. Сергей хоть и был на взводе, пытался и их успокоить :
 - Ну что вы так все всполошились? Не волнуйтесь, всё будет хорошо.
 Они-то с Аркадием и Верой старались особенно-то не распространяться о состоянии здоровья отца, чтобы не волновать маму. И насчёт болезни Светы тоже.
 С тяжёлым сердцем и  поникшей головой шёл сегодня Сергей дежурить в больницу к отцу. Ему чудился всё непрекращающейся плач Людмилы, её истерические выкрики да обидные упрёки в его адрес: "Всё ясно и понятно,какой ты отец!". И это было больно.
А тут ещё и умоляющие глаза отца... Весь тот день и ночь Сергей не находил себе места, ни в редакции, на улице и дома, а впереди ещё должна быть бессонная ночь в поезде. Но войдя в больничную палату отца, он взял себя в руки, приободрился, изобразил что-то похожую на улыбку на своём лице:
 - Привет, па! Ну как ты сегодня, всё нормально? Вера у тебя днём
была? 
 Отец только глазами показал:"Была".
 - Вот и отлично!",- закрутился Сергей около него,- сейчас мы тебе всё поправим-уладим, сделаем самым лучшим образом.
 Отец с благодарностью смотрел на сына. Бог дал ему троих сыновей и он любил всех, гордился ими. Шагая по Крутому Яру с ними он чувствовал за своей спиной их твёрдый шаг. А когда, кто-то из знакомых останавливался с ним и с завистью говорил:
 - Ну, ребята у тебя просто молодцы!
 А он улыбался и отвечал:
 - Раньше жениться нужно было!
 Он чувствовал себя рядом с ними намного моложе своих лет и ни в чём им не уступал. А вот теперь-то он в таком беспомощном состоянии? Он чувствовал себя неловко, но и без помощи своих сыновей обойтись не мог. Хорошие выросли у них с женой дети, дружные помощники и уважительные к родителям. Не всё гладко было вначале и у них с матерью. Но жизнь всё расставила по своим местам. И у них, его детей, будет точно также.
 Больше всех он опасался за Сергея. Слишком добр он да покладист. И это не всегда хорошо. Тем временем Сергей наклонился над ним и спросил:
 - Всё ли тебе хорошо, папа?
В ответ Семён Савельевич пошевелил ссохшемся ртом и провёл языком по надтреснутым губам. Сергей поднёс отжатую марлю. Отцу эта процедура стала надоедать и он с удовольствием сделал бы сейчас глубокий глоток чистейшей родниковой воды из Святого лесного колодца, что был в лесном овраге совсем недалеко от их дома.
 Он закрыл глаза и увидел колодец, как наяву. Даже услышал пенье птиц. Ему страстно хотелось жить. По-сути он её и не видел. Только сиротское своё  детство, работа, две войны, финская и Отечественная, да ещё строительство их дома.
 Жаль, что недолго видимо доведётся ему пожить в нём. Но он доволен своей жизнью, своими детьми, а теперь и внуками. Семён Савельевич открыл глаза и увидел в уголке маленькой его палаты Сергея. Он сидел под бра с приглушённым светом и что-то писал в толстой тетради. "Работает..."- понял отец. Он доволен своими сыновьями и дочерью.
 С детства они дружны с книгами. То что не досталось ему в детстве.Он пытался восполнить этот пробел в себе в них. Не жалел ничего, особенно на их развитие и образование. Печалило его только одно, что никто из них не стал инженером. Только младший Олег закончил строительный техникум, а как он боялся,что станет он музыкантом. Молодец! Понял, что гитара не слишком надёжный инструмент для жизни.
 Вот Сергей сейчас пишет и пишет в свою газету. А когда ему жить? Также и Аркадий, вечно с этюдником где-то в лесу пропадает. Думал Сергей будет рабочим, а он от станка да и в газету? Видно такова его судьба. А ведь в работе он какой хваткий! Самый основной его помощник в строительстве. Ну, ладно, и это ему в жизни пригодиться.
 Семён Савельевич вновь попросил влаги, постучав по краю кровати. Вся ночь была ещё впереди и ему хотелось, чтобы она прошла быстро, без особого напряжения для Сергея.      
Сергей же дописывал свой очерк о обер-мастере доменного цеха Подколзине, который он должен утром сдать Элеоноре Кузьминичне. Кроме того, занявшись этим писанием он старался не показать своего взволнованного состояния отцу. Телефонный разговор с женой взорвал и без того возбуждённую его нервную систему. Она клокотала, он не находил себе места. А работа отвлекала и позволяла всё забыть кроме неё.
 Но слова Людмилы совсем не выходили из его головы:
 - Хреновый ты отец!
 Её-то можно было понять, а вот кто помёт его ,самого Сергея? Кому нужны его проблемы. До Медунов просто так не добежать, это не деревня Рвы, что под Тулой, и работу без разрешения тоже не бросить, на что тогда им жить?! Она их же кормит.
 Газета не только находится  под контролем парткома, профкома и дирекции комбината, но ещё и самих читателей-подписчиков. Так уже было заведено годами: чётко в каждую пятницу она должна обязательно доставляться читателям по почте. И сбоя тут никакого не должно быть.Это никому не интересно. Если она не выйдет, то это настоящее получится "ЧП"!
Перезвонить бы Людмиле да постараться всё объяснить? Но до переговорного пункта далеко, со служебного телефона как-то нехорошо по личным делам звонить, на заводском коммутаторе всё прослушивается телефонистками. Да и вряд ли теперь Людмила станет с ним разговаривать. По сути, так дальше и случилось. Она бросила трубку лишь заслышав его голос.
Когда же через день после того злосчастного телефонного разговора Сергей в середине субботнего дня появился в Медунах, то встретили его в доме Сизовых хмуро и неприветливо.
 Стоял жаркий июльский полдень, в доме были лишь Клавдия Максимовна со своей мамой Прасковьей, бабушкой Людмилы. Под их взглядами Сергей приготовился к самому худшему:
 - Здравствуйте, а где Люда, что со Светой?       
 - Наконец-то, и зять появился!- взмахнула руками тёща в притворном изумлении и отвернулась.
 Потом, сверкнув недобро глазами, добавила:
 - В больнице они.   
 - Что, совсем плохо?- всполошился Сергей.
 Клавдия Максимовна отвернула своё лицо в сторону и промолчала. Сергей увидел как недовольно повела она плечами. И это его ещё больше напрягло. Затянувшуюся паузу прервала тихо бабушка:
 - Ничего-ничего, сейчас ей лучше, температура спала, лёгкие чистые...
 У Сергея отлегло от сердца. Хоть здесь-то не так всё плохо, как у них дома. Дошли его молитвы видимо до Бога. В последнее время Сергей всё чаще и чаще обращался к нему за помощью. И это ему помогало.
 - А как мне до больницы-то добраться, где она у вас здесь?
 Клавдия Максимовна по-прежнему молчала, изображая монумент. Видя это бабушка вновь вступила в разговор:
 - Здесь они в Медунах. Не так далеко...тебе-то здесь любой на селе подскажет...
 Сергей схватил свою сумку с мандаринами, конфетами да пряниками, сразу же в дверь. Он был очень благодарен бабушке. Единственный человек, который его понимал. И только лишь в дверях услышал голос тёщи:
 - Может, чайку-то с дороги попьёшь?
 Какой тут чай, дай Бог ноги:
 - Спасибо, я сыт.
 Закрыв за собой тяжёлую утеплённую дверь, проскочив небольшую летнюю терраску, служившую тамбуром входа в дом, Сергей оказался на улице. Светлый радостный летний день объял его, но не улучшил его настроения. В палисаде дома было всё хорошо и красиво, ему нравился густой куст жасмина прямо под окнами дома, аккуратная дорожка-тротуар вела до самой калитки.
 За ней была единственная знакомая ему здесь улица Школьная. В палисаде тротуар-дорожку по-весне вместо бордюра окаймляли по краям тюльпаны да нарциссы. Ему нравились эти первые нежные весенние цветы. Но сейчас-то был июль, середина лета, потому цветов не было. Но память о них была. Она и сейчас в нём живёт. И вообще ему всё здесь нравилось: само село, хорошо ухоженное и чистое, с покрытыми асфальтом улицами.
 Между тем, как и в их Крутом Яру, в той же Крапивенке, здесь не везде в частном секторе были улицы в асфальте. Почти повсеместно они были засыпаны лишь щебёнкой. А в Крутом Яру - дроблённым чёрным отвальным шлаком. Вот и вся разница. У поселкового Совета до окраин Крутого Яра постоянно не доходили руки. Директор комбината Литвинов,"хозяин"посёлка, заботился в первую очередь лишь о центре Крутого Яра с многоэтажными домами.Это было, как бы лицо посёлка. В частные же секторы, а их было три в Крутом Яру, гости редко заглядывали. Видимо и здесь также. На комбинате считали, что "частники" должны сами скидываться на асфальтирование своих улиц. Жители улиц считали совсем иначе. Точно также, наверное, и здесь?      
 Совершенно не так. В этом Сергей успел убедится. В Медунах было совсем всё наоборот. Здесь почти все дома были частными. И сельским Советом потому делалось всё продуманно и организовано. Улицы были все под полным его контролем и заботой. Тем более, что это село было центром большого района, то и должны было выглядеть соответственно.
 Сергею село нравилось своей необычностью и красотой, особенно ранним утром, своей бодрящей свежестью и чистотой воздуха. Раньше он  такого чувства никогда не испытывал. Проживший всю свою жизнь под стенами металлургического комбината он привык к ином воздуху, к круглосуточному шумному дыханию предприятия.
 Здесь же даже днём была полнейшая тишина. А ночью она была просто изумительной! Вот и сейчас, выйдя из калитки на улицу Школьную, чистую и ровную, ведущую к школе, он всей грудью вдохнул пьянящий воздух свободы, вырвавшись из их дома, пусть он был почти горячим, но его душу несколько отпустило. С сердца его сошла тяжесть.
 Он ещё раза два глубоко вдохнул и почувствовал, что из него уходит боль. Каждый раз Сергей поражался ровности здешней земли. Ни оврагов, ни бугров, ни подъёмов, ни спусков.Всё вокруг ровно, словно скатерть! Это тоже его успокаивало. Других улиц Сергей здесь ещё не знал, но он понял, что они тоже здесь все были ровны и чисты, все в зелени деревьев, стоящих стеной по краям тротуаров. По ним было приятно гулять в любое время суток. И он пошёл торопясь, не отказывая себе в удовольствии наблюдать всё вокруг, тем более, не зная куда ему надо идти.
 По численности населения, конечно же Медуны были более, чем в три раза меньше Крутого Яра. Это было заметно сразу. Не столь было людно на улицах. В нём насчитывалось около семи тысяч человек, это он уже знал, а по размеру  территории село было весьма значительно большим, чем их компактный и ограниченный не только самим предприятием, но и лесом Крутой Яр.
 Так что найти больницу ему было здесь непросто. Ибо каждый здесь индивидуальный домик обязательно был окружён, причём достаточно большим, приусадебным участком с садом и огородом. Не зная здесь ничего, кроме вот этой улицы Школьной, Сергею ещё предстояло найти себе проводника, способного доставить его до больницы. Он горько усмехнулся: "Язык до Киева доведёт!",- так любил говаривать его отец. Так,где же это здесь тот самый "Киев",и где ему поймать того "языка"?
 Стояла неописуемая июльская жара, середина лета и дня. Прохожих на улицах никого! И с "языками" получается тоже туго. Однако же, Сергей не унывал, а шёл к больнице по наитию, доверяясь только своей интуиции и Божьей воле. Одновременно обследуя близлежащие улицы и стараясь запомнить их расположение. Они были все здесь словно расчерчены по плану, не разбросаны хаотично, шли друг другу параллельно, с перекрёстками и все выходили на главную улицу. Вт на неё и вышел Сергей.
 Отправляя сюда Людмилу с годовалой Светой пожить у её родителей, у него даже в мыслях не было, что у них здесь всё так сложится нехорошо. Тем более, такая вот беда с его дочерью. Теперь-то он об этом очень даже и пожалел. Нужно было им самим выхаживать своего ребёнка, не расставаться и надеясь ни на кого, в том числе и не тёщу с тестем. Как бы им самим ни было трудно.
 Но Людмила-то, как это понял Сергей, совершенно не привыкла к никаким домашним хлопотам и семейным трудностям. Без мамы она совершенно ничего не могла делать. Вскоре она так заявила Сергею о том, что ей действительно трудно одной с ребёнком, когда он на работе. Особенно спускать детскую коляску со второго этажа. И тут же она отправляет письмо с жалобой  к маме.
 Вскоре Клавдия Максимовна приехала за ней и  поставила всех перед этим фактом, что она не может оставить свою дочь в таком беспомощном положении. И это был, как казалось тогда Сергею, действительно выход из создавшегося положения. Но это  только лишь казалось.
 Семён Савельевич в тот раз нашёл знакомого водителя и Сергей проводил жену, тёщу и свою дочку до Узловой, посадил их там в транзитный поезд, а сам с этим же водителем вернулся в Крутой Яр. Ничто тогда и не предвещало всем им большой беды, всякое бывает на жизненных перекрёстках. И такие трудности тоже.
Вот только когда Семён Савельевич, прощаясь с ними и захлопывая дверцу автомобиля, желая хорошего пути вдруг неожиданно спросил:
 - Ну, всё! Доброго пути! Ничего не забыли?".
Это был его обычный вопрос при прощании, на что Клавдия Максимовна как-то с вызовом гневно ответила:
-  Нет, сват, даже оставили!.
 И этакий выпад Сергею показался странным, не очень-то уместным. Но он промолчал, не зная как отнестись этим словам. Как и не понял того, как отнёсся к ним его отец. Он тоже промолчал и аккуратно закрыл дверь автомобиля. Водители никогда не хлопают дверями.Такова у них привычка.
 Проводив же их на вокзале в Узловой, помахав рукой в след убегающему поезду, С6егей сразу же забыл от этом эпизоде. Мысли его уже были далеко от этого вокзала, полностью заняты неоконченной работой, каждодневными своими редакционным делами, да и делам, как на старой квартире, так и в их доме в Крапивенке.
 В то время Семён Савельевич был ещё здоровым, крепким и бодрым вожаком, по-прежнему возглавлявшим их большую семью. Так что дел у них всех с ним там было немало. Планы и аппетиты сделать"родовое гнездо"прекраснее всё возрастали. Росла семья. И они потихонечку их выполняли, что доставляло всем всеобщее удовольствие.
 Отъезд Людмилы с ребёнком в родное село не вызывало поначалу в Сергея никаких опасений, тем более такие отъезды были у неё не впервые. Во-первых, работая ещё на старом месте экономистом на металлургическом комбинате, она два-три раза в месяц обязательно навещала своих родных. И это казалось Сергею вполне естественным и нормальным. Со своим родителями он тоже долгие разлуки не выносил. Часто он и сам провожал Людмилу до Узловой, отправляя её в Медуны.   
 Тогда он ещё не был знаком ни с селом,ни с её родными. К тому же все свои очередные отпуска, а также до родовой и после родовой, платные и без оплаты она всегда проводила у своих родителей. В то же Сергей не считал чем-то нормальным, если Людмиле легче там управляться с ребёнком. Была у них у всех тогда ещё в крови жива после свадебная эйфория, они все были поголовно тогда счастливы, как Гончаровы, так и все Сизовы.
 Особенно это было заметно после рождения Светы. Казалось, всё шло тогда очень хорошо да прекрасно, даже страшно,что такого просто не может быть! Сергей раз или два в месяц навещал их в Медунах. Случалось, что они вместе наезжали сюда в гости и без предупреждения. Вместе с Семёном Савельевичем. Когда им хотелось сделать подарок навестить-проведать дочку Сергея и внучку Семёна Савельевича.
 Сергей частенько прогуливаясь по улицам этого села вместе с Людмилой и Светланой, спавшей в детской лёгкой коляске, которую купил им дедушка Семён.
 Радовались они тому, как дочка их быстро растёт, что у них тоже всё вполне нормально получается в жизни. Она казалась им прекрасной и удивительной.
 На работе к Сергею теперь все начали относятся серьёзнее, с должным вниманием и уважением. Хотя требовательность повысилась. Он и сам старался выполнять как можно больший объём работы.
 Несмотря на свою большую загруженность в работе, она ему нравилось. Профессия журналиста оказывается, как он понял, и на металлургическом комбинате довольно уважаемая. Сергей был теперь в курсе всех событий происходящих, как на предприятии,так и в самом Крутом Яру.
 Кругозор его значительно расширился, разнообразие его интересов возросло. Он был влюблён в свою работу, жену и кажется тоже ими любим. Что же нужно ещё для счастья?
 Это ощущение давало ему новые крылья, открывались новые возможности и горизонты.В личной семейной его жизни тоже казалось бы тоже было всё в полном порядке, хорошо и славно. В старой квартире, пока Людмила со Светой находились в Медунах, Сергей сразу же затеял ремонт. Поэтапно менял рамы, сделал перетирку и побелку потолка, стен. Красивым накатом украсил их, обоев он не терпел. Они тогда были ещё не так хороши, как позже,и не вошли ещё в моду.
Единственно,что сдерживало работу Сергея, так это его обязательные занятия в Университете марксизма-ленинизма на факультете научного атеизма при Тульском областном Доме политического просвещения, который вёл профессор Тульского педагогического института Олег Яковлевич Стечкин.
Слушать его было ему интересно, в институте Олег Яковлевич преподавал философию, но тем не менее занятия занимали много времени и Сергея это тяготило.И не только из-за нехватки времени но потому ещё что на душе у него было почему-то неспокойно. Факультет Сергей можно сказать окончил, но диплом не успел получит. 
 Его замотали дела житейские, так что ему было не до этого. Да вот ещё и болезнь отца, дочери, его поездки то в Медуны, то к младшему брату в Одинцово, где он проходил службу.
 Родители были больны и не всегда здоровье им позволяла немалая дорога на электричках до его воинской части. А вот на Сергея с Аркадием и была вся надежда. Олег не показывал вида, но видеть своих родных ему было приятно. Кстати,военная форма была ему очень к лицу.
Но тогда казалось всё обстояло ещё вполне благополучно. Так что к той самой осени 1979 года Сергею можно было бы и забрать свою семью из Медунов к себе в уже отремонтированную квартиру в Крутом Яру. Можно, но к сожалению ничего этого опять не случилось. И опять по его мягкосердечности, что стало ещё одним его большим промахом, приведшим к сегодняшней печальной развязке.
 Ему почудилось, что Людмиле-то не очень хочется уезжать отсюда, из этого своего родного села. Почудилось, что ей хочется хоть немного пожить ещё здесь на свежем воздухе, на просторе и приволье, под крышей дома своего. Рядом со своими родителями.
 И он не смог возразить, чтобы её не опечалить. И это потом ему всё вышло боком.
Однажды гуляя поздним вечером вместе с Сергеем по Медунам Людмила незаметно  завела его в ту часть села, где шло строительство непривычных здесь новых двухэтажных многоквартирных домов. Это был,как бы экспериментальный район села, новинка для этих мест. И она предложила:
 - Давай-ка, Серёжа, попробуем здесь мы с тобой пожить? Папа нам поможет, похлопочет и получим мы здесь новую квартиру?
 Предложение, конечно же, было заманчивым: село большое, красивое, довольно благоустроенное. Сергею оно явно нравилось. А Василий Иванович был в районе человеком авторитетным и уважаемым, к нему прислушивались, его ценили, так что в просьбах отказов ему никогда не было.
 Да и вот такого целебного воздуха, как здесь Сергей тоже нигде и никогда не испытывал. Разве можно таким воздухом, когда-либо надышатся? Да никогда! Легок он, бодрящий, свежий и целебный, особенно ранним утром, когда случалось Сергей торопиться на маленький здесь вокзальчик, чтобы успеть-вернуться к началу рабочего дня на свой комбинат, к своей привычной жизни в Крутом Яру.
 Нет, конечно же нет, ни за что он не останется здесь! Ничто не способно его оторвать от Крутого Яра.Пусть там нет всех этих благ! Какая-то непостижимая сила просто тянет его домой, в свой Крутой Яр. Точно такая же сила тянет видимо сюда и Людмилу, на её родину. Как же он её понимает!
Вот потом-то и идёт он всегда Людмиле навстречу! Но ценит ли она это? Скорей всего нет. Потому-то и не трудно её убедить, что Сергей её чурается.Не любит он её.   
 Когда поезд трогался от станции "Медуны" и медленно набирает скорость, а за окном мелькают последние сады, то у неё наверное, как думает Сергей, замирает сердце. По-крайней мере он так за неё ощущает. Село, конечно же, очень красивое: с аккуратными садиками-домиками,по улицам везде зелень,тротуары,да асфальт,в другое бы время Сергей и не раздумывал схватился бы всё своё в охапку,да как с обрыва в реку - бросился бы сюда: будет,что будет! Только лишь бы быть рядом с Людмилой и дочерью.
 Но это могло бы быть лишь по молодости, да глупости. Теперь-то совсем другое дело. Он давно уже не наивный юнец, а глава семейства, понимает, что без работы здесь ему никак не обойтись. Никак!К ому он тогда здесь нужен?! Никому, даже и самой Людмиле.
 Хорошо здесь быть в гостях, туристом-путешественником. А вот как жить, где он будет здесь работать? Найдёт ли он себе здесь применение? Не факт. Сергей был по жизни реалистом, трудягой от станка. Многое он уже познал в жизни, несмотря на свои ещё молодые годы. И токарем поработал, и в армии побывал, журналистику начал осваивать.
 Кое-какой жизненный опыт есть, понимает, что без работы он здесь пропадёт. Никому без неё не будет нужен. Главное же,деньги! И даже самой Людмиле,несмотря на все заверения и проявления любви, хотя если честно сказать,она в ней-то ему никогда не признавалась.
 Так что: любит ли она его и насколько, тоже большой вопрос? Не очень уверен он в ней. Получается, что теперь жизнь его неразрывна с комбинатом и только с комбинатом, где завоевал он уже,какой-никакой авторитет и признание. А здесь-то, его ещё придётся завоёвывать и всё начинать с начала.
 Причём, на новом месте и ещё неизвестно, как и что у него здесь получится. Зарплата-то в металлургии сейчас у него довольно приличная, в сравнении-то с другими отраслями промышленности, несравнимо выше, чем на селе. 
 Рисковать ею Сергею никак не хотелось, на что тогда они будут жить? Людмила-то не работает, да и неизвестно, когда она будет работать? Квартира же у них, в Крутом Яру есть, причём полностью с мебелью, хорошей мебелью. Пусть квартирка-то у них небольшая и старенькая, но своя отдельная, для их небольшой семьи в самый раз.
 "Потом,- размышлял Сергей,- он сможет встать на комбинате в очередь и годика так через два-три получит новую квартиру на расширение, сдав старую". Комбинат же строит жильё сегодня очень быстрыми темпами, в год сдаёт по одной-две девятиэтажки. Так что очередь в профкоме движется быстро. Быть может и близость его к парткому с профкомом, да и к дирекции завода тоже кое-что будет значить при получении квартиры. Оценят его заслуги и работу,пока он на хорошем счету сейчас на комбинате.
 Да и дальше будет он стараться работать, коль такой стимул есть!И этой возможностью ему тоже никак пренебрегать нельзя. Никак! Кроме того, и у самой Людмилы в областном центре прекрасная есть работа в Банке экономистом в отделе лёгкой промышленности. Причём,областного Банка! Что же ещё ей надо? Вся лёгкая промышленность ей доступна во времена сплошного дефицита всего и вся.
 Детсадов же в Крутом Яру тоже семь. Очереди в них почти никакой. Так что и детский садик Свете обеспечен. Нет, никак нельзя им рисковать расстаться Крутым Яром.Никак! Что в этом Людмила понимает? Ничего! Молодая она ещё, плохо знает жизнь!
 Для неё сейчас главное любовь-морковь.А он-то должен быть умнее и думать теперь ещё и о деньгах, об условиях жизни. Иначе пойдут всякие неприятности да скандалы-ссоры, склоки, вот и не будет тогда никакой семьи. А для них Гончаровых семья-то и есть самое главное в жизни ради чего следует жить.
 Для её-то прочности Сергею и нужна сейчас крепкая материальная основа, то есть хорошая зарплата, рисковать ею ему никак нельзя. Важность этого Сергей осознал, особенно хорошо после рождения Светы. Не исключено, окажись он здесь без работы, не войдя в колею, то потерять он здесь может не только семью, а и свою новую профессию, которая ему по душе.
 Нет, никак ему сейчас нельзя покидать Крутой Яр, свой комбинат, свою редакцию.
Сергей в поисках детской больницы в Медунах,пошёл вдоль по  главной улице, пронзающую село насквозь от самой вокзальной площади с севера на юг. Параллельно железнодорожным путям до выхода в чистое поле.
 Железнодорожная магистраль делила большое это село на две части. Главная улица была широкой, зелёной, хорошо асфальтированной и чистой. Поразмыслив с минуту Сергей решил направится по направлению к вокзалу, где, как он раньше ещё приметил, были расположены административные здания, магазины, клуб, памятная стела, установленная в честь воинов-жителей села, павших на фронтах Великой Отечественной войны.
 Там он надеялся и разузнать как ему быстрее добраться до детской больницы. Ему, однако же, повезло. Не прошёл он и двух десятков метров, как из какого-то переулка выскочила грузовик. Сергей поднял руку, он остановился. Сергей подбежал к нему, вскочил на подножку к открытом окну и спросил:
 - Скажи, пожалуйста, где тут у вас детская больница?
 Сам не зная почему Сергей сделал упор на слове "детская".
 Сидевший за рулём немолодой водитель, бросив на него усталый взгляд, сказал:
 - Садитесь, по пути будет.
 Не мешкая Сергей впрыгнул в машину и она рванула с места. Это был ЗИЛ-130, точно такой же на котором работал и их отец.
 Сейчас, если спросить Сергея, где находится та самая детская больница, то он вряд ли смог бы объяснить. Машина ехала быстро. Да он и не запоминал дороги, его мысли были заняты недавней встречей в доме родителей Людмилы, а также его беспокоила предстоящая встреча с женой и дочерью: "В каком состоянии Света, в каком настроении Людмила?".
 Ему не хотелось большего разлада в семье и скандала. И ещё одна его мучила мысль: "А потом куда?". Сразу же на вокзал или же, всё-таки, ещё раз навестить родственников?
 Решил навесить, сразу уехать было бы некрасиво и грубо. Он решил не обострять отношения. Кроме того со здешнего вокзальчика, который с ноготок, можно было уехать только на проходящих мимо транзитных поездах. Расписание же их движения можно было узнать только кассира. А он приходил на вокзал в определённые часы.
 Возвращаться же в дом родителей Людмилы ему не очень хотелось. Но и иного уже выхода для себя Сергей не видел: "Не выгонят же они меня их дома на улицу?". Впрочем, и это ведь могло быть! Но Сергей был тогда молод и верил в доброту людей.
 Больница, как помнится сейчас Сергею, представляло собой длинное одноэтажное здание серого цвета, вросшее тоже наполовину в землю, так что форточка оказалась почти что ниже уровня его груди. Когда Сергей постучал в стекло, Людмила полулежала на кровати спиной к окну,видимо склонившись над ребёнком. Сергею стало её жаль: "Замучилась, видать, совсем да и сама больна?..". Он это почувствовал по её фигуре. А когда она, оглянувшись на стук, взглянула на него, то ему её стало ещё жальче: "Лицо осунулось, совсем пожухло, глаза потухли...". 
 Такой её он никогда раньше не видел. Глаза её ничего не выражали, кроме одной усталости: ни радости в них, ни удивления, ни злости. Ничего! Казалось, что она ко всему безучастна и равнодушна, в том числе и к его здесь появлению. Совсем не такой взвинченной,как по телефону ему показалось.
 Медленно она поднялась с кровати, осторожно открыла форточку и на Сергея пахнуло спёртым воздухом. Он робко произнёс:
 - Привет! Извини, пожалуйста, раньше никак не смог. Как Света?
 Лицо Людмилы было по-прежнему безучастно, слишком бледно и ниже форточки. Она на него смотрела снизу вверх.  Глаза её, потерявшие цвет, устало смотрели на него. Она как бы не сразу его узнавая. Кровать, на которой она только что полулежала, была где-то глубоко внизу. Сергей никак не мог разглядеть дочь, видел лишь только русые её волосы.
 - Здравствуй, Сережа...- попыталась улыбнуться Людмила.
 Но это у неё не очень получилось:
 - Уснула она, понимаешь, не могу я тебе её показать...
 - Ничего-ничего, не надо,-зашептал вдруг Сергей, словно боясь её разбудить,-пусть спит. Главное, чтобы ей стало...сон ведь тоже лечит. Столько же я тоже пережил за это время, но что я мог изменить? Прости! Что же говорят врачи? Какой диагноз?
 - Всё идёт на поправку. Слава Богу! Сильно она простудилась. Видимо где-то её продуло...
 Сергей не стал дальше допытываться, развивать эту тему: отчего да почему? И так ясно, что он тоже виноват. Это он видел по лицу Людмилы. Главное, что пошла дочка на поправку, а сам подумал:"У семи нянек дитя всегда бывает без глазу!". 
 Но не ему их судить. Они же и так все здесь намучились. Особенно Людмила. Сергей передал ей через форточку фрукты-ягоды, пряники да конфеты, немного поговорили они о том, чем и как лечат Свету, о самочувствии самой Людмилы, об уходе за ними здесь, о питании,а тут и пришла пора прощаться. Об этом напомнила Людмила:
 - Серёжа, как бы мне влетело? Здесь запрещен делать сквозняки. Вдруг медсестра появится?
 - Всё-всё, ухожу. Люблю вас и целую! Выздоравливайте. Скоро наведаюсь, как только всё на работе у меня будет нормально.
 - Так нас, наверное, скоро выпишут?
 - Вот и хорошо. Дома всегда лучше болеть, чем в больнице.
 Сергей протянул руку и Людмила слегка её пожала.
 Встреча холодной не была, но и радостной не назовёшь. Сергей понимал, что иной она и не могла быть. О нём же самом Людмила и не спросила. Например, о его житье-бытье без неё, о его работе, впрочем, она этим никогда не интересовалась. Не до того ей сейчас было. Как и здоровьем его отца. Но он её понимал. Сам же Сергей даже и заикнулся об этом, чувствуя несуразность этого. Передал только приветы и обеспокоенность от своих родственников, их устные пожелание быстрейшего выздоровления.
 В ответ прозвучало тихое:
- Спасибо!
 Сергею стало её ещё жальче. Направляясь сейчас в больницу к отцу "за речкой", Сергею даже  показалось, что она будет получше той, где лежали его Света с Людмилой. Вот они, его две подружки-сестрёнки бегут сейчас к дедушке Семёну и не знают сколько пришлось пережить их папе-дядюшке всего лишь несколько лет назад. А для него это всего лишь только вчера.
 Вспомнилось ему как он метался почти еженедельно, на пределе всех своих сил и возможностей, из Крутого Яра в Медуны и обратно. Да и вызывал недовольство Людмилы и её родственников тем, что слишком редко. Поезда туда и обратно шли только лишь транзитные. С минутными остановками на высадку-посадку. И не каждый день.
 В основном же, по маршруту:"Москва-Дебальцево". Посадка же в них была сумбурная, тесная, на силу, поздней ночью или ранним утром. И это было утомительно и  неудобно. Кто окажется сильнее, тот и будет в вагоне раньше. И это-то где-то в три часа ночи. Не в самой Туле, а Узловой, до которой Сергею из Тулы нужно было тоже добираться засветло. А это потеря времени, которого ему и так явно не хватало для нахождения с женой и дочерью.
 Каждое его опоздания на поезд, или невозможность в него сесть, всегда рождало  потом обиды-упрёки от Людмилы и её родичей, а то и недоверие-непонимание. И это ухудшало их взаимное тяготение друг к другу.
 Нет, не прав был он Сергей, ох, как даже неправ, отправляя её сюда! Но иного выхода у них тогда не было. Людмила же одна просто бы не справлялась с ребёнком, когда Сергей был на работе. Это подтвердила потом сама жизнь. С этого-то и начались у них распри в их семейной жизни.
 Несколько раз они пытались преодолеть это препятствие, но это у них плохо получалось. Только вызывало одни лишь ссоры. Но на сей раз, к его удивлению, в этой больнице они не поссорились, а расстались довольно мирно. Видно у Людмилы на ссору уже и сил не хватило.
 Сергею было её жалко. Зато именно здесь в Медунах он получил впервые столь резкий удар непонимания и равнодушия со стороны от её родственников. Выйдя из детской больницы от Людмилы со Светой, которую он так и не смог увидеть, Сергей сразу же направился на вокзал, но не для того чтобы уехать, а суметь найти быстрее дорогу к их дому, где его сегодня не столь любезно приняли. Другой дороги он не знал.
 Войдя же в дом он вторично со всеми поздоровался, заметив в доме и его хозяина Василия Ивановича. Тесть тоже не слишком любезно с ним поздоровался, молча вышел в дверь по своим каким-то делам. Сергею было не до расспросов: он рассказал о своей встрече с Людмилой и Светой, разговоре через форточку, передал от неё им, а также от своих родителей привет.
 Видя, что о здоровье его родителе никто не расспрашивает, не тот момент, он засобирался в обратную дорогу. И лишь в дверях опять услышал предложение про чай на дорожку. Но этого ему уже не хотелось:
 - Нет, не хочу, извините. К тому же поезд уже скоро подойдёт, надо успеть. Да и мне ещё сегодня ночью нужно у отца подежурить.. 
На что тёща произнесла:
 - Василий Иванович сказал, что если бы ему пришлось выбирать между отцом и дочерью, то он выбрал бы дочь!
 Сергей так и остановился в дверях, он не знал, что ему делать. Что ответить? И дочь ему было жаль, и отца тоже он не мог бросить. Он тихо сказал:
 - Я его понимаю. Но Свете уже лучше, она здесь не одна. А вот отец в критическом состоянии. И я себе не прощу, если он умрёт без моей помощи.
 С тяжёлым сердцем Сергей отправился на вокзал и всю дорогу его одолевали мучительные мысли: "Правильно он поступил,или нет?". Но в тот момент иначе он поступить не мог, в отличие от Василия Ивановича.
 Сергей никак этого сделать не смог, хотя ему и было жаль Свету с Людмилой. Но здесь было им на кого надеяться. На чью помощь. Через дня два-три Свету с мамой выписали из больницы к бабушке с дедушкой. Отец же Сергея, благодаря их уходу с Аркадием, поднялся на ноги, окреп, а через некоторое время с ещё не снятыми швами и бинтами, он уже съездил вместе с ним в Медуны, оправдываться и извиняться перед родителями Людмилы за то, что так некстати он попал на операционный стол.
 Семён Савельевич даже шутя пытался рассказать о том, как его смешно выводили из наркоза врачи, побив по щекам и пугая тем, что он поставил свой грузовик не в тот ряд. И это вернуло его к действительности из наркоза.
 Но особенно-то его никто не слушал. Даже когда для достоверности он пытался показывать им все свои бинты на швах, да ещё и вырезанный врачами камни, подаренный ему на память, как доказательство действительности той операции.
 Даже это не произвело на них никакого впечатления! никому ЭТО не было интересно. И ОТЕЦ замолчал.
 А когда Клавдия Максимовна начала явно переходить приличия в адрес дружелюбно настроенных Сергея и его отца, то Семён Савельевич не выдержал и обратился к Василию Ивановичу:
 -Сват, да останови ты свою бабу!
 На что тот, ходя взад-вперёд за спинами сидящих за столом, тихо говорил жене:
 - Ты не о том говоришь...
 Но на неё это не действовало, она переходила порой на крик и упрёки в своих сумбурных претензиях. Слушая это ещё до конца не выздоровевший отец помрачнел лицом. Не ожидал он такого здесь приёма за дружеским столом. Сергей пожалел, что взял с собой отца. Представил, что сейчас у него на душе, сам он это испытывал уже не раз.
Но отец сдержался, ничего не сказал в ответ. И стали они собираться в обратный путь, желая Людмиле быстрейшего возвращения в Крутой Яр. Тесть же на сей раз проявил вежливость и вызвался проводить до вокзала. Он подсказал, как лучше пробраться между вагонами на противоположную сторону путей, чтобы отправиться уже в сторону Москвы. И только попрощавшись с ним, войдя в вагон, отец тихо сказал Сергею:
 - Теперь понял, почему у тебя не клеится твоя семейная жизнь.
 А что понял так он Сергею этого и не сказал, а Сергей и не стал его о том спрашивать. Потому, что тут было ясно без всяких слов.
 – Ой! Трамвайчик! Трамвайчик! – закричали вдруг девочки хором завидев трамвай и пытаясь вырваться из рук Сергея, тем самым выводя его из задумчивости,– хотим на нём прокатиться!..
 И вновь запрыгали, захлопали в ладошки, как будто ожили, когда Сергей от неожиданности выпустил их руки. Он заулыбался им:"Ну,как можно было быть грустным,да печальным, глядя на этакую радость!". И Сергей весело сказал:
 – Обязательно, прокатимся, обязательно! Но только на обратном пути! Вот только мы к дедушке сходим, он же вас так сильно ждёт!..
 И девочки стали побыстрее перебирать ногами. Сергей тоже ускорил шаг. Любил и он вот этот крутояровскй трамвай. Он делал посёлок совсем городским. Будучи совсем маленьким, лет шести, ещё до школы, он самостоятельно ездил в город к брату своей мамы, к дяде Сергею. В честь которого он и был назван. И ещё к дяде своего отца Тише, живших в разных его концах Тулы. Ведь он уже тогда запомнил номера трамваев, на которых ездил почти что от конечной и до конечной.
 Один трамвай шёл почти к Московскому вокзалу, а другой до самого конца, до улицы Штыковой.И там, и здесь он отыскивал их частные домики по высоким деревянным  воротам. А они были в те времена на старинных улицах города очень заметны и разнообразны, вплоть до ручек во врезанных в ворота дверях. И спутать их было ему просто невозможно, если только не пропустить. И вот этого он боялся. И тогда его там встречали самые родные и близкие ему люди.
 Вспоминая про своё детство и про пробежавший мимо трамвай, Сергей со своими  девочками-сестрёнками почти спустился к самой реке, пройдя чуть пригнувшись под металлической растяжкой самой высокой трубы третей доменной печи, что была у самого заводского забора.
В детстве пробегая здесь по пути на "на горячку" Сергей всегда за неё цеплялся, когда они всей ребячьей ватагой с их улицы шла сюда купаться. Прошли они мимо с девчонками не только эту растяжку, но и бывшие дореволюционные казармы, прозванные "красными",в которых раньше ютились заводские рабочие.
 Ныне же они теперь используются под всякие заводские нужды, перешли они затем  упрятанный в землю жёлоб с горячей водой, ступили на гулкий железный мост и оказались сразу же оказались на территории самого бывшего больничного городка под называнием «за речкой».    
 Сергей часто болел в детстве, но никогда не лежал в больницах. Этого не желала мама. Здание же терапии было сразу же за мостом, дорога к нему поднималась от моста круто вверх и вскоре они различили среди деревьев и кустарника уже не только само длинное одноэтажное здание, но и врытый в землю крепкий квадратный дощатый стол перед входом в него.
 А вокруг того стола были игроки в домино, среди которых они узрели и Семёна Савельевича. Он сразу же приметил побежавших ему навстречу двух неразлучных подружек-сестёр. Девочки тоже узнали своего  любимого дедушку Семёна. Как и ожидал Сергей, отец был очень рад их появлению. Аккуратно и  исподволь он старался вглядеться в лицо отца и понять его состояние. Идти же к дежурному врачу не было смысла, лечащего врача уже не было, рабочее время его закончилось.
 Лицо же отца несколько побледнело, осунулось, в глазах чувствовалось какое-то беспокойство, то есть, это была скрытая тревога. Это Сергей сразу почувствовал. Хотя внешне отец был как всегда весел и общителен, отличался жизнелюбием и оптимизмом.
 Таким был и сейчас. Когда же Сергей спросил его о самочувствии, то он ласково ему улыбнулся и бодро сказал:
 – Ничего, прорвёмся! Главное мотор, а он у меня сильный, как у моего «зилка»!
 Не знал тогда отец того,что было уже известно Сергею. Но ему почему-то вдруг показалось, что отец здесь и впрямь как-то помолодел стал более красивым и моложе что ли, чем всегда.
 Появившаяся бледность была даже как-то ему и к лицу,  глаза ещё более поголубели. Был он как всегда тщательно побрит и причёсан, а больничная пижама блекло-синего цвета подчёркивала не только синеву его глаз, но и стройность его фигуры. Даже хромота его была не столь заметна.
 И Сергей, сам не ожидая того, неожиданно им залюбовался. Отец был, как и мама, в свои более чем в шестьдесят лет очень красивым. Пока Сергей любовался отцом, тот развернул то, что он ему принёс и начал нарочито бранить мать:
 – Ну, мать, опять всего мне наложила! Нас же здесь всех прекрасно кормят. Скажи ей, чтобы больше так не делала...
 И строго посмотрел на Сергея. Но ни от чего, однако, он не отказался. Особенно,от овощей и фруктов. А Сергей подумал: "Молодец,мама!". Не отказался он и от пончиков, что они купили по дороге.
 Когда же провёл их в свою палату, в довольно просторную человек на двенадцать, то начал угощать своих внучек всякими сладостями, в том числе, и теми же фруктами, радуясь и смеясь, как ребёнок, глядя на своих внучек. Потом долго расспрашивал Сергея о здоровье матери и всех членов семьи, в том числе о том, как служит Олег, что пишет и кто к нему ездил в последний раз. А также,о чём там с ним шёл разговор
 И лишь в самом конце разговора спросил: как прошли у Серёжи его сборы. И уже, прощаясь, выйдя на улицу, где  девчонки стали играть-бегать среди деревьев,то он тихо спросил у Сергея:
 – Ну, а как у тебя дела с Людмилой? Всё ли хорошо?
 Даже находясь в больнице, отец тревожился о нём. 
 – Всё хорошо, отец!– с поспешной бодростью заверил его Сергей,– всё нормально, ты не волнуйся.  Давай-ка, здесь ты побыстрее выздоравливай и будем мы с тобой баню строить! Помнишь, как мы с тобой славно парились! С берёзовым веничком!
Отец любил париться и он улыбнувшись сказал:
 – Вот банька бы мне никак не помешала! Она как рукой любую хворь снимает!
 А потом, помолчав, продолжил:
 – Но ты знаешь, что я хочу тебе сказать: сынок, береги семью! Это главное в жизни. В ней-то может быть всякое... А может и весь смысл её?! Были неполадки и у нас с матерью. И я очень виноват перед ней, да и перед вами тоже всеми. Но нужно уметь исправлять свои ошибки. Мы же с ней расставались, когда вы были совсем маленькие. Дурак...
Сергей молчал. Отец закурил и присел на край стола."доменошников за столом уже не было. Помолчали и отец опять продолжил:
- Понимаешь,после войны мужиков мало было. Вот женщины на шею сами кидались. А тут вот я герой, в орденах-медалях да в офицерском кителе. Так и жил на две семьи...одной помогал и другой. Но там-то я всё"
 - Дядя Сёма!".
 А как приду к вам, так вы бежите и кричите :
 - Папка!
 Вернулся я домой. Мать ваша меня приняла-простила. Но до сих пор не до конца. Чую, что не простила. Но я-то понял, что лучше и роднее, чем она для меня человека на земле нет.
 Он опять помолчал, затянувшись папиросой, и продолжил:
 - Баб на земле много, понимаешь, очень много. А вот жена-то всегда бывает одна на всю жизнь. И если этого ты сейчас не поймёшь, то вся жизнь твоя будет кувырком.
 - Пойми это. Человек без семьи – просто несчастный человек. Я это понял, и потому счастлив, глядя на вас, на и моих с ней внуков. Мы любим вас всех. Так что и ты думай сам, сынок! Думай! Ну, а если не получается нормальной у тебя семейной жизни, руби всё сразу сгоряча. Если не твой это человек -уходи и не раздумывай! Найдёшь ещё своё настоящее счастье!
 – Спасибо отец,–  Сергей обнял его за плечи,- я тебя очень хорошо понимаю. Но здесь тебе, наверное, больше повезло, что рядом с тобой оказался такой человек, как наша мама. Но ведь такие люди редкость?!Правда,ведь!
 Но я с тобой вполне согласен, за семью нужно бороться, стараться её сохранить. Но здесь-то уже, как Бог даст! И они распрощались.
Когда они уже были на мосту, Сергей оглянулся назад и увидел, что отец стоит наверху дороги и машет вслед рукой. Сергей ответил ему тем же и подумал: «Храни тебя, Господь!».
 А сёстры-подружки шли впереди него и о чём-то щебетали и смеялись, предвкушая видимо поездку на трамвае. И Сергей выполнил их просьбу.
А.Бочаров.
2020.