Илья Фейгис. Брадобрей. Ефрейтор

Лариса Прошина-Бутенко
     На фото: 1-е сортировочное отделение СЭГа 290.
              В центре начальник отделения
              Михаил Иванович Лященко.
     Пыжовский лес. 1943 год.
            
                ИЛЬЯ ФЕЙГИС. ПАРИКМАХЕР. ЕФРЕЙТОР

   «По соседству находилась просторная парикмахерская, где под руководством мастера своего дела Ильи Марковича неустанно действовали восемь парикмахеров».
   Так вспоминал об ИЛЬЕ МАРКОВИЧЕ ФЕЙГИСЕ бессменный начальник СЭГа 290, военврач, полковник медицинской службы Вильям Ефимович Гиллер (1909-1981) в документальной повести «Во имя жизни. Записки военного врача».
   В начале книги трогательные слова, как пламенный привет однополчанам: «Друзьям и товарищам по Западному фронту посвящает свой скромный труд автор». Следовательно, посвящён он и фронтовику-парикмахеру Илье Фейгису.
 
                ЗАПИСИ СТЁРЛИСЬ, А ПАМЯТЬ ЖИВА
               
   В арсенале тех средств, которые позволили СССР победить фашистскую Германию и её многочисленных союзников, нелюдей, как и немцы, важны были и такие «мелочи», как иголка  с ниткой, сшивающая обмундирование для советских воинов; картошка, выращенная на полях в тылу; бритвы парикмахеров, потому что всех раненых, поступающих в СЭГ 290, «брили и стригли в обязательном порядке».
   Лишь в случаях, когда ранение было «на грани жизни и смерти», раненым оказывали помощь немедленно (оперировали, переливали донорскую кровь и др. - здесь и дальше пояснения в скобках мои – Л. П.-Б.). Остальных обязательно мыли, стригли, брили, переодевали в чистую одежду. И только тогда они из «грязного» отделения попадали в «чистые».

   По решению Санитарного управления, СЭГ 290 должен был стать и барьером для попадания различных инфекций с фронта в тыл. Теперь уже не скрывается информация, что у поступающих в госпитали раненых были вши, а это разносчики заразы. Были и инфекционные болезни.
   Сортировочный эвакуационный госпиталь (СЭГ) № 290 начал формироваться в середине июля 1941 года в прифронтовом тогда ещё городе Вязьме Смоленской области – как основная медицинская база Западного фронта (а с 1944 года – 3-го Белорусского фронта). Госпиталь стал масштабным по задачам и по количеству персонала (не только медицинского).

   В первые годы Великой Отечественной войны этот госпиталь был в числе первых, в котором сортировали поступающих раненых по степени увечий. Это позволяло оказывать медицинскую помощь в первую очередь тем, кто в ней нуждался немедленно, и спасать солдат и офицеров от смерти.
    Идея сортировки принадлежала русскому врачу, основателю военно-полевой хирургии Николаю Ивановичу Пирогову (1810-1881). Он был участником разных войн, случившихся в его время.
   Хорошие идеи не исчезают бесследно. О сортировке раненых вспомнили в Министерстве обороны Советского Союза, возможно, ещё до нападения Германии на СССР, но, когда ею уже была развязана вторая мировая война.

   Из повести «Во имя жизни»:
   «Итак, идея сортировки раненых существовала давно. В том или ином виде она воплощалась в жизнь. Однако ни одна из предшествующих войн не знала участия таких огромных людских масс, такой мощности и интенсивности огня, такой высокой техники и – как следствие – таких огромных потерь.
   Требовалась радикальная перестройка санитарной службы армии.
   Теоретически всё, как будто, было ясно. Но на практике… Никогда ещё за десять лет врачебной деятельности не приходилось мне так много и беспрестанно учиться, и учить.

   Всё, что я узнавал и что должен был сделать, я записывал в толстенный блокнот, испещрённый в разных направлениях вкось и вкривь карандашными записями, и рядом с ними пометками «вып.» (выполнено).
   Вот они и сейчас (повесть была издана в 1956 году, а рукопись её В. Е. Гиллер готовил, конечно, раньше) лежат передо мной – эти сотни страничек, и образы дорогих моих товарищей встают в памяти.
   Многие записи стёрлись, в них вчитываться приходится с лупой в руках, терпеливо восстанавливая хронику дней и перечень событий. И картины прошлого проходят так ясно, как будто заново переживаешь их.
   Пусть простят мне те из моих товарищей, которые не увидят своих имён, названными в этой книге, хотя они вполне заслужили это. Нас было много…».

   Я беру текст из книг В. Е. Гиллера (он автор не только повести «Во имя жизни»), потому что Вильям Ефимович был очевидцем военных событий; рассказал о том, что видел; о тех, с кем служил верой и правдой Отечеству.
   К сожалению, далеко не все, кто работал в годы войны в СЭГе 290, оставили воспоминания. И фотографий многих нет.
   Илья Фейгис в повести «Во имя жизни» назван. Возможно, Илья Маркович написал воспоминания о путях-дорогах госпиталя, об однополчанах и о своей, можно сказать, экзотической на войне профессии. Но их нет в той части архива Совета ветеранов СЭГа 290, который находится у меня.

   Когда вспоминают о Великой Отечественной войне её участники, историки, политики, то, в первую очередь, рассказывают о танках, самолётах, пулемётах, «катюшах»; о взрывах, пожарах; о боях в воздухе, на море и на суше.
   Но главные участники (даже при появлении сейчас беспилотников и прочего такого, что без человека) - люди. Им нужна одежда и обувь, еда, вода (не только для питья), мыло.
   О тех, кто всем этим и другим необходимым снабжает воинов, говорят мало; их дело «скромное». И награждают их не щедро. Об этом я сужу по анкетах ветеранов СЭГа 290.

                ДЕСАНТ КОРИФЕЕВ МЕДИЦИНЫ

   Прежде чем я продолжу рассказ о ефрейторе Фейгисе, небольшое отступление, поясняющее, почему в начале октября 1941 года СЭГ 290 со всем своим госпитальным имуществом оказался в Москве. Мне приходится что-то о госпитале повторять, поскольку это не книга, а отдельные рассказы о фронтовиках.

   Это был, можно сказать, масштабный медицинский комбинат с разными вспомогательными службами. В годы Великой Отечественной войны он провёл на колёсах больше, чем располагался оседло.
   Потому в его длинных обозах, кроме хирургического оборудования, медикаментов, перевязочного материала, были котлы для приготовления пищи и запас продуктов для раненых и персонала; походные электростанции, прачечные, палатки, складные кровати, стулья и много ещё разного.
   Как говорили древние греки: всё своё возили с собой.
 
   В разных районах фронта, чтобы разместить раненых (обожжённых, контуженных, обмороженных, больных), персоналу приходилось осушать подвалы, обустраивать пакгаузы и уцелевшие здания заводов, рыть землянки.
    В штате СЭГа (от 1000 до 1500 человек- в зависимости от ситуации на фронте) было больше женщин разного возраста, в том числе и совсем юных патриоток-добровольцев. Можно представить, во что превращалась нежная кожа их рук; как болели у них спины и ноги.

   Из горящей Вязьмы в начале октября 1941 года, по решению Санитарного управления Западного фронта, СЭГ 290 был направлен в Москву. Была угроза попасть в окружение фашистов, которые рвались к столице. О том, с какими трудностями и в спешке отправляли в тыл несколько тысяч раненых, находящихся в тот момент в госпитале, есть в воспоминаниях ветеранов госпиталя, здесь опубликованных.
   Понятно, что В. Е. Гиллер не мог рассказать о всех, кто служил в годы войны в госпитале. Безусловно, он лучше знал медицинский персонал и не мог знать, например, всех водителей санитарных машин большой автороты, прикомандированной к госпиталю, а также прачек, поваров, посудомоек, электриков, ремонтников, снабженцев.
   Но Илью Фейгиса Вильям Ефимович вспоминает. А дело было так.

   С октября 1941 по март 1943 гг. госпиталь располагался в старинном (любимом русским императором Петром Первым) районе Москвы – Лефортово; в корпусах эвакуированного в тыл военного госпиталя.
   Сейчас там работает Главный военный клинический госпиталь имени академика Н. Н. Бурденко. На стене одного из его корпусов есть Мемориальная доска – память о пребывании в его стенах фронтового госпиталя – СЭГа 290.

    В Москве, несмотря на колоссальный приток раненых (не только с Западного фронта, но и с других фронтов, защищающих Москву), персоналу госпиталя работалось легче, чем в пакгаузах железнодорожной станции Новоторжская (в районе Вязьмы). Сразу же появились шефы: рабочие заводов и фабрик, студенты, актёры театров и кино, художники, школьники.
    Хорошо помогал Московский комитет Общества Красного Креста и его районные комитеты – пополняли запасы донорской крови, медикаментов, постельного белья для палат… А выпускники его курсов различного профиля – санитарные дружинницы, медицинские сёстры, санитары – выполняли в госпитале ту работу, которую им поручали.

   В Москве, как теперь, так и раньше, работали научно-исследовательские институты разного профиля, крупные больницы. Их специалисты появились в СЭГе с первых же дней его работы в столице. Они не были гостями. Опытные хирурги оперировали раненых и обучали «зелёных» врачей, спешно выпущенных из вузов.
   Для раненых очень нужны были консультации терапевтов, кардиологов, окулистов, специалистов по ранениям грудной клетки, сердца, лёгких, позвоночника, челюсти, черепа, органов брюшной полости, суставов…
   Но однажды в СЭГ 290 прибыл, можно сказать, десант выдающихся специалистов советского здравоохранения и медицины.

                БРИГАДА БРАДОБРЕЕВ

   «В конце февраля (1942 г.) в госпиталь приехали участники пленума Учёного совета при начальнике Главного военно-санитарного управления, - вспоминал В. Е. Гиллер. – Маститые учёные, авторы многих научных трудов, создавшие свои хирургическое школы; главные хирурги фронтов, армий и флотов, главные и ведущие терапевты, эпидемиологи – Бурденко, Вишневский, Гирголав, Болдырев, Кротков, Вовси, Куприянов, Ахутин, Еланский, Егоров, Бакулев».

   Целый день провели эти специалисты в СЭГе 290; можно сказать, облазили все его отделения; заглянули во все уголки. Безусловно, и они записывали всё увиденное и услышанное в многостраничные блокноты, выделяя отдельно, что необходимо ещё сделать, чтобы улучшить медицинскую помощь раненым, облегчить работу медперсонала.
   Побывали они в 1-м сортировочном отделении (для легко раненых), начальником которого был Михаил Иванович Лященко. И вот впечатление:

   «В огромном зале столовой отделения завтракали несколько сот человек.
   - Осмотр, сортировка, обмывка, перевязка – всё это потом, а сейчас самое главное для вновь прибывших, усталых, продрогших людей – горячий чай, кофе, лёгкий завтрак, - рассказывал Лященко.
   За отдельными столами сидели раненные в обе руки, их кормили девушки из шефствующих над госпиталем предприятий. Держа одной рукой стакан с кофе, в другой – большие ломти хлеба, густо намазанные сливочным маслом и покрытые колбасой, чередуя то и другое, они неторопливо кормили раненых, уговаривая их, как маленьких детей, есть побольше.
   На буфетной стойке кипел огромный, трёхвёдерный, ярко начищенный самовар…».

   Ветераны этого госпиталя, вспоминая военные годы и путь СЭГа 290 от г. Вязьмы (1941 г.) до Кёнигсберга (1945 г.), отмечали, что раненых кормили всегда хорошо. При плохом питании трудно заживают раны и восстанавливаются силы.  Страна была заинтересована в том, чтобы  фронтовики, получившие лёгкие ранения, смогли вернуться на фронт.
   А персонал кормили, как говорят, по остаточному принципу. В Москве, конечно, было лучше всем. В походных условиях частенько довольствовались кашами – без масла и молока.

   Добрались корифеи-медицинские специалисты и до парикмахерской. И тут их ждал сюрприз.
   Из повести «Во имя жизни»:
   «По соседству (с кладовой) находилась просторная парикмахерская, где под руководством мастера своего дела Ильи Марковича неустанно действовали восемь парикмахеров. Только и слышались их голоса: «Следующий!» - да поскрипывание бритв о ремень.
   Они работали в таком темпе, что, казалось, раненый не успевает войти в одну дверь, как уже выходит в противоположную. Мастера ни с кем не разговаривали. На Марковиче был надет накрахмаленный белоснежный халат, поверх которого висел прозрачный прорезиненный фартук с коротко обрезанными рукавами.

   Он со своими товарищами работал по восемнадцать часов в сутки, и всё-таки кресла никогда не пустовали. Всех раненых, за исключением командного состава, брили и стригли в обязательном порядке.
   Илья Маркович действовал своей бритвой с молниеносной быстротой. От быстрой работы, несмотря на свежий воздух от электрического вентилятора, лицо его всегда было влажно. Иногда казалось, что вокруг лица раненого, которого он брил, метался стальной обруч. Вот-вот бритва сорвётся, но, нет, описав ещё один замысловатый пируэт, Маркович красивым жестом заканчивал бритьё.

   Пока раненый, оглушённый и ошеломлённый сверхскоростным бритьём, точно околдованный, продолжал сидеть в кресле, Маркович вызывал следующего, а сам ополаскивал руки; он способен был побрить и постричь в час десять-двенадцать человек.
   Некоторые раненые, глядя, как быстро мелькают в его руках бритва, ножницы и электрическая машинка для стрижки волос, опасливо зажмуривали глаза, стискивали ручки кресла…

   Всех присутствующих захватило редкостное зрелище. Участники пленума, как зачарованные, следили за виртуозной работой старшего парикмахера.
   - Вот это темп, так темп, - внимательно осмотрев лицо очередного раненого и одобрительно покачивая головой, сказал Гирголав*.
   Окинув взглядом только что побритую голову другого раненого и коротко вздохнув, Шамов** громко сказал на всю комнату:
   - Если бы так брить головы раненным в череп, много бы пользы это принесло. Классическая работа!
   -Он уже обучил двух девушек-санитарок из нейрохирургического отделения, - ответил я (В. Е. Гиллер) на реплику Шамова.

   А один бригврач пришёл в такой восторг от работы парикмахерской, что тут же, ничего не говоря, бросился на освободившееся кресло с широкой плутоватой улыбкой.
   - Я попрошу вас побрить меня в таком же стиле, - обратился он к Илье Марковичу. – Только, чур, не снижать темпа. Договорились? – и откинулся на спинку кресла».

   На этом рассказ о парикмахерской – бригаде брадобреев -  был закончен. Жаль! Хотелось бы услышать, что сказал тот бригврач Илье, был ли он доволен своим видом после виртуозного бритья старшего парикмахера.
  Почему начальник госпиталя называет Илью Фейгиса Марковичем, как убелённого сединами мастера, не знаю. В феврале 1942 года ему было не полных тридцать лет.

 (*Семён Семёнович Гирголав, заместитель главного хирурга Красной Армии; после войны жил и работал в Москве; бывал на встречах ветеранов СЭГа 290.
 **Владимир Николаевич Шамов, советский хирург; генерал-лейтенант медицинской службы; академик АМН СССР; пионер переливания крови в Советском Союзе.
   Его дочь, Галина Владимировна Шамова, хирург, ординатор нейрохирургического отделения; все годы войны работала в СЭГе 290, жила в г. Ленинграде; приезжала в Москву на встречи с однополчанами в День Победы 9 мая).

                ИЛЬЯ ФЕЙГИС О СЕБЕ

    Есть анкета, заполненная Ильёй Марковичем 1 марта 1966 года.
    До службы в армии работал парикмахером. Образование до войны - неполное среднее. Родился  16 апреля 1912 года.  К началу войны ему было 29 лет. В СЭГе № 290 работал в 1-м сортировочном отделении. Ефрейтор. Беспартийный.
   Место работы в момент заполнения анкеты: УБКО Калининского района, парикмахерская № 16. Жил в Москве на улице Нижне-Красносельская (есть полный адрес).
   На вопрос в анкете о семейном положении ответил так: женат. Семья состоит из трёх человек (я, жена, мать).

   Боевые награды: медали – «За оборону Москвы», «За взятие Кёнигсберга», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
   К сожалению, пока не известно, где родился Илья Маркович, в какое время начал служить в СЭГе 290. Однако по медали «За оборону Москвы» можно судить, что работал он в этом фронтовом госпитале с начала формирования СЭГа в июле 1941 года в г. Вязьме или с первых месяцев пребывания госпиталя в Москве.
   Кто начинал служить в госпитале с 1942 года, такой медали не получали.

   А медалью «За взятие Кёнигсберга» награждали тот персонал госпиталя, кто за 3-м Белорусским фронтом дошёл до Восточной Пруссии, оказывал помощь раненым в разных её районах.
   Победу над фашистами «сэговцы» (так называли себя ветераны СЭГа 290) встретили в местечке Тапиау, близ Кёнигсберга.
   По их воспоминаниям, бои там шли очень тяжёлые. Кёнигсберг, как известно, немцы заранее превратили в крепость, значительная часть её была под землёй.  Вроде бы, где-то там был бункер Гитлера.

   Медаль «За взятие Кёнигсберга» говорит и о том, что ефрейтор Фейгис не прерывал своей службы в СЭГе 290, когда госпиталь в марте 1943 года выехал из Москвы. Следовательно, он вместе с однополчанами в марте-апреле 1943 года в труднопроходимом, заболоченном Пыжовском лесу (в десятке километров от г. Вязьмы), строил подземный медицинский городок. Среди своих его называли «Пыжградом».
   Он был построен по решению Санитарного управления Западного фронта – ради безопасности раненых и персонала госпиталя. Все те районы непрерывно бомбили самолёты фашистов. Попадали бомбы и на территорию СЭГа 290. Среди персонала были погибшие и раненые.

   В воспоминаниях персонала госпиталя есть подробности того строительства: как валили лес, тащили (вручную, волоком)его на лесопилку, рыли котлованы для землянок, в которых потом обустраивали хирургические, перевязочные и другие отделения, палаты для раненых…
   А ещё они протянули узкоколейку от железнодорожной станции и оттуда в вагончиках доставляли раненых в госпиталь. Есть фотографии, на которых оригинальные деревянные мостки, перекинутые через топкие места в лесу.
  И всё это, в том числе и различные надземные помещения (даже клуб, о чём просила молодёжь), - труд персонала СЭГа 290.

   Выше я предположила, во что превращалась нежная кожа рук женщин, которым приходилось пилить деревья, рыть котлованы.
   Лишь небольшая часть повествования, как строили подземный госпиталь в Пыжовском лесу - из другой книги о СЭГе 290 В. Е. Гиллера «И снова в бой…»:

   «На полевом аэродроме политрук Демьян Щепкин обнаружил гудрон в металлических бочках. Три бочки он прикатил к нам…
   Руки у девушек потрескались и кровоточили, но зато мы смогли залить крыши (землянок) гудроном и уже после этого покрыть дёрном. А несколькими днями позднее Степанов, рыская по окрестным сёлам, раскопал в подвалах взорванной церкви спрятанные колхозниками бочки с масляной краской. И засверкали белизной операционные, перевязочные, пищеблок…
   Создать максимальные удобства для раненых – без всяких скидок на фронтовые условия, на лес и бездорожье! – таков был наш лозунг, такова была ближайшая наша цель».

   Больше года в Пыжовском лесу работал тот подземный госпиталь; принял многие тысячи раненых, контуженных, обожжённых, больных солдат и офицеров. Оказывали также помощь партизанам, жителям окрестных деревень и даже пришлось однажды принимать роды у местной жительницы.
   Не известно, в какой части того грандиозного строительства применил виртуозность своих рук парикмахер Фейгис. Работали все «сэговцы»; даже хирурги, хотя было указание начальника госпиталя: беречь их руки.

   В анкете Илья Маркович написал, что работал в 1-м сортировочном отделении; значит его начальником был Михаил Иванович Лященко. О нём также не очень много известно, но то, что мне удалось по крохам собрать, опубликовано здесь же. Михаил Иванович участвовал и в войне на Дальнем Востоке, о чём свидетельствует его медаль «За победу над Японией».

   Есть две фотографии, на которых М. И. Лященко с сотрудниками своего отделения. Одну из них публикую. Не могу сказать, есть ли на этом снимке И. М. Фейгис.
   Возможно, он - тот мужчина, что за спиной М. И. Лященко. Любительские снимки искажают лица, "увеличивают" возраст людей. Или он - бравый парень в пилотке. Точно знаю, что рядом с М. И. Лященко (слева, если смотреть на фото прямо) не Илья Фейгис. Это политрук.
   Но на снимке не весь штат 1-го сортировочного отделения. Наверное, пока свободные "от вахты" однополчане позировали фотографу, Илья Фейгис брил и стриг раненых.

   Говорю фронтовикам: «Спасибо!» - за вклад в разгром фашистов, за подаренную жизнь новым поколениям, за свободу России и её народов.
   2 сентября 2022 года.

   Именно 2 сентября, но 1945 года, окончилась вторая мировая война. На Дальний Восток, где ещё шла война с Японией, были отправлены советские войска, в составе которых находились и разные медицинские подразделения.
   По разной информации, на Дальнем Востоке оказывал помощь раненым (не только советским солдатам и офицерам) и персонал разного профиля (150-170 человек) - кто служил в СЭГе № 290.
   Для всех этих фронтовиков, страшно уставших от войны, 9 мая 1945 года война не закончилась. Известно, что были погибшие и раненые. Все ли «сэговцы» вернулись в родные края целыми и невредимыми, к сожалению, не знаю.