Сложно поверить, что «Памятник хорошему настроению», установленный на бульваре Любы Новосёловой в Одинцово, и то, что я услышал много лет назад, — случайное совпадение. Наверное, всё же существуют какие-то потусторонние силы, подтолкнувшие авторов к идее увековечить эту необычную историю.
Произошла она так давно, что, к сожалению, правдивость её подтвердить или опровергнуть уже некому. В Одинцово, рядом с бывшим кирпичным заводом Якунчикова, в покосившемся, обветшалом бараке жил Василий Ипатов, мужик нелюдимый, малообщительный и пьющий. Именно за пьянку и прогулы его выгнали с работы, а жена, прикинув, что к чему, с воем и криками собрала нехитрые пожитки в холщовый мешок и, прихватив детей, сбежала к престарелой мамаше в далёкую деревню.
Василий погоревал с месячишко, крепко попил водочки, и, чтобы не загреметь по статье за тунеядство, устроился дворником. Работа пусть и невесть какая, но ни начальства тебе, ни особого контроля, да и пятилетку досрочно выполнять не надо.
Была у Василия ещё одна проблема: он не мог пить один. Стоило накатить грамм этак сто пятьдесят, и ему тут же требовался собеседник. И вроде ничего плохого в этом нет, если бы не одно но. Любая беседа заканчивалась спором, переходящим в кровавую драку. И хотя по виду он был не очень силён, рука у Василия была тяжёлая, да и духом он был могуч, так что исход любого побоища был определён до его начала. При этом он крушил посуду, ломал столы и скамейки.
Похожая на милого поросёнка, розовощёкая буфетчица ближайшей рюмочной возненавидела его, и стоило Василию переступить порог, как она, превращаясь в разъярённого хряка, скидывала на ходу затасканный передник, истошно визжала и, выгоняя посетителей, закрывала заведение. И так день за днём, и вскоре не осталось у Василия ни друзей, ни приятелей.
В шесть утра радио разорвалось гимном. Василий не мог продрать глаза: опухшие красные веки отказывались подниматься. Слипшаяся глотка издавала натужное сипение забитой тряпкой валторны. Он повёл носом. Меж привычного гнилостного душка неубранной со стола еды и немытой посуды явственно просачивался грязный запах кошатины. Василий с силой протёр глаза руками и с удивлением уставился на рыжего кота, сидящего на столе.
— Это ещё что такое? — пробормотал он.
Затем достал из-под кровати бутылку «Жигулёвского», открыл её зубами, залпом выпил половину и поставил на стол.
Кот на секунду замер, крутанул мордой и продолжил терзать обглоданную тушку пожелтевшей солёной ставриды.
— Ты чего, тварь?! Без завтрака меня оставил?! — заорал Василий и бабахнул ладонью по столу.
Кот вздрогнул, ощетинился, прижал уши, зажмурился, и со всего размаху ударил лапой по початой бутылке с пивом. Бутылка упала, и ароматная пенистая лужица, огибая стаканы и тарелки, с медленным шипением поползла по столу. Не обращая внимания на Василия, кот повернулся к нему задом, свернул куцый хвост полукольцом и начал быстро вылизывать разлитое пиво.
Василий открыл рот.
«Так ты ещё и алкаш! — подумал он. — Грязный, наглый алкаш!»
Напившись, кот прыгнул на кровать и, путаясь лапами в смятой простыне, добрался до подушки. Тут он широко зевнул, оголяя острые клыки, улёгся и моментально заснул.
Василий трясущимися пальцами с наколкой «Вася» провёл по клочковатой шерсти.
— Ладно, живи! Какая-никакая, а душевная тварь в доме. Величать тебя буду Тимохой. Но смотри у меня, гадёныш, ещё раз пиво прольёшь — убью! — пригрозил Василий и потряс перед носом кота кулаком.
Тимоха лениво открыл глаза, понюхал руку, чихнул и лёг на спину, раскинув лапы.
Василий махнул рукой, взял взъерошенную метлу и вышел из барака.
Вот уже пару недель как стояла солнечная погода, но это не мешало оголтелому ветру гонять по двору непоседливую пёструю листву. Василий силился собрать листья в кучу, но вихри играючи подхватывали их, кружили и вновь сбрасывали на землю.
— Да и чёрт с вами! — выругался дворник и зашёл в гастроном.
Там он выгреб из кармана смятый трояк и горсть мелочи. Долго смотрел на витрину и соображал, как правильно распорядиться оставшимися до получки деньгами. Наконец решение было принято.
— Пару «Жигулёвского» и литру водки, — сказал Василий продавщице.
Достал скомканную авоську и вспомнил про кота.
— Ну ты ж тварь, тебя ведь кормить надо! Не было печали, купила баба порося! — чертыхнулся он и смачно плюнул на пол.
— Гражданин! — возмутилась продавщица. – Мы, между прочим, боремся за вымпел культурного учреждения. Ведите себя прилично!
— Ладно, ладно, — проворчал Василий, размазывая кирзовым ботинком плевок. — Ты это… Одну поллитровку забери и дай мне…
Его взгляд упёрся в пучеглазого морского окуня. Окунь, густо обвалянный в муке и зажаренный до золотистой, а местами и подгоревшей корочки, выглядел довольно привлекательно.
— И вот рыбки мне дай на остальные, чтобы без сдачи.
Кот ждал хозяина, усевшись на столе.
— Ну что, Тимоха, выпьем по чуть-чуть да закусим? — улыбнулся Василий.
Тимоха довольно заурчал.
Василий отодвинул грязную посуду на край, поставил на стол бутылки и развернул рыбу. Отломив кусочек, он подвинул его коту. Тимоха с жадностью набросился на окуня.
— И пивка попей, — захохотал Василий и плеснул жигулёвского в блюдце. А я водочки выпью.
Он наполнил рюмку до края. Тимоха поднял голову и принюхался. Глаза его округлились, а облезлый хвост угрожающе заколотил по столу.
— Э! Ты чего? — закричал Василий.
Тимоха, не сводя с Василия глаз, осторожно обошёл блюдце и ударил лапой по рюмке. От удара рюмка опрокинулась, покатилась и свалилась со стола. Тимоха спрыгнул за ней, вцепился когтями в штанину Василия и вонзил зубы в ногу.
— Ах ты!.. — взвыл хозяин. — В моём же доме мне пить не даёшь?!
Он отодрал от ноги орущего кота и вышвырнул его в открытую форточку.
— Гады! — заорал при этом Василий непонятно кому. — Ну сейчас вы у меня получите!
Василий схватил бутылку водки, с жадностью отхлебнул из горлышка и выскочил на улицу.
Очнулся он в милиции. Скула ныла от боли. Василий огляделся, в камере он был один. Небольшое окно с выбитым стеклом стягивали толстые прутья решётки. Редкие мошки и мотыльки, залетевшие на огонёк, кружили у матового светильника под высоким серым потолком. Густо-зелёные стены хотя и пахли свежей краской, но уже были изрядно процарапаны крылатыми изречениями арестантов.
«Жрать хочу! — подумал Василий. — Из-за этой твари целый день не ел. Надо же, гадёныш какой! Ладно, утро вечера мудренее».
Он лёг на нары, свернул ватник, сунул его под голову и заснул.
Разбудило Василия громкое мярганье. Он поднял голову и увидел торчащую в решётке рыжую морду Тимохи.
— Ты что, паскуда, решил меня и здесь достать? — возмутился он.
Морда исчезла, но через минуту появилась снова.
Тимоха держал в зубах увесистый кусок жареного окуня.
— Ни хрена себе! — пробормотал Василий. Он подошёл к окну и подставил ладони.
— Давай бросай, я ловлю!
Тимоха разжал пасть, и кусок рыбы упал точно в руки.
— Ну, брат, ты даёшь! — удивился Василий. — Век не забуду! Беги домой, я, наверное, только завтра приду.
Тимоха зевнул и громко мяукнул, но Василию показалось, что кот широко улыбнулся.
После этого случая водку Василий больше не пил. Нет, он, конечно, пытался, но Тимоха начинал рычать и злиться. А злить лучшего друга Василию не хотелось.
Жизнь изменилась к лучшему. Василий окончил школу рабочей молодёжи, вернулся на кирпичный завод и снова пошёл учиться. Знания, полученные в индустриальном техникуме, помогли дослужиться до бригадира, а потом и до мастера. По пятницам Василий надевал праздничный костюм, повязывал галстук, и они с Тимохой шли пить пиво. Брали в рюмочной одну пузатую кружку на двоих и сушёную рыбку. Садились на скамейку и думали. Каждый о своём.
Тимоха пережил своего хозяина. После его смерти он обосновался на кладбище возле могилы Василия. Сердобольные одинцовцы ещё много лет подкармливали его. Говорят, что после того, как Тимоха пропал, за могилой нашли целую кучу еды, которую кот оставлял своему хозяину в надежде, что тот вернётся и они перекусят вместе.
30.08.2022