Трамвай маршрута №1 в те годы делал остановку на улице Пастера напротив Украинского театра им. Октябрьской революции. Краем глаза успеваю прочесть большую яркую афишу «Коли цвіте акація». Запоминается незнакомая фамилия – Карагяур. Какие-то гастролеры, - подумалось, - повезло театру.
В русскоязычной Одессе у этого театра всегда была проблема со зрителями, ибо одесситы воспринимали театр с его репертуаром из украинской классики как дополнение к обязательной школьной программе по украинской литературе. И водили туда школьников целыми классами, а то и всей школой. А в Русском театре с этим проблемы никогда не было. Может быть, сейчас все иначе, но я в театр давно не хожу….. А тогда репертуар Русского театра и его артистов мы – молодежь – знали наизусть. У каждого были свои «любимчики»: одни ходили на Бугову и Михайлова, другие – на молодых, подающих надежды Нинель Корф, Розу Балашову, Ярмолинца, Гончара, Шелюгина. А уж если, развернув программку, вы узнавали, что сегодня занят в спектакле Борис Зайденберг или Маринников, то считали себя счастливыми так, как будто попали в театр музкомедии на самого Михаила Водяного.
Вот трамвай сворачивает на Торговую, потом на Щепкина к моей родной 36-й школе, а я всё думаю про акацию. И когда она цветёт? Известно же: когда отцветёт сирень, отцветёт каштан, и вот тогда Одессу накрывает божественный, сладкий как варенье, запах акации. Но иногда случается и чудо – в теплом сентябре на черных облетевших ветвях дерева вдруг увидишь слабенькие белые соцветия с еле уловимым запахом. Ты смотришь, не можешь оторвать глаз и радуешься этому чуду. А трамвай тем временем идёт к следующей остановке: университет.
Давно нет маршрута №1. Он был единственным, который железной нитью как бы связывал все 4 одесских театра и 2 выдающихся музея. Долгое время на отдельных участках маршрута ещё сохранялись кусочки рельсов. А сейчас только на старых фотографиях и открытках можно увидеть трамвай на фоне Оперного театра. И молодые одесситы удивляются, не веря, что здесь ходил трамвай. Именно близость этого громыхающего чуда техники к памятникам архитектуры, в первую очередь к визитной карточке города – Оперному театру, и послужила причиной того, что его убрали с улиц города.
Я спрыгиваю с трамвая и вижу, что в одном направлении со мной двигается моя знакомая – кассир из Центральной театральной кассы. Это – Ада, распространитель билетов по предприятиям и вузам. Весёлый, полезный и очень хитренький человек. Она идёт прыгающей походкой, в глазах её – радость.
«Что, удачный день? Покладистый зритель попался?» - спрашиваю я.
«Вы что, с луны свалились? В Украинском - ЧП, а Вы не в курсе. Сейчас увидите», отвечает она, и мы входим в вестибюль университета.
К ней навстречу бросается группка – человек пятнадцать – двадцать, среди которых моя подруга рыженькая Доля. Она кричит мне: «Возьму билет и на тебя». Ребята тянут дежурный столик из-под лестницы, охранник предлагает Аде свой табурет. Развернув уже знакомую мне афишу театра с фамилией Карагяур, Ада садится и вытягивает заветную папку с билетами. Из афиши мне становится понятно, что Евгений Карагяур – режиссер-постановщик и исполнитель главной роли.
У Ады всем известный метод работы. Если хочешь взять пару приличных билетов не дальше 5-го ряда на гастролеров или в Русский на премьеру, то ты должен взять "в нагрузку" 2-3 билета в Украинский. Никто не спорит, все согласны. Эти билеты станут потом хорошим подарком соседским ребятишкам.
Доля отдает мне мой билет – мы должны завтра встретиться у театра. Она с нашими однокурсниками идут уже во второй раз. Они – в восторге и уже напевают замечательную песенку из спектакля:
Ти приходь, коли сутінки сині
І вечерня зоря вже горить….
И вот мы в театре. Не всем нашим хватило мест в первой ложе, четыре человека должны были отправиться на галёрку. Но нет – все набились в ложу, глаза горят…. А я спокойна. Никогда не влюблялась в артистов. «Ничего, ничего, - говорит Доля. – Посмотрим, какая температура у тебя будет к концу спектакля».
Появляется Он – главный герой и ведущий – в круге света на авансцене, напевая и вальсируя, то сидит на краю оркестровой ямы, то качается на качелях ..
Он комментирует все происходящее с участниками этой молодежной музыкальной комедии. Да, он – красив, пластичен, у него великолепный наряд – белая шелковая блуза с широкими рукавами и воротником апаш, зеленые бархатные штаны … И его замечательная песня сопровождает весь спектакль… Но, он – не в моем вкусе.
Только опустился занавес, как мои девчата ринулись к служебному входу, куда выходит Карагяур, чтобы дать автографы. Они толпятся и шумят в предвкушении, а я собираюсь домой. Подружки удивлены, а я, на ходу, бросаю небрежно: «Подумаешь….. Через неделю я не автограф, а интервью у него возьму». Даже моя рыжая Доля возмущена и подговаривает девчонок заключить со мной пари. «Пари – так пари», - говорю я, и наши руки разбивают. Я так и ушла, не дождавшись героя и ругая себя последними словами: «Как ты теперь вылезешь из такого положения? Кто тебя дергал за язык?!».
Пару дней хожу сама не своя. Но тут неожиданно встречаю старую знакомую – заведующую библиотекой водного института – Раису Максимовну, которая выспрашивает у меня - по какому случаю печаль. «Ну и ну, заварила ты кашу, - говорит она. – Впрочем, выход есть. В Украинском главный администратор – мой старый друг. Явимся к нему с легендой, что тебе как будущему журналисту в виде курсовой работы нужно взять интервью. Дальше – решай сама свои проблемы. Только, оденься соответственно.»
Оделась соответственно – новый серый костюм с букетиком фиалок на лацкане. В первом же антракте мы с ней в сопровождении администратора прошли за кулисы, где он вызвал Карагяура. Тот, милый и приветливый, но сильно спешащий, выслушав мою легенду, сразу согласился, сказав: «Вы недалеко живете? Давайте Ваш адрес, я завтра свободен, в 2 часа – подходит?». Я кивнула, и он убежал.
На следующий день я критически осмотрела свою комнату и, в общем-то, осталась довольна. Комната большая, чистая. На стене – старинная картина, под ней – старинный черный диван. Между окнами белый мраморный столик. В углу – старый письменный стол с резным балкончиком по периметру. Вот только,как мне пришло в голову согласиться на свидание в такой коммуне?! Семь семей с постоянно снующими по коридору представителями – то в кухню, то в туалет.. Но, как получилось, так получилось. К 2 часам сижу, как на углях, жду звонка. И он не заставил себя ждать.
Я предложила гостю сесть за письменный стол, а сама устроилась на стуле напротив. В одной руке у меня блокнот, в другой – авторучка. Как водится, сначала – о том, о сем. Спрашивал он – про мою учебу, институт, интересы. Потом, по моему виду он понял, что пора переходить к делу. Я только открыла рот, чтобы задать первый вопрос, как он начал рассказывать о себе, не давая мне вставить ни слова. Я что-то черкала в блокноте, не думая, что потом мне придется в этом сумбуре разбираться. Мне было интересно его слушать, и я не хотела отвлекаться. А он, вероятно, думал, что у меня феноменальная память, как у настоящей журналистки. Через полчаса он решил заканчивать, или засомневался во мне, он встал, подошел к картине, осмотрел ее и так интересно комментировал все, что там узрел, что я сникла.. Я поняла, что, по сравнению с ним, я - полный неуч, как ученик перед учителем. Когда я провожала его, он, увидев перечень фамилий на звонках входной двери, сказал: «Похоже, у вас тут истинная одесская колония». А выходя, добавил: «Знаете что, вот Вам моя визитка. Захотите посмотреть спектакль – приходите, Вас пустят и дадут место. Если интервью напечатают – обязательно передайте мне экземпляр. Хорошо?». И, легко перепрыгнув 7 ступенек, исчез.
Визитка Карагяура послужила моим алиби перед девчонками, подтверждая, что пари я выиграла.
Почти неделю я ходила по городу, ненавидя себя и высматривая издалека знакомую фигуру, боясь его встретить. Потом позвонила Доля и сказала, что через два дня прощальная гастроль. Театр уезжает, а ребята сбрасываются на цветочную корзину. Я тоже сбросилась и решила, что пойду и признаюсь ему в своем обмане.
После спектакля девчонки, как всегда, толпились у служебного входа, а я стояла рядом в своем новом сером костюме и волновалась. Как только он вышел, девчонки плотно окружили его, и он, не поднимая головы, стоял, раздавая автографы. Я подошла и тихо позвала: «Евгений Николаевич».. Он поднял голову, обрадовался и, взяв меня за плечо, отвел чуть в сторону. И, как и во время «интервью», не давая мне открыть рта, сказал: «Где же Вы пропали? А я ждал. Мне только вчера принесли три экземпляра вашей местной газеты. И знаете, мне понравилось, у Вас интересный стиль, чувствуется почти мужская рука. Кратко, сурово, без всякого мармелада. Из Вас получится хороший журналист».
«Евгений Николаевич, я пришла покаяться. Не получилось у меня так, как я хотела»
«Да бросьте. Я же говорю – мне понравилось. Завтра мы выезжаем на гастроли в Севастополь. Я Вам дал свою визитку, там – мой киевский номер. Если будете – звоните, или заходите в театр. Я буду рад»
Девчонки снова разъединили нас. Больше мы не встречались.
В библиотеке им. Горького, в «Чорноморской комуне» я нашла небольшую заметку об окончании гастролей известного киевского театра и очень кратко о самом Карагяуре. По сути – пересказ театральной афиши. Без подписи.
Я так и не узнала, понял ли он, что я обманула его?
Больше я никогда в жизни ни у кого не брала интервью.