12. Не думал, что у Кэт такая тяжёлая рука

Геннадий Киселев
На премьеру «Ромео и Джульетты» Катя не пришла. После спектакля, выпив с ребятами рюмку опостылевшей «Зубровки», я поспешил домой. Прямо с порога Катерина огорошила меня вопросом, которого, честно говоря, я давно ждал.
— Не хотела беспокоить великого артиста, пока он входил в образ. Сегодня, надеюсь, он вернулся домой в своём обличии?
— А без подковырок нельзя?
— Можно. Расскажи мне, Кира, с кем Стас коньячок принимал? Тот самый, который нам папа подарил. А ты его втихую для своей пассии отволок. Сделал вид, что за ней Стас волочится.
— Не было никакой пассии, Кэт. Это Анна приезжала.
— Какая Анна?.. Постой, наша Анна? Та самая?
— Та самая.
— Ничего не понимаю. Тебя что на старух потянуло.
Я поморщился.
— Ах, извините. Задела чувствительные стороны тонкой творческой натуры...
— Успокойся, Кэт. Присядь. Присядь, я сказал. Вот так. А теперь выслушай меня…
И я рассказал её всё. Всё!
— Ай, да благодетельница… — только и смогла выговорить моя жена.
— Можешь указать мне на дверь, — устало сказал я.
— Зачем же, — усмехнулась Кэт.
Я изумлённо посмотрел на неё. Сейчас по этой комнатке должен был пронестись ураган, сметающий всё на своём пути. А вместо этого она вскочила со стула, подошла к шкафу, и… вытащила из стопки белья бутылку коньяка.
 У меня глаза на лоб полезли.
— Откуда, Кэт?!
— Не от верблюда же. Написала маме. Посылка уже неделю, как пришла. Тебе же ни до чего и ни до кого дела не было последнее время. И до меня в том числе. Но сейчас это неважно. Что касается твоей интрижки… впрочем, какая это интрижка. Просто попал под случайную раздачу, Кира. На твоём месте, как пишет наша пресса, мог оказаться любой советский человек.
Как ни странно, меня это задело.
— Проехали. Откупоривай коньяк, закуска давно ждёт. — Она откинула ткань, укрывавшую стол.
Что тут скажешь. Кэт превзошла самою себя. Я-то думал, что меня встретят дома скалкой, а тут шикарный банкет. Что с ней произошло?
Несколько обалдевший от приёма, которого по - любому быть не должно, я осторожно присел на краешек стула, в любую секунду ожидая подвоха. Но Кэт сегодня явно подменили. Она буквально сияла.
— Сядь поудобнее, Кира, наливай себе… вот так. Мне чуть – чуть. Моё выступление ещё впереди. Я должна быть в форме. С премьерой тебя, муженёк. — Она выпила.
Я последовал её примеру.
— А теперь… — она взяла с края стола конверт, на который я не обратил никакого внимания.
Неужели это Анна просветила Катю своим письмом.
— Чего ты испугался? —  насмешливо спросила жена. — Это не анонимка о твоих похождениях. Ты об этом подумал, я угадала?
— Угадала, — угрюмо подтвердил я.
Кэт разлила коньяк по рюмкам.
— Читай скорее!
На конверте стоял незнакомый адрес с неизвестными именем и фамилией. Что за чертовщина?
 Достал листок, развернул, зашевелил губами…
Это был вызов. Мне и Кэт. Приглашение вступить в труппу театра с выплатой проездных и подъёмных. С советом – не тянуть время, так как работы выше крыши. И нашего приезда ждут не дождутся. Чем скорее, тем лучше.
Я взял со стола рюмку и машинально опрокинул её. «Вот тебе бабушка и Юрьев день».
— Не слышу аплодисментов, Кира. — Она наполнила мою рюмку и горделиво произнесла: — Вот тебе решение проблемы выплаты подъёмных этому театру. Тем более, что добрую половину из них мы, слава богу, отработали. Отработали!
«Я пока один отработал, — ни к селу ни к городу пробормотал я».
— Чего ты лепечешь? Онемел от радости? Или не ожидал, что твоей жене удастся разрешить проблему, которую ты считал неразрешимой.
 — Подожди, Катя. Нельзя же рубить по живому. Театр рассчитывает на нас. Уже висит распределение ролей на новый спектакль.
— Знаю. Мне заведующая труппой позвонила. Буду играть пятое колесо в телеге. Да ещё чуть ли не в третьем составе.
— Этому есть объяснение. Новогодняя сказка играется на стационаре и на выезде. Поэтому у всех есть дублёры.
— Ну да. Вы, ведущие артисты будете играть на город, а нас пошлют к чёрту на кулички. В какую-нибудь деревушку, где вместо сцены придётся выступать в коровнике.
— Но это нормальная практика. Вспомни, как мы, дождавшись доярок после вечерней дойки, играли в кузове грузовика. И как нас восторженно принимали. Девчонок поили парным молоком, а ребят первостатейным первачом.
— Не хочу я ни твоего молока, ни поганого первача. Я хочу уехать. С тобой или без тебя.
— Даже так?
— Даже так.
— Только учти, городок, откуда пришло приглашение, наверняка не имеет даже кукольного театра. И за ширму там спрятаться не удастся. А здесь он имеется. И у тебя есть все шансы…
— Ты что, говорил об этом с Владимиром Ивановичем?
Я помедлил и… кивнул.
— Для твоего же блага. У кукольников в репертуаре немало ролей, с которыми ты легко справишься. Я уверен.
— Ага…— она встала со стула, подошла ко мне, улыбнулась.
Я поднял голову.
— За ширму, значит…
Никогда не думал, что у моей любимой такая тяжёлая рука.
***
Она уехала одна. Я вернул театру её подъёмные.