Доктор был большой, белый; на халате табличка Арсений Витальевич.
- На что жалуетесь?
Я задумался, жаловаться на соседку, устроившую на площадке склад велосипедов, не хотелось. Стал объяснять, что болел модной болезнью, дышал трудно, лечился, вылечился, а вот до справки дело не дошло.
- Мне бы справку...
Арсений Витальевич углубился в себя, щелкнул пальцами, встал.
- Давайте я Вас послушаю.
- Слушайте, раз для дела, сколько угодно слушайте, я согласный.
Он приставил свою холодную трубку к моей груди, прислушался, прислонил к спине, затих.
- Да, завидую я вам, дышите хорошо, ровно, сердце стучит приятно, ни сердечных мук, ни томления, ничего. Даже справку давать не за что. Но я выпишу вам справку, мне даже хочется выписать, никогда не хотелось, а сейчас...
Доктор сел и стал писать справку. Долго писал, раза два что-то зачеркнул и вывел другое. В скользнувшем взгляде я приметил какую-то скромную стыдливость. Написав справку, он секунду колебался, свернул бумагу пополам, передал мне.
- Не читайте, спрячьте сейчас, дома прочтете.
Наши взгляды встретились, он тут же отвел глаза и тихо сказал:
- Вы очень хорошо сохранились, редко такое... Вам бы можно, как бы это сказать.
Он замешкался, посмотрел в окно, продолжил:
- Вам можно всё! Понимаете, всё! Я бы на вашем месте курил хорошие сигары, пил коньяк с товарищами, волочился за барышнями. Всё можно. Перед вами такая жизнь! Такая, такая...
В глазах его застыл блеск от захвативших его мыслей. Арсений Витальевич вздохнул, сделал руками большую фигуру в воздухе и застыл. Я посидел пару минут, встал.
- Спасибо огромное.
Доктор не двигался, руки его вздрагивали, из форточки раздался звонок трамвая. Положив бумагу в карман, я медленно вышел из кабинета. На улице было темно, в кабинете Арсения Витальевича горел свет. В открытую форточку летел свежий ветер.