1.
Песок просеивался сквозь пальцы, отсчитывая часы, дни, недели, годы, уготованные мне в замке Злобного Карлика... Отряхнув ладони, я подняла голову и особым образом крикнула: мой крошка не заставил себя ждать. Мягко коснувшись полусгнивших водорослей подушечками задних лап, когтезуб принял человеческий облик, нашарил что-то в кармане своей безразмерной накидки...
- Ну ничего себе... Коловрат! Ты что... В город летал? Это же опасно!
Чудесная подвеска на миг задержалась у меня перед глазами, успев вызвать и шквал мыслей, и бурю эмоций.
- Нет. Я сам ее сделал. Танцуй!
Васильковые глаза нахала живенько блеснули, и, прежде чем я успела возмутиться, он добавил:
- Я полночи в мастерской провел, Эн.
Скинув тяжелые солдатские сапоги, я встала на цыпочки и несколько раз обернулась вокруг своей оси. Для разминки. Меня вдруг взбудоражила мысль о том, что Коловрат мой. Мой личный, ручной дракон!
- Что тебе станцевать?
- Утро.
Я закрыла глаза, представив себя росинкой. Начав медленно, я двигалась все быстрее и быстрее, пока не рухнула на землю вместе с подброшенной горстью песка - это должно было означать, что капелька росы испарилась на солнце. Отдышавшись, я перевернулась на живот:
- Ну как?
- Haiba[ Очаровательно]… Протяни руку.
Он опустился на песок возле меня и защелкнул на моем запястье тонкой работы металлический браслет с подвеской в виде крылатого ящера.
Коктезуб парил над озером, наслаждаясь полетом, собственной мощью и возможностью побыть одному. Недолгий период младенческой невинности закончился внезапно осознанием своего статуса: внешне почти неотличимый от обычного человеческого детёныша, он за три года превратился в подростка и в первый раз трансформировался, тут же ощутив на шее удавку. Ошейник больше не снимался. Он был настолько шокирован тогда, что на пару секунд перестал соображать. Видимо, Ара, дядя Ирэн, счел это признаком покорности, потому что дальше прозвучала фраза: «Садись верхом, Эн, Коловрат тебя сейчас покатает»... Вырвать поводок из рук Ара не удалось, но двенадцатилетняя Ирэн тут же пролепетала, что не хочет кататься. Ара все же продержал его на цепи в подвале всю ночь, расставив все точки над i. Размышления о своем рабском положении упорно преследовали его, разрастаясь, как опухоль, с каждым годом, и с первой линькой его окончательно накрыло. Несмотря на то, что Ирэн больше даже не заикалась о покатушках, она быстро согласилась с тем, что Коловрат - всего лишь когтезуб, домашний питомец, о котором надо заботиться и которого нужно воспитывать. К семи годам в человеческом облике он выглядел на тридцать-тридцать пять, и с той поры не менялся. А Ирэн так и продолжала называть его своим крошкой, доводя его подчас до бешенства. Правда, об истинных чувствах «своего крошки» она даже не догадывалась, поскольку когтезуб быстро поднаторел в искусстве надевать маску. Нет, он не боялся гнева своих хозяев, тем более, что таковыми их не считал. Он просто пока не решил, что ему делать дальше. В тот день Ирэн встретилась с ним утром на прогулке и пригласила отпраздновать ее шестнадцатый день рождения.
Мысли об Ирэн дробились, ветвились, путались и все равно оказывались в тупике родственных связей: она племянница, единственная дочь съехавшего с катушек братца, который покончил с собой в ее шестнадцатилетие. Мать Ирэн умерла во время родов.
Мужчина подошёл к окну башни, где располагался его кабинет и по совместительству спальня: помпезность специально предназначенной для сна комнаты действовала на него угнетающе.
Во внутреннем дворе замка на лужайке с песчаными проплешинами предавались невинным утехам его девятнадцатилетняя племянница и ее когтезуб - по человеческим меркам на вид ему было лет тридцать или чуть больше, хотя на самом деле эта тварь едва-едва вышла из щенячьего возраста. Вдвоем с Ирэн они сначала ловили, а потом выпускали стилух - крошечных безмозглых созданий, напоминающих ушастых куриц. Ирэн веселилась от души, когда стилухи удивлённо крякали, снова и снова оказываясь зажатыми в ее ладонях.
То, что она нужна ему, как воздух, он понял не сразу. Как-то она вывела его из себя своим упрямством и дикими воплями, а ведь он всего-то хотел насладиться запахом ее волос после вынужденной двухлетней разлуки. Эла, ее отец, никогда не был против союза младшего брата и своей единственной дочери. Тем более, что именно в этот день братец Эл решил выйти из окна, разбившись насмерть, и Ара просто искал утешения, а эта малолетняя дура начала орать, как будто он ее уже изнасиловал. На визги Ирэн в залу, снеся стену, вломился когтезуб в своем естественном обличье; его голубые глаза пылали ненавистью. Тогда Ара, отшвырнув девчонку, сорвал с пояса пульт от ошейника и сгенерировал едва ли не максимальный разряд: потеряв контроль над собственным телом, Коловрат трансформировался, упал на колени, а потом навзничь. Опустившись на корточки возле его лица, Ара дождался, пока тот очнется, и медленно произнес:
- А теперь слушай, дракон. Я взял тебе в свой дом только ради Ирэн. Чтоб ты был ее зверушкой, ее куклой, ее мальчиком для битья. И точно не для того, чтобы ты стоял между нами.
Ара взял в зубы сигарету, прикурил. Взгляд его неотступно следил за беспечными до безрассудства действиями племянницы: она наскакивала на когтезуба сзади с намерением повалить того на землю и напялить ему на голову венок из уже умерших цветов. Разумеется, безуспешно.
Пепел слетал вниз, на лужайку. Ревность исчезла давно, вместо нее в душе поселился страх - будь у дракона воля, он бы сожрал их обоих. В конце концов, забавы Ирэн осточертели ящеру, и тот, обратившись в прыжке, взмыл в небо.
В тот злополучный день, плавно перешедший в ночь, Ара старательно пытался сломать когтезуба. Особенно после того, как выяснилось, что ярость дракона не являлась благородным порывом спасти девушку. Зверь просто решил воспользоваться моментом, чтобы вернуть себе свободу. А эта тупая курица Ирэн до сих пор считает Коловрата своим рыцарем без страха и упрека...
Ара резко свистнул - девушка обернулась, порыв ветра тут же растрепал ее темно-каштановые локоны, однако Ирэн без тени раздражения убрала волосы с лица и терпеливо ждала, когда опекун определится, зачем она ему сейчас понадобилась. Спохватившись, Ара требовательным жестом велел ей подняться.
Аккуратно прикрыв за собой дверь, Ирэн остановилась в нескольких шагах от человека, который внушал ей чувство, ужасно похожее на отвращение.
- Ты что-то хотел?
Ара сдерживался. Честно пытался врать самому себе, что справится, если вдруг она откажет.
- Садись. Мне нужно с тобой поговорить.
Я внутренне поежилась. Ничего хорошего этот разговор не предвещал.
- Через два года ты станешь совершеннолетней, мое опекунство над тобой закончится. В этот же день ты официально унаследуешь то, что завещал тебе отец.
Я немного приободрилась - пока все новости были хорошими.
- А завещал он тебе долги и несколько раз заложенное имение. Долги я погасил несколько месяцев назад, дом и землю тоже выкупил. А теперь слушай меня внимательно.
Напыщенная дама в тяжелой золоченой раме напротив высокомерно взирала на меня. Я всегда чувствовала себя тоскливо и одиноко рядом с этой картиной.
- Через три дня я уеду. Если ты принимаешь мое предложение, я отправляюсь на дело, которое обеспечит нам безбедное существование на несколько лет. Если нет - я выставляю имение на продажу. Тебе придется искать новое жилье и, видимо, работу.
- Какое предложение?
- Руки и сердца, Ирэн. В день своего совершеннолетия ты либо станешь моей женой, либо уберешься отсюда на все четыре стороны. Без средств к существованию. У тебя три дня на раздумья.
Я обожаю дождь. Я скидываю тяжёлые сапоги и босиком гуляю вдоль пляжа. Запрокидываю голову и высовываю язык, если хочется. Могу быть собой.
В такие моменты будущее не нависает надо мной, я могу просто быть.
Подпрыгнув, я встала напротив Коловрата - он всегда сопровождал меня во время моих прогулок под дождем. Струйки воды стекали с его волос и бровей, а на кончике носа повисла и уже еле держалась тяжёлая капля. Я смотрела на нее, смотрела и вдруг слизнула. А потом ещё одну со щеки. И с виска.
- Эн...
Шепотом.
А в уголках губ дожидались своей очереди четвертая и пятая... Я потянулась им навстречу - будь что будет!
- Эн!
Грубо.
Волшебная лёгкость вмиг разбилась, словно выскользнувшая из кривых рук хрустальная туфелька.
Мокрые рукава неприятно липли к рукам, с неба вместе с дождем полилась свинцовая тяжесть.
- Эн, посмотри на меня... Нет, посмотри. Что произошло?
- Это случилось, Йока… Он заставляет меня выйти за него замуж! Он с самого детства меня домогается, я... я больше не могу, Йока...
Ее стала бить дрожь, поэтому им пришлось укрыться в старой беседке, что находилась в дальней, запущенной части сада. Ветхое строение практически исчезло в зарослях одичавших трав и кустарников, превратившись в излюбленное место Ирэн, когда ей хотелось спрятаться от посторонних глаз.
Накинув ей на плечи свой плащ, когтезуб сел на скамью справа от нее. Жалость к этой девушке уже безраздельно хозяйничала в его душе, на пару с беспокойством о собственной судьбе.
- Я сегодня весь день рылась в папиных бумагах. Это все правда, то, что он кругом был должен... Много карточных долгов, он играл, подумать только... Скоро папа начал брать деньги у своего младшего брата, у Ара они всегда были... - она машинально сорвала листок и растерла его, запахло летним вечером. И прекратился дождь. - У меня разные мысли в голову лезут, ужасные мысли... Неужели папа меня попросту продал? Он брал деньги у Ара, прекрасно зная, что не сможет их ему вернуть!
- Освободи меня, и я убью твоего дядю. Не нужно будет выходить за него замуж.
Это простое решение созрело в его голове практически сразу, и он не понимал, почему для нее такой очевидный выход совершенно неприемлем. Наблюдая за ее тускнеющим взглядом и фигурой, застывшей в немой скорби, он медленно спросил:
- Так чего тебе от меня надо?
- Коловрат... став свободным, ты улетишь?
В ее глазах надежда переплелась со страхом, она не заметила, как схватила его за руку своими холодными ладошками, но за миг до ответа что-то опрокинулось в его душе, выпустив разом всех притаившихся там демонов.
Он вспомнил. Себя, лишенного права на обычную человеческую жизнь. Длань Азазеля, замкнувшего вокруг его горла еще более страшный ошейник, чем тот, что на нем сейчас. Свое имя - Мехиаэль, и навязанную против воли демоническую сущность. Он был и остается языческим божеством, Хорсом, чудовищным Белым Волком. Он вспомнил, как забрезжил свет избавления от власти Азазеля, когда в созданный им мир нечаянно провалилась молодая женщина, как он мыслимыми и немыслимыми путями, таясь от самого себя и от всего местного пантеона, вытаскивал ее из ада, чтобы она, в свою очередь, вытащила его. И она вытащила, прихватив по пути еще несколько пленников...
Саша... Надеюсь, ты прожила счастливую жизнь...
Он познал весь ужас смерти, ее пронизывающее до костей одиночество. Он умер, оставленный теми, ради кого боролся, без права предъявить им это.
Мехиаэль с глухим стоном уронил голову на грудь: то, что он обрел себя, означает, что и Азазель теперь в курсе, где его искать.
За всеми этими рассуждениями он совсем забыл о сидящей перед ним девушке, а она, между тем, продолжала сжимать его кисть, хотя ей было страшно - он ощущал это кожей.
Высвободив руку, он поднялся и по полусгнившим деревянным ступеням сошел в сад. Благодать летней ночи струилась на него с разбросанных по черному небу чужих звезд. Обесточив простым усилием воли сложный электромагнитный механизм замка, демон позволил ошейнику бесполезным хламом свалиться в траву - если бы все путы можно было снять так просто...
- Коловрат...
Он обернулся. Тихо ахнув, Ирэн осела на ступеньки.
- Ты свободен... ты будешь помнить обо мне?
Она смирилась с тем фактом, что не нужна ему и никогда не была нужна. И снова он подумал, что она не отстранилась от него, пусть и испугавшись произошедшей с ним перемены.
- Эн, - он шагнул ей навстречу; огромные карие глаза следили за ним, не мигая, - мы еще увидимся, я тебе обещаю.
Сев на корточки, чтобы быть с ней на уровне, он мягко коснулся ее щеки тыльной стороной ладони. И он ничем не выдал с готовностью разверзшуюся в его душе голодную пасть похоти, а она все равно вздрогнула, словно он обжег ее.
Дядя был взбешен, узнав о побеге Коловрата. Он все повторял и повторял, точно в бреду: «Как он это сделал? как он это сделал?» А меня мучил другой вопрос: как я была так слепа? С чего я взяла, что когтезуб безотчетно предан мне? Развенчивать понятия, казавшиеся незыблемыми, неприятно и больно, но, наверное, по-другому не взрослеют. Разве я чем-то заслужила его преданность? Или чье-нибудь уважение - да, хотя бы, дядино? Мое образование рафинировано, я ничего не умею... Легче всего обвинить во всем этом кого-то другого - того же дядю, но что это изменит?
На душе гулял сквозняк, я ощущала его физически и мерзла: думала, заболеваю. Не находя себе места, я отправилась в мастерскую Йока. Увы, раньше мне она была совершенно не интересна...
Мастерская на самом деле была подвалом, который Коловрат оборудовал под себя. Отворив с трудом тяжеленную дверь, я нашарила рубильник и включила свет. Ноги стали ватными, я плюхнулась прямо на сундук, который по счастливой случайности оказался рядом: вдоль стен, до самого потолка, выстроились стеллажи с книгами, объемными чертежами, ящиками с инструментами, контейнерами с образцами пород, заготовками, и снова книгами, рукописями, альбомами... За десять лет жизни он изучил и освоил столько, сколько я не освою за всю свою жизнь. А чем я занималась все это время, не считая редких уроков с частными репетиторами? Горько и мучительно стыдно, ведь я всерьез рассчитывала, что моего общества ему будет достаточно, что он предпочтет свободу мне! О, как жестока подчас реальность...
Я сползла с сундука на пол и ревела в голос; утешало только то, что правда открылась мне не в сорок, а в девятнадцать. Заодно оплакала предательство папы и попрощалась с сытым довольством - решение созрело, сегодня вечером я озвучу его Ара.
По пути в кабинет Ара, где он меня уже ждал, я зашла в папину спальню и достала из его бюро конверт на имя Дамаса Хадзиса. С этим человеком - судя по имени, не из аристократов - папа переписывался до самого конца. Насколько я поняла, Дамасу принадлежал свечной завод совсем рядом с Мдживавату, небольшим и довольно грязным городком с узкими улочками и не очень приятной публикой. Наше имение находилось гораздо севернее, между Ущельем Кифо и городом Мактаба, признанной культурной столицей Ардхиявату. После разговора с дядей я напишу Дамасу и попрошу у него совета и рекомендаций. Из его писем к папе я немного узнала про характер Хадзиса: прямой, уравновешенный, трудолюбивый. Очень надеюсь, что он подскажет мне, как быть дальше.
- Ты хорошо подумала?
Мне не хотелось встречаться с ним взглядом, не хотелось выслушивать мерзости. Дыра в сердце - след от ухода Коловрата - и так вытягивала из меня силы.
- Ты никому не нужна здесь, кроме меня. Ты ничему не обучена, зато привыкла к роскоши и безделью. Как ты собираешься жить?
Он начинал выходить из себя и давить сильнее; хорошо, что я сидела, потому что колени подкашивались, да еще глаза щипало от слез.
- Почему ты не можешь быть просто моим дядей?
- Что? Хватит мямлить, я не понимаю, что ты говоришь... Да посмотри ты на меня, наконец!
Мне казалось, что я сейчас умру. Неужели он не видит, как мне плохо?
- Я не хочу... не хочу жить с тобой!
Я вскрикнула - так грубо он схватил меня за плечо, рывком подняв с кресла.
- Ирэн... В замке сейчас только мы с тобой: когтезуб удрал, а слуг я отпустил до завтра. Будешь сопротивляться, я тебя ударю.
Да плевать. Я пнула его по голени, но вырваться не смогла; он швырнул меня обратно в кресло, и почти сразу же лицо обожгла пощечина - на мгновение я даже ослепла и, по-моему, перестала дышать; и опять пощечина... А потом он внезапно обмяк.
- Эн, - спихнув с меня отключившегося дядю, Йока подал мне руку. - Ты в порядке?
- Ты вернулся... ты вернулся...
- Эк тебя колотит. Пойдем-ка прогуляемся.
На улице я пришла в себя, лицо горело и ломило ужасно. Но по-настоящему страшно мне стало тогда, когда я осознала, что дома у меня больше нет. Правда, есть мастерская Коловрата - я могла бы переночевать там...
- Йока, ты останешься со мной до утра? Пожалуйста...
- Что ты намерена делать дальше?
- Утром я отправлюсь в Мдживавату, на свечной завод к Дамасу Хадзису, больше мне не к кому и некуда податься.
- Хорошо. Что-то нужно тебе из замка?
Я кивнула; жаль, не получится приложить к скулам лед - видок утром будет ужасный:
- Да, мой кошелек - там осталось немного денег - и дорожный плащ.
Я поморщилась от боли; а еще страх, одиночество и неопределенность впереди - мне нельзя сейчас сломаться. Я пообещала себе поплакать сегодня перед сном.
Коловрат отворил дверь в мастерскую и пропустил меня, я зажгла свет - уже знала, где.
- Располагайся. Я принесу тебе вещи.
Ара, очухавшись, кое-как сел, опершись на кресло и слегка наклонив голову вперед; кровь из носа собралась в лужицу, медленно превращаясь в безобразное бурое пятно на ковре. Выходит, он вернулся. Чертов ящер.
Достал из кармана сигареты и спички, закурил. Признаться, он сам от себя не ожидал, что у него так сорвет башню. Теперь Ирэн его на пушечный выстрел не подпустит. После второй неудачной попытки встать на ноги Ара вознамерился было излить душу в отборных ругательствах, но слова застряли в глотке, вызвав едкий, удушливый кашель: когтезуб в человеческом обличье сидел напротив. По выражению его лица трудно было понять, о чем он сейчас думает и что чувствует. Третья торопливая попытка Ара подняться, естественно, тоже с треском провалилась.
Едва справившись с дыханием, он прохрипел:
- Чего тебе?
Тот проигнорировал вопрос.
Ара раздражено потянулся к пачке, пробормотав что-то нечленораздельное. И понял, что не в состоянии прикурить от спички, потому что, во-первых, трясутся руки, а, во-вторых, потому что ему панически страшно потерять из вида когтезуба хотя бы на долю секунды. Оставив в зубах незажженную сигарету, он через силу улыбнулся:
- Ты ведь не убьешь меня. Хотел бы убить - убил сразу.
Пауза неприлично затянулась: Ара ждал хоть какого-нибудь подтверждения своих слов, но не дождался. В конце концов, не выдержав, Ара прикрыл глаза рукой, подбородок предательски задрожал. И в этот момент в уши полился тихий, вкрадчивый голос зверя:
- Хотел бы убить сразу - ты уже был бы мертв. Но я решил делать это постепенно: медленно и со вкусом.
Аккуратно опустив на сундук сак и накидку, Мехиаэль догадался, что девушка не спит. Слезы опустошили ее, а ноющая боль грозила и вовсе лишить сна.
- Знаешь, Йока, у меня не выходит из головы фраза дяди, что я никому, кроме него, не нужна.
Ирэн лежала на жесткой кушетке, уткнувшись в стену. Он сел рядом.
- Но это не так. Я нужна себе.
Он осторожно убрал с ее лица слипшиеся пряди. Одного касания было достаточно, чтобы снять боль и погрузить племянницу Ара в глубокий сон.
- И мне тоже, Эн.
Я проснулась от толчка - сердце колотится, мозг отказывается воспринимать реальность. Пришлось долго и мучительно вспоминать события минувшего дня. Коловрата не было, но на столике под оконцем я нашла свежую булку и флягу. И - о, чудо - ничего не болело.
Я обулась, накинула плащ, кстати прикрыв мятую со сна одежду, убрала еду в дорожный мешок и вышла.
Дилижанс до станции останавливался недалеко от главных ворот усадьбы, на станции я пересела на автобус до Мдживавату.
До посадки в автобус я действовала машинально, как будто по инструкции. А когда заняла свое место, точно сдулась, и все мое самообладание улетело в небо невзрачным воздушным шариком. Слезы текли по щекам, и время от времени я украдкой их вытирала. Мне повезло - я сидела у окна.
Я спрашивала себя: чего мне ждать от чужих людей, если близкие ведут себя со мной так?
Считала мелькавшие за окном домики и очень скучала по Коловрату.
На станции я перекусила горячими пирожками, которые там же и купила. Выяснилось, что до свечного завода пешком не дойти, поскольку он находился в нескольких километрах к востоку от города. Рабочих из Мдживавату он забирал в семь утра, а привозил обратно к восьми вечера. Мне указали контору, занимающуюся вопросами найма, и я отправилась туда. Время близилось к четырем часам пополудни, я очень устала.
Увы! Я опоздала: дверь конторы оказалась запертой. Я не представляла, что делать дальше. Но меня радовало то, что деньги закончились, и я в любом случае не смогу вернуться обратно.
Сев на скамейку, я расслабилась и закрыла глаза. Отдохну, а потом решу, как быть дальше.
- Эй... с вами все в порядке?
Я что, заснула? Прямо на улице?..
- Вы в порядке? Как вас зовут?
- Ирэн... все хорошо, спасибо.
Очень хотелось есть.
Мужчина, потерявший было ко мне интерес, снова приблизился:
- А что вы делаете одна, на улице? Сколько вам лет?
Теперь я испугалась. Незнакомец сам был не сильно старше меня, высокий, с серьезным взглядом. Я испугалась, что он позовет полицейского, поэтому выпалила:
- Я жду господина Хадзиса, он приедет с минуты на минуту!
Молодой человек обескураженно протянул руку со словами:
- В таком случае, вы дождались. Моя фамилия Хадзис.
Я схватилась за его руку:
- Вы Дамас Хадзис? Я думала, вы намного старше...
- Нет, Дамас Хадзис - мой отец. Мое имя Христиан. Так кто из нас двоих вам нужен?
- Ваш отец - единственный, с кем переписывался папа. До самой смерти. Мне нужен его совет.
Я видела, как недоумение на лице Христиана сменяется недоверием; достала из сумки паспорт и протянула ему. Вернув мне документ, Хадзис-младший предложил мне проследовать за ним в контору.
Указав мне на кресло, Христиан присел на край стола напротив.
- Вы Эла Ара Ирэн, несовершеннолетняя племянница лорда Ара. Как вы оказались в парке провинциального городишки, совсем одна?
- Дело в том, что я... поссорилась с дядей. Я не вернусь домой.
Он молча ждал пояснений, но я не собиралась ему ничего объяснять. Вздохнув, мужчина скрестил руки на груди:
- Настолько сильно поссорились?
- Да. Поэтому мне нужна работа. На вашем заводе.
Он склонил голову набок, слегка подавшись вперед:
- Что, простите?..
Я повторила.
Он понял, что не ослышался, и что я не шучу. А я не ожидала, что меня так уколет жалость, промелькнувшая в его глазах: закрыв лицо ладонями, я расплакалась. Ужасный, тяжелый день.
- Вы голодны?
- Да, очень... - смахнув слезы, я попробовала улыбнуться.
- Я отвезу вас в «Месопотамию» - это единственное приличное место в городе, где можно поесть и переночевать.
- Но у меня нет денег...
- Не беспокойтесь об этом.
Захлопнув за мной дверцу автомобиля, Христиан занял место водителя. Дорогой мы не разговаривали - мой спутник был сосредоточен и задумчив, а я слишком подавлена.
Метрдотель проводил нас к столику; мягкий уютный свет в сочетании с богатой тканью штор создавали особую атмосферу будничной роскоши. Я почувствовала себя в безопасности, как будто я дома, и Коловрат где-то поблизости...
- Христиан, спасибо вам. Мне очень повезло, что вы возвратились за документами и заметили меня. - Воспоминания о когтезубе причиняли нестерпимую боль, я отбивалась от них, как могла. - Пока не знаю, как, но я обязательно отблагодарю вас.
Он отложил приборы и молча наблюдал, как я давлюсь десертом. Голова раскалывалась, тело ломило, и все же я не была готова распрощаться с ним и остаться одна.
- Ирэн, вы отважная девушка. Однако вы должны понимать, что ни одно предприятие в округе не примет вас на работу - никому не нужны проблемы с Ара. Он один из могущественнейших и богатейших людей в мире. Кроме того, он очень мстителен - об этом знают все.
Мне стало все равно, что посетители ресторана косились на мое мятое и пыльное платье, сапоги, растрепанные волосы; зажав рот ладонью, я сдержала слезы, и они комком завязли в горле. Мысль покончить с собой, если ничего другого у меня не остается, возникла внезапно и вытеснила панику.
- Я не вернусь домой.
- Позвольте мне позвонить Ара от вашего имени. В качестве вашего поверенного.
- Вы не боитесь моего дядю?
Христиан улыбнулся - впервые за время нашего знакомства.
- Это моя работа. Я адвокат.
- Вы же действуете не из одного сострадания? Я надеюсь...
Мы остановились у моего номера. Он сказал, что после звонка моему дяде он сразу позвонит мне, в гостиницу, и скажет, что делать дальше. А потом он попрощался и ушел.
Я включила горячую воду, скинула с себя пропахшую потом и пылью одежду, с головой погрузилась в воду на несколько секунд. Мне понадобится все мое мужество, чтобы выдержать последнюю встречу с Ара.
Телефонный звонок на следующий день после исчезновения Ирэн и Коловрата застал хозяина замка в дорожном костюме для автомобильной езды. Схватив трубку, Ара проигнорировал вежливое приветствие, и на просьбу подтвердить свою личность сухо спросил:
- Где она?
На другом конце провода мужской голос бесстрастно продиктовал адрес нотариальной конторы в Мдживавату и время - двенадцать часов.
Толкнув дверь с табличкой «Христиан Хадзис, адвокат», Ара бесцеремонно вошел внутрь и рухнул в ближайшее кресло. Приступ головокружения заставил его опереться локтями в колени, чтобы ощутить устойчивость.
- Возьмите.
Отодрав голову от сжатых в кулаки ладоней, гость взял протянутый ему стакан с водой:
- Спасибо.
Ара приходил в себя. Неторопливо потягивая воду, он внимательно наблюдал за представителем касты мванашериа[ Юристы], как они сами себя называли. Этот был еще молод, не старше двадцати семи. Сдержанный, амбициозный. Одет хорошо, но без лоска - не продажный. Оглядывая кабинет, Ара старательно искал следы присутствия женщины - жены, любовницы, возлюбленной, но тщетно - аскетизм обстановки нарушала лишь нелепая, безвкусная статуэтка похотливого купидона. Либо это подарок старой шлюхи с оригинальным чувством юмора, либо... Сделав последний глоток, он мысленно пожал плечами: на вкус и цвет, как говорится...
- Моя племянница наняла вас? - поставив стакан на пол, Ара по-хозяйски развалился в кресле. - Мне просто интересно, как она оплатит ваши услуги.
- О, не беспокойтесь. Счет будет выставлен ее опекуну - он и оплатит.
- Вы уверены?
Христиан растянул губы в улыбке:
- Абсолютно. Как и в том, что он обеспечит максимально комфортные условия для жизни своей несовершеннолетней племянницы. С тем, чтобы она не вспоминала о том, что провела детство в компании дракона.
Ара стиснул зубы: держать когтезуба было запрещено под страхом смертной казни много лет назад, ему той весной минул двадцать один год, а почти двухлетняя Ирэн произнесла свое первое слово, и это было его имя... Ирэн не стала бы рисковать Коловратом, значит, законник порылся в переписке Эла и Дамаса.
Тяжело вздохнув, Ара поднялся на ноги:
- Земля, как известно, круглая, господин адвокат. Переулки темные.
- Тронут вашей заботой, милорд. Леди Ирэн примет вас сегодня в пять вечера в гостинице «Месопотамия».
Раздавив окурок в пепельнице, Ара шагнул в гостиничный номер, где его ждала Ирэн. Девушка, бледнее обычного, сидела на стуле, адвокатишка стоял за ее спиной. Ара поморщился:
- Выпроводи отсюда этого клоуна.
Поверенный, склонившись, что-то произнес ей на ухо - та замотала головой, выдавила из себя улыбку, и законник удалился.
- Здравствуй, Ирэн.
Она вскочила с места и вцепилась в спинку стула, используя его как щит. Ара снова ощутил сильную слабость - ухватившись одной рукой за стену, он надавил двумя пальцами другой руки на переносицу и устоял. Что-то неладное с ним творилось, надо бы наведаться к врачу...
Она смотрела на него, испуганная, в нежно-белой тунике, босая. Такая юная, невинная, восхитительно пахнущая. Он остановил себя в двух шагах от нее, усмехнувшись и качая головой:
- Я забыл, что у меня нет права прикасаться к тебе. Я напугал тебя в замке, да? Я сам не ожидал... Ты простишь меня?
Она отвернулась, в ее огромных карих глазах стояли слезы. Ара осторожно приблизился, мягко привлек ее к себе - племянница вздрогнула, но не сопротивлялась. Касаясь губами ее волос, он горячо зашептал:
- У тебя будет все, Эн... все, что захочешь, и даже больше...
Ара слегка потянул вверх ее подбородок: из сомкнутых век текли слезы, а сквозь полуоткрытый рот девушки он вдруг заметил молочного цвета горошину, зажатую у нее в зубах.
Четкий подзатыльник - и вот Ирэн уже на полу на четвереньках, ядовитая ягода выпала, и Ара успел раздавить ее носком ботинка, прежде чем рухнуть на стул, за спинку которого девушка держалась, как за спасательный круг, несколько минут назад.
- Эн, mtoto[ Ласковое обращение], послушай… Я куплю тебе здесь квартиру, автомобиль, найму шофера, горничную, кого угодно, только, пожалуйста… не делай больше так.
- И ты… больше не станешь принуждать меня?
Он закурил.
- Нет.
- Это правда, Зэка?
Он медленно кивнул, с удовольствие наблюдая, как розовеют ее щеки.
- Зэка - это Злобный Карлик, по-видимому? Злобный - допустим, но почему карлик? Я одного роста с твоим когтезубом.
- Ты низок в другом смысле.
- Брось, Ирэн, - он стряхнул пепел прямо на паркет, - то, что я несколько раз потрогал тебя там, не делает меня низким.
Она вспыхнула, залившись краской, глаза засверкали от гнева. Она что-то сказала, но он в этот момент пытался совладать с болью в области желудка, и не услышал ее. Ему нужно в больницу, срочно.
- Мне пора, Эн. Детали я обговорю с твоим поверенным. Завтра, перед отъездом, зайду попрощаться.
Я едва успела поделиться с Христианом хорошими новостями, как ему нужно было убегать по другим делам. Мне было стыдно, что я не восприняла всерьез его помощь - возможно, потому что не поверила.
Заперев дверь, я прошла в спальню к самому окну. Летний ливень превратился в затяжной дождь, стемнело рано. Суета на улице, освещаемая фонарями и, временами, светом автомобильных фар, не раздражала, наоборот - хотелось быть там, среди этих людей, спешить вместе с ними к кому-то, для кого ты важен, чтобы услышать «привет! я соскучился…»
Я выдохнула на стекло, нарисовала полукруг и горящую свечку на нем: у Коловрата сегодня день рождения. А я даже поздравить его не могу. Упершись лбом в стекло, я закрыла глаза. Потекли слезы. Я слишком много плачу в последнее время, это на меня не похоже.
Я рано легла спать, поэтому, когда раздался телефонный звонок, мне показалось, что уже за полночь.
- Алло?
- Эн… разбудил?
- О боже… Коловрат? - Я подпрыгнула в постели, сердце заколотилось. - Коловрат! Это правда ты?
- Я в вестибюле гостиницы. Спустишься?
- Да-да, я мигом!
Натянув платье, я одной рукой придерживала сапоги, а другой приглаживала волосы.
Он стоял в той части лестничного марша, откуда отлично просматривался весь вестибюль трехэтажной гостиницы. Замечала ли я когда-нибудь, как он хорош собой? Я вспомнила свои дурацкие детские игры, и новая волна стыда окатила меня до корней волос. В эту секунду он перехватил мой взгляд, жестом приглашая спуститься.
- С днем рождения, Йока, - я отчаянно трусила; стоило мне посмотреть в его небесно-голубые глаза, как я забывала, что собиралась сказать и куда при разговоре обычно девают руки, а сказать нужно было так много!..
- Как ты?
В мыслях я обняла его и рассказала, что заснула голодная на лавке, что готова была устроиться разнорабочей на свечной завод, что теперь у меня есть поверенный, что раздавила бы в зубах смертельную ягоду глаза кальмара, если бы Ара меня начал целовать… Но это в мыслях. На словах же я ответила стандартной вежливой фразой «хорошо, спасибо». Мне было совестно грузить его своими проблемами. Или нет. Не совестно - мне было страшно. Мне было страшно обнаружить, что на самом деле его моя жизнь мало волнует.
- Я слышал, у тебя появился друг.
- Христиан? Он не друг… в смысле, я для него не друг, а работодатель… но он, кажется, хороший…
Коловрат отвлекся на кого-то у стойки ресепшн, а я подумала, что лишаюсь и этих крох его внимания, что выпали мне сегодня.
- А как ты? Чем ты сейчас занимаешься?
- Эн… дождись меня в своем номере. Я скоро.
На обратном пути я вспомнила, что опять не поблагодарила его за спасение, и это расстроило меня еще сильнее.
Мне снился кошмар. Мне снилось, что Коловрата больше нет, а его место занял демон из древних времен. Я видела его – черную фигуру в капюшоне, глубоко надвинутом на лицо. Он внушал первобытный ужас: Ара по сравнению с ним выглядел милым нежным мальчиком. Я не могла скрыться от его горящих холодом глаз, они преследовали меня повсюду…
- Эн.
Фосфоресцирующие глаза из морока смотрели прямо на меня.
Я каким-то неведомым образом забилась в дальний угол кровати.
- Эн, это я.
Он опустил подбородок на сцепленные в замок пальцы и перевел взгляд в окно.
Я понимала, что передо мной Коловрат. Наверное.
- Помнишь, в шестнадцать лет ты впервые увидела меня таким, как сейчас? Я перед этим пропал на пару недель, и ты меня не узнала. Испугалась. Помнишь?
Я кивнула.
- Что я тогда сделал, помнишь?
- Конечно.
- Дай мне руку.
Я подползла к краю кровати и протянула ему руку.
Развернув кисть ладонью вверх, он поцеловал ее, а потом прижал к своей щеке:
- Я соскучился, Эн.
Я бросилась ему на шею, зареванная, счастливая; слова полились сами, вперемешку со всхлипываниями и смехом - он не перебивал, только ерошил мои волосы и слушал.
Замолчав, склонила голову ему на плечо, обвив его руками и ногами, а он все носил меня туда-сюда по комнате, как в тот день, когда похоронили папу…
- Йока, не оставляй меня. Без тебя небо всегда серое. Даже когда светит солнце.
Он аккуратно спустил меня на паркет.
Теперь я взяла его руку и приложила раскрытой ладонью к щеке:
- Поцелуй меня.
Улыбнулся. Без каких-либо усилий посадил меня на комод, чтобы я не стояла босиком на холодном полу.
- Эн… видишь ли, боюсь, что поцелуем я не ограничусь.
- И не надо.
Он рассмеялся:
- А ты бедовая… Не в этот раз, msichana[ Девочка].
- А когда?
Меня несло.
Я спрыгнула, побежала за ним к двери. Коловрат на прощанье дотронулся губами до моего виска и шепнул:
- Завтра. Если не передумаешь.
Утром позвонил Христиан, сообщил, что примерно через два часа придет человек, который отвезет меня в мою квартиру, и продиктовал новый адрес.
Зэка сдержал слово.
Собравшись, я спустилась на ресепшн и протянула конверт с адресом управляющему - тот подошел к стойке, заметив меня.
- Передайте, пожалуйста, тому, кто будет меня спрашивать.
- Да, миледи.
Дядя купил квартиру в небольшом четырехэтажном каменном доме на пересечении двух главных улиц города. Моя квартира занимала весь четвертый этаж и состояла из прихожей, огромной гостиной с выходом на балкон, кухни с прилегающей к ней комнатой для прислуги, кабинета, смежных спальни и будуара с глубокой чугунной ванной.
Я ходила по этой квартире, как неприкаянная душа. Два года пролетят быстро, а что дальше? Приступ благородства Ара долго не продлится, я все так же уязвима. Можно, конечно, попробовать выйти замуж, но, во-первых, Зэка распугал всех женихов, а, во-вторых, мне самой эта идея не очень нравится. Если бы Коловрат родился не когтезубом, а обычным человеком... Тогда бы мой сумасшедший дядюшка услал его к черту на кулички, и он бы навсегда исчез из моей жизни.
Откинув тяжелые шторы, я распахнула обе створки балконной двери, чтобы впустить в залу больше света и воздуха. Тут щелкнул замок и в прихожей раздались чьи-то шаги:
- Миледи? Меня зовут Зоя, я ваша экономка.
Я дошла до прихожей.
Скинув башмаки, смуглая крепкая девушки тряхнула головой, убрав на место пышную челку и протянула мне руку.
- Зоя, миледи.
- Ирэн. Зови меня просто Ирэн.
- Как скажите, миледи.
Она широко улыбнулась, давая мне понять, что лучше знает, как ко мне обращаться.
- Мы сегодня кого-то ждем? - Обойдя по-хозяйски всю квартиру, Зоя остановилась напротив меня и приготовилась внимательно слушать.
- Да, наверное. Должен зайти мой дядя, а вечером придет... мой друг.
Я почувствовала, как вся ощетинилась внутри, приняв, должно быть, вызывающую позу, однако Зоя и бровью не повела. Великолепной соболиной бровью, надо заметить.
Мы обговорили меню завтрака, обеда и ужина, график уборки каждой комнаты, мытья окон, свободного времени для нее и для меня, список ежедневных покупок, чего-то еще, прежде чем Зоя от меня отстала и ушла заниматься другими делами.
Я достала с верхней полки соломенную широкополую шляпу, нахлобучила ее на себя и отправилась лечь на деревянный шезлонг на балконе. Загорать я не любила, зато любила греться на солнышке, как кошка, поэтому легла, как была - в тунике с боковыми разрезами, надетой поверх длинного хлопкового платья с рукавами в три четверти. Только я устроилась, как раздался сначала телефонный звонок, а затем шлепанье босых ног экономки:
- Миледи, вас просят.
Я взяла трубку:
- Алло?
- Эн...
Приступ кашля.
- Дядя? Что случилось? Где ты?
- Я уже дома. Извини, что не зашел. Рано уехал.
- Ты болен?
- Да, но я не за этим звоню.
Опять приступ кашля.
- Ты много куришь, ты совсем не заботишься о себе!
- Ради бога, Ирэн, выключи мамочку!.. Ты Коловрата давно видела?
Я напряглась:
- Вчера... А что?
- Не подпускай его к себе, - он застонал, - слышишь меня?
- Почему?
- Он не тот, за кого себя выдает. Ты в его мастерскую заглядывала? Ни один когтезуб не обладает такими способностями!.. Я знаю уровень, которого достигают эти твари, поверь... Я нашел ошейник - он полностью исправен, и он просто физически не мог открыть его без электромагнитного ключа, но открыл!.. Послушай, Ирэн, - он остановился, чтобы перевести дух, - после той истории в замке... Он вернулся и пообещал, что убьет меня. Медленно и мучительно.
У меня задрожала челюсть.
- У меня лучевая болезнь, Эн. Я выписал трех врачей, но будет ли толк... я не знаю. Ты плачешь?
Я судорожно вздохнула, беря себя в руки:
- Я в порядке, Зэка.
- Я не представляю, кто или что он. Но он очень опасен. Держись от него подальше.
Ара повесил трубку.
В девять вечера Зоя ушла к себе. Я сидела на диванчике в темной гостиной, лицом к распахнутым настежь балконным дверям. Тонкая тюль колыхалась от любого дуновения ветерка, сквозь нее вместе с густыми сумерками в комнату проникала прохлада.
Наконец, на мгновение загородив собой весь мир снаружи, в залу ступил Йока, я поднялась ему навстречу.
Ответив мне на приветствие кивком, Коловрат неспеша прогулялся по комнате, задержавшись у стола с кипой медицинских журналов и справочников.
- Как дядя?
Он был раздражен.
- Наверное, тебе лучше знать, как он.
- Наверное.
Когда Коловрат взял телефонный справочник, я невольно дернулась - визитка Христиана, где он от руки написал свой домашний номер, - я заложила ею страничку с книжными магазинами...
- А говорила, не друг.
Телефонный справочник полетел прямехонько в стопку с книгами, и те с грохотом попадали на пол.
- Йока... ты не справедлив.
- Не справедлив. И не добр. И меня выворачивает, когда ты в обращении ко мне используешь собачью кличку.
Я опустила глаза, закусив губу. Но справилась.
- Скажи, как я могу к тебе обращаться.
Он приблизился, ступая неслышно, точно зверь.
- Господь мой и бог мой - так и обращайся.
- Чем я разозлила тебя, Коловрат? Что я сделала не так?
- Объясни мне, что за отношения у тебя с твоим дядей? То он тебе ненавистен, то ты чуть ли не в сиделки готова к нему идти! А вот эта история с ягодой глаза кальмара - может, ты лжешь себе и втайне желала, чтобы он тебя поцеловал?
- Я верила, что он увидит... и поймет, в каком я отчаянии... и не допустит...
- Вот оно. - Он круто развернулся, начав было отступать в тень. - Ты ему веришь. А он редкостная дрянь. Царствие ему небесное.
- Нет!.. Ты не можешь решать, кому жить, а кому умереть!.. Пожалуйста, Коловрат... Сжалься...
- Эн, вытри слезы и посмотри на меня... Вот так... В одном Ара оказался прав: я опасен, и от меня лучше держаться подальше... Нет?.. Нет?.. Иди сюда... Ты все еще хочешь, чтобы я тебя поцеловал?.. Еще как хочешь... Да не прячь ты глаза, дурочка, иди ко мне...
2.
Он боялся пошевелиться: Ирэн прильнула к нему, отдав ему не только себя и свою девственность, но и самое право считаться чистой и достойной. Малейшее пренебрежение с его стороны сейчас сломает ее - а это значит, что он будет вынужден идти на уступки, а вот Азазель, как раз, начнет действовать более решительно. То, что демон пустыни в Ардхиявату, Мехиаэль не сомневался: морок Ирэн был первой весточкой, этакое «ну, здравствуй, давно не виделись».
Ресницы девушки затрепетали, дыхание участилось; тревожные мысли о своем будущем, об осуждении вплоть до остракизма, если их связь всплывет наружу, тенью легли на ее чело. Она завозилась, уткнулась ему в плечо, мужественно отстаивая в мыслях свой выбор.
- Эн... - Мехиаэль провел по ее волосам, заправив за ухо непослушные прядки, - любой, кто попытается тебя обидеть, будет иметь дело со мной.
Она улыбнулась, прошептала «спасибо» и села, придерживая простыню на груди.
- Коловрат... пощади Ара. Пожалуйста.
Ирэн обернулась, ее глаза молили.
- Он подонок. И вполне заслужил то, что имеет.
- Он мой единственный родственник.
- Избави бог от таких родственничков.
- Он заботился обо мне после смерти папы. Да и о нем тоже, особенно последние несколько лет его жизни...
Она тяжело вздохнула, почти простонала; обхватив колени руками, уперлась в них лбом.
- Он не изменится, Ирэн.
Ее голос прозвучал глухо:
- Я знаю. Но ведь это не повод убивать его.
- Еще какой.
- Я не смогу жить с таким грузом на душе, Коловрат.
Теперь настала его очередь вздыхать:
- Эн, если этот извращенец причинит тебе боль снова, я убью его на месте. Так ему и передай.
Адвокат по моей просьбе назначил встречу в конторе в четыре часа, после окончания рабочего дня. В дверях кабинета я столкнулась с парнем примерно моего возраста, которого провожал Хадзис-младший - весь в коже и металле, из-под шляпы котелка торчат темные кудри, глаза подведены тушью. Ситуация оказалась неловкой, Христиану пришлось представить нас друг другу, хотя он этого и не планировал (увы, мне не терпелось, и я пришла раньше срока):
- Леди Ирэн, Рексенор. Рексенор - леди Ирэн.
Демонстративно глядя мимо меня, молодец щелкнул по котелку пальцами и удалился.
- Простите его. - Он беспомощно улыбнулся. - Обычно он вежлив.
- Это вы простите, Христиан. Я иногда забываю, что у вас, кроме меня, есть и другие клиенты.
- О... он не клиент. Проходите.
И зачем я ляпнула про клиентов?..
- Христиан, как вы считаете, у меня есть шанс поступить в медицинский колледж?
Присев на край стола, он посмотрел на меня с искренним уважением:
- Это отличная идея, Ирэн.
Я была очень рада. И его поддержке, и тому, что без свидетелей он звал меня просто по имени.
- На время учебы срок опеки автоматически продлевается. А после успешного окончания колледжа вы сможете претендовать на специальную королевскую стипендию для одаренных девушек - Ее Высочество Роксан ввела эту меру не так давно, и уже помогла десятке женщин обрести независимость.
Что тут можно ответить? Я захлопала в ладоши!
Христиан перечислил литературу, каковую мне необходимо было изучить в первую очередь для прохождения вступительного испытания, так что я, не теряя времени, отправилась в центральную городскую библиотеку.
Пять учебников мне нашли быстро, а за остальными тремя нужно было спуститься в архив. Мне выдали пропуск, карточки с кодами, и я зашагала по винтовой каменной лестнице в подземный этаж библиотеки.
Гулкое эхо, как в моем родовом замке... А подвал, заставленный рядами книжных стеллажей, живо напомнил мне мастерскую Коловрата...
“Он очень опасен. Держись от него подальше...” Для Ара любой мужчина старше шестнадцати, оказывающийся от меня ближе, чем на десять метров, был опасен. Проблема на самом деле в том, что Коловрат не человек, а дракон, хоть и крайне необычный.
Я решила, раз уж я в архиве, поискать информацию о когтезубах.
В Большой Энциклопедии информация давалась скудная и сухая: крупные ящеры, способные принимать человеческий облик, плохо обучаемые, своенравные...
Я взяла с полки монографию какого-то ученого-путешественника «Земля людей: Нелюди». Она полностью посвящалась когтезубам.
«Отдельные особи могли закрыть своей тенью небольшой город... В своем развитии эти драконы достигали уровня ребенка-подростка, хотя внешне выглядели взрослыми людьми... Возможность принимать человеческий облик исчезала к семи-восьми годам жизни...»
Я нашла в тупике продавленное кожаное кресло и забралась в него с ногами.
Коловрату исполнилось одиннадцать. Это значит, что я скоро его потеряю?.. Или что это значит?..
«Известны случаи, когда когтезубы совокуплялись с женщинами, заражая последних неизвестной инфекцией, симптомы которой схожи с симптомами лучевой болезни... Женщины умирали в мучительной агонии... Указом короля Уга IV место рождения когтезубов было уничтожено...»
У меня потемнело в глазах, в ушах стоял звон.
На негнущихся ногах я поставила монографию на место, карточку с кодами просто сунула в карман - не до учебников; я почувствовала, что задыхаюсь здесь, в подвале, и сойду с ума, если тотчас же не выйду на свежий воздух...
Я переоценила свои силы; выскочив из здания библиотеки, сползла вдоль балюстрады на каменную ступеньку, дыхание потихоньку восстанавливалось.
Я знала, что Коловрат ни за что не подверг бы меня такому риску, то есть он... не когтезуб. Кто же он?..
А вот к дяде у меня было больше, гораздо больше вопросов...
Я добрела до дома, плохо понимая, что происходило вокруг. На следующий день у меня начался жар. Зоя вызвала врача; тот пришел, послушал, постучал, сказал, что ничего ужасного не видит, и ушел.
На другое утро я тоже не встала. Зоя очень переживала, все пыталась запихнуть в меня куриный бульон или, на худой конец, компот. Я и не представляла себе, что и такое бывает, когда дыхание отнимает все силы.
- Миледи?..
Я с трудом разлепила глаза: Зоя присела на краешек кровати, взяла мою руку в свои.
- Вас хотят навестить.
- Кто?
Я попыталась приподняться на локтях - не сумела.
- Бедняжка вы моя... Мужчина. Красивый такой, голубоглазый. Говорит, ваш друг. Пустить?
- Да, пусти...
- Я у себя, если что.
- Спасибо, Зоя...
Глаза закрылись сами собой, но я слышала, как Коловрат вошел в спальню, переставил стул к изголовью, сел и так же, как недавно Зоя, сжал мою ладонь. А потом случилось чудо - благодатный поток, изливающийся на меня откуда-то из вселенной по воле Коловрата, возвращал меня к нормальной жизни.
Я не дала ему отнять руку; поцеловала и прижалась к ней щекой:
- Я люблю тебя. Кто бы ты ни был.
- Ты не знаешь меня, Эн.
Откинув одеяло, я опустилась на пол у его ног, чтобы заглянуть ему в глаза:
- Так помоги мне. Скажи мне, кто ты?
Он аккуратно, но без шанса отвернуться взял меня за волосы у основания шеи:
- Лучше покажу.
Я рефлекторно и безрезультатно дернулась, когда он начал превращаться в демона из моего кошмара; из горла вырвался хрип - он резко подтянул меня к себе, и я оказалась на коленях прямо напротив черного провала под капюшоном. Чужой голос в моей голове произнес:
- Ты мне веришь?
Пауза.
«Да», - мысленно.
- Хорошо. Чтобы пересечь черту, тебе нужно войти в особое состояние. Ты готова?
«Да».
Невидимое щупальце сдавило горло на несколько секунд, затем ослабло - я вздохнула, и снова удавка на шее; я запаниковала...
- Подчинись. Если веришь.
О боже...
Сердце стучало в ушах, но понемногу я научилась дышать в том ритме, который задавал он. Скоро интервалы между вздохами начали увеличиваться, я перестала различать предметы вокруг, звуки... Тут он приблизился к моему лицу настолько, что я ощутила кожей его дыхание; животный ужас шевельнулся было в душе, но слишком поздно: в момент вдоха он смял мои губы своими, раскрывая их в поцелуе...
Вдох... удушье... уста демона, увлекающие в небытие - и я вдруг осознала, что больше не хочу быть, если этого не хочет он.
Судороги от мощного оргазма сменились агонией; он отстранился. На его губах, все еще очень близких, мерцала улыбка...
Чернота.
И - я свободна; рефлекторно, со свистом, втягиваю воздух; мощный рывок отделяет меня от земли, и я понимаю, что нахожусь на спине зверя, чудовищно огромного белого волка.
Я чувствую, как сильно он возбужден; закладывая уши, он мчится все быстрее и быстрее, и я приникаю к нему всем телом, зарываясь лицом в шкуру, вдыхая его сладкий, пьянящий запах...
Приготовься.
Спружинив с утеса, он оттолкнулся всеми четырьмя лапами от края скалы, и мы полетели в бездну...
- Эн... Эн, все хорошо... - Он рассмеялся, и только тогда я перестала вопить; Белый Волк держал мое лицо в своих ладонях, а я мертвой хваткой вцепилась в его косоворотку.
Мы снова были в моей спальне, на полу возле кровати...
В комнату влетела Зоя. Спрятав лицо на груди mungu[ Бог], я оставила его одного оправдываться перед экономкой:
- Все в порядке. С кровати свалилась, перепугалась.
Он опять захохотал.
- Миледи?
Единственное, что я смогла, это помахать ей из-за спины гостя. Дверь захлопнулась.
Он протянул мне руку, помог подняться.
- Ты бог... верно?
- Да. Старый, как мир. Ревнивый, кровожадный, похотливый, жестокий. Не много для тебя одной?
- Одной?.. Я, правда, буду одна у тебя?
- Эн! - Он от души расхохотался. - Ты что-нибудь еще услышала из моих слов?..
- Я все услышала, bwana[ Господин]…
Он в этот момент накидывал щеколду на дверь:
- Мехиаэль. Мое имя.
Учащенно забилось сердце от его взгляда, когда он двинулся в мою сторону, стягивая на ходу рубаху. Учащенно, но не от страха.
В дверь постучали.
- Выйди к ней. - Mungu подал мне платье. - Она боится за тебя.
Отворив дверь, я увидела огромные заплаканные глаза Зои:
- Миледи... слава богу, вы целы...
Я обняла ее в ответ:
- Цела, Зоя... и здорова. И голодна.
Воодушевившись, моя экономка предложила выпроводить гостя и спокойно поесть.
- Зоя, я знаю его с девяти лет, мы выросли вместе. Я полностью ему доверяю.
Она недоверчиво покосилась на дверь спальни:
- Вы так кричали... Я уж подумала, что он не весть что с вами сделал...
- Прости, что напугала. Но, правда, все хорошо.
- Ну, ладно. Как скажете.
Я попросила ее накрыть на двоих в кабинете, и мы разошлись.
Мехиаэль пробыл со мной до самого вечера. Я рассказала ему про медколледж, про свои приключения в библиотеке. Про планы получить стипендию Великой Княгини Роксан. И, наконец, решилась задать вопрос о дяде:
- Ара говорил, что у него лучевая болезнь. Он ведь соврал мне, да?
Mungu поднял глаза от записей, которые делал; я съежилась.
- Избавь меня от разговоров о твоем дяде. Все, что хотел, я тебе уже сказал.
Поскольку я ничего не ответила, он вернулся к своему занятию.
Я почувствовала себя маленькой и ничтожной зарубкой на его жизненном пути.
Через десять-пятнадцать лет (в лучшем случае) его интерес ко мне пропадет вместе с моей юностью. А это значит, что у меня не так много времени, и тратить его на то, чтобы обижаться на его грубость, просто глупо.
- Больше не буду, прости. Не сердись, пожалуйста.
- Ага.
Бросил ручку и опустил локти на стол. И вдруг, взбешенный, разом смел все листки со стола; прямо в воздухе они воспламенились и осыпались на пол горсткой пепла.
Я вжалась в стену, ни жива, ни мертва.
Положив обе ладони на столешницу, он перенес на них вес тела и тряхнул головой, будто отказываясь воспринимать реальность такой, какая она есть. А потом, не глядя на меня, тихо произнес:
- Уйди.
Я бежала без остановки до самой спальни. Мне было больно и горько, и страшно; страшно, что потеряю его гораздо раньше...
Я прорыдала полночи. Поздно проснувшись, вспомнила вчерашний вечер, и тоска, как вьюн-паразит, опутала собой все стремления и мысли, выпивая из них, капля за каплей, жизненные соки.
И все же нужно было возвращаться к обычной жизни. Я забрала из библиотеки все необходимые учебники, но читать долго не получилось - дядя не выходил у меня из головы.
Я поняла, что совершенно не в курсе, чем занимается мой единственный родственник. В двадцать один год он исчез из дома, где-то мотался и спустя семь лет вдруг вернулся, с деньгами и детенышем когтезуба. Насколько я помню, он хвастался брату, моему папе, что обрел сильного покровителя, и теперь дела очень быстро пойдут в гору. За счет чего он сколотил такой капитал, я, увы, понятия не имею. Знаю только то, что известно всем - поставка сырья для какого-то лекарства в виде мази, очень дорогого.
Внутренний голос мне подсказывал - Ара каким-то образом продолжал ставить Мехиаэлю палки в колеса, но посвящать меня в детали mungu явно не собирался.
Телефонный звонок резко вывел меня из задумчивости - уже вечерело. И в квартире, похоже, я была одна.
Я подняла трубку:
- Алло?
- Здравствуй, Ирэн.
- Кто вы?
- Ты меня не знаешь.
Трубка стала скользкой.
- Что вам нужно?..
- Предупредить. Откажись от услуг адвоката Хадзиса. Иначе окажешься замешанной в террористическую деятельность его группы. Наказание за госизмену - смертная казнь.
Я сидела, уставившись в одну точку. Я не была уверена, что то, что происходит со мной, происходит на самом деле. Я запуталась. Не рано ли я начала самостоятельную жизнь?..
Громкая трель звонка заставила меня подскочить на месте; через несколько секунд замок, щелкнув, открылся, в прихожей раздались шаги. И направились к моей спальне.
Так только он делал - без стука толкал мою дверь и ждал, когда я его замечу. А потом входил.
- Дядя?..
У меня тряслись руки.
- Твою экономку... Что случилось?
- Зэка, я ничего не знала!..
- Не реви, я ни черта не понял...
- Я не знала...
Он обнял ее, рыдающую, наметанным глазом осматривая комнату: ничего подозрительного. Пришла из библиотеки (медколледж? серьезно?..), немного позанималась - учебник открыт на введении, потом долго сидела в своих мыслях, судя по количеству бумажных лягушек на столе, потом что-то ее отвлекло... Входная дверь была заперта, балкон в гостиной тоже.
- Эн, кто тебе звонил?.. Посмотри на меня... Вот так... Кто тебе звонил?
- Я не знаю... он сказал, что меня могут обвинить в госизмене... из-за Христиана...
Вот оно что.
- Эн... - он вытер большими пальцами слезы под ее глазами; глазами испуганного ребенка. - Никто тебя ни в чем не обвинит. Христиан не сказал тебе, что относится к hilo[ Оппозиция], ты здесь ни при чем... Я найму тебе другого юриста, хочешь?.. Не плачь.
Она кивала, доверчиво прижимаясь к нему.
Ара вдруг стал целовать ее слипшиеся ресницы, припухшие веки, дрожащие губы... В ней больше не было сил сопротивляться, он ее сломал.
Чиркнув спичкой, Ара прикурил и обернулся на племянницу: та лежала с совершенно отсутствующим выражением лица.
- Эн... я и не представлял, что так плохо тебя знаю. Впрочем, не мне тебя судить, сама понимаешь.
Он подошел к зеркалу, привел себя в порядок, зажав сигарету в зубах. Раздавил окурок в цветочном горшке, вернулся к Ирэн:
- Мне надо идти. А ты... прикройся, что ли.
Она пошевелилась лишь утром, когда ее молодое тело против ее воли наполнилось силами. Застонав, девушка свернулась клубочком в позе эмбриона, машинально поправляя задранный подол. Среди мелькавших в ее голове мыслей она ухватилась за эту: раз Ара добился своего, он отстанет от нее хотя бы ненадолго.
Телефонный звонок заставил ее встать с кровати. Она добрела до гостиной, подняла трубку:
- Алло.
- Ирэн?.. Это Христиан. С вами есть кто-нибудь?
- Нет. Я одна.
- Вам нельзя оставаться одной. Я сейчас приеду.
Отперев входную дверь, племянница Ара по стенке возвратилась в спальню и рухнула ничком на постель.
- Ирэн, вы в порядке? Слышите меня?.. Очнитесь, очнитесь...
Хадзис тормошил ее до тех пор, пока она не начала отбиваться. Поймав оба ее запястья, он слегка встряхнул ее и четко повторил:
- Ирэн, это я. Придите в себя.
- Христиан?..
- Да. Собирайтесь, нужно уходить. Ваша экономка, Зоя, была убита вчера.
Бросив ключи на трюмо, Ара прямо в обуви прошел в небольшую приемную своего двухкомнатного номера в «Месопотамии» и плюхнулся на диван.
Он ждал этого почти двадцать лет, берег ее... для кого, собственно? Его разочарование и возмущение были настолько велики, что он даже почувствовал себя использованным.
Запрокинув голову, Ара полежал так несколько минут, а потом вспомнил о бутылке отличного коньяка в баре... не судьба: прямо перед ним стоял неизвестно откуда взявшийся Коловрат:
- А ведь я предупреждал.
Ара скривил было губы в улыбке, но в следующее мгновение, багровый, упал на пол. Через десять секунд Мехиаэль констатировал остановку сердца.
А еще через пару секунд в гостиничном номере появился тот, кому живой Ара был гораздо нужнее.
Мехиаэль чуть склонил голову в сторону гостя:
- Азазель... Ты хороший кукловод. Семь из десяти.
Демон пустыни в пышном наряде Советника Его Величества осторожно шагнул к Белому Волку:
- Хорс, мальчик мой... Верни мне мою игрушку. Или обменяй... Время, малыш, время!..
Мехиаэль стал вполоборота, жестом приглашая Советника воспользоваться последним шансом запустить сердце Ара:
- Будешь должен.
После третьего глотка сладкого чая я, кажется, начала приходить в себя. Мой поверенный пытался навести порядок в небольшом деревянном домике, куда меня привез. Сквозь жиденький тюль и мутное стекло пробивались лучи солнца.
- Христиан... - я поставила чашку на потемневший от времени дубовый стол. - Я больше не хочу иметь ничего общего с Ара. Я ничего от него больше не приму. И ваши услуги, я тоже, к сожалению, больше не могу себе позволить.
Запихнув какие-то тряпки в высокий короб, он пожал плечами:
- Что ж... от дружеской помощи, надеюсь, вы не откажетесь?
Я грустно улыбнулась:
- Чем же я заслужила вашу дружбу?
- Мужеством, Ирэн. И отвагой.
Она покачала головой:
- Зою это не спасло. И со мной будет то же: Ара не простит, что ему достался... бэушный товар... Не смотрите на меня так, Христиан - вы знали, что за человек мой дядя...
Шаги на крыльце заставили их обоих резко обернуться в сторону двери: в комнату вошел мужчина лет тридцати пяти, не очень высокий, неприметно одетый. Отросшие черные волосы, небрежно зачесанные назад, и щетина на лице лишь подчеркивали незаурядность его внешности, оттеняя невероятной синевы глаза.
- Вы кто? - Христиан закрыл собой девушку.
- Свои.
В следующую секунду Хадзис без сознания рухнул на пол. Мехиаэль развернул стул так, чтобы оказаться напротив Ирэн, и сел.
Забившись на полу между сервантом и тяжелым комодом, она на грани потери рассудка повторяла и повторяла: «Прости меня... прости меня...»
- За что я должен простить тебя?
- За то, что предала тебя...
Усмехнувшись, Мехиаэль перенес вес тела на ноги, внимательно следя за своей интонацией:
- Ты не меня предала, а себя. Вот перед собой и ответ держи.
Она закрыла лицо ладонями, яростно замотала головой:
- Я ненавижу себя... ничего большего, кроме Ара, я и не стою...
- Эн... - он взглянул на нее, еще больше смягчив голос. - Не говори так. Мне больно это слышать.
Ирэн выползла из своего укрытия, уткнулась лбом в его колено. Хотела было что-то сказать, но вместо этого просто расплакалась.
Он склонился к ее виску:
- Я люблю тебя.
Девушка подняла на него глаза: свет, который практически был истреблен ее «единственным родственником», вновь наполнил ее. Улыбнувшись, Мехиаэль перевел взгляд на Хадзиса - тот очнулся.
Проводив mungu, я замерла в шаге от Христиана. Тот, скрестив на груди руки, наблюдал через окно за удаляющейся фигурой Мехиаэля.
- Кто он?
- Бог лунного света, великий Хорос. Белый Волк.
- Ирэн... - озабоченные нотки в его голосе дали мне понять, что мой поверенный мне не поверил. - Вас слишком легко обмануть. Так можно попасть в беду.
- Человек, что сообщил мне о вашей причастности к террористической группе, тоже соврал мне?
Христиан посуровел, задернул окно выцветшей шторой. Какое-то время молча смотрел на меня и, наконец, ответил:
- Не совсем. Я являюсь как раз сдерживающим фактором этой террористической группы. Возглавляет ее Рексенор - вы с ним пересекались.
Из рассказа Хадзиса я поняла следующее. Великая Княгиня Роксан - так сложилось - училась в обычной школе. В выпускном классе они с Христианом оказались за одной партой, подружились (он предложил ей помощь по аналитической истории, она ее приняла). В вуз они поступили вместе. Положение дел в стране юной принцессе стало понятно достаточно быстро: ее родители, король и королева, ничего, по сути, не решали, всем заправляла группа лиц, в чьих руках сосредоточились основные материальные блага страны. Не стремясь к власти - боже упаси, - Роксан добилась поддержки некоторых членов группы для проведения реформы в судебной системе: передача судейского мандата по наследству была отменена, процедура назначения судей обрела состязательный характер. «Верхушка», совершенно не разделяя восторга Великой Княгини и ее близкого круга, вынужденно пошла на этот шаг из-за голодных бунтов (тот год, как назло, выдался неурожайным). Несколько показательных процессов с наказанием вопиющего произвола, учинявшегося некоторыми заводчиками и чиновниками на местах, резко повысили авторитет королевской власти. Между тем, в «верхушке» наметился раскол, не суливший ничего хорошего самой Роксан: очень скоро ей, народной любимице, придется официально сделать выбор, поставив тем самым дело своей жизни и саму жизнь на кон.
Что же касается Рексенора, тот попросту влюбился в нее после случайной встречи около года назад, и с тех пор у Советника Его Величества начала набирать обороты машина травли, целью которой было моральное уничтожение Роксан и королевской семьи.
Хорош советник, нечего сказать. Самое ужасное для меня заключалось в том, что именно этот советник, лорд Эза, взял шефство над дядей много лет назад.
Дома Хадзиса ждала телеграмма:
Ара продал имение. Покупатель - лорд Иса. Справки навели. Рекс будет завтра в десять.
Ровно в десять утра в кабинете Христиана появился главарь. Сдвинув котелок на затылок, он помахал перед носом адвоката конвертом, затем кинул его на стол со словами:
- Все, что есть. Сын Ана, которого все считали умершим. - Наблюдая, как Хадзис разворачивает сложенную вдвое фотографию лорда, Рексенор многозначительно добавил:
- Красавчик.
Христиан медленно перевел взгляд от не очень качественного черно-белого фото на ухмыляющуюся рожу гостя - тот, спрыгнув с тумбы, повернулся к адвокату спиной и принялся со скучающим видом перемещаться от стеллажа к стеллажу. Вернув внимание снимку, Христиан вдруг узнал на нем того самого «великого Хороса, Белого Волка». Только уже в другом амплуа - волосы гладко зачесаны назад, руки в карманах брюк от дорогого модельера, белозубая улыбка не сулит ничего хорошего. Ирэн, Ирэн...
- Есть доказательства, что он тот, за кого себя выдает?
- Угу, - парень поставил на место гипсового купидона, - есть документ, подтверждающий его зачисление в интернат вдовы Переах в возрасте двух лет. Это держали в тайне - после странной гибели жены Ана решил, что сын тоже в опасности, и отослал его от себя. В шестнадцать Иса уехал учиться за границу, там и оставался. До недавнего времени.
Хадзис сложил бумаги обратно в конверт.
- Дай догадаюсь: Ана мертв?
- Мертвее не бывает. А сыночек вступил в права наследства. - Рексенор, устав ходить, удобно устроился в кресле. - Ара пустил слюну, когда Иса через своего юриста озвучил тому сумму за имение. А знаешь, кто его юрист?
- Кто?
Бандит растянул губы в улыбке и, подчеркнуто артикулируя, произнес по слогам:
- Бел-ле-ро-фонт.
Эффект был достигнут: Христиан побледнел и какое-от время, совершенно потерянный, пытался открыть сейф ключом от амбара, чем немало повеселил своего гостя. Осознав оплошность, сын Дамаса увидел и зашедшегося в беззвучном смехе малолетнего главаря. Схватив со стола корзину для бумаг, он запустил ею в Рекса:
- Да ты достал меня!
Нагнувшись за слетевшей шляпой, бандит неторопливо нахлобучил ее на голову и молча удалился.
Бешеная ярость, клокотавшая в груди Христиана, внезапно сменилась черной тоской. Он впервые по-настоящему задумался о своей жизни, об унижении и насмешках, с которыми ему придется столкнуться, рано или поздно. И то, как ведет себя с ним Рексенор, - это еще цветочки.
С Беллерофонтом, на тот момент первокурсником, он познакомился на четвертый год учебы в университете. Увидел сидящего на подоконнике худенького семнадцатилетнего парнишку: вьющиеся темно-русые волосы, мягкий овал лица, а глаза... как у загнанного зверя. Не смог пройти мимо. Приблизился, заметил, что здесь лучше не сидеть - место сбора старшекурсников-криминалистов, могут побить. «Мне все равно», - с кривой улыбкой ответил паренек. «А мне нет», - Христиан приобнял его за плечи и увел от греха подальше. Они подружились, через полгода переспали. После выпуска оба вошли в близкий круг Ее Высочества, и до недавнего времени Ферт оставался личным секретарем Великой Княгини, а теперь... Теперь он поверенный лорда Иса, и чем это обернется для них для всех, непонятно.
Почему Роксан не предупредила его? Не успела?
Зачем ему Ферт? Чья, вообще, это была идея?
Ара быстро шел по Тенистой Аллее - центральной части парка, в зелени которого утопала летняя резиденция Советника Его Величества. Каждое пятое число в полдень здесь собиралась правящая элита для обсуждения насущных проблем, и сегодня Ара намеревался потеснить повестку дня личным вопросом - буквально час назад он выяснил, что продал родовое имение Коловрату, имевшему наглость представиться лордом Иса. Он так сильно жаждал растоптать этого когтезуба или черт его знает, кем он там был, что рискнул поставить под удар собственную жизнь: в правой руке он сжимал фотографию с двенадцатилетней Ирэн и Коловратом в электромагнитном ошейнике.
Оторвав от грозди ягоду, Советник жестом предложил Мехиаэлю последовать его примеру.
- Урожай последние годы богатый, да... - Хорс промолчал в ответ, однако от Советника не ускользнула улыбка, что тот попытался скрыть за глотком игристого.
- А вообще, ты меня удивляешь. Твою девочку поимели, можно сказать, с ее добровольного согласия, а ты вот так просто взял и простил?
- Сам в шоке, - Белый Волк поменял пустой фужер на полный.
- Это тебе не свойственно, - не унимался Советник.
- Это не свойственно тебе, Азазель. - Хорс кинул быстрый взгляд в сторону Аллеи. - Пора возвращать долг, друг мой.
- Слушаю тебя.
Ара уже преодолел последнее препятствие на пути к парадной приемной - Советника охватил азарт.
- Замени образ Коловрата в памяти Ара с моего на этот, - Мехиаэль положил фотографию на стол перед Азазелем. - Безвозвратно.
Отыскав Мехиаэля, Ара двинулся к нему.
- Время, малыш, время.
Азазель с довольной усмешкой устремил на Ара взгляд: чернота из зрачков мгновенно разлилась по глазам, позволяя демону творить в подчиненной ему душе все, что угодно ее господину.
Ара резко остановился, забыв, с какой целью летел в приемную. Фото он незаметно переложил во внутренний карман, недоумевая, зачем вообще выудил его из архива.
Поставив бокал с недопитым вином на белоснежную скатерть, Мехиаэль кивнул:
- В расчете.
Ара поздоровался с Советником и указал взглядом на спину Белого Волка:
- Кто он?
- Лорд Иса, малыш. Лорд Иса.
Заглушив мотор, Христиан спрыгнул с подножки автомобиля и исчез за неприметной дверью, за которой находился закрытый клуб «Ngono Zembe[ Безопасный секс]», или NZ. Легкий полумрак заведения создавал приватную атмосферу, небольшой полукруг сцены приглашал желающих для творческого самовыражения, тени-официанты отвечали за легкий дурман гостей клуба. Сюда приходили мужчины и женщины, желающие сохранить инкогнито в своем стремлении освободиться от морали, управляющей ими снаружи.
С некоторых пор негласной звездой NZ стал Беллерофонт, исполнявший в клубе песни собственного сочинения. Талантливого юношу быстро признали и тепло приветствовали, кто-то добился допуска в клуб исключительно ради него. Необычные стихи, экспрессивная манера исполнения - сегодня вечером в NZ был аншлаг. Хадзис занял свой обычный столик - третий справа от сцены; как по волшебству, почти сразу перед ним появился приветственный напиток.
Только здесь Христиан чувствал себя по-настоящему в безопасности, только здесь мог позволить себе расслабиться и не скрываться.
В самый разгар веселья, в алкогольном тумане и жарком чаду от мощной энергетики певца, сквозь прыгающие возле сцены тела угоревших фанатов он вдруг обнаружил Иса - одетый, как на том черно-белом фото, но без пиджака, мужчина явно давно наблюдал за ним. Подавив приступ паники, Хадзис встал из-за стола, опрокинул в себя порцию горячительного и присоединился к танцующей толпе.
Я потянулась за свертком с новой порцией учебников, но Рекс в последний момент отвел руку, и я схватила пустоту.
- Рекс, пожалуйста. Отдай мне книги.
Еще два моих тюремщика, Кириан и Спиро, потешались надо мной за спиной главаря.
- Ответишь мне - отдам.
Я с выражением упрека на лице ждала вопроса. Честно, уже надоело.
- Кто тебя, горемычную, учил гречку варить?
Я обернулась на кухню: все пять чистых тарелок были заняты крупой, потому что по мере варки мне пришлось ее выкладывать из кастрюли, подливая воду. Не сдержавшись, я присоединилась к смеху этих троих: зато теперь я была уверена, что из-за меня больше никого не убьют, ведь экономки у меня больше не будет.
Смех оборвался с первым долетевшим до нас звуком автомобильного мотора: парни по сигналу Рекса заняли позиции у окон, меня он загнал под стол, а сам подошел к двери.
- Отбой.
Распахнув дверь, главарь впустил... Мехиаэля. Боже мой, как он преобразился, и как я запустила себя в этом охотничьем домике...
Я вылезла из-под стола: ладони грязные, платье грязное, волосы нечесаные. Сцепив пальцы в замок, чтобы лучше контролировать руки, я улыбнулась:
- Привет...
Кириан и Спиро тихо улизнули.
Мехиаэль сделал шаг, увидел стоящие на кухне тарелки с недоваренной гречкой, я зажмурилась. По давящемуся хрюканью Рекса я догадалась о реакции mungu.
- Потеряйся.
Я распахнула глаза: стоя ко мне вполоборота, mungu ждал, когда главарь исчезнет следом за своими людьми. Затем Мехиаэль повернулся ко мне:
- У меня мало времени, Эн. Мой помощник - он ждет в машине - отвезет тебя сейчас в другое место, здесь уже небезопасно. Вечером увидимся... Некогда собираться, бегом в машину.
Мехиаэль ментальным взором наблюдал за подъезжающим автомобилем, за состоянием водителя, за чехардой его мыслей. Когда Ара по-свойски пнул ведро с морковью на крыльце и ввалился в дом, Хорс встретил его сидящим на покрытой шкурами длинной лавке: нога на ногу, в пальцах только что сконструированная из толстой проволоки головоломка.
- А... лорд Иса. - Ара против воли тоже приземлился то ли на табурет, то ли на низкую тумбу, пораженный спокойствием этого человека. - Вы что же... и вы ищите мою шлюху-племянницу?
- Да вы в стельку, сударь, - Мехиаэль внимательно изучал возможные расположения деталей головоломки друг относительно друга.
- Я ее найду... слышите, вы, лорд... как вас там... - Ара скинул ботинки, в три захода переместив свою тушку на старенький диван неподалеку. - Эта сучка стонала подо мной...
Он отрубился и захрапел.
Мехиаэль, не обращая на Ара внимания, занимался своей головоломкой и вдруг замер, найдя нужную комбинацию: губы растянулись в улыбке, а руки воплотили верный ход мыслей.
Сложенная из разных деталей, объемная буква «W[ Wakristo, христиане]» красовалась на звериных шкурах в охотничьем домике.
Христиан достал из сейфа конверт с документами, чтобы изучить их в сто первый раз. Чутье подсказывало ему, что что-то здесь не так, но что именно, он докопаться не мог. Снова развернув фотографию, Хадзис похолодел: тот, кого Ирэн назвала Хоросом, смотрел с фото прямо на него. Без намека на улыбку.
Отшвырнув бумаги, адвокат выскочил вон; в уборной под струей холодной воды пришел в себя, поднял глаза на свое отражение в зеркале. Нервное напряжение, надо больше отдыхать.
Подавив иррациональный страх, заставил себя позвонить в своем кабинете:
- Ферт... да, привет... давай встретимся сегодня... Постой, - Христиан сглотнул, - Ирэн у тебя? Но... Ясно. Я приеду вечером - если ты не против, конечно.
Собрал с пола документы, в ящике стола нашел обезболивающее, надеясь предотвратить приступ мигрени, расслабился, откинувшись на спинку кресла. Мысли перенесли его в университетскую пору, в длинный переход между спортзалом и корпусами, который официально носил название Зимнего сада, хотя на деле там было две чахлых пальмы и кадка с землей, где что-то засохло. Он поцеловал там Ферта в первый раз. Воспоминание выкристаллизовывалось настолько четко, что он сумел разобрать нацарапанное на широком подоконнике имя. Только вот Беллерофонт вдруг исчез, а Христиан почувствовал, что сзади к нему кто-то приближается. Волоски на загривке вздыбились, но сил обернуться не было, и он просто ждал, охваченный сладкой истомой чужого желания. Грубым движением его пригвоздили лицом к противоположной стене, он уже ощущал на шее горячее покалывание от чужого дыхания... И тут громко постучали в дверь.
Очнувшись, Христиан подкатился на кресле ближе к столу - встать навстречу посетителю он сейчас ну никак не мог.
- Да, войдите.
Угораздило же его...
В кабинет зашел курьер, поставил коробку с корреспонденцией и вышел.
Следом за курьером, накинув сюртук, вышел из конторы и адвокат, чтобы доехать до дома, переодеться и вернуться обратно до шести.
Перед тем, как прогремел взрыв, Хадзис успел разглядеть испуганное лицо обернувшегося на него курьера.
После его смерти мир не рухнет. Так же будет светить солнце, голубеть небо, петь птицы. Ничего не изменится, просто его не станет.
Сцепив пальцы на затылке, Христиан поставил локти на стол в забегаловке напротив конторы... того места, где была контора. Одиннадцать из шестнадцати сотрудников погибли, четверых увезли в больницу. То, что сам он отделался синяками и царапинами, даже не чудо, а какое-то сверхъестественное стечение обстоятельств: сказать кому, что от смерти его спасла поллюция... да разве такое скажешь?
Он так и не переоделся - это, впрочем, его уже не волновало.
Курьера задержали сразу же - то есть он и не собирался пускаться в бега. А это значит, что теракт припишут Askari[ Воин], и тема пособничества бандитизму со стороны Великой Княгини начнет с новой силой муссироваться в газетах...
Христиан выпрямился на стуле, двумя движениями размял шею. Потом подозвал официанта, попросил подлить кипятка в чайник. Машинально сунув руку в карман сюртука, достал уже изрядно потрепанную черно-белую фотографию. «Красавчик», вспомнил он сальную улыбку главаря Askari. Ирэн обожествляет его, Рексенор боится(!), хоть и старательно не подает вида, а он, Христиан, видит его в своих эротических снах...
Тряхнув головой, Хадзис поспешно убрал фото и взглянул на массивный циферблат над дверью в кафе: шесть тридцать, пора. С момента взрыва минуло четыре часа, и ни Роксан, ни Ферт, никто вообще пока не знает, что он жив и здоров.
Кроме курьера.
Обнаружив темной и пустой квартиру Ферта, Христиан развернул автомобиль в сторону апартаментов Великой Княгини. Заглушив мотор, он поднял глаза на пятый, мансардный этаж элитного дома - мягкий свет льется сквозь неплотно задернутые шторы, значит, компания в будуаре, возле Роксан - напуганы, растеряны. Оно и понятно.
Понятно, что делать дальше - не понятно, на чьей стороне лорд Иса, который мог нагрянуть к ним сегодня в любой момент.
Появления человека с фото и хотелось избежать из-за безотчетного страха, и страх, как хотелось.
Последняя мысль помогла ему, наконец, выбраться из машины и позвонить в апартаменты Великой Княгини.
После искренних объятий, вздохов облегчения и слез радости - по крайней мере, от девушек - все пятеро переместились во внутреннюю комнату без окон, вдоль стен которой стояли обитые темно-зеленым бархатом секции дивана, круглый столик из стекла и металла с напитками, закуской и телефоном, огромный блокнот, закрепленный на треноге и лоток с письменными принадлежностями.
Христиан перевел дух, быстро поведав остальным, в общих чертах, хронологию событий. Сев на диван, он машинально нагнулся за карандашом: восемь граней, остро заточен...
- Ты узнал курьера?
Он взглянул на Роксан:
- Нет. Но лицо мне знакомо, где-то я его видел... - он снова сосредоточился на верчении карандаша. - Я обязательно вспомню, где... Скорее всего, на днях.
- На днях вспомнишь или видел?
Христиан повернул голову к Рексу:
- Видел... Несколько дней назад возле конторы начали ремонтировать участок дороги - точно, - он броском вернул карандаш на место и откинулся назад. - Среди ремонтников я его и видел. Я еще тогда подумал - тротуар в пяти метрах от них весь в ямах, а они ремонтируют практически новую дорогу, кретины.
- Действуют грубо и особо не скрываются - значит, новенькие, - главарь Askari прогулялся до столика с закусками, засунув в рот целиком небольшое пирожное.
- Новенькие? В смысле, сподручные mshauri[ Советник] тут не причем?
Рексенор промычал что-то нечленораздельное, но тут подал голос Беллерофонт:
- Вербовка.
Энергичные кивки главаря помогли Христиану соединить разрозненные детали, и картинка проявилась:
- Они вербуют новеньких - значит, готовится целая серия провокаций...
- Я должна что-то предпринять. Не знаю... Поговорить с Советником, отказаться от престола, в конце концов...
Низкий, глубокий голос Великой Княгини действовал успокаивающе - Христиан взял протянутую ему Ирэн тарталетку с какой-то мясной начинкой и напомнил ей:
- Эза этого и добивается. Но если ты отречешься от престола, начнется гражданская война. Погибнет неизмеримо большее количество людей.
- Оставить все, как есть, и надеяться на благоразумие лорда Эза - тоже не вариант, - Роксан изорвала в клочья листок, на котором попробовала изобразить примирительно-увещевательную речь для грядущего собрания у Советника. - Мне нужно подумать.
Тяжело вздохнув, она устало опустилась на диван рядом с Фертом - тот, не очень отдавая себе отчет в том, что делает, убрал назад тяжелые русые волосы Роксан и нежно коснулся губами обнаженного плеча.
За что тут же получил от Рекса.
Реагировать пришлось молниеносно - оттолкнув Роксан, самоотверженно бросившуюся на защиту Ферта, Христиан быстро и профессионально подмял бандита под себя, скрутив ему руки.
- Слезь с меня... Урод...
Отступив, он позволил Рексу подняться.
Ирэн испуганно таращилась на него от противоположной стены, Ферт, вытирая кровь с разбитой губы, улыбнулся своей кривой улыбкой - то ли благодаря, то ли досадуя, - и лишь Роксан торопливо проговорила:
- Остановите Рексенора!
Выбежала Ирэн.
Нырнула ему под руку и загородила собой выход из аппартаментов:
- Рекс, постой...
- Отойди.
Услышав металлические нотки в голосе, она сжалась, но это не помешало ей крепче вцепиться в дверной косяк.
- Ты очень зол... Я бы тоже была зла...
Облизнув пересохшие губы, главарь открыл было рот, и в этот момент за его спиной раздалось звучное контральто Роксан:
- Рексенор! Не смей...
Раздумав говорить, бандит замахнулся, заставив Ирэн рефлекторно зажмуриться и присесть...
И никакой пощечины. Глаза открылись - Рекс, сглотнув, отступил, смотря на кого-то за ее спиной.
Круто развернувшись на сто восемьдесят градусов, девушка в порыве обвила руками шею Мехиаэля и страстно прошептала:
- Не надо, mungu... Прошу тебя, не дай ему меня возненавидеть...
Мягко расцепив кольцо ее рук, Белый Волк отстранил Ирэн и обратил взгляд на Великую Княгиню:
- Не слишком ли щедро Ваше Высочество раздает свое доверие тем, кто его не заслуживает?
- Вы так смелы в своих советах. Надеюсь, у вас достанет смелости, чтобы представиться? - отрезала она.
Мехиаэль сдержанно поклонился:
- Лорд Иса. И прежде, чем оттачивать на мне свое красноречие, подумайте, так ли много у вас союзников среди власть имущих.
Ее плечи поникли:
- Увы, вы правы... Проходите, чувствуйте себя, как дома. А тебя, Рексенор, я более не задерживаю.
Она, не оглядываясь, направилась в сторону своей спальни. Рекс видел, каким голодным взглядом проводил ее Ферт, покинувший «переговорную» за ней следом: прислонившись к косяку, он, почти не моргая, следил за каждым ее движением. Недолго думая, главарь позвал Беллерофонта с собой на выход и там, на безлюдной лестничной клетке, популярно объяснил ему, какой тип парней предпочитает Ее Высочество Роксан.
Христиан остался в «переговорной» один, когда все ломанулись за Рексом. Широко расставив ноги, он удобно устроился на диване, накрыл лицо платком, выпавшим из домашних шароваров Роксан, и медитировал. До тех пор, пока не услышал в прихожей его голос.
Смахнув кусочек шелка с лица, Хадзис весь как-то подобрался, надеясь отсидеться во внутренней комнате до ухода Иса, и в то же время мучительно ожидая, что гость зайдет в «переговорную» сам.
Они зашли вдвоем - Ирэн, сияющая, словно утренняя звезда, и человек, от которого его бросило в холодный пот еще тем вечером в клубе.
- ...Христиан чудом спасся. Дядя бы сказал, что он в рубашке родился.
Встав и отвесив поклон, Хадзис наблюдал за разливающей чай Ирэн. Тонкий парфюм ее покровителя, факт нахождения с ним сейчас в одной комнате, несмотря на старательное сосредоточение на руках девушки, волокли его ум за разум, и он ничего не мог с этим поделать. Когда Иса, склонившись к виску Ирэн, что-то с улыбкой тихо сказал ей, Христиан вновь ощутил на своей шее покалывание, как в том сне...
Стакан холодной воды, выплеснутой в лицо, вернул его в реальность:
- В себя приди. Как школьница, ей-богу.
Хадзис ладонью стер с лица остатки воды; сев на диван, мужчина жестом пригласил его занять место справа от себя.
- Поведай-ка мне, рожденный в рубашке, с какой целью ты навязал свою дружбу Ирэн?
- Нет никакой цели, - глухо проговорил Христиан. - Я просто захотел помочь.
- Первой, кому ты «просто захотел помочь», была Роксан. Твое «бескорыстное» желание ей помочь появилось после того, как ты случайно узнал, кто она. Второй жертвой твоего неуемного альтруизма стал студент-первокурсник. И если Роксан дала тебе зеленый свет для твоих амбиций, то Ферту пришлось отдавать натурой.
Адвокат, уставившись в пол, с закипающей злобой медленно возразил:
- Это было и его желание тоже.
- Уверен?
Христиан взглянул на него: в синих и глубоких, как океан, глазах царил штиль. Как свидетельство его неоспоримого превосходства над собеседником - то есть над ним, Христианом.
- А ты в курсе, что Ферт просил защиты от тебя у Рекса? Тот, конечно, вдоволь над ним посмеялся, хоть по-человечески и пожалел. Глубоко в душе.
- Нет. Я об этом не знал. К вам он сам попросился, да?
- Сам. Ключи от его квартиры оставишь здесь, вещи твои позже пришлет посыльный.
С горькой усмешкой Хадзис вынул из кармана и положил рядом с собой связку ключей.
- А теперь спрашиваю во второй и последний раз: что тебе нужно от Ирэн?
- Ничего. Хорошего вечера.
Разочарованный и злой на себя, на Ферта, на свои идиотские мечты и фантазии, связанные с сидящим рядом человеком, Христиан сделал было движение, чтобы встать, но Иса, резко нагнув его за шею, предупредил этот неверный ход:
- Куда ж ты так торопишься, ангел мой... А вот это было зря - дернешься снова, и я тебя вырублю, как в охотничьем домике. А когда очнешься, начнем все сначала. Понял?
Тяжело дыша из-за предпринятой неплохой попытки освободиться, Хадзис хрипло подтвердил:
- Понял.
Убрав руку, Мехиаэль поднялся и отошел к центру комнаты, давая молодому человеку возможность перевести дух и начать говорить.
К сожалению, молодой человек блуждал сейчас в своих догадках относительно всего происходящего, то спотыкаясь о панический ужас, то попадая в капканы похоти, и не смог оценить предоставленного ему шанса.
- У тебя есть два дня, чтобы рассказать Ирэн о причине самоубийства ее отца. - Он подошел ко второй двери «переговорной», которая вела к выходу из квартиры в общий с соседями коридор, и распахнул ее. - Что с тобой делать дальше, пусть она решает сама. Свободен.
Христиан, уничтоженный, шатающейся походкой выбрался из апартаментов Великой Княгини.
Мехиаэль между тем проследовал на лестничную клетку «черного» хода: Ферт, сплевывая кровь себе под ноги, уныло сидел на ступеньке, не имея ни сил, ни желания куда-либо двигаться.
Никак не среагировав на подсевшего рядом Белого Волка, он вспоминал детство. Радужные мечты об университете, о карьере защитника... Невольно усмехнувшись, Ферт спровоцировал кашель; пришлось ухватиться за балясину, чтобы не покатиться кувырком вниз по лестнице с риском свернуть себе шею.
Мысль свести счеты с жизнью набрала максимальное количество очков и перестала донимать.
Закрыв глаза, он сплюнул накопившуюся во рту кровь, свез руку с балясины и качнулся вперед.
За сорочку, крепко удерживая ткань в руке, Мехиаэль рывком посадил его обратно:
- Рано тебе еще, друг мой. Роксан это сломает. Да и песни твои мне нравятся.
Ферт со смешанным чувством удивления, страха и робкой надежды переспросил:
- Роксан? Да я никто для нее...
Поднявшись со ступеньки, Белый Волк уступил место Великой Княгине, выбежавшей из двери прихожей, которую он оставил открытой:
- Ферт, боже мой, кто это с тобой сделал?..
Мехиаэль положил локти на перила, с легкой грустью наблюдая за двумя влюбленными, таящимися, как пугливые кролики, и друг от друга, и от самих себя.
- Тебе надо в больницу...
- До утра подождет. К одиннадцати подъеду, будь готов.
Ферт кивнул, позволяя Роксан увезти себя в квартиру.
Тенью на площадку вышла Ирэн. Коснувшись его плеча, она с обреченностью осужденной произнесла:
- Ты не останешься, да?
- Не привыкай ко мне, Эн.
- Ты наказываешь меня? Из-за Рекса?
Он медленно покачал головой:
- Нет. Мне важно, чтобы ты поняла: у нас не будет семьи, о которой ты мечтаешь, не будет детей - я прошел через это, больше не хочу... Посмотри на меня. Я знаю, что тебе больно. Но я ведь и не обещал, что со мной будет легко.
- По крайней мере... - она закусила губу и спустя время продолжила:
- По крайней мере, позволь мне остаться только твоей. Не отдавай меня никому, я так люблю тебя!
Она все же расплакалась, уткнувшись лбом ему в плечо.
- Эн... - он подождал, пока она немного успокоится, - во-первых, ты не вещь, чтобы отдавать или не отдавать тебя. А, во-вторых... Эн... Не надо спать со мной, чтобы любить меня.
Ирэн отстранилась. В ее печальных глазах светился одиноким огоньком справедливый упрек:
- Ты сказал тогда правду, mungu. Ты очень жесток.
3.
Приехав домой, Христиан сбросил сюртук прямо на пол, предварительно вынув трясущимися руками фотографию Иса. Расправив ее на столе на кухне, он схватил нож и воткнул его куда-то в область сердца улыбающегося на снимке мужчины.
Легче не стало. Кто дал ему право топтать чужие жизни?.. Все было хорошо, пока он не появился. Он отнял Ферта, разрушил его такой замечательный план, но самое ужасное то, что он, Христиан, все равно сходит по нему с ума... От одежды до сих пор пахнет его туалетной водой, отчего желание физической близости с ним перерастает в потребность, как потребность в дыхании. Сдернув с себя рубашку, он с размаху ударил ладонями плашмя о стол. И еще раз, и еще, отдавая на растерзание дикому воплю и душевные, и телесные силы...
Упав на локти, он заплакал; струйка слюны изо рта, достигнув столешницы, собралась в лужицу:
- Я тебя ненавижу... Будь ты проклят...
Он сполз на пол, прислонившись голой спиной к гладким прохладным дверцам шкафа. Закрыл глаза. Истерика закончилась, уступив место пожирающей душу пустоте. Она поселилась в нем, эта безвоздушная пустота, после смерти матери. А сегодня она снова начала расти, как опухоль.
Непреодолимый порыв снова взглянуть на снимок мужчины оторвал Христиана от пола. Выдернув нож из столешницы, он аккуратно, несмотря на дрожь в руках, снял фото с лезвия. А затем, держа фотографию прямо перед собой, начал осторожно вводить лезвие ножа себе в рот, не очень понимая, чем должно завершиться это действо. В какой-то момент рука дрогнула - опасный предмет выпал; пытка заканчивалась.
Его колотило. Скинув обувь, Христиан прямо в брюках встал под душевую лейку, сделал воду погорячее. Возможно, его бы устроило просто быть рядом с этим человеком, чтобы иногда видеть и слышать его. Делать что-нибудь для него. Быть с кем-то, кто близок к нему, в конце концов.
Он вспомнил об Ирэн. Захотелось прикоснуться к ее руке, чтобы прикоснуться к нему - до того, как обо всем ей расскажет. Он должен вытащить себя из этой западни, но один он не справится.
Завернув кран, Христиан вернулся на кухню, набрал на телефоне номер апартаментов Роксан.
Мокрая одежда мерзко липла к коже, капли воды стекали с бровей, падали с кончика носа, а он ждал, когда на другом конце провода кто-нибудь снимет трубку. Кто-нибудь, пожалуйста...
- Алло.
- Ирэн...
- Христиан?.. Что с вами?..
- Вы могли бы спуститься из дома через час? Я понимаю, уже очень поздно... я прошу вас...
- Я спущусь. Спущусь, приезжайте.
- Спасибо.
Спустя пятьдесят минут, заметив у подъезда тоненькую фигурку девушки, Христиан заранее толкнул дверцу напротив пассажирского сиденья.
- Вы быстро доехали... Христиан, боже, да на вас лица нет...
Она замолчала, не сводя с него встревоженных глаз.
- Ирэн, я должен... кое-что сказать вам... - он пообещал себе, что спросит ее позволения взять ее за руку до сообщения, но не посмел. - Письма вашему отцу на самом деле писал я. Мой отец скончался в год завершения моей учебы в университете. - Он смотрел в лобовое стекло перед собой, сжимая руль и чувствуя, как потеют ладони. - Я знал, что меня лорд Эла не воспримет всерьез, поэтому я представился Дамасом Хадзисом. Между строк я довел до его сведения, что мне известны некоторые факты из биографии его брата - вашего дяди, - за которые ему может грозить смертная казнь. Я написал, что знаю, что он продолжает тайно продавать когтезубов, хотя это строго запрещено. Я знал это, потому что одного из них он продал моей матери уже после выхода запрещающего постановления. Мать умерла в муках, когтезуб заразил ее. Отец был старше ее на двадцать лет, он этого не перенес. Я написал вашему отцу, что он обязан положить конец этой торговле, и в одном из писем он проговорился, что архив документов со всеми свидетельствами находится в Центральном хранилище Мактабы. На следующий день лорд Эла выбросился из окна. Мне нужно было войти к вам в доверие, чтобы выяснить номер ячейки. Скорее всего, архив все еще там... Это все.
Помедлив секунду, он обернулся к ней - чуть бледнее, но выражение лица не поменялось.
- Христиан... вас Мехиаэль заставил мне все это рассказать?
- Это его настоящее имя? Я так и думал, что... - он отрицательно качнул головой, перебив самого себя. - Неважно. Да, он. Я обманывал вас. Боялся, что вы отвернетесь от меня, услышав правду.
- Милый Христиан, отец продал меня в карты, а дядя... Вы знаете, как он поступил со мной. Я помогу вам найти архив. И, кстати... может, уже на ты?
Улыбнувшись, она протянула ему руку. Вместо того, чтобы пожать, Хадзис с трепетом поднес ее пальцы к губам, мысленно проговаривая имя ее покровителя.
Ирэн прыснула от смеха:
- Боже мой, Христиан, какой же ты смешной...
Вырвав руку, она притянула его к себе:
- Я рада, что ты больше не будешь бояться, что я отвернусь от тебя.
Почувствовав, что он сильно напрягся, девушка отодвинулась, смущенно пожав плечами:
- Извини... Я пойду, наверное?
Он кивнул, выпуская ее из автомобиля, стоя на дороге. Но окликнул опять, едва она сделала пару шагов:
- Ирэн!.. Зови меня Тином. Друзья зовут меня Тином.
Снова улыбнувшись, она помахала ему рукой и быстро пошла к дому.
Со следующего дня Христиан начал ходить на работу пешком, поскольку от его дома до маленькой конторки на самом заводе было не более трехсот шагов. Кроме того, он освободил управляющего от общения с родственниками погибших сотрудников, взяв это на себя.
После работы, если Ирэн не готовилась к экзаменам, они обсуждали дальнейшие действия по выяснению места нахождения архива, встречаясь где-нибудь в городе. Иногда к ним присоединялись Роксан и Ферт - последний по-настоящему обрадовал Ирэн, доложив, что занимается оформлением земли и замка на ее имя. Девушка в шутку называла себя перекати-поле, ночуя то у Роксан, то у Ферта. Иногда у Христиана.
Единственная тема, на которую они не разговаривали, носила имя Рексенора. После того вечера он исчез, и ничего хорошего это не предвещало.
Попытка Христиана объясниться с Фертом тоже не особо удалась: они договорились, что он сам приедет за вещами, однако дата встречи постоянно смещалась, и скоро Христиан перестал напоминать о ней. Во время общих встреч Ферт обращался исключительно к Ирэн, и это тоже было неприятно. Неприятно и больно.
Наведываясь временами в NZ, Хадзис старался занять место подальше от сцены, всерьез опасаясь, что Беллерофонт, если заметит его, заставит уйти. Не осталось ни одного клочка пространства, где бы он чувствовал себя в безопасности, и как-то он даже поймал себя на мысли, что срок пребывания его в этом мире сократился.
Мехиаэль отсутствовал уже почти две недели, и каждое утро Христиан просыпался с ощущением, что его душу наматывают на ворот и начинают медленно вращать ручку. Ирэн, судя по ее впалым щекам, находилась примерно на этой же отметке. Впрочем, состояния друг друга они при встрече не касались.
В двадцатых числах августа все четверо дружно начали поднимать тему предстоящего собрания у Советника, но очень быстро натыкались на табуированный предмет обсуждения причин и последствий ухода Рекса. Табуированный, поскольку недвусмысленно указывал на определенную несостоятельность Роксан как лидера. И все четверо понимали это, в той или иной степени. И понимали еще, что слишком далеко зашли, чтобы поднять руку и заявить Советнику: «Мы больше не играем, нам страшно».
В полдень в конторке Хадзиса затрещал телефон:
- Да.
- Тин, это я. Через два часа у Роксан, Иса звонил. Ирэн тоже передай.
Ферт повесил трубку.
Интуиция подсказала Христиану, что разговор предстоит не из приятных.
Спустя полтора часа вся компания была в сборе. Роксан привела в порядок себя, «переговорную» и вихры Беллерофонта. Ирэн выглядела подавленной и уставшей; по дороге они с Хадзисом перебросились лишь парой фраз. Так, ни о чем.
Войдя в «переговорную», Иса кинул папку с бумагами на пол, пиджак - на круглую вешалку у двери, с визгом сдвинул в центр комнаты диванную секцию и сел напротив них. Тренога, потеряв равновесие от произошедших пертурбаций, с грохотом упала назад, задев столик с чаем, но никто этого даже не заметил: Мехиаэль был не просто зол. Он был в бешенстве.
- Я что, с вами нянчиться должен? - Он сместился в сторону Роксан - Где проект выступления на сентябрьском собрании?
- Я не уверена... что смогу выступить на ближайшем собрании...
- Ты, дорогуша, можешь быть не уверена в выборе подходящих к чулкам трусов, но никак не в факте своего выступления.
- Что вы себе позволяете?..
Ее голос задрожал, она, словно для защиты, укрыла обнаженные в красивом декольте плечи шелковым палантином.
- Я себе позволяю то, что тебе и в страшном сне не приснится, так что заткнись и слушай... Сидеть. - Он кивнул Христиану:
- Принеси ей воды... Ты, - настал черед Беллерофонта. - Может, объяснишь мне, почему это, - он нагнулся и подхватил папку, парой движений освободив от нее кипу документов, - неделю лежит в ведомстве с пометкой «исправить неточность», а ты - ни сном, ни духом?
Увесистая пачка полетела в лицо Ферта, а тот даже не закрылся. Роксан, вскрикнув, заплакала навзрыд, Ирэн, бледная, как полотно, еле слышно произнесла:
- Мы остались без Рекса и его команды... И ты пропал... - вторую фразу она практически прошептала.
- Было бы правильнее, - Христиан чуть скользнул по бархатной обивке вперед, - если бы мы могли иметь возможность связываться с вами, хотя бы в экстренных случаях: оба лорда из совета, которые раньше благосклонно относились к Ее Высочеству, заявили о перемене своего отношения. Мы одни.
Поднявшись, Мехиаэль обошел темно-зеленую секцию, вернул треноге вертикальное положение, что-то быстро написал размашистым почерком, и развернул блокнот к ним:
- Телефон, по которому я доступен каждый день до часу дня. И адрес... - alama[ Фломастер] приземлился на столике в блюдце с пирожными. - Юридическими вопросами займешься ты...
Христиан кивнул.
- ...а ты сидишь в офисе и на мелких поручениях... да иди умойся уже, убожество...
Ферт, перепачкав руки, силясь остановить вытекающую из носу кровь, отдал документы Роксан и вышел из «переговорной». Впервые он увидел в обращенных к нему глазах Великой Княгини страх и мольбу о помощи.
Мехиаэль вернулся на свое место в центре комнаты:
- Завтра к десяти жду тебя с мыслями и идеями относительно выступления. Заодно подумаешь и исправишь ошибку, допущенную сегодня... Понятно?
Потекшая тушь щипала глаза, но Роксан боялась сделать лишнее движение:
- Да. Понятно.
- Ирэн...
Ахнув, девушка вскочила:
- Нет!..
Пущенная возвратившимся Фертом керамическая ваза рассыпалась пылью в метре от головы Иса, не причинив ему никакого вреда.
Не оборачиваясь к парню, Мехиаэль жестом отправил его на место рядом с помертвевшей Роксан:
- Я уж подумал, захлебнешься от жалости к себе... Ирэн, - он взглянул на нее - она, подчинившись, тихонько села обратно, - Разбери внимательно, как вернешься в замок, бумаги отца: заметки, записи, рисунки. Все, что Ара свалил в две большие коробки. То, за что зацепится взгляд, отложи.
- Поняла.
Он обратился ко всем:
- Вопросы есть?.. Вот и хорошо.
Вставая, Мехиаэль мысленно ответил на жадное, торопливое усилие Христиана запечатлеть его образ до мельчайших деталей: «Фотографию мою со стены в уборной сними. Я от тебя устал».
Христиан, сглатывая и меняясь в лице, одними губами подтвердил:
- Сниму.
Проводив Белого Волка до дверей, Ирэн с отчаянием попросила:
- Поцелуй меня.
Мехиаэль коснулся губами ее лба:
- Я с тобой, Эн. Ты проходишь мимо меня и не узнаёшь.
Вскинув голову, чтобы заглянуть ему в глаза, девушка сквозь слезы улыбнулась:
- Я понимаю, о чем ты. Но это так трудно, mungu...
В этот момент, стараясь не смотреть на них, мимо прошел Хадзис, унося под мышкой пакет документов.
Его нельзя было сейчас оставлять одного.
- Христиан!
Тот, вздрогнув, остановился, лишь слегка повернув голову в их сторону.
- Подожди, вместе поедем.
Заведя мотор, Христиан вспомнил, как некоторое время назад, объясняясь с Ирэн, целовал ей руку, представляя на ее месте его.
Сбежав с крыльца, Мехиаэль быстрым шагом приблизился к машине, сел назад:
- Летнюю резиденцию Советника знаешь?.. Поехали.
Стараясь игнорировать зеркало заднего вида, Хадзис сосредоточился на вождении. Только на одном светофоре он позволил себе бросить долгий взгляд на своего пассажира, почти кожей ощущая приятный холодок его белой шелковой сорочки. Верхние пуговицы расстегнуты, никаких украшений на шее, точеный профиль обрамляет челка примерно до середины скул - он подстригся.
Тогда Мехиаэль, продолжая смотреть в окно, аккуратно вернул его в текущую ситуацию:
- Поехали.
Спохватившись, Христиан обозвал себя кретином. И все же он не мог не признаться себе, что дышалось легче. Что злосчастная фотография на стене уберется, и сам этот факт забудется. Что Белый Волк не презирает его так, как он себе вообразил.
Затормозив в указанном месте, Христиан вышел из машины, обошел ее и открыл заднюю пассажирскую дверцу.
- Жди здесь.
- Понял.
Советник при виде Мехиаэля расхохотался и широко раскинул руки:
- Ну, потешил ты меня - иди, обниму... Ладно, ладно, обойдемся без фамильярностей... Как же ты так со своей девочкой, а? Поматросил и бросил?.. И ведь честно предупреждал - я, дескать, злой и нехороший, дескать, попользуюсь тобой и свалю, а они, дурочки твои, думают, ты для красного словца им это говоришь, цену набиваешь...
Он пуще прежнего разразился смехом. Мехиаэль, засунув руки в карманы, молча шел рядом.
- А она ведь, бедняжка, решила, что ты лордом стал, чтобы жениться на ней, честь ее сохранить... А тебе плевать на ее честь, и на мечты ее - плевать, и на будущее ее - плевать... За кого сватать-то ее будешь?.. Дай-ка подумать. Еще не каждый согласится такую взять - секонд хенд, как ни крути... О! Вон тот молодчик, видишь?
Хорс, остановившись вслед за Азазелем, медленно кивнул.
- Лорд Уна, младший сын одного из местных капиталистов, двадцатипятилетний мальчик с темным прошлым. Берешь?.. А то прям жалко ее, чесслово...
Гогот.
- Ну, пойдем, провожу тебя.
Они не спеша прогулялись до ожидающего Мехиаэля автомобиля. Оказавшись в пределах слышимости водителя, Советник ткнул в направлении Христиана пальцем со словами:
- Чё, и этот?.. И этот под тобой мечтает оказаться?.. Его тоже, что ль, пристраивать будем?.. Ха-ха-ха...
Белый Волк уселся на заднем диване, глянул на часы, буднично приказал:
- Поехали.
Христиан, приготовившийся было начать движение, вдруг переключил рычаг на нейтраль, дернул стояночный тормоз и убрал ноги с педалей.
- Зачем вы так со мной?..
Наблюдая через правое стекло за «двадцатипятилетним мальчиком с темным прошлым», Иса негромко повторил:
- Поехали. Адрес офиса, надеюсь, помнишь.
Все это бесполезно. Но вытягивать душу из тела бесконечно нельзя - в какой-то момент она оборвется, и тогда его власть закончится.
Включив первую передачу, Христиан вывернул колеса, направив автомобиль по заданному адресу.
- Идем со мной - поговорим.
Заперев машину, Хадзис зашел за Белым Волком в просторный офис. Миновав пустовавшую сейчас приемную, они попали в большой кабинет, обставленный тем, для кого роскошь являлась естественной средой обитания.
Мехиаэль пропустил Христиана вперед, указал ему рукой на ряд стульев и плотно закрыл дверь.
- Выкладывай, как я, по-твоему, растоптал твою жизнь.
Христиан, отрекаясь от собственных мыслей, отрицательно мотнул головой; ссутулившись, он опустил глаза в начищенный до блеска паркет; пришлось вытащить наружу слова, чтобы душа не хрустнула вместе с суставами пальцев:
- Вы не понимаете, я... жить без вас не могу. Я люблю вас.
- Любишь? - Мехиаэль остановился прямо возле него: руки в карманах брюк - они держались на бедрах узким кожаным ремнем, рукава сорочки закатаны до локтей, обнажив участки с порослью черных волосков. - Да ты одно мое присутствие не выносишь...
Не в силах отвести взгляд, Христиан терял на собой контроль в навязчивой до горловых спазмов фантазии заполнить сжирающую изнутри пустоту его семенем.
Он сполз бы на пол, на колени, если бы Мехиаэль не пригвоздил его за шиворот к спинке стула:
- ...стоит мне приблизиться, как ты с головой ныряешь в лохань с вязкой жижей, которая называется похоть, и прячешься там от меня. Зачем ты от меня там прячешься?
Убедившись, что лицо Христиана несколько просветлело, Белый Волк отпустил его.
Взирая с благоговейным трепетом на мужчину в паре метров от себя, Хадзис хрипло выдавил:
- Как?..
- Что - как?
- Как перестать прятаться?..
Мехиаль усмехнулся:
- Откуда ж мне знать. Это твое желание, не мое.
Христиан вытер белый налет в уголках губ, тряска во всем теле понемногу унималась.
- Ирэн права... Вы бог лунного света, Хорос?
- Да. И давай-ка мы начнем сокращать дистанцию - обращайся ко мне на ты.
Не будучи морально готовым к такому шагу, Хадсиз вскочил со стула, однако у самой двери все же замешкался, потом обернулся и неуверенно произнес:
- Советник, лорд Эза... Он тоже не человек?
Мехиаэль, глядевший в этот момент в окно на дорогу, где два сорванца пыхтели у колеса адвокатской машины, нехорошо улыбнулся:
- Да. Он не человек.
- Понял... Я еще нужен сегодня?
- Да, похоже, уже нет.
Он указал взглядом на улицу: пацаны-таки открутили колесо и теперь весело катили его в неизвестном направлении.
Выругавшись, Хадзис выбежал на дорогу, но уже без шансов отыскать воришек в лабиринте подворотен.
Мехиаэль опустился в кожаное кресло с высокой спинкой, закинув ноги на массивную столешницу из черной древесины. Сквозь обрешетку окна некоторое время мелькали среди прочих чуть сутулые плечи Христиана, который в своей голове, словно бильярдные шары, гонял события этого дня. Он чувствовал себя значительно лучше, правда, пока боялся в открытую заявить об этом даже перед самим собой.
Азазель, прекрасно осведомленный о плачевном состоянии Христиана, не мог отказать себе в удовольствии унизить его, заодно выставив этаким бездушным циником лорда Иса. Единственное, что не учел Советник, так это способность аналитического аппарата Христиана, при всех его перекосах в других сферах, функционировать практически автономно. Азазель рискнул и проиграл - в этот раз.
Как только Иса после разноса ушел из «переговорной», потянув за собой по очереди Ирэн и Христиана, Ферт присел на корточки напротив Роксан. Сжав ее холодные тонкие пальчики в своих, с улыбкой приободрил:
- У тебя все получится, binti[ Принцесса].
- Я так испугалась, Ферт... Я думала, он тебя убьет...
Парень, не спуская с нее глаз, поцеловал каждый ее ноготок.
- Он не человек - он shetani[ Дьявол]. Я его боюсь. Я с Рексом-то не справилась, а с этим и подавно...
- Зато теперь у тебя есть сильный союзник.
- Это меня тоже больше пугает, чем радует...
В девять утра на следующий день Беллерофонт, приведя в порядок стол в кабинете, вернулся в приемную, намереваясь начать день с разбора накопившейся почты. Через час должна подъехать Роксан; провожая его, она выглядела довольно бодрой.
Около половины десятого по коридору разлетелось эхо твердых шагов; Ферт вышел вперед для приветствия и не только.
- Доброе утро, лорд Иса...
Мехиаэль кивнул.
- Могу я попросить вас?..
- Попроси.
Ферт шагнул в кабинет вслед за своим работодателем, однако дальше порога ступить не решался.
- Я хотел вас попросить быть немного... - он замялся. - Немного вежливее с Ее Высочеством. Ваша грубость вчера была излишней.
- Хорошо.
Вот так просто?..
Ферт от неожиданности застыл, отчего брови Мехиаэля вопросительно приподнялись:
- Еще пожелания?
- Н-нет... извините.
Через полчаса, предварительно постучавшись, Беллерофонт впустил в кабинет Великую Княгиню. Пообещав ей, что все будет хорошо.
Мехиаэль жестом пригласил девушку занять место за длинным столом справа от себя. Скользнув по ней взглядом, заметил:
- Вы меня огорчаете, Ваше Высочество.
Она испуганно посмотрела на него. Следы бессонной ночи не удалось спрятать под тени и румяна полностью, наоборот, из-за злоупотребления косметикой лицо в обрамлении крупных локонов проступало трагической маской.
- Я обратил ваше внимание на ошибку, допущенную вчера. Ее нужно было сегодня исправить. Вы этого не сделали.
- Но... - она достала из сумочки сложенные вчетверо листки; пальцы с нежным маникюром мелко дрожали. - Я приготовила проект речи...
- Само собой. Под ошибкой я имел в виду ваш внешний вид.
Она быстро оглядела себя, боясь обнаружить какую-нибудь непростительную оплошность, однако ничего не нашла: чудесное новое платье из темно-бордовой парчи подчеркивало ее тонкую талию, тщательно подобранные аксессуары гармонично дополняли образ.
- Что не так с моим внешним видом?
- Вам не кажется, что с такой тщательностью, с которой вы подбираете детали своего туалета, вам бы следовало проанализировать мотивы ваших поступков в их социально-политическом контексте?
Мехиаэль смотрел на нее, в ее большие глаза с длинными накладными ресницами, и видел, как полное отсутствие понимания множит в них страх и панику. Такими темпами она скоро совсем соображать перестанет. Он, конечно, мог бы объяснить все проще и доступнее, но его попросили быть вежливым.
- Давайте вашу речь.
Бегло ознакомившись со всеми тезисами, он вернул ей листки со словами:
- Это никуда не годится. Цель у вас какая? Какую мысль вы хотите донести своей речью?
Ее бросило в жар; тугой корсет мешал вздохнуть, начала кружиться голова.
- Выпейте воды.
Он поставил перед ней стакан. Удостоверился, что она с грехом пополам справилась с волнением, и спросил:
- Сколько вам нужно времени, чтобы определиться с вашими целями и задачами?
- Я не знаю... Мне надо посоветоваться с Христианом...
- А он-то здесь при чем?
Роксан беспомощно взглянула на него; на долю секунды ему показалось, что она сейчас разревется, признав свое полное и очевидное фиаско, однако - нет.
- Мне важно знать его мнение...
- Ясно. Я вас более не задерживаю.
Малодушно радуясь окончанию разговора, девушка торопливо поднялась со стула.
Отмахнувшись от Ферта, забралась в ожидающий ее автомобиль и велела ехать в гостиницу «Месопотамия».
- Открыто... Оппа...
Ара поставил на трюмо бутылку.
- Я могу войти? - Роксан раздраженно огляделась по сторонам, ища вешалку или полочку под ридикюль; Ара избавил ее от бесполезных поисков, забрав у нее сумочку и проводив в комнату.
- Что-то срочное?
Небритый, в халате на голое тело, он плюхнулся на диван, несмотря на то, что она стояла.
- Вы передадите Советнику, что я откажусь от престола, если мне пообещают оставить в покое меня и моих родителей?..
- С чего вдруг такие повороты?.. Ваш новый благодетель показал вам, что вы пустышка? А мне нравится этот Иса...
- Так нас оставят в покое?!.
- А какой мне интерес добиваться для вас этих гарантий?
Она была настолько не готова к тому, что даже в этом месте придется торговаться, что на несколько секунд потерялась.
- И чего же вы хотите?..
Ара, придерживая халат, поднялся с дивана, обошел ее, встав за ее спиной; запах перегара от его дыхания скручивал ее желудок, но она не шарахнулась от него - ради покоя в будущем.
- Чего я хочу? Дайте подумать... Да, пожалуй.
Приблизив губы к самому уху, он громко шепнул ей слово.
И расхохотался, увидев в ее глазах искреннее непонимание.
- Иди. Будут тебе гарантии.
Шурша платьем, Великая Княгиня поспешила покинуть номер Ара, едва не забыв свой ридикюль.
Ара поскреб щетину и хмыкнул, представив эту ряженую куклу на коленях перед собой. Свез с трюмо бутылку, прихватив попутно доставленный рано утром конверт с фотографиями.
Перекладывая просмотренные снимки назад, невольно улыбался, встречая запечатленный в моменте открытый взгляд Ирэн, ее смех. Похоже, они с адвокатишкой стали не разлей вода. (Интересно, знает ли она, что он basha[ Гомосексуалист]?.. Вряд ли.) Он соскучился по ней, по ее запаху...
Одно фото привлекло его особенное внимание: они вчетвером сидят на летней веранде, а слева, через столик, за ними незаметно наблюдает молодой мужчина, до тридцати. Ара узнал его - Кириан, подручный Рекса. С главарем они поладили тогда, в его охотничьем домике, сразу, а вот относительно Кириана у Ара закрались сомнения.
Перетащив телефонный аппарат себе на халат, он набрал Рекса.
- Але.
- Здравствуй, дружище. Сколько твоих парней пасут Ирэн? Кириан среди них?
- Нет. - Он зевнул в трубку. - А что?
Значит, слежка идет за кем-то еще... Ну, конечно - Ферт, новый фаворит принцессы. Надо же на кого-то собак спустить.
- Да засветился один молодец на фото. Кириан.
- И что?
- Молодец-то непростой. Ты в нем уверен?
- Я в каждом из своих людей уверен.
И бросил трубку. Заносчивый болван.
Ну-ну.
После отъезда Роксан Ферт сидел, как на иголках. Поэтому он обрадованно выскочил к Христиану, неслышно преодолевшему длинный коридор с пачкой исправленных документов. Христиан, помня о нежелании Ферта общаться с ним, жестом спросил, у себя ли лорд Иса, но секретарь вдруг сам нарушил молчание фразой: «Да, у себя», а заодно излил на него эмоциональную версию пребывания Роксан за этой дверью.
- ...Тин, она не в себе уехала куда-то... Я за нее боюсь, она что-нибудь с собой сделает!
- Погоди паниковать... У нее планы на вечер были? Ну, салон какой-нибудь, театр?
- Д-да, она, вроде, на примерку собиралась...
- Ну вот. Значит, ничего она с собой не сделает. Максимум, что она сделает, это кинет нас...
В глазах Ферта сверкнула лютая ненависть. Сжав кулаки, он кинулся бы на бывшего любовника, если бы не побоялся получить в ответку.
- Ты никогда не верил в нее. Только использовал. Как и меня... В клубе больше не появляйся, иначе охрану позову, и тебя вышвырнут. А вещи свои завтра с помойки заберешь, петушара...
Христиан, дослушивая последние слова, глядя в пол, пытался сориентироваться в собственных чувствах: врезать? оскорбить в ответ? попросить прощения? забить?
Забить.
Сдернув с вешалки легкое летнее пальто, Беллерофонт избавил себя от необходимости находиться с Хадзисом в одном помещении.
Положив тяжелую папку на стол секретаря, Христиан прислонился к стене, за которой работал Иса, и медленно съехал на пол. Безопасное пространство стремительно сужалось до размера петли. Ферт, несмотря ни на что, ему очень дорог, и потерять его вот так, без права хоть как-то присутствовать в его жизни, было больно.
За стеной время от времени скрипело кресло под тяжестью тела. Шуршала бумага. А ведь Мехиаэль никогда не отталкивал его, в отличие от того же Ферта, наоборот - настойчиво требовал впустить его в сердце. Так, может, уже хватит бегать от него и прятаться?..
Резкая трель звонка вынудила Христиана подняться и взять трубку:
- Да.
- Слушай внимательно, повторять не буду. - Рекс явно растягивал удовольствие от момента. - Сейчас выходишь из офиса и топаешь к аттракционам. Придешь быстро - обойдемся несчастным случаем. Не придешь сейчас - найдем и объясним, где таким, как ты, место. Объяснять будем долго и настойчиво, пока не поймешь и не попросишься туда сам, ...
Непечатное слово с указанием сексуальной ориентации Хадзиса, и короткие гудки.
Христиан положил трубку, прикидывая, сколько человек собралось «повеселиться» с главарем. Вопрос, что он им всем сделал, Хадзис дал себе слово не задавать с четырнадцати лет: выйдя через месяц из больницы, тайно от родителей записался в нелегальный бойцовский клуб. Занятия там вел испещренный шрамами и морщинами старик по имени Wa[ Боевые искусства]. Нелегальный, поскольку лицензию отняли, когда Wa отказался взять в обучение сына лорда, сказав, что тот не достоин быть его учеником. Плату старик брал не деньгами, а разной работой, в том числе, на своем клочке земли. Через семь лет Христиан бросил тренироваться, продолжая, несмотря на это, посильно помогать maalim[ Учитель, наставник]. Бросил, потому что как-то в душе его застукали за подглядыванием - вылетев оттуда пулей, Христиан больше не рискнул посещать занятия. Тем более, примерно тогда же он встретил Ферта.
Вытащив из аптечки, которую отыскал в одном из ящиков стола, эластичные бинты, невольно кинул взгляд на дверь кабинета. Мехиаэль, конечно, в курсе звонка и намерений Рекса. Но просить его помощи, как Ферт, он не станет. Уже на середине пути, в коридоре, Христиан все же развернулся, взял отложенные документы и коротко постучался в дверь к Иса.
- Войди.
Христиан не изменил своего решения - просто хотел напоследок побыть с тем, кто не гнал и не стыдился его:
- Исправленные документы на подпись.
Мехиаэль жестом велел уместить их перед собой среди прочих бумаг и, не теряя времени, приступил к подписанию.
Царившее в эти минуты между ними молчание не было тягостным, давящим или как-то по-иному тяжелым: Христиан с благодарностью принял уважительное отношение Мехиаэля к его, Христиана, выбору.
Поставив последний автограф, Иса собрал листки вместе и передал их Хадзису:
- Бывай.
Христиан, подавив приступ паники от физического ощущения неминуемой насильственной смерти, молча поклонился и вышел.
Парк аттракционов, где ему назначил «свидание» Рекс, представлял собой огромную площадь с различного рода конструкциями. Несколько лет назад, в разгар празднования нового года, в Парке случился пожар. Были погибшие. Посчитав, что восстанавливать парк все равно без толку, его решили продать под склады, но покупатель так и не нашелся: слишком большая территория. Теперь искореженные металлические остовы являются единственными свидетелями бессмысленных и жестоких казней.
Основательно обмотав бинтами запястья с заходом на костяшки пальцев, Христиан насчитал восемь человек, кроме главаря. Что ж, этих он положит. Второй партии тоже придется не сладко. А вот третья... Впрочем, сначала надо дожить до второй.
Христиан медленно остановился в пяти шагах от Рекса. Первым делом, как водится, в ход идут оскорбления, чтобы спровоцировать «жертву» на первый удар - в этом случае у палачей появляется моральное право на убийство. Следующий этап - унижение. Цель та же. Если выстоять, доведенные друг другом до исступления отморозки кидаются на «жертву», как цепные собаки на кость, но уже без какого-либо права и с полной потерей контроля над ситуацией.
Тяжело дыша, Христиан выронил отнятый в драке кусок лома. Восемь человек на разном расстоянии от него были на земле без сознания, кто-то уже не встанет никогда. Однако дьявольская рожа Рекса явно предвкушала вторую часть этого безобразного спектакля: из-за поворота показалась группа человек в десять-двенадцать, и не восемнадцатилетних сопляков, привыкших кричать «ша» чумазым беспризорникам, а профессионалов. Они двигались, как рыси - мягко и неслышно, давая телу расслабится перед боем. А он уже вымотан.
Поравнявшись с главарем, один из новоприбывших крикнул Христиану:
- Korongo[ Журавль], Wa перед кончиной благословил тебя!
Память учителя и Хадзис, и jeshi[ Войско] почтили особым жестом: ударив по плечам кулаками скрещенных рук. А потом силы внезапно оставили Христиана. Сев на забрызганную кровью землю, он заплакал, проклиная свою непохожесть на других, обрекшую его на одиночество, помешавшую попрощаться с человеком, ставшим для него выше родителей, до конца стыдившихся его...
До Христиана долетали обрывки бешеной ругани Рекса с подавшим голос jeshi, которого главарь звал Кирианом, обличения его в мужеложстве самыми грязными словами, какие только можно вообразить. Все закончилось поучением: «Прежде всего, он наш брат» и хрустом свернутой шеи экс-главаря.
- Теперь Askari оправдает, наконец, свое название. Ты с нами, брат? - Кириан протянул Хадзису руку, и тот с готовностью принял ее:
- У меня нет другой семьи. И никогда не было.
Ферт, остыв, вернулся на работу. На столе его дожидалась папка подписанных документов с запиской от Христиана: «Отнеси в ведомство сегодня до 16. Х». Презрительно дернув верхней губой, секретарь выдвинул ящик, свалил туда документы и поднял трубку зазвонившего телефона:
- Офис лорда Иса. Чем могу помочь?
- Ферт... ты один?
Беллерофонт с сильно бьющимся сердцем несколько секунд смотрел на пустой крючок для ключа от кабинета, словно не веря, что ключ не материализовался там по желанию Роксан.
- Н-нет... где ты? Что случилось?
- Я дома... Ферт, я сегодня уеду к родителям, пришлось отменить примерку... Я устала. Я хочу жить обычной жизнью... - она всхлипнула. - Ты проводишь меня? Столько вещей, не знаю, успеет ли Грета все упаковать за час...
- Я на работе, Роксан...
- А я, по-твоему, отдыхаю?..
- Удачи тебе.
- Подожди... ты что, бросаешь меня? Потому что я больше не принцесса? Ты такой же...
Он прервал связь, нажав на рычаг.
Вытащил обратно тяжелую папку. Потоптавшись у кабинета, все же постучался и, получив разрешение, открыл дверь.
Мехиаэль стоял у окна, спиной к вошедшему.
- Вы заняты?
- Говори, я тебя слушаю.
- Почему меня все используют? Мужчины, женщины... Что со мной не так?
Мехиаэль с интересом наблюдал за сидевшим на кровле противоположного дома вороном: в клюве птица держала человеческий глаз, и он даже знал, чей именно. А в пяти километрах западнее Роксан непослушными пальцами складывала с полочки в ванной косметику, с внутренним содроганием вспоминая свой визит к Иса. В Центральной библиотеке Ирэн, устав от латыни и зубрежки, очень-очень тихо звала его, нежно размыкая губы в звуке М. В раздевалке подвального помещения бойцовского клуба Христиан бродил вдоль шкафчиков, без конца вызывая в памяти его образ. И этот, сзади, ждал ответа.
- Засунь свою обиду куда-нибудь подальше и отправляйся к Роксан. Испугался, что придется извиняться перед Христианом, и тут же отказался от женщины, - Мехиаэль отошел от окна обратно к столу, - которая якобы тебя скомпрометировала? Так это не она виновата, что ты унизил близкого человека... Передашь ей, что завтра в обед я буду у них с официальным визитом.
Ферт, готовый провалиться сквозь землю, молча кивнул и аккуратно закрыл дверь с другой стороны.
Тем не менее, невзирая на болезненность процедуры, мысли прояснились. Завезя в ведомство пакет документов, Беллерофонт поехал к Великой Княгине.
Роксан встретила его со слезами радости, сразу все простив. Правда, по-настоящему струхнула, узнав о намерении Иса посетить ее у родителей:
- Боже, да зачем я ему! Я подписываю отречение от престола, от меня никакого прока... Зачем я ему, Ферт?..
- Я не знаю, binti. Если хочешь, я поеду с тобой и останусь до завтра. Столько, сколько нужно.
В назначенный час королевская семья, жившая гораздо скромнее членов Совета, встречала в своем особняке лорда Иса. Маджи, столица Ардхиявату, уступала количеством учебных заведений, музеев, выставочных павильонов Мактабе, выигрывая у нее зато наличием зелени и фонтанов всевозможных форм и размеров. В наименее населенной ее части, в глубине старого сквера, и стоял трехэтажный дом из красного кирпича, принадлежащий венценосному Уга IV, его жене и дочери.
Роксан нервничала. Отняв руку, протянутую для приветственного поцелуя, чуть раньше, чем того требовали правила этикета, она промучилась в первые пятнадцать минут приема во время стандартного обмена любезностями, потом сказалась больной и поднялась к себе. А теперь ходила из угла в угол по своей гостиной, не понимая, о чем этот ужасный человек вот уже полтора часа говорит с ее родителями.
Шаги на лестнице даже не задержались у ее порога: открыв дверь, в комнату вошел лорд Иса:
- Я ненадолго, поэтому потрудитесь обуздать свое негодование и выслушать меня... Советник не выполнит взятые им на себя обязательства по обеспечению безопасности вашей семьи и вас лично. После подписания вами отречения от престола король и королева будут убиты, как потом скажут, членами Askari, а вас обвинят в измене и подготовке государственного переворота.
Напуганная до полусмерти девушка упала бы на пол, если бы Мехиаэль не подхватил ее. Усадив Роксан на стул, он за скулы повернул ее лицо к себе:
- Объясняю проще. Завтра тянешь время до тех пор, пока я не скажу тебе, что можно подписывать... Поняла?.. Что не поняла?
Он убрал руку, продолжая опираться на спинку ее стула и внимательно следить за ее реакцией.
- Что будет с мамой и папой?
- К моменту подписания они достигнут границы с Канааной. Во время подписания их выведут из Ардхиявату верные мне люди. Если ты подпишешь раньше, чем они пересекут границу, живыми они до Канааны не доберутся.
- Но... почему так?
- Потому что ты, дорогуша, начала строить из себя эдакую Розике Швиммер, не понимая, куда суешься и с кем связываешься.
- Я... я не... я просто хотела, чтобы у нас в стране людям жилось лучше...
- Ты просто хотела, чтобы все вокруг тобой восхищались. Ну, так и занималась бы приютами да больницами, дурочка; в политику ты по кой черт полезла?
Она вжалась в деревянные рейки, парализованная от страха, глядя на него со стула снизу вверх.
Ара завтра ее сожрет живьем на потеху Азазелю. Она не справится.
- Встань, - взяв за локоть, он заставил ее подняться. - Дай мне руку.
Роксан протянула ему ледяную ладошку.
Крутанув ее на сто восемьдесят градусов, он прижал ее спиной к себе, держа свои руки поверх ее рук, скрещенных у нее на груди. Предупредил крик ровными движениями губ на ее виске:
- Успокойтесь, Роксан. Я не посягаю ни на вашу свободу, ни на вашу честь... Закройте глаза, расслабьтесь. Почувствуйте исходящее от меня тепло.
Он слегка отстранился, помогая ей вздохнуть, но в корсете это было сделать просто нереально.
- Я дважды обратил ваше внимание на ваш нездоровый стиль одежды, и вы дважды проигнорировали мои слова.
Платье вместе с корсетом свалилось на пол, томно взметнув кружевами на прощанье.
Найдя на себе одну лишь нижнюю юбку, Роксан завизжала, набрав полные легкие воздуха.
- Гораздо свободнее дышится, не правда ли?
Устав кричать и вырываться, догадавшись, что никто, кроме shetani, ее просто-напросто не слышит, девушка взмолилась:
- Пожалуйста, отпустите меня... это ужасно...
- Нельзя игнорировать мои слова, Роксан. Особенно, когда я повторяю их во второй раз. И если завтра вы вздумаете прийти на церемонию в том кошмарном наряде, что висит сейчас на манекене в вашем будуаре, я вас раздену снова. С той только разницей, что завтра я не буду стоять у вас за спиной и прикрывать вашу грудь. Как вы думаете, мои намерения достаточно серьезны?.. Хорошо. А теперь все же закройте глаза.
Ощутив на себе тяжесть ее тела, Мехиаэль ввел Роксан в транс, освобождая ее от нервного напряжения и его последствий в несколько раз быстрее и эффективнее обычного глубокого сна.
В официальной приемной резиденции Советника Роксан не обнаружила ничего из того, что могло бы свидетельствовать о торжественности момента. Возможно, поэтому ее несостоятельность как наследницы трона представилась сейчас очевидной и для нее тоже.
Оглядываясь вокруг, Роксан наткнулась взглядом на лорда Иса - тот двинулся в ее сторону. Инстинктивно обхватив себя руками, Великая Княгиня с сильным волнением ждала вердикта по поводу своего внешнего вида.
Удлиненная юбка-колокол с завышенной талией мягко облегала стройные бедра, а заправленная в нее мужская сорочка на пару размеров больше нужного, с левым запахом, пряталась под молочного цвета меховым болеро. Волосы она распустила, к косметике не притрагивалась - совсем юная девушка, несмотря на свои двадцать шесть лет.
- Молодец.
Роксан вспыхнула - так неожиданно значимой оказалась для нее похвала этого человека.
- А теперь соберись и будь готова пережить весьма неприятные моменты. От этого зависит жизнь твоих родителей: не подписывай документ, пока я не разрешу.
- Милорд! - Она схватила его за руку - холодными и влажными ладонями, но решительно. - Вы же будете рядом?
- Я всегда рядом.
Вздрогнув от прикосновения Ара, Роксан не успела как следует осмыслить последнюю фразу Иса.
- Ваше Высочество, я вас провожу. - Он взял ее под руку. - Я вас сразу и не узнал. Решил, это племянница заблудилась...
Он рассмеялся над собственной шуткой.
- Я бы хотела прогуляться по Тенистым Аллеям. Пока я еще наследная принцесса.
- Как пожелаете, Ваше Высочество.
Они спустились в парк по широкой каменной лестнице. Обычно оживленные, особенно в день собрания, дорожки парка выглядели безлюдными и унылыми. Перспектива очутиться с Ара наедине в каком-нибудь укромном уголке леса пугала, и все же Роксан уверенно шла вперед, подальше от неуютной комнаты со столом и стулом на фоне пустых стен.
За очередным поворотом Ара привлек ее к себе и поцеловал:
- Пока ты еще наследная принцесса.
Он с ухмылкой поймал ее руку, не дав влепить пощечину.
- И насколько же далеко ты готова зайти, принцесса?
Она вдруг сорвалась с места и побежала в самую чащу, мысленно благодаря бога за удобную юбку и отсутствие корсета. Вдогонку ей несся смех Ара, хлеща ее по лицу ветками, путаясь в волосах, цепляясь кустами за подол и рукава.
Запыхавшись, прижалась спиной к огромному тополю; замерла, прислушиваясь. Тихо. Сонный шелест осеннего леса подхватывался где-то в небе кряканьем утки. Внезапно справа что-то грузное зашевелилось в листве. Закричав от ужаса, что это медведь, девушка кинулась обратно к дороге, сбила с ног Ара и в итоге оказалась придавленной им к голой земле.
- Прогулялась? - Он с любопытством вглядывался в ее лицо, замечая в нем какие-то неуловимые перемены по сравнению с последней встречей в его номере.
Высвободив руки, Роксан попыталась столкнуть его с себя, поэтому ему пришлось закинуть ее руки наверх, без особых усилий удерживая их одной своей.
- Ты ведь не сладишь со мной, сладкая моя девочка. А слезу я с тебя только после того, как ты дашь слово идти подписывать документ... Что ж, видимо, придется помочь.
- Прекратите! - она громко заплакала.
- Я, правда, не хочу... вот так.
Он перевалился на бок - Роксан рефлекторно вздохнула. Всхлипывая, хотела было встать на ноги, но он не дал:
- Я же сказал: только после твоего слова.
Третья ее попытка обойти его условие вынудила его пойти на крайние меры: едва не оглохнув от ее истошного визга, он остановился, за волосы задрал ее голову, чтобы приблизить ее ухо к своим губам:
- Как бы мне ни хотелось растянуть удовольствие, я управлюсь быстро. Так что очень советую тебе кивнуть в знак того, что ты правильно меня поняла... Вот и умница.
Отряхнувшись, он помог подняться Роксан.
Она так надеялась по возвращении получить отмашку от Иса, но этого не случилось.
- Мне нужно привести себя в порядок.
Ара шагнул в уборную за ней следом.
Стоя перед зеркалом, Роксан медленно вытаскивала из волос листья. Ответственность за жизнь родителей придавила ее к земле, не слишком прибавив при этом смелости. Прощаясь вчера вечером, они со слезами обещали друг другу увидеться. Ферт, ее милый и добрый Ферт, поехал с ними в качестве их шофера, который внезапно заболел.
Ара со скрещенными на груди руками наблюдал за ее отражением. Роксан сняла болеро и заявила, что в испачканной рубашке не станет ничего подписывать. При этом она вцепилась в раковину, предполагая, наверное, что он потащит ее силой.
Сбросив сшитый под старинный камзол жилет, Ара выпростал из брюк сорочку, расстегнул на ней все пуговицы и, приблизившись, положил ее на раковину перед девушкой:
- Эта подойдет?
- Да.
Стараясь не смотреть на своего мучителя, Роксан вытащила рубашку из юбки и руки из рукавов, обхватила себя за плечи. Повернув голову к Ара, глядя вниз, попросила:
- Помогите мне.
Ее низкий бархатный голос, беззащитность, обнаженная канавка худенькой спины под его руками на мгновение заслонили в его голове другой образ.
Накрыв ее своей сорочкой, Ара опустил подбородок до уровня ее лица, заглянул в отражение ее серых с поволокой глаз:
- У вас есть две минуты, чтобы одеться, Ваше Высочество.
Подобрал с пола жилет и вышел.
Застегивая негнущимися пальцами чужую рубашку, Роксан по поведению Ара поняла, что он начинает торопиться.
По пути в комнату для подписания все попытки принцессы задержаться под каким-нибудь предлогом грубо пресекались. В комнате, усадив ее за стол, Ара пододвинул ей документ и вручил заправленное черными чернилами перо.
- В стакане воды вы мне тоже откажете?
Выйдя, Ара вернулся с водой, но перед тем, как отдать ее Роксан, скопил слюни и выпустил их в стакан на ее глазах.
- Пейте, Ваше Высочество.
И она приказала себе выпить.
Через несколько минут ее вырвало в соседней уборной: слава богу, препятствовать ей никто не стал.
Вытерев рот, она кое-как встала с пола, включила в раковине воду, умылась. Страх за родителей и Ферта иссушил слезы; постепенно прекратились позывы к рвоте, несмотря на окружавший ее запах Ара.
Надсмотрщик открыл дверь, выводя ее наружу. Ее снова усадили за стол, вставили ей в руку перо, заставили написать свою фамилию.
Уронив голову на лежащие на столе руки, одна в пустой комнате, она пребывала в оцепенении до прихода Иса.
- Мои родители?..
- Они живы и в безопасности. А Ферт погиб.
Мехиаэль оторвал ее от пола, и корчи продолжились уже в его объятиях. На холодном, в капельках пота, лбу девушки проступила печать Азазеля: знак того, что душой и разумом человека всецело завладела идея самоубийства.
Погрузив Роксан в глубокое забытье, он бережно, на руках, вынес ее на свежий воздух к своему автомобилю. Пристегнул ее, сел за руль и обратил мысленный взор на Советника:
Ты доигрался, Азазель.
4.
Фигура в черном плаще с глубоко надвинутым на лицо капюшоном медленно поднялась с валуна навстречу показавшемуся впереди путнику. Полы его накидки лучились белым холодным светом полной луны, осторожная волчья поступь и характерный, чуть заметный наклон головы от привычной необходимости быть начеку выдавали в нем притаившегося хищника.
- Мехиаэль... Как это понимать?
Остановившись, Белый Волк подождал, пока демон обойдет его кругом. Мерцающие одежды на самом деле лишь отражали мягкое свечение его кожи, а в глаза Азазель, как ни силился, посмотреть не смог.
- Тебе это все дорого обойдется, Мехиаэль...
- А это уже не твои трудности, друг мой.
- Зачем ты меня вызвал?
Чтобы не опускать взгляд, демон пустыни разговаривал со своей бывшей, самой ценной игрушкой, стоя у нее за спиной, суетливо перемещаясь то вправо, то влево. Как нашкодивший пес.
- Сообщить тебе о новых правилах. Я запрещаю тебе с этой минуты любые сверхъестественные проявления в этом мире, как и право покинуть его.
Азазель рассмеялся. Правда, смех прекратился, когда он увидел себя в своем рафинированном наряде Советника в теле шестидесятилетнего старика.
- Что... Да кто ты... - демон осекся, отступив назад, едва Мехиаэль повернул голову в его сторону:
- Спроси меня, кто я такой, Азазель.
- Ладно, ладно... Будь по-твоему. Но ведь в души людей мне путь открыт всегда, а вот с тобой им приходится туго, - Советник довольно крякнул, почти обретя прежнюю уверенность.
- Тогда тебе не составит труда попросить кого-нибудь из твоих почитателей проявить человеколюбие и доставить тебя отсюда в твою резиденцию.
Увы, об этой стороне вопроса Советник как-то не подумал.
Материализовавшись на первом этаже, сейчас пустующем, в доме Христиана, Мехиаэль вернул себе человеческий облик и поднялся в маленькую гостевую спальню, которую покинул час назад.
Ирэн, полулежа на кровати рядом с мирно спящей Роксан, нежно теребила ей волосы. Заметив вошедшего Мехиаэля, тихонько поднялась:
- Я беспокоюсь за Христиана, mungu. Сразу после тебя он сбежал по лестнице, потом хлопнула входная дверь.
- Переживет, - он шагнул к постели, слегка дотронувшись до лба Роксан тыльной частью ладони.
Печать Азазеля была связана не только со смертью Ферта из-за несвоевременного подписания документа. Даже сейчас, в глубоком сне, она загоняла себе кол в сердце по другой причине, сцепив ее для гарантии своих намерений с гибелью любящего ее человека. Ему придется устроить ей очную ставку с самой собой.
- Если очнется без меня, пои ее настоем, который найдешь внизу на кухне, - он обернулся к Ирэн - тоска в ее глазах рассказала о пережитых за последний час уколах ревности; осудив себя за них, она объяснила себе поведение любимого мужчины его правом жить так, как ему хочется.
- Эн... Посмотри на меня. Я не человек. И пока ты продолжаешь думать обо мне, как о своем мужчине, у нас с тобой ничего не выйдет...
- Я отдалась тебе! И ты не остановил меня, девчонку, и не помешал дяде... - ее голос срывался, но звенел, - а мог помешать, ведь ты же бог... ты бросил меня в тот момент... за что?.. за что, Мехиаэль?..
Она вскрикнула, ослепленная его внезапном преображением; инстинктивно потянула руки к глазам, однако он не позволил ей закрыться от него:
- Ты определись для себя, душа моя, человек я или бог, и если я бог, то не сошла ли ты с ума, разговаривая со мной в таком тоне?.. А что касается секса - так я до сих пор хочу тебя, но человеческая профанация близости меня больше не устраивает: мне нужна вся ты, целиком и надолго, а не только твое тело на несколько минут.
Он покинул ее, плачущую, в горьком раскаянии о брошенных ему в лицо упреках.
Зачем я это сказала?.. Я ведь пообещала себе, что буду ему верить. Для чего тогда я складывала в сердце своем все его слова, для чего убеждала себя, что он не человек, и любить его, как человека, невозможно?.. Неужели настолько непостоянна моя вера в него, что при малейшем испытании я готова от него отвернуться, обвиняя его в жестокосердии?.. И если он, действительно, так жесток и порочен, то почему тогда я не посмела взглянуть ему в глаза, почему испугалась исходящего от него света?..
Во дворе дома, в укромном месте под ивами, которое не просматривалось ни со стороны городской дороги, ни со стороны завода, Христиан вводил в курс дела Кириана и еще с десяток jeshi:
- ...Ему не нужна власть как власть - он и так управлял в Ардхиявату, а сейчас уж тем более. Ему нужна мясорубка, чтобы мы все тут поубивали друг друга, а он бы гулял по колено в людской крови. Он не человек, лорд Эза, - он падший ангел, Азазил... Я понимаю, что все это звучит бредом, - опередил он возражения Кириана, - но то, как издевались над Роксан на подписании отречения, по-другому объяснить нельзя.
- А я слышал, что она из себя изображала кукухой поехнутую... Ара все нервы вымотала...
- Давай я тебя сейчас к ней отведу, ты ее в чувство приведешь и скажешь ей, что ничего страшного не было, а просто она дура...
- Остынь, Korongo, - Кириан заслонил собою незадачливого комментатора, вынудив Христиана отступить на шаг. - Мы тебе верим. И все же хотелось бы больше ясности относительно мотивов Советника.
Христиан дал тебе исчерпывающий ответ относительно мотивов Советника, Mamba[ Крокодил].
Белый Волк приблизился к группе парней и ответил на рукопожатие не сводившего с него глаз Кириана:
- А теперь ты, друг мой, ответь, почему jeshi, чья история восходит к самим mwandishi[ Создатель (имеется в виду человек)] Земли Людей, никогда не сомневавшиеся ранее, на чьей стороне и за что они борются, сейчас медлят?..
Среди соратников Кириана поднялся глухой ропот, однако предводитель жестом заткнул их. Этот человек, лорд Иса, назвал его так, как называл его только Wa в их редких беседах тет-а-тет. Он знал о jeshi то, что могли знать только сами jeshi.
- ...не означает ли это, что жители Ардхиявату столкнулись с чем-то, с чем раньше никогда не сталкивались?
- Кто ты? Как твое имя? Имени мне достаточно.
- Мехиаэль.
- Я пойду за тобой, куда скажешь, Мехиаэль. Они тоже, - он небрежно качнул головой на воинов, окруживших двух беседующих друг с другом мужчин плотным кольцом.
Белый Волк ощущал лавину эмоций, захлестнувших этих людей: от подозрительности и недоверия до откровенного восхищения. И при этом все они - и все вместе, и каждый в отдельности - неосознанно стремились дотронуться до него, чтобы приобщиться к звериной мощи, что от него исходила.
Расширив пространство возле себя, отодвинув обеими руками сгрудившихся вокруг него бойцов, Мехиаэль обратился к Кириану:
- Эза начнет вырезать несогласных с ним членов совета, а таковых осталось двое: лорд Уна и его сестра леди Никс. Отбейте брата, сестрой я займусь сам.
- Та еще стерва, - буркнул кто-то.
Поклонившись, jeshi растворились среди заводских корпусов.
Христиан, стоявший все это время поодаль, направился вместе с остальными в сторону свечного завода, в конторку. Проходя мимо Мехиаэля, уставился в землю, от сильного напряжения сжимая в кулаки спрятанные в карманах руки. Поэтому инстинктивно дернулся, когда Белый Волк тормознул его, крепко взяв за руку повыше локтя.
- Спокойно, Христиан... - они оказались под сенью ив вдвоем. - Ты чем-то недоволен? Говори.
Не поднимая глаз, не вынимая из карманов рук, Хадзис с горечью вымолвил:
- Ты мог спасти его, тебе это ничего не стоило... Но ты не захотел...
- А пойти с тобой на «свидание» с отморозками Рекса тоже я не захотел?
- Но ведь... - Христиан растерянно посмотрел на него. - Ты знал, как все будет...
- А что это меняет? Или, по-твоему, я отношусь к вам ко всем как к безмозглым котятам, не способным отвечать за свои слова и действия?..
- Разве Ферт... - он мотнул головой, оборвав себя на полуслове; боль от потери дорогого человека прорвала дамбу гнева и хлынула в сердце лавиной, сметающей все на своем пути. - Я устал хоронить близких... Мехиаэль, - Христиан облизал пересохшие губы; поток боли сносил один за другим хрупкие рациональные конструкции, на которых он тщательно и взвешенно выстраивал свои отношения с Белым Волком после того памятного разговора с ним, - у вас с Ирэн была близость. Чем я хуже нее?
Он со страстью накрыл ладонью его руку на своем плече, мечась взглядом от его черных ресниц и мелких морщинок в уголках глаз к крыльям носа, от границ щетины на скулах и над верхней губой к прямой линии подбородка и снова к ресницам:
- Не посылай меня, не сейчас...
Мехиаэль вдруг увидел почти в сотне километров отсюда кричавшую рыжеволосую девушку; взмыленная лошадь под ней, совершенно неуправляемая, несла ее к оврагу, суля верную гибель и себе, и своей наезднице.
- Близости хочешь, дурачок... - Он слегка склонил голову, вернув свое внимание собеседнику, губы приоткрылись в знакомой Христиану по фото улыбке. - Хорошо. Сегодня в моем офисе в девять.
Растворившись в воздухе на глазах у едва не свихнувшегося от счастья Хадзиса, Мехиаэль воплотился спустя мгновение за спиной рыжеволосой амазонки; вырвав у нее из рук поводья во избежание дальнейшего нервирования животного, он остановил лошадь перед самим роковым прыжком. Развернув кобылу, услышал довольно резкое:
- Вы кто?
- Не за что.
- Что?.. - Еще в шоке от пережитого, она по инерции перенесла аффект с ситуации на незваного седока:
- Слезьте с моей лошади немедленно, грубиян!
- Как только доставлю вас в безопасное место.
Удар локтем в правильное место обязательно достиг бы цели, если бы за спиной леди Никс находился обычный мужчина; в ее же случае она, не понимая, как, сама растянулась поперек седла со скрученными за спиной руками. За брызнувшими из глаз слезами бессильной злобы из большого чувственного рта девушки забил фонтан ругательств.
У первого плетня ближайшей деревушки Мехиаэль спешился и помог спуститься даме, заблаговременно связав ей руки куском бечевки. Она на секунду умолкла, чтобы в следующую - плюнуть ему в лицо, так что он склеил ее чудесный рот, не без удовольствия наслаждаясь репертуаром звуков разъяренной женщины, которую лишили права членораздельно поливать своего обидчика грязью.
Выгнав из дощатого гаража припасенный на этот случай автомобиль, Мехиаэль рывком поставил на ноги пустившуюся было наутек пленницу и, не особо церемонясь, впихнул ее на заднее сиденье. Пристегнул, занял место водителя; из зеркала на него смотрела настоящая средневековая ведьма: космы огненных волос, белая кожа с россыпью веснушек, а под красивым изломом пшеничных бровей - большие, горящие ненавистью серые глаза. Спустя примерно пятнадцать минут после начала движения голова девушки, почти созревшей для осуществления очередного рискованного шага, в один момент безвольно упала на грудь, а сама она повисла на ремне безопасности.
Шурша гравием, автомобиль вкатился во двор замка. Одичавшая лужайка с нестриженым два месяца газоном придавала родовому поместью Ирэн вид зачарованного места; лимонник одолел-таки пятиметровые колонны входной группы, и теперь гроздья красных ягод ждали заботливой руки хозяина.
Мехиаэль распахнул заднюю пассажирскую дверцу, традиционным методом - пощечинами - привел в чувство Никс, вытащил ее на свежий воздух. Потускневший взгляд девушки, ее сиплое дыхание являлись прямым следствием невозможности дышать через рот - аллергик, она практически круглый год страдала отеком слизистой оболочки пазух носа.
- Пойдем, солнце мое.
Взяв ее за плечо, Белый Волк потянул ее за собой сперва в сумеречный холл замка, а затем на лестницу - в бывшую спальню Ара в круглой башне. Постоянно спотыкаясь, девушка под конец подъема, еле волоча ноги, отчаянно замычала - Мехиаэль усадил ее на ступеньку перед собой:
- Покажи мне, что ты сделала правильные выводы и поняла, когда можно, а когда нельзя открывать свой рот.
Он расклеил ей губы - какое-то время пленница просто часто и глубоко дышала. Восстановившись, глянула на него со смесью страха и отвращения:
- Где я?
- В родовом замке Эла Ара Ирэн... Поднимайся.
Впустив ее в комнату, Мехиаэль жестом предостерег ее от нового вопроса:
- Мне некогда, поэтому молчишь и внимаешь. Ты останешься в башне до тех пор, пока не научишься разговаривать со мной вежливо и почтительно...
Никс от возмущения поперхнулась, но вовремя прикусила язык.
- ...Я вернусь завтра утром, а ты пока подумай о том, как ты дошла до жизни такой.
Около пяти вечера очнулась Роксан. Попросила воды. Ирэн напоила ее настоем, что приготовил mungu. По мере того, как события дня постепенно восстанавливались в памяти бывшей принцессы, ей становилось хуже. Вспомнив о Ферте, девушка выронила из задрожавших рук чашку с недопитым лекарством; челюсть скривилась, монотонный плач, нарастая волнами, наконец, оборвался криком.
Она кричала, не переставая, раздирая сердце Ирэн - та в слезах подбежала к ней, став живым щитом между ее лицом и ее ногтями, которыми Роксан с одержимостью помешанной норовила расцарапать себя.
- Мехиаэль... - Ирэн неосознанно устремила взгляд куда-то вверх; сама разрушаясь от боли, что терзала ее подругу, она сдавленным шепотом произнесла:
- Я больше не могу...
В следующую секунду он отстранил ее от обезумевшей от горя девушки; схватив запястья Роксан, прижал с перекрещенными руками к себе, как в доме ее родителей накануне церемонии. Дикое верещание и дерганье понемногу сменились всхлипами: медленно шагая с ней по комнате, покачиваясь на ходу то вправо, то влево, Мехиаэль неустанно повторял ей: «Ты в безопасности... Ты в безопасности, Роксан».
Скоро она совсем затихла, погрузившись в промежуточное состояние между сном и бодрствованием. Целую минуту у Ирэн от воцарившейся вокруг тишины звенело в ушах.
Наблюдая за mungu, в объятиях которого мирно дышала Роксан, лишь изредка вздрагивая, словно проверяя себя, не падает ли она, Ирэн не заметно для себя задремала.
- Эн...
Она распахнула глаза - Мехиаэль держал ее за руку, сидя на кровати; Роксан спала рядом, у стены.
- Тебе нужно поесть.
- Который сейчас час?
- Почти девять. Сходи на кухню и поешь - до утра Роксан тебя не побеспокоит. Отдохни.
Он поднялся, давая ей возможность спустить ноги на пол, встать.
Христиан заехал по пути в ведомство, забрал готовые документы. Хотел было подумать о плюсах и минусах переезда Ирэн, но не вышло. В итоге приехал в офис в половине восьмого, полтора часа проторчав в забегаловке с чашкой кофе.
Преодолев темный коридор, наощупь отыскал ключ от кабинета, отпер дверь, вошел. Почти не уловимый в приемной, здесь его запах слышался вполне отчетливо; от волнения Хадзиса чуток повело, понадобилось выйти к столу секретаря за глотком воды.
Еле-еле, по-черепашьи, ползли минуты. Он уже весь измаялся, и так, и эдак фантазируя на тему их первого раза, однако стоило в коридоре раздаться шагам Мехиаэля, как опьяняющее возбуждение предательски сдулось до банального страха.
- Отойди от окна.
Христиан на ватных ногах сдвинулся вглубь кабинета, к стульям. Задел в потемках какие-то коробки; характерный звук металлической бляшки при расстегивании ремня едва не спровоцировал приступ паники. Только поздно уже заднюю включать.
Мехиаэль отвел его руки за спину, связал их ремнем:
- Не против?..
Чисто номинально. Так же, из вежливости, Христиан выдавил хриплое «нет».
Нажав на плечо, Мехиаэль заставил Хадзиса опуститься на колени. Сел на стул напротив него, спросил:
- Ты готов?
Пауза.
- Я... да.
Ладонь Хороса сжалась в волосах на затылке Христиана, и сразу же mungu озарился бело-лунным сиянием; ослепнув от неожиданности, Хадзис глотнул воздух, но и тот оказался раскаленным, и некуда было деться от этого беспощадного света...
Трещины в его душе, сквозь которые проникал свет Хороса, увеличивались, угрожая целостности самой его личности; сигнал тревоги, посланный им самому себе, активировал определенные участки мозга: выгнувшись в эпилептическом припадке, с кровавой пеной на губах, Христиан бы покалечился, если бы Мехиаэль предусмотрительно не обездвижил его.
Припадок плавно перетек в обычный обморок с вмешательством Белого Волка.
Очнувшись лежащим на полу, Хадзис услышал голос Мехиаэля:
- Ну что, попробуем еще раз?.. - скрипнув стулом, он подтащил его за связанные руки к себе.
- Прости меня... - лихорадочный шепот, - я понял, понял, где мое место...
- Да шучу я, - Мехиаэль дотянулся до ремня, развязал его. - Свободен.
Я сидела на крылечке, наслаждаясь спокойствием и теплым осенним вечером. Вспоминала, с какой трогательной заботой Мехиаэль возился с Роксан. Бедняжка...
И в голове не укладывались его слова о себе: «жестокий», «ревнивый», «не обещал, что со мной будет легко»... До тех пор, пока истина каким-то неведомым образом не снизошла на меня: конечно, с ним не легко - не потому, что он плохой, а из-за нас - это мы не дотягиваем до него, это нам нужно трудиться и работать в поте лица, чтобы просто без страха находится с ним рядом. А многие ли из нас готовы трудиться?.. Увы.
Да, он жестокий - узнавать правду о себе и меняться больно, а, подчас, невозможно. Во лжи легче - она добрее и мягче, она ничего не требует, она жалеет и усыпляет...
Да, он самый ярый ревнивец, каких знал мир: ему мало доли в сердце - ему нужно все сердце, без остатка; ему мало тела - ему нужна душа, вся душа, со всеми ее пятнами и сквернами, а не только начищенный до блеска кусок, что мы привыкли демонстрировать друг другу при общении и встрече.
Мехиаэль... Ты сказал, что я прохожу мимо тебя и не узнаю - и как же мне было узнать Тебя, не увидев, какой я прохожу мимо Тебя?..
Моя невинность - как давно она стала валютой в моих отношениях с Ара, способом сохранять свою ценность и привлекательность для него?.. И вот, Ты лишил меня этой валюты, дав взамен Свою любовь, и что же?.. Я испугалась, потеряв значимость для Ара, унизилась, пытаясь вернуть прежний контроль над ним, предала себя... Злые чары, связывавшие нас с Ара, разрушились благодаря Тебе, а я... обвинила Тебя в черствости и равнодушии! И как же мне теперь стать перед Тобой и сказать: «Вот я, которой Ты подарил Свою любовь, посмотри, что я сделала с ней»...
Обхватив голени руками, Ирэн заплакала. Подъехавший в это время к дому автомобиль выпустил двух мужчин, один из них быстрым шагом двинулся к девушке, преображаясь в светлоликого Хороса.
На коленях на холодной земле она ждала его, наполняясь жаром; на ощупь, как слепая, обнаруживая полноту его присутствия в своей жизни.
- Эн... Встань.
Он поднял ее с колен.
Невыразимое блаженство, родившееся от его прикосновения, требовало и нечеловеческих ресурсов для своего продолжения - в любой момент сердце Ирэн могло не выдержать. Его человеческая ипостась являлась ничем иным, как щитом: в образе человека он был безопасен для них.
- Эн... - он подхватил ее, - как ты?
- Мне было так хорошо, mungu, - ее голос шелестел не громче хлопанья крыльев бабочки, - я думала, что умру от счастья...
- Так и есть, - он на руках понес ее в дом на второй этаж.
Христиан просидел на крыльце всю ночь. В четыре утра, продрогший, зашел на кухню, включил комфорку, налил в чайник воды и поставил его на плиту. День сегодня тоже обещал быть теплым и ясным.
Накинув на плечи плед, Хадзис заварил в кружке чай. Удивительно, как мало он страдал из-за вчерашнего уязвленного самолюбия. Правда, где-то в темном уголке души посеялось семечко зависти к Ирэн. Он признавался уже самому себе, что ревнует Мехиаэля к ней. Если он не предпримет что-нибудь, сдобренное ревностью семечко прорастет, и он тогда потеряет их обоих - дружба с Ирэн вдохновляла его, тянула его вверх.
Христиан повертел в руках кружку - чаинки на поверхности не сместились ни на миллиметр.
Интересно, что сделает с ним Мехиаэль, если он, Христиан, убьет Ирэн?.. Вот уже и такие помыслы появились. Грустно усмехнувшись, он поставил кружку на придиванный столик.
Кого он обманывает? Его всю жизнь тыкали в дерьмо, указывая на его место в этом мире. Возможно, они правы.
Он резко вскинул голову: лестница заскрипела под шагами Белого Волка. Мехиаэль всю ночь пробыл с девочками.
Христиан успел поймать себя на мысли, что его возбуждает тот факт, что для Мехиаэля он со всеми своими рассуждениями и фантазиями как на ладони. Словно нашелся, наконец-то, свидетель его жизни, даже самой тайной ее стороны.
- Доброе утро. Как они?
Допив стакан воды, Мехиаэль открыл холодильник:
- Нормально... А мясо где, Христиан? На пиве и консервах далеко не ускачешь...
Сама собой зажглась комфорка, на которую Белый Волк поставил сковороду.
- Кофе сварить сможешь?
- Да, конечно... - Христиан, подорвавшись с дивана, на пару минут застрял напротив нижней полки, откапывая из-под завала кастрюль и железных мисок с отколотой эмалью медную турку.
- Не греми - девчонок разбудишь.
Между тем в горячем масле на раскаленной сковороде оказались два отличных мраморных стейка.
Обжарив мясо по две минуты на сильном огне с каждой стороны, Мехиаэль накрыл скворчащую сковороду крышкой и убавил огонь:
- Я за зеленью. Выключи через две минуты.
- Хорошо, - Христиан снял с огня почти доведенный до кипения напиток и вновь вернул его на комфорку.
О таком утре он не мечтал даже в самых смелых своих фантазиях. Благодарность щемила сердце, из-за нее едва не убежал кофе. Чертыхнувшись, Христиан кинул в джезву щепотку соли и разлил ароматный напиток на две чашки.
Мехиаэль возвратился с листьями салата:
- Возьми.
- Ты их только что вырастил? - Христиан с улыбкой разложил мясо по тарелкам, украсил зеленью.
Сквозь оконное стекло на пожелтевшую от времени скатерть упали косые лучи солнца; Мехиаэль щурился от него, наслаждаясь сочным куском говядины.
- Лучшее утро моей жизни, - Хадзис с обожанием посмотрел на красивого мужчину за своим столом. - Я думал, такое доступно лишь избранным...
Тот усмехнулся:
- Избранным...
- Ну, те, кто достоин... твоего общества. Близости. - Христиан снизил голос до шепота, чтобы не было слышно, как он дрожит. - Я, например, не из их числа, я это уже понял.
Белый Волк, досадуя, медленно покачал головой:
- Ничего ты не понял. Ты думаешь, у меня где-то есть проранжированный список с фамилиями тех, кого я подпущу к себе?.. Вот ты чудак. Да мне не жалко - сближайся. Проблема в том, что ты близость со мной и не вывозишь, вплоть до падучей. Я уже говорил тебе об этом...
- А можно мне к вам? - Ирэн робко застыла в метре от стола.
- Садись, я уже ухожу, - он уступил ей место и обратился к Христиану:
- Свари ей кофе. Кофе отличный, кстати.
Войдя в семь утра в бывшую спальню Ара, Мехиаэль с удовлетворением огляделся: Никс откопала откуда-то со дна огромного комода банку черной краски, и теперь внутренние стены круглой башни радовали глаз изощренными ругательствами и оскорблениями. На языке пленницы это означало примерно следующее: ты можешь заклеить мне рот, но мнение свое я все равно выскажу.
Сама художница сидела с ногами на голом матрасе двуспальной кровати, хмуро и с ноткой разочарования наблюдая за реакцией своего тюремщика. Высокие сапоги для верховой езды валялись кое-как на полу, шерстяная фуфайка тоже. На Никс остались плотные облегающие трико болотного цвета и льняная туника до середины бедер.
- Я смотрю, вы трудились всю ночь. Как вы себя чувствуете?
Скинув со стула какое-то барахло, забытое прежним хозяином замка, Мехиаэль сел напротив девушки на расстоянии примерно в пять метров от нее:
- У вас болит голова от краски, вы хотите пить. Как видите, ответ на вопрос совсем не сложный. Что же помешало вам ответить?
- Иди ты к черту, - себе под нос, чтоб не услышал; еще и глаза отвела на всякий случай.
Поскольку молчание затянулось, Никс украдкой взглянула на мужчину: тот, в свою очередь, наблюдал за ней, как наблюдает за мышкой кошка. Она отвернулась, но ощущать его отношение к себе не перестала. И не выдержала:
- Что вы от меня хотите?! Вы, вообще, нормальный?.. Я каталась на лошади, вас не трогала, так нет - сваливается, как снег на голову, какой-то мужик, затыкает рот и тащит в башню...
Она вдруг испугалась: смысл собственных слов дошел до нее:
- Правда, что вы от меня хотите?..
- Ты невнимательно меня слушала вчера. Повторяю: ты останешься здесь, пока не научишься разговаривать со мной вежливо и почтительно.
- Ну, точно, больной...
Мехиаэль поднялся:
- Привыкла, что тебя ломают. Я не ломаю, я приручаю. Звучит гуманнее, согласна? Поверь мне на слово - выстоять легче, когда ломают. Увидимся через четыре часа.
Роксан не встала утром. Она не реагировала на вопросы и зов Ирэн, на запах еды, на звуки - вообще ни на что. Она словно провалилась в какой-то иной, темный мир, и лишь ее физическая оболочка по-прежнему находилась в этом.
Девушка даже не моргнула, когда край ее постели примялся под чьим-то телом; импульс о чьем-то прикосновении к ее руке потерялся где-то по пути, поэтому она и не осознавала, что ее ладонь лежит в чужой ладони. Звуки ее имени растворялись, не достигая цели. И тем не менее, чувство присутствия рядом с собой кого-то, кто выдерживал ее отвращение к жизни, сохраняло ее рассудок.
Благодаря этому присутствию она сумела принять лекарство и забыться ненадолго в тяжелом сне.
Спустя четыре часа Никс поджидала похитителя возле двери, приготовившись огреть его стулом. Убить, к сожалению, не получится, а вот отвлечь и сбежать - вполне.
Единственный запас воды был спущен в унитаз еще вчера в маленькой, примыкавшей к спальне уборной. Если бы она знала!.. Воду перекрыли на первом этаже, так что больше она в бочок не набиралась.
Услышав шаги на лестнице, девушка замахнулась стулом - и жутко вскрикнула, выронив свое оружие: маньяк сидел на кровати сзади нее.
- Как... Это невозможно... - бормотала, почесывая задетые упавшим стулом места.
Очень хотелось пить.
- Дайте мне воды.
Мехиаэль протянул сложенную лодочкой ладонь - чудесным образом она наполнилась кристально чистой водой:
- Пей.
- Что?.. С руки?!. Вы издеваетесь?..
А вода, тем временем, утекала, капала на пол.
- Урод!.. - она металась от одной стены к другой, не приближаясь, впрочем, к своему мучителю; запнувшись о стул, с воплем швырнула его в мужчину - стул взорвался фейерверком стружек, не долетев до кровати.
Обессиленная, рухнула на пол: он стряхнул с ладони последние капли:
- Как пожелаешь.
- Будь ты проклят!.. - теряя человеческий облик в бешеной ярости, она вскочила на ноги и с рычанием прыгнула на взявшегося за ручку двери мужчину - но, как и стул, не долетела: прикованная к полу неведомой силой, дико вращала глазами, с большим опозданием постигая абсолютную власть этого монстра.
Все силы экс-принцессы после пробуждения забрала в свое ненасытное чрево вина. Адские иглы выжигали на ее сердце клеймо - она слепла и глохла от боли, и снова чьи-то сильные руки выдергивали ее из пекла, снова кто-то вставал между нею и топтавшей Роксан ее совестью.
Разжав ей зубы, Мехиаэль влил девушке приготовленный собственноручно настой: спустя двадцать минут ее щеки слегка порозовели. Нашарив его руку, Роксан одними губами попросила:
- Не уходите...
Веки слипались под свинцовой тяжестью, дыхание сбивалось; ужасная мысль, что она умирает, вырвала у несчастной жалобный стон:
- Не уходите, не оставляйте меня!..
Накрыв своей ладонью ее лоб, Мехиаэль прекратил беспорядочную возню на подушке:
- Спи. Скоро станет лучше.
Покорившись действию лекарства, Роксан уснула.
Никс так и лежала на полу, временами проваливаясь в беспамятство. Почти сутки без воды. Без еды. Он бросил ее тут умирать.
- Нет... - она перевернулась на живот, поджав под себя ноги; волосы на голове зашевелились от трупного дыхания смотревшей ей в лицо смерти. - Я не хочу... не хочу умирать...
Он опять возник из ниоткуда - ей уже было плевать.
- Пить... умоляю...
В ладони Мехиаэля появилась живительная влага.
На четвереньках доползла до него, встала на колени, уцепившись за его слегка согнутый локоть, и припала к его ладони. Два глотка жизни.
- Еще... пожалуйста... - она не видела его лицо сквозь туман в глазах.
Ладонь наполнилась снова, и вода в ней не иссякла, пока пленница не утолила жажду.
Сделав последний глоток, Никс провела губами по его коже, собирая поцелуями капельки воды в складках его ладони.
Потом отпустила его руку и села на ноги, выдохнув:
- Спасибо.
Проснувшись, Роксан осторожно села в постели: кружилась голова. Наверное, от голода. Солнце низко висело над горизонтом, из приоткрытого окна тянуло запахом прелых листьев.
- Привееет... - Ирэн, улыбаясь, взяла ее руку в свои. - Как ты? Есть хочешь?
- Да... а где...
- Мехиаэль? - понимающе кивнув, Ирэн с материнской нежностью поцеловала тоненькие пальчики подруги. - Я не знаю - он не говорит, куда уходит... Давай я принесу тебе горячих лепешок с бульоном, хорошо?
- Спасибо, Эн...
Вопреки ожиданиям, съесть удалось совсем чуть-чуть. Отставив поднос, Роксан придвинулась к столу, положила перед собой лист бумаги и взяла карандаш из привинченного к столешнице пенала.
В небольшой палатке наскоро разбитого военного лагеря Кириан отчитывался Мехиаэлю о проведенной операции:
- Парень быстро сообразил, к чему дело идет: забаррикадировался с оружием в доме, ранил пару человек. Думал, говорит, что Советник убийц подослал. Когда сказали, что мы от лорда Иса, все понял и сдался... Слух прошел, что короля убили руками наемников из Суфурианы. Это так?
Мехиаэль, скрестив голени на перевернутом вверх дном деревянном ящике, лег на спинку самодельного походного кресла, закрыл глаза согнутой в локте рукой:
- Нет. Король и королева в Канаане, под охраной на территории посольства.
- Я так и думал... Здорово, брат, чё хотел?
Откинув брезентовое полотнище, на входе в палатку застыл рыжеволосый молодой мужчина. Франтоватые узкие штаны на подтяжках, небрежно зашнурованные дорогие ботинки, облегающая модельный торс белая майка не очень сочетались с прищуром снайпера - хотя, возможно, он щурился от предзакатных лучей огромного красного шара на западе.
- У меня вопрос к... Милорд?
Кириан посторонился, пропуская Уна в палатку.
- Говори, я слушаю.
Мехиаэль свез с лица начавшую затекать руку.
- Мне передали, моя сестра у вас.
- У меня.
- Она в порядке?
- Вполне.
- Отлично. Тогда пусть она у вас и остается. Доброй ночи.
Кириан расхохотался:
- А мне нравится этот парень...
- Что с ранеными? Справитесь?
- Да так, царапины. Кости целы... Нам бы собраться всем. Надо решить, что важнее - людей не много, а задач выше крыши.
- Собери. Христиана и Уна тоже позови, пригодятся.
- Есть.
Мехиаэль приблизился к уснувшей прямо за столом девушке. Глянув на рисунок, лежащий перед ней, тихо назвал ее по имени.
Роксан, вздрогнув, очнулась:
- Милорд?.. - попыталась быстренько куда-нибудь деть свое творчество, но он, опустив ладони ей на плечи, не дал ей спрятать портрет.
У нее задрожали губы:
- Я чудовище... Мне нет оправдания. Это какой-то кошмар...
- Ты женщина, полюбившая подонка. Это не кошмар. Это драма.
Уже будучи в одиночестве, до того, как смять и выкинуть в мусорную корзину, Роксан долго вглядывалась в нарисованное карандашом лицо Ара. Рубашку его она так и не сняла.
После ухода тюремщика Никс обнаружила поднос с простой едой - вареное мясо, овощи, лаваш. Но ни воды, ни стакана - дьявол принуждал ее пить у него с руки; на пятое посещение она заранее встала на колени недалеко от двери.
И снова сильно испугалась, увидев его сидящим на кровати. Что-то не так - он не собирался сейчас просто позволить ей напиться и исчезнуть. Он что-то от нее хотел, но мочал.
- Что я должна сделать за глоток воды?.. - Она подползла ближе; похоже, в его присутствии ей разрешается только ползать. - Почему вы со мной не разговариваете?.. Пожалуйста, дайте мне воды...
Он ушел, не проронив ни слова и не напоив ее.
Она выла, уткнувшись лбом в жесткий торец матраса.
Что, что он от нее хотел?!
Что вообще может хотеть такой, как он? У нее было лишь одно предположение.
Стянув с себя трясущимися руками одежду, узница ждала своего мучителя на коленях возле кровати.
Спустя целую вечность он открыл дверь и проследовал к Никс. Сел на то же место. Локти на коленях, пальцы сцеплены в замок. Она опять не получит ни глотка воды.
В страхе за свою жизнь девушка, плача, придвинулась к нему; осыпая сомкнутые ладони поцелуями, молила:
- Что вы хотите?.. Пожалуйста, помогите мне, я не понимаю... Пожалуйста...
Несколько крупных слез упало ему на ботинок - оробев, она торопливо стерла их своими шикарными волосами:
- Простите...
Озарение, точно молния, на мгновение разогнало мрак в ее голове; стыд жег глаза и горло, она зашептала:
- Простите меня... за то, как я себя вела... Пожалуйста, простите меня...
- Простил.
Он поднялся. На матрасе остался поднос с графином воды и бокалом.
- Одевайся и выходи - я отвезу тебя к брату.
Она взобралась на заднее сиденье. За всю дорогу не издала ни звука, ни разу не оторвала взор от правого окна. Время от времени подносила ладони к лицу, уничтожая следы обиды и страха.
Перед развилкой, отрицательно качнув головой, Мехиаэль съехал на обочину и встал. Никс испуганно огляделась, не понимая причин остановки.
Он посмотрел на нее через зеркало в салоне:
- Почему молчишь о том, что боишься брата?
- Вас я боюсь больше.
- Все поначалу бояться.
Она неожиданно подумала, что у дьявола не может быть таких небесно-голубых глаз.
- Мне больше не к кому ехать. Никто из знакомых меня на дух не переносит, - она сумрачно уставилась себе под ноги.
- Хороший повод завести новых. Согласна?
Автомобиль тронулся, Мехиаэль вывернул руль в направлении свечного завода Хадзиса.
Скептически улыбнувшись, Никс предположила:
- Все закончится, как всегда. Впрочем, везите меня, куда хотите, мне все равно.
Отворив дверь, Белый Волк пригласил девушку войти.
- Здрасте, - Никс в обуви протопала к дивану, плюхнулась на него и замолкла.
Христиан, допив обеденный чай, поставил чашку и, указывая на незваную гостью, как можно тактичнее поинтересовался:
- Эта тоже здесь будет жить? - Обезоруживающий жест:
- Я просто спросил.
Мехиаэль проводил Христиана недобрым взглядом:
Сними амулет.
Грохот захлопнувшейся двери был ответом.
На лестнице, пылая гневом, показалась Ирэн:
- Он посмел написать, да еще и требует!.. Вот, полюбуйся, - она протянула Мехиаэлю распечатанный конверт. - Ой... а вы кто?
Насупив брови, Никс пробубнила что-то себе под нос.
- Письмо кому адресовано?..
Ирэн обернулась к mungu:
- Это от Ара...
- Я не спрашиваю тебя, от кого оно. Я спрашиваю: кто адресат? Или тебе в голову не приходило, что Ара может писать кому-то, кроме тебя? - он вернул ей конверт.
На лицевой стороне побледневшая Ирэн прочитала имя Роксан.
- А ей он тем более не имеет права писать... - она сложила листки вместе, чтобы разорвать в один прием.
- Эн!!
Никс вскочила, застыв по стойке «смирно» одновременно с Ирэн.
- Если ты думаешь, что той покаянной молитвы было достаточно для меня, то ты глубоко заблуждаешься: я ненасытен.
Она заслонила лицо письмом:
- Прости...
Под видом заботы она приревновала дядю к Роксан. Страшно доверять себе. Столько ловушек...
- Я отнесу ей письмо...
- Эн, - он ткнул пальцем в Никс. - Займись.
Мехиаэль миновал несколько складских помещений по пути к конторке Хадзиса - он за какой-то надобностью шагнул было за порог, но входивший в это время в конторку Белый Волк втолкнул его обратно.
Наступая, он заставил Христиана пятиться, пока тот не уперся в высокий стальной шкаф. Нашарив под воротом его рубашки цепочку, резко дернул - адвокат поморщился от боли...
Хадзис зажмурился, ожидая удара металлической подвеской. Ирэн подарила ему свое украшение в виде дракона - он повесил его на шею. Чтобы хоть как-то стать ближе к Мехиаэлю.
- Никаких посредников не будет между мной и тобой, ты понял? Никаких фотографий, амулетов и прочего... Хочешь говорить - говори со мной, а не с этим...
Он не станет его бить. Даже в такой форме он не снизойдет до физического контакта с ним - бесполезно его провоцировать. Разочарование сдирало пластыри с кровоточащих ран его души; рухнув на колени, он вцепился в его кулак со свисающими с обеих сторон обрывками цепи:
- Мехиаэль, сжалься... Я не умею любить по-другому, не научился...
- То, о чем ты меня просишь, - не любовь.
- И пускай, пускай не любовь, - потеряв себя, Христиан со щенячьим восторгом отдался своим фантазиям, - избей меня, изнасилуй, кастрируй - я хочу! Я хочу, чтобы ты это сделал со мной!!
С запекшимися губами, задохнувшийся, он открылся ему во всей своей отвратительной наготе, смердящий вожделением, скованный непотребством по рукам и ногам.
Мгновение сладострастного зуда миновало; настал черед унижения - если он откажет. (А он откажет.) Унижения настолько бессмысленного, что после него человек не сможет быть прежним.
Мехиаэль, не скидывая его со своей руки, не отводя глаз, тихо спросил:
- Что ты делаешь с собой, Христиан?.. Зачем гонишь меня?
Душа Христиана истекала кровью. Осев на пол, он сложил руки на коленях, боясь испачкать Его своим касанием; багровые потоки полились из глаз слезами:
- Для чего я нужен Тебе?.. Мне нечего дать Тебе, я нищий...
- Нет, Христиан. Ты напоил своей кровью алчущего ее зверя.
Сомкнув веки, Хадзис принял на веру Его слова.
5.
Вместе с Ирэн в ее замок переехала Роксан. Что у той, что у другой багажа практически не было: Ирэн убежала из дома налегке, а все имущество Роксан, включая личные вещи, арестовали ввиду «дезертирства короля и королевы». Христиан предложил Роксан организовать ее переправу за границу к родителям, но та почему-то отказалась. Наотрез отказалась перебраться в замок еще одна «беженка» - леди Никс. Ее брат прекрасно чувствовал себя в лагере Кириана, а его сестра заняла второй этаж в доме Хадзиса. Их земли и счета также были арестованы, а сами они объявлены в розыск по подозрению в госизмене. Родители Уна и Никс, присягнувшие лорду Эза, официально отреклись от сына и дочери. Неофициально они перестали участвовать в их жизни уже давно.
У дома Христиана теперь круглосуточно дежурили jeshi, всячески помогая леди Никс вести затворнический образ жизни: то пальбу устроят, то на первом этаже засядут в dama[ Шашки] играть.
В день переезда Христиан сообщил Ирэн, что продает завод.
- Почему? - она с озабоченностью подметила его усталый вид, заблестевшую кое-где в волосах седину. В последнее время они слишком мало уделяли внимания друг другу, не вылезая каждый из своих проблем.
- Работа отнимает много сил, а у меня есть незаконченное дело, - он зябко поежился от порыва ледяного ветра, чересчур холодного для середины сентября. - Я выяснил номер ячейки у бывшего банкира Ара - ты о нем упоминала... Конечно, банковские махинации твоего дяди - это отдельная история... Короче, этот банкир потом по своим каналам - бесплатно - ! - дал точную информацию о том, что ячейка не вскрывалась со смерти твоего отца. Скорее всего, сразу после сделки поеду в Мактабу: нужно каким-то образом получить доступ к архиву...
- А у меня в октябре начинается учеба...
Он зашел спереди, преградив ей путь:
- Ты поступила?
Она весело кивнула. Рассмеявшись, Христиан заключил ее в объятья:
- Вот и мне довелось с первокурсницей пообниматься... Ты молодец. Я рад за тебя.
- Спасибо, Тин. Предлагаю отметить мое поступление, пока ты здесь. Останешься сегодня на ночь? Я столько времени делила с тобой твой кров, что теперь ты просто обязан пожить у меня. А когда ты женишься, приедешь в гости со всей семьей...
Он смущенно улыбнулся, коснувшись кончика носа большим пальцем:
- У меня не будет семьи. Я basha.
Она несколько секунд просто молча шуршала листьями рядом, ожидая, когда же он посмотрит ей в глаза.
- Ты гомосексуалист?
- Да, я же сказал... - он раздраженно пнул в сторону попавшийся на дорожке камешек.
- Ты сказал другое слово, очень грубое... Не говори так больше о себе, хорошо?
Он остановился; натренированная маскировка стыда и боли равнодушной миной вряд ли обманула Ирэн:
- Хорошо... Может, вернемся? Холодно.
Ирэн огляделась: срочно, что-то, что поможет ей привлечь внимание друга, поглощенное его собственными демонами.
Мастерская Коловрата.
- Пойдем со мной, я тебе кое-что покажу. Заодно согреешься.
Она щелкнула рубильником и пропустила его вперед:
- Здесь mungu работал до того, как понял, кто он. Иногда сутками. Я, пожалуй, сбегаю за термосом - тут не так тепло, как я надеялась.
Христиан забыл о холоде, почувствовав родной запах. Шагая вдоль стеллажей, беря и ставя на место книги, он словно становился соучастником ночных бдений Мехиаэля в период его отрочества и юности. Долго держал в руках заготовку изящной броши в виде кленового листа, борясь с искушением положить ее в глубокий карман своего сюртука. Представлял себе тринадцатилетнего мальчика с кузнецким молотом в руках - его наливающиеся силой детские руки, сосредоточенный взгляд, пушок над верхней губой.
Откинув крышку сундука, достал вязаный свитер - ношеный, растянутый. С нарастающей дрожью сжимал и мял его ладонями до тех пор, пока не зарылся, наконец, в него лицом, всей грудью вдыхая его запах:
- Я не могу без тебя... - ком в горле иссушил голос до шепота. - Я слишком слаб...
Он вздрогнул - Ирэн, поставив термос на табурет, долго посмотрела на него.
- Ирэн, - Христиан прочистил горло, отложив драгоценную находку, - я не хотел обидеть или задеть...
Она приблизилась; с трудом, но стащила с него сюртук, надела свитер Мехиаэля, помогла попасть в рукава. Обойдя сзади, обхватила его руками, уткнувшись лбом ему между лопаток:
- Я знаю, каково это: лежать ночью без сна, вспоминая его глаза, голос. Перебирать, как сокровища, произнесенные им слова, даже если после них было такое ощущение, что тебе всыпали по первое число...
Христиан невольно улыбнулся. Уронил руку, которой аккуратно пытался освободиться от тесных объятий Ирэн. Повернул к ней голову:
- В отношении меня они, по-моему, только такие...
Прильнув напоследок к нему - или к свитеру Мехиаэля - изо всех сил, Ирэн отстранилась.
Христиан сел на сундук, уперев в себя за щиколотку согнутою в колене ногу. Хозяйка замка разлила по алюминиевым кружкам дымящийся чай, протянула одну ему:
- Наверное, надо что-нибудь покрепче, но у меня ничего покрепче нет.
Он с благодарным кивком принял горячую кружку:
- Будет. Когда приеду в следующий раз.
Они, улыбаясь, переглянулись.
Ирэн вместе с кружкой устроилась на кушетке напротив Христиана:
- Знаешь, когда мне было одиннадцать и меня за что-то наказали - не помню, за что... Папа с Ара вдвоем тогда накинулись на меня, орали, заперли в комнате... Коловрат (так звали Мехиаэля) сидел с другой стороны моей двери и целых двадцать минут громко вещал о причинах мастурбации у взрослых мужчин...
Христиан поддерживал голову рукой, опираясь локтем в нависшее над крышкой сундука колено. На фразе «у взрослых мужчин» она дважды невзначай развеселила его, стушевавшись: то ли от слова «мастурбация», то ли от его, Христиана, общества, то ли от своей неосведомленности на данную тему.
- ...я ничего не понимала из того, что он говорил, и просто скучала, но потом услышала за дверью шипение Ара: что, мол, ему нужно сделать, чтобы Коловрат заткнулся? И тот совершенно спокойно ответил: выпустить Эн. Больше меня в комнате не запирали.
Продолжая улыбаться, он тихо спросил:
- Сколько ему было лет?
- Четырнадцать по человеческим меркам. Он вызывал головную боль у Ара почти с рождения... А через год, в момент первого перевоплощения в дракона, дядя защелкнул на Коловрате ошейник. Мы в то время думали, что он когтезуб...
Часом позже, сидя в одиночестве на ковре перед горящим камином в малом зале, Хадзис никак не мог выкинуть из головы картинку пятнадцати-шестнадцатилетнего юноши с электромагнитной удавкой на шее. Если бы в его власти было попасть в прошлое, чтобы застать Мехиаэля таким...
Немыслимые в своем святотатстве фантазии обуяли Христиана - раскачиваясь вперед-назад, он тщетно взывал к голосу рассудка, предрекая себе огненную кару. Геенский пожар разгорался все сильнее, охватывая его тело и душу дюйм за дюймом; стянув с себя свитер Коловрата, Христиан со сдавленным рыданием вонзился в него зубами, и все же не сумел отстоять перед озверевшей похотью нежный образ отрока Мехиаэля.
Уставившись во мрак сводов замка, со слезами и смирением ожидал заслуженного наказания.
Треск поленьев в камине да поднявшийся за окном ветер - вот и все, что услышал он в ответ на свое раскаяние.
Напряжение достигло своего предела: Христиан вдруг расхохотался:
- Да тебе плевать на меня и мои чувства, Мехиаэль... Я хуже жалкой вши перед тобой - даже быть раздавленным тобою я не заслужил...
Швырнув в огонь вязаную ветошь, Хадзис тенью проник в спальню Ирэн, нацарапал ей записку на клочке бумаги. Перед уходом не удержался: неслышно ступая, застыл возле самой кровати со спящей девушкой. Начни он душить ее сейчас, Мехиаэль бы явился, чтобы спасти свою избранницу. С пульсирующей в висках кровью мужчина вытащил вторую подушку, зажатую у Ирэн в коленях, - та завозилась, бормоча сквозь сон с закрытыми глазами:
- Тин... оставайся...
На долю секунды он испугался, решив, что разбудил ее, но нет - она говорила во сне.
Христиан положил подушку ей в ноги и ушел.
Несмотря на пронизывающий ветер, он до половины опустил левое стекло в машине. Мрак осенней ночи разгонялся лишь фарами его автомобиля, выхватывая из тьмы на короткий миг куски неровной дороги да кряжистых дубов вдоль нее.
Он написал в записке, что должен побыть один, что хочет разобраться в себе. И что свяжется с ней сам.
Чем ближе он подъезжал к Мдживавату, тем оживленнее становилось все вокруг: машины, люди, фонари, яркие вывески постепенно заполняли собою пространство, перекраивая ночь на свой лад. Оцепенение понемногу отпускало Хадзиса; недолго думая, он свернул в знакомый двор и припарковался у клуба.
Под бешеный ритм оглушительной музыки, ощущая вибрацию во всем теле, Христиан, наконец, расслабился. Заняв диван для VIP-гостей, он заказал мохито, посвятив свой первый тост Ферту. Вряд ли найдется на земле место, где ему будет так же хорошо, как в NZ.
Выцепив взглядом из танцующей толпы подходящего кандидата на вечер, Хадзис ждал, пока тот, повинуясь некоему внутреннему чувству, тоже заметит его. Когда это произошло, Христиан с улыбкой похлопал по дивану рядом с собой. От такого приглашения трудно было отказаться.
Подозвав официантку для повтора коктейля и знаком попросив ее удвоить заказ, он обернулся к подсевшему гостю:
- Двадцать один есть?
Гость обиженно достал из кармана и передал в руки недоверчивому незнакомцу паспорт.
Убедившись, Хадзис возвратил документ с примирительной улыбкой:
- Вопросов больше нет, Аид... - он привлек его за плечи к себе; официантка поставила на столик перед ними два бокала с прозрачной жидкостью, кубиками льда, мятой и дольками лайма.
Молодой человек скривился:
- Я такое не пью...
- А я сюда и не пить пришел. - Христиан вынул пару внушительных купюр, свернул их трубочкой и воткнул в петлицу готического фрака Аида. - В гостинице закажешь себе любую выпивку. Поехали?
Подпоясав халат, Хадзис босиком шагнул на кафельный пол балкона. Взялся обеими руками за поручень, подставил лицо хлеставшему с неба дождю. Зачем-то вспомнил об Ирэн - расстроится ли она, прочитав утром записку?..
Закрыл балконную дверь, промокнул лицо полотенцем для рук из аккуратной стопки на не расстеленной как следует кровати. Избавившись от халата, перевернул Аида на спину:
- Эй... ты живой?
Парень, вяло улыбнувшись, вопросительно приоткрыл один глаз.
Христиан коснулся ладонью его лица, провел большим пальцем по надбровной дуге юноши. Густые брови, черные ресницы, синие глаза.
- Повторим?
- Ты животное...
Утром, уже одетый, он понял, что его дом - это последнее место, где бы он хотел сейчас оказаться. Гостиница тоже не вариант - слишком людно.
Взъерошив волосы Аида, Христиан заставил его проснуться:
- Ты где живешь, соня?
Поднявшись на локтях, парень назвал улицу в Мдживавату. С горечью и злобой он догадался, что подцепивший его в клубе незнакомец снял его лишь на одну ночь, и вот теперь искорка надежды вновь зажглась в его сердце. Будучи в чужом городе совсем один, он уже полтора месяца искал обеспеченного мужчину, старше себя, чтобы тот поспособствовал ему хоть как-то встать на ноги. Деньги, скопленные матерью, он истратил на покупку абонемента в клуб NZ, выходной костюм и три месяца аренды студии на главном проспекте. Через полтора месяца, если ничего не изменится, он окажется на улице. А то и раньше, учитывая мелкие расходы на еду, алкоголь и презервативы.
Христиан кивнул, оправляя сюртук:
- С кем?
- Один. Я арендую квартирку, очень симпатичную...
- А почему один? Родные где?
- Мать в Кайе, я сам оттуда.
Хадзис, выражая удивление, качнул головой:
- Далеко ты забрался, однако. Это ж самый север, да? Там и городов-то, как таковых, нет, одни деревушки...
Сидя в постели, Аид с улыбкой пожал плечами:
- Я там вырос.
Христиан придавил двумя пальцами к прикроватной тумбе еще одну купюру и внушительно произнес:
- Купишь еды и что-нибудь приготовишь. Я вечером приду, останусь на ночь... А там видно будет. Адрес точный напиши... Ага.
Сложив бумажку в нагрудный карман, адвокат направился к обувной полке, как вдруг Аид, сайгаком выскочив из кровати, догнал его:
- Подожди... - одной рукой он придерживал обернутую вокруг талии простыню, - я ведь даже имени твоего не знаю...
- Да, прости... - Христиан протянул ему визитку, с покровительственной улыбкой отметив появление заискивающего блеска в синих глазах юноши. - До вечера, пастушок.
Весь день Христиан провел на своем заводе, наводя порядок в документах вместе с управляющим, общаясь с потенциальными покупателями, заранее ставя их в известность, что завод он продает с включенным в договор условием сохранения всех рабочих мест. Согласившийся на это условие промышленник из Мактабы попросил ускорить бумажный процесс, чтобы сделка состоялась завтра.
Уставший и голодный, Хадзис только в десять часов вечера давил на кнопку звонка по указанному в бумажке адресу.
Аид встретил его напомаженный, в новой бежевой сорочке; потянулся за поцелуем, но Христиан, закрыв ему лицо ладонью с растопыренными пальцами, вынудил его отшатнуться:
- Не лезь... Не до тебя сейчас.
На столе была жалкая попытка выдать за свои готовые ресторанные блюда: что-то разогрето, что-то переложено в другую посуду, кое-где, совершенно не к место, виднелся свежеструганный укроп. Все ясно: маменькин сынок, ничего не умеет. Двадцать лет мать над ним дышала и пылинки сдувала, чтобы теперь чужой мужик... Неважно.
Он сел за стол, начал есть. Через минуту положил вилку и нож, взглянул на Аида:
- А ты чего грустишь там, как неродной? Садись. Угощайся.
Тяжело дыша, Христиан с колен упал на четвереньки. Уперевшись кулаком в спину лежащего под ним парня, поднялся с кровати и прошел в душ.
Приходя в себя под горячими струями, робко прикоснулся мыслями к Мехиаэлю. Готовый к боли, унижению, смерти - лишь бы вновь ощутить его присутствие в своей жизни.
Закрыл глаза и вновь неожиданно для самого себя улыбнулся, воспроизведя в памяти сонное бормотание Ирэн. Завтра он позвонит ей.
Утром, позвав Аида безрезультатно несколько раз по имени, набрал в стакан холодной воды из-под крана и полил ему лицо, как клумбу. Вытаращив глаза, парень подтянулся на руках и сел в постели:
- Что... что случилось?
Растерянный, невыспавшийся, лохматый. Кулаком потер глаз.
Христиан рассмеялся:
- Что-то ты хилый какой-то... Ты хоть бегаешь?.. Или все по магазинам?
- Мама говорит, у меня сердце слабое...
- Ну, я-то не мама... - Хадзис вставил в шлевки ремень. - Завтра подъем в шесть утра - и со мной на пробежку. Деньги есть или вышли все?
Аид скромно потупил глаза:
- Есть немножко.
- На, - Христиан отсчитал несколько купюр. - Купи себе спортивный костюм... Буду поздно.
Около полудня в проеме конторки на свечном заводе нарисовался Кириан. Постучав для приличия по косяку, он обратился к взглянувшему на него Хадзису:
- Разговор есть.
Предложив управляющему заняться текущими делами, адвокат закрыл за ним дверь. Кириан в это время занял его кресло за столом:
- Ты не ночуешь дома, пришлось искать тебя на работе... Я - или Мехиаэль, как больше нравится, - собираю всех для обсуждения стратегии борьбы и дальнейших конкретных шагов. Ты участвуешь.
- Когда?
Тут затрещал телефон, Христиан снял трубку, знаком попросив Кириана повременить с ответом.
- Да.
- Христиан Хадзис?.. это же завод, правильно? - какой-то плачущий то ли женский, то ли детский голос еще раз назвал его полное имя, прежде чем до Христиана дошло, кто это:
- Аид?.. Ты, что ли?
- Они меня убьют... сказали, что убьют, если через два часа я не достану денег...
- Сколько? - жесткий тон Хадзиса подсказал чутью Кириана о намечающейся зарубе.
Аид со страхом назвал сумму.
- Ты у себя на квартире?
- Да, они придут ко мне через два часа... Что мне делать? - он захныкал.
- Жди.
Христиан положил трубку.
- Проблемы?
- Не у меня... Мне надо отъехать, извини.
Jeshi поймал его за руку:
- Не у тебя, но решать их будешь ты. Мы твоя семья, помнишь?
Христиан, поколебавшись, сдался:
- Надо разобраться, кому и за что он должен. Для начала. И доходчиво объяснить кредиторам, что обстоятельства изменились.
Они вышли из здания.
- Он - это кто? Твой бойфренд?
- Да.
- Погоди... - Кириан свистом привлек внимание небольшой группы бойцов, дежуривших у дома Хадзиса. Специальными знаками показал им, что ему нужны три человека. - Заводи, сейчас поедем.
Христиан в душе был тронут откликом лидера jeshi. И все же, на всякий случай, уточнил:
- Ты уверен, что это правильно - втягивать вас в мои проблемы?
- А ты уверен, что твой парень стоит твоих усилий?
- Не уверен. Но я решил, что подумаю об этом позже.
- Значит, мы друг друга поняли.
Через час они были на месте. До того, как подняться в студию на четвертый этаж, Кириан с Korongo обошли всю пятиэтажку, изучая местность. В самом доме проверили подвал и крышу; одного человека Mamba отправил на первый этаж, остальные рассредоточились по позициям в квартире.
Бледный, Аид дрожал, словно осиновый лист, не в состоянии связать двух слов. В первую ужасную минуту, впуская к себе незнакомых мужчин, он заранее распрощался с жизнью, мысленно послав последнее «мамочка, прости»... Христиан, замыкая цепочку из jeshi, за голову прижал готового разрыдаться юношу к себе, ласково шепча ему что-то на ухо. Его привели в чувство, усадили на стул и велели говорить.
- Брал... В долг. Мне посоветовали, дали телефон... Все вернул. А они неделю назад позвонили, сказали, что не уплатил проценты, и сумму назвали втрое больше, чем я брал... Это же незаконно?.. В банке отказали...
- Ясно. Деньги-то на что понадобились?
- Я матери наврал, что устроился на хорошее место... Пришлось занимать, чтобы выслать ей как бы зарплату, чтобы она не приезжала...
- А то бы она увидела, каким местом ты себе на жизнь зарабатываешь... Ясно все с тобой. - Кириан взглядом передал слово Korongo.
- Почему сразу не рассказал?
Аид беспомощно посмотрел на него:
- Я... я не знаю... Думал, пошутили, я же все отдал...
Звонок в дверь.
Парень подскочил, в панике вертя головой от Христиана к прибывшему с ним незнакомцу и обратно.
- Иди, открывай. Иди, не бойся.
Представитель кредитора, как выяснилось, прекрасно знал Кириана, как и тот его, поскольку вошедший являлся бывшим членом Askari - до убийства Рексенора. Миролюбиво подняв руки, бандит извинился, заверил, что неуплаченные проценты - досадная ошибка, «человеческий, черт его дери, фактор», и убрался восвояси вместе с двумя напарниками.
- Вот видишь, а ты боялся.
Кириан поднялся, отвел Христиана в сторонку:
- Брат, не мое дело, но... Заезжай иногда домой - Ирэн с шести до восьми торчала у тебя, караулила. У них с Роксан там какая-то размолвка, да еще ты ни с того, ни с сего исчез, вот она и мотается... А у нее скоро учеба.
- Да, я в курсе... А Мехиаэль? Не с ней?
- А почему он должен быть с ней?
- Так... - Хадзис неопределенно мотнул головой.
- У Мехиаэля забот хватает... Да, кстати, собираемся послезавтра в три у тебя в доме.
- Хорошо, я понял. Буду.
- Ну, давай, брат...
Они обнялись - перехватив поданные для рукопожатия ладони, похлопывая друг друга по спине.
Проводив jeshi, внушивших едва ли не благоговейный ужас Аиду (особенно Кириан), Хадзис сел на широкий низкий подоконник и набрал номер Ирэн - пока есть время и пока помнил.
- Алло?
- Ирэн, привет, - он улыбнулся, одновременно затыкая жестом Аида - захлопнув рот, юноша побитой собакой примостился на подоконнике напротив Христиана.
- Тин... как же я рада, что ты позвонил... ты в порядке?
- Да... прости, что исчез вот так - не мог по-другому тогда... Давай завтра пообедаем вместе, часа в четыре? Раньше не освобожусь.
- Здорово! Да, конечно... Столько всего хочется тебе рассказать... А где?..
- Секунду повиси, хорошо?.. - он зажал рукой микрофон. - Она мой друг. Хочешь остаться со мной, прими это как данность. Договорились?
Аид бескровными губами повторил его последнее слово.
- Давай тут... - он назвал адрес заведения. - Да, Ирэн. Я буду не один. Ничего?
Она секунду помолчала.
- Хорошо, Тин.
- Расстроилась...
- Нет, просто... Есть, чем поделиться с тобой, а...
- Хочу тебя познакомить. Это важно для меня.
- Хорошо, уговорил... До завтра.
- До завтра.
Он поставил телефонный аппарат обратно на трельяж. Столько баночек с кремом, сколько стояло вдоль зеркала у кровати со стороны Аида, Христиан видел только у Роксан.
- Зачем тебе?.. - Хадзис махнул рукой на косметику.
- У меня проблемы с кожей...
- Может, потому и проблемы?.. Ладно, до вечера.
Проблемы у Аида были не только с кожей.
Поздно вечером, во время секса, Христиан заметил, как тот кусает подушку, морщась от боли.
Выйдя из душа, Хадзис сел на кровати рядом с юношей:
- Эй... Аид, плачешь, что ли?
- Нет...
- Плачешь. Повернись. В чем дело?
- Ты... ты очень грубый. Я так не привык.
- Ну, извини. За нежностями - к даме.
- Я серьезно! - он вскинулся, - я от тебя скоро на стенку буду лезть!
Вот и Ферт так же - не выдержал, побежал искать защиты от него хоть у кого-нибудь. Он садист, выходит. Самый натуральный.
Оделся Христиан быстро.
- Нет! Нет, пожалуйста, не уходи... - Аид закрыл собой дверной проем, халат болтался на нем, как на вешалке. - Прости меня... я немного устал, это пройдет... я привыкну...
Хадзис привлек к себе страдальца - парень разрыдался, тыкаясь ему в отвороты сюртука:
- Я, правда... правда, очень устал...
- Ладно, иди, ложись. Я тебя услышал.
В шесть часов утра Христиан, несмотря на обещание, не стал будить с собой на пробежку Аида. Заворачивая для удобства слегка вытянутые рукава толстовки, он осторожно сел на край постели со стороны юноши. Бледнее обычного, под глазами темные круги, межбровная складка не уходит даже во сне - он постоянно в напряжении. Надо будет отправить его к фельдшеру, плюс вчерашняя истерика... Вставая, он задел что-то пяткой, поэтому опустился обратно, пошарил рукой под кроватью и вынул на свет бутылку - очень дорогой коньяк. Выпитый на треть. Сукин ты сын.
После пробежки, уже одетый на работу, Христиан без всяких церемоний просто подошел и вылил на голову Аида стакан холодной воды:
- Подъем.
Тот вскочил, хватая ртом воздух. Заодно умываясь.
Не сдержавшись, Хадзис засмеялся:
- С добрым утром, Белоснежка... В три сегодня возьмешь такси и доедешь до завода, чтобы мне времени не терять. Деньги есть?
Почесывая макушку, Аид отрицательно замотал головой.
Христиан положил на тумбочку купюру, потом подумал и добавил еще одну:
- Сходи ко врачу. Здесь, на углу, в соседнем доме. Дверь с позолоченной вывеской. Скажешь, что от меня. Договорились?
- Да. Схожу... Спасибо.
Хадзис приблизился к юноше, взял его за шею, приподнимая подбородок, склонился и поцеловал. Почувствовал, как вверх-вниз прокатился по ладони кадык Аида, когда он сглотнул.
- Не опаздывай. И оденься попроще. Я хочу, чтобы ты ей понравился.
За два часа до встречи Аид позвонил на завод и сообщил, что приедет сразу в кафе. Хадзис не возражал.
Сделка состоялась. На обед он отправился свободным человеком со значительной суммой денег на банковском счете. Дельцом он не видел себя никогда, а вот важным винтиком законодательной власти - вполне. Да и время сейчас самое подходящее - время перемен.
С Ирэн они пересеклись на улице: выпрыгнув из машины, она радостно побежала ему навстречу. Белая кроличья кацавейка с такой же кепи, длинная асимметричная юбка и неизменные сапоги. Рассмеявшись, он заключил ее в объятия, невольно подумав о том, какая же она тонкая и хрупкая.
- Привееет... Ну и напугал ты меня своей запиской...
- Я сам напугался.
У него до сих пор волосы дыбом вставали от мысли, что он был в шаге от того, чтобы задушить ее. В одном шаге. Радовалась бы она ему, если бы узнала об этом?..
- А где твой друг?
- Скоро будет. Пойдем.
Они расположились за столиком; Хадзис помог девушке снять шубку, повесил ее на рогатую стойку рядом. Ирэн сияла. Она выпрямила свои шоколадные волосы, отчего ее коньячного цвета глаза приобрели сказочную выразительность.
- Чудесно выглядишь.
- Спасибо, - она неожиданно смутилась, вызвав тем самым искренний смех Христиана:
- Ирэн, ты удивительная девушка. Я таких еще не встречал.
- Можно подумать, ты много их встретил на своем пути, - ввернула она. - И да, Тин. Не Ирэн - Эн. Зови меня Эн.
- Мехиаэль так зовет тебя.
Она широко раскрыла глаза, с тревогой распознав дрожь в его голосе:
- О... не только он. Ара тоже так зовет меня. И ты тоже, пожалуйста.
Христиан внезапно изменился в лице. Отвернувшись сначала к окну, он поставил правый локоть на стол, с силой проведя пальцами от переносицы к корням волос, и проговорил что-то страшное. Ирэн резко обернулась: к их столику двигался парень в кожаной портупее поверх белой сорочки, в кожаном ошейнике с металлическими шипами, с залаченной наверх челкой и растушеванной подводкой глаз.
Опустив очень низко голову, Ирэн захихикала.
- Это не смешно, Эн! Этот кретин... - Христиан не мог от стыда отнять руку от лица, - я велел ему одеться проще, чтобы понравиться тебе...
- О... - она с заразительной улыбкой подняла на него глаза, - он мне понравился...
И прыснула, больше не в силах сдерживаться; выскочила из-за стола:
- Я сейчас, Тин, а то неудобно...
Немного успокоившись, Христиан поднес к губам сцепленные руки, поприветствовав поравнявшегося со столиком Аида двумя словами: ты и нецензурным.
Аид, совершенно не ожидавший такой реакции, упал рядом с пустующим местом Ирэн, не отрывая взгляд от пола. Благоухание, шорох юбки, протянутая рука и мелодичный голос:
- Привет, я Ирэн... А тебя как зовут?
Она опустилась в кресло рядом с ним, не отдавая поданную им для приветствия руку. Большие карие глаза девушки весело смотрели на него - он чуть оттаял после ледяного приема любовника:
- Аид.
- Очень приятно. Давайте уже что-нибудь закажем...
Спустя примерно полтора часа Христиан с Аидом отбыли на автомобиле к себе. Всю дорогу между ними сгущалась в грозовую тучу удушающая тишина. Аид до слез ревновал; как только они очутились в его студии, он сорвался:
- Почему ты не говоришь со мной так ласково, как с ней? Ты вообще не обращал на меня внимания весь обед!..
- Не доводи меня, Аид. Я тебе уже сказал насчет нее.
Парень, однако, решил испытать судьбу до конца:
- Если тебе так приятно ее общество, то и спи тогда с ней! Не думай, что будешь для нее единственным!..
От удара Аид согнулся пополам, его отбросило к ряду напольных ящиков вдоль стены.
- Нет, так дело не пойдет, - стряхнув кулак, Христиан, будучи сильно не в себе, швырнул успевшего тихо охнуть парня на кровать, - я ж тебя убью, если начну руками бить...
Привязав его за руки и за ноги к кровати буквой «Х», он со свистом вытащил из брюк ремень:
- Начнешь терять сознание - ори. Может, остановлюсь.
...Жуткие крики несчастного прекратились, от кровавого месива на спине и бедрах рябило в глазах, а он все бил. И лишь одна мысль пульсировала в его воспаленном мозгу: вот сейчас Мехиаэль остановит меня, вот сейчас...
Нет. Никто не остановит его, кроме него самого.
В последний момент Хадзис успел загнать в клетку бесновавшегося в его душе монстра.
Набрав трясущимися от слабости руками собственный номер, он быстро наговорил поднявшему трубку Кириану:
- Срочно ко мне... мазь Wa, бинты, хирургические пинцеты... врача своего привези, брат... я... я почти убил парня...
Пока Аидом, не пришедшим еще в сознание, занимались врачи из полевого госпиталя jeshi, Христиана колотило на стуле. Кириан стоял над ним, физически ощущая огромную черную дыру в его сердце, и все же никакая рана не дает одному человеку право мучить другого:
- Скажешь завтра Мехиаэлю все сам. Перед собранием. Пусть он решает, что с тобой делать.
Хадзис взглянул на него:
- А ты что бы сделал?
- Да с тобой, Korongo, чего только уже не делали! - Mamba взял его за волосы на макушке, - Очнись, брат! Очнись, пока не поздно!
Христиану оставили лекарство и бинты - следующая перевязка должна быть через три часа, потом еще через три, и еще - и так в течение суток.
За полчаса до процедуры в дверь позвонили - Хадзис открыл было, но, встретившись взглядом с Ирэн, попытался помешать ей попасть внутрь - не удалось.
Она застыла возле обездвиженного кусками белой марли полутрупа. Потом скинула с себя кроличий полушубок, кепку и вымыла руки в кухонной раковине. Отмотала немного бинта, смочила его в кипяченой воде и бережно выдавила на губы Аиду.
- Готовься к перевязке. - Не поворачивая головы к Христиану. - Я тебе помогу.
- Не уверен, что тебе стоит... смотреть на это.
- У меня хватит сил. У тебя же хватило, - она обернулась к нему, - хватило сил, чтоб остановиться. И у меня хватит.
Он почел бы за честь целовать ее следы на земле за эти слова. Невыносимая тяжесть, словно на него повесили все грехи мира, уходила. Он сумел вдохнуть и выдохнуть:
- Я умер бы тут без тебя, Эн. Я только что это понял.
Она промолчала.
За время перевязки они не перемолвились ни словом; Ирэн, бледная и измученная, кусала губы, накладывая пропитанный целебной мазью компресс на изуродованное ремнем тело.
После процедуры надолго зависла в душевой, наблюдая за падающей из крана струей воды.
Христиан проводил ее в кресло, подал чашку горячего чая:
- Совместное чаепитие становится нашей традицией.
Она улыбнулась, и все же опять ничего не ответила.
Когда она уснула прямо в кресле, он накрыл ее пледом, завел будильник на полночь и подсел к Аиду, продолжая смачивать водой его губы:
- Прости меня, Белоснежка...
Он вдруг похолодел: под носом и вокруг губ Аида начала проступать синева, он задыхался.
- Мехиаэль... - упав на колени рядом с кроватью, Христиан сквозь радугу в глазах обратился в черное небо в окне. - Помоги... спаси его...
- Отойди.
Хадзис убрался с пути, позволив Мехиаэлю подойти ближе к умирающему. Придавив одной рукой край подушки, Белый Волк склонился над юношей и позвал его:
- Аид...
Шумно вобрав воздух в легкие, парень заворочался, застонал.
- Раны к утру полностью затянутся. А теперь спи.
Мерное дыхание юноши услаждало слух того, кто, по сути, являлся его убийцей.
Мехиаэль выпрямился, перевел взгляд на Христиана - на коленях, в глазах смертная тоска, пропитанные липким потом темные пряди склеились на висках.
- Мать этого мальчика мне уже снится... Теперь он твой младший брат: ты заботишься о нем и отвечаешь за него.
- Я понял...
Он хотел спросить Его: каков будет Твой суд надо мной? Но фраза о заботе и ответственности за Аида и была приговором Мехиаэля. Не боль, не унижение, не смерть - а забота и ответственность.
- Если это Твоя воля, я исполню ее...
Принимая, смиряясь, Его милость к себе, пусть и не понимая, чем заслужил ее, Христиан чувствовал горячее тепло, заполнявшее черные пустоты его души. Слезы потекли из глаз, орошая изъеденное нечистотой бесплодное сердце:
- Чем я заслужил милосердие Твое?
- Ничем. - Мехиаэль сел на край кровати, обратив лицо к Хадзису. - Дело не в тебе, а во мне. Бог, жестоко карающий тебя за твои помыслы и фантазии - не я. Ты сам. Что мне твои мысли? Они не навредят мне.
Христиан затрясся в рыданиях: «Не покидай меня... Я блуждаю во тьме без Тебя»...
- Я всегда рядом.
Одевшись утром на пробежку, Хадзис удостоверился в нормальности состояния Аида, прислушиваясь какое-то время к его глубокому дыханию, затем подошел к креслу, в котором спала девушка.
- Эн... - он убрал волосы с ее лица, коснувшись подушечками пальцев ее кожи: нежная. Как лепесток розы...
- Тин?.. Боже мой, уже утро...
Сбросив плед, она сорвалась бы с места, если бы Христиан за плечо не придавил ее слегка к спинке кресла:
- Тише, не разбуди его. Он в порядке: Мехиаэль был здесь, пока ты спала.
- Правда?.. О, как я рада... - она расслабилась, улыбнулась ему; он отстранился. - Тогда доброе утро... Ты на улицу?
- Ненадолго. Поможешь ему... когда проснется? Он, как мумия, забинтованный...
Она с улыбкой кивнула.
Пряча под капюшоном толстовки собственную радость, до сих пор не рассеявшуюся со вчерашнего визита Мехиаэля, Христиан вышел из квартиры.
Несколько дверей в длинном общем коридоре тут же приоткрылись и почти сразу же захлопнулись. Хадзис усмехнулся: никто из соседей вчера ничего не предпринял, пока он убивал парня. Ни одна любопытная рожа не выглянула - все сидели тише воды, ниже травы. Не одни же старухи тут живут?..
Раскрыв глаза, Аид осознал главное - он жив. Он не умер! И даже не болело ничего, что очень, очень странно... Встать он, тем не менее, не смог, как ни старался - спеленутый бинтами, точно младенец, корячился и пыхтел впустую.
Звонкий женский смех:
- Аид, я сейчас, потерпи чуть-чуть... Сейчас разрежу бинты.
Это она, та шатенка из кафе... Ирэн. Его друг. О ней - либо как о Мадонне, либо никак.
Между тем девушка на четвереньках подползла к нему, сделала несколько надрезов и набросила на него простыню:
- Ну, все... дальше сам.
Она легко спрыгнула с постели. Реально, сколько она весила? Как перышко? Он практически не ощущал ее, когда она ковырялась с бинтами.
Обмотавшись простыней, парень спустил ноги с кровати:
- А где он? Бегает еще?..
- Да, - она собирала ошметки марли по матрасу.
Аид намеревался включить свет в душевой, когда отворилась входная дверь, впуская в тесную прихожую Христиана. Вжавшись в стену, юноша со смешанным чувством следил за руками любовника, стаскивающими через голову толстовку с потного торса. Кинув ее на пол вместе с футболкой, он кивнул Аиду:
- Привет, Белоснежка... живой?
Тот глупо пожал плечами.
- Ладно... Десять минут, потом ты.
Аид закрыл глаза, прислонив затылок к стене. Он понимал мозгами, что от этого мужчины ему надо бежать, теряя тапки, однако все остальные части тела хором скандировали ему «это он, это он» - тот, кого он искал постоянно в толпе, о ком мечтал в своей постели, отделенной от постели матери ширмой. Сильный. Сильный.
Его обдало паром - Христиан, подпоясанный полотенцем, шагнул прямо на него:
- Твоя очередь... Постой-ка.
И зашел обратно вместе с ним. Развернув его спиной к свету, провел прохладной ладонью по лопаткам:
- И шрамов не осталось. Мать и не узнает, если не скажешь... - обернул к себе.
- Не скажу, - у него пересохло во рту.
- Да я не в этом смысле... Прости меня. Простишь? Такого больше не повторится.
Парень взял его за руку, второй рукой потянул с себя простыню.
- Не надо. Мы не одни, Аид.
И захлопнул за собой дверь.
Босиком прошлепал мимо Ирэн, которая в этот момент соскребала со сковороды в помойное ведро сгоревшую яичницу. Улыбнулся, отворачиваясь к платяному шкафу, и сбросил на пол полотенце.
- О боже, Христиан... - она схватилась за лоб - ударилась, когда, выпрямляясь, пришлось резко отвернуться. - Можно же было хотя бы предупредить...
- Извини. - Быстро натянул штаны и свитер. - В следующий раз предупрежу.
Подошел к ней, взял из рук тяжелую сковороду:
- Не хотел тебя смутить, честно... (Она постаралась изобразить лицо строгой матроны, рассыпавшееся под смех Хадзиса.) Давай гренки пожарю. Станешь?
Он сунул сковороду в мойку, пустил воду.
Ирэн вздохнула, забравшись с ногами в кресло; закуталась в плед:
- Конечно, стану. Я и их не умею готовить.
Аид, выйдя из душа в той же простыне, быстренько выцепил из шкафа чистое белье и шмыгнул обратно.
- Эн... - Христиан посерьезнел. - Мне скоро на совет. Побудь с ним, хорошо? Последи, чтоб он к бутылке не прикладывался.
- Он... пьет?
- Скорее, активно пытается начать. У меня есть идея, как это прекратить - но до этого он должен оставаться трезвым. То бишь до вечера.
- Хорошо, Тин. Как скажешь.
В комплекте с единственным в квартире столом шли только два стула, поэтому Ирэн хрустела гренками в кресле; и, несмотря на это, Аид все равно не решался к ним присоединиться, боясь обнаружить и свою нерешительность тоже.
- Аид, садись есть, хватит шарахаться туда-сюда... - Христиан поставил перед ним тарелку. - Как приходил Мехиаэль, помнишь?
- Кто?.. - он запихнул в рот чуть было не вывалившийся оттуда кусок жареного хлеба.
Ирэн с Хадзисом рассмеялись:
- Тин, дай поесть человеку... Расскажи лучше сам, как было.
Аид ел, слушал и не верил. Однако после того ада, что он пережил, - и ни шрамов, ни боли?.. Подозрительно. Он начал кричать сразу же, думал, что свихнется до того, как отключится, а на следующее утро - как ни в чем не бывало...
- А кто он?
- Мехиаэль? - Ирэн взглянула на Христиана, заручившись его поддержкой. - Я тебя с ним познакомлю. Он тебе понравится.
Парень с сомнением обернулся к Хадзису:
- Может, не надо?..
- Не съест он тебя, не бойся, - он встал, свалив грязную посуду в мойку.
Аид, не сводя с него глаз, забыв о посторонней девушке в квартире, с мукой в голосе спросил:
- Я тебе надоел?
- Белоснежка... ну, ты чего? - Христиан, опираясь ладонями о его колени, присел на корточки. - Это не смотрины. Никому я тебя не отдам. Просто познакомишься. Договорились?
Юноша, наконец, улыбнулся:
- Договорились.
- Отлично, - хлопнув ему по коленкам, он выпрямился. - Оденься только нормально, пожалуйста... Эн, поможешь ему?
Ирэн, весьма неловко себя чувствуя из-за интимности сцены, с готовностью откликнулась:
- Конечно. С удовольствием.
- Я вас тогда сейчас довезу до Торговых Рядов и поеду на собрание. А вы часам к пяти подъезжайте к моему дому.
Высадив их у трехэтажного торгового центра, Христиан переключился мыслями на предстоящее собрание.
Аид втянул голову в плечи, прячась от ветра. Модный фрак уже не спасал от осенней сырости, а на что-то потеплее собственных денег у него не было. Ирэн потянула его за руку:
- Пойдем, пока не простудился.
Свой поход они начали с небольшого непритязательного магазинчика мужской одежды. Отобрав несколько позиций хлопковых лонгсливов, футболок, брюк в стиле хаки, Ирэн с Аидом заняли кабинку примерочной.
- Попробуй вот это, - она отложила на банкетку светло-серые брюки, - и это, - к брюкам добавился сине-черный лонгслив.
Одевшись, Аид отдернул занавеску.
- Ммм... Надо другие брюки. Я сейчас.
Через пять минут она подала ему молодежные чинос цвета сапфир:
- Вот. Примерь.
Повертевшись перед зеркалом, Аид повеселел:
- Это мне нравится.
Ирэн откинула занавеску:
- Здорово... Еще один штрих. - Перерыв футболки, она протянула ему свободного кроя цвета маренго экземпляр. - Одень поверх... Нет, не ерунда получится. Одень - увидишь... Ну? Я же говорила...
В салоне верхней мужской одежды они подобрали строгое драповое пальто до колен, потом купили ботинки, а потом Ирэн отвела его в парикмахерскую, четко поставив задачу перед мастером. Через двадцать минут из зеркала смотрел симпатичный молодой человек с той долей небрежности в прическе, которая необходима для придания образу непринужденного шарма.
- Ох... Я и забыла, какое это утомительное дело...
Они забрели в уютную кафешку немного в стороне от общей толчеи, сложили пакеты, накрыли их своей верхней одеждой и уселись за круглый столик слева и справа от этой горы вещей.
- Сам бы я никогда это не купил... Не умею. Не знаю, как правильно выбирать одежду...
Она улыбнулась:
- Ничего... Еще пара ходок, и ты всему научишься... Ешь пирожное.
Заметив ярлык на его пальто, не отрезанный продавцом, Ирэн оторвала бирку и положила в кучку использованных салфеток на столе. Аид случайно увидел цену, побледнел:
- У меня с собой денег было только на это пальто... Все остальное ты на свои купила, получается... и парикмахерская... - он отложил надкусанную «устрицу».
- Ну да...
- И как я все это отработаю?
Три секунды она совершенно не понимала, о чем он толкует. А когда поняла, уговорила себя успокоиться; затем ответила:
- Не надо ничего отрабатывать. Я от чистого сердца... Аид... А с Христианом ты... ради денег?
- Первые разы - да... А потом он вступился за меня, когда мне угрожали.
Он замкнулся.
- Прости. Ни к чему был этот вопрос... - она посмотрела на часы. - Я пойду позвоню домой - вызову машину. Доешь, пожалуйста, ты же голодный.
Христиана тепло встретили jeshi, толпившиеся на его крыльце. Поздоровавшись со всеми, он оторопел, войдя в дом: за пять дней, что он отсутствовал, его уютную кухню-столовую превратили в какой-то разбойничий вертеп. Повсюду грязная посуда, на плиту без слез не взглянешь, ковер скатан и пылится в углу. На втором этаже повсюду валяются вещи - его вещи, на секундочку. Кровать в его спальне как после бурной брачной ночи - это как понимать?.. Во второй спальне и смежной с ней маленькой гостиной все более или менее прилично.
Внизу Хадзиса ждал Кириан:
- Korongo, не серчай. За сутки наведем порядок, обещаю.
- Что со спальней? Вы там нормативы, что ли, сдавали?
Mamba расхохотался. Утерев слезы и отсмеявшись, пояснил:
- Никс на втором этаже жила. Видно, ей твоя спальня больше приглянулась. Мы ее утром сегодня перевезли на базу, там у нее и мастерская будет...
- А вещи-то мои почему раскиданы?
Он развел руками:
- Да кто ж ее знает... Я к ней наверх не поднимался.
- Бред какой-то...
Между тем двое бойцов выставили на середину стол, расставили вокруг стулья.
Прикрыв за собой дверь, в комнате появился рыжий молодой мужчина в брюках защитного цвета, такой же майке и черной кожаной куртке. Подошел к Христиану с приветственным рукопожатием:
- Уна.
- Христиан. Вы лорд?
- Это имеет значение?
Хадзис не нашелся с ответом, так что Уна потерял к нему интерес, оседлал один из стульев и задремал. По крайней мере, выглядело это именно так.
Кроме Кириана, от jeshi пришли еще четыре человека.
Заняв восьмой и последний стул, Мехиаэль открыл собрание такими словами:
- Много ли ты знаешь о своих людях, Кириан? Чем они живут, что у них в голове?
- Достаточно. Для того, чтобы доверить каждому из них свою жизнь.
Недовольный ропот ужом проскользнул среди лидеров jeshi: зачем нападать на того, от кого зависишь?
Христиан почуял недоброе. Мехиаэль говорил это не просто так, он явно бил в больную точку, и Кириан не держал удар.
- Послушай меня, Кириан. Два дня назад ты столкнулся с человеком, чьему плану помешал: Зеном, бывшим членом Askari. (Христиан с Кирианом обменялись взглядами.) В качестве утешительного приза он подкупил одного из твоих людей, передав ему ua la kifo - цветок смерти, чтобы тот спрятал его сегодня утром в спальне Христиана...
Вожди jeshi повскакивали с мест, требуя доказательств (маловероятно) или извинений (предпочтительнее); Христиан, постарев на несколько лет, сложил кусочки пазлов друг с другом, отказываясь верить в то, что из этого вышло; Кириан, побледневший, молча слушал, забыв о своем праве призвать к порядку соратников.
Мехиаэль обратился к перебившим его jeshi, голос его гремел:
- Разве я с вами сейчас разговаривал, Агазон, Полиник, Иадор, Рез? Разве не произнес я имя Кириана - того, кто выбрал вас? Или власть помутила вам рассудки, и вы забыли, кто вы?
Вожди, замолчав, уселись на место.
Кириан негромко подытожил:
- Говори, Мехиаэль. Я тебя слушаю.
- Цветок пришлось сунуть в карман и спуститься вниз, дабы избежать ненужных расспросов. Но поднявшись снова в спальню, предатель с ужасом обнаружил, что цветок исчез - он перетряс всю свою одежду, перерыл в отчаянии комнату. Ничего не нашел. А знаешь, почему, Рез?.. Потому что ua la kifo невозможно найти тому, для кого он был сорван.
Белый, как полотно, Рез машинально опустил руку в карман и сдавил смертоносное растение - смерть наступила мгновенно.
Несколько секунд никто не был в состоянии оторвать взор от перекошенного судорогой мертвого лица Реза.
- Кириан... тот, кто вручил Зену цветок смерти, целился не в Христиана. Его мишенью стал ты - насколько ты способен видеть и слышать то, что происходит вокруг тебя. Неужели вместе с Wa ты похоронили и его наставления? Что с тобой происходит, Кириан? Встреваешь в мелкие разборки, прикрываясь ценностями братства, в то время как само братство начинает гнить изнутри, - он указал на труп вождя, - а тебе нет до этого дела?
Утерев рот, предводитель jeshi с позором опустил глаза. Ему нечего было возразить.
Мехиаэль взглянул на Хадзиса:
- Говори.
- Цветок смерти растет глубоко в Ущелье Кифо - только дракону под силу сорвать его... Месторождение когтезубов не было уничтожено, верно?.. Сколько на данный момент взрослых особей в распоряжении Советника?
- Пятьдесят.
Ужас отразился и на лицах живых участников - пятьдесят ящеров спалят Ардхиявату дотла. Есть ли смысл в борьбе?..
- Есть, - Мехиаэль посмотрел в глаза каждому. - Азазель пустит их в ход в самом крайнем случае, дабы избежать полного поражения. Этот отряд когтезубов - его козырь. То, что будет заставлять вас испытывать страх и днем, и ночью. Бойтесь - это нормально. Бойтесь, но продолжайте делать то, что считаете важным. С вами бог.
Труп Реза соскользнул со стула на пол; Кириан знаком приказал двоим вождям вынести его из дома.
Последние слова Мехиаэля огненным оттиском отпечатались в сердце Кириана, словно были предназначены для него. Поймав его взгляд, jeshi с трепетом воззвал к нему в своих мыслях: «Кто ты?»
Ты узнаешь меня. Скоро.
В ходе собрания участники сошлись на двух пунктах: организация пропаганды в рядах королевской армии для недопущения гражданской войны и перехват обоза с оружием и наемниками из Суфурианы - руководство этой части операции брал на себя Уна.
Согласившись с обоими пунктами, Белый Волк покинул совещание с напутствием:
- Работайте.
За столом напротив друг друга остались Кириан и Хадзис.
Христиан, наблюдавший за товарищем во время его диалога с Мехиаэлем, уверенно констатировал:
- Вот он и за тебя взялся. С чем я тебя и поздравляю.
Нахмурив брови, Кириан тут же их распустил; улыбнулся, не отрывая глаз от собственных рук, лежащих на столе:
- Так, значит, это называется, когда он ... вставляет. Тебе тоже, что ли?.. - он посмотрел на Korongo.
Христиан хмыкнул:
- И не таких. И не раз.
В дверь постучали.
- Открыто! - Кириан обернулся к вошедшим. - Аид... да тебя не узнать... Здравствуй, Ирэн.
Девушка, кивнув, устало улыбнулась ему. Показав парню поднятый вверх большой палец, Христиан взглядом попросил Ирэн проследовать за ним на второй этаж.
- Все хорошо?.. Сколько я тебе должен?
Она вспыхнула, буравя его взором:
- Нисколько... И - нет, не хорошо. Совсем не хорошо.
Он закатил глаза:
- Что этот кретин тебе наговорил?
- Правду. Что считает себя забавной безделушкой и зарабатывает тем, что продается таким, как ты - обеспеченным, уверенным...
- Эн...
- Не перебивай меня! То, как он относится к себе, - омерзительно. Но то, что ты соглашаешься с этим, - омерзительно вдвойне. Не хочу тебя видеть. Не трогай меня!..
Отшвырнув его руку, она сбежала по лестнице.
- Ирэн!..
Выбегая из дома, она столкнулась в дверях с Мехиаэлем; плача, замотала головой, умоляя выпустить ее на улицу - он вывел ее на крыльцо, закрыл дверь.
- Как ты можешь спокойно смотреть на то, чем... чем они занимаются? У меня в голове не укладывается, до какого дна способен опуститься человек...
- Скажи мне, великая судья и знаток человеческих душ, давно ли ты сама взывала ко мне со дна?.. И так ли праведен твой гнев, как тебе хочется думать?..
Она в страхе отшатнулась от него:
- О чем ты, mungu?..
Ничего не ответив ей, Мехиаэль вошел в дом.
Христиан, заставив себя отвлечься от закипавшей в душе ярости, подвел к нему юношу:
- Аид, знакомься... Мехиаэль.
Парень почувствовал, что поплыл; оседая на пол на подкосившихся ногах, в безотчетном страхе схватился за рукав Хадзиса, как вдруг услышал зов Мехиаэля:
- Аид... Смотри на меня. Дыши. Ты здесь, с нами... Дайте ему воды...
Стуча зубами о край стакана, юноша сделал несколько глотков, понемногу приходя в себя:
- Извините...
- ...и накормите - это голодный обморок.
После ухода Мехиаэля Христиан дал волю своей злобе, начав сметать все с полок в гостевой спальне на втором этаже. Аид оказался на попечении Кириана.
- Садись за стол. И не вспомнил бы никто о тебе, если бы не Мехиаэль... - он достал из холодильника остатки обеда, разложил перед парнем. - Не густо, конечно...
- Мне хватит...
- Чё он злится? Не знаешь?
Аид, прожевав, поднял глаза наверх - Христиан разбушевался не на шутку.
- Из-за меня... опять. Он поссорился с Ирэн из-за меня.
- Иди, мирись. Избить не позволю, не бойся.
С опаской заглянув в комнату, Аид застал Хадзиса стоящим со скрещенными руками у окна. Мрачнее тучи.
- Христиан... я не хотел...
- Кто тебя за язык тянул, чучело? Поныть решил?
- Нет, я... случайно...
Христиан медленно приближался к нему. Она считает его, Христиана, мразью? Извращенцем? Насильником? Жалеет, поди, что пустила его в святая святых - мастерскую Коловрата... Так чего ему терять?..
Распаляя себя таким образом все больше и больше, он, в конце концов, за шею придавил Аида к стене и впился ему в губы.
Значит, игрушка? Нет-нет, не так - «забавная безделушка»...
Отстранившись, чтобы вскинуть его локти и содрать обе футболки сразу, он толкнул его на матрас и упал на прямые руки следом: прямо под ним подстреленной птицей билось сердце Аида, грудная клетка парня содрогалась от каждого удара...
Нет.
Он уронил голову, стиснул веки. Переступая руками по простыни, отвернулся и сел, еще чумной от возбуждения.
Он не мразь.
- Аид... - обернулся к нему, помог подняться; подал с пола одежду. - Поехали отсюда.
Трусцой спустился по лестнице; кивнув на вопросительный взгляд Кириана - дескать, все в порядке, наставительно изрек:
- Не вздумай жениться, брат. Все зло от них.
Кириан пообещал ему к завтрашнему утру приведенный в божеский вид дом. Нужно будет предупредить парня, чтобы взял только самое необходимое - барахла у него и так достаточно... Вспомнил про бутылку под кроватью - первые уверенные шаги Аида к алкоголизму.
- Белоснежка... - снизив скорость, он проехал перекресток и влился в городской поток, - в клуб сегодня пойдем?
Аид внимательно посмотрел на него - шутит или нет?
Христиан улыбнулся:
- Я серьезно. Пойдешь со мной?
- Да, пойду... Спасибо.
- Ты ведь так и не поел нормально... Сейчас исправим, - он зарулил на парковку небольшого ресторанчика.
Уплетая за обе щеки, Аид оживал на глазах. Христиан глянул на часы:
- В клуб еще рано. В кино сходим?
Юноша недоверчиво переспросил:
- А можно?
Они как раз успевали на вечерний сеанс - какая-то комедия. Всучив ему упаковку горячей воздушной кукурузы, проводил до нужного места, сел рядом. Поначалу Аид стеснялся - старался не хрустеть, сидел с прямой, как палка, спиной, но потом расслабился. Христиан впервые слышал, как он смеется - с этаким девчачьим взвизгом на пределе дыхания, напомнив Хадзису его самого лет в шестнадцать.
С раннего детства без отца, в убогой обстановке с чрезмерно опекающей матерью. Скорее всего, в нежном возрасте кто-то совратил, воспользовавшись беспомощностью. История печальная, но, увы, не единичная. И тем не менее, конкретно этому мальчику Христиан сможет помочь. И начнет с действенной методики, вырабатывающей стойкое отвращение к алкоголю на всю жизнь. Он будет, конечно, употреблять алкогольные напитки, если захочет, - потом, позже, но однозначно в малых дозах.
Точно такую же штуку провернул с ним Wa - позвал его как-то на рюмочку в честь дня рождения. Извинился, что рюмка только одна - впрочем, Христиан был не из брезгливых - зато коньяк отменный... Оказалось, под языком у учителя лежала особая трава: вступая в реакцию со слюной и алкоголем, производила невероятный эффект. Христиану понадобилось несколько таких «попоек» из-за низкого содержания слюны в «коктейле». Для Аида достаточно будет одной.
В NZ гремела музыка, празднуя торжество жизни и свободной любви.
Приобняв Аида за плечи, Христиан пробирался с ним сквозь разгоряченную толпу. У пятачка возле своего дивана для почетных гостей крикнул на ухо:
- Что будешь пить?.. Может... - и назвал марку дорогого коньяка.
Парень радостно кивнул. И присоединился к плясунам.
Танцевал он - без слез не взглянешь.
Засунув под язык волшебный корешок, Хадзис встал напротив него:
- Если ты будешь так дергать головой, она у тебя отвалится... Дай ладонь, - он приложил его руку к своей грудине и накрыл своей ладонью. - Чувствуешь?.. Это не сердце, глупыш, это ритм - вибрация... Проникает в тебя через пол... Поймай ее... И не нужно ничего изобретать...
Через сорок минут оба свалились на диван, на столике их ждали два бокала.
- Погоди... - отпив из своего, Христиан притянул Аида к себе и напоил его в поцелуе. - Еще?.. Ну, давай...
И снова на танцпол.
Аид быстро хмелел; пик эйфории пришелся на момент, когда Христиан, дурачась, взял в свое управление его руки и размахивал ими, внушая Аиду, что теперь он самолет.
А потом стало плохеть. Они сразу уехали, но первый раз Аида стошнило в машине. А в квартире он отполз от унитаза лишь под утро, зеленый и больной.
Христиан все это время был рядом; уложив в постель, отпаивал его по чайной ложке чем-то солоноватым, пока Аид, наконец, не уснул. И рухнул рядом сам.
Около полудня, мятый и уставший, Хадзис проснулся, скинул одежду и встал под лейку в душе. Ночные дискотеки больше не для него. Стар он уже, как бы это ужасно ни звучало, для подобных вещей - сегодня ему стукнуло двадцать восемь.
Горячая вода, впрочем, довольно быстро вернула ему ощущение молодости и силы, да, вдобавок, совершенно неожиданно под руку подвернулся Аид:
- Христиан... - по его лицу стекала вода, он то и дело протирал глаза, - она не права... я с тобой не ради денег... не из-за денег...
- Аид, я немного занят, после договорим... - и вытолкал его, пока не поздно, из душевой, напомнив себе поставить дома задвижки.
Знал, что сердце дрогнет, когда увидит его таким: на полу, бесцельно смотрящим в окно, с застывшей на кончике носа каплей то ли воды, то ли слёз.
Натянув штаны, оторвал кусок салфетки, сложил в тонкую полоску и вставил один конец в другой - получилось бумажное колечко. Подсел рядом с юношей, взял его правую руку:
- Аид... согласен ли ты стать моим младшим братом, - и надел на его безымянный палец самодельное кольцо, - в болезни и в здравии, в богатстве и бедности, доколе смерть не разлучит нас?.. Родной, я не издеваюсь - я серьезно... Согласен?.. Да?.. Иди сюда...
Он за голову прижал паренька к себе - тот смеялся и плакал одновременно. Не отпуская его, Христиан предложил:
- Хочешь, заедем в ювелирный и купим настоящие кольца - серебряные, не люблю золото... Хочешь?.. Родной...
Закрыл глаза, чувствуя, как нежность к этому юноше изгоняет из его сердца похоть. А он думал, что у него не будет семьи...
6.
Собравшись с духом, Роксан набрала на телефонном аппарате указанный в письме номер.
В записке Ара сухим официальным тоном просил вернуть ему отданную «Вам, сударыня» в день отречения рубашку. О встрече предлагалось договориться по телефону, номер прилагался.
Ирэн с Христианом, который и перевез их в замок вместе с их скудными пожитками, гуляли во дворе - подходящий момент для звонка, чтобы избежать расспросов.
- Слушаю.
Сердце девушки билось где-то в горле - словам было трудно преодолеть это препятствие.
- Давайте я вам помогу: «Милорд, я получила ваше послание, готова встретиться». Как вам такое начало разговора?.. Да брось, крошка, по этой линии можешь звонить мне только ты...
- Не называйте меня так...
Ара расхохотался:
- Ты меня перевоспитать решила?.. Хм. Может, и получится, кто знает... Так где встретимся, драгоценная?
- В ресторане в «Месопотамии».
И торопливо положила трубку.
А через минуту снова набирала номер, обзывая себя идиоткой.
- Я здесь, моя пугливая лань... Завтра в полдень жду тебя.
- Но... я не успею отнести ее в химчистку...
- Никакой химчистки. Отдашь такой, какой сняла с себя.
- Я вас не понимаю... - она с тревогой глянула в окно - Ирэн и Христиан исчезли из поля зрения и могли заявиться в любую минуту.
- От тебя этого и не требуется. Просто сделай, как я сказал. До завтра.
На следующий день она сообщила Ирэн, что отправилась «подышать», и на автобусе уехала в город. Поскольку это было ее первое знакомство с общественным транспортом, на станцию она прибыла разбитой и с неутешительными выводами о необходимости найти какой-то источник дохода. Ей бы самой сейчас очень пригодилась учрежденная ею Королевская стипендия... Разумеется, стипендию отменили в свете последних событий, и все же кому-то Роксан успела помочь...
В ресторане ее приветствовал хостес, проводил к нужному столику и почтительно замер, повинуясь жесту Ара.
- Давайте сюда, - он протянул руку к свертку.
Недоумевая, Роксан вложила в его ладонь пакет: вытащив рубашку, Ара поднес ее к лицу и шумно вдохнул:
- Бог мой, да...
Сгорая от стыда, девушка вдруг осознала, что ее больше ничего здесь не держит, однако сидящий напротив мужчина наступил на подол ее юбки - без скандала ей от него не уйти...
- ...выкиньте это... А ты постой.
Он с ухмылкой следил, как она старательно прятала от него глаза то на полу, то на чужих столиках, то на своих пальчиках со свежим маникюром. О, она готовилась к визиту - на губах коралловая помада, к уложенным локонам приколота дурацкая шляпка с вуалью, вместо рубашки, в которой явилась на церемонию, - женственная блузка, с трудом сдерживающая натиск... Да нет, это он уже замечтался. Нечего там было сдерживать.
Она, в конце концов, посмотрела на него. Вся красная.
- Зачем ты пришла?
- Но... - ее губки приоткрылись, едва не заставив Ара сжалиться над ней. - Вы сами попросили.
Он подался вперед, опираясь на сложенные на столе руки:
- А если я попрошу тебя лечь со мной в койку?
Он наслаждался ее безмолвным криком. Он знал, зачем она пришла. Насквозь видел этих «борющихся за правду» девочек и мальчиков: стоит им оказаться в обществе того, кто позволяет себе доминировать открыто, без этой вот шелухи о добре и мире во всем мире, как они всеми силами стремятся ему понравиться.
- Дайте мне встать. Я не желаю тут находиться.
Он убрал ногу:
- Звони, если надумаешь.
Радуясь вуали на шляпке, Роксан неслась прочь от этой ужасной гостиницы, не разбирая дороги, а когда очнулась, поняла, что забыла в ресторане свою сумочку. Теперь даже на автобусе не уехать...
Она забрела в какой-то сквер, нашла скамейку. Не хотелось жить - так тяжело и неприподъемно воспринималось все вокруг - стальное небо, суета вокруг, она сама... Дело было не в деньгах - за такси заплатила бы Ирэн, просто... не хотелось жить. Что-то предпринимать, двигаться.
Этот человек тверд, как камень - она разобьется об него, а он даже не заметит. И в чем тогда смысл любви?
Стало хуже, словно ветер украл тепло не только из-под шерстяного жакета, но и из сердца.
- Я больше не могу... - обхватив себя за плечи, она заплакала.
Кто-то упал на скамейку рядом с ней:
- Вот вы где... Слушайте, я не мальчик, чтобы бегать за вами по всему городу.
Он бросил ей на колени ридикюль.
- Спасибо.
Ара двумя пальцами приподнял вуаль на ее шляпке:
- Бог ты мой... Это я вас довел?
Она быстро вытерла слезы:
- Все в порядке.
- Вот и славно, - он сорвал с ее головы шляпку и кинул в урну, - ужасная безвкусица. Больше такое не надевайте.
- Да как вы смеете! - она вскочила, но он со смехом не дал ей дотянуться до шляпки. - Почему мне все указывают, как и во что мне одеваться?..
- Все? А кто еще? - Ара встал, продолжая отражать ее попытки спасти свою шляпку.
- Лорд Иса!..
Он поймал оба ее запястья и перехватил их одной рукой за ее спиной.
- Да пустите же меня... я закричу...
Не успела - Ара взял ее за затылок свободной рукой и надолго закрыл ей рот поцелуем.
- Тьфу, скверная помада...
Он отпустил ее, чтобы вытереть губы, и получил пощечину. Испугавшись собственной дерзости, Роксан пролепетала:
- Извините... Я думала, вы меня остановите...
Он хмыкнул:
- Странная вы женщина. Зачем замахиваться, если не хотите бить?.. Теперь у вас нет выбора - вы просто обязаны поужинать со мной... Черт с тобой - пообедать...
В машине они оба ехали на заднем диване. Ара, внимательно наблюдавший за своей соседкой, запомнил тоску в ее глазах, когда они проезжали мимо частного сектора, представленного красивыми двухэтажными домами не бедных землевладельцев.
Автомобиль затормозил возле кованой решетки, отделяющей искусственный сад с низенькими фонарями вдоль дорожек от прочего городского ландшафта. Жемчужиной сада мягко светился в ранних сентябрьских сумерках трехэтажный ресторан “Ilipitia[ Серпантин]”. Забронировать там столик человеку с улицы было невозможно, и даже Роксан отмечала там лишь день своего совершеннолетия.
Ара обошел машину, распахнул дверцу и подал девушке руку. Ее нежные пальчики чуть дотронулись до его ладони: в приступе умиления он поднес их к губам, упиваясь ее стыдливостью и боясь спугнуть ее одновременно.
- В каких залах была? В каждом уникальная атмосфера...
- Только в Золотом, - после салона автомобиля сырой осенний ветер безжалостно трепал полы одежды, разворовывая тепло; Роксан дрожала, вынужденная идти медленно, приноравливаясь к вальяжному шагу своего спутника.
- Стандартный выбор дилетантов. В Медном зале гораздо уютнее - сейчас сама оценишь... Чечетку зубами отбиваешь?
- Я немного замерзла.
Он снял с себя пальто, накинул ей на плечи.
- Спасибо, - она улыбнулась, на щеках заиграл румянец.
Ара оказался прав - Медный зал ресторана являл собою настоящий шедевр дизайнерского искусства: сочетание роскоши с предметами крестьянского быта, ярких латунных акцентов с нейтральной пастелью достигало здесь уровня невообразимого. Можно сказать, Медный зал “Ilipitia” возник как физическое доказательство метафизической линии горизонта: все приземленное здесь обретало легкость, а все воздушное заземлялось.
- Нравится? - скользнув взглядом по интерьеру, Ара въелся глазами в лицо девушки.
Красоту вокруг он давно не чувствовал, хотя и знал о ней (примелькалась), зато мог насладиться свидетельством этой красоты и рожденным ею поклонением - ресторан “Ilipitia” принадлежал ему.
- Очень, - выдохнула она.
За обедом он рассказал ей о каждом блюде: историю возникновения, эволюцию рецептуры и подачи, анекдоты, срастившее это блюдо с каким-нибудь особенным гостем. Ей все было интересно - как невинному дитя в замке Румпельштильцхена.
В шесть вечера он привез ее обратно в поместье. Сев вполоборота, притянул за талию к себе:
- Ты рада?
- Да. Спасибо...
Что мне твое спасибо, дурочка... Но это в мыслях. На деле же он, склонившись, замер в сантиметре от ее губ:
- Драться не будешь?
Среди колонн и красных пятен ягод лимонника мелькнуло и застыло лицо Ирэн - она увидела его на заднем сиденье автомобиля в обнимку с Роксан.
Долгий поцелуй, а затем взгляд на племянницу - побледневшая, похудевшая. Иса, похоже, не оправдал ее ожиданий. Как бы он хотел вместо этой куклы почувствовать под своими ладонями ее тело - непокорное, сопротивляющееся; как бы ему хотелось сломать ее, разорвать на кусочки и сожрать... Если не с ним - то ни с кем. Нельзя просто взять и отвергнуть его, она должна это понимать.
Проигнорировав «до свидания» выбравшейся из машины Роксан, Ара знаком приказал водителю трогаться.
... - Ты с ума сошла?!. Что ты делала в его машине?
- Какая тебе разница? Это моя жизнь, не вмешивайся, пожалуйста...
- Но, Роксан, он издевался над тобой, из-за него погиб Ферт, который любил тебя! Что же ты творишь?..
- Ну да... разве я имею право спорить с тобой, небожительница Ирэн, любимица Мехиаэля...
Роксан в слезах, совершенно обессиленная, добрела до своей комнаты. Оставаться здесь, в ее замке, она больше не может, но предпринять что-нибудь прямо сейчас тоже не в состоянии. Накрывшись одеялом с головой, девушка забылась тяжелым тревожным сном.
Сжимая в потной ладони записку Христиана, Ирэн велела водителю везти ее в его дом рядом со свечным заводом. Если что, она скажет ему, что приехала к Никс. А если он не захочет с ней общаться - по крайней мере, она увидит его и удостовериться, что с ним все в порядке.
Сцена в салоне автомобиля вызывала тупую боль, но не от ревности. Жало одиночества ощущалось в такие моменты особенно остро: слишком земная для Мехиаэля, лишенная родных, она могла не следить за словами и просто быть собой лишь в обществе мужчины, который оказался гомосексуалистом.
А Роксан... Куда исчезло сопереживание ее боли? Оно что, действительно, зиждилось на чувстве превосходства?.. Сколько еще таких ящиков Пандоры ей понадобится открыть, чтоб составить хоть какое-то более или менее полное представление о себе?..
Христиан не вернулся домой после работы - она напрасно путалась под ногами у jeshi, напрасно отняла время у их предводителя, Кириана, объясняя тому, кто она и что здесь делает. И все же предупредила, что завтра приедет снова в надежде застать Христиана.
Возвратившись в замок, не стала тревожить Роксан, однако и на следующий день справлялась о здоровье подруги исключительно через ее горничную: Роксан не покидала своей спальни и никого не желала видеть.
В одиннадцать зазвонил телефон - Ирэн с колотящимся сердцем схватила трубку:
- Алло?
- Добрый день. Ирэн?
- Да, кто это?
- Кириан, из дома Хадзиса. Как ты?
- О... нормально. Здравствуй, Кириан. Есть новости?
- Христиан жив-здоров, сейчас на работе. Так что если что-то срочное, можешь пересечься с ним в рабочее время на свечном заводе. Если не занята.
- Не занята - учеба только с октября. Но... не думаю, что поездка на завод - хорошая идея. Он ясно дал понять, что мое общество ему сейчас не полезно... Не хочу злить его. Хочу просто убедиться своими глазами, что все хорошо.
- Нет смысла тебе просто так мотаться - если он объявится, я сообщу.
- Да, верно... Но, боюсь, Роксан тяготится моим присутствием. Лучше я все же приеду.
- Ну, смотри сама.
Очередное утро Роксан встретила, уткнувшись носом в стену. Чем-то позавтракав по настоянию Греты, попросила оставить ее в покое и опять провалилась в беспокойное забытье. Однако в покое ее не оставили: где-то в обед в ее комнату двое посыльных внесли огромную корзину нежно-розовых роз, наполнив спальню чудным ароматом. Растерянная, Роксан развернула маленькую открытку со своим именем и прочла:
Позвони сегодня в 16:30. Ара
Что и говорить - она ожила, даже аппетит проснулся.
Ирэн уехала около трех после короткой беседы с кем-то по телефону, так что Роксан спокойно привела себя в порядок, а уже потом начала поторапливать стрелки часов.
В назначенное время девушка улыбнулась в ответ на приветствие Ара:
- Слушаю тебя, моя дорогая.
- Цветы великолепны. Спасибо.
- Да ради бога. Вечером пришлю за тобой машину с водителем, утром привезет обратно.
- Утром?.. Я... я не готова.
Гнетущее ощущение чего-то неотвратимого мерзко поддакнуло Ара:
- В смысле - ты не готова? Я с тобой за «спасибо» валандаться должен?..
Она всхлипнула, тут же зажав рот рукой; быстро собравшись, сумела внятно произнести:
- Мне жаль... До свидания.
Однако телефон зазвонил через несколько секунд. С неохотой она подняла трубку:
- Да?..
- Роксан... постой, не отключайся. Это было грубо, согласен... Черт, да ты же сама этого хочешь, в чем проблема?!.
Она нажала на рычаг, прервав связь, и положила трубку рядом. Страх от того, что он знает, где она живет, помог ей вызвать такси и спустя полчаса она увидела справа высокие окна офиса лорда Иса.
Белый Волк встретил ее, заплатил таксисту и кивком пригласил внутрь.
Уже в кабинете она не смогла занять предложенный стул, не сумела сдвинуться с места, словно приросла к полу возле двери:
- Вы презираете меня?
- Нет, Роксан.
Он встал к ней лицом, загородив собою осеннюю серость, сочившуюся из окна.
- Милорд...
- Мехиаэль. Обращайся ко мне по имени.
- Я... хорошо. Простите, - она вдруг заплакала, пряча лицо в ладонях. - Мне страшно... Я думала, он пытается так извиниться... за то, что было на церемонии... Я ошиблась...
- Да.
- Пожалуйста, помогите мне... Я боюсь оставаться у Ирэн, боюсь оставаться одна... - она в нерешительности шагнула ему навстречу: ее душа словно только этого и ждала, лебединой песнью вырвавшись из терзавших ее оков:
- Убейте меня. Чтобы все закончилось. Я больше не могу...
Пожалуйста, боже, пусть он поймет ее, иначе она умрет от горя прямо здесь.
Мехиаэль негромко переспросил:
- Убить или обнять?
Преодолев разделявший их последний шаг, она прильнула к нему, как в детстве к отцу, обхватив его руками.
- Уезжай за границу. К родителям.
- Там нет вас.
- Я всегда рядом, Роксан.
Он мягко отстранил ее, перепоручая явившимся в офис по приказу Кириана четырем jeshi.
В десять утра к нему в кабинет осторожно постучались - два раза.
- Войдите.
- Здравствуйте, - переступившая порог девушка прикрыла за собой дверь, - я по объявлению. Вам еще нужен секретарь?
Он отвернулся от окна, подошел к столу:
- Да.
Жестом предложил ей сесть, занял свое кресло, попросил ее документы и рекомендации.
Пока она доставала из большой прямоугольной сумки бумаги, с интересом подмечал ее реакцию на незнакомую обстановку, чужого человека, имеющееся намерение обмануть этого человека. А реакция интересна была тем, что отсутствовала вовсе. Внешность девушки - двадцать два года, светло-русые волосы собраны в тугой пучок на затылке, стального синего цвета глаза, по-детски пухлые губы, строго одета - играла роль камуфляжа для того существа, который заявлял о себе лишь выражением ее глаз. Существа жесткого, неприступного, не по годам опытного.
- Итак, Елена, - он вернул ей паспорт и диплом об окончании педагогического колледжа, - чем ты можешь быть мне полезна?
- Я выносливая, стрессоустойчивая, быстро учусь. Есть опыт работы личным секретарем, один год.
Он бегло ознакомился с ее рекомендательными письмами - безупречны. Объективные, беспристрастные, выделяющие как недостаток (впрочем, единственный) фанатизм и трудоголизм соискательницы. Чистая работа: восемь из десяти.
- Хорошо. От офиса далеко живешь?
Он взглянул на нее: девушка, заерзав на стуле, опустила глаза из-за беспричинного, как она посчитала, смущения. Сделав себе строгий выговор, заставила себя посмотреть на сидящего через угол мужчину. И поседела - на какой-то жуткий миг вместо лорда Иса она увидела другого человека, давно мертвого...
Вцепившись в край стола, Елена особым образом дышала, выводя себя из панической атаки.
- Выпей воды.
Он придвинул стакан вплотную к ее мелко дрожащим пальцам.
- Спасибо. - Верно оценив спокойствие своего потенциального работодателя как спокойствие того, кто полностью контролирует ситуацию, она поставила опустевший на треть стакан на стол и предположила:
- Вы не лорд Иса, верно?
Мехиаэль сложил и убрал в ящик стола остальные ее документы:
- Скажем так: тебя неверно обо мне информировали.
- И как вы поступите со мной? - признав поражение, Елена морально готовилась к худшему.
- Найму тебя. Азазель ведь на это рассчитывал? - Он протянул ей лист бумаги и ручку. - Пиши. Заявление о приеме на работу... Так где ты живешь?
По легенде, она жила в общежитии на этой же улице, на которой располагался офис Иса.
- Я сняла комнату у одной бабули. Минутах в двадцати отсюда. - Она выдержала его взгляд.
Белый Волк удовлетворенно хмыкнул:
- А ты поистине быстро учишься... Хорошо. Вот эти договора, - он положил перед ней толстую папку, - необходимо завтра к девяти ноль ноль доставить в дом Хадзиса, что рядом со свечным заводом. Передашь их лично в руки Кириану и возьмешь с него расписку о получении. Поняла?
- Да.
- Умница. Папку бери с собой, чтобы завтра сразу ехать к юристу.
Профессиональным движением раскрыв блокнот, Елена пометила для себя важные детали и уточнила:
- Ваш юрист - Христиан Хадзис, верно?
- Верно. Потом возвращаешься в офис. На сегодня это все.
Она поднялась, отодвигая стул, поместила документы в свою необъятную сумку.
- Как, все-таки, мне к вам обращаться?
Ей не просто далось разоблачение: седая прядь от виска вплелась в пучок, исчез уверенный блеск из глаз.
- По имени: Мехиаэль.
Кивнув, она торопливо покинула кабинет.
Застегнула плащ, перекинула через плечо тяжеленную сумку, и только в длинном темном коридоре офиса вдруг схватилась за стену одной рукой, останавливаясь и зажимая себе рот второй ладонью. На фоне сдавленных рыданий проносящимся мимо составом мелькали мысли: Азазелем он назвал, конечно же, лорда Эза, и тот не мог не знать о власти и могуществе этого человека, которые угадывались интуитивно... Эза послал ее на смерть - раскрытые majasusi[ Шпион(ка)] в Ардхиявату казнятся без суда и следствия, поскольку принадлежат к самой мощной террористической организации Суфурианы, враждебного, по сути, государства. Ее жизнь теперь в руках этого человека, и ей очень хотелось верить, что он не похож на Эза.
Отпустив такси, Елена направилась прямиком к группе военных, судя по их защитного цвета курткам и штанам. Те заметили ее раньше, чем она их, и неосознанно выстроились серпом, закрывая «живым щитом» своего командира. Приблизившись, она с улыбкой оповестила их о том, что прибыла по поручению Мехиаэля. Помимо того, что являлась членом запрещенной в Ардхиявату Muuaji[ Убийцы], она была еще и эффектной блондинкой в горчичном плаще до середины икр, обтянутых черной замшей высоких сапог на каблуке.
Jeshi, отдавая дань ее яркой внешности восхищенным рокотом и не вполне уместными предложениями, расступились, пропуская ее к предводителю.
- Кириан? - она протянула для приветствия узкую ладонь в перчатке.
- Он самый. А вы, стало быть, Елена? - слегка сжав ее руку, он указал взглядом на дипломат, который она держала, - для Korongo?.. Документы для Хадзиса, спрашиваю?
- А... да. - Она отщелкнула замки. - Мне понадобится расписка.
Хлопнув себя по карманам, Кириан с досадой обернулся к дому: придется топать за бумагой и ручкой.
- Минутку.
Она улыбнулась, сверкнув зубами.
Ему бы такую секретаршу. Глядишь, и остепенился бы.
Качнув головой, вытряхивая из нее дурь, потопал для приличия на крыльце, скидывая с сапог особенно большие комья земли; зашел в дом:
- Рез... вот ты где. Пацаны тебя потеряли.
Тот всплеснул руками:
- Свинарник здесь устроили! Хадзис орать будет, как потерпевший.
- Это точно... - нацарапав на клочке бумаги расписку, Кириан умчался к блондинке.
Возвращаясь уже в седьмом часу вечера в свой угол, Елена неожиданно поняла, что дверь не заперта. Бабуля с утра пораньше укатила на месяц к сестре в Мактабу - вряд ли она вернулась, даже если и забыла что... Вытащив из голенища кинжал, она неслышно ступила в темную прихожую.
Ее комнатку (свою спальню старуха заперла на ключ), не скрываясь, изучал мужчина. Высокий, подтянутый. В длинном, до пят, кожаном плаще. Коротко стриженные черные волосы, перстень с печаткой.
Так и стоя к ней спиной напротив полочки с двумя ее фотографиями, буднично поинтересовался:
- Так откуда вы, Елена?
Кинжал девушки исчез в правом рукаве.
- Что вам нужно? Вы кто?
Он проигнорировал ее вопросы:
- Я не спускал с вас глаз в ваш утренний приезд, - он поставил фоторамку на место так, что даже она вряд ли заподозрила бы что-то. - Вы держитесь слишком уверенно для блондинки.
- Кириан в курсе, что вы здесь? - она позволила себе выразить вполне естественную в данной ситуации злость.
Незнакомец обернулся: его улыбка, щетина, почти изумрудные глаза под низко нависшими бровями ей не понравились.
- Меня зовут Полиник. Среди jeshi я больше известен как Mastiff.
Не спеша покидая квартиру, задержался, поравнявшись с ней:
- Я узнаю, кто ты - рано или поздно. И да. Кириан в курсе.
Он ушел.
Девушка без сил опустилась на старенький диван на высоких деревянных ножках - диван жалобно скрипнул.
Jeshi?.. Мифические воины-тени, наводящие ужас на все соседние государства, возродились, словно феникс из пепла?.. Но кто из патриархов уцелел: Jambia[ Кинжал], Usu[ Тише], Vita[ Бой], Wa?.. В пособиях секретных служб Суфурианы черным по белому написано, что все jeshi были вырезаны, все до одного... Ложь или принятие желаемого за действительное? Просто слишком невероятно, что кто-то из четверых Учителей мог выжить. Лордов Ардхиявату убедили закрыть глаза на бесчеловечные убийства выслеженных и замученных патриархов и их последователей - ради всеобщего спокойствия. Jeshi никому не подчинялись и ни у кого не находились в услужении: у них был собственный Кодекс, по которому они жили и согласно которому действовали...
Чуть меньше, чем за двадцать лет спасшийся jeshi взрастил новое поколение воинов, и Елена даже думать не хотела о том, что они сделают с ней, когда выяснят, кто она. Ей важно успеть за короткое время заслужить доверие этих людей, не вызвав при этом вопросов со стороны людей Эза. Справится ли она?..
...Пройдя по живому коридору до лестницы на второй этаж, Никс решила, что jeshi не просто так толпятся на первом этаже в доме Хадзиса - они кого-то ждут. Образ голубоглазого незнакомца сам собою возник в памяти. Он привез ее сюда и, кажется, забыл о ней.
Сегодня переехали подружки, освободив ей спальню и гостиную. Сблизиться с ними, разумеется, не вышло - складывалось ощущение, что они говорят на разных языках или вообще с разных планет. По крайней мере, ей удалось сохранить нейтралитет, что являлось серьезным прогрессом в ее взаимоотношениях с другими людьми. Когда она попробовала проанализировать свое поведение, получилось что-то несуразное: постоянные поддакивания, избегание вставок со своим мнением гарантируют, худо-бедно, лишь никому не нужный нейтралитет. Что же тогда предпринять, чтобы подружиться - продать себя в рабство?..
Впрочем, она и на рабство была согласна за внимание своего бывшего тюремщика: он и правда пожаловал и долго беседовал с бойцами внизу, а она все это время твердила, как мантру: «поднимись, поднимись ко мне, поднимись...».
И при этом, заслышав на лестнице его шаги (jeshi к ней не наведывались), она вдруг испугалась и по привычке ждала его на коленях.
- Встань, - он перешагнул порог без стука - дверь была нараспашку.
Опираясь о его руку, Никс поднялась и выпалила:
- Я так рада вас видеть...
Но уже в следующую секунду, разозлившись на себя за эту слабость, отпрянула от него, ломая пальцы и проклиная тот день, в который он свалился с неба в ее седло.
Какое-то время он молча стоял за ее спиной, а потом ей показалось, что он собрался уходить - резко обернувшись, она дернулась в его сторону... И пуще прежнего накинулась на себя: он не только не ушел, но и удобно уселся на стуле, наблюдая за ней.
Осознавала, что несет чушь, и все же шепотом попросила:
- Перестаньте!..
Мехиаэль улыбнулся, не размыкая губ. Положил локти на колени, устремил взгляд на сплетенные в замок пальцы.
После этого ее кидало из крайности в крайность еще ровно минуту, а затем она опустилась на пол и на четвереньках (опять по привычке) подползла к нему с душившим комком в горле, прижалась щекой к его руке - он был в темной футболке с короткими рукавами.
- Ненавидеть и бояться меня проще?
Его голос, тихий и теплый, причинял ей боль - нарыв вскрылся, из глаз потекли слезы:
- Зачем вы меня приручили? Я же вам не нужна... Зачем все это?..
- И как же ты поняла, что не нужна мне?
Она немного дистанцировалась, чтобы посмотреть ему в лицо. Торопливо смахнула слезы; не веря себе, озвучила дикую мысль, пару раз посетившую ее и в башне:
- Вы... женитесь на мне?
- Я этого не говорил. Как и того, что ты не нужна мне.
- Я не понимаю...
Никс села на пятки, уставившись в пол. Облегчение и стыд, больше похожий на обиду, с переменным успехом сражались в ее груди. В обоих случаях поднять на мужчину глаза было невозможно. Нахмурилась, опять пожалев о том, что повстречалась с ним.
- Разве то, что ты нужна мне, обязывает меня заниматься с тобой сексом?
Пунцовая, совершенно потерянная, Никс непроизвольно повторила сказанную когда-то няней фразу:
- Не разговаривайте со мной об этом...
Он рассмеялся:
- А в чем проблема?
- Как... это неприлично... - снова няня.
- А дожидаться меня обнаженной - прилично?
Она расплакалась, не снеся такой обратной связи:
- Пожалуйста, хватит... Вам нравится меня мучить?.. Конечно, никто не заступится за меня, я одна...
- Никс.
Что-то в его тоне посодействовало прервать поток ее жалоб и обратить взор на собеседника.
- Я уже полчаса как здесь, говорю с тобой. Но тебе больше нравится думать, что ты одна.
В висках у нее стучало, мысли путались, слов не было. Однако стоило ему встать, как она вскочила следом:
- Вы не знаете... Я привыкну к вам, доверюсь... А вы бросите меня, как и все - я этого не вынесу...
- Я знаю, Никс. Потому и поднялся к тебе.
Под влиянием сильного чувства она подалась вперед, торопясь произнести, пока не передумала:
- Спасибо, что спасли меня тогда...
Он с улыбкой подтвердил:
- Обращайся.
По стихшему гулу на первом этаже Никс сделала вывод, что ее спаситель вместе с jeshi переместился во двор. Приникнув к окну, она с завистью смотрела на бойцов, толпившихся вокруг ее голубоглазого демиурга (она придумала звать его про себя Энлиль[ Верховное божество у Шумеров] - кто знает, может он им и был?..) и Кириана: эти двое что-то оживленно обсуждали друг с другом. Время от времени Энлиль, не прерывая объяснений, отодвигал от себя чуть ли не вплотную подступавших к нему воинов. Никс хохотнула: они липли к нему, как липнут утята к маме-утке. В какой-то момент один из jeshi, которого Энлиль слегка оттолкнул за разговором (может, и не совсем деликатно, но это же не повод для драки?) вдруг грубо сбросил с себя его руку и огрызнулся.
Никс тихо вскрикнула - а демиург просто молча посмотрел на драчуна, и тот так же быстро слился, отступив назад.
И, наверное, именно тогда ей в голову пришла совершенно замечательная идея - раз находится с ним долго в непосредственной близости доступно лишь jeshi, значит, Никс нужно стать одной из них.
Ночью она принялась за работу: откопала у Хадзиса похожие на военную форму штаны и рубашку, нашла ножницы и нитки с иголкой и дважды за день, но теперь с благодарностью, вспомнила о няне: та была, в первую очередь, искусной портнихой и от скуки обучила кройке и шитью свою воспитанницу. Девушка пообещала себе, что позже изготовит собственные лекала, поскольку у имеющегося кроя выявилась куча недостатков.
Под утро она, уже переодетая в военную форму, встала перед зеркалом, без сожаления отрезала заплетенные в тугую косу волосы, а потом перекисью водорода осветлилась до цвета сухой соломы. Результат превзошел ожидания: из двадцатисемилетней барышни она превратилась в несовершеннолетнего веснушчатого юнца. Нацепив защитную кепку с широким козырьком, потихоньку спустилась на первый этаж - никого.
Впервые за последнюю неделю проснулся аппетит: согрев на плите чай, Никс отрезала ломоть хлеба, поднесла к губам тяжелый бокал...
- А ничё так маскировка...
Бокал вылетел из рук и разбился - она еле убереглась от кипятка. От дивана вдруг отделился Кириан, смахнул с себя шмотки и, сонно зевая, взял в руки швабру:
- Будь добра, собери осколки. Я протру.
- Я... ничего плохого не хотела... - она деревянными от шока пальцами с грехом пополам справилась с задачей.
- Да не в этом дело. - Швабра вернулась на место. - Мы все знаем друг друга в лицо. Любой чужак - потенциальная угроза, а, значит, мишень. Тебя могли убить. Нечаянно.
Он застыл в шаге от нее, сунув руки в карманы брюк:
- Плохого, говоришь, не хотела. А чё хотела-то?
Зыркнув на него с ненавистью, Никс дернулась к лестнице на второй этаж, но jeshi за локоть вернул ее в исходное положение:
- Я вопрос задал тебе.
- Иди на ...
Ее трясло от бешенства и разочарования.
Входная дверь за ее спиной растворилась, впуская в комнату сырой ветер, однако Кириан еле заметно мотнул головой, и вошедшие было jeshi закрыли дверь с уличной стороны.
Он вновь переключился на ряженую:
- Давай так: ты посидишь наверху без еды и воды до вечера, а потом я повторю свой вопрос.
Никс с плачем взорвалась:
- Уроды вы все!.. Обращаетесь со мной, как с собакой...
Низкосортная брань, попытки ударить, плевок в лицо - Кириан через каждые две секунды напоминал себе, что имеет дело с женщиной, пусть и неадекватной. Скрутив ей руки за спиной, он заставил ее согнуться в три погибели, чтобы жестко пресечь истерику. Перестав орать из-за нехватки воздуха, она прохрипела:
- Мне больно...
Он ослабил давление:
- Быстро наверх. И чтоб до вечера даже не пикнула.
Отдав соответствующие распоряжения, предводитель jeshi забыл о Никс за насущными проблемами часов до шести вечера, когда ему передали, что дозорные задержали на подступах к дому несовершеннолетнюю, заявившую, что она близкая знакомая Хадзиса.
- Вот мне только несовершеннолетних тут не хватало...
Угрюмо готовясь к повторению утренней сцены, но уже даже не с женщиной, а с малолеткой, Кириан завернул за угол дома и увидел возле крыльца невысокую стройную девушку в белом полушубке и длинной плотной юбке.
Не отвечая на ее приветственную улыбку, сухо спросил:
- Паспорт с собой?
- Да, - она протянула ему документ.
- Племянница лорда Ара?
- Да... Технически.
Кириан хмыкнул. Большие карие глаза незваной гостьи смотрели открыто и смело.
- Хадзиса откуда знаешь?
- Он был моим поверенным. Теперь друг. Я беспокоюсь за него, - она передала записку Христиана ему в руки, понимая, что таким образом легче всего докажет правдивость своих слов.
Кириан узнал почерк Korongo, записка была адресована Ирэн.
- Вы позволите мне подождать его в доме?
- Можно на ты. Жди.
Он возвратил ей паспорт и клочок бумаги.
В восемь вечера, проводив не на шутку встревоженную Ирэн (Хадзис не объявился), Кириан крикнул вдоль лестничного пролета на второй этаж:
- Никс! Спускайся.
Первую минуту, пока она, цепляясь иногда за стену, шагала по ступенькам, и сам Кириан, и находившиеся в этот момент в доме пятеро бойцов в немом изумлении признавались самим себе, что сестра Уна необыкновенно хороша: заново перекроенные брюки цвета хаки подчеркивали ровность и стройность ее ног, надетая навыпуск сорочка, грамотно ушитая и перехваченная в талии солдатским ремнем, строго и трогательно свидетельствовала о хрупкости своей хозяйки. Грубые ботинки и светлые короткие кудри довершали образ переодетого в военную форму ангела.
Зачерпнув из ведра с родниковой водой, Никс жадно припала к кружке, не обращая внимания на лившиеся мимо рта тоненькие струйки.
Кириан вытурил из дома любопытных соратников. Подошел к девушке - та, наконец, утолила жажду и взглянула на него.
- Я хотела... - она прокашлялась, - хотела быть ближе к... я не знаю, как его зовут. Он поднимался ко мне вчера.
- Мехиаэль?
Она одними губами повторила за jeshi необычное имя.
- Так весь сыр-бор из-за него?.. Бедняга...
Кириан вновь поразился той буре, что поднял в чье-то душе этот человек - если он, конечно, вообще, человек.
Мехиаэль, как магнит, притягивал к себе людей - подчас, в буквальном смысле. Даже в той короткой стычке с Полиником последнего задела не грубость, а сам факт отталкивания, да еще прилюдно.
При самой первой их встрече Кириан безоговорочно признал право Мехиаэля направлять его; право, которое крепло с каждой последующей встречей, и все же, в отличие от многих jeshi, он сохранял дистанцию. Зачем? Он и сам не мог понять.
- Мне можно поесть?..
- Разумеется... - он посторонился. - Послушай, мы скоро переберемся на базу - ты, естественно, с нами. Мехиаэль будет там частенько. Но я сейчас не об этом... Я смотрю, у тебя талант по части шитья - могу взять тебя в штат. У нашего портного руки не из того места растут... Пойдешь?
Она с улыбкой кивнула, на щеках зарделся румянец. После поста, что он ей устроил, и в военной форме она выглядела не взрослой женщиной, а изможденным подростком.
- Тогда твой позывной Феникс.
Смахнув крошки с губ, девушка с благодарностью посмотрела на него:
- Спасибо.
Улыбнувшись ей, Кириан вышел на крыльцо.
Следующим утром, направляясь к дому Хадзиса из своей палатки находящегося неподалеку временного военного лагеря, Кириан рассуждал о поводах для встреч у племянницы Ара с Korongo. Впрочем, ничего криминального он в ее поведении и словах не заметил.
На первом этаже вместо четырех-пяти толпилось аж десять человек. Ясное дело: вчерашнее появление Никс бесследно не прошло. Растолковав на простом и понятном языке, где им следует находиться, Кириан выдворил на улицу большую часть любопытных и поднял уже было трубку, чтобы набрать номер Ирэн, как Никс прямо с лестницы начала что-то радостно ему тараторить об особенностях кроя их военной формы.
Подозвал ее к себе жестом, молча, отчего она вдруг осеклась на полуслове. Когда она спустилась к нему, настороженная и недоверчивая, приобнял за плечи для возможности говорить очень тихо и объяснил:
- Малыш, с предводителем jeshi ты можешь только продолжить диалог. Но никак не начать его. Ni wazi[ Понятно?]?
- Ndiyo[ Да.].
Он отстранился:
- Ник! Проводи ее к Трофиму - пусть пообщаются.
Девушка испуганно ойкнула - к ней приблизился тот самый боец, что грубо сбросил с себя руку Мехиаэля. И ей с ним придется куда-то идти?..
А Кириан в этот момент сказал в трубку:
- Добрый день. Ирэн?..
Отвлечь его она не решилась, как и помешать Нику исполнить приказ.
Однако, сойдя с крыльца, причем jeshi пропустил ее вперед, она резко обернулась и громко заявила Нику, что никуда с ним не пойдет.
Осклабившись, Полиник взял ее за руку выше локтя:
- Твое мнение там же, где и твое место...
Он уточнил, где именно, но Никс то ли от страха, то ли от своего невежества в вопросах специфической мужской терминологии не поняла его, зато однозначно верно определила момент для того, что задействовать свое главное оружие - голос. Она что есть мочи заверещала.
Рефлекторно Ник ее ударил, заткнув одним махом, и в эту самую секунду на крыльце появился Кириан. Признав свою неправоту, Полиник попятился; кто-то из jeshi помог девушке подняться. Предводитель знаком повелел оплошавшему бойцу ступать за ним.
- Виноват, mkuu[ Начальник]...
Полиник отвратительно себя чувствовал и из-за своей несдержанности, и из-за того, что вылезла она ни позже, ни раньше, а во время испытательного срока на статус kiongozi[ Вождь].
- Извинишься перед Феникс.
- Перед ней?.. Да она же просто бешеная баба! Ее бы разок... Понял, bwana. Извинюсь.
- Послезавтра собрание. Ты присутствуешь. Kuondoka[ Свободен.].
Присутствовать на собраниях имели право исключительно лидеры. Это значит, Кириан дал ему еще один шанс.
Проводив его взглядом до свечного завода, Ник вернулся в дом Хадзиса.
Аиду повезло - Зен, променявший Askari на бандитизм, лично присутствовал при казни Рексенора и быстро догнал, кто есть кто. А вот Korongo его расстраивал все больше: мальчик-проститутка в компании с одним из любимых учеников Wa?.. Хорошо, что Wa до этого не дожил.
Кириан, заступив на ночное дежурство, выгнал из дома толпу сторожей и устало закрыл глаза на диване. Услышав тишину, девушка спустилась на кухню, что-то стала себе готовить. Mamba, чтобы не напугать ее, как в прошлый раз, помахал ей рукой, когда она с опаской покосилась в сторону дивана. Вздрогнув, девушка тут же прикрыла ладонью слегка распухшую от удара часть лица.
- Я совсем забыл... Он извинился?
Никс вжала голову в плечи - оказавшись рядом, он резче, чем следовало протянул руку к ее лицу, подушечками пальцев ощупывая границы отечной области.
- Да... - она скривилась от боли.
- Сядь на стул... Не бойся, - воздействуя с нужной силой на определенные точки на голове и шее, он постепенно снял боль и почти полностью - отек. - Так лучше?
Запрокинув голову, она с улыбкой посмотрела на него:
- Да... Спасибо.
Он зажег комфорку, набрал воды в чайник.
- Зн... - она запнулась, не дав себе договорить; насупилась и с остервенением стерла в пыль попавшуюся под руку салфетку.
Тяжело она привыкала к взаимодействию, основанному не на той иерархии, в какой она выросла.
Улыбнувшись, Кириан поставил перед ней дымящуюся кружку с чаем, налил такую же себе и сел рядом:
- Завтра я сам отвезу тебя к Трифону, а то потом будет совсем не до этого... Утром, часов в десять, хорошо?..
Она кивнула, бросив на него быстрый взгляд, на побледневшие щеки медленно возвращалась краска.
- ...а послезавтра, рано утром, пацаны с вещами перевезут тебя на базу... Ник?.. Нет, Полиник останется здесь, не волнуйся. Чего ты его так испугалась?
- Он... нехороший. Смотрит на меня, как на блюдо.
Кириан усмехнулся, опустив глаза в кружку. Наверное, тут была и его вина - отношения с женщинами среди jeshi не приветствовались. Не потому, что они, как многие считали, вели монашеский образ жизни. Вовсе нет. Просто избранница должна жить среди них, уважая их уклад, починяясь Katiba[ Устав]. Далеко не каждая была согласна с этим. Все еще больше осложнилось после обряда посвящения Кириана в Viongozi wa[ Лидер] в день его совершеннолетия. Wa напомнил ему, и тот снова поклялся, что больше ни одна женщина не пострадает от него. Ему было шестнадцать, девчонки вешались ему на шею сами... В общем, после того, как Учитель отодрал его тогда, как сидорову козу, он и взял с него эту клятву. Пришлось изнурять себя тренировками, бдениями и, порой, голодом - а вместе с ним и всем остальным jeshi.
- Можно... можно я кое-что расскажу?... это связано с моим братом, а он тоже где-то у вас...
Mamba внимательно взглянул на нее:
- Говори.
- Я никому раньше не рассказывала об этом, и вы поймете сейчас, почему... Я не знаю, за что, не знаю, чем я его так разозлила, но однажды... Родителей, как обычно, не было дома. Его компания - он дружил со старшими, старше его лет на пять... Несколько человек, его друзья, вломились ко мне в комнату, мне было четырнадцать... Один из них - видимо, самый смелый... а эти смотрели... - она отвернулась, судорожно вздохнув. И все же продолжила:
- Я не умела еще кричать, как сейчас... А самое ужасное - брат закатил истерику, когда я спросила его: «за что?..». Ревел, что я все выдумала нарочно, что он бы никогда... Меня всерьез считали какое-то время помешанной... И вот я думаю иногда: может, я и, правда, выдумала все?.. Зря я... Я хочу наверх, простите...
Он не стал ей мешать, позволив беспрепятственно уйти на второй этаж.
Она ничего не выдумала, ни единого слова. Тем шестнадцатилетним выродком был он. Как же хорошо он постарался забыть обо всем, раз не узнал в ней той девочки - плоская, как доска, смешная копна рыжих волос, огромные серые глазищи... Он и с Уна-то знаком не был, зачем он вообще пошел с ними?.. Тринадцать лет минуло с того дня, а он все никак не мог ответить себе на этот вопрос - зачем?..
В полночь, обменявшись условленными знаками с дозорными на улице, Кириан различил шорох на лестнице.
Проснувшись от навеянного воспоминаниями кошмара, Никс, босая, застыла на третьей ступеньке и тихонько позвала:
- Кириан?..
Он помедлил, чтобы ее глаза адаптировались к темноте, и задел плечом призрачный хоровод теней у окна.
- Я посижу на лестнице, хорошо? Лишь бы не одной...
Одну из белых рубашек Христиана она перешила в ночную сорочку, доходившую ей до середины бедер. Умопомрачительно, а потому неприемлемо. У некоторых и без того башню сносит от ее точеной фигуры в военной форме.
- Никс.
Он не сразу сообразил, что она заснула - прямо на лестнице, привалившись к стене. Свистнул, разбудив, и скомандовал:
- Ложись внизу на диване. Я все равно не сплю.
Сонная, девушка практически наощупь доплелась до дивана и скользнула под плед.
Рано утром он на минуту замер возле спящей. Он бы солгал самому себе, если бы заявил, что эта девушка ему безразлична. До ее вчерашнего признания его удерживала данная им клятва, а теперь... Теперь он вынужден жить с мыслью о том, что, возможно, сломал жизнь женщине, которую полюбил, и этого не отмотать и не исправить.
Толку от стенаний и обличения себя в растлении девочки, однако, никакого нет. За тринадцать лет он стал тем, кто он есть, и отрекаться от себя - во имя чего бы то ни было - он не намерен.
Проведя пальцами по торчащей из-под пледа стопе, Кириан пожелал пробудившейся Феникс доброго утра и отправил ее наверх до прихода своего сменщика.
В десять утра, подкатив к крыльцу на автомобиле, Mamba обратился к подоспевшему к нему jeshi:
- Феникс кликни. Пусть спускается.
Выскочив из дома, радостная, Никс взобралась на переднее пассажирское сиденье:
- Привет...
Кириан, не глядя на нее, молча развернул машину на дорогу.
Споря с готовыми выступить слезами, она исправилась:
- Здравствуйте.
- Здравствуй, Никс.
Улыбнувшись про себя, он заметил, как она украдкой стащила с волос самодельную заколку.
Дорогой они ехали молча: Никс порывалась, конечно, несколько раз завязать разговор, но каждый раз со злостью захлопывала рот. И хорошо - ему хватило вчерашних откровений.
На парковке у Торговых Рядов jeshi оставил автомобиль:
- Дальше пешком. Тут недалеко.
Осмотрев себя, как в зеркале, в витрине магазинчика винтажной мебели, она, хоть и уговаривала себя, и все же не смогла не оглянуться на гостеприимные окна ресторана. К Кириану, дожидавшемуся ее у выхода с парковки, она подошла хмурая и расстроенная.
- Чего смурная какая?
Яростно блеснув на него мокрыми глазами, девушка молча взяла протянутую ей кепку и нахлобучила ее на себя.
- Ты в розыске, малыш. Никаких ресторанов.
Все-то он помнит, все-то он видит...
Мысленно похоронив свои надежды, связанные с поездкой в город, Никс понуро брела на полшага позади jeshi. Ароматы и краски Цветочного павильона, впрочем, немного отвлекли ее от грустных мыслей, а лавандовые шары хризантемы, восхитившие ее, распадались в ее мыслях деталями сложной выкройки...
Он вдруг вручил ей божественный букет.
- Это, правда, мне?.. - она с трогательной неопытностью обняла цветы, на секунду забыв вообще про все на свете, вдыхая их запах.
Кириану пришлось воскресить в памяти суровое лицо Wa и сцепить за спиной руки, чтобы не сгрести ее в охапку и не утащить в свое логово. Причины, по которым ее беззащитность будила в нем зверя, явились поводом для возобновления ожесточенной внутренней борьбы за его право выбирать, каким ему быть. Каждый день, каждый час, каждое мгновение.
Он не торопил ее - до швейной мастерской отсюда рукой подать. Медленно шагая вдоль бордюра с охапкой хризантем, Никс рассуждала вслух:
- Я вас не понимаю... Мне нельзя обращаться к вам на ты, нельзя инициировать разговор... Для меня это знак того, что я - нежелательный элемент. И при этом вы лечите меня, дарите цветы... Так с ума можно сойти. Я нужна вам или нет?.. Ах, ну да - вопросы задаете вы...
Ком обиды таял апрельским снегом от его молчаливой ласковой улыбки, хоть смотрел он при этом даже не на нее.
Швейная мастерская jeshi находилась в полуподвальном помещении старинного многоквартирного дома из красного кирпича, поседевшего от времени. Внутри - яркие лампы цеха, запах кожи, машинного масла и старого тряпья; в ряд стояли пять швейных станков с ножным приводом, огромные столы для кройки - в центре.
- Трифон!
На зов Кириана откуда-то выбежал щупленький человечек лет пятидесяти в очках с толстыми стеклами, проплешинами и небритый.
- Знакомься - Феникс... кого ты там слезно просил?
Проворные глазки Трифона, невзирая на близорукость, вдоль и поперек вспахали лицо и фигуру гостьи:
- Неужто модельер-закройщик, Кир?
Jeshi жестом предоставил слово Никс.
- Да. Можно увидеть ваши лекала для военной формы? Повседневной?
- Одну минутку, одну минутку...
Трифон, не в меру суетясь и охая, разложил на столе истрепанные куски кальки.
- Вижу. И градацию лекал вы, конечно, не делали?..
- Конечно, - он расплылся в нарочито идиотской улыбке, - голубушка, я оператор швейной машины - швея, одним словом. Мне тонкости кроя знать ни к чему.
- Кройки...
- Кройки, кройки, голубушка...
От его елейной физиономии ее начало подташнивать.
- Хорошо. Я изготовлю новые лекала к следующему разу.
Она обернулась к Кириану - тот откровенно скучал, полулежа в кресле-вертушке. Проблема в том, что он, как назло, отвернулся от них, так что и Никс, и горе-портной испытывали досадную неловкость друг перед другом и, тем не менее, молча ждали.
Jeshi крутанулся на сто восемьдесят градусов, заметил обращенные на него две пары глаз, вопросительно кивнул девушке.
- В следующий раз когда я здесь буду?
- Цех я перевезу на базу, там и скооперируетесь... - он встал, на ходу пожал руку работнику:
- Давай, не кисни. Парни сегодня-завтра приедут, помогут.
Трифон, как юродивый, молитвенно сложил руки на груди и кланялся, пока они не вышли.
Уже на улице Кириан предупредил ее:
- Одна с ним не оставайся - деньги будет клянчить. Пьяница.
- Почему не уволите?
- Отец он мой.
Ругая себя за вопрос, Никс робко провела по его руке от плеча, желая то ли извиниться, то ли утешить, и едва не обратилась в камень от его взгляда:
- Никогда. Не дотрагивайся до меня. Без разрешения.
До парковки она плелась за его спиной, глотая слезы. Еще и цветы забыла в мастерской...
Сев в машину, она, как ни крепилась, начала реветь в голос, а от того, что зажимала себе рот, получилось только хуже: панические мысли, что он сейчас ударит ее, как Полиник, или вышвырнет из салона, нарастали и нарастали. В итоге, когда его рука оказалась в ее поле зрения, она истошно завизжала; жмурясь и закрывая руками голову, сползла, насколько это возможно, куда-то под бардачок.
Кириан оставил бессмысленные попытки успокоить ее и просто ждал, изучая скучный пейзаж в левом зеркале. Глаза уже щипало, но он заставлял себя молча слушать ее отчаянно-жалобный плач - в их первую встречу много лет назад он тоже не помешал ему...
Понемногу она утихла, по-человечески села на сиденье; больше размазав, чем убрав с лица то, что вытекло, взглянула на jeshi - он и сам был бледнее обычного.
Не оборачиваясь к ней, Кириан проговорил:
- Прости меня. Наверное, будет лучше вывезти тебя за границу...
- Нет! Не отсылайте меня, пожалуйста, пожалуйста!..
- ...как Роксан.
Тяжело вздохнув, он без слов устремил взгляд сквозь лобовое стекло.
Секундой раньше Никс сама осудила себя за то, что перебила его, и с размаху треснула себя по губам. И треснула бы дважды, посчитав наказание недостаточным, если бы Кириан не поймал ее руку в полете:
- Не надо.
- Кириан... я исправлюсь - дайте мне шанс... я запишу и выучу все правила, я сделаю все, что вы скажете... пожалуйста...
Он не в силах был сейчас посмотреть ей в глаза, а она, объяснив это по-своему, униженно прошептала:
- Пожалуйста... я люблю вас.
Она нечаянно вскрикнула - так сильно он сжал ее ладонь в своей.
- Прости... - мертвенно бледный, поднес ее пальцы к губам, несколько раз поцеловал и выпустил.
Прижав правой рукой левую руку к груди, словно это был ценный артефакт, Никс внимала каждому его слову.
- Моя жизнь - это служение. Мое время почти не принадлежит мне. Я отвечаю за тех, кто присягнул мне на верность: любые их проступки являются моими проступками, а это значит, что кара за них ложится и на меня. Однако расплачиваться за содеянное вместе со мной и провинившимся приходится и всем остальным - мы связаны. Ты готова к такой жизни?
Вернув себе самообладание, Кириан взглянул на нее:
- Ты не можешь говорить мне ты, поскольку мы не равны: я отвечаю за тебя. Оказывая мне уважение, пусть и в ущерб своему, ты наделяешь меня силой, способной защитить нас обоих. Ты не можешь без позволения касаться меня - любое подобное нарушение границ предводителя jeshi приравнивается к акту агрессии и карается смертью. За триста лет существования jeshi нас вырезали пять раз, в последний раз выжил один Wa. Мы учимся на своих ошибках, иногда очень дорогой ценой, поэтому Katiba от первой до последней строчки написана кровью и непреложна.
Торжественность минуты нарушило голодное урчание в животе у Никс.
Jeshi включил заднюю передачу и выкатил автомобиль на проезжую часть:
- Мое упущение. Пять минут, малыш, - накормлю тебя.
Держа рот на замке, Феникс согрелась от его улыбки. Jeshi - одна большая семья, где дорожат друг другом, где проблемы решаются, где ее талант поддержали. Если Кириан сейчас скажет ей выпрыгнуть на полном ходу из машины, она выпрыгнет - лишь бы угодить ему, лишь бы сохранить это волшебное чувство причастности к таким, как он: к jeshi.
Они перекусили в неприметной кафешке, вернулись в мастерскую за букетом (Трифон догадался поставить цветы в воду), заскочили в магазин тканей, и уже затем возвратились в дом Хадзиса.
Заглушив двигатель, Кириан переложил хризантемы с заднего дивана ей на колени: она опять прятала глаза, как будто они сейчас расставались навеки. Кто-то из jeshi забрал из машины вещи, чтобы унести в дом.
- Завтра к четырем утра будь готова.
Уже взявшись за ручку двери, Никс с надеждой повернула голову к нему:
- Можно спросить?
- Нет. Выходи.
Не став искушать судьбу, девушка послушалась, пусть и с недовольной физиономией.
Расправив цветы в вазе у себя в комнате, Никс спустилась за отрезами: только что Кириану кто-то позвонил, и он снова уехал. Он весь день на ногах, и ночью не спал... Она пожаловалась платяному шкафу в спальне, что Кириан не бережет себя.
А потом, лежа в постели, неожиданно вспомнила о голубоглазом демиурге и излила душу в мысленном монологе: «Мехиаэль... вдруг ты меня слышишь?.. по крайней мере, к тебе я могу обращаться первой - ты не так суров... и не важно, что ты не ответишь... Помоги ему - защити, сделай так, чтобы он не узнал меня. Кольцо на его левом мизинце - я обронила его в тот день, оно было мне велико... Он сдавал назад, и я случайно заметила свое кольцо из белого золота с выгравированным словом «ночь» на его мизинце... Он носит его уже тринадцать лет... Те ужасные месяцы, когда я, действительно, чуть не сошла с ума, ведь родители мне не поверили... Носились с братом - он, бедняжка, заболел... Я чувствовала себя настолько одинокой, что не передать... А на самом деле совсем близко был человек, который помнил обо мне! Он помнил обо мне все эти тринадцать лет, он знал, что я не лгунья!.. Я не сумела рассказать ему об этом так, как тебе сейчас, Мехиаэль... Пусть он не узнает меня, я не хочу потерять его...»
7.
Не откладывая в долгий ящик, Христиан повел Аида в ювелирный в этот же день. У витрины глаза у парня разбежались, напрочь выветрив из головы скромные изначально пожелания: от простой серебряной полоски он быстро дошел до фалангового кольца со сгибами на весь палец. Хадзис к такому выбору относился неодобрительно:
- У меня есть ощущение, что ты постоянно на весь мир хочешь о чем-то прокричать... Зачем тебе весь мир? Меня тебе мало?
Аид сконфуженно отнекивался и с сожалением отходил от стекол, под которыми на бархатных пьедесталах были выставлены особенно вычурные изделия. В конечном счете, сошлись на кольцах из черненого серебра с орнаментом в виде цепи: для Аида в один, а для Христиана в два яруса.
Расплачиваясь, Хадзис попросил снять с украшений опломбированные ярлыки и непосредственно у кассы надел кольцо на безымянный палец юноши, предоставив потом Аиду сделать то же для него. Шокированная продавщица разглядывала сих странных персонажей без намека на приличествующий ей по роду занятий либерализм, чем вогнала в краску того, что помоложе.
Христиан перевел на нее взгляд:
- Какие-то проблемы?
Натянуто улыбнувшись, сотрудница магазина отошла к другим покупателям, обещая себе забыть увиденную сцену как страшный сон.
На обратном пути Хадзис решил, что пора перейти к следующему этапу их отношений:
- Белоснежка... матери напиши - пусть приедет. Познакомимся.
Парень, убедившись в серьезности его намерений, неуверенно промямлил:
- Мне кажется, это плохая идея...
- Почему? - Христиан быстро посмотрел на него, не позволяя себе надолго отвлекаться от дороги.
- Она меня достанет: туда не ходи, это не ешь... - он нервно скрестил на груди руки, бесцельно увязая глазами в однообразном пейзаже справа от себя. - А кольцо заметит - с живого не слезет: а когда свадьба? а кто невеста? Даже если сниму кольцо, все равно приставать начнет: когда женишься? когда женишься?.. надоело...
Хадзис в задумчивости молча вел машину.
- И выйти с ней никуда нельзя: окажутся рядом девчонки... в очереди, за соседним столиком... начнет сватать. Как будто у себя в деревне... - он дерганным движением подтянул себя наверх, почти подпрыгнув на месте. - А если меня кто узнает?.. Ну, из этих... Кто мне деньги давал...
- И много таких? - не поворачивая головы.
Аид с болью понимал, что расположение Христиана утекает от него, словно песок сквозь пальцы.
- Н-нет... - он не сводил глаз с его профиля; морально собравшись, положил аккуратно левую руку рядом с собой на сиденье. Растерев влагу в ладони, незаметно сместился влево, коснувшись его плеча своим, а рукой скользнув по его ноге - Хадзис резко дал по тормозам:
- Ты рехнулся, что ли?.. Выходи из машины.
А он-то думал, что все позади, что он справился. Долбанув по рулю, резко сорвался с места, как только парень чуть отошел к обочине.
Бросив автомобиль во дворе, взбежал на крыльцо и едва не снес дверь с петель. Сюртук перелетел через диван в центре комнаты, а сам он застыл напротив окна, из которого широко просматривалась дорога до поворота. Рваные серые облака наслоились друг на друга, и скоро осенние сумерки выстудили землю и воздух холодным дождем.
Спустя время Аид, вымокший и продрогший, замедляясь, несмотря на хлеставшие его нити воды, остановился прямо перед окном, где мужской силуэт перечеркивался и искажался сотней водяных троп, проложенных на стекле.
Вскоре светлое пятно в окне исчезло, а через секунду распахнулась входная дверь:
- Быстро!
Затащив его внутрь, Христиан стал стаскивать с него пальто, щедро отдававшее избыток влаги деревянному полу.
- Т-тин... не з-злись, Тин...
Посиневшие губы еще несколько раз повторили его имя, а потом юноше удалось поймать его ладонь и поднести к ледяным, как у утопленника, устам. И искры из глаз - Хадзис ударил его, вырвав руку, по лицу:
- Зачем ты это делаешь?.. - он сорвался в крик, - Зачем?!. Я все тебе дал - живи, радуйся!..
Он отшатнулся от парня: он падал. И падение это захватывало дух.
- Тин... - уперевшись задом в стену, Аид стянул-таки с себя мокрые фотболки и неуверенным шагом приблизился к Христиану. - Мне только ты нужен... правда...
Запрокинув голову, Хадзис закрыл глаза и размышлял: так ли уж ему необходима эта борьба?..
Неумелые пальцы Аида справились, наконец, с ремнем на его брюках, и Христиан как раз ответил себе на свой вопрос. Качнувшись от того, что юноша использовал его как опору, опускаясь на колени, он вцепился в его мокрые волосы, чтобы ровно на один выдох удержать его на некотором расстоянии от себя:
- Мехиаэль...
В то же мгновение вспышка света раскидала их по разным углам комнаты.
Очнувшись на полу, Христиан приподнялся, случайно оттолкнув от себя что-то круглое, и слабо улыбнулся: на стуле в метре от него сидел Мехиаэль.
- Как же я рад тебя видеть...
Белый Волк отшвырнул носком тяжелого военного ботинка подкатившуюся к нему солонку, взглянул на Хадзиса:
- Хотел бы я сказать то же, да слукавлю... В чем, по-твоему, должна выражаться твоя забота о нем? - Мехиаэль кивком указал на растянувшегося вдоль противоположной от Христиана стены полуголого Аида.
Парень был без сознания.
С трудом сев, Христиан с усмешкой уронил голову на грудь. Все равно не справившись с навалившимися на него мыслями, мотнул головой из стороны в сторону и с силой пропустил волосы сквозь пятерню:
- Я-то, наивный, решил, это милосердие твое - заменить мою казнь на пожизненную заботу о нем. Лучше бы ты меня покалечил...
- С заботой разобрались - хорошо. Теперь ответь мне вот на что, друг мой дорогой. - Он подался вперед - локти плавно легли на широко расставленные ноги. - Что за фарс ты разыграл? Я про обмен кольцами.
Хадзис поднял на него глаза:
- Ничего пошлого. Просто побратались.
- Нет, не просто. Знаешь, как он это понял? - он отвел указательный палец назад. - А понял он это так: отныне он - твоя Белоснежка, а ты - его Прекрасный Принц. Язык так и чешется сказать: выпендрился?
Христиан, облизнув, протащил сквозь зубы нижнюю губу.
- Я не стал отвергать его. Не стал говорить банальное «давай останемся друзьями» - это обидело бы его...
- Прости, но за душу не берет. Как по мне, так ты просто приберег для себя лазейку, если бы вдруг приспичило заняться с ним сексом. А на первый взгляд, да - Целомудрие и Великодушие твои имя и фамилия.
Чертова теснота в грудной клетке сдавила в своих тисках и голос:
- Неужели только истекающим кровью ты доволен мной?.. Неужели нужно сжечь себя дотла, чтобы согреть твое сердце?.. Мне не по плечу это, Мехиаэль. Ты и сам видишь. Я устал. Если он считает, что я его Принц, то пусть так и будет... Уходи.
Он лег, закрыв глаза.
Мехиаэль ощущал тоску прогнавшей его души - она покрыла испариной его собственный лоб. Вложив сжатую в кулак ладонь в другую, он очень медленно скользил влажным лбом по большим пальцам вниз. И снова. Христиан сейчас мысленно прощался с «Yehova», как он называл его в редкие мгновения истинной близости, оплакивая свою мечту слиться с ним вплоть до полного своего исчезновения. Мехиаэль любил Христиана, и потому был с ним откровенно бескомпромиссен: он разрушал его связи, питавшиеся эрзацами чувств; не оставлял камня на камне там, где в беседах с ним начинала торчать и уличной девкой дерзить подмена понятий. Год за годом, планомерно и регулярно, Христиан тратил себя на то, чтобы выстругать более понятную для других, более упрощенную и уплощенную версию себя, и однажды принял ее за себя настоящего.
Поднявшись, Белый Волк не спеша подошел к очухавшемуся, но еще не успевшему встать на ноги Аиду, протянул ему руку:
- Как ты, в порядке?.. Подтягивайся - не уронишь... Змей-искуситель...
- А?..
Аид не сразу признал в этом мужчине в темной футболке и военных штанах Мехиаэля.
- Ч-что с ним? - весь в мурашках, клацая зубами, парень с тревогой указал на судорожно хватавшегося за пол руками Христиана. - Тин!..
Подбежал к нему:
- Т-тин! Тин, ты ч-чего?.. Что с-с ним?!. - неподдельный ужас в глазах юноши требовал ответа.
- Истерика. Пройдет.
Он глох от беззвучных корчей выгибающегося на полу Христиана, но, несмотря на всю свою власть, не мог проигнорировать или отменить его «уходи». Спустя час после того, как покинул их, Мехиаэль почувствовал острую боль - на обветренном тоской лице Хадзиса зловеще проступила печать Азазеля. Ожидаемо, однако отсутствие неожиданностей не уменьшало страданий, причиняемых подобными событиями. Нисколько.
...- Не вздумай жениться, брат. Все зло от них.
Глядя на садящихся в автомобиль Хадзиса и Аида, Кириан неожиданно вспомнил, как утром жал руку новой секретарше Мехиаэля. Она отвлекла его своей обворожительной улыбкой, и все же он заметил рану от сведенной на правом запястье татуировки - перчатка не скрыла ее полностью.
Выйдя на крыльцо, Mamba моментально приковал к себе взоры подтянувшихся к дому jeshi - трех оставшихся вождей и небольшого отряда, еще не отбывшего на базу. Получившие под дых предательством Реза, они стали сомневаться - и в выбранных лидерах (Полиник все еще проходил испытание), и в собственной верности. Ощетинившиеся, растерянные, jeshi жались к Кириану - от него сейчас зависело все.
Он сошел к ним; отстранив вождей, обратился к остальным:
- Сегодня на совете Рез напомнил мне, кто мы. - Он начал медленное шествие по кругу, все увеличивая радиус и расширяя кольцо, чтобы хоть раз заглянуть в глаза каждому. - Мы - те, кто несет смерть предавшим наши законы. Те, кто наводит ужас на всех, решивших преступить заповеди mwandishi, ибо на нас лежит бремя... Мы - Священное Войско Земли Людей, мы - Jeshi!..
Он впервые использовал жест, которым они могли почтить память последнего патриарха - ударив по плечам кулаками скрещенных рук - для приветствия их как Воинов Wa. Вернув ему это приветствие практически синхронно, они сумели физически ощутить свою связь с Учителем и с ним - с Кирианом. Новым родоначальником jeshi.
Улыбаясь от сносившей крышу энергетики, - их глаза и помыслы обращены к нему; ни одно его движение не пропускается, ни одно слово не пролетает мимо, - он встал в центр круга:
- Братья, наши жадные лорды продались демону, Ардхиявату грозит быть стертой с лица земли... Наши враги решили за нас, что мы испугались и отошли в сторону, они списали нас со счетов...
Он отрицательно покачал головой, на его лице загорелось знакомое многим из них выражение, что и побудило Wa назвать его Mamba - он обладал настоящей хваткой аллигатора в отношениях с людьми, во влиянии на них:
- Но с jeshi так себя вести нельзя... Вы согласны со мной, братья?..
Дружный рёв.
- Вы со мной, братья?!.
Исступление воинов достигло того предела, когда оно испепеляет другие чувства - даже такие сильные, как страх.
- Тогда я скажу так: с этого момента последнее слово в Земле Людей будет оставаться за Jeshi. Лорды не оправдали нашего доверия и лишатся права распоряжаться на нашей земле. А потом... А потом настанет черед Суфурианы.
Одобрительный ропот и гул нетерпения с тем, чтобы расквитаться с Muuaji, снежной лавиной докатился аж до завода, погребая под собой сомнения и неуверенность.
- Завтра в четыре утра на плацу, - после этих слов он взглядом дал команду одному из вождей, и тот увел отряд готовиться к отъезду на базу.
С Кирианом остались Полиник и Агазон.
- Ник, займись Еленой - к Мехиаэлю случайные люди не приходят... А ты найди Зена. Он мне нужен живой. Выполняйте.
Вожди с поклоном разошлись.
Агазон справился с заданием к вечеру следующего дня.
Зена, бывшего подручного Рексенора, приволокли связанным в отдельный корпус базы (jeshi окрестили ее Dola-mji[ Город-государство]), где разместились остатки Askari - тридцать восемь человек.
Членов терорганизации, ничего не объясняя, согнали в большую пустую залу без окон. Под потолком, то есть почти в восьми метрах от пола, находилась дверь, которая вела в так называемую комментаторскую кабину - правда, сейчас никакого оборудования там не было, зато хорошо просматривалась вся зала. Кириан в одиночестве наблюдал за тем, как jeshi втащили бандита, бросили его в самую гущу толпы и молча вышли.
Зен попытался было наладить коммуникацию с бывшими пособниками, но у тех в планах было отыграться на нем за свое теперешнее унизительное положение, к осуществлению коих они незамедлительно приступили. Лишь маленькая группка из девяти человек не принимала участие в зверском линчевании.
Увидев достаточно, Кириан спустился в залу. Четыре тени сопровождали его в дальний угол залы - там ему навстречу поднялись с корточек молодые совсем парни, лет двадцати, плюс-минус.
- Кто главный?
Все промолчали, однако несколько человек машинально взглянули на стоящего чуть поодаль товарища: среднего роста, крепкий, короткая стрижка с выбивающимися кое-где вихрами, по-хорошему злой взгляд.
- Ты, - Кириан кивнул террористу, - как зовут?
Не сразу и не особо дружелюбно, но ответил:
- Илиан.
- Эти с тобой?
- Ну, допустим.
Кириан повернул голову к подошедшему Агазону:
- На инструктаж к новобранцам.
- А с теми чё?
Mamba перевел взгляд на пресытившийся кровью сброд. Обезображенный труп Зена разлагался в шаге от них.
- В расход.
Никс догадалась, что они прибыли к месту назначения, заприметив высокий глухой забор, обнесенный колючей проволокой. Приготовилась к серому тюремному пейзажу и искренне обрадовалась алым шапкам барбариса под темно-зелеными туями - территория главного здания Dola-mji опоясывала похожий на средневековый замок дом неприхотливым садом. Кое-где, среди можжевельника и карликовых разлапистых елей виднелись усыпанные красно-оранжевыми плодами кусты шиповника и багровые лоскуты кизильника. Жить, однако, Никс предстояло во флигеле, зато швейная мастерская находилась в главном здании и имела отдельный вход.
В распоряжение Никс передавался отдельно стоящий одноэтажный домик с большой кухней, спальней, гостиной и кабинетом - кабинет она решила переделать в мини-ателье. Простое убранство дома ей нравилось, отсутствие какой-либо прислуги тоже - няня всему ее научила. А вот что касается того, как будет организовано ее время в мастерской и в какой должности она будет там находиться (очень бы не хотелось подчиняться Трифону, даже формально), тут ее вопросы остались без ответа - jeshi, что перевозили ее, пожимали плечами, такой информацией они не владели.
Прогуливаясь по ухоженным дорожкам, Никс убеждалась в том, что изначально это место являлось ядром обширной усадьбы, заточенной, в основном, на самообеспечение, а главное здание - бывший жилой дом семьи лорда. Только что же за лорд так щедро одарил jeshi?..
На повороте, огибающем какие-то хозяйственные постройки, ей преградил путь воин. Назвав ее по имени, он велел ей вернуться во флигель и заняться своими делами. И не шарахаться бесцельно по территории базы.
В общем-то, Никс и сама понимала, что не в санаторий приехала. Дома она первым делом утопила лицо в цветах - увядающих, невзирая на частую смену воды и свежие срезы. Скоро ей придется сломать их пополам и выбросить. Или... Она отделила каждое цветоложе от стебля и заполнила поникшими головками хризантем морозильную камеру. Вскипятила себе воду - больше ничего не было, - разложила стол, увеличив вдвое его площадь, достала чертежные принадлежности, бумагу, погрузилась в работу.
Кириан около восьми вечера, зайдя к ней, нашел ее уснувшей прямо за столом. На плите один чайник, рядом пустой стакан. Он открыл холодильник: от вида заиндевевших цветов в сочетании с пустыми полками ему стало как-то не по себе. Сняв трубку, набрал внутренний номер столовой:
- Флигель кормили?
- А... Виноват. Сию минуту пришлю.
Через пятнадцать минут топанье ног и стук выгружаемых на стол алюминиевых мисок разбудили Никс. Она улыбнулась, потирая покрасневшую щеку с отпечатанными складками лекал:
- Кириан...
Тот зажег комфорку, поставил на нее посудину с похлебкой; достал из лотка ложку, чтобы равномерно прогреть содержимое.
Девушка тихонько встала у плиты на расстоянии вытянутой руки от jeshi:
- Может, я сама?..
Он не посмотрел на нее; снял с полки тарелку, с помощью сложенного в несколько раз вафельного полотенца перелил в нее горячую похлебку, переставил тарелку на стол, предварительно сдвинув в сторону бумагу.
- Садись.
Чистая ложка, хлеб, салфетки появились рядом с миской тоже без участия Никс.
Смущенная, она все же села за стол и принялась за еду. Поскольку он стоял рядом и зацепился за пояс лишь большим пальцем левой руки, она мельком взглянула на его мизинец - кольцо было на месте. Успокоившись и смирившись с оставленными без ответа репликами, Никс сосредоточилась на наваристой похлебке.
Кириан в это время уже пришел к выводу, что она таится от него не ради мести. Когда она поняла?.. Он сменил пустую тарелку на фруктовую нарезку - благодарно улыбнувшись, девушка, сняв с кружка апельсина полоску оранжевой корки, вдруг встала из-за стола и протянула очищенный диск ему. Ее глаза по-детски молили - он сдался.
Вдохновленная, Никс повторила то же самое с половинкой мандарина. Улыбнувшись, Кириан принял подношение и оторвал одну дольку:
- Открывай рот.
На третьей дольке она сумела невзначай нежно коснуться губами его кожи; jeshi отложил фрукт на стол.
Никс, словно взятая с поличным преступница, опустила глаза в пол; упрямо сдвинув брови в ожесточенном отстаивании перед самой собой своего права хоть как-то донести до него то, что она чувствует, оказалась совершенно не готовой к его руке на своей талии и поцелую...
- Напугал?.. Напугал, вижу... - он прижал ее к себе. - Прости меня, малыш... За то, что сделал тогда. Прости.
Она расправила ладони на его груди, как будто для того, чтобы оттолкнуть его, но вместо этого заплакала. Растирая слезы о его двухдневную щетину, потянулась руками выше, как тянется к солнцу по глухой стене плющ; отдохнула на плечах и вторглась во владения жестких, непослушных волос, поднимая их против роста.
Он выдержал натиск, немного отклонив голову назад; побежденные, ее пальцы, одаривая нерастраченной нежностью его виски и скулы, опустились ему на плечи и замерли.
Ему, совершенно отвыкшему от женской ласки, понадобилось пять секунд, чтобы прийти в себя. И еще столько же, чтобы оторвать себя от нее и ссадить ее со стола - смятые выкройки зашуршали на пол следом за ней. Как бы ему ни хотелось думать обратное, она боится его. Вернув ей на худенькие плечи рубашку (правда, уже без пуговиц), он отступил.
Она спрятала руки, зажав их между столом и поясницей - чтобы он не заметил, как они дрожат. Страх надежно укрылся за виной - Никс беспощадно осыпала себя упреками в непоследовательности, угрожала себе одиночеством, ругала за потраченное им на нее время.
Mamba выдохнул; все пережитое неведомым образом перемешалось и вылилось в единственное желание: видеть ее матерью своих детей. Взглянул на нее - жмется к столу и не сводит с него глаз, потому что не верит и не знает, чего от него ждать.
Так всегда было. Харизматичность и внешность лишили его важного опыта в обращении с женщинами, а тринадцать лет воздержания с корнем вырвали и те тщедушные ростки представления об ухаживании, что проросли случайно. Если бы она на недавней прогулке не уделила такое внимание хризантемам, он бы и не купил их: а смысл? Цветами лучше любоваться в поле...
Он всего лишь занес ногу для шага в ее сторону, а она уже помертвела, героически вцепившись в край столешницы, чтобы не дать деру. Медленно отошел назад, не понимая, как себя вести:
- Напрасно я, малыш... Напрасно расслабился.
Поставив точку в разговоре, jeshi толкнул дверь на улицу. Он надеялся провести с ней вечер, отдохнуть. Раскатал губу. Невесело усмехнувшись, представил выражение лица Wa, расскажи он ему об этом.
Только вот некому рассказывать.
Как так получилось - еще вчера окруженная вниманием друзей, благосклонностью mungu, радужными мыслями о будущем, сейчас я одна в своем замке, не считая моего водителя, а также кухарки и садовника, мужа и жены?.. Мне пришлось согласиться с тем, что эти люди станут жить и работать в замке, поскольку одна я совсем не справлялась. Кто-то нанял их - думаю, Мехиаэль. Я не видела mungu с того выговора за осуждение Христиана, а Христиан... Он не звонил уже три недели. Мы поссорились, да. И все же.
До учебы оставалось три дня - неизвестно, будет ли у меня свободное время, когда начнутся занятия, и потом, я соскучилась. Подбадривая сама себя таким образом, я набрала домашний номер моего бывшего поверенного.
- Да? Алло?
- Аид, привет. Это Ирэн. Христиана можно к телефону?
- Н-не знаю. Сейчас скажу ему.
Очень странная реакция. Как это - он не знает?..
Я ждала уже целую минуту - никто не подходил; тревога усиливалась.
Наконец:
- Да.
- Тин, привет...
Пауза. Я сбросила с пальцев кольца намотанного на них провода.
- Привет.
Видимо, мои слова задели его сильнее, чем я предполагала.
- Злишься на меня, да? - я улыбнулась для храбрости.
- Что?..
А он как будто бы забыл о моем существовании за эти три недели:
- Ты о чем?..
- О нашем последнем разговоре. Не помнишь?.. - еще улыбаясь, я неожиданно допустила мысль, что он, действительно, забыл обо мне. Потому он и не звонил.
- А, это... Нет, не злюсь.
Я права - он ставил жирный крест на нашем общении. Тем не менее, я все еще храбрилась:
- Ты в порядке, Тин?
- Да... Мне пора. Пока.
И отключился.
Положив трубку, Христиан аккуратно взял лежавшую в выемке пепельницы горящую сигарету и затянулся.
Поплачет и сотрет его из памяти. На секунду ему показалось, что она что-то уловила в его голосе, но потом понял - показалось.
- Аид.
Парень вытер руки о замызганное полотенце, обернулся. Христиан стоял лицом к телефону и тогда, когда позвал его по имени. Ссутулившись, смотрел на телефон и курил. Надеялся, что она снова наберет?..
- Тин, давай пообедаем. Ты почти сутки не ел.
Хадзис раздавил окурок в пепельнице:
- Не хочу. Голова болит... Слушай, может, сгоняешь в аптеку? Закончились таблетки.
Аид уныло оглянулся на моросящий за окном дождь:
- Если только на такси...
Пожав плечами, Христиан стиснул ладонью поручень на перилах лестницы:
- Я пока лягу.
Через полчаса, убедившись, что Аид уехал, Хадзис спустился в столовую, поставил стул под массивным крюком в несущей балке. Перекинул через него веревку, завязал петлю и продел в нее голову. Вынул из зубов сигарету, потушил ее об обтянутую тканью пуговицу на манжете домашней куртки. Вызвал образ Мехиаэля и мысленно подвел черту: «И по-твоему не могу, и без тебя никак. Устал». И оттолкнул стул.
Слезы полились не сразу - после телефонного звонка я поднялась в кабинет папы, села на паркет в окружении коробок с его сваленными в кучу заметками. И вот тут меня накрыло.
Он второй значимый для меня человек после Мехиаэля - то есть, получается, единственный значимый для меня человек. Выкинуть меня из своей жизни вот так, по телефону?..
Я наугад выудила рисунок папы и похолодела: странное существо, похожее на когтезуба, застыло в проеме окна. Неровными штрихами изображены сломанные крылья, а к груди прибита табличка с датой - мой шестнадцатый день рождения...
Напугав своего водителя дикими воплями, я приказала ему гнать к дому Хадзиса. Я должна успеть в этот раз, должна...
Ирэн влетела в дом под стук опрокинувшегося на деревянные доски стула. Бросилась к нему, обхватив его ноги, чтобы стать опорой:
- Тин!.. Умоляю тебя, пожалуйста, не делай этого... Ты мне очень нужен...
Он прохрипел:
- Подтащи стул ногой...
Кое-как она вернула стул в первоначальное положение - ему под ноги; залезла с ножом на второй и перерезала удавку - Христиан, обессиленный и деморализованный, свалился на пол. Вдвоем они освободили его от петли, и Ирэн, подтянув его за ворот одной рукой, отвесила ему такую оплеуху, что ладонь зажгло:
- Придурок!.. Как ты мог, как ты мог так... поступить... со... мной...
- Эн... - соединив вместе сжатые в кулаки руки, он закрывал голову от града ее ударов, - я все понял, Эн...
Возвратившийся Аид, превратно истолковав увиденную сцену, довольно грубо отволок от любимого девушку, однако валяющиеся стулья и обрывки веревки позволили ему до конца осмыслить произошедшее, и это парализовало его; вырвавшись, Ирэн уже со слезами подползла к Хадзису:
- Тин... - она взяла в плен его лицо, целуя глаза и лоб, - Тин, обещай... обещай мне, что ты будешь бороться...
Он снял с себя ее руки, устало улыбнулся:
- За что, Эн?... За что мне бороться?
- За себя, Тин. Как я - десять минут назад... Обещаешь?
Что-то дрогнуло в нем от ее слов, от того, как она смотрела на него. В задумчивости он поднес к губам ее руку, поцеловал:
- Обещаю.
- Ой... - она заметила кольцо на его безымянном пальце.
Кинула взгляд на руку подсевшего рядышком с ними Аида - и у него кольцо.
- Вы... в браке, что ли? - недоумение, разочарование, грусть.
- Нет, - Христиан отрицательно мотнул головой. - Долго объяснять, но нет.
От него не ускользнул тот факт, что те же самые чувства промелькнули и в глазах Аида после его ответа. Мехиаэль, разумеется, был прав. Как всегда.
Парень поднялся наверх - обиделся. Встав с пола, Христиан подхватил оставленную на столе пачку и вышел на крыльцо.
Ирэн, закутанная в плед, вышла за ним спустя пару минут - виновато улыбнувшись, Хадзис выпустил дым в сторону:
- Не одобряешь?
- Нет, конечно.
Он дрожал осиновым листом под октябрьской изморосью - ветер трепал за спиной полы расстегнутой фланелевой куртки, одетой на голое тело; пряди отросшей челки падали на глаза, мешая ему зажечь потухшую сигарету.
Поколебавшись секунду, Ирэн обняла его сзади, укутав в плед вместе с собою; чтоб не дышать дымом, тыкалась носом то в шею, то в плечо. От этой ее возни у Христиана от пят до макушки подымались волны тепла. Приятного, расслабляющего. Он смежил веки, наслаждаясь минутой, в пальцах тлела забытая сигарета.
- Тин...
- Ммм.
- Что произошло?
Разлепив глаза и вздохнув, Хадзис стряхнул в жестяную банку столбик пепла:
- Мехиаэль опять навтыкал мне. За Аида. Я не выдержал: мол, уходи. Он и ушел. А без него мрак. И как теперь быть, не знаю.
Она согрела ему дыханием кожу на шее, аж до мурашек:
- Ну, от меня ты так легко не отделаешься.
Он улыбнулся:
- Это я уже понял... - последняя затяжка.
Активность Аида на втором этаже красноречиво свидетельствовала о том, что он паковал вещи.
Ирэн рассмеялась, увидев реакцию Христиана на творившееся наверху:
- Нажил ты себе, похоже, головную боль. Почему не отпустишь его?
- Не могу. Вернется домой - по рукам пойдет. Не умеет же ничего. Картошку, вон, только жарить научился... Я сейчас.
Он остановился в проеме спальни, наблюдая за нервными метаниями юноши. Измученный, похудевший, пожираемый ревностью.
- Аид... Кончай ерундой страдать. Распаковывайся обратно.
Чувствуя сам, что переборщил (вовсе он не хотел уезжать, просто очень обидно стало), парень пожаловался на несправедливость:
- Ты мне дотронуться до себя не даешь, а ей... Ей можно.
Хадзис рассмеялся, раскинув руки:
- Ну, иди, обниму... Доволен?.. Точно?.. Обедать идем?.. Пошли.
Ирэн уминала картошку с аппетитом молодой овчарки:
- Это, правда, ты приготовил, Аид?.. Какой ты молодец... А я вот так ничего и не научилась готовить... У меня новая кухарка - уже пару дней. Домашняя еда бесподобна...
Христиан, улыбаясь, подложил ей еще немного:
- Кухарку сама наняла? Я помню, у тебя позиция была принципиальная...
- Была... А потом я как-то денек посидела на чае с булкой, потому что некогда было по ресторанам разъезжать, и поняла, что эта позиция неправильная...
Хадзис кивнул.
- ...Нет, не сама: я с ней познакомилась, когда она уже с мужем и с вещами ко мне переехала... Наверное, mungu нанял...
- Нет. Он бы не стал. - Отложив вилку, Христиан выдал более реальный вариант:
- Ара. Он знал, что ты возвратилась в замок?
Ирэн перестала чувствовать вкус пищи, едва всплыла в памяти сцена в автомобиле:
- Да. Знал... Боже мой...
Она резко отодвинулась от стола вместе со стулом, словно осознание того, что дядя вновь нашел способ контролировать ее жизнь, может отравить пищу.
- Он не звонил, в гости не напрашивался?.. Значит, позвонит... Эн...
Мысленно она только что встретилась с Ара в своем доме - огромном и пустом. Он понял это по ее отсутствующему взгляду, по вонзившимся в ладонь ногтям. Ара формально продолжает считаться ее опекуном, и никто не запретит ему время от времени навещать ее. Христиан помнил, что день рождения Ирэн 11 июня, то есть девятнадцать ей всего четыре месяца, и во многих сферах она почти ребенок. Однако это обстоятельство не помешало ни Мехиаэлю, ни Ара вступить с ней в половую связь. Она несовершеннолетняя, черт вас дери!..
- Эн, оставайся у меня. До учебы точно, а там решим.
Она кивнула. Обескровленные губы натянулись было в улыбку, но какая-то несущественная деталь вдруг опять расписала ей во всех красках ее сиротское положение, и эта полуулыбка, пока не погасла, снова и снова взывала к нему: «как ты мог, как ты мог так поступить со мной...».
Ирэн незаметно для себя уснула на диване в столовой под бубнение Аида вперемешку с отрывистыми репликами Хадзиса. Через пару часов, почуяв сквозь сон запах сигарет на сквозняке, распахнула глаза, испуганно озираясь в поисках Ара, и попутно соображая, где вообще находится - темнота исказила комнату до неузнаваемости. Кто-то подсел к ней на диван:
- Эн... не спишь?
Пружинки в ее руках и ногах в мгновение ока превратились в вареные макароны - она чуть не расплакалась:
- Тин, как ты меня напугал...
- Извини, не нарочно... Я звонил Кириану. Советовался, как лучше поступить, чтобы оградить тебя от Ара. Он завтра утром заедет, пообщаешься с ним, хорошо?
- Да, конечно. Спасибо, Тин, - она рефлекторно зажмурилась - Аид спустился по лестнице и щелкнул выключателем:
- Я есть хочу.
- Троглодит... Что это? - Христиан развернул сложенный вчетверо карандашный рисунок.
- О... - она поднялась, опираясь на ладонь, поджала под себя ноги; несмелые попытки придвинуться к нему ближе не встретили сопротивления, так что девушка благодарно обвила его руку, склонила голову ему на плечо, - это папин рисунок. Наверное, выпал из кармана...
Хадзис улыбнулся, стараясь не рассуждать слишком долго на тему того, насколько сильно она истосковалась по человеческому теплу:
- У тебя-то он как оказался?.. Аид, посуда сама себя не помоет - раковину освобождай, чтоб я ужином занялся. И хорош бухтеть. - Он повернул голову обратно к Ирэн.
- Если бы не этот рисунок, я бы ни за что не решилась приехать к тебе после того, как ты со мной по телефону поговорил... Не перебивай, Тин... - она отстранилась, посерьезнев. - Помнишь, на той встрече, где Ферт в него вазой запустил, mungu дал мне задание перебрать папин архив?..
- Ну... да, помню.
- До вчерашнего дня я ничего интересного в папиных заметках не отыскала. А после разговора случайно вынула вот этот рисунок - и в меня точно молнией ударило... Я боялась не успеть, Тин... Получается, Мехиаэль уже тогда знал, что ты наложишь на себя руки?..
- Получается, знал... - Христиан сосредоточенно разглядывал карандашный набросок. -Рисунок, впрочем, очень странный - я бы сказал, что его нарисовал не самоубийца, а приговоренный...
Она побелела:
- Что ты имеешь в виду?
- Что твой отец оставил послание... Не тебе - мне; а если быть точным, Дамасу Хадзису, я ведь от имени своего отца с ним переписывался. Посмотри - между цифрами не точки, а черточки - это не просто дата. Я думаю, это пароль. Для доступа к ячейке с информацией. Эла... твой отец отдал жизнь, чтобы сохранить это послание «невидимым» для брата. Там не просто факты незаконной торговли когтезубами... Мне нужно в Мактабу.
- Я с тобой.
- И я.
Раздражение, порожденное виной и нежеланием ее испытывать, не замедлило выйти наружу:
- Нет, черт возьми! Что я там с вами обоими делать буду?..
Схватив сигареты, он вышел на крыльцо, хлопнув дверью.
Стало быть, он на пару с ее дядей загнал Эла в тупик, откуда можно было выйти только в окно. Он тогда не думал, чем это может обернуться для лорда и его малолетней дочери - он жаждал мщения.
Для чего она пытается сблизиться с ним? Зачем из петли вытащила? Зачем трется об него, как бездомный котенок?.. Он выпустил в небо столб дыма, объяснив себе все последней фразой. Неужели так банально? Он накручивает себя, ищет подводные камни и тайный смысл, а она просто влюбленная девчонка... Нашла, в кого влюбиться.
Они ждали его у кухонного стола вдвоем: один - с угрюмым лицом, другая - с испуганным. Кинул пачку на тумбу рядом с телефоном:
- Выезжаем завтра утром после визита Кириана - налегке, Аид... Потому что на одну ночь. Максимум, на две... У тебя паспорт с собой, Эн?.. Придется заехать к тебе... Ладно, дайте мне пройти, а то голодными останетесь.
Аид взлетел по лестнице, перемахивая через две ступеньки - сбылась его мечта. Он поедет в другой город как путешественник, как турист. Чтобы хорошо провести время. Погулять, посидеть в ресторане. Сфотографироваться. Кино, опять же. Здорово.
Ирэн с улыбкой проводила взглядом сбежавшего собирать походную сумку юношу:
- Он такой забавный...
- Он в трущобах вырос. - Хадзис вывалил на горячую сковороду крупно порубленные куски курицы. - Ему любая поездка в диковинку.
Ирэн узнала штаны, в которые Тин переоделся после обеда - он в них бегал в утро «воскрешения» Аида. Вместо домашней куртки - свитер. Надень она этот свитер, утонула бы. Особенно в плечах.
- Он всегда теперь будет с тобой?
Христиан усмехнулся, стряхивая соль с пальцев в миску:
- Боюсь, что да. А что?
Залив наскоро приготовленным соусом обжаренное мясо, он накрыл сковороду крышкой, убавил огонь и обернулся: Ирэн в задумчивости накручивала на карандаш прядь волос:
- Ничего, просто... - взглянув на него, она вдруг смутилась; избавилась от карандаша, свезла с подоконника рядом со столом тяжеленный свод законов и укрылась за ним, как за щитом:
- Не смотри на меня.
Христиан улыбнулся, качая головой: малое дитё.
И уже лишенное невинности. Бродя и шатаясь по закоулкам своей души с этой мыслью, он на мгновение нечаянно увидел ее под собой и вздрогнул: словно в грязи ее вымарал, которая не отмывается. Словно у него нет чего-то, чем обладал даже Ара. Чего-то, чем могли бы наделить его Wa, Мехиаэль, Кириан... Первый умер, второй недосягаем - их образы ртутными шариками перекатывались на дне его сердца с места на место.
А Кириан уже принял решение. Нашел сбежавшего блудного сына и обозначил ему свою позицию убийством Рекса. Рано или поздно он поставит его, благословенного Учителем, перед фактом, произнеся свою сакральную фразу: «Ты мой». Он вербовал так не всех - но те, кому выпала такая честь, обязаны были оправдать ее.
Ирэн вслепую шагает по ступенькам - выключатели щелкают вхолостую. Мрак вокруг нее точно живое существо: следит за ней и готов напасть в любой момент. Она постоянно озирается, и все же идет наверх, в комнату; твердит про себя, что должна успеть... Не успела - он болтается в петле, мертвый.
Секунду она просто смотрит и не верит, а потом начинает кричать, и ужас заползает под одежду руками Ара, он трясет ее...
- Эн... очнись, Эн...
Вскрикнув, она почти проснулась, взбираясь по нему, как утопающий. Трясина сновидения, наконец, выпустила ее; под нажимом его рук она улеглась обратно и взмолилась:
- Тин, не уходи... Я так устала от кошмаров...
Он сел на край дивана - Ирэн ночевала внизу, в столовой, чтобы не занимать ничью постель. Христиан засыпал на ходу, но каждый раз его попытка высвободить ладонь заканчивалась жалобными просьбами остаться. В конце концов, он согнал девушку с постели, разложил диван, накрыл ее, устроившуюся на одной половинке, одеялом и лег рядом.
- Ни ... себе. Извиняюсь за выражение.
Хадзис разлепил глаза - Кириан смотрел на него в упор, стоя в ногах дивана.
Темно. Или пасмурно.
- Который сейчас час? - сиплым со сна голосом спросил он, надеясь выиграть время и понять, что разозлило предводителя jeshi.
- Семь утра. Сатир. - Кириан отошел в сторону кухни. - Давай, вставай.
Девушка, точно. Он же заснул с Ирэн - осторожно подвинув ее со своего плеча, Христиан едва не зарядил Аиду, который мирно сопел по правую руку от него.
Наблюдая за тем, как Хадзис изворачивается, выбираясь из «гнезда», и за выражением его лица во время оного процесса, Кириан сменил гнев на милость:
- Сказку им, что ли, на ночь рассказывал и уснул?
Христиан предпочел не отвечать.
Через пятнадцать минут, возвратившись в столовую с полотенцем на бедрах и мокрыми волосами, хозяин дома зажег свет над плитой, выпил кружку воды.
Mamba напрягся:
- Чё за след на шее?
- Со смертью в кошки-мышки поиграл.
Кириан медленно перевел взгляд на крюк - он помнил о нем со времен своего пребывания в доме, а потом - на Ирэн, догадавшись о цели ее внезапного, судя по пижаме Аида, в которой она спала, визита. Она спасла его, но вот рад ли он?..
Пока грелся чайник, Христиан оделся. Бродя туда-сюда мимо тумбы с белевшей на ней пачкой сигарет, со стыдом признался себе, что стесняется закурить при Кириане. Может, и правда - завязать, пока не поздно?.. Совершая очередной круг, незаметно заныкал сигареты в карман.
Разлил по чашкам кипяток, подал одну Кириану.
Тот кивнул в сторону дивана:
- Тянет?
- Нет. - Хадзис отпил глоток, прислушиваясь к согревшему внутренности теплу. - Но он со мной, это не обсуждается.
- Да я не про пацана...
- А...
Korongo, отвернувшись, очень тихо поставил чашку на столешницу:
- Не смешно, Кир.
Тем не менее, Mamba улыбнулся себе в кружку.
Зажав в зубах сигарету, Христиан прикурил; открыв узкую створку окна, впустил на кухню ледяную изморось, а заодно вспомнил мурашки на теле от дыхания Ирэн. Она проспала на его плече полночи, тепло ее прикосновений еще не остыло, еще витал где-то рядом нежный, с привкусом карамели запах ее волос. И ничего похожего на возбуждение это не вызывало.
Отправив щелчком почти целую сигарету в серую водяную взвесь за окном, Хадзис плотно закрыл створку, взял чашку с остывшим чаем и сел за стол напротив Кириана:
- Да. Меня к ней тянет. Только не так, как... не знаю... тянуло бы тебя. Со мной она не почувствует себя женщиной, не будет счастлива. Не в этой жизни.
- Не в этой.
Христиан опустил глаза под его взглядом. Он вдруг совершенно ясно осознал, что не готов и не хочет становиться jeshi - это вообще, совсем не его стезя...
- Ты мой, Korongo. Три дня тебе даю, чтобы попрощаться с клубами и мальчиками. Аид не в счет.
Туман вместо разводов и пятен на старой скатерти и учащенное дыхание Христиана подняли гостя с места. Развернув его к себе вместе со стулом, Mamba несколько раз сильно, но аккуратно надавил большими пальцами на его подчелюстные железы, возвращая самообладание:
- Korongo... боишься, что ли?.. Справишься. Я помогу.
- Ты не понимаешь, Кир... - он смотрел на него снизу вверх; горло пересохло и приходилось постоянно сглатывать. - Произойдет то же, что и с Мехиаэлем: я не потяну, и ты меня отвергнешь...
- Я не знаю, что там у вас произошло с Мехиаэлем, но я вокруг себя не ангелов собираю. Я видел тебя в драке, и мне понравилось то, что я увидел.
Христиан неуверенно хмыкнул: к похвале он не привык. Однако мандраж прекратился.
Хлопнув его по плечу, Кириан вернулся за стол:
- Буди девочку.
Испуганно таращась спросонья в темные углы комнаты (свет горел лишь над плитой), Ирэн и Кириана не сразу заметила:
- Ой... привет.
Она замерла, машинально сминая в кулаке ткань пижамы, чтобы уменьшить вырез на груди. Хотя, по большому счету, никакой необходимости в этом не было, скорее, дань скромности в присутствии постороннего мужчины. Христиан с прискорбием отметил, что сам он у нее такой реакции не вызывал.
- Привет, Ирэн. Садись... Я поговорил с Мехиаэлем о твоей безопасности... Да, разумеется, он помнит о тебе. Предлагаю поступить следующим образом. В колледж направить ходатайство о твоем особом статусе: прикрепить тебя с проживанием к нашему военному госпиталю в качестве младшей медсестры. На все время обучения. Что скажешь?
- Ух ты... - она в волнении прижала к груди руки, кинув быстрый взгляд на Хадзиса - тот кивнул, и Ирэн с легким сердцем согласилась:
- Спасибо, Кириан. Было бы чудесно.
Кириан с улыбкой воспринял эту молчаливую переглядку между Korongo и девушкой:
- Тогда жду вас пятнадцатого числа в восемь утра на КПП. Всех троих.
Никс работала, как проклятая. Рабочий день в мастерской начинался с восьми, но она включала свет и проходила на свою половину, отгороженную от остального цеха стеклянной перегородкой, на час раньше. Трифон и еще три наемные швеи спокойно приняли ее руководство, тем более, что все сложные задачи она взяла на себя. Все такая же замкнутая, Никс вполне комфортно чувствовала себя наедине со своими мыслями: на работе она общалась исключительно по делу, в столовую не ходила - еду ей приносили во флигель, так что обед она брала с собой.
Кириан больше не зайдет к ней просто так - один день это радовало, а потом стало угнетать. За всю неделю она видела его пару раз, и то издалека. Как-то при сметывании деталей она нечаянно укололась и не могла успокоиться битых полчаса - хорошо, что время уже было шесть вечера, и в мастерской она находилась одна. Пора закрываться.
Увы, мысль о возвращении в пустой и темный флигель опрокинула ее шаткое внутреннее равновесие, и Никс заплакала с новой силой. Поняла, что больше не может писать ему письма, которые никогда не отправит, в которых всего-навсего рассказывала ему, как у нее прошел день. Включив в тесной уборной воду, умывалась, сморкалась, смотрела на свое отражение с признаками серьезного недосыпа и снова начинала реветь. Наверное, стоит обратиться к дежурному фельдшеру за какими-нибудь порошками для сна. Иначе она так долго не протянет, и ее вышвырнут вон.
Обычно после этой пугающей мысли она несколько собиралась и приободрялась, однако в этот раз вместо бодрости появилась тянущая боль внизу живота, как при месячных - точно, опять выделения. Этого еще не хватало. Теперь ей волей-неволей придется идти в госпиталь и опять выпрашивать бинты, а ведь только дней десять минуло...
В семь часов следующего утра она понуро сидела у кабинета - из аптеки ее отправили ко врачу. Почему нельзя просто дать бинты, им что, жалко?..
- Слушаю, - сняв с шеи стетоскоп, пришедший с осмотра в полевых условиях хирург сменил военную куртку на белый халат.
- У меня ничего не болит, мне нужны бинты. Из аптеки послали к вам. Зачем-то.
- А бинты зачем? - он внимательно взглянул на нее.
Она молчала, прекрасно осознавая, насколько это глупо. От запаха дезинфицирующего средства к горлу подкатывала тошнота.
- Сядь-ка. - Карманным фонариком он проверил реакцию зрачков на свет - норма. - Давно не спишь?.. Следи за кончиком, - он постучал по вершине своего мизинца.
- Три дня. Не могу уснуть.
Нистагм отсутствует.
- Язык высуни... ага... Аппетит?
- Как обычно, - она сдержанно вздохнула и чуть расслабилась. Приятно, когда кто-то интересуется твоим состоянием.
Jeshi пододвинул стул и сел напротив нее:
- Последняя менструация когда была?
Она вспыхнула; голос вдруг куда-то пропал, она еле выговорила:
- Сейчас.
- А до этого?
Очень тихо:
- Полторы недели назад.
- Тебе осмотр нужен. Иди на кресло.
Он встал, освобождая для нее проход, и распаковал коробку с недавно завезенными латексными перчатками. Но вместо того, чтобы проследовать за ширму, Никс в слезах выбежала из кабинета.
- Приплыли...
Он хирург, а не психиатр.
Зажав телефонную трубку между ухом и плечом, военврач содрал перчатки и в ответ на запрос оператора попросил соединить его с Кирианом:
- Кириан... Александр беспокоит, госпиталь.
Прибежав домой, Никс кое-как разделась и встала под горячую воду. Придется использовать тряпки, нужно будет их прокипятить... Колотить понемногу перестало. Одевшись в домашнее, девушка, зевая, потопала на кухню. В начале девятого нужно позвонить в мастерскую, предупредить, что сегодня она опоздает...
- Почему ты не дала себя осмотреть?.. Никс!
Вскрикнув, она в панике бросилась мимо него к выходу на улицу прямо так, в чем была - он перехватил ее буквально на пороге, оторвал от пола и унес, брыкающуюся, в спальню. Закрыл дверь, отпустил - она с плачем взобралась на подоконник, но окно открыть не смогла - ручек не было.
- Не трогайте меня, не подходите... Пожалуйста... - Но, повинуясь его жесту, все же медленно села, спустив с подоконника ноги, а потом и слезла на пол.
Он указал ей на место на кровати возле себя - подчинилась.
- Никс... Он был груб, обидел тебя чем-то?
Она отрицательно мотнула головой, зажав ладони между коленями.
- Тогда что не так?
- Вы же все равно заставите меня, да? Тогда какая разница...
Она насупила брови, замкнулась.
- Собирайся. Я пойду с тобой.
Он шагнул в пахнущее спиртом помещение следом за девушкой, плотно закрыл дверь. Отправив Никс за ширму, хирург тихо упрекнул Кириана:
- Вам бы следовало сказать ей, что мой кабинет не пыточная камера.
Прислушиваясь невольно к звукам за перегородкой, Кириан пару раз порывался вскочить с кушетки в ответ на жалобные причитания Никс, однако спокойный и уверенный голос врача отрезвлял его.
... - На работе чем занимаешься?.. На меня смотри... Шьешь? А я вчера только новую форму получил - удобная, спасибо... Расслабься, на меня, на меня смотри... (она застонала) Все, понял, больше не давлю...
Упираясь локтями в колени, Кириан сцепил пальцы в волосах на затылке. Александр прав - он совершенно забыл о такой простой и элементарной вещи, как разговор. Только вот о чем ему с ней говорить?..
... - Молодцом, - он стянул и выкинул в мусорное ведро перчатки. - Ступай в аптеку за бинтами.
Оставив ее одеваться, военврач вышел к Кириану, вымыл руки, нажатием кнопки сообщил в аптеку о разрешении на выдачу. Проводив приклеившую глаза к полу девушку, хирург обернулся к Кириану:
- Опухоль на теле матке. Пока в пределах эндометрия, но... Матку придется удалять. Завтра приводите в приемный покой, ждать нельзя... Мне жаль.
Взяв себя в руки, Кириан приблизился к Феникс - не обращая внимания на мокрые борозды на щеках, она молча получила упаковку бинтов через аптечное окошко и застыла, заметив подошедшего к ней предводителя jeshi.
- Давай мне коробку... - они вышли из здания госпиталя. - Куда хочешь, малыш? Скажи, туда и поедем.
- Правда? - она недоверчиво посмотрела на него; поспешно отерев слезы, нерешительно произнесла:
- На Черные пруды?..
- Поехали... От флигеля тебя заберу через полчаса, хорошо?.. Я провожу тебя, идем.
Черными прудами называлось место в старой части городского парка в Мдживавату: два небольших водоема, соединенных пешеходными арочными мостами в окружении серебристых тополей. В эту пору там очень красиво.
Из полусонного состояния, навеянного ездой, Кириан вывел ее неожиданным вопросом:
- Как у тебя дела? Я тебя неделю не видел...
Какое-то время она переваривала сам факт вопроса, а потом все же уточнила:
- Вам, правда, интересно?.. Как у меня дела?
Он почувствовал себя скотом. Неприятное чувство.
- Правда, малыш. Расскажи.
За сорок минут, что они провели в дороге, Никс мало-помалу пересказала ему содержание писем, которые сочиняла ему в одиночестве каждый вечер. Пока слушал ее, ненадолго забыл о развивающемся у нее раке и о том, сколько им осталось... Лет? Месяцев? Недель?..
- Кириан?.. Вы в порядке? - она испуганно вглядывалась в его лицо. - Надеюсь, это не из-за меня?.. - она попробовала пошутить - неудачно.
Остановив машину, Mamba резко сдал назад - они подкатились к офису с большими окнами.
- Малыш, подожди меня здесь.
Секретарша приветливо поднялась навстречу, но он не обратил на нее внимания, пройдя сразу в кабинет к Мехиаэлю.
- Здравствуй, Кириан. - Держа руки за спиной, Белый Волк отошел от окна и встал к гостю лицом.
- Здравствуй... Исцели ее. Я знаю, ты можешь. Мехиаэль.
Белый Волк медленно кивнул:
- Хорошо. Веди ее сюда.
- Нет необходимости. Просто скажи, что она здорова - этого будет достаточно.
- Она здорова, Кириан.
Напряжение в момент спало; перемявшись с ноги на ногу, jeshi убрал большой и указательный палец от переносицы, проморгался:
- Спасибо, Мехиаэль. - Сделал движение в сторону двери, но снова остановился, терзаемый сомнениями.
Белый Волк улыбнулся:
- Выкладывай.
- Что не так, Мехиаэль?.. Я понял, что общение для нее важно. Что еще? Она меня боится. Я извинился - не помогло.
- Прелюдия. Прелюдия к сексу не «бабский закидон», Кириан. А простой и внятный способ донести до женщины, что ты ее не обидишь.
Кириан усмехнулся - элементарно. Но сам он до этой мысли не додумался.
На вершине Никс замешкалась: скользящие по водной глади утки приковали ее к деревянным, покрашенным белой краской перилам горбатого моста. Кириан обнял ее за плечи:
- Малыш, нам пора.
- Хорошо...
Улыбка смазалась, когда он вдруг на ее глазах снял с мизинца кольцо. Зачем? Избавиться от него, утопив в пруду?..
- Никс... - Кириан взял ее правую ладонь и вернул ей на безымянный палец ее кольцо - теперь оно было ей в пору. - Ты выйдешь за меня замуж?
Она несколько секунд смотрела на него, потом беззвучно открыла рот, не вовремя вздохнув, - поперхнулась, откашлялась и, наконец, ответила:
- Да, конечно, Кириан...
8.
В два часа пополудни по центральной улице Мдживавату шел мужчина тридцати пяти лет в темных военных штанах и темной куртке с глубоко надвинутым на лицо капюшоном. Ноги, несмотря на грубые солдатские ботинки, ступали мягко и бесшумно, выставляя на всеобщее обозрение искушенность своего хозяина в деле маскировки, а, может, и в чем-то пострашнее. Для сглаживания подобного эффекта мужчина спрятал руки в карманах штанов, отчего пришлось сбавить скорость. Впрочем, он не торопился.
Начавшаяся несколько дней назад череда мелких, совершенно ничего не значащих событий обещала произвести в будущем эффект разорвавшейся бомбы, но для этого в нужное время и в нужном месте должен был появиться он.
А началось все с того, что два дня назад один из официантов ресторана «Месопотамии» уронил на паркет налитый до краев кипятком чайник - пол вздулся. Однако хозяин предпочел сэкономить на ремонте и просто немного переставил стол так, чтобы испорченный участок оказался вне зоны видимости. Казалось бы, ерунда.
Прямо сейчас в этом ресторане встречались правая рука Азазеля и его шпионка. Придя первой, Елена заняла столик в центре зала напротив окна и узнала в Ара того, кто ей нужен, по оброненному им справа от нее носовому платку.
Оценив по достоинству внешность суфурианки, Ара задал главный вопрос:
- Красное или белое, моя прекрасная Елена?
Это был постоянно меняющийся пароль, суть которого заключалась примерно в следующем: имеет ценность данный агент вне этого задания или нет. Иными словами, стоит ли чего-нибудь ее жизнь или нет. Слова никогда не повторялись: волк или пантера, солнце или луна, Люцифер или Венера... Ара, разумеется, знает правильный ответ, поэтому она не может рисковать:
- Красное, милорд.
Тот хлопнул в ладоши, подзывая официанта:
- Бутылку «Kahaba[ Блудница]» тысяча восемьсот сорок пятого года, милейший. - Работник ресторана почтительно поклонился. - Это нужно отметить.
Елена заставила себя сохранить на губах улыбку. Если перевести на нормальный человеческий язык его слова, то сегодня в восемнадцать сорок пять он приказал ей быть в его номере. Понятно, в качестве кого. Эза просто списал ее, как отработанный материал, и если она не докажет Ара, что может быть ему полезна, нет у нее будущего. В головном штабе Muuaji ей уже наверняка готовят мемориал с памятным фото как агенту, героически погибшему при исполнении важной миссии. Ублюдки.
- Кем ты устроилась у Иса? Секретаршей? - он раздевал ее глазами, быстро привыкнув к мысли о том, что отныне она его вещь.
- Да... У меня есть новость, милорд. - Она протянула ему фотографию, и Ара с неохотой перевел взгляд на черно-белую карточку. - Вы знаете, кто это?
Хмыкнув, мужчина положил локти на стол, взял себя одной рукой за подбородок:
- Молодец, свернувший шею Рексу. Кириан. Далеко пойдет.
- Уже, милорд. Это новый предводитель jeshi.
Ара опустил руку на стол, глаза налились кровью:
- Не может быть...
В этот самый момент солнечный луч отразился от металлической нашивки на куртке идущего мимо окна ресторана мужчины - один из официантов, на секунду ослепнув, автоматически шагнул по годами проложенному пути между столиками и, как следствие, наткнулся на сдвинутый ради экономии стол. Поднос с тремя дымящимися тарелками едва не опрокинулся на Ара - тот испуганно отшатнулся вместе со стулом, случайно бросив взгляд в окно: мужчина в капюшоне как раз отворачивался, на открытой половине лица змеилась улыбка. Кроме того, испугавшись, Ара рефлекторно дотронулся до внутреннего кармана, где хранил ключ от ячейки с архивом.
Мозг сыграл злую шутку с Ара: испуг, вызванный неловкостью официанта, ассоциативно связался с лицом проходящего в эту секунду мимо окна незнакомца (он не узнал Иса в тот момент) - просто потому, что два этих события идеально совпали по времени. А интуиция закрепила связь: да, этот человек опасен.
Автоматический жест Ара не остался незамеченным внимательной девушкой. Как и мужчина, ненадолго взглянувший с улицы в зал ресторана.
Вернув себе самообладание обматеря несчастного служащего, Ара встал из-за стола:
- Триста девять, душа моя. И не опаздывай. А бред относительно jeshi проверю. - Фотографию Кириана он забрал.
Выйдя из ресторана, девушка направилась в ту же сторону, что и напугавший Ара мужчина. Вскоре она высмотрела его на одной из лавочек.
Бабье лето щедро одаривало теплом город, парк издалека походил на застывший фейерверк. Думать о мерзостях жизни совсем не хотелось.
Плотнее запахнув шерстяной жакет, Елена подсела на скамейку к Мехиаэлю:
- Эза внушал мне, что моя задача - отслеживать поступающие вам звонки, выяснять цели посещавших вас людей... В действительности я - подарок для Ара.
Она повернула голову - ее официальный работодатель с живым интересом наблюдал за вопящими на детской площадке детьми. Он скинул капюшон - черные лоснящиеся пряди ласково трепал ветерок - вот бы ей стать этим ветерком...
- На что ты рассчитывала, присягая служить Muuaji? - Мехиаэль все так же глядел прямо перед собой на кучку счастливых карапузов; вращающийся в его пальцах черенок кленового листа напоминал ей о неумолимом беге времени.
- Я горела патриотизмом. Мне было всего тринадцать лет. Что я могла знать?..
- Тебе было всего тринадцать лет. И что же случилось с человеком, воспитавшим тебя? - Он посмотрел на нее, заставив ее снова, как в день знакомства, спрятать от него глаза; на мгновение ей почудилось, что перед ней сам дьявол:
- Вы... откуда вам об этом известно?.. Мне все равно. Я не горжусь этим поступком. Я поняла сегодня, что хочу просто жить. Без высоких идей и целей. Мехиаэль... вы же не для Ара оставили меня в живых?..
- Не я выбирал за тебя твой путь, Лена.
- Я прошу вас... - она развернулась к нему всем телом, не было смысла скрывать свое отчаянное положение, - пожалуйста, помогите мне...
- Кириан и его войско - это духовные дети тех, кого замучили до смерти бешеные собаки из Muuaji. Мне забыть о их боли, потому что у моих ног сейчас скулит шавка?
- Мехиаэль... - прошептала она еле слышно, - добрый хозяин ласков и к шавке...
Он качнул головой - она его удивила, как некогда Ирэн.
В такие моменты, как этот, менялось будущее. Люди - странные существа: тот, кого он любил, гнал его, как умел, вплоть до самоуничтожения; эта же, чья судьба не была ему особенно интересна, демонстрировала сейчас веру в него, основанную не на жизненном опыте и не на логике, а на чем-то, чего у нее, убийце, в принципе быть не должно. Но вот было же.
С изменением его отношения к ней изменится и ее будущее. А это, в свою очередь, повлечет за собой, в той или иной степени, изменения в судьбах других людей. И тем не менее:
- Хорошо. Вечером, как планировалось, иди в гостиницу. Он тебя не тронет. С Кирианом я завтра поговорю. А теперь ступай. - Тяжело вздохнув, он выпустил листок из рук, откинулся на реечную спинку лавочки, скрестил на груди руки и закрыл глаза.
Тихонечко поднявшись, девушка ощутила пряное дыхание деревьев. Согретые солнцем листья громко шуршали под ногами, звонкий детский смех музыкой зазвучал для ее ушей. Впервые после убийства человека, заменившего ей родителей, она почувствовала, что и для нее не все потеряно.
Как не все потеряно и для Ирэн: взлетевший не по годам уровень рефлексии и осознанности не вернул Коловрата в ее жизнь, а ведь она по-детски искренне ожидала награды за свое хорошее поведение. Мехиаэль, не меняя позы и не открывая глаз, улыбнулся, вспомнив ее попытки, во что бы то ни стало, нацепить ему на голову венок во дворе замка. Она так и не научилась строить отношения с другими людьми, и либо драла с себя три шкуры, чтобы соответствовать роли эталона (закончившаяся нешуточной размолвкой дружба с Роксан), либо держалась настороже, как с Кирианом, либо с перверсной веселостью переходила границы, как с ним в его бытность Коловратом и как теперь с Христианом. Несмотря на острый ум и живость, ей катастрофически не хватало в ее жизни людей, умеющих задавать ориентиры, поэтому она все чаще проваливалась в диффузную тоску с приступами тревоги и ночными кошмарами. Скоро, вытащив из петли близкого друга, она сумеет запустить и процесс переосмысления собственной жизни.
Ровно без пятнадцать семь Елена постучалась в триста девятый номер. Дверь не заперта - она осторожно вошла: Ара, мертвецки пьяный, храпел на диване.
Вздох облегчения:
- Благодарю, Мехиаэль...
Он не человек - он Ваал[ Определение богов в целом, «хозяин», «господин».]. Она неожиданно смутилась, вспомнив его профиль на фоне ясного неба, его плечи под военной курткой, руки...
- Нет, мать... - она легонько похлопала себя по щекам, - давай-ка, приди в себя...
Она приблизилась к развалившемуся на диване своему хозяину - по крайней мере, так определило руководство Muuaji. Эффектно (не рисовка - по-другому она не умела) водрузив ногу в высоком сапоге на диван рядом с его отекшим от алкоголя лицом, Елена достала кинжал - увы, ее видело несколько человек, знавших, что она направляется к Ара.
Снова вздохнув, юная шпионка ограничилась тем, что вспорола внутренний карман его камзола, сделала слепок маленького ключика, вернула ключ на место и по возможности аккуратно зашила карман. Все необходимые инструменты всегда были у нее с собой в сумочке.
Через час она покинула триста девятый номер, ни у кого не вызвав подозрений.
Утром, заслышав шаги в длинном коридоре офиса, девушка сняла с крючка ключ от кабинета и встретила Мехиаэля на пятачке у его двери.
- Здравствуйте.
Не глядя на нее, он взял протянутый на ладони ключ и негромко сказал:
- Двадцать минут у тебя, чтобы переодеться.
Уже дома, запыхавшаяся, стягивая с себя узкое черное платье (между прочим, строгое и до середины икр), Елена невольно рассмеялась своему отражению в зеркале: она видела в его нагоняе комплимент своим пышным формам. Он не мог не заметить, насколько она привлекательна, как женщина, и это было приятно. Вдвойне приятно после грязных посягательств Ара.
Одев привычные классические брюки и рубашку, девушка накинула сверху шерстяной жакет и рванула обратно - у нее осталось девять минут.
Успела. На работе, обмахивая раскрасневшееся лицо пустой папкой, Елена разглядела в окне вышедшего из автомобиля Кириана. Быстро собрав волосы в пучок, она закрепила его длинным, остро отточенным карандашом, и выдохнула: никакой нервозности. Даже если ничего не получится.
Невероятно: Кириан из коридора прошел к ней, улыбаясь и протягивая для приветствия руку. И она, как последняя дура, купилась.
- Что это? - он развернул ее правое запястье внутренней стороной вверх, где розовела новой кожей рана от сведенной татуировки; улыбка исчезла с его лица отброшенной за ненадобностью маской.
- Альгиз. Руна жизни и смерти.
Это то же самое, как если бы она сказала: да, я суфурианская шпионка.
Отшвырнув ее руку, Кириан процедил сквозь зубы:
- Позже договорим.
Сейчас от нее уже ничего не зависело. Налив себе воды, Елена, так и не донеся стакана до губ, с мольбой воззрилась на захлопнувшуюся за jeshi дверь.
- Здравствуй, Кириан, - Мехиаэль стал напротив двери, исключив для посетителя вариант не повстречаться с ним взглядом.
- Здорово... Кто она? - он дернул головой в сторону приемной; потемневшие от злобы глаза видели перед собой лишь человека, могущего воспрепятствовать законной мести.
- Женщина. В прошлом - член организации Muuaji.
- И кто мне помешает прямо сейчас убить ее? Может быть, ты? - Jeshi с недобрым намерением двинулся к Мехиаэлю, за что в шаге от него был оглушен неведомой силой и очнулся уже на коленях с заломленными и приклеенными к спине руками.
- Коротка же твоя память, Кириан. - Белый Волк присел на край стола, убрав руки в карманы брюк. - Как Никс? Здорова?
- Да... Как ты и сказал. - Подавив ярость, он медленно поднял голову, чтобы взглянуть ему в лицо. - Не трогай ее. Она тут ни при чем.
- Ошибаешься, друг мой. И она, и все остальные ощутимо пострадают из-за того, что ты, их лидер, говоря простым языком, зарвался. То, что я не кичусь своей властью, особенно перед тобой, не означает, что у меня ее нет. Спроси себя, кто я такой, Кириан. И ответь мне.
О, он ответит. Никто не имеет право ставить его, Кириана Зуо, Предводителя Священного Войска Земли Людей, на колени. Никто.
Сглотнув, Mamba нехорошо улыбнулся:
- Из-за суфурианской суки, да?..
- Остановись.
- ...ну, так можешь трахнуть ее перед...
...Он стоит на коленях на голом утесе много часов... Или дней?.. Здесь нет счета времени, здесь свинцовое небо сливается с водой цвета ртути, жестокие порывы ветра заставляют его ниже пригибаться к земле, но он не жалуется. Мехиаэль решил наказать его? Пусть. Обходиться без еды, воды и сна ему не привыкать, как и стынуть под проливным дождем и жариться под палящим солнцем.
Перекрикивая вой ветра, Кириан дразнил искрящуюся мглу:
- Кто ты без своей магии?.. Обычный трус, боящийся запачкать в крови холеные руки...
Поднимись с колен, умник. И тебе будет доступна моя «магия».
Почувствовав, что вновь владеет телом, jeshi с трудом, но встал прямо.
Сверхъестественная мощь наполнила его члены, от раскатов его смеха содрогалась земная твердь, от щелчков пальцев молнии с шипением разрезали небо на две половинки. Он стал богом.
И вместо крови полилась по его жилам людская скверна, обеспечивая ему бессмертие, ибо нет предела человеческой жадности и ненасытности, сластолюбию и зависти к ближнему своему. Задыхаясь от смрада, источаемого собственным телом, Кириан возопил:
- Как ты живешь с этим?..
А вот это уже к магии не имеет никакого отношения... Коллега.
Mamba усмехнулся:
- Иронизируешь...
Мгновение подумав, он обратил себя в камень, но не долго наслаждался покоем: обманутая, жизнь нашла в его сердце тот же бессмертный источник и неукротимо разрослась безобразными опухолями; со стоном Кириан вернул себе человеческий облик:
- Ладно, я был не прав... Прости!
Это больше не имеет значения, Кириан. Богу прощение не нужно.
Mamba заткнул уши, не в силах выносить стоны умирающих по всему миру людей, крики о помощи невинных жертв, уносящихся в пустоту; зажмурил глаза, не в силах вынести взгляд насилуемых детей, закричал, но захлебнулся проливаемой по всему миру человечьей кровью.
Мехиаэль сжалился:
Спроси себя, кто я такой, Кириан. И ответь мне.
Пошатнувшись, мужчина опустился на колени, со слезами радости ощутив под ногами и ладонями отполированный паркет; исчезло зловоние, развеялись разрывающие душу вопли и видения. Не отрывая глаз от пола, jeshi с дрожью в голосе исповедался:
- Ты Бог мой, Мехиаэль. А я раб Твой.
Невидящим взглядом просеивая пыль в солнечном луче на уровне его икр, Кириан с изумлением обнаружил, что поклонение Мехиаэлю не унижает его. Наоборот, Его покровительство, которое он приобрел, смирившись перед Ним, поможет его воинам выстоять и передать потомкам культуру и традиции jeshi.
- Кириан. - Белый Волк, все так же сидя на краю стола и держа руки в карманах, тихо сказал:
- Встань.
Взявшись за ручку двери, Кириан вдруг остановился, ладонью стер туман с глаз и обернулся к Мехиаэлю:
- Я ведь на свадьбу тебя шел пригласить.
Белый Волк неторопливо кивнул:
- И я приду. Не сомневайся.
Перед уходом jeshi обронил, что навестит Елену вечером, и будет не один. Что ж, по крайней мере, ее не убьют.
Около девяти вчера она впустила в квартиру Кириана, Полиника и двух сопровождавших их телохранителей. Последние каким-то образом растворились в маленькой квартирке, так что она о них даже забыла. Кириан сел немного поодаль: допрос вел Полиник, тот самый неприятный тип, что напугал ее в первый рабочий день.
- ...Зачем Эза отправил тебя сюда?
- Официальная версия - следить за лордом Иса. На самом деле... для Ара.
Не удержавшись, она взглянула на Кириана - он смотрел то ли в пол, то ли на сцепленные над коленями пальцы. И хмурился. Все сильнее и сильнее.
- Целка?
Не подав виду, что возмущена вопросом Полиника, девушка промолчала, что означало: «да».
Ник сально ухмыльнулся:
- Ара будет доволен. А мы сможем вовремя узнавать новости. Такие, как он, обычно болтливы со шлюхами.
Елена мысленно попрощалась с жизнью, не забыв поблагодарить за помощь и подаренную на сутки надежду Мехиаэля. Ни для кого из присутствующих не было секретом, как обращаются такие, как Ара, с такими «подарками», как она. Она протянет от силы неделю, а потом ее труп даже не найдут.
Полиник, продолжая улыбаться, склонил голову набок:
- Справишься?
И она ответила так же честно, как и недавно Кириану:
- Нет. Лучше убейте меня сами. Это будет гуманнее.
Защиту jeshi она не получит. Это значит, что у нее только два варианта - Ара или казнь от рук карателей, которых незамедлительно вышлет по ее душу руководство Muuaji по сигналу Ара. Уж лучше пусть ее убьют jeshi.
- Как хочешь... - Полиник поднялся, обнажая короткий умеренно изогнутый меч. - Вставай. И волосы собери.
Он зашел сзади, связал ей руки. Она в последний раз оглянулась на Кириана - тот уже какое-то время не спускал с нее глаз. Елена почти решилась было сказать, что лично не причастна к убийствам jeshi, однако просить пощады в ее случае означало бы проявить неуважение к памяти погибших воинов. По крайней мере, как член Muuaji, она могла на своем уровне понести ответственность за преступную деятельность организации, к которой принадлежала.
Ей за волосы задрали голову, она зажмурилась, собираясь с мыслями, вопреки бессвязно шепчущим его имя губам...
- Довольно. Отпусти ее. - Кириан перевел взгляд в пол. - Выйдете все.
Потеряв опору и в шоке от пережитого, девушка картонным домиком сложилась на пол, не стесняясь слез.
Кириан подождал, пока она успокоится, и спросил:
- Тебе знаком текст Katiba?
Тыльной стороной ладони вытерев слезы, она кивнула.
- Я возьму тебя в общину. Пока как разнорабочую. Вожди тебя приняли, но со стороны остальных бойцов какое-то время возможно отторжение тебя как чуждого элемента. (Она без устали кивала.) Ты не должна защищаться, как бы далеко не зашел конфликт - это мое условие. Справишься с этим?
- Да. - Она с искренней благодарностью, по-девичьи улыбнулась, - спасибо вам, Кириан. Спасибо большое.
После разговора с Ирэн Кириан передал Korongo ключ от ячейки с архивом, добытый Еленой. На вопрос Христиана: «Кто такая?» Mamba хлопнул его по плечу со словом: «Потом» и ушел.
Дорога, на удивление, оказалась тяжелой - через четыре часа, по приезду в гостиницу, Христиан рухнул на кровать и попросил его не трогать. Из номеров в гостинице им смогли предложить лишь неудобный смежный - по сути, два обычных двухкомнатных номера, но зеркально соединенных друг с другом широкой аркой. Христиан махнул рукой и заплатил, мечтая только о том, чтобы поскорее занять горизонтальное положение.
Наплыв путешественников был связан с традиционной Ярмаркой, приуроченной к Празднику первого снега. Подготовка к данному мероприятию включала в себя, в том числе, перекрытие главной дороги города для превращения ее в самый длинный и шумный в стране рог изобилия. Поэтому, собственно, Хадзису и пришлось пробираться в Мактабу совершенно не предназначенными для легковых автомобилей проселочными трактами, каждый раз рискуя оставить колесо в одной из многочисленных ям.
Около четырех часов, пока Ирэн и Аид шарились по магазинам, Христиан в Центральном хранилище получил заветный металлический ящик, при служащем открыл его ключом, достал металлический же лоток с бумагами и уже с этим лотком проследовал в кабинку.
Почти десять лет жизни после смерти матери ушло на то, чтобы в его руках очутились эти бумаги, однако изучать их прямо здесь опасно и нецелесообразно. Взяв из лотка все, кроме испорченной фотографии, Хадзис в вестибюле Хранилища незаметно передал сверток одетому в гражданское jeshi - телохранителю Кириана, которого он знал в лицо. Теперь архив гарантированно будет доставлен на базу.
Ирэн, очнувшись от кошмара, тихонько поднялась с дивана в маленькой неуютной гостиной и наощупь проникла в соседнюю спальню к Христиану. Аид ночевал через арку.
На носочках пробежав сквозь мрак, создаваемый тяжелыми шторами, девушка наткнулась на бортик большой двуспальной кровати и осторожно залезла на матрас, водя по одеялу руками, чтобы ненароком не задеть Тина. Ей было сейчас страшно и одиноко, как в детстве. В такие моменты она искала кого-то, кто ее не оттолкнет. В детстве этим «кто-то» неизменно становился Коловрат. Правда, прижиматься к себе он позволял далеко не всегда - иногда просто находился рядом, пока она снова не засыпала.
Тепло человеческого тела под одеялом сказочно манило - она нырнула под руку Христиана и с блаженной улыбкой улеглась на его плече, как минувшей ночью. Он, естественно, проснулся:
- Эн... Ты зачем пришла?.. Это плохая идея...
- Почему?
Капризная, избалованная девчонка.
Он растер ладонями лицо:
- Потому что это неправильно, Эн. Иди к себе, - отстранив ее, он спустил ноги на пол. - Пойдем, я провожу тебя.
- Значит, неправильно?..
Хадзис окончательно проснулся, услышав в ее дрогнувшем голосе настоящую злобу.
- ...так со мной все ведут себя неправильно - я привыкла!
- Эн... - он стиснул ее ладонь, - я не хочу быть еще одним человеком, который ведет себя с тобой неправильно.
Она заплакала:
- Ну, почему?.. Почему он меня бросил?.. Он сказал, - она вскинула голову, обращаясь неестественным голосом к кому-то в темноте:
- Тебе необязательно заниматься со мной сексом, чтобы любить меня... Положим, что и так - я, может быть, и сама не хочу, но почему мы не можем быть вместе, как раньше, когда он был Коловратом?.. Неужели я так много прошу?.. Каждый раз, в страхе просыпаясь ночью, я почти готова позвать его, но каждый раз сомневаюсь: а не глупость ли это? В самом деле, что я ему скажу: Мехиаэль, пожалей меня, мне приснился страшный сон?..
- Эн, он придет. Я уверен. Позови.
Кажется, он ошибся на ее счет, приняв за чувства к нему ее попытки заменить им того, кого она действительно любила. Ну, и хорошо - баба с возу, как говорится... Тогда с чего вдруг ему так больно?..
- Я боюсь... - она вздохнула, слезая с кровати. - Прости, что побеспокоила. Мне уже лучше.
Закрыв дверь в его спальню, она добрела до своего дивана. Этот диван раскладывался, выкатываясь вперед, так что есть куча места, чтобы просыпаться от кошмара в одном, и снова засыпать в другом. Она свернулась калачиком под тонким одеялом и внезапно поняла, что Мехиаэль здесь, в комнате.
Он лег рядом, обняв и притянув ее к себе, чувствуя кожей под тканью пижамы ее худенькие лопатки. Она дернулась было повернуться к нему лицом, но он не дал:
- Не шевелись...
Оторвав на секунду щеку от его руки, обнимавшей ее, она поцеловала косточку под его указательным пальцем и сквозь слезы коротко рассмеялась:
- Ты пришел... Я думала, ты все еще сердишься на меня из-за Тина... Помнишь, ты спросил, настолько ли праведен мой гнев?.. Я потом осознала, что приревновала его... к Аиду... и что ты... накажешь меня... - она мысленно похвалила себя за то, что сумела это проговорить. В первые моменты даже думать об этом было страшно.
- Я, по-твоему, испытываю так твою верность мне?.. У тебя будет семья, Эн. Муж, обожающий тебя, и ребенок. Все, как ты мечтала.
Она снова дернулась, и снова он не позволил ей обернуться.
- А я? буду ли я любить мужа?
Мехиаэль улыбнулся:
- Уже любишь. - Он провел губами по волосам на затылке:
- Мне пора, Эн. Спи.
Поднявшись с дивана, Белый Волк шагнул к двери в спальню. Постучав, приоткрыл ее:
- Можно?
Христиан, боясь, что сойдет с ума от шуршания одеяла в соседней комнате, от счастливого лепета Ирэн, распахнул окно. Чтобы впустить в спальню звуки ночного города, раствориться в них - не вышло. Поэтому мгновенно откликнулся на голос Мехиаэля:
- Да, конечно... - Он захлопнул створку. - Входи.
И, как только он произнес это слово, животворящее тепло заполнило его душу, проливаясь бальзамом на раны, спасая от отчаяния и смерти.
Христиан рванул ему навстречу, но, опомнившись, застыл на месте, засомневавшись: возможно ли, что вот так просто он сумел вернуть Мехиаэля в свою жизнь?
Белый Волк, преодолев разделявшее их расстояние, прижал его за голову к себе:
- Да, Христиан. Вот так просто. Рад видеть тебя живым.
Кивнув, тот уперся лбом ему в плечо. Хотел что-то ответить, и не смог. Хотел дать волю слезам - ком мыслей о собственной ничтожности застрял в горле надежно. И появился еще один новый пункт в их и без того непростых отношениях: Ирэн. С пугающей навязчивостью он представлял их в постели, бесился; в какой-то момент количество страданий за единицу времени достигло критической массы и он затрясся от рыданий - потерять Мехиаэля снова он не мог, как бы там ни были чудовищны его деяния: «Я хочу, чтобы она была счастлива. Со мной или без меня - не важно. Помоги ей, Yehova».
Утром, спустившись к завтраку в зал ресторана, троица заняла освободившийся столик у окна; в ожидании официанта Ирэн ушла с любопытством бродить по залитому солнцем зимнему саду, а Аид недовольно пробубнил:
- И чё они все пялятся на меня?
Христиан усмехнулся:
- Не на тебя, Аид. Они пялятся на нее - и гадают, с кем из нас она спит.
Аид обиженно фыркнул.
- А некоторые... как вон те тетушки справа у колонны, видишь?.. допускают - с содроганием, разумеется, - что с обоими. Причем, одновременно.
- Фу, какая мерзость...
Христиан рассеянно улыбнулся: его внимание привлекли молодчики, мимо которых, не замечая, весело прошагала Ирэн, спеша к своему столику. В длинной шелковой юбке-солнце в горошек, кожаной куртке, берете и высоких ботинках на шнуровке она выглядела очаровательно милой. Приветливо кивнув Ирэн, он велел официанту подать ему на завтрак «то же, что и ему» - имея в виду Аида - и продолжил исподволь наблюдать за парнями. Они были из тех, кто называет себя majambazi[ Гангстеры]. Здесь явно по какому-то грязному делу, планируя использовать в своих целях праздничную суету.
Христиана ужасно раздражало то, что эти бандиты вызывали в нем какой-то суеверный страх; в их присутствии, в том, как они обменивались между собой шуточками, кидая на Ирэн недвусмысленные взгляды, он особенно остро ощущал себя недомужчиной.
Прямо на выходе из отеля Ирэн взяла Аида под руку:
- Ты сегодня мой кавалер... Ты же не откажешь девушке?
Юноша с болезненной гримасой обернулся назад, ища подмоги у Христиана, но тот с улыбкой покачал головой:
- Никак нельзя отказать девушке, Аид. Терпи.
Аид, нахохлившись, уставился себе под ноги, однако довольно скоро, с каждым последующим магазинчиком, лавочкой, ларьком - словом, всюду, где они появлялись, влекомые неугомонной племянницей Ара, он забылся, и они с Ирэн превратились в двух подружек, одинаково реагирующих на новинки и диковинки. Христиан впервые подумал, что Аиду жилось бы гораздо проще, родись он девчонкой.
В одном из салонов элитной косметики они застряли надолго, начав говорить на незнакомом Христиану языке. Он и слов-то таких не знал: «антиоксиданты», «апоптоз», «лимфодренаж»...
- Слушайте, я вас снаружи подожду.
- Хорошо, Тин...
Скукотища. Сколько можно шарахаться по магазинам? Он им вчера специально полдня под это выделил.
Косясь на лавку с заманчивым названием «Сизый слон», Христиан неторопливо опустился на скамью. Он не успел определиться, хочет ли он курить настолько сильно, чтобы использовать минуты отдыха от болтовни Ирэн и Аида для покупки сигарет: в салон косметики вразвалку вошли те самые товарищи из ресторана.
Кровь застучала у Христиана в висках, он преступно медлил. Разве сладит он с тремя отморозками на ватных ногах?.. Когда из магазина послышался и резко оборвался визг Ирэн, рассуждать стало некогда: бандиты выволокут девушку из салона через служебный вход, где их уже, вероятно, ждет машина.
Так и оказалось. Отбив девушку, он помог ей подняться и закрыл собой; лихорадочно вычисляя вероятность успешного исхода - из автомобиля выскочили еще четверо, - Христиан бросил через плечо:
- Где Аид?
- Там, в салоне...
- Бери его и дуйте в гостиницу.
- Я без тебя не уйду.
- Делай, как я сказал!..
Убедившись, что Ирэн послушалась его, Христиан опытным путем пришел к выводу, что носы, челюсти и прочие части тела у этих «страшных» гетеросексуалов ломаются так же, как и у всех. Ну, и чем они таким обладают, чего нет у него?.. Да ни чем.
Через полчаса трое из них прыгнули в машину и укатили, кинув подельников на произвол судьбы. Korongo же спрятался в тамбуре магазина, не желая быть задержанным полицией - мимо него, громко топая сапогами, промчался целый отряд, - и спокойно возвратился в свой отель, когда сирены стихли.
- Тин!
Ирэн в слезах повисла у него на шее, стоило ему войти в номер.
- Эн, все хорошо... Не плачь. - Отыскав глазами Аида, Христиан взглядом спросил его: «Ты как?». Тот в ответ лишь невнятно мотнул головой.
- У тебя кровь... Я обработаю, пойдем со мной.
Усадив Христиана на стул, девушка достала из сумки мини-аптечку, отщипнула комок ваты и опрокинула на него что-то спиртосодержащее.
- Эн, да ерунда это... я не ранен. Ссадина небольшая.
Она с таким сосредоточенным видом касалась холодной жгучей ватой его разбитой скулы, что он, решив разрядить обстановку, потянул ее за локоть, уронив себе на колени:
- Да ладно тебе... Эн, прости - ты не так меня поняла...
Вспыхнув, девушка запустила в него окровавленным комком, вырвалась и убежала в гостиную через арку.
Христиан привалился плечом к арочному проему:
- Эн, я не хотел быть грубым. Прости.
Отвернувшись от окна, девушка молча приблизилась к нему, встала на цыпочки и коснулась его губ своими:
- Спасибо, что спас меня. Мой герой.
Он, наверное, опешил бы меньше, если бы она его ударила.
Ирэн позабавила его реакция на ее поцелуй; рассмеявшись, она вдруг тихо ахнула и вцепилась в его руки, не сводя глаз с кого-то за его спиной. Христиан обернулся, уже привычным жестом загораживая девушку собой:
- Мехиаэль... - Он с недоумением посмотрел на Ирэн через плечо: дескать, чё так напугалась?
- Собирайте вещи и уезжайте. Бандиты скоро вернуться с подкреплением, а полиция начала охоту на ведьм: ориентировка на тебя разослана всем патрулям. Я еду с вами.
- Эн, бери Аида и пакуйтесь. Только быстро, хорошо?
- Да, Тин.
Она ужом проскользнула между ними, на бегу окликая Аида.
- Почему она тебя испугалась?
Мехиаэль поднял на него тяжелый взгляд:
- Ты серьезно считаешь, что я буду обсуждать с тобой Ирэн?.. Машину со стоянки забирай.
Да на черта она мне сдалась, твоя Ирэн - хотел было он подумать, но понял, что покривит душой. Впервые в жизни он чувствовал силы и желание бороться - «за себя», как ответила ему тогда Эн. За свое право быть счастливым, за возможность еще раз ощутить вкус ее губ, поскольку в первый раз он ничего не разобрал.
За рулем он время от времени посматривал в зеркало заднего вида - и Ирэн, и Аид сидели, словно пришибленные; Эн то и дело кусала губы, не отлипая от своего окна.
Напряженное молчание в салоне иногда сменялось гипнотизирующим голосом Мехиаэля, когда тот перебрасывался парой фраз с преграждающим им путь патрульным. Таких остановок было много, и, несмотря на их небольшую продолжительность, в общей сумме они отняли целый час, так что на базу они приехали в десять вечера.
Кириан, встретив их, проводил Ирэн и Аида в однокомнатные квартиры на третьем этаже главного корпуса, и те остались в них, но не благодаря непререкаемому авторитету предводителя jeshi, а из-за ссоры накануне поездки. Ирэн тихо плакала, обняв колени на жесткой кровати, а Аид лег спать.
Койка Христиана ждала его в бараке для новобранцев, поэтому он не сильно спешил в постель, хоть и вымотался. Поскольку Аид не открыл (уснул, скорее всего), Хадзис постучал к Ирэн.
Увидев Христиана, девушка с улыбкой отступила, позволяя ему войти.
- Эн, что произошло?.. - перекинув на кровать ее вещи, Korongo устало приземлился на стул. - Почему ты испугалась Мехиаэля?
Она взобралась на кровать с ногами:
- Я набросилась на Аида - как он мог оставить тебя там одного?.. А он ответил, что если я так переживаю за тебя, то попросила бы о помощи «вашего всемогущего джина»... А я, представляешь, я совсем забыла про Мехиаэля... я так переволновалась...
- Эн, - он взлохматил себе волосы, желая стряхнуть сон, - про Аида я услышал - не надо с ним так... а вот эта чушь про то, что ты якобы забыла... Правду скажи мне. Пожалуйста.
Она сначала молча смотрела на него, а потом с судорожным вздохом и как-то неестественно выпрямившись, словно свела за спиной несуществующие крылья, произнесла:
- Тин, он был с ними - Мехиаэль был с теми бандитами... - ее плечи снова поникли.
- Что? - Ирэн перешла на шепот, так что он пересел к ней на кровать. - Мехиаэль был среди тех отморозков? Ты ничего не путаешь?
- Не путаю. Они его как будто не замечали, но я-то его видела!.. Поэтому я и заорала, как ненормальная, когда один из них дотронулся до меня - я не могу передать, как мне стало страшно...
- Эн. - Христиан взял ее за руку, провел большим пальцем по костяшкам суставов, задерживаясь в каждой ямке. Ему совсем не просто было открыться ей, однако от его слов зависели ее отношения с Мехиаэлем. - Если бы ты не закричала, я бы так и не решился сунуться в магазин. Он появился там, чтобы помочь мне спасти тебя... Я уже не герой, не так ли?
Он грустно улыбнулся в попытке смягчить для себя разочарование, что вот-вот промелькнет в ее глазах.
- Что ты такое говоришь? Конечно, герой... - подтолкнув себя корпусом, Ирэн стремительно обняла его, нечаянно повалила и, пользуясь моментом, с хулиганской прытью принялась целовать лоб, скулы, брови...
- Эн!.. - Триумф Ирэн длился недолго - они быстро поменялись местами, и теперь уже она, уложенная на обе лопатки, послушно хлопала ресницами в тридцати сантиметрах от его лица. - Ты... такая... как бы выразиться поприличнее...
- Бедовая? - она хитренько сощурилась, оскалив зубки.
- Да не то слово, - он поднялся, сделал круг по маленькой комнате. Это он назвал ее «бедовой», она и с ним такие фортеля выкидывала.
Ирэн слезла с кровати, подошла к нему вплотную:
- Поцелуй меня.
В ее огромных глазах стояли слезы - эта дурацкая игра и ее разбередила. Он прижал ее к себе на прощанье:
- Позови его. Не мучайся... Мне пора.
Все протестовало в нем против сказанных ей слов, против ужасного, нелепого треугольника, внутри которого они с Ирэн как цепями пудовыми прикованы друг к другу. И к нему.
Ирэн прильнула к окну, провожая взглядом Христиана. Как только он исчез, из бутылки, где томилась ее тоска, вылетела пробка - рыдая, девушка сползла на пол, вцепившись в подоконник:
- Мехиаэль... Я не хочу быть «небожительницей», я хочу быть с Тином... Мне все равно, сколько еще в его жизни будет парней - я попробую подружиться со всеми...
Как неожиданно легко полились слезы - стоило лишь разрешить себе плохость, несовершенность и обычность. Я больше не «избранница Мехиаэля», я больше не стану лезть из кожи вон, чтобы доказать всем свою исключительность, правильность и право быть его «избранницей». Коловрата не вернуть, а пыжиться только ради того, чтобы не очутиться среди тех, кто Мехиаэлю не интересен, я не вижу смысла. Послезавтра начнется учеба и работа в госпитале. Надеюсь, потребность доказывать себе, что я важна и нужна, отпадет сама собой.
Мехиаэль неслышно подошел к постели спящей девушки, внешней стороной ладони ласково коснулся ее щеки:
- Эн...
Завозившись, она сквозь сон она пробормотала:
- Тин, останься...
Невесело улыбнувшись, Белый Волк занял стул, освобожденный от вещей Ирэн Хадзисом. Они практически одновременно, не зная об этом, признались ему в любви друг к другу. Вполне резонно рассчитывая на его покровительство.
Однако в этом месте человеческая половина самого Мехиаэля начала огрызаться: он любил Ирэн, хотя понимал прекрасно, что с ее стороны это лишь ребяческая влюбленность на основе многолетней привязанности. Коловрат, несомненно, был дорог ей, но именно как старший брат. Из-за тлетворного влияния Ара ее поведение сексуализировано; «хотеть» мужчину, который внимателен к ней, она выучилась, поэтому не воспринимает это желание всерьез при общении с Христианом. А тот закатывает в асфальт любые поползновения в ее адрес, даже в мыслях, боясь «испачкать» ее, а в действительности - боясь открытой конкуренции с ним.
И оба ждут от него то ли разрешения, то ли волшебного пенделя для сближения друг с другом. Ну, как им отказать? Особенно во втором...
А если без шуток, то срок, отведенный его человеческой ипостаси, истекает. Все очень просто: чем сильнее он меняется, следуя выбранному пути, тем сложнее ему становится совмещать в себе бога и человека. Его человеческая половина, как в свое время Христиан, перестает выдерживать его божественную сущность. А, значит, впереди смерть и предсмертная тоска. И то, что он воскреснет на третий день, полностью переродившись, не уменьшает предстоящего ужаса. Нисколько. Ведь человек в нем, мужчина, правнук Каина, внук Еноха, умрет навсегда.
Ирэн тихонько рассмеялась сквозь сон, выведя его из лабиринта печальных мыслей. Он видел, какой женщиной она станет, видел мужчину рядом с ней - jeshi, и не рядового, а вождя, видел, как тот, хохоча, подкидывает на руках сына... Невольный стон вырвался у него, незаметно подкралась и облеклась в слова мысль о том, что ему достаточно всего лишь остановить происходящие в нем перемены, чтобы этим мужчиной рядом с расцветшей Ирэн стал он сам. И сила, и власть никуда не денутся, и никакой смертной тоски...
Мехиаэль расслабил спину, запрокинув голову на верхнюю перекладину стула, широко расставленные ноги отстукивали носками немецкий военный марш времен Первой мировой войны. Демон пустыни, разумеется, имеет доступ к его человеческой половине, и совершенно справедливо полагает, что со смертью правнука Каина придет конец и его земной «оболочке» без возможности завести новую. А Азазель к такому повороту событий явно не готов.
Закрыв глаза, Мехиаэль еле слышно запел, проживая слова песнопения всем сердцем. Там, куда он направил стопы свои, не было друзей, любимых, родных. Там его ждала грохочущая тишина, пронизанная бесцветной радугой людских мечт; один, но не одинок, чье бытие соткано из созерцания жизни - как она есть и какой может быть: от птенца, вылупившегося в гнезде, до зарождения цивилизации, от первого крика до предсмертного стона. Он и есть Жизнь, и мощные гимны звучат уже в его душе, выпадая росой из слез, сотрясая до основания все его существо, еще обремененное плотью, но уже ликующее в предвкушении истинной свободы.
Осушив следы борьбы на лице, Мехиаэль встал на ноги. Ирэн сейчас очнется от тревожного сна и испугается, не узнав его. Он накрыл ладонью ее влажный лоб; застывшие в напряженной готовности мышцы лица разгладились, дыхание девушки выровнялось.
Осторожно присев на край постели, он взял ее руку и, склонившись, поцеловал ее запястье. И снова. Приложил к своей щеке ее расправленную ладонь. Он был сейчас очень слаб, поэтому усыпил ее, чтобы ее губы не мельтешили как-нибудь возле его лица.
Нужно уходить. Замешанное на человеческом, волчье естество в нем рвалось наружу. На волю. Туда, где он сможет побыть один и отдохнуть.
Елену определили на уборку лестниц и коридоров главного корпуса. В квартире на третьем этаже, где она ночевала, отсутствовали замки и любого рода запоры от слова совсем - понятное дело, она практически не спала. Сегодня шли седьмые сутки ее пребывания на базе, и, как это ни прискорбно, она, скорее всего, не справится. То, что опрокидывали ведро на чисто вымытую лестницу или плевали рядом с ней, где она, сидя на корточках, что-то усиленно оттирала, это было еще полбеды. Она, элементарно, могла умереть с голода, так как в столовой повар на ее глазах выкидывал в помойку ее порцию и мило извинялся: мол, ничего не осталось. Пожаловаться, по уговору с Кирианом, она не могла. Благо, на кухне в квартире она нашла старенький чайник и, по крайней мере, не испытывала жажды.
Силы таяли, из-за этого работа занимала все больше времени, оставляя все меньше шансов на то, чтобы добыть еды. Она сегодня уже два раза теряла сознание - завтрашний день, просто-напросто, может не наступить. Вчера заселили еще две квартиры на третьем этаже - попросить, что ли, их принести ей еды?..
В коридоре внизу, где она сейчас мыла, еле ползая по полу с тряпкой, с улицы направлялась целая толпа. Она пригляделась: впереди, в длинной накидке, шагал Мехиаэль, лица его не было видно из-за капюшона. Сопровождаемый тремя десятками jeshi, он двигался к центральному входу.
Елена вдруг подумала, что если ей удастся дотянуться хотя бы до его плаща, она сумеет восстановиться и продержаться еще несколько дней точно. У нее получилось: когда он, окруженный бойцами, проходил мимо, она воспользовалась первым попавшимся просветом и коснулась края его накидки. Мгновенно вернулись силы и способность соображать.
Резко остановившись, Мехиаэль скинул капюшон:
- Кто дотронулся до меня?
- Bwana, тебя со всех сторон теснят...
- Нет. Кто-то дотронулся до меня. - Отстраняя jeshi, он подошел к сжимавшей в руках грязную тряпку девушке.
Опережая его вопрос, та тихо проговорила:
- Это я. Простите меня.
Он медленно окинул ее взглядом, чувствуя неподдельную радость в ее сердце, бьющемся ему навстречу:
- Не страшно. У тебя все в порядке?
Елена опустила глаза, боясь выдать себя; боясь, что кто-нибудь из них унизит ее в его присутствии:
- Все в порядке. Спасибо вам.
В этот момент любитель пинать ведра занес было ногу, но, едва коснувшись металлической стенки, окаменел. Мехиаэль удовлетворенно кивнул:
- Вот теперь в порядке.
Он оглянулся на зароптавших, но тут же смолкнувших бойцов:
- Есть еще желающие?.. Нет?..
Гробовая тишина.
Не поднимая глаз, Елена спрашивала себя: злой он или уставший? Бледнее обычного и будто чем-то придавленный. И тем не менее, рядом с ним она ощущала себя в абсолютной безопасности.
Белый Волк продолжил свой путь; вопреки опасениям девушки, jeshi, пусть и на некоторой дистанции, но последовали за ним, а каменная фигура, застывшая на одной ноге, особенного сочувствия не вызвала.
В ужин она рискнула снова попытать счастья в столовой. Скромно дожидаясь у стены, когда иссякнет поток бойцов, чтобы встать в конец очереди, девушка неожиданно очутилась почти у раздачи: кто-то под руки вынес ее вперед и воткнул перед собой:
- Зовут тебя как?
- Елена.
- Поужинаешь с нами, Елена?
После этих слов, послуживших сигналом, он толкнул ее в кружок, образовавшийся из стоявших за едой мужчин. Никто до этого руки не распускал, а теперь они, очевидно, решили сменить тактику. И как далеко они планируют зайти?..
- Ну, что, Елена, пора тебя пристроить. Чья будешь? Хватит тебе бесхозной ходить...
Одобрительные возгласы и смешки, посыпавшиеся отовсюду, разозлили ее. То, что она женщина, не дает им право распоряжаться ее свободой:
- Я не собираюсь принадлежать никому из вас. Я собираюсь стать одной из вас.
Дружный хохот - разумеется. Она же блондинка.
- Хорошо. - Заправив за уши волосы, Елена походкой куртизанки прогулялась вдоль рядов, ее стального цвета глаза жестко цеплялись за каждого, быстро сканируя на предмет сильных и слабых сторон. Расцветшая на губах пленительная улыбка обеспечивала ей безукоризненное алиби, пока она в своем темпе изучала противника. А походка - мало кто из этих пустивших слюну дуболомов догадывался, что она так разминается. - Тот, кто победит меня в поединке, тому я и достанусь.
Ради шутки сдвинули столы, расчистив площадку. Ради шутки же под свист и хохот кто-то вышел. Неповоротливый, деревянный. Когда он грохнулся на пол, смех прекратился. После четвертой победы суфурианки напряжение в столовой накалилось до предела, но пятой схватке не дано было случиться: властный голос Кириана возвестил:
- Довольно!.. Ты моя. Тренировка у новобранцев на плацу в пять утра. Не опаздывай.
Стоя на ногах исключительно благодаря адреналину, девушка издала победный клич. И грохнулась бы на пол, если бы один из jeshi не пихнул под нее стул. Этим вечером она, наконец, по-человечески поела.
На раскрытые ладони тихо падал снег. Умыв им лицо, Мехиаэль медленно опустился на поваленное грозой дерево, наблюдая с возвышенности сквозь серебристый полумрак за тренировкой будущих jeshi. До плаца отсюда рукой подать.
Холод, царивший вокруг, он не ощущал из-за внутреннего оцепенения. Покрытые инеем ресницы будто поседели. Неотвратимость смерти догнала его этим октябрьским утром, безразличным и будничным. Он не защищался: не видел смысла. Смертная тоска пятнами черной плесени обложила его душу, отравляя каждый росток, каждое семечко, бережно взращенное им на почти мертвой ниве.
Он не защищался, потому что верил себе безгранично. Пропуская через себя потоки людских страданий, он видел страдающих. Разделяя с людьми их боль, он видел чувствующих ее. Он научился любить людей.
Мехиаэль опустил голову, смежил веки. Только умершее семечко способно дать жизнь ростку, и он благословил смерть. Только памятуя о конечности своего бытия, человек обретает власть отделить зерна от плевел, а истину от лжи, избегая ловушек релятивизма, и он дважды благословил смерть.
Иней с бровей и ресниц талой водой побежал по его вискам и щекам; земля вокруг него оттаяла, согревая воздух, пробуждая к жизни траву и цветы.
Не открывая глаз, Мехиаэль улыбнулся, услышав знакомое сердцебиение - Елена робко ступила на площадку:
- Простите... Я помешала? Я могу уйти.
Он разлепил веки:
- Останься. Здравствуй.
Она смущенно улыбнулась, усаживаясь, скрестив ноги, прямо на землю:
- Здравствуйте. Везде снег, а у вас тепло и цветы распускаются... Спасибо вам. Без вас я бы погибла.
Каждую ночь, голодная и испуганная, она засыпала часа на полтора, лишь представив себя в его объятиях. Не потому, что страстно желала его - наоборот. Но эти фантазии, дарившие ей безопасность, помогали ей постепенно смиряться с мыслью, что когда-то он потребует от нее вполне определенной платы за свое заступничество.
Он кивком указал на место слева от себя:
- Сядь рядом.
Она села на пионерском расстоянии, но он за руку подтянул ее к себе:
- Что чувствуешь сейчас?
Она напряглась. Тепло его тела, такое близкое сейчас, пугало ее:
- Пожалуйста, не надо...
- Страх чувствуешь. Почему - знаешь?.. Пересядь... Не знаешь?.. Потому что уверена, что все такие, как Ара. Даже я... Не обидела ты меня, не плачь. Просто подумай, мать, о том, что я сказал.
Он улыбнулся ее реакции на слово «мать»: она обращалась так к себе, когда хотела утешить или подбодрить себя. Тронутая, девушка рассмеялась сквозь слезы и пузыри из носа. Утираясь рукавом, снова заплакала от того, что так жалко сейчас выглядит, и снова рассмеялась от нелепости подобных мыслей и от радости, что c ним она имеет право выглядеть как угодно.
В круг зеленой травы шагнула Никс:
- Доброе утро, Мехиаэль... как здесь хорошо...
Вскочив, Елена подбежала к девушке, протягивая для приветствия руку, предварительно вытертую об штанину:
- Так это ты невеста Кириана?.. Рада познакомиться...
Они разместились на траве недалеко от Мехиаэля, вполголоса делясь информацией друг о друге и незаметно создавая собственную коалицию для выживания в мужском обществе.
Представитель этого общества не замедлил появиться: заприметив mungu еще с плаца во время тренировки, новобранец в нерешительности замер, досадуя, что поговорить один на один не получится.
Белый Волк жестом пригласил его к себе на бревно:
- Как ты?
- Нормально. - Раздираемый сомнениями, он с силой провел ладонью по болевшей от напряжения шее. - Я забыл предупредить Ирэн, что не смогу до обряда посвящения увидеться с ней. Я написал ей пару строк, хотел... - Христиан сейчас сильнее, чем когда бы то ни было, ненавидел себя за свою мнительность и забитость. - Попросить тебя передать ей письмо.
Наорав мысленно на себя и обозвав трусом, Хадзис с третьей попытки сумел-таки повернуть голову и взглянуть на него: небесно-голубые глаза Мехиаэля смотрели на собеседника с обычным спокойствием и уверенностью. Переведя дух, он торопливо вынул из кармана сложенный в несколько раз лист бумаги:
- Отдашь?
Белый Волк взял письмо:
- Отдам.
Он не стал допытываться, что да как, ковыряться в мыслях, уличать в недоверии, учить жизни. Просто согласился.
- Спасибо. - Христиана отпустило, он даже есть захотел. Владычествовавшая на возвышенности весна проникла и в его сердце.
- На здоровье.
- ...в смысле - не помнит? Контузило его, что ли?.. - Кириан, нахмурившись, замолчал, пересекши границу зеленой лужайки. Полиник остановился чуть поодаль. - Здравствуй, Мехиаэль. Не занят?
- Здравствуй. Говори.
- Korongo, останься - это по поводу Аида... Секунду.
Он приблизился к притихшим девушкам:
- Ступайте к себе... Никс!
Глянув на новоиспеченную подругу, уже спускавшуюся по склону в пасмурный снежный рассвет, Феникс подошла к предводителю.
- Вчера приехала Ирэн, помнишь ее?.. Хорошо. Объясни ей правила, введи в курс дела. - Улыбнувшись ей одними глазами, jeshi вернулся к остальным:
- Самое безобидное из документов, что ты выудил из Центрального хранилища, вот это. - Кириан, получив молчаливое согласие Мехиаэля, протянул Христиану метрику.
- Свидетельство о рождении... Аида? - Хадзис, аккуратно расправив документ, уставился на графу с указанием отцовства и на минуту потерял дар речи. - Бред... Не верю...
Паника, ощущение нехватки воздуха и доносящийся будто издалека голос Белого Волка:
- Отстань от него, Полиник. Никуда он не денется.
Христиан не понял, как оказался под снегом за границей лужайки. Возвратившись в тепло, сел на землю там, где стоял. Ара - отец Аида.
Одна из первых пассий Ара, залетев от него, по глупости сообщила ему об этом. Он велел ей избавиться от плода, а у той вдруг проснулись материнские чувства: не став спорить, она через девять месяцев родила сына и в качестве сюрприза преподнесла эту новость Ара. Несчастная. Папаша, взглянув на сморщенного младенца, проговорился, что грязную работу вечно приходится делать ему. Осознав, наконец, с кем связалась, она купила свидетельство о смерти для своего ребенка, вручила сына няне и отправила их на север страны, в Кайю. Подальше.
Свидетельство о смерти подписано рукой лорда Эза - мать Аида приобрела безопасность своему ребенку ценой собственной жизни. Вряд ли воспитавшая Аида женщина являлась сбежавшей от господского гнева няней - скорей всего, при первой попавшейся возможности та продала младенца местной жительнице из страха перед отцом мальчика.
И оба свидетельства, и недолгая переписка между Ара и кровной матерью Аида хранились в архиве. Если Ара узнает, что его обманули, дни Аида сочтены.
Этим же утром, только чуть позже, Ара обнаружил пропажу документов. Упав на стул от сильного головокружения, он вытащил из металлического лотка фотографию, на которой были запечатлены совсем юная Ирэн и Коловрат. На месте лица когтезуба зияла прожженная сигаретой дыра. Тут же в памяти всплыло лицо, наполовину скрытое капюшоном, случайно замеченное им не так давно в окне ресторана. Работая на пределе, память выдала Ара имя напугавшего его человека - лорд Иса. Он явно замешан в исчезновении архива. У Иса, определенно, зуб на него - а Ара об этой сволочи практически ничего не знает. Как так получилось вообще?..
Мехиаэль, вслушиваясь в гул пересекающихся информационных потоков, никак не среагировал на бурную аналитическую деятельность Ара. Жизнь Аида висела на волоске, но не из-за патологической ненависти его отца.
9.
Ирэн и в страшном сне не снилось то, насколько тяжело учиться на медика. Возвращаясь на базу в пять вечера, она падала от усталости, не представляя, где взять силы на выполнение домашнего задания. Оба выходных дня - либо с утра до обеда, либо с обеда до вечера - она дежурила в госпитале под началом старшей медсестры. В первый день учебы Мехиаэль передал ей записку от Тина, в которой тот сообщал, что какое-то время они не смогут видеться, и чтобы она не грустила по этому поводу. И подписал: «Твой Х.». Она с того дня носила эту сложенную вчетверо бумажку с собой.
В субботнее дежурство, вымыв два раза (в первый раз качество работы не устроило начальницу) полы в палатах с лежачими больными, Ирэн, оттягивая до последнего зубрежку терминов, по пути в главный корпус заглянула в столовую. У раковины в гордом одиночестве чистил картошку Аид.
Улыбнувшись знакомому лицу, девушка полулегла на прилавок раздачи, уперев подбородок в чашу из ладоней:
- Привет, Аид. Как дела?
Юноша, сведя брови, даже не взглянул на нее.
- Аииид... ну, прости меня, пожалуйста... Ты когда освободишься?
- Тебе-то что? - Стряхнув с ножа очистки, он обернулся.
- Ой... ты по лицу грязь размазал... подойди, я вытру - сам еще больше размажешь. Вот платок - намочи, пожалуйста...
Сунув под струю воды и отжав, он вернул ей хлопковый лоскуток мятым и сырым.
- Вот... порядок. - Она ласково улыбнулась, но ему от ее улыбки только хуже стало. - Так когда ты освободишься?.. Погуляли бы вместе. Ты Тина тоже не видишь?
Он отрицательно мотнул головой. Скорей бы она свалила.
- Аииид... ты мне так и не ответил.
- Да отвяжись ты от меня!.. - он на эмоциях швырнул в раковину нож и едва не расплакался, сдержавшись каким-то чудом.
Ирэн молча ушла. Но через полчаса возвратилась с учебниками и уселась за столом напротив кухни. Такая же надоедливая, как мать.
Спустя два часа столовая заполнилась первой партией jeshi, пришедшими на ужин. Ирэн встала, складывая книжки, и внезапно почувствовала на своих плечах чужую руку:
- А ты чья такая, красавица?..
Она отвернулась, не желая разговаривать со склонившимся к ее лицу грубияном.
- Слышь, угомонись - девчонка же совсем.
Грубиян нехотя подчинился, однако у Ирэн не хватило смелости поблагодарить вступившегося за нее бойца и мимолетной улыбкой. Она впервые с тоской подумала об оставленном замке, мастерской Коловрата... Слезы навернулись на глаза; на всем ходу поворачивая за угол, она налетела бы на Кириана, если бы не находящиеся рядом его телохранители: доведенными до автоматизма движениями ее, насмерть перепуганную, оттащили в сторону и отпустили только после соответствующего жеста предводителя:
- Ты чё тут делаешь? В госпитале своя столовая.
Приходя в себя после кратковременной дезориентации, девушка попробовала объяснить:
- Я учила здесь. Чтобы Аиду не было одиноко.
- Аид не кисейная барышня, справится. Больше здесь не шатайся, понятно?.. Я тебя спрашиваю - понятно?
- Да. Да, понятно.
- Иди.
Шарахаясь уже ото всех, Ирэн в слезах выбежала на улицу и так и бежала до главного корпуса. Всю романтику, что она навоображала у себя в голове о жизни на военной базе, как ветром сдуло. Разве можно жить в таких условиях?..
Судорожно, как в детстве, всхлипывая, она очень бережно развернула письмо Тина и положила его перед собой; затем вырвала листок из тетради и написала:
Дорогой Тин!
Наверное, переезд на базу был плохой идеей. Мне очень тяжело - учеба, госпиталь. Выходных нет совсем. И я одна. Как мне быть, Тин?
Эн.
Подумала и дописала: «Скучаю».
«Аид не кисейная барышня...»... А при чем тут барышня? Разве помощь только барышням нужна? Или одиноко бывает только барышням? Кириан, конечно, крут, но порой он теряет человеческое лицо. И тогда мне хочется бежать из общины без оглядки... Как Никс угораздило влюбиться в такого? Он же без пяти минут деспот, фанатично преданный своей идее о высокой миссии jeshi и своей исключительной роли в этой миссии. А я, например, этой идеей не горю, да и Тин, мне кажется, тоже. Про Аида я вообще молчу. Что мы здесь делаем, зачем мы здесь? Спряталась от Ара, называется: из огня да в полымя.
Никто, разумеется, мое письмо Тину не передаст, кроме... кроме тебя, Мехиаэль. Ты ведь не из-за одного Ара поселил меня тут, не правда ли?
Выдохнув на стекло, я начертила пальцем на запотевшем участке восьмилучевой коловрат. Мне очень не хватает тебя, ты знаешь. Особенно сейчас.
В детстве, помню, я делала такую штуку: соединяла ноги вместе, разводила руки в стороны и закрывала глаза. Представляла, что переношусь в пространстве туда, где желала быть в этот момент (в основном, в какую-нибудь пустошь, куда от меня сбегал мой когтезуб), и высказывала ему все, что не успела, пока он был физически рядом. Если держать глаза закрытыми до конца, то вполне удавалось воссоздавать ощущение его присутствия, пусть и молчаливого.
Вот и сейчас я решила, сомкнув веки, максимально детально нарисовать в воображении его мастерскую и перенестись туда. Хотя бы мысленно.
Удивительно, я даже почувствовала характерный запах каленого железа, словно Коловрат только что работал тут и вышел куда-то на секунду. А потом я по-настоящему ощутила его присутствие, моментально разогнав стада мурашек со спины и затылка по всему телу. Главное - не открывать глаз...
- Мехиаэль... ты здесь, со мной?..
Я невольно вздрогнула - его руки, сжав мои предплечья, добрались до локтей и вдруг оторвали меня от пола, а чужие губы у виска странным ритмичным речитативом произнесли:
- Не знаю, кто такой Мехиаэль,
Но тебе, крошка, след запирать дверь...
- Т-ш-ш... - незваный гость зажал рот Ирэн ладонью, вытащив после непродолжительной борьбы из ее пальцев записку для Христиана; сложив губы трубочкой, прочитал. - Не трепыхайся, куколка, а то твой Тин тебя больше не увидит...
Ему все-таки пришлось ее вырубить. Перекинув девушку через плечо, незнакомец разгладил на стене выдранный из тетради лист и нацарапал карандашом:
P.S. Архив в обмен на крошку Эн. Завтра. Macho
Сверкнув белыми зубами в знак успешно проведенной операции, похититель скрылся.
Аиду снились волшебные сны. Он бы продал душу дьяволу, чтобы остаться в них навсегда. После целого дня работы на кухне, с порезанными с непривычки пальцами и слазившей с них кожей, он засыпал, едва касаясь подушки, и оказывался на белом песчаном пляже под молочно-голубым безоблачным небом. Море, бунгало и Тин.
Они дурачились, как тогда в клубе, плавали, загорали, пекли на костре фрукты и занимались любовью. Много, долго. Тин не злился и не психовал, как в реальности, не высмеивал его увлечение косметологией, был нежен с ним, и там, в его снах, не существовало Ирэн, этой большеглазой пигалицы. Она все разрушила, сбила Тина с толку; она околдовала его, эта маленькая ведьма, из-за нее Тин должен был рисковать жизнью, из-за нее они вечно ругались - пропади она пропадом совсем, змея-разлучница... Строит из себя невинную овечку, а на самом деле - такая же «невинная», как и он. Просто с деньгами и родословной.
На теплом песке, под рокот волн, на фоне багрового шара, утопавшего далеко в море, Аид задавал ему одни и те же вопросы:
- Ты найдешь меня? Вернешься за мной?
Улыбаясь, Тин притягивал его за шею и целовал - жадно, страстно, точно в последний раз...
Просыпаясь на мокрой от слез подушке, он с горечью вспоминал, что за все время Тин поцеловал его лишь однажды. Перед его знакомством с Ирэн. Перед тем, как избить его до смерти из-за нее же.
И теперь его Тин ломает себя для нее и ради нее, а он, Аид, останется высохшим листом, забытым между страниц давно прочитанной книги. Это несправедливо, несправедливо и больно...
И еще этот, перед которым они все преклоняются, который и его вылечил после той порки, хотя сам Аид его об этом и не просил. А зачем?.. Чтобы сейчас, как кляпом, затыкать себе рот одеялом? Кто-нибудь, вообще, спросил его - а хочет ли он ехать на эту ... базу? Кто это решил - Кириан? Мехиаэль? Да кто они ему?!.
Тин, его Тин боится первого и мечтает понравится второму - поэтому Аид и здесь. После того, как Тин отлучил его от себя - не без помощи голубоглазого джина, конечно - Аиду только и оставалось, что следовать за любимым тенью, стать его тенью... Но его и этого лишили.
Юноша сполз с кровати, таща с собой одеяло, глушившее его вопли: «Что?.. Что я тебе сделал, всемогущий Мехиаэль, что ты так люто наказал меня?.. Может быть, бросил тебя младенцем в нищете, без отца?.. или надругался над тобой, десятилетним, со своим приятелем?.. или отнял любимого человека?.. Что, что я сделал тебе?»...
Завернувшись в одеяло, как в кокон, он катался по полу, отказываясь принимать неизбежность разлуки с Тином, отказываясь принимать мысли о самоубийстве, поскольку оно безвозвратно разлучит его с Тином, отказываясь при этом быть тем, кто забыт им.
Кто-то поднял его с пола - мужские сильные руки, выше его и немного выше Тина, широкоплечий. Одеяло валялось на полу, он топтался по нему босыми ногами. Открыть глаза не было сил, что-то сказать - тоже. Одна рука мужчины обхватила его за голову, другая - за плечи, и, прижимая к себе, он не давал ему упасть. У Аида мелькнула было мысль о насилии, но скоро и она догорела, как свечка, погрузив его в звенящую пустоту.
Потом откуда-то сверху на Аида упала капля. И еще одна. И еще. И вот он уже промок от этого горячего, соленого на вкус дождя, от которого ему странным образом полегчало, и он, не открывая глаз, облизнул потрескавшиеся губы и сглотнул, нечаянно коснувшись влажной от его дыхания кожи под ключицей. И в порыве, от того, что это происходит не во сне, а в реальности, вжав голову в плечи и как-то ссутулившись, словно неосознанно защищаясь, сильнее прильнул к утешившему его мужчине, заставляя себя испытывать благодарность вместо страха почувствовать его затвердевшую плоть. Рука мужчины, отозвавшись на его устремление, слегка взъерошила его нечесаные лохмы на затылке - и все.
- Аид. - Белый Волк снова ласково взлохматил его волосы, унимая бешеные удары юношеского сердца. - Доверься мне.
Расслабившись, парень обмяк, несмело высвобождая руки и снова сокращая, тем самым, дистанцию между собой и узнанным им Мехиаэлем.
Безопасность, защиту и сотворенное ими тепло - вот что Аид ощущал в объятиях этого необыкновенного человека. И даже еретическая мысль о собственной важности прокралась ему в мозг и слегка потеснила все прочие.
- Я когда-то давно потерял сына. Он и родиться-то не успел - умер в утробе... Ты с этой минуты мой нареченный сын.
Хорос улыбнулся истовому отклику юноши:
- Так вот какие они - ласки отца... - Аид не договорил: заплакал. Все, что он хотел сейчас, о чем молил, - заключалось в просьбе продлить хотя бы на мгновение это состояние счастливого принятия себя, мира и себя в мире: он даже и не подозревал, что такое вообще возможно.
Мехиаэль отпустил его, когда Аид смог уверенно стоять на своих двоих, однако юноша, покатав лоб по его правой подключичной области, стиснул его руки, вынудив Мехиаэля взять его под локти, позволив опереться на свои предплечья:
- Ты уйдешь, и я решу, что мне это приснилось... Не уходи - я еще не готов, пожалуйста...
На «пожалуйста» юноша с грустью уронил голову - Белый Волк все же отстранил его.
- Аид. Взгляни на свою руку.
Тихо ахнув, парень завороженно наблюдал, как на его запястье возник и начал плестись из тонких прочных полосок браслет, искусно проявляя силуэт спящего волка, обвившего его руку от кисти почти до локтя.
- Теперь поверишь, что не приснилось?
На лице Аида просияла улыбка:
- Да.
Не удержавшись, юноша поцеловал волка в сплетенную из кожаных лепестков морду.
- Ну все, мой нежный отрок, пора одеваться. Повар на кухне рвет и мечет - Кириан с минуты на минуту будет здесь.
Спохватившись, Аид суетливо засобирался; продев руки в длинные растянутые рукава теплого свитера, нагнулся завязать шнурки на ботинках и спросил, не сводя с Мехиаэля глаз:
- Я увижу тебя снова?
Мехиаэль с улыбкой кивнул:
- Увидишь.
Входная дверь распахнулась, впуская Кириана. Выпрямившись, Аид испуганно следил за действиями предводителя; говорить, пока не спросили, было нельзя, так что он ждал своей участи молча. Еле заметным движением головы Кириан выпроводил юношу из квартиры - тот выбежал на лестничную клетку, сняв с крюка теплую фуфайку и нахлобучив шапку. Топот его ботинок гулко доносился до молчавших в маленькой квартирке двух мужчин.
Наконец, Кириан шагнул к стоявшему в центре комнаты Мехиаэлю, положил на стол рядом с ним тетрадный лист:
- Ирэн похитили. Буквально из-под носа. Дозорные в шоке. Я сам в шоке. - Убрав руки в карманы, Кириан отвел взгляд, гипотетически готовый ко всему, вплоть до удара.
Вздохнув, Белый Волк сгреб со столешницы записку, вспомнив обескураженный, расстроенный девичий голос, жалующийся на горькую долю Христиану. В гостях у чернокожего Саула учеба и госпиталь уже не кажутся ей такой большой проблемой...
- Если среди людей Ара есть профи такого уровня...
- Он не работает на Ара. - Мехиаэль вернул ему сложенный тетрадный лист. - Это, во-первых. А во-вторых, он не совсем человек. Он единственный выживший в ходе чудовищного эксперимента: потомок женщины и Черного Дракона. Наполовину когтезуб, наполовину человек. Отдай ему архив - он имеет право знать, кто он. Все, кроме документов, касающихся Аида.
Пока не вполне оправившийся от произошедшего, Кириан поклонился, намереваясь идти исполнять приказ.
- Постой.
Тот обернулся.
- Не вздумай учинять расправу над подчиненными.
Jeshi посуровел, глухо ответив:
- Это уже мое... - Но, не договорив, сменил тон:
- Хорошо. Не буду.
И взялся за ручку двери.
- Кириан. - Мехиаэль присел на край стола, дотянулся до брошенного Аидом еще с вечера перочинного ножа. - Подойди.
Mamba издал тихий стон: не сейчас. Пожалуйста. Он и так вымотан, а тут еще какой-то Macho, и Мехиаэль собрался ткнуть его мордой в грязь. Опять.
Заставив себя приблизиться к Белому Волку, jeshi тихо попросил:
- Я сглупил, прости. Забылся и ляпнул. Больше такое не повторится.
Руки неприятно вспотели. Он чувствовал себя униженным, ползая взглядом по полу, точно пресмыкающееся. На ум пришли спасительные слова:
- Ты - бог мой, Мехиаэль...
- Ты боишься меня, Кириан. В гробу я такое почитание видел.
Увы, да - сейчас это были пустые слова: ничего, кроме сквозняка, гулявшего по спине, он не испытывал больше в его присутствии:
- Я не понимаю, что произошло... - Кириан, отвлекшись от поиска запасного выхода из создавшейся ситуации, напряженно следил за ножом, с которым танцевали, мастерски жонглируя, пальцы Мехиаэля.
- Я скажу тебе, что произошло. Я пошатнул твою веру в твою исключительность, друг мой. Посягнул на святое: на правдивость твоего тринадцатилетнего подвижничества, на твое безоговорочное право пускать в расход неугодных. Что ты думаешь обо мне, оставаясь наедине с собой?
Пляска лезвия погрузила jeshi в состояние, схожее с трансом: он говорил, не задумываясь:
- Что ты суфурианец. Из Muuaji. Ищешь удобного момента, чтобы уничтожить нас.
Мехиаэль медленно кивнул, продолжая вертеть в пальцах нож:
- Да, однако это лишь ширма. Как звучит твой истинный страх, Кириан?
- Ты хочешь занять мое место. Отнять у меня общину и Никс.
Нож резко воткнулся в столешницу; jeshi очнулся, помня свои последние слова и холодея от того, что проговорил их вслух.
- Мехиаэль... - Кириан отшатнулся, в отчаянии хватаясь за любую соломинку:
- Это не я... не правда... мало ли, какие мысли лезут в голову?.. Мехиаэль...
- А дело и не в мыслях, дорогой мой. А в том, что ты ни на йоту не доверяешь мне. И никакими словами не убедить тебя. Я опасен, потому что сильнее - вот твоя железная логика... Что, готов в ногах валяться, Кириан Зуо, предводитель священного войска Земли Людей? Из-за бабы? Впрочем, ты бы по-другому выразился... А зачем мне ее трогать? Ты сам приведешь ее ко мне сразу после свадьбы. И оставишь - на ночь... Страшно?.. - Белый Волк склонился к нему, зажав в тисках его челюсть, заставив посмотреть в глаза. - Страшно, малыш, только если я такой, как ты обо мне думаешь. Пшел вон.
Он взглядом захлопнул за ним дверь. С треском. В этот раз Кириан по-настоящему вывел его из себя. Ему осталось быть с ними так мало, а этот упорствует в своей гнилой гордыне, вцепившись мертвой хваткой в свою избранность и непогрешимость. Процедив сквозь зубы что-то на древнем арамейском, Мехиаэль перевел мысленный взор на Аида: не было на свете никого счастливее Аида в этот день.
Ворвавшись с черного хода на кухню, подгоняемый подзатыльником от помощника повара и пинком от самого повара, Аид добрался до раковины с грязной посудой. Засучил рукава, принялся за работу. Стал перелистывать в памяти подробности визита Мехиаэля, то и дело прислушиваясь к тактильным ощущениям правого предплечья, чтобы удостовериться, что браслет никуда не делся. Мало помалу то счастливое чувство, в которое он радостно возвращался - то с разбегу, то на цыпочках, - сконцентрировалось вокруг одного слова, и он, выплескивая с каждой пульсацией крови в висках порцию нерешительности и страха из своей пробитой жизнью души, мысленно обратился к Мехиаэлю: «Ты нашел меня... отец»...
Ну и что, что биологически он таковым не является - человек, подаривший ему жизнь, посчитал его недостойным своего внимания. Может, оно и к лучшему, кто знает?.. А Мехиаэль снизошел до него, не побрезговав прижать к своей груди того, кого мяли с разной степенью грубости больше двух десятков рук. В том числе, руки Тина.
Он вдруг вспомнил о матери - с нежностью. Он так давно не писал ей. Вытерев непрошенные слезы грязным рукавом и громко шмыгнув (вода с таким грохотом падает в глубокую металлическую раковину, что все равно ничего не слышно), Аид вспомнил еще, как с удивлением почуял силу в своих руках. Он и не представлял, что может тягать такие кастрюли - мать бы ужаснулась. Руки, правда, болели, но эта боль была скорее приятной.
Во время передышки он придирчиво оглядел свои ладони - да, кожа перестала облазить. Чудесный сегодня день. Только есть очень хочется, а до обеда еще как ползком до Кисивы...
Выйдя от Мехиаэля, Кириан толкнул дверь в пустую соседнюю квартиру и, не включая свет, сполз по стене на пол. В ушах до сих пор гремел его голос, немыслимый приказ относительно Никс изувечил предстоящее торжество, которого они с ней так трепетно ждали. Что толку сейчас плакать или скрипеть зубами?.. Wa предупреждал его, чтобы он не воспринимал превосходящих его в чем-то людей обязательно как соперников, но не научил, как этого добиться. Никс, девочка моя, что же я наделал... Опять.
Преодолев головокружение, jeshi, никем не замеченный, спустился в подвал, в мастерскую. Никс сейчас там одна - она приходила рано.
Он напугал ее, неслышно подойдя сзади; выронив линейку, девушка резко обернулась:
- Кириан...
Притянул к себе, крепко, не рассчитав силы, обнял, - она вскрикнула от боли.
- Прости... - отпустил ее; тихонько, едва касаясь, провел пальцами по ее щеке, губам, тут же догнавшим его руку поцелуем. - Наворотил я дел, малыш...
Голос сорвался; прикрыв глаза ее рукой, он заплакал.
- Кириан... что случилось?.. ради бога, скажите мне...
Взяв себя в руки и глядя в ее перепуганные глаза, ответил:
- Мехиаэль велел отвести тебя к нему сразу после свадьбы. До утра.
Она молчала, продолжая тревожно вслушиваться, словно самое страшное было еще впереди. Наконец, догадавшись, что он сказал все, что хотел, робко уточнила:
- И что?.. О, господи... - и замотала головой, спрятав лицо за ладонями, кляня себя в тугодумии. - Кириан, нет. Даже не думайте об этом.
Успокоилась сама; улыбаясь, осторожно дотронулась до его руки, вновь поднеся ее к губам:
- Мехиаэль не причинит мне зла, Кириан. Поверьте.
Вымученно улыбнувшись, Mamba сел на табуретку, зажав девушку между колен:
- Он пообещал мне, что за мои проколы будут страдать все. И ты тоже. И он прав, малыш, - за то, что происходит в общине, ответственность лежит на мне. А сегодня... он дал мне понять, что я здесь никто. Понимаешь? - Он медленно опустил голову, не отрывая взгляд от лица вставшей на колени Никс. - Он отнял у меня всё - моих людей, власть, что передал мне Wa, тебя...
Закрыв глаза, он соединил свой лоб с ее лбом, убаюкивая, словно в колыбели, свою печаль покачиванием головы из стороны в сторону и шепча:
- Меня это убивает... не знаю, кем надо быть, чтобы суметь противостоять ему...
- Я думаю, вы не так его поняли, Кириан, - волнение в ее голосе пробудило в нем надежду, он уже готов был раскаяться в предъявленных Мехиаэлю обвинениях, запутавшись окончательно в своих выводах на его счет. - Зачем ему отнимать то, что и так... его? Он бог, любимый, вы ничего не можете ему дать, чего бы у него не было...
Смехотворность брошенных в лицо Белому Волку предъяв стала, наконец, очевидна и Кириану; стала очевидна и тщетность его попыток прыгнуть выше собственной головы, желая непременно доказать самому себе, что Wa не ошибся, выбрав его. Вновь стремительной горной рекой побежала по высохшему за тринадцать лет руслу присущая ему с рождения жажда жизни, истоки которой били из темных глубин его чувственности, где она еще бурлила грубой созидающей силой, сокрытая от жерновов добра и зла.
- Я хочу тебя. Прямо сейчас.
Дотягиваясь до ее губ рывками, он поднялся, поставив на ноги заодно и ее; целуя Никс вместо ответа на ее маловразумительные отговорки, честно дал ей исчерпать их все, пока она, направляемая им, пятилась к двери. Запер мастерскую изнутри и улыбнулся, когда она с чувством выполненного долго произнесла:
- Все, больше ничего не придумывается...
Ирэн пришла в себя на полу на грубой циновке. Вскочить не получилось - руки и ноги связаны; она громко позвала:
- Мехиаэль!
И ничего.
- Мехиаэль...
Он не возник из сгустившейся вокруг нее тьмы, не освободил ее от пут. Он недоволен ей. Расплакавшись, девушка проговорила куда-то во мрак:
- Мехиаэль, прости... я больше не буду жаловаться, я просто соскучилась по Тину... Мехиаэль...
Перевернувшись с его именем на устах на левый бок, она истошно завизжала, обнаружив в полутора метрах от себя пару горящих сиреневым цветом глаз. Поскольку обладатель этих глаз лишь вяло пошевелился - привычный, видимо, к подобной реакции на свою персону - Ирэн постепенно замолкла и прекратила извиваться ужом в надежде отползти подальше. Опасливо озираясь, отрывисто бросила в темноту:
- Вы кто?
- А... то есть до тебя дошло, что я не Мехиаэль... а кто он, кстати? Мне уже самому интересно...
- Так кто вы?
Похититель, поднявшись с места, выпрямился во весь свой двухметровый рост, нависнув над Ирэн огромной черной скалой.
- О боже... - у нее перехватило дух, детские сказки о великане-людоеде неожиданно оказались былью.
- Можно просто Саул, - чернокожий гигант оскалился двумя рядами белоснежных зубов и присел на корточки возле ее лица. - Надеюсь, ты не ошиблась в этом своем Мехиаэле. Потому что если ошиблась... - он слегонца побарабанил двумя пальцами по ее щеке, вытаскивая наружу плескавшийся в ее глазах ужас. - Завтра выясним точно, насколько ты жаропрочна.
Не помня себя, Ирэн надсадно закричала, снова зовя Мехиаэля, и снова напрасно. Перешагнув через нее, похититель исчез.
Сломленная молчанием mungu и пленом, девушка словно оцепенела. Лежа с полузакрытыми глазами, она временами вздрагивала от непроизвольных мышечных сокращений. Путаясь в мыслях и ощущениях, засыпала и со стоном просыпалась от ноющей боли во всем теле, чтобы через некоторое время, обессилев от гнета нависшей над ней угрозы, вновь провалиться в забытье. Иногда ей то ли мерещилось, то ли снилось, что Коловрат рядом - склоняется над ней и что-то говорит. Что-то очень важное, но ей трудно разобрать слова из-за гудящей в голове тревоги. В какое-то мгновение она вдруг зацепилась за эту мысль, как за спасательный круг - если он ей снится, значит, не отвернулся от нее насовсем. Большего ей и не нужно. Вконец измученная, Ирэн уснула.
Саул разбудил ее утром, выплеснув на нее пол ведра воды. Совершенно потерянная в первые секунды после пробуждения, она уже с третьим вздохом воскресила в памяти неоднократно повторяемые Мехиаэлем слова «Я всегда рядом». Подумав с непреложной уверенностью, что и в эту минуту Он с ней, Ирэн без сопротивления дала поставить себя, мокрую и все также связанную, на колени, на свежий снег, покрывший за ночь небольшую площадку в горах перед пещерой Macho. Щурясь от яркого солнца, многократно отражающегося в мириадах снежинок под ногами, девушка сквозь туман в голове выслушала короткую речь чернокожего великана, в которой тот доступно излагал, что, несмотря на переданный ему архив, он все равно спалит ее, поскольку она - племянница Ара. До самого Ара он тоже доберется - чуть позже.
Плохо соображая после суточного голодания, жестокого обращения и хождения под себя, Ирэн сосредоточила остаток жизненных сил на начале молитвы: «Да будет воля Твоя...», и даже не заметила, что не чувствует сковавшего землю мороза. Между тем Саул, обратившись в ящера, дохнул на нее пламенем - за те доли секунды, что огненный шар летел на нее, она успела закончить: «Господь мой и Бог мой»...
Уничтожив веревки на ее руках и ногах, огонь бушевал вокруг пленницы, не причиняя ей вреда: она горела, не сгорая.
Тепло, оберегающее, спасающее ото льда и жара, вознесло ее до Его чертогов, и на бесконечно малый промежуток времени - меньший, чем инсайт, - но сладость которого Ирэн едва-едва вынесла, она прикоснулась к самой великой мистерии мироздания: таинству возникновения жизни, став на этот промежуток сутью самого таинства. Ревнивец, Он не выпускал ее из Своих объятий столько, сколько могло выдержать ее человеческое естество, и ни бозоном меньше.
Вместе с иссякнувшим пламенем потеряла сознание и Ирэн, а Саул, поверженный увиденным и навеки покоренный, бережно взял на руки свою юную госпожу, чтобы, спустившись с неба на плац, передать ее предводителю jeshi.
Ирэн открыла глаза в своей постели в маленькой квартирке на третьем этаже главного корпуса.
- Эн, радость моя... - длань Мехиаэля легла на ее лоб.
Слабо улыбнувшись его ласке, девушка погрузилась в глубокий целительный сон.
Вернувшись в строй, Ирэн с головой окунулась в учебу. В первое субботнее дежурство после возвращения на базу, в обед, за ее столик в больничной столовой подсел Кириан:
- Добрый день, Ирэн. Надо поговорить.
Она отложила ложку. И аппетит пропал.
- На возвышенности у плаца тебя каждый день ждет Саул. Прилетает рано утром и улетает поздно вечером. Насколько я знаю, у тебя есть опыт общения с когтезубами. Почему не поговоришь с ним?
- Саула я боюсь.
Mamba передвинул на край стола баночки со специями, словно они могли помешать ему донести до девушки его главную мысль:
- Такой союзник для нас очень важен, особенно сейчас. Никому, кроме тебя, он повиноваться не будет. Разве для общего дела ты не можешь побороть свои страхи?
- Простите мне мою дерзость, Кириан, - она убрала со скатерти и нервно сцепила на коленях пальцы, - но у меня нет с вами никаких общих дел. Более того, вы мне неприятны.
- Вот как. - Он откинулся на спинку стула, раздосадованный ее ответом. Потом убеждал себя, что не сказал ей, хоть и собирался, о пройденной Христианом инициации по забывчивости, а не по какой-то другой причине.
Тоска по Тину росла, тучнела, становилась сильнее и давила больнее. Учеба, конечно, помогала, однако с привыканием к нагрузке одиночество по вечерам давало о себе знать.
Задержавшись в студенческом кафе, выстояв длинную очередь за свежей выпечкой, Ирэн вдруг увидела обращенные к ней глаза дяди. Он сидел у стены, через столик от нее, и во взгляде его читались совсем не отеческие чувства. Как он прошел через охрану?.. Да что она, в самом деле, как будто для него это проблема.
Пересев к племяннице, Ара в качестве приветственного жеста сжал под столом ее ногу повыше колена:
- Соскучилась?..
- Прекрати... - она дернулась встать, но из капкана его рук вырваться было не так-то просто. - Отпусти меня.
- А вот я соскучился. - Он сместил руку еще выше, надеясь разозлить ее - в гневе она была очаровательна, а он, действительно, по ней соскучился, и тут к их столику приблизился сопровождающий ее на базу водитель.
Встав за ее стулом, jeshi медленно, одними губами, передал Ара от себя личное послание: «Вешайся».
Усмехнувшись, дядя Ирэн положил обе руки на стол перед собой:
- Тебе пора, Эн. В следующий раз договорим.
Вымолвив вовремя подошедшему водителю «спасибо», девушка направилась к машине, jeshi следовал за ней.
Устроившись на заднем диване, Ирэн в замешательстве посмотрела на сопровождающего, который зачем-то сел с ней рядом вместо того, чтобы сесть за руль.
- Эн... Не узнала? Выгляжу по-другому, да, когда волосы ежиком...
- Тин... - неимоверная усталость, накопившаяся за месяц, что они не виделись, полилась ручьями из глаз, пришлось вытирать сырость с ее лица в четыре руки. - Тин, ты даже не представляешь, что со мной приключилось...
Он улыбнулся; живо пересев на место водителя, предложил:
- Довезу тебя и зайду в гости, хорошо? Расскажешь, что с тобой приключилось...
Счастливо хлюпающая носом Ирэн согласно кивнула.
Он ехал быстрее обычного, не позволяя себе задерживаться на мысли, что скоро окажется с ней наедине. А вот на лестнице, поднимаясь за весело щебечущей Эн на третий этаж, - позволил. Напоминать себе, что она, по прежнему, несовершеннолетняя, ни к чему - он помнит. Кто его осудит за то, что он собирается сделать? Мехиаэль? Кириан? На мнение прочих ему вообще плевать...
- Смотри... - остановившись, она аккуратно вынула из нагрудного кармана рубашки его записку. - Я с ней не расставалась.
- Эн... - он привлек ее к себе за руку, протянутую в его сторону; потрепанный клочок бумаги выпал. - Котенок...
Она замолчала, только дышать стала чаще; сумасшедшее возбуждение, несшее его всю дорогу до заветной норки, растаяло: так близко она воспринималась сестрой, соитие с которой противоестественно. Зарычав, он крутанул ее на сто восемьдесят градусов, в стеклянных дверцах книжного шкафа отразилось ее растерянное лицо. Водя ладонями вверх-вниз, морща ткань рукавов ее сорочки, он склонился к ее затылку и прошептал в волосы:
- Расстегни рубашку.
Она молча подчинилась, из-за волнения пуговицы поддавались не сразу. Опустила руки в знак того, что закончила - он стянул с нее этот предмет одежды, не мешая ей обхватить саму себя за плечи. Перекинул вперед шоколадные пряди; дотрагиваясь губами до ее обнаженной худенькой спины, боялся теперь уже нечаянно причинить боль, забывшись. В два счета избавившись от остальной одежды - и ее, и своей, припечатал ее к дверце шкафа, вызвав через три секунды ее отчаянное сопротивление и испуганное: «Нет, нет, Тин!».
- Эн... - сдерживаясь сам и успокаивая ее ласкающими касаниями рук, попросил:
- Дай мне сделать, как я хочу... Нельзя тебе сейчас забеременеть, пока нельзя... Расслабься, котенок, дыши со мной... Не будет больно...
Скользнув ладонью вверх по ее шее, развернул ее подбородок к себе, насколько возможно, помогая ей поцелуем дышать с ним в нужном ритме. Отпустив ее губы, сплел свои пальцы с ее, непроизвольно выставленными на стеклянную дверцу шкафа для упора, и впервые в жизни проявил во время секса нежность и заботу.
И уже потом, стоя с ней под горячим душем и смывая шампунь с ее волос, стараясь не дать пене попасть ей в глаза, почувствовал, что утолил не утоляемый ранее голод. Крысиные бега за доминированием для него завершились.
Обернувшись полотенцем, Христиан оставил ее в ванной, а сам прошел в комнату. Оделся, подобрал с пола ее вещи, повесил на плечики в гардероб. На кухне налил в чайник воды, зажег комфорку.
Услышав в коридорчике шлепанье босых ног, позвал:
- Эн! Я здесь.
Стесняясь его, она бочком проникла на кухню, чтобы добраться до графина с кипяченой водой. Обратно тем же путем ей выйти не удалось: Христиан в шутку загородил собой проход.
А она с обмотанной полотенцем головой, упав на стул, заплакала по-настоящему. И вот это было уже нехорошо.
- Эн... - выключив плиту, он поднял девушку со стула, чтобы потом усадить себе на колени. - Что не так? Скажи.
- Мне всегда будет... так страшно вначале?
Он закрыл глаза, облизнув губы. Он и вправду животное.
А значит, если понадобится, то и глотку за нее перегрызет.
- Прости меня, котенок. Но я как увидел, чё этот ... своей рукой под столом вытворяет, я чуть умом не тронулся... Эн, так больше не будет. Обещаю.
Она судорожно вздохнула - два бугорка, топорщившие легкую ткань платья венчавшими их комочками плоти, поднялись и опустились так близко от его лица. Он точно знал - стоит ему хотя бы раз припасть к этим источникам неземного наслаждения - и он пропал, в рабстве... Как он жил раньше без этих бугорков?..
- Эн...
Она прыснула со смеху, увидев выражение его лица. Спровадив ее с колен, с улыбкой наблюдал за хохочущей хулиганкой, мирясь и с хлестнувшими его по лицу мокрыми волосами, когда она, нагнувшись, чтобы снять полотенце, резко выпрямилась, и с ее привычкой говорить, набив рот печеньем, и с крошками от этого печенья на столе и на полу.
На раздавшийся стук в дверь Христиан поднялся с места, сказав Ирэн, что откроет, и заодно велев ей накинуть что-нибудь сверху из одежды.
На пороге стоял Аид.
- Братишка... - вот кого он мог крепко, по-мужски, обнять. - Как ты?
Захлопнув за ним дверь, одобрительно кивая, оценил произошедшие с юношей перемены:
- Поправился, подтянулся - на мужика хоть похож стал...
Аид улыбнулся:
- Тин, тебя на ужине ждут... Привет, сестренка.
Ирэн улыбнулась, скромно стоя в сторонке в мешковатом свитере поверх домашнего платья:
- Привет, Аид.
По ее голосу, поведению, по сырым волосам он догадался о том, что между ними было. Подойдя к девушке, снял со своего безымянного пальца серебряное кольцо и надел ей на большой палец правой руки:
- Теперь ты его Белоснежка.
Христиан, молча взиравший на эту сцену, поймал ее вопросительно-тревожный взгляд и кивнул. Она робко улыбнулась Аиду:
- Спасибо.
- Да не за что. Надеюсь, он не будет груб с тобой.
Воодушевленная его чуткостью, Ирэн, не сдержавшись, пылко обвила его шею руками:
- Спасибо, Ди... Ты же помнишь, что дорог мне?
Он слегка похлопал ей по спине.
- Эн, ты со мной?
- Мне туда нельзя, Тин. Я в госпитале ужинаю... обычно.
Обувшись, он выпрямился:
- Нормально. То есть ты из-за меня сегодня без ужина осталась... Аид, соберешь ей что-нибудь? Я на обратном пути захвачу.
- Без проблем. Ладно, я побежал...
- Погоди секунду... - Христиан приблизился к девушке; упершейся в дверной косяк рукой загородил ее от мявшегося в прихожей парня. - Я у тебя сегодня ночую - не возражаешь?
Ирэн неуверенно пожала плечами:
- Нет... Не возражаю...
Улыбаясь, он склонился для поцелуя:
- Тогда жди меня, моя Белоснежка...
- Только... - она остановила его в двух сантиметрах от своих губ, - скажи, пожалуйста, Кириану про нас.
Он все же поцеловал ее сначала:
- Скажу. Не бойся.
Я заперла за ними дверь и уставилась на кольцо. Я за последние два часа пережила столько, что мне кажется, будто Тин вернулся несколько недель назад...
Тин, боже мой... Вот ты какой, оказывается... От тебя бабочки в животе размером со слона, с такими еще сладить надо... Неужели мое одинокое мыканье закончилось сегодня? Неужели сегодня я усну в руках любимого? Мой Прекрасный Принц...
А вот Злых Королев у нас целых две: Ара и Кириан...
На улице, перекинув руку через шею парня, Христиан как бы между прочим заметил:
- Я смотрю, вы с Ирэн подружились.
Аид, услышав ревнивые нотки, подыграл:
- Ну, тебя же месяц не было...
Jeshi улыбнулся; улыбка - улыбкой, а ладонь, свободно висевшая у груди Аида, поднялась до уровня его челюстей, сжатая в кулак.
- Да пошутил я... - сбросив с себя его руку, добавил:
- Мехиаэль рассказал мне. Мы же с Ирэн двоюродные брат и сестра.
- Да. - Korongo вспомнил собственный шок от прочтения имени Ара в графе «отцовство». - С папашей тебе конкретно не повезло.
Они вошли в отдельно стоящее здание столовой.
- Мехиаэль усыновит меня.
Христиан, как вкопанный, замер.
- Он тебя ждал. Подать в суд на лишение Ара родительских прав и опекунства. А потом - на мое усыновление. Я стану сыном лорда Иса.
Невероятно. Просто невероятно:
- Я, походу, много чего пропустил...
- Ага... Ладно, я пойду Эн ужин организую.
Переваривая новость, Хадзис несильно ударил его по плечу:
- Давай.
А что еще он пропустил?..
Кириан за трапезой вкратце поведал ему о ситуации вокруг Ирэн и Саула:
- Поговори с ней, хорошо?.. Этот когтезуб нужен мне.
Христиан, сделав глоток, медленно отставил бокал. Набиравшая в течение рассказа обороты ярость, замешанная на ощущении собственной вины и беспомощности, оскалила зубы:
- То есть Ирэн сутки валялась связанная в пещере какого-то мутанта, а ты ничего не предпринял?
Mamba, чуть склонив голову набок, прищурился:
- А ты чё такой дерзкий?
Тут кто-то из бойцов громко напомнил Христиану:
- Завтра баня, Korongo. Готовься.
Сальные смешки расползлись от подавшего голос jeshi во все стороны; Хадзис скинул с себя несколько брошенных украдкой любопытно-оценивающих, как на базаре, взглядов.
В раздумье почесав гладко выбритый подбородок, он ответил:
- Завтра перышки почищу и пойду по тазикам курочек топтать.
В образовавшейся тишине проворчало:
- Я с ним мыться не буду.
Грянувший затем хохот вызвал улыбку и на лице Korongo. Полиник, сидевший напротив него, подытожил:
- Да... Христиан уже не тот.
- Korongo! - Кириан ухватил за ворот поднявшегося было со стула бойца. - Поговори с ней. Я не шучу.
Обстановка моментально накалилась. Христиан понимал - одно его неосторожное движение, и для него все закончится. Заставив себя примирительно улыбнуться, он заверил:
- Конечно. Я могу уйти? Эн ждет меня. Голодная.
Mamba убрал руку. Нехотя, с опаской.
- Иди... - он внезапно развернулся, не вставая с места. - У нее ночуешь?
Korongo остановился, выдохнул, считая до пяти. При всех-то зачем?!.
Обернулся:
- Да. У нее.
Хмыкнув, Кириан небрежно качнул кистью покоящейся на верхней планке стула руки, отпуская его окончательно:
- Ну, удачи тебе.
Под улюлюканье Христиан покинул трапезную, не забыв сумку с едой для Ирэн.
Она встретила его счастливой улыбкой, раскрасневшаяся:
- Я боялась, что ты не придешь. Что он тебя не отпустит.
- Кто? Кириан? - Разувшись и набросив на крючок вешалки куртку, он с сумкой прошел на кухню.
Ирэн хвостиком потопала за ним:
- Да. Он достал меня с этим Саулом. И, наверное, злится на меня за то, что я сказала ему, что он мне неприятен.
Она встревоженно посмотрела на него, не зная заранее, как он отреагирует на ее признание. Христиан, не поворачивая головы, выскреб на разогретую сковороду порцию плова из миски:
- Ты мне рассказать хотела о том, что с тобой приключилось. Рассказывай.
Внимая ее повествованию, временами сбивчивому, временами чересчур эмоциональному, временами с набитым ртом, он пытался ответить себе на вопрос: для чего Мехиаэль протащил ее через это? Чтобы обеспечить Кириану дополнительные десять очков в виде когтезуба? Бред...
Закончив есть и говорить, девушка минут пять молча сидела, не отказывая себе в удовольствии поразглядывать его. Военная форма очень ему шла, короткая стрижка - тоже. И все же в штатском он смотрелся бы... как бы это описать... мягче, что ли.
Улыбаясь, чтобы не заплакать от нестерпимого желания провести с ним вечер у горящего камина в замке, она тихонько приблизилась, обняла его и спрятала лицо у него на груди.
- Эн... - отстранившись корпусом, он приподнял ребром пальца ее подбородок к себе, - ты чего плачешь?
Она замотала головой, снова выдавливая на лице улыбку:
- Поцелуй меня.
Склонившись к ее губам, Христиан быстро выкинул из головы Кириана, Мехиаэля, Саула и всех остальных; оттолкнувшись от тумбы, к которой прислонился, пока слушал ее, он нетерпеливо стянул с нее свитер и закинул ее руки себе на шею. Чувствуя ее восхитительную податливость и выдыхаемое то ли удивленное, то ли утверждающее: «Тин... Тин...», он рывком подсадил ее, подсказав ей обхватить его ногами, и унес в комнату.
Упав на постель, сразу перевалился на бок, чтобы не придавить ее собою. Закрыл глаза, ощущая в теле приятную опустошенность. Тяжелой тушей наваливался сон.
- Христиан.
Распахнув глаза, jeshi конвульсивно сжал прильнувшую к нему девушку - та заворочалась, просыпаясь. Напротив кровати на стуле сидел Мехиаэль:
- Доброе утро. Пора вам познакомиться.
Тот, кого Белый Волк пригласил кивком, предстал перед Korongo.
- Ёпт... - подпрыгнув в постели, Христиан спиной прижал Ирэн к стене, судорожно вцепившись в одеяло, прикрывая собственные чресла: двухметровый чернокожий Саул в шаге от него блеснул зубами в ослепительной улыбке. Эн хихикнула, уткнувшись носом ему в шею.
Мехиаэль также не пытался игнорировать забавность момента:
- Прошу любить и жаловать - Саул Machotara[ Метис], сын Черного Дракона и красавицы Айолы... Подожди снаружи, Саул. Наш Христиан - существо нежное...
Хадзис криво улыбнулся, пряча глаза. В последней фразе Белого Волка он уловил его гнев из-за насилия в отношении Ирэн: ее «нет» в их первый раз должно было привести к прекращению действа, а не к его уговорам.
- Одевайтесь. Оба. Жду на кухне.
Смущенные, переживающие друг за друга в этой до странного неловкой ситуации, они через пару минут, боясь заставлять его ждать, гуськом просочились на кухню. Мехиаэль повернулся к ним лицом, стоя у окна; жестом указал на продукты на столе: яйца, помидоры, молоко, хлеб:
- Займись... Эн, посмотри на меня.
Схоронившись на стуле, она, нервно сдирая заусенцы, не смела поднять на mungu глаз. Тем более, что перед ними все равно все поплыло.
Оказавшись рядом с девушкой, Белый Волк вынул одну руку из кармана брюк и ласковым движением задержавшись ладонью на ее лице, большим пальцем вытер слезы:
- Ты же счастлива. Почему я должен быть против?.. Ну вот. Другое дело. - Он улыбнулся навстречу ее сияющим от радости глазам. - Иди пока собери вещи и учебники... Иди, Эн. Я позову.
Христиан взял крышку, чтобы накрыть почти готовое блюдо, морально настроившись получить люлей. По крайней мере, Ирэн в безопасности.
- Ошибаешься, мой ангел. - Мехиаэль встал справа за его спиной, почти вплотную, и Korongo так и застыл с крышкой в руке. - Твоя Белоснежка залетела. Точнее, в процессе. Чтобы расписаться с тобой, ей нужно согласие опекуна, которое она, как сам понимаешь, не получит. Это раз. Ее ребенок - твой ребенок - это ребенок jeshi. Рожденный вне брака, автоматически, по закону, отнимается у матери и воспитывается в общине. Это два. Решение избавиться от ребенка сейчас приведет к ее бесплодию. Это три. Поскольку ты, друг мой, прекрасно знал о первых двух пунктах, ответственность за выбор последствий всецело ложится на тебя. Думай.
Белый Волк отвернулся от него, отойдя к окну.
Христиан трясущейся рукой закрыл, наконец, сковороду, на автопилоте выключив газ.
У меня будет ребенок... У меня будет ребенок... У меня будет ребенок!..
Мехиаэль улыбнулся, глядя куда-то сквозь стекло.
10.
Шаги Мехиаэля плодили многократное эхо в пустующем ныне церемониальном зале летней резиденции Советника. Вернее, Регента - после отречения Роксан от престола находящийся в ее руках с момента ее совершеннолетия символ государственной власти - Грамота Kiroho[ Завещание, завет] - перешла к нему.
Нельзя сказать, что новая должность как-то поспособствовала повышению активности в проводимой лордом Эза внутренней или внешней политики. Предоставив своим министрам грызться из-за каждого клочка земли, он прятался в двухэтажном хорошо отапливаемом флигеле от людей, холода и артрита. И от отчаянного страха смерти, если уж быть до конца откровенным.
Встретив Белого Волка у стеклянных дверей зимнего сада, Азазель собственноручно плотно закрыл их за ним, дабы не выпускать драгоценное тепло:
- Жестоко с твоей стороны, мой мальчик, поступать так со своим родителем.
Мехиаэль, откинув полы доходящего до середины бедер шерстяного пальто, сунул руки в карманы брюк и медленно остановился:
- Ты вымолил у меня десять минут моего времени, Азазель. И уже потратил четыре из этих десяти минут. Потрать остальные с умом.
- Хорошо, хорошо... - беззлобное стариковское брюзжание вмиг разлетелось на мелкие осколки вместе с неуместной фамильярностью, прикидывающейся добродушием. - Я сильно ошибся в тебе... Что мне сделать, чтобы ты передумал, Мехиаэль?.. Ты же... ты же любишь этих... этих... - он никак не мог подобрать подходящее слово, - никчемных, не стоящих и мизинца твоего людишек, на кого ты их оставишь?..
Регент жадно всматривался в красивое бесстрастное лицо, надеясь получить заслуженные дивиденды со своих стараний.
- Семь минут, Азазель.
Тот тряско вцепился в его руку исковерканными артритом пальцами:
- Одна милость, Мехиаэль... в одной милости не откажи мне...
Хорос перевел на него взгляд:
- Чего ты хочешь?
Пожевав губами, Регент проговорил:
- Перед своей смертью выпусти меня из этого дряхлого тела... дай напоследок насладиться живой плотью...
Мехиаэль вернул взор на царапавшие небо голые ветви деревьев в окне:
- Недалеко от Ущелья Кифо будет пастись стадо свиней. Можешь забрать их.
Азазель алчно улыбнулся, отступая и по-стариковски семеня за покидающим его Белым Волком. Снова захлопнув за ним стеклянные створки, поежился, досадливо крякнув, и пошаркал к ожидающей его сероводородной ванне.
Отшвырнув одеяло, Ара свез с прикроватной тумбочки пачку сигарет и прикурил, стоя напротив огромного, в два этажа, окна. Не спалось.
Сегодняшняя встреча с Регентом посеяла еще больше паники и неразберихи в мыслях. За какие-то полтора-два месяца Эза сильно сдал, развлекаясь поддержанием распрей и дрязг между лордами, а самой «верхушке» не было дела до бардака в стране: они делили землю и ресурсы. Армия, подтачиваемая оппозиционной пропагандой, пребывала в растерянности, случаи массового дезертирства учащались: королевские солдаты примыкали к возникающим в приграничных районах отрядам ополченцев, которые управлялись не абы кем, а jeshi, черт бы их побрал... Новость о восстании jeshi из пепла для девяноста процентов жителей означала одно: у власти в Ардхиявату находятся не те. И вот тут бы наступить звездному часу Ара - до захвата Грамоты ему оставался один маленький шажок, но! Но нелепейшая случайность лишила его главного и, пожалуй, единственного оружия в борьбе с jeshi - Саула.
Этот чудом явившийся на свет монстр, плод его многолетних трудов и стремлений, сбежал от него, воспользовавшись промедлением в долю секунды при смене кода на электромагнитном ошейнике. Промедлением, вызванным выпавшей из кармана фотографией с прожженным лицом Коловрата... В тот момент вспышкой в его мозгу высветилось лицо в капюшоне в окне ресторана - рука дрогнула, и чудовище, днем и ночью ожидавшее чего-то подобного, вырвалось на свободу.
Без Саула выращенный за четыре года отряд обычных когтезубов становился бесполезным: они слушались исключительно его, безоговорочно признав в нем альфа и вожака.
Облокотившись о перила на втором этаже, он небрежно стряхнул пепел на огромный шерстяной ковер внизу, в гостиной. Удивительно, но лица Коловрата он так и не смог вспомнить. В этой связи личность Иса припекала его день ото дня все назойливее, тем более, что он доподлинно знал, что сыном покойного лорда Ана тот не является...
На требования рассказать ему, кто такой этот Иса, Регент (пока еще Регент) мялся, увиливал, нес несусветную чушь - короче, вел себя неадекватно. Из чего Ара заключил, что выбрал себе не того покровителя.
То, что Иса точно спланированными действиями добивается власти в Ардхиявату, Ара не сомневался: никто иной не обладал такой возможностью спонсировать эту операцию. Одна только база на месте бывшего поместья лорда Ана чего стоила. Открытым оставался только один вопрос: готов ли Иса властью делиться?
Будь Ара уверен в положительном ответе, то приподнес бы ему на блюдечке Грамоту Kiroho вместе с головой нынешнего Регента. Но Ара был не уверен.
Суфурианское правительство не спешило вмешиваться во внутренние дела соседней страны - опять же, из-за jeshi. Несколько обозов с оружием было уничтожено на границе, а наемники из Muuaji просили за свои услуги непомерно высокую цену. В двух словах ответ суфурианцев на официальный запрос Регента о военной помощи звучал примерно так: разбирайтесь сами, нам проблемы с jeshi не нужны - слишком дорого и бесполезно.
Жадность, несмотря на страх, не позволяла лордам бросить насиженные земли и эмигрировать: в «верхушке» бродила идея свалить все на Советника, но им нужен был лидер. Ара ждал делегации в ближайшее время - с подношениями и поклонами, все, как полагается. А он, в свою очередь, должен предоставить им гарантии благосклонности Иса.
Щедрое приглашение Ара на обед в «Ilipitia» Иса презрительно отверг, сославшись на нехватку времени. Он, видимо, решил заставить Ара побегать за ним. Ответ на вопрос, где и когда ему будет удобно с ним встретиться, Ара так и не получил. Не очень хорошее начало для щекотливой темы дележки власти.
Следующим вечером Ара решил поднять себе настроение, заказав «посылку» для себя у человека, национальность и имени которого он не знал и знать не хотел. Торговец живым товаром по кличке Falahi[ Невольница] «радовал» Ара уже несколько лет, хорошо изучив его вкус и привычки; этот раз также не стал исключением - сероглазую нежную нимфу доставили без шума в его новый шикарный дом в элитном охраняемом поселке в живописном месте между Мактабой и Мдживавату.
С мешком на голове, с завязанными за спиной руками девушка понемногу приходила в себя и согревалась после тряски в машине. Несмотря на глубокий октябрь, ее привезли сюда практически без одежды, хоть и завернутую на время дороги в какое-то старое покрывало. Сняв с нее мешок, Ара отступил на шаг и негромко проговорил:
- И почему-то я не удивлен.
Измученные недосыпом и бесконечными переездами глаза Роксан смотрели на него, потихоньку узнавая и загораясь слабой надеждой:
- Милорд?..
Раскрыв нож, он повернул ее к себе спиной, разрезал веревки:
- Как тебя угораздило-то, душа моя?
- Я рисовала. Путешествовала с группой художников. В каком-то городе нечаянно замешкалась у прилавка с бижутерией и отстала от своих... А потом очнулась в вагоне...
- Можешь не продолжать. - Он оттянул лямку лифа под ее лопатками и перерезал ее ножом; яркая тряпочка упала бы на пол, если бы не инстинктивное движение Роксан, ссутулившее ее плечи. - Иди в душ. Прямо и налево до упора.
Пришлось шлепнуть ее пониже поясницы, чтобы придать скорости:
- Иди!
Через двадцать минут она вернулась, обмотанная полотенцем, ступая на носочках и пугливо вытягивая шею - он сидел в глубине гостиной на большом полукруглом диване, она не сразу его заметила.
Он поманил ее рукой.
- Милорд, - приблизившись, Роксан с сильно бьющимся сердцем спросила:
- Вы отпустите меня?
Он что-то коротко ответил - она не расслышала:
- Что?
- Полотенце скинь, говорю.
Не отпустит. Вместе с угасшей надеждой исчезли и страхи, лишь одно желание светом одинокого маяка шарило по остывающим водам ее души - чтобы все поскорее закончилось.
Она позволила полотенцу соскользнуть на пол.
- Ложись. Спиной ко мне на колени. И не дергайся... Ноги согни... Не дергайся, сказал... - он аккуратно вытащил из нее начавшую растворяться капсулу с сильнодействующим наркотиком. Подобный «бонус» получали все клиенты Falahi. Проникнув из капсулы через слизистую в кровь, вещество обеспечивало послушность, веселость и выносливость «посылок». На пять-шесть часов, потом сердце отказывало.
Ара завернул капсулу со следами запекшейся крови в салфетку, взятую со столика рядом с диваном: эти кретины дефлорировали ее грубым введением «бомбы». Окинул взглядом Роксан - ноги ее дрожали; она отвернулась и все никак не могла определиться, куда пристроить руки. Он ей помог - завел ее вытянутые руки ей за голову и сжал, удерживая, своей рукой. Лаская ее второй рукой, поинтересовался:
- У тебя с лордом Иса какие отношения, очаровательница? Вы же с Ирэн из одной тусовки...
- Мехиаэль... Его имя Мехиаэль.
Она заплакала в голос; освободив ее запястья, Ара дал ей перевернуться на левый бок и съехать по его ногам на пол.
- Мехиаэль, так Мехиаэль - я разве против?.. - Расстегнув, он стащил с себя рубашку, накинул ей на плечи.
Успокоившись, Роксан оделась; несмело посмотрела на него:
- Спасибо... Вы пожалели меня - для чего?
Ара рассмеялся:
- А ты поумнела. - Опустил ей на колени блюдо с клубникой. - Ешь. Сейчас скажу.
Вздохнув, девушка с наслаждением запихала в рот гигантскую ягоду. Вкус человеческой еды она уже забыла.
Радость от «у меня все хорошо» превратилась у нее в благодарность от «мне хорошо сейчас», без этого она просто не выжила бы за неделю мытарств в нескончаемой смене перевалочных пунктов.
Роксан насытилась, с сожалением отставила в сторону чудесные плоды и подняла глаза на Ара. Он ведь ей жизнь спас, получается.
- Милорд? Вы хотели мне что-то сказать.
- Хотел... - качнувшись вперед, он поднялся на ноги; она отползла с дороги. - Завтра, принцесса. Я устал.
Рухнув на огромную кровать в своей спальне на втором этаже, Ара сунул в зубы сигарету, щелкнул зажигалкой, закинул одну руку за голову и мечтательно выпустил дым в высокий потолок. Несмотря на рухнувшие планы, он сумел поднять себе настроение в свой день рождения: эта нежная кукла, посланная ему самим небом, станет его билетом в безбедную жизнь при новой власти.
К тридцати девяти годам он попробовал абсолютно все - ну, кроме вещества из капсулы. И ему нравилась его жизнь. И сейчас важно было обеспечить ее продолжение с минимальной потерей привычного комфорта. В качестве плана «Б» он занимался налаживанием необходимых связей в Суфуриане и, в частности, в Muuaji. Головное производство элитной косметологической продукции он уже достаточно давно перевез в Суфуриану, запустив несколько «дочек» и в других странах. Однако единственное место, где он мог добывать сырье, ограничивалось Ущельем Кифо, и с этим пока ничего нельзя было поделать.
Роксан проснулась рано утром, было темно. И тихо. И чистый белый унитаз, а не загаженный нужник. Умыв лицо холодной водой, она промокнула кожу мягким полотенцем и взглянула на себя в зеркале. Принцесса. Снова в его рубашке, как в день отречения.
- Он не подонок... - всматриваясь в свое отражение, точно призывая себя в свидетели, она пояснила:
- Потому что если он подонок, то кто тогда те, другие?..
За окном, словно за гигантским иллюминатором фантастического звездного крейсера, падал снег. Тихонько поднявшись по лестнице на второй этаж, она села на пол, обхватив фигурные балясины, и с молчаливой грустью продолжила наблюдать снегопад. Когда-нибудь у нее получится задвинуть в дальний ящик воспоминания о пережитом аде. Возможно.
Уютное шуршание одеяла из комнаты за ее спиной, дверь в которую стояла открытой настежь, приятно расслабило ее. Она выпрямилась, чтобы спуститься вниз, и испуганно вздрогнула, услышав свое имя:
- Роксан, зайди. Смелей, крошка, я не кусаюсь... Ближе... Еще ближе...
Она забралась на постель с ногами, но пока вне досягаемости его рук.
- Передай мне сигареты, будь добра.
Ей пришлось слезть на пол, взять с тумбочки пачку.
Подавшись корпусом из полулежачего положения вперед, Ара схватил ее за протянутую к нему ладонь и одним движением подтащил к себе. Полностью управляя ее головой с помощью руки на основании ее черепа, он прекратил давить на ее затылок, когда ее лицо оказалось в сорока сантиметрах от его лица; ладони ее при этом без шансов упирались в его ключицы:
- Роксан... Скажи мне честно: любишь меня?.. Поэтому ведь сбежала тогда, дурочка...
Прочитав ожидаемый ответ в ее глазах, он возобновил нажим, легко сломал ее сопротивление и секундой позже ощутил ее горячее частое дыхание на своей коже.
- Останься со мной. Силой удерживать не буду - прошу. Останься.
Она молча кивнула, не отнимая головы от его груди. Украдкой выдохнув, закрыла глаза: его пальцы нежно блуждали в ее волосах. К настоящему моменту Роксан четко осознала две вещи: первая - ему страшно, и вторая - она ему нужна.
Огорошив Христиана свидетельством о рождении Аида, Кириан вернулся к Уна - этот рыжий красавчик, брат Никс, сильно разочаровал его. После успешно проведенной операции Уна вдруг исчез, а через пару дней его перехватили на границе с Суфурианой добровольцы из местного погранотряда - лорд в панике, переодевшись в женское платье, пытался сбежать из Ардхиявату. На допросе утверждал, что ничего не знает ни о какой операции. Весьма правдоподобно и убедительно.
Несколько дней в изоляторе под угрозой пыток превратили Уна в слезливую нюню; Кириан даже растерялся от такой метаморфозы - подобное он видел впервые. От казни лорда спасало лишь то, как он проявил себя во время операции по уничтожению обозов с суфурианским оружием. Но и этот предлог очень скоро мог исчерпать себя - Уна слишком много знал для задумавшего в полете переобуться.
Решив, что шестой по счету допрос будет последним, Кириан в сопровождении Агазона вошел в камеру Уна, распорядившись никого к изолятору не подпускать до самого конца.
Мехиаэль быстрым шагом двигался по коридорам главного корпуса. На подступах к камере Уна ощетинившаяся было стража отступила под его взглядом.
- Я же сказал... - раздраженно-озлобленный, Кириан резко замолчал, уперевшись глазами в Белого Волка.
Жестом велев Агазону отойти, он со смешанным чувством наблюдал за приближением Мехиаэля к вжавшемуся в стену рыдающему горе-лорду.
- Посмотри на меня. Уна.
- От... пустите ме... меня... Это... не... выносимо...
- Посмотри. На. Меня. - За волосы пригвоздив его голову к стене, Белый Волк заставил осужденного за предательство лорда встретиться с ним взглядом. - Я тебя отпускаю. Ты свободен.
Радостно всхлипнув, Уна вдруг закатил глаза, как будто собрался грохнуться в обморок, а в следующую секунду инфантильно раскисшее выражение лица мгновенно преобразилось, и пленник уставился на Белого Волка холодным, оценивающим взором снайпера. Слегка дезориентированного.
Усмехнувшись (скорее мыслям ошеломленного Кириана, чем преображению Уна), Мехиаэль убрал руку:
- Приветствую тебя, Kivuli[ Тень]. Уна капитулировал окончательно. Он тебя больше не побеспокоит.
- Что?.. - Рыжеволосый мужчина, неосознанно анализируя обстановку и позы присутствующих, сосредоточил свое внимание на том, от кого сейчас все зависело:
- Мехиаэль... Как ты узнал?
- Не важно, как я узнал. Важно, что ты избавился от своей никчемной части: Уна бы все равно убили. Не Кириан, так люди Азазеля. Так что ты теперь один, Kivuli. Привыкай... Освободи его, Вождь. Он заслуживает уважения.
Не став прекословить, Mamba отправил бывшего пленника с Агазоном, оставшись в камере с Мехиаэлем вдвоем. Справедливо рассчитывая на объяснения с его стороны.
Белый Волк обернулся к нему лицом:
- В десять лет - после того, как «нечаянно» продал сестру двум своим приятелям, которые больше по части посмотреть, чем поучаствовать, - личность Уна раскололась. На собственно Уна - удобного, понятного, слепо послушного родительской воле и зависимого от родителей. Испытывающего ненависть и зависть к сестре за ее бунты, пусть и жестоко подавляемые деспотичным отцом. И на свою Тень - то, что тщательно вытеснял и давил в себе из страха быть отвергнутым родителями. Kivuli оказался на редкость живучим, постепенно подчиняя себе и выхолащивая собственно Уна. Вскоре Kivuli дал себе имя Азат, что означает «свобода». Именно Kivuli присутствовал на том собрании, он же руководил операцией по уничтожению обозов с оружием. Он верен тебе. И, в отличие от Уна, Азат любит сестру.
- Как... - Кириан пытался жестом выудить из воздуха нужное слово, - как такое вообще возможно? Два абсолютно разных человека в одном? Если бы я своими глазами не видел их обоих, я бы тебе не поверил...
- Это точно. Поверить - это не про тебя. - Обходя его, Мехиаэль положил руку ему на плечо, сжав ладонь наподобие тисков, когда jeshi рефлекторно дернулся прочь от Белого Волка - впрочем, вовремя осадив себя напоминанием о том, кто есть кто из них двоих. - Мы еще вернемся к этой теме, Mamba.
Белый Волк ушел, а Кириан невольно сморщился от боли, поводив плечом.
На следующий день после того, как Мехиаэль нарек его сыном, Аид начал искать встречи с ним. В общую столовую Мехиаэль не ходил, поэтому приходилось изобретать предлог, чтобы заскочить в главный корпус в надежде как-нибудь пересечься с ним, например, в коридоре, на лестнице, в общем зале для собраний. Через пять дней бесплодных попыток труды Аида, наконец, увенчались успехом: юноша заметил своего нового кумира на лестничном пролете, что-то тихо вещающего рыжеволосому молодому мужчине. Чтобы не помешать, парень остался на первом этаже, у стены напротив ступенек, не сводя глаз с мужской фигуры в военной форме, слегка склоненной, для конфиденциальности, к собеседнику. И даже не понял сразу, за что получил увесистую затрещину от Полиника:
- Оглох, что ли, щенок?.. Бегом марш на кухню, пока что-нибудь посерьезнее не схлопотал!
Боясь поднять глаза от стыда, Аид молча повиновался. По старой привычке юноша внезапно испуганно подумал: а что, если он ошибся, и Мехиаэль совсем не это имел ввиду, и никакого права Аид не имеет называть Мехиаэля отцом? Тогда хорошо, что тот его не увидел, потому что меньше всего Аиду хотелось поставить Мехиаэля в неловкое положение.
Смену юноша закончил в весьма жалком состоянии: повар, видя, как все валится у парня из рук, отпустил его пораньше в целях профилактики травматизма.
Выдохнув облачко пара, Аид сунул руки в глубокие карманы фуфайки. Зато в голове сейчас понемногу все возвращалось на круги своя: ну, не может такой, как Мехиаэль, желать такое ничтожество, как он...
Тяжелая рука легла юноше на плечи:
- Аид, - Мехиаэль улыбнулся безумному выражению в глазах парня, - как мне тягаться с твоими фантазиями? Ты им веришь больше, чем моим словам.
- Я... просто я подумал, что... что ошибся... - Губы Аида тряслись, но он изо всех сил сдерживался; грудь разрывало от необъяснимой тоски, а ведь Мехиаэль - вот он, с ним...
- Ты разозлился на меня, нежный мой отрок. За то, что проигнорировал тебя сегодня там, на лестнице. Я видел тебя. Знал, что ты меня ждешь.
Аид ожил; оторвав взгляд от мерзлой земли под ногами, с надеждой переспросил:
- Знали?.. - от его присутствия, от того, что он обнимал его за плечи, Аиду делалось жарко, а ноги становились ватными, как у пьяного. Вся небесная синева уместилась в очах этого человека - Аид, уже не стесняясь, пил ее своими глазами, точно амброзию, до головокружения.
Скоро его начал разбирать глупый смех; круто повернувшись, юноша уткнулся лбом в меховой воротник его пальто. Давясь смехом и желанием принадлежать этому мужчине, парень вынужден был пятиться, поскольку Мехиаэль продолжал идти, как шел. Аид так и не вынул руки из карманов - в такой неудобной и нелепой, особенно на подкашивающихся ногах, позе острее ощущались его зависимость и беспомощность. Неожиданно упершись спиной в дверцу автомобиля, Аид прекратил смеяться и с жаром прошептал:
- Я ваш... полностью, без остатка... ваш... вы же знаете?.. знаете?
- Знаю. - Мехиаэль открыл заднюю дверцу:
- Полезай. Прокатимся.
Мехиаэль заглушил мотор высоко в горах, восточнее Ущелья Кифо. Здесь, не нарушая леденящей кровь снежной тишины, завершали свою подготовку jeshi - те, кто остались после жесткого отбора предыдущими этапами. Сюда, на плоскую вершину площадью примерно восемь на восемь метров, и привез Мехиаэль Аида.
- Следуй за мной.
По расщелине, внутри которой петляла дорожка, они выбрались на совсем крошечный пятачок, откуда начинался Njia[ Путь] jeshi - очень узкий, шириной в две человеческие стопы, соединенные вместе, перешеек протяженностью около ста метров. По обеим сторонам этой тропы смерти оступившегося ждали разверстые пасти бездны с острым частоколом из заснеженных скал.
- Зачем мы здесь?.. - клацая зубами от холода и страха, Аид поймал его взгляд.
- Раздевайся. До пояса. - Скинув с себя пальто, Мехиаэль быстро выпростал из штанов футболку, сбросив на снег и ее. - Живее, мальчик мой. Температура моего тела сейчас как у волка - сорок один градус по Цельсию. Я согрею тебя в пути.
- В пути?!.
- Да. Подойди... Повернись спиной. - Он обхватил его, крепко прижав к себе.
Как только Аида перестало колотить от холода, стало очевидно, что он плачет.
Мехиаэль опустил голову, коснувшись своей щекой влажной щеки юноши:
- Я назвал тебя своим сыном, Аид. - Он легонько подтолкнул его, вынудив шагнуть на перешеек - парень дико вскрикнул:
- Нет!.. Умоляю... я даже до середины моста не доживу... простите меня, я гадкий, мерзкий, я не имел права...
- Права на что, Аид? - он сделал еще один шаг - юноша, споткнувшись, обмер, зажмурившись. Равновесие, за долю секунды восстановленное Мехиаэлем, вытащило наружу застрявший где-то на полпути вопль животного ужаса из груди Аида.
Громкие рыдания, всхлипы и:
- Злиться на вас... требовать вашего внимание...
- Ты мой сын, Аид. Ты имеешь право и злиться на меня, и требовать моего внимания.
В ожидании следующего шага юноша покрылся холодным потом; мысль о том, что Мехиаэль просто не удержит его, поскольку тот стал скользким, как угорь, мешала вздохнуть.
- Тогда в чем я провинился, отец?..
Немного отпустило; со свистом втянув морозный воздух, Аид закашлялся и снова закричал не своим голосом, лишившись на полсекунды ощущения равновесия.
Мехиаэль очень аккуратно свез свои ладони с плеч сына к его локтям:
- В том, что не веришь мне. И потому тайно мстишь, представляя меня человеком, не способным выносить сильные чувства, способным при этом вожделеть собственное дитя. А себя оборачиваешь вещью, которую можно иметь или не иметь из прихоти. Я не такой, Аид. Я вообще не человек. Я Бог. И ты не вещь - ты мой сын. Прими это.
Юноша дрожащими губами произнес:
- Прости меня. Прости...
Он, кажется, смирился с тем, что Мехиаэль выбрал его. По крайней мере, сейчас, согреваясь Его теплом, он не оскорбляет своего Отца ни словом, ни делом, ни помышлением.
Приподняв его за локти, Мехиаэль сделал два больших шага назад. Почувствовав надежную опору под ногами, Аид как-то судорожно дернул щекой и потерял сознание.
Аид шумно вдохнул и очнулся. Он лежал в некоем подобии гнезда из звериных шкур, высоком и удобном. Раздетый до пояса, как и был, но прикрытый сверху шерстяным пледом.
Темный сферический свод и полумрак вокруг говорили о том, что Аид в пещере - теплой, сухой и глубокой. Повернувшись на бок, юноша хотел было сесть, но не сумел: невероятная слабость во всем теле напомнила ему о пережитом испытании на Тропе смерти. У входа в пещеру, метрах в десяти от Аида, потрескивали в пламени сучья, а слева от костра на медвежьей шкуре сидел Мехиаэль. Полуобнаженный, босой, прислонившись спиной к стене; одну руку он вытянул вдоль согнутой в колене ноги, другая свободно лежала на внутренней стороне бедра второй ноги, тоже согнутой. Он смотрел на вершины соседних гор, отвернувшись от Аида.
После неудачной попытки юноши сесть, Мехиаэль поднялся, захватил с пола кружку с дымящимся отваром и приблизился к нему:
- Выпей это. Хотя бы пару глотков. - Приподняв его за голову, Белый Волк помог парню справиться с задачей. - Лучше?
- Да... спасибо. - Усевшись в «гнезде», Аид спрятал кружку в ладонях. - Где мы?
- Недалеко от базы. - Мехиаэль вернулся к огню, заняв прежнюю позу. - Видел когда-нибудь, как садится солнце в горах?.. Иди сюда... Приземляйся тут. Ближе, не бойся - здесь холодно. Без меня замерзнешь.
Аид, уже порядком окоченевший, неуклюже придвинулся к нему вплотную, невольно вздрогнув от перепада температур, кода ощутил лопатками неестественно горячую для человека кожу.
Прижав его к себе левой рукой, правой Мехиаэль помогал себе при рассказе:
- Туда смотри, mtoto. Из этой пещеры сам солнечный диск не видно, но прелесть заката в горах и не в нем, а в красках... Не холодно тебе? Трясешься весь... Видишь, тень ползет по склону? Как только она поглотит пик вон той горы, горизонт вспыхнет золотом...
- Ух ты... как красиво...
- Да... Куда ты, mtoto?
- Я согрелся просто. Чтобы не мешать.
- Ты мне не мешаешь. Боишься, что мысли всякие в голову полезут?.. Ближе, ближе - вот так. Нет у меня цели пальцы тебе отморозить. Дай сюда ладонь...
- Ка... какая горячая... Я просто... об... обидеть не хочу... Эти мысли... ну... они сами собой возникают...
- Что мне твои мысли? Пусть возникают. Все это непотребство из твоей головы выветрится, когда ты научишься доверять мне... А теперь смотри: из потемневшего золота словно рождается нежно-голубой... Ты видел когда-нибудь столько оттенков голубого цвета?
- О... вот этот - как твои глаза...
- Да не на меня, смотри, дурачок, на небо смотри...
- Твои глаза и есть небо. Как опять светло стало...
- Это ненадолго, мой ангел, да и краски гораздо бледнее, заметил?..
- Ага... Ой... Потемнело так резко, будто кто-то крышкой накрыл...
Так же резко пришло осознание, что вот и закончился вечер. Аид с ноющей тоской подумал о завтрашней работе на кухне. Он сомкнул веки и старался совсем не шевелиться, боясь, что любое его движение послужит Мехиаэлю сигналом к тому, чтобы начать собираться в обратный путь.
Голос Мехиаэля принес утешение и долгожданную приятную тяжесть, наполнившую истомой натруженные за день члены:
- На кухне завтра обойдутся без тебя, мой нежный отрок. А сейчас спи.
Около девяти утра Аид ворвался в свою квартирку на третьем этаже главного корпуса, переоделся в цивильного молодого человека, несколько раз пропустил волосы сквозь пальцы и едва ли не кубарем выкатился на слепящий от солнца снег, запнувшись обо что-то на предпоследней ступеньке. Вскочив на ноги и отряхиваясь, юноша услышал сзади мелодичный женский смех. Судя по голосу, хозяйка этого смеха должна быть как минимум недурна собой, а если нет, то он преподаст ей бесплатный урок хороших манер...
Выпрямившись с оброненными во время падения ключами и обернувшись, Аид застыл столбом со сведенными от прежней мысли бровями и отвисшей челюстью от увиденной картины, чем спровоцировал новый приступ заливистого смеха у незнакомки. Почти с него ростом, тонкая, изысканно одетая, с разметавшимися по дорогому меху густыми русыми волосами. Она хохотала, встряхивая головой, как застоявшаяся в стойле лошадка. Такое лицо, такие черты лица, как у нее, он встречал лишь на экране кинотеатра, но она смеялась по-настоящему искренне, а не как те жеманные актрисы...
- Прости... - задрав лицо к небу, часто моргая, девушка сжала губы, чтобы подавить подпрыгнувший от горла упрямый смешок. - Прости, пожалуйста.
Выдыхая облачко пара на покрасневшие тонкие пальчики, она подобрала длинный подол и скрылась за массивной дверью центрального входа в главный корпус.
Мехиаэль, понимающе улыбнувшись, положил ладонь Аиду на основание шеи:
- Отомри.
- А?.. Кто она?
- Роксан. Отрекшаяся от престола принцесса.
- Принцесса?.. Она принцесса?
- Бывшая. - Мехиаэль отвел в сторону пятившегося перед ним юношу, дабы тот не задел вставшего не с той ноги Полиника.
- И давно она здесь? Я не видел ее раньше...
- Я привез ее сегодня ночью. Пока ты спал.
Юноша недоуменно нахмурился.
- Не беспокойся обо мне, мальчик мой. Я сплю крайне редко. - Взъерошив ему челку, Мехиаэль распахнул дверцу автомобиля, сел за руль. - Запрыгивай. Где хочешь позавтракать?..
Ровно десять часов назад, перенеся Аида на ложе из шкур, Белый Волк ступил на шикарный ковер в гостиной нового дома Ара. Ему навстречу, радостно-удивленная, чуть-чуть встревоженная поднялась с дивана Роксан:
- Мехиаэль... - Присев, как в реверансе, она аккуратно отложила на бархатную обивку пяльцы с вышивкой и подошла к гостю. - Я так рада, что вы здесь. Я была в вашем офисе...
- В твоем офисе. Хватит выкать.
Она побледнела. Больше всего Роксан опасалась снова застать его в гневе, как в ту памятную первую встречу. Не замечая сама, что ломает себе пальцы, девушка под мысленный аккомпанемент умоляющего: «Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста»... наблюдала за Белым Волком: вот он шагнул к окну, вот убрал руки в карманы штанов от военной формы, вот начал качать головой:
- Нет, Роксан.
- Что... о чем вы?.. простите... боже... прости... о чем ты?
- О твоей просьбе: нет.
- Но... - она моментально провалилась в то состояние липкого одиночества, с которым не расставалась с момента похищения до того, как Ара снял с нее мешок. - Он спас меня. Я хочу сделать для него то же... О... - Роксан метнулась к вошедшему в дом хозяину. - Мехиаэль здесь. Поговори с ним.
- Кто его впустил, интересно?
- Ах, ты же не в курсе... Его не надо впускать - он приходит сам, когда захочет...
- Да что ты говоришь...
Раскраснелась, взволнована... За неполные две недели пребывания в его доме она оклемалась, привыкла к нему, стала доверять. Пора ему вознаградить себя за труды.
Не разуваясь, Ара прошествовал в гостиную. Неуловимый лорд Иса, испытывающий большие трудности с организаций собственного времени, буквально раздираемый на части просителями и ходатаями всех рангов и мастей, картинно прикладывающий тыльной стороной ладонь ко лбу при предложении очередной взятки, что примерно должно означать: «Ну, даже не знаю»... Черт бы его побрал уже.
- Лорд Иса? - Смерив его презрительным взглядом, Ара стащил с рук перчатки и швырнул их на диван - деревянные пяльцы со сложной вышивкой брякнулись на пол. - Признаться, я удивлен - так долго отказывать мне во встрече, и неожиданно явиться ко мне домой... - он прочертил в воздухе круг указательным пальцем, - чуть ли не в тренировочных штанах... Правила этикета уже ничего не значат?.. Или это власть в голову плебейскую ударила?..
Мехиаэль медленно обернулся; прочитав выражение его лица, Роксан кинулась защищать любовь всей своей жизни:
- Ара, нет, не надо так!..
- Да как - так?.. Он не лорд и однозначно не лорд Иса, и, знаешь, почему?.. - Он смотрел в ее серые, верящие в розовых единорогов и вечную любовь глаза и предвкушал, смакуя, как растопчет это все... Немного позже. Эта святая простота даже не догадывается, что Ана, отец настоящего Иса, сожрал этого Иса еще в младенчестве. Сварил и сожрал - в прямом смысле. Так что, поздно или рано, но он выведет этого «лорда» на чистую воду.
- Я знаю, ведь Мехиаэль - Бог лунного света, Великий Хорос...
- Что-о? - скривившись было от ее непроходимой тупости, Ара вдруг оценил шутку лже-Иса и расхохотался.
- Почему ты смеешься?.. Это же правда.
- Ой, не могу... отстань... Если этот шут гороховый Великий Хорос, то я...
- То ты принесешь мне сию минуту капсулу, что извлек из ее вагины.
Смех оборвался. Глядя в его невозмутимые голубые глаза, Ара сквозь зубы процедил:
- Что ты несешь?.. А ты зачем разболтала ему про капсулу, дура?.. В любом случае капсула уничтожена.
- Вот мы сейчас и выясним... Выпей воды, Роксан.
Белый Волк перевел взгляд на Ара - как в жутком сне, от которого просыпаешься в холодном поту, тот почувствовал, что его тело больше ему не подчиняется. Не Ара, а его ноги шли к сейфу, не Ара, а его руки набирали правильную комбинацию, доставали контейнер с капсулой; не Ара, а его голова все это контролировала. И закончился этот кошмар только после того, как его руки на глазах Роксан передали контейнер Кукловоду.
За считанные секунды капсула вместе с контейнером буквально превратилась в пыль, ссыпавшись с ладони Мехиаэля в аккуратную горстку на ковре.
Поникшая, Роксан с мучительным раскаянием прошептала Белому Волку:
- Не бросай меня... Не оставляй меня одну, пожалуйста...
- Одевайся и жди меня в машине.
Отряхнув руки, Мехиаэль нахмурился: температура в пещере, где спал его сын, понижалась.
Ара, без сил сползший по стене на пол, когда передал контейнер, вновь подал голос:
- Выходит, ты... действительно... Бог?
- Выходит, что да.
Посланный Хоросом импульс преобразовался в тепловую энергию, нагревшую камни; те, в свою очередь, подняли температуру воздуха в пещере до нужных двадцати градусов по Цельсию.
- Погоди... Постой. Мне пока не встать, ты мог бы...
Мехиаль присел на корточки напротив него.
- Спасибо... - Ара криво улыбнулся. - Скажи, а разве Бог... не должен любить всех?
Губы Мехиаэля растянулись в улыбке:
- А кто тебе сказал, что я тебя не люблю?.. Просто, видишь ли, в чем дело: моя любовь к тебе заканчивается там, где начинается моя любовь к Роксан... и к Ирэн... и к Аиду... и к Елене... и к Христиану... и к Саулу... Так что, не обессудь.
Мехиаэль захлопнул дверцу со стороны Роксан, обошел машину и занял место водителя.
- Куда теперь? - безжизненно, безразлично.
- На военную базу jeshi. Ненадолго. А там посмотрим.
Ее нет среди тех, кто ему дорог. Впереди снова замаячил отъезд за границу, чтобы не болтаться у него под ногами, и изнурительная каждодневная борьба с ощущением того, что она лишняя.
- Мехиаэль... - девушка скользила взглядом по его профилю, неуверенная, готов ли он сейчас ее слушать.
- Говори. - Помимо дороги, он внимательно следил за небольшой группой вооруженных дубинками полутрезвых молодчиков, собиравшихся ограбить местного ростовщика. Эти молодчики, быстро почуявшие слабость и растерянность городской полиции, ему уже порядком надоели.
- Я хочу быть... чем-то полезна. На что-то же я гожусь?.. Я неплохо рисую, правда...
- Держись.
Он до упора вывернул руль, проехав между какими-то строениями по разрушенной толстыми корнями пешеходной дороге сквозь улицу, благодаря чему автомобиль вынесло прямо к месту совершающегося преступления. Фары ослепили и старика процентщика, и напавших на него бандитов. Последние скоро оправились и угрожающе двинулись навстречу рисковому водителю.
Роксан, расплакавшись, вжалась в спинку дивана, однако трое из пятерых любителей легкой наживы внезапно против своей воли набросились на двух других и погнали их прочь.
- Роксан... - включив заднюю передачу, Мехиаэль выкатил машину на проезжую часть. - Все хорошо, успокойся. Ты дорога мне. Возьми, - он протянул ей чистый носовой платок из нагрудного кармана футболки.
- Спасибо...
Глубоко вздохнув, она смяла использованный платок в ладошке и закрыла глаза. Как же спокойно. Надежно. И неважно, что там, в будущем, - важно то, что Он сказал ей сейчас.
Выяснив, что они планируют припарковаться на территории гостиницы «Месопотамия», Аид занервничал: сюда же его привез из клуба и Христиан в вечер их знакомства.
Рядом с Мехиаэлем Аид поднимался по лестнице на второй этаж. Вряд ли это совпадение: Тин в ту ночь тоже снял номер на втором этаже. Тот же дурацкий коридор, обклеенный темно-зелеными обоями с непонятными завитушками. Он вспомнил даже, с чем у него ассоциировались эти завитушки, когда он, скрестив наудачу пальцы, шел по этому же самому ковру почти до конца коридора: они ассоциировались у него с серебряным самоваром из дома - единственной драгоценностью матери... И тогда, и сейчас, задевая взглядом стены, он не мог избавиться от чувства, что его преследуют тысячи и тысячи самоваров, взгромоздившихся друг на друга...
- Проходи. - Мехиаэль снял пальто сначала с себя, потом с Аида; выведенный этим действием из панического оцепенения, ворочая туда-сюда шеей, боясь упустить из вида его руки, юноша хрипло спросил:
- Зачем мы здесь?..
Налив воды из графина, Мехиаэль подошел со стаканом к парню:
- Выпей.
Что-то происходило. Нехорошее. Аид вновь ощутил себя десятилетним. Высоким, худым. И беззащитным. Те два мужика, что красили у соседей стены, уже давно поглядывали на него. Аиду совсем не нравилось, как эти работяги на него смотрят, но каким образом подступиться к этому разговору и пожаловаться на маляров матери, он не знал. Не понимал, откуда нужные слова берут для таких вот разговоров.
Мать ушла на заработки, сказала, на целый день. Наверное, один из мужиков ее тоже услышал. Или просто догадался. Вошел по-свойски в дом, откупорил бутылку с прозрачной жидкостью, плеснул немного в стакан и протянул ему:
- Выпей.
- Ч-что это?..
- Вода, малыш. Специальная такая, чтобы расслабиться. Пей.
И всучил ему стакан.
Надо было швырнуть этот стакан в его небритую харю и завопить, что есть мочи, а он так испугался тогда, особенно, когда зашел второй и закрыл на задвижку дверь.
Стуча зубами об стакан, Аид почувствовал, что намочил штаны. В ушах шумело. Он так и не понял, выпил ли он хоть глоток... С подкатившей к горлу тошнотой он наблюдал, как эти двое начали целоваться, понемногу подтаскивая к себе и его.
Почему он не закричал, чумло?!. Трус, ничтожество, тряпка...
Они ведь опять зажмут его своими вонючими, потными телами и опять сделают это с ним.
- Не хочу... Не хочу, нет!..
Он огрел стаканом того, что поближе, сломав ему нос; вид крови на обрюзгшей роже вдохновил Аида. Схватив стул, он размахнулся и размозжил бы одному из них череп, если бы второй в спешке не отволок приятеля к двери, а потом и на улицу: стул зря разбился об пол...
- Катитесь!.. ...
Тяжело дыша, Аид приходил в себя. Гостиничный номер, щепки, осколки и Мехиаэль, утирающий с лица кровь...
Выбросив руку вперед с поставленной вертикально ладонью, Мехиаэль предупредил невольное движение юноши:
- Все нормально... Ты как? Лучше?..
Действие адреналина заканчивалось: коленки подогнулись и парень мешком свалился на кровать - благо, стоял рядом:
- Я мечтал, как в дом вдруг врывается отец и спасает меня...
Мехиаэль, улыбнувшись, кивнул, расстегивая манжеты на рукавах рубашки, чтобы в складках спрятать испачканную кровью ткань:
- Да. Но, согласись, врезать самому куда приятнее...
Аид рассмеялся. Необыкновенная легкость снизошла на него. Всплеснул руками, лежа на кровати, со смехом и в то же время искренне сожалея, громко сказал:
- Я же тебя ударил, а не ту сволочь...
- Ну, в сам момент ты был уверен в обратном. - Подав юноше руку, Мехиаэль одним движением поставил его снова на ноги. - Однако ты прав: я должен был быть рядом с тобой одиннадцать лет назад.
Подавляемый долгие годы гнев освободился, наконец, от оков страха - Аид вцепился отцу в рубашку и перекошенным от пережитого насилия и унижения ртом потребовал:
- Не бросай меня больше никогда, слышишь?.. Больше никогда не бросай меня!..
Сгорбившись, уронил лицо ему на грудь и зарыдал.
Мехиаэль обнял сына. Прижался губами к влажному, дергающемуся от рыданий лбу Аида и вполголоса, не размыкая уст, запел. Юноша вскоре затих, прислушиваясь.
Выдержав паузу после песнопения, Мехиаэль с грустной улыбкой произнес:
- Сыновья хоронят своих отцов. Это нормально.
Насупив брови, не отнимая лба, Аид глухо возразил:
- Ты еще молод. И силен, как никто.
- Аид, мальчик мой... Я стар, как мир. Внешность обманчива... Следующей осенью я буду с тобой уже в другом качестве. Спустя малое время после твоего дня рождения я умру и через три дня воскресну. В новом теле.
- Зачем?.. Зачем тебе умирать, отец?.. Я не хочу...
- Оставим сейчас тему смерти, Аид. Главное - я буду с тобой. Пусть и в ином качестве.
- А если я не узнаю тебя?.. Я не могу опять потерять тебя, отец...
- Узнаешь. Я приду к тебе таким.
Свет заструился от его кожи, преображая и голос: животворящий, он проникал в самые темные закоулки души, и тогда даже там, сквозь мрак и хаос, сквозь вязкую пелену уныния и тоски юноша слышал:
Ты мой сын, Аид. Прими это.
Аид упал на колени; слезы, теплые и радостные от осознания важности его согласия с этими словами, с Его словами, ручьями текли по щекам, омывая его ум и сердце и подготавливая всего его к отклику: «Да, Господи. Если Ты хочешь».
Мехиаэль ласково провел рукой по волосам сына:
- Аид...
Тот поднял к нему мокрое, но счастливое лицо. Ответная улыбка Мехиаэля, слегка качнув его подбородок, зажгла звезды в глазах юноши:
- Пообещай, что так и будет, как ты сказал.
- Так и будет... Встань, mtoto.
За столиком в ресторане, отложив вилку (к ножу он так пока и не привык), Аид тихо спросил - не отрывая от скатерти глаз, не до конца уверенный в желании получить ответ:
- Почему отец... ну... человек, от которого моя мать родила меня... меня бросил?
Мехиаэль отвел взор от сновавшей возле пустующих соседних столиков розовощекой малышки до того, как та случайно взглянула на него.
- Он не собирался тебя бросать. Он намеревался тебя убить - наследник представляет для него угрозу самим своим существованием. Твоя мать - не та, что воспитала, а та, что произвела тебя на свет... да, ангел мой, у тебя две мамы... отдала свою жизнь, чтобы спрятать тебя от твоего биологического отца. Он только сегодня ночью узнал, что ты жив и что его обманули. Лорд Ара твой биологический отец.
Дрожащие пальцы Аида, те, что теребили хлопковую салфетку, замаскировались в кулаке, другой рукой он неумышленно щипал себя за бок под столом; на кончике носа повисла слеза - дернувшись смахнуть ее, он уронил нож. Испуганно ойкнув от нечаянно произведенного шума, затравленно оглянулся и в этот момент встретился глазами с любопытной девчушкой. Через пару секунд с грацией медвежонка та улепетывала к матери.
Мехиаэль накрыл своей ладонью трясущуюся руку сына и легонько сжал:
- Смотри...
Семейство любознательного ребенка в составе мамы и незамужней увядшей тетки располагалось за спиной Мехиаэля вне пределов слышимости, но Аид, опираясь на комментарии отца, обладал всей необходимой информацией:
- ...девочка подбегает к матери и спрашивает ее: «Отчего дядя плачет?»... Мать, тревожная женщина... прижимает ее к себе и обеспокоенно ищет глазами «дядю», успев перебрать в голове с десяток причин, одна нелепее другой... нашла. Обратила внимание на твою молодость: «еще совсем мальчик», пожалела: «вихры-то какие, причесать бы, а отцу-то и дела нет»... Не слушай ее, просто мне нравятся твои вихры... Поцеловала дочку в пухлые губки и изрекла: «Не волнуйся, зайка, это дядя растрогался, увидев, какая ты у меня красавица и умница»... Смотри на девочку - подбоченилась, приглядывается к тебе: шутка ли, ты ее первая победа над «коварным мужским полом»... Теткины слова, старой девы.
Мехиаэль с улыбкой следил за возрождающейся в сыне веселостью. Аид, его появление в этом мире - пожалуй, единственное, за что он мог терпеть Ара. Еще какое-то время.
- А на кого я похож?..
Официант бесшумно поставил перед юношей креманку с тремя шариками мороженого. Услыхав ответ: «На деда, отца матери. Только глаза, как у нее, - синие, глубокие», Аид рассеянно зачерпнул порцию лакомства, пытаясь представить себе женщину с глубокими синими глазами. Но вместо этого воображение легкомысленно подсовывало ему образ хохотавшей русоволосой принцессы... Настоящая принцесса, она говорила с ним - он и мечтать о таком не смел...
Спохватившись, что все его мысли для отца, как на ладони, Аид неловко поправился на стуле, едва не опрокинув вазочку с десертом - Мехиаэль вовремя подхватил ее.
- Я болван... Извини...
- Ты не болван. Однако на сегодня с тебя хватит потрясений. Если доел - пойдем, прогуляемся. Через пару часов нужно возвращаться на базу.
Утром на кухне, лихо орудуя металлической щеткой, юноша с теплотой вспоминал вчерашний день. Вечером, уже по приезду, Мехиаэль вместе с ним навестил Ирэн - она почти отошла от пребывания в плену, начала улыбаться. Аид с удовольствием поделился с ней новостью о том, что они родственники, - девушка искренне обняла его. Взяла с него обещание во всех подробностях рассказать ей, как он провел свой выходной.
Точно домохозяйка, любовно протирающая столовое серебро, парень воскрешал в памяти слова отца, вертел их со всех сторон, прижимал к сердцу и благодарно вздыхал. Он ничем этого не заслужил и был рад до слез, что Мехиаэль захотел усыновить именно его.
Размышления над словами отца ничуть не мешали исправно выполнять свои обязанности, поэтому, в одиночестве моя посуду после обеда, Аид глубоко погрузился в себя и не сразу сообразил, что Кириан зовет его.
Быстро-быстро завернув краны с водой, обернулся - лидер jeshi, стоя возле раздачи, качнул головой, велев ему выйти в зал. В спешке вытирая руки полотенцем, юноша с тревогой обращался к самому себе, пытаясь понять, где он мог накосячить.
В зале, на краю лавки у подножия «п»-образного стола сидела женщина. Глубоко за сорок, бедно одетая, жидкие, с проседью, волосы уложены в небольшой пучок. Завидев Аида, она поднялась, морщинки вокруг темных глаз резко обозначились от ее улыбки. С ревом молодого бычка тот кинулся в объятья матери.
Кириан, наблюдая за ними, усмехнулся, покачав головой: и это он-то, теленок, не желал, чтоб она приезжала?.. Как он только выжил, родимый...
- ...похорошел, возмужал, сынок... Как ты тут, золотко мое, не обижают тебя?..
- Нет, мам, все нормально... Я так рад тебе!.. - Он снова повис у нее на шее, стоило им усесться вдвоем на лавку, и эта нежность, нежданно-негаданно проснувшаяся в сыне, заставила уставшую женщину с болью задуматься о пережитых им страданиях.
- Мать-то накорми, теленок. С дороги ведь.
Подскочив, Аид убежал на кухню:
- Мам, я щас!
Выпрямившись и чинно поклонившись Кириану в ответ на его прощальный кивок, женщина медленно опустилась на лавку обратно и теперь уже выдохнула.
Когда ее вызвали телеграммой на почтамт для ожидания междугороднего телефонного звонка, она всю дорогу молилась, чтобы это не было связано со смертью Аида. Все остальное она переживет.
Приятный мужской голос на другом конце провода вместо приветствия заверил ее, что с ее сыном все в полном порядке - у нее отлегло от сердца. Потом он представился лордом Иса и сообщил, что в скором времени будет готов пакет документов для усыновления им Аида и для передачи тому по праву его рождения мандата лорда. Еще он сообщил, что осведомлен о том, что официально она является приемной матерью Аида и срок заключенного с ней договора истек двадцать третьего августа, то есть примерно два месяца назад. (В этом месте она едва не потеряла сознание.) Однако он не намерен сам и не позволит никому препятствовать ее общению с сыном, более того, обеспечит все условия для их общения. (Тут она, едва успев перевести дух, опять напряглась, ожидая подвоха.) Подвох заключался в том, что ей необходимо переехать и согласиться поработать няней с проживанием у двоюродной сестры Аида, планирующей зачать ребенка. (Здесь она усмехнулась - тоже мне, подвох. Это не работа, а отдых...) Напоследок он сказал, что вышлет ей нужную сумму и что на вокзале в Мдживавату ее будут ждать.
И вот она здесь.
Аид принес поднос с едой, пристроился рядом. Из широкого окна трапезной хорошо просматривалась небольшая площадка перед центральным входом в главный корпус, ее из здания и обратно то и дело пересекали люди в военной форме.
- Сынок, а что он за человек? Ну, этот лорд Иса?
- Он хороший, мам.
- Увидеть бы его... хоть одним глазком...
Аид подался корпусом вперед:
- А вон он, мам... Вон они остановились с рыжим парнем, видишь?
- Вижу, вижу, сынок... Выглядит молодо... Ох, сынок. Суров он. Строг он с тобой?
- Да, мам. Но он меня любит. Его просто узнать надо... Я вас познакомлю, хочешь?
- Ой, не знаю, сынок... робею я перед ним...
Аид засмеялся:
- Да перед ним все робеют, мам... Смотри, он сам сюда идет.
Они оба, как по команде, встали с лавки и так и встретили Мехиаэля.
Войдя, он поздоровался с его матерью, назвав ее полным именем, ласково кивнул ему. Спросил, хорошо ли она доехала и удобно ли разместилась (ее поселили в отдельном флигеле с молоденькой портнихой), не нужно ли чего.
- Спасибо... - она запнулась, забыв, как положено обращаться к лорду.
- Мехиаэль. Зовите меня по имени.
Она попробовала:
- Спасибо, Михаэль...
- Мехиаэль, мам...
- Простите, батюшка-заступник, неученая я...
- Ничего, научитесь... Идите сейчас к себе, отдохните. У Аида перерыв окончился. После смены пообщаетесь.
Роксан и Ирэн, встретившись в столовой госпиталя, обнялись, одновременно попросив прощения друг у друга; обсуждая то Ара, то Мехиаэля, сочувствуя друг дружке, когда делились ужасами плена, они сблизились, каждая обретя сестру. На несмелое признание Ирэн в тоске по Христиану Роксан предложила ей написать его портрет: «Я хорошо помню его внешность. У него выражение лица такое, словно он старший учитель в мужской гимназии...»
С улыбкой вспоминая замечательные годы учебы в университете (замечательными они были, в основном, благодаря Христиану), Роксан неторопливо поднималась по лестнице главного корпуса на третий этаж.
В коридоре путь ей преградил jeshi:
- Здесь не принято шататься без дела, куколка. Если сама не в состоянии, так я тебе занятие найду. Пошли-ка со мной.
Роксан, инстинктивно распластавшись по холодной каменной стене, сделала движение по направлению к лестнице:
- Нет... Я... Я забыла, меня ждут... Там, внизу...
Полиник ухмыльнулся. Обошел ее, лишив возможности убежать. Он понял, естественно, о чем она подумала, и в наказание решил до последнего не разуверять ее:
- И кто же тебя там ждет?..
Он приблизился, чтобы отодрать ее от стены. Смешно было наблюдать, как ее глаза расширяются, а рот беззвучно открывается и закрывается, точно у выброшенной на песок рыбы:
- Ну, так что? Кто тебя там ждет?
- Я.
От неожиданности Полиник резко обернулся, его ладонь на задней поверхности ее шеи по инерции последовала за ним - Роксан сильно мотнуло в сторону, прямо в руки Мехиаэля.
Зажмурившись и завизжав еще в полете, девушка, столкнувшись с преградой в виде другого тела, запричитала что-то несуразное, точно в бреду, отчаянно мотая головой.
- Роксан, это я... Я здесь, с тобой. Успокойся... - Он поднял глаза на jeshi, уже пять раз пожалевшего, что связался с очередной девкой Мехиаэля. - А ты, я смотрю, поиграть любишь?.. Что ж, давай поиграем. Только теперь уже по моим правилам.
Глядя в спину Белого Волка, уводящего прочь Роксан, Полиник ощутил в душе мерзкое копошение давно забытого чувства под названием страх.
Спустя пару дней после инцидента Кириан распорядился перевезти бывшую принцессу и мать Аида в дом Христиана. Людей, представлявших старую власть в стране, включая уехавших за границу короля с королевой, да и, собственно, их дочь, вполне обоснованно можно было считать политическими трупами, поэтому физически Роксан уже ничто не угрожало, а вот среди jeshi ей было не место.
Полиник в тот день изрядно удивил Кириана, явившись к нему с видом побитой собаки и с просьбой вступиться за него перед Мехиаэлем.
- Чё натворил-то, дурень?
Оказывается, хотел пошутить, а Роксан шутку его не оценила. В порыве раскаяния Полиник добровольно разжаловал себя из вождей в рядовые, но опасался, что для Мехиаэля этого будет недостаточно.
Кириан слушал, разочаровываясь все больше. Как он так ошибся в нем? Что такое есть в нем самом, что вынуждает его принимать желаемое за действительное?.. Рыба ведь гниет с головы. Но что, что с ним не так?!.
- Что мне делать, mkuu?
Раздраженный до крайности, Mamba поманил его пальцем, а когда Полиник наивно приблизился, тихо ответил:
- Нагнуться и ждать. А я там где-то рядышком буду, в такой же позе. Махнешь мне, как он с тобой закончит, вазелином хоть намажу...
Аид созванивался с матерью каждый день. Во время одной из таких бесед она рассказала ему и про то, как молилась на почтамте, ожидая междугороднего звонка, и про намерения лорда Иса официально усыновить его, и про его обещание не разлучать их. Не выдержала и заплакала: а что, коли обманет?..
- Мам... Не надо. Не обманет. Точно тебе говорю. Не плачь, ладно?..
Странно и чудно было ей слышать силу и уверенность в его голосе. Правду, знать, люди говорят, что не должен мальчик расти без отца. Только где ж ей было взять-то его, отца-то?.. Неладная да нескладная, она с юности с чужими детьми возилась, мечтая о сыночке. О кровиночке. А тут вдруг, в холодный октябрьский дождь, женщина с младенцем на руках у нее под дверью: «Пусти...».
«Не мать я - нянька. От отца бежим, изверга... Ума только вот не приложу, куда мне теперь с Аидушкой податься, простудился он...»
Она выходила их обоих - и младенчика, и няньку его. А потом нянька научила ее: мол, подкинули, документов нет. Усыновлять не хочу - долго, через суд ведь, через разбирательства... Приемной матерью назначьте меня - и ребеночек казенщины не отведает, и мне какая никакая денежка будет, так и выращу...
Из денег, что ей каждый месяц под роспись выделяли, ничего не потратила: большей частью от армии откупила, а оставшиеся ему с собой отдала, когда он загорелся в город уехать...
Передав Христиану ужин для Ирэн, Аид снял с себя фартук, оделся и вышел на морозную ночь. Точнее, вечер, но темно и тихо, как ночью.
Тин и Ирэн отныне вместе, к этому нужно привыкнуть. Вряд ли, видя их целующимися, он в гордом одиночестве с улыбкой благословит их. Он рад за них, но предпочел бы радоваться с кем-то. И отца после того чудесного выходного он видел лишь мельком. Правда, почти каждый день.
- Я соскучился, отец... Ты мне нужен.
Автомобильные фары впереди ярко вспыхнули и погасли, на секунду погрузив все во мрак. И снова.
Запыхавшийся, юноша дернул на себя дверцу: Мехиаэль с улыбкой кивнул ему:
- Залезай.
- В горы?..
- Ну, щас.
Аид рассмеялся; счастливый, забыл и про Тина, и про Ирэн, и, вообще, ему было все равно, куда они сейчас поедут, главное - отец был с ним.
Следующим номером программы Ара посчитал визит в офис Мехиаэля. Посещение колледжа Ирэн вышло не особенно удачным - кто знает, может, в этом месте ему повезет больше?..
Преодолев длинный коридор, Ара стукнул два раза и, не дожидаясь ответа, вошел в кабинет Мехиаэля.
- День добрый... ужасно рад, что застал тебя... Можно?..
Нимало не смущаясь отсутствием реакции со стороны хозяина, Ара открыл бар и несколько растерялся: пусто.
Ладно.
- У меня, грешным делом, есть к тебе просьба.
Ноль эмоций, но, однако, и не выгоняет.
- Сколько мне будет стоить моя жизнь?.. Я понимаю, что пока нужен тебе, раз до сих пор жив... Я прав?
- Прав. Но это ненадолго. - Не оборачиваясь к нему, глядя в окно.
- И что, никак нельзя продлить срок моего пребывания в этом мире?
- Нельзя.
- А тебе не кажется, что это... прямо скажем, жестоко?
- А я жесток.
Ара вспылил:
- Ну, и как с тобой, черт возьми, договориться?!.
- Никак.
Проскрежетав зубами, Ара медленно опустился на колени:
- Ты ведь этого ждал, да?.. Ну, что еще мне сделать?..
Тяжело вздохнув, Мехиаэль нехотя посмотрел на него:
- Ты меня утомил. Купи себе лес и потеряйся в нем.
Ара, поднявшись, молча удалился. Страх смерти вшивой собачонкой семенил рядом с ним, ни на шаг не отставая.
11.
Четыре часа на сон, все остальное время - военная подготовка на пределе физических и моральных сил.
На плечах товарищ, за плечами - дистанция в десять километров менее, чем за час. Сцепив зубы, Христиан твердил, как молитву:
- Я узнал, что у меня
Есть огромная семья:
Тише, Бой, Кинжал и Wa,
Руки, ноги, голова...
Через две недели экзамен, отсеявший больше половины группы: задача за пять-шесть дней преодолеть сотни километров, двигаясь практически без остановок на сон. Через леса, болота, озера, по любой погоде, с минимальным количеством припасов. Без связи и отдыха.
- Я на солнце не сгорю,
Хищной птицей воспарю,
Под землей не пропаду -
Много раз я был в аду...
Например, когда тебя запирают в камере с голодной крысой, а выйти ты можешь, только убив ее голыми руками. Или поймать в петлю живого зайца, убить его ударом головы о дерево, привязать за задние ноги, быстро отрезать голову и, задержав дыхание, выпить хлынувшую кровь, затем сделать вдох.
А еще было такое упражнение: изготавливали чучело - манекен, одевали его в старую суфурианскую военную форму, в нагрудный карман прятали какой-либо документ. После этого обильно поливали манекен кровью, а в расстегнутую куртку помещали кишки и другие внутренности, позаимствованные у бродячей собаки. Вот этот-то «труп» и обыскивали будущие jeshi.
- Если ты как в западне,
Если снюсь тебе во сне,
Ты получше оглядись
Запри двери и молись.
Первым пройдя перешеек, на другом конце Тропы смерти, Христиан достал пачку и закурил, пытаясь избавиться от неприятного металлического привкуса во рту.
- Угощайся, - выдыхая в сторону дым, густой от горячего дыхания, он вынул изо рта сигарету и передал ее Елене; та, кивнув, глубоко затянулась и вернула сигарету напарнику:
- Обряд посвящения завтра?
Утвердительно промычав, Христиан сплюнул. Щурясь от дыма и слепящего снега, произнес вслух то, в чем она не хотела себе признаться:
- Боишься?
Она протянула руку - стряхнув пепел, Христиан вновь поделился с ней сигаретой.
- На этом этапе тоже отваливаются?
- Один-два человека, не больше.
Елена хмыкнула:
- Нас и так уже два с половиной человека...
- Нас и не может быть много. Jeshi - это элита. Голубая кровь. Соль земли. - Он раздавил окурок носком ботинка. - Сливки общества...
- Ну, понесли колготки Митю...
Христиан в ответ на ее сарказм снисходительно улыбнулся:
- Много ты понимаешь, женщина...
- Да уж побольше некоторых...
Они рассмеялись. Она совершенно права - в упорстве и выносливости ей не было равных.
Как только вся группа, около двадцати человек, оказалась по эту сторону Njia jeshi, они трусцой двинулись дальше по заснеженному склону. До Dola-mji оставалось не более четырех часов пути.
Привычные к подобной нагрузке, Христиан и Елена могли разговаривать во время бега:
- Скажи, а девочка, что вместе с тобой на базу приехала... невысокая такая, темноволосая... она с тем парнем с кухни?
- Еще чего...
- Так она с тобой?!. Ах, ты, развратник...
- Придержи язык, женщина...
- То, что я женщина, не помешает мне уложить тебя на обе лопатки...
Он весьма изящно увернулся от ее не совсем скоординированных движений по осуществлению угрозы, как бы невзначай подставив ногу ровно в том месте, где она об нее споткнулась и, не удержавшись, свалилась с дороги в сугроб:
- Тин!.. Чтоб тебя...
Пропустив вперед других участников группы, Христиан обежал вокруг нее:
- Удобно ли тебе, девица?.. Удобно ли тебе, красная?..
Плотный и увесистый ком снега, запущенный ему в голову, от столкновения с его кулаком резко сменил траекторию и разбился об ее лицо, снова едва не сбив ее с ног. Непечатное емкое слово достигло ушей Христиана, когда тот поравнялся с остальными. Илиан, выразительно подняв брови, покачал головой: дескать, ну, вы даете, ребята. Не оборачиваясь, Христиан завел руку за спину и ответил ей неприличным жестом.
Так они и общались почти все время, исключая моменты, в которых Тин по-настоящему помогал ей. На одном из этапов ей, как и им всем, привязали к ногам здоровенный камень, связали руки, сунули в зубы нож и сбросили в озеро. Кто-то запаниковал сразу, потеряв единственное оружие, а ведь на расстоянии примерно пяти метров от поверхности воды плавали косяки хищных рыб, получивших название upanga[ Меч] - их плавники были настолько острыми, что без труда отделяли от туловища руки и ноги. Поймав взгляд девушки, он не сводил с нее глаз и кивнул, когда она успокоилась и дала камню тянуть ее на дно. Коснувшись веревки, плавники рыб перерезали ее, освободив им ноги. А дальше - переложить нож в ладони и быстро чиркнуть по шнурку на запястьях, чтобы выбраться на берег.
Утром выяснилось, что обязанность определить готовность кандидатов к обряду инициации в этот раз взял на себя Мехиаэль. Обычно это делал сам лидер jeshi.
Илиан заметил, как многозначительно переглянулись два выскочки из их группы: Korongo и Sumu[ Красавица]. Оба явно непростые, с отличной подготовкой, оба завербованы лично Кирианом. Разумеется, они пройдут отбор. И Мехиаэля, что он, что она, знали гораздо лучше всех в группе.
У Илиана к Мехиаэлю сложилось двоякое отношение. С одной стороны, мужик явно в теме и авторитет даже для Кириана, с другой - он ему не нравился. Было в нем что-то отталкивающее, что-то, от чего хотелось бежать без оглядки. Внешне не старше тридцати пяти, не слишком высокий, широкоплечий, спортивного телосложения... Ему бы в конкурсах красоты участвовать, а не на военной базе порядки свои наводить. Многие за ним, как цыплята за курицей-наседкой носятся, стыдно за них. То, что он какой-то там лорд и денег у него как грязи, не делает его особенным. По крайней мере, не для Илиана.
Первым в ряду стоял Korongo, девушка сразу за ним. Мехиаэль с улыбкой подошел к ним, что-то тихо им проговорил, положив руки им на плечи. Ну, ясно: блатные. Длинная блестящая челка Мехиаэля, почти полностью закрывавшая его левую скулу, мешала Илиану видеть выражение его лица, однако можно было догадаться, что эти двое допущены до инициации. Другие члены группы так же удостаивались пары слов и вердикта: «Готов».
Сердце часто-часто колотилось в груди Илиана в ожидании им своей очереди. В свои двадцать два года он поделил всех людей на две большие категории: тех, кто боится его, и тех, кого боится он. Пока он являлся членом Askari, вторых практически не существовало - по крайней мере, он таких не встречал. До прихода Кириана и его людей. Стать jeshi для Илиана было жизненной необходимостью - а иначе на каком основании остальные, не jeshi, будут его бояться?..
Остановившись напротив парня, Мехиаэль сжал его плечо и слегка склонился, заглядывая в глаза:
- Илиан...
- Да, bwana... - взгляд упал, а губы сами обратились к нему в почтительной форме, и в тот момент Илиан не был готов осуждать себя за это. Так близко Мехиаэль воспринимался совсем другим, и в его присутствии ни с того ни с сего начинал дрожать голос и подкашивались коленки.
- Посмотри на меня... Вот так. Ты не готов, мальчик мой. Разберись сначала с собой.
Хлопнув парня ободряюще по плечу, Мехиаэль обратился к следующему кандидату.
Смысл его слов дошел до Илиана, лишь когда растворилось ощущение недостижимой гармонии, что подарила безбрежная синева его глаз. Он не допущен. Единственный из всей группы.
Чтоб оглядеться вокруг, не хватало сил. Ему казалось, что его позор сделался достоянием каждого, что его жалеют, недоумевают, что за причина заставила Мехиаэля отказать ему в посвящении. Сквозь шум в ушах и туман перед глазами он наблюдал за церемонией: кандидатов укладывали в деревянные гробы, вбивали по четыре гвоздя и опускали в вырытые заранее могилы примерно в метр глубиной, быстро забрасывали землей. Затем один из вождей вслух читал каноны Устава jeshi, а потом кандидатов откапывали, вскрывали гробы и хором приветствовали каждого «новорожденного». Он единственный, кого Мехиаэль лишил этой чести.
- Эй... - Кириан присел на поребрик рядом с Илианом, положив руку ему на плечи; неприятный осадок после разговора с Ирэн о Сауле испортил праздник и ему. - Все нормально?
Тот поднял на него тяжелый взгляд:
- Да...
- А чё красный такой?.. Голова болит?
- Н-немного...
- Вставай-ка... Ну-ну-ну, не падать... Обопрись на меня.
В палате госпиталя, вынув из ушей стетоскоп и сняв манжету с руки лежащего на кровати парня, Александр констатировал:
- С таким давлением, братец, если в гроб ложиться, то уже насовсем. Сейчас сестру пришлю с лекарством: выпей и отдохни.
Врач, поднимаясь, мысленно покачал головой: такой молодой, а уже гипертоник. Ну, куда это годится?..
- Спасибо, док.
Александр в ответ кивнул Кириану.
Придя в себя после выпитой таблетки, Илиан спросил дежурившего возле него Вождя:
- А Мехиаэль... он кто?
Кириан со скрещенными на груди руками шагнул ближе к постели парня и к окну, тяжело вздыхая и качая головой в такт свои мыслям, срезонировавшим с вопросом Илиана:
- Он Бог, малыш.
- Вы... шутите?
- Я похож на шутника?
- Нет.
Кириан вновь уперся взглядом в припорошенные снегом колонны туи за окном:
- Что он тебе сказал?
- Он сказал... ну, что я не готов... и что сначала надо разобраться в себе.
- Угу. Вполне в духе Мехиаэля. Только если реально хочешь понять, что не так, лови его в коридорах, на улице и выясняй, что конкретно он от тебя ждет. Сегодня отдыхай, а завтра дежурным тебя поставлю по этажам в главном корпусе. Задача ясна?
- Так точно.
Попрощавшись с Илианом, лидер jeshi с опущенной вниз головой и нахмуренными бровями ступил на очищенную от снега дорогу под ленивое ноябрьское солнце, норовившее закатиться за горизонт, едва выкатившись.
Образ «восставшей из мертвых» Елены настолько затмил все, что было в его душе, что он целую секунду недоумевал, что препятствует ему сделать ее своей любовницей? Когда война закончится. И лишь потом вспомнил о Никс. Ужасно, но он действительно забыл о ее существовании. И о их свадьбе, дату которой он так и не назначил. Он не видел и не слышал Никс недели две - а, может, и больше. Война с неизбежными людскими потерями, тренировки, внутренние проблемы, курирование новобранцев - он не помнил, когда спал хотя бы четыре-пять часов подряд... И с Мехиаэлем в контрах. Тот разговор, после которого он прибежал за утешением к Никс, до сих пор оставался их последним разговором наедине.
В главном корпусе сейчас было тихо, мрачно и уныло - чествование новоиспеченных jeshi проходило в трапезной, дежурили связисты и постовые. На первом этаже, в правом крыле здания, располагался кабинет Мехиаэля. Для таких вот, например, случаев, как сейчас.
Постучав и получив разрешение войти, Кириан практически с порога завел:
- Мехиаэль... Мои обвинения в твой адрес, связанные с Еленой... это ведь мои собственные фантазии, приписанные тебе...
- Верно мыслишь, друже.
Кириан застыл посреди комнаты неприкаянным грешником: горькая правда о тринадцати годах воздержания вскрылась гнойным нарывом. Умерщвляя плоть, он тайно тешил себя мысленным разгулом страстей, и стоило один раз забыться, как он снова прежний, будто и не было тринадцати лет поста и бдения...
- Я обману Никс, если женюсь на ней...
- Э, нет, брат, - Мехиаэль остановился на расстоянии вытянутой руки от jeshi. - Ищешь предлог отменить свадьбу? Не выйдет: свадьба состоится, и приказ мой ты выполнишь.
- Мехиаэль... - Кириан упал на колени. - Ну, прости... Прости меня... Ну, дурак я... Не поверил тебе, испугался, опять собственные действия тебе приписал... Хочешь унизить меня, на место поставить - ну, сделай это по-другому, не через нее... Ведь есть же способы, и болезненные... Не вмешивай ее, умоляю тебя... Ну, кто я, если не в состоянии жену защитить... Мехиаэль...
- Хорошо.
Кириан вцепился в его ладонь, не веря своим ушам:
- Ты... Ты простил меня, Господи?
- Я простил тебя, Кириан. Иди с миром.
Jeshi, закрыв глаза, приложился лбом к его руке. Разом спавшее напряжение и занявшая его место благодатная легкость замироточила из сомкнутых век:
- Благодарю Тебя, Господи... Благодарю Тебя...
Двигаясь к флигелю, навстречу мглистым кружевам, морозившим в небе яркую ржавчину солнечного диска, Кириан вновь и вновь проживал в сердце великую благость Его прощения, удивляясь, какой простой, понятной и прозрачной становится жизнь вокруг. Всего-то и нужно, чтобы капля Его любви упала на выжженную болью и страхом душу.
Дверь во флигель не заперта, в прихожей на табуретке - Kivuli, насухо протирающий линзы оптического прицела своей винтовки; в воздухе сладковатый запах, смешанный с запахом спирта. Замерев в ожидании приказа, рыжеволосый мужчина вернулся к своему занятию, получив от Кириана отмашку, что можно расслабиться.
Неслышно приблизившись к входу в гостиную, jeshi прислонился к дверному косяку, скрестил руки и с интересом наблюдал следующую картину: Елена, надев новую форму явно не ее роста и размера, спрятав длинные волосы под мужской кепкой восьмиклинкой, вышагивала по комнате под заливистый смех Никс. Ссутулившись, по-мужски поводя плечами, она глубоко сунула руки в карманы и поперла прямо на хрупкую подружку - Никс, взвизгнув, забилась в угол дивана, выговаривая сквозь хохот:
- Ой, нет, Su... то есть, Христиан... тебе сюда нельзя, кыш...
Как бы зажимая пальцами сигарету и щурясь от якобы дыма, выпущенного ей в лицо, Елена пробасила (точнее, попыталась):
- Молчать, женщина... Сейчас я изучу, откуда у тебя растут твои длинные ножки...
Никс со смехом отразила атаку «Христиана», пнув своей точеной ножкой «его» в плечо:
- Пшел вон, негодник...
Кириан с улыбкой покачал головой и вдруг подумал, что еще никогда не видел Никс смеющейся. Хохочущей, как сейчас. Впрочем, он так редко ее видит, что немудрено.
- Ах, так... Ну, держись...
Елена сделала круг, выпрямилась, надвинула кепку за козырек глубоко на лоб, поставила напротив дивана стул и с недоброй улыбкой села, агрессивно расставив ноги. Никс перестала смеяться, внимательно изучая метаморфозу подруги влажными блестящими глазами:
- Кто это?.. О, я поняла...
Шлепнув себя воображаемой плеткой по голени, Елена, с головой уйдя в образ, приказала:
- К ноге. Живо.
Облизнув губы, Никс опустилась на пол и на четвереньках, с полуоткрытым, безумно чувственным ртом, медленно поползла к... к кому?.. к «Мехиаэлю», должно быть... Кириан, пребывая в легком шоке, не имел ни сил, ни желания отвести глаза от обольстительных до духоты движений ее тела, от кончика языка, скользившего по верхней губе. Интересно, и давно они так... играют?..
Добравшись до «Мехиаэля», Феникс поднялась на колени, нежно опустила очи долу:
- О мой Вождь... (Кириан подобрал нескромно отвалившуюся челюсть - так это она его изображала?!.) Я стану твоей, как только... - и тут она вскочила, разом превратившись из нимфы обратно в ту Никс, которую он знал, и со смехом сорвала с подруги головной убор, - как только ты отнимешь у меня свою кепку!..
И бросилась из гостиной наутек к поджидающему ее гостю.
- Ой...
Всю веселость с лица девушки точно корова языком слизала.
Взглядом выпроводив Елену и заперев за ней и Kivuli дверь, jeshi вернулся в гостиную, занял освободившийся стул и молча уставился на Никс, уперев подбородок в сплетенные пальцы, а локти - в колени. На Никс, тихо осевшую на ковер недалеко от него.
Она не выдержала:
- Вы сердитесь?
Он отрицательно мотнул головой. Улыбнулся, шепотом подозвал ее к себе и предложил:
- В январе выбери любой выходной и скажи мне. Я объявлю дату нашей свадьбы.
- Правда? - ее глаза загорелись. - Честно, я уже решила, что вы передумали. И даже уже успела оплакать свое несостоявшееся замужество.
- Прости, малыш. Я замотался. Я и про свой день рождения забыл - отец сегодня напомнил. Говорит, ты мне что-то на столе в кабинете оставила.
Тридцать лет. А кажется, что шестнадцать было еще вчера...
- Да, небольшой подарок, безделушка... Вы не видели?
- Нет, прости. Голова совсем другим занята. - Он склонился к ней, подавшейся ему навстречу, к ее ласковым ладоням; виновато прошептал:
- Малыш, я никакой. Прости. Мне бы поспать. Сколько сейчас?.. Восемь. Заведи будильник на одиннадцать, хорошо?..
Вытянувшись на диване, он мгновенно уснул.
Стянув с него ботинки, она накрыла его пледом, выключила свет и прикорнула рядом. Минут на пятнадцать, не дольше.
Громкий стук в дверь заставил ее подскочить и кинуться в прихожую; на пороге стоял встревоженный Христиан:
- Доброе утро, Кириан с тобой?
- Да... Постой... Утро?!.
В коридоре, сонный и помятый, появился лидер jeshi:
- Я тут, Korongo... Что стряслось?.. Малыш, дуй на кухню - чайник поставь и погрей, если есть, что... - ухватившись одной рукой за дверной косяк, другой он соскреб с перил крыльца снег и растер им лицо.
- Да ничего не стряслось. Потеряли тебя... вас. Потом Лена обмолвилась, что пересеклась с вами у подруги, вот я и решил проверить. Ночью происшествий не было.
- Отлично. Иди, через двадцать минут буду.
Никс разогревала что-то в сковороде, бледная, напуганная. Обернувшись к нему, почти со слезами заверила:
- Кириан, я не нарочно... Сама не заметила, как уснула...
- Да понял я, малыш, понял... Оставь, сам налью - тяжелый... К оладьям есть что?.. Доставай.
На ходу макая оладушек в блюдце со сметаной, он сунул его в рот и пошел за ботинками.
Уже в куртке и ботинках, отхлебнув пару раз из кружки горячий чай, звякнул посудиной о столешницу и взглянул на нее:
- Принеси мне сегодня обед сама, ладно? Полчаса у нас будет. - Шагнув к ней, обнял, жадно впился в губы. - Любимая. Любовь моя...
Она млела от прикосновений его щетины к щекам и шее, от жаркого чада вырванных будто против его воли признаний.
...Еще вчера он воспринимал ее застывшей статуей, памятником его подвижничеству и не заметил, как из угловатой, притулившейся в углу в ожидании доброго слова дикарки она выросла в женщину. Она-то выросла, зато он все тот же, закованный, как в броню, в свое мнимое превосходство; броню, разлетевшуюся в щепки от ее звонкого смеха... О женщина, и как перестать думать об отдохновении в лоне твоем?..
Елена спустилась в мастерскую, чтобы забрать подругу и вместе пойти в трапезную. По дороге, узнав от ничего не подозревающей Никс о серьезности намерений Кириана и скорой свадьбе, кусала губы от досады и разочарования: она так надеялась, что увлечение Вождя этой женщиной скоротечно и поверхностно... И ведь сразила же она его своим «воскрешением» (и не его одного), и ведь он был в шаге от перехода от взаимоотношений к отношениям, и вот... Свадьба. После его фразы: «Ты моя...», она никого другого рядом с собой и не представляла, да и кто достойнее его?..
И теперь, в столовой, она искала, на ком бы сорвать злость. Заняв свои обычные места - у подножия стола напротив окна раздачи - девушки уткнулись каждая в свою тарелку; из-за испортившегося настроения Sumu разговор не клеился. Внезапно Елена поинтересовалась:
- А Кириан? Не придет обедать?
- Нет, я сейчас поем и ему отнесу. Он ждет меня.
- Ясно... - она подавила вздох и вновь осмотрелась в поисках жертвы. - Эй, пупсик!.. Ты, ты... Подойди.
Аид приблизился, неуверенный насчет «пупсика»:
- Что?
Елена распустила снисходительно поджатые губы в улыбку:
- Сумку для Кириана собери.
- А, хорошо. Сейчас.
Сложив заодно на поднос несколько горок пустых тарелок, парень двинулся мимо Елены на кухню и вдруг растянулся на полу под неимоверный грохот и звон:
- Ну, что ж ты, пупсик... Под ноги-то не смотришь...
Проигнорировав осуждающий взгляд Никс, вышедшей из-за стола на помощь Аиду, Елена вернулась к скучному поеданию рагу. И вздрогнула, придавленная к стулу за плечи чьими-то руками, а возле правого виска бумеранг судьбы голосом Христиана вопросил:
- Знаешь, как в универе пацаны между собой называли таких стерв, как ты?
Поскольку Феникс возвратилась на свое место с целью быстро прикончить обед и уйти, Korongo шепнул нелестный, мягко говоря, эпитет прямо в ухо девушки. Без кровинки в лице, Елена, сама чувствуя, что перегнула палку, искала способ обратить все в шутку, но Korongo не унимался:
- А знаешь, почему?..
В этот момент в зал ступил Kivuli, превратно истолковал намерения Христиана, нависшего над Sumu, и довольно грубо потеснил его:
- Те чё надо?..
Несколько человек повскакивало с мест:
- Э-э-эй, мужики... Держи, держи его! Под трибунал же угодят, идиоты...
- Азат! - Властный голос Мехиаэля мгновенно прекратил потасовку - в столовой воцарилась несвойственная для обеда тишина. - Сядь... А ты, - Мехиаэль поравнялся с Korongo, - тебе в колледж за Ирэн не пора ли?..
Ругнувшись себе под нос, Христиан, пару раз тряхнув головой для полного прояснения в мыслях, выбежал из трапезной.
Кивнув Аиду и получив в ответ смущенно-радостное: «Здравствуй, отец», Мехиаэль обернулся к сидящим девушкам. Встав с торца стола, склонился к их лицам, используя ладони в качестве упора; склонился для конфиденциальности, а не для устрашения, однако Елена прочитала его жест по-своему:
- Мне уже сказали, кто я, повторять не обязат...
- Рот закрой.
Прикусив язык, Елена сидела тише воды, ниже травы и слушала адресованные Никс его слова, горько раскаиваясь в содеянном:
- С завтрашнего дня организуй обеды для себя и для нее в соседнем с мастерской помещении... Ну, иди. Сумку не забудь.
- Мехиаэль! - Sumu в слезах догнала его почти в дверях. - Простите меня. Не знаю, зачем я это сделала.
- Странный люд пошел нынче. - Сказал он, не обращаясь ни к кому в особенности. - Гадости делают друг другу, а прощения просят у Бога.
Не представляя, что ему на это ответить, она просто молча смотрела, как он толкнул обшитую рейками тяжелую дверь и шагнул на мороз.
Она, конечно, попросила прощения у Аида. И даже получила его. Но самое главное - она поняла, наконец, что с ней происходит.
Запыхавшаяся, Феникс притормозила у кабинета Кириана, отдышалась немного и постучала.
- Раньше не получилось, простите...
Он втянул ее внутрь, запер дверь, взял из рук пакет с едой и куда-то поставил:
- Я все утро о тебе думаю... Как мальчишка, как тринадцатилетний задрот... Смейся, смейся: я работать не могу, голова не соображает вообще... - оторвав от пола, посадил ее на стол перед собой.
- Кириан... мой Кириан...
- Не расстегивай китель, не надо: у меня через пятнадцать минут военный совет...
- Значит, у нас есть целых пятнадцать минут...
И пусть всего только на пятнадцать минут от целого мира остался маленький пятачок перед этим неудобным, старым шатающимся столом, все же этот глоток счастья был необходим им обоим.
Бросив взгляд на фигурные стрелки больших настенных часов, громко тикающих во внезапно обрушившейся на кабинет тишине, а с тишиною - и всей этой реальности военного времени, обрекающего на убогость любые романтические потуги, Mamba чуть отстранился, облизывая пересыхающие от частого дыхания губы:
- Тебе пора, малыш... Ты с датой определилась?.. Шестое января, понял.
Двумя штрихами приведя себя в порядок, он дал ей оправить платье - длинное, строгое, сшитое ею в качестве альтернативы военной форме, накинул ей на плечи, предварительно подняв с темного блестящего паркета и отряхнув, заячий полушубок и повернул ключ в замке.
- Вы придете вечером? - украдкой, через плечо, прижимаясь к нему спиной уже в момент открывания двери.
- Не знаю, малыш... Проходите.
Столпившиеся под дверью участники военного совета образовали коридор, пропуская девушку, а затем гуськом, сохраняя молчание, заняли свои места за столом. Вряд ли кто-нибудь из них рискнул мысленно заглянуть в недалекое прошлое этого еще не остывшего от любви стола - никому из них не было под силу выдержать ненормальную по многим статьям жизнь лидера jeshi. Просто один из командиров незаметно пихнул сапогом аккуратную деревяшку обратно под искрошенную временем ножку стола - стол больше не шатался.
Пообедав кое-как остывшей едой из забытой на полке у входа сумки, Кириан и поужинать как следует не сумел из-за неожиданной стычки с Korongo. Упрямая ослица Ирэн и почуявший в себе силу мямля Христиан взбаламутили устоявшиеся было воды на дне его души, вытащив на поверхность никуда не девающийся страх быть ликвидированным соратником. Wa частенько упрекал его в недоверии своим людям, однако, как показал горький опыт - его и предыдущих патриархов - доверие потенциально несло в себе угрозу полной физической расправы. Как научиться доверять и не потерять при этом бдительность? Головоломка, достойная пытливого ума.
Тем не менее, увлекательному решению этой головоломки он предпочел окончательно увязнуть в бумажной работе: просмотр для отправки в печать свежих материалов двух газет, выходящих два раза в неделю, новых агитационных листовок и черновой вариант справочника «Спутник бойца», вопрос с изданием которого пока оставался открытым. Пометки, которые он делал на полях - в виде коротких информационных запросов, правильно поставленных вопросов, указанием на степень открытости и доступности тех или иных фактов, а также созвучный целям jeshi анализ сводок с фронтов, корректно вплетенный в культурно-историческое самосознание граждан Ардхиявату - превращали обычную пропаганду в мощное психологическое оружие, бьющее точно в цель. И требовали от Mamba максимальной концентрации и отдачи.
Во время короткой паузы, улучшив с помощью специальных, довольно простых упражнений кровоток, Кириан, совершая променад по кабинету, остановился у открывающейся двери:
- Здравствуй, Mamba. Отвлекись, я ненадолго: два слова насчет Христиана.
Сдержанно поприветствовав Мехиаэля, Кириан знаком пригласил его сесть за стол. Об особом отношении Белого Волка к Korongo он догадывался, медленно и болезненно признавая собственную дефицитарность в глазах Мехиаэля. Каждый раз, отступая в тень после очередного поражения в своем стремлении продемонстрировать Мехиаэлю сначала свою силу, потом лояльность, Кириан морально готовил себя к тому, что вся эта детсадовская возня с ним Мехиаэлю осточертеет, и он сам выберет нового лидера для Священного Войска Земли Людей. Более гибкого, более мягкого. Как, например, Korongo.
- Завтра утром с территории базы уедут Христиан и Ирэн. Христиан будет вести дело в суде о лишении Ара родительских и опекунских прав. Аид (я его сегодня вечером забираю) - непосредственный участник данного процесса. Как и Ирэн.
Кириан пригвоздил взор к своим рукам, сложенным на столе перед собой:
- Спасибо, что сообщил мне об этом... Я так понимаю, я тебе больше не нужен? - Осознание того, что Мехиаэль вместо его свержения просто исчезнет из его жизни, вызвало внутреннюю дрожь. Он опять возомнил о себе невесть что. Даже заговор сочинил против себя, глупец.
- Разве я сказал, что ты мне не нужен, Кириан? - Небесно-голубые глаза Мехиаэля ласково и безмятежно смотрели - нет, не в лицо - в его душу. - Разве нет у меня права печься о тебе, не преследуя корыстные цели? Не спутал ли ты меня снова с кем-то?..
Ровно в полночь, утирая с лица налепленный метелью снег, Кириан шагнул в прихожую одноэтажного флигеля:
- Не спишь?.. - Заметив желтую полоску света из мини-мастерской, предположил:
- Шила, что ли?
- Кроила платье. Эскиз-то я давно нарисовала... - Ей очень хотелось поведать ему чудесную историю рождения в ее голове свадебного платья, но...
Он скинул с себя верхнюю одежду, разулся, прошел на кухню. Она повесила на плечики тяжелую куртку, попутно стряхивая с нее расползшуюся и раскисшую в тепле снежную вуаль, отнесла в сушилку ботинки. Никс боялась, что он опять уснет на диване, узком и продавленном в некоторых местах.
Он ел стоя, держа одной рукой маленький салатник, при этом задумчиво бродил между плитой, где грелся чайник, и столом. Каждый раз, подходя к столу, он останавливался, возможно, чтобы дотянуться до хлеба, что лежал нарезанным под бумажной салфеткой, и каждый раз, не совладав, видимо, с гоном собственных мыслей, пускался в обратный путь, делая очередной заход.
- Кириан... - она на свой страх и риск дотронулась до его рукава - он будто очнулся; передал ей почти пустой салатник и рухнул на стул, прикрыв глаза ладонью. Локоть на столе взял на себя часть его веса; шум воды в чайнике, запах домашней еды, шуршание ее платья и ее робкие прикосновения к его плечу постепенно заземляли его, наливая тело свинцом:
- Малыш, потерпи, обещаю - это закончится...
Не открывая глаз, он откинулся на спинку стула, позволяя ей возиться с пуговицами его кителя - ей пришлось для этого опуститься на пол между его колен:
- Я постелила свежее белье, ложитесь в спальне. Мне ничего не нужно, я просто хочу, чтобы вы отдохнули...
Он улыбнулся, вставая и поднимая ее:
- Пойдем.
Выключив свет, избавился с помощью Никс от бессменной формы и лег в кровать, притянув девушку к себе. От ее волос пахло мылом и чуть-чуть машинным маслом, зато кожа под шелковой тканью ночной сорочки была нежнее этого самого шелка. Нежнее и глаже. Нужно будет что-нибудь подарить ей - что-нибудь, что ей понравится. Понять бы только, что ей понравится... С этой мыслью он и уснул.
Около пяти утра его разбудила метель, швырявшая в окна со злостью одну за другой горсти сухого, колючего снега. За несколько тысяч километров отсюда в ближайшие часы должна быть поставлена точка в функционировании важнейшей артерии, снабжавшей оружием сброд, нанятый Регентом для сохранения власти в своих руках. Язык не поворачивался назвать это армией: выпущенные из тюрем обеих стран, Ардхиявату и Суфурианы, убийцы и военные преступники, бандиты всех мастей и просто дебилы, решившие быстро подзаработать. Ну, и примкнувшие к ним жалкие остатки королевской гвардии. Он не собирался договариваться, как предлагали некоторые вожаки добровольческих отрядов, с этими клоунами - лордами Земли Людей, привыкшими считать основную массу людей за мусор. После неизбежной капитуляции он предаст их суду, и никто из них не уйдет от ответа.
Никс заворочалась у него по боком, перевернулась на спину и вновь утихомирилась в сонном покое - тесьма с одного плеча упала, обнажив грудь девушки, дразня и маня jeshi обещанием недолгого, но сладостного забытья. Вторую тесьму он уронил сам, сам потянул сорочку, чувствуя под одеялом, как наполняются ладони теплом ее тела, но проснулась она - Кириан определил это по тому, как она вздрогнула - лишь тогда, когда он принялся ненасытно пить ее нежность, ее едва уловимый нежный запах, словно божественный нектар. Напуганная дерзостью его поцелуев, дерзостью, доходившей до варварства - ей так казалось, она вдруг в какой-то момент перестала считать себя знающей, что есть дерзость, что есть хорошо, а что - плохо, ей хотелось только, чтобы он испил ее до дна и чтобы ему не помешали. Ощущая близость чего-то неминуемого, не ведомого ранее, чего-то, чему необходимо покориться, чтобы это вынести, она помогла себе, приняв, подобно озарению свыше, что все, что он делает с ней и вообще все, что он делает, - хорошо.
- Кириан... Кириан... - Скользнув вниз по простыни незрячими руками, она встретила ладонями его плечи. - Там стучат...
- Слышу.
Ощупью отыскав штаны, он надел их поверх нательного белья, в котором спал, прихватил китель, надевая его по дороге, и впустил в прихожую дежурного:
- Верхнюю одежду оставь и проходи на кухню, я сейчас...
Включив в раковине в уборной сильную струю воды и нырнув под нее, Кириан пообещал устроить себе выходной, если дежурный сообщит ему о взрыве Караканского моста. Закрутив краны, он сильно растер волосы полотенцем, повесил его на шею и появился на кухне:
- Докладывай.
- Задача по уничтожению Караканского моста выполнена. Двигавшийся по мосту в момент взрыва эшелон с оружием также уничтожен.
Ну, вот и все, ублюдки. Лопатами теперь воюйте.
Грохнув на решетку плиты холодный чайник, из которого напился, Кириан с улыбкой повернулся к докладчику:
- Хлопни за меня сегодня сто грамм.
Тот с живостью подтвердил:
- Есть!
- Так... Машину с Korongo на КПП не задерживать, пусть валит ко всем чертям... На кухне кто со вчерашнего дня?.. Нет. Полиника ставлю. Бумагу в типографии отправили, в восточные районы? Они там на бересте уже печатают... Хорошо. Ладно, боец. Меня сегодня ни для кого нет - с любыми вопросами к Агазону и Иадору. Свободен.
Как только Кириан затворил за собой дверь спальни, Никс прислонилась к гладкому деревянному массиву в изголовье, зажав одеяло под мышками и обняв колени. Наверное, стоило бы собраться, чтобы при первой возможности появиться на кухне и приготовить ему завтрак, но... Но она со стыдом призналась себе, что перестает вывозить этот бешеный темп. И дело не в том, что они встречаются лишь урывками, и не в том, что она никогда не знает, через какое время наступит следующая встреча (и наступит ли вообще), а в том, что она не успевает понять, что значат для него их встречи и значат ли они для него то же, что и для нее. Казалось бы, какая разница, что он, оторвавшись от нее, мгновенно очутится мыслями в другом месте, а она будет носиться с этими воспоминаниями весь день, а то и несколько дней?.. Он живет не ею, она лишь одно из маленьких цветных стеклышек в калейдоскопе его жизни, и почему это должно означать, что она не важна для него?
Она стала замечать, что после переезда на базу частенько прибегает к тактике своего брата в отношениях с людьми: старается показать себя более беззащитной, более беспомощной, чем оно есть на самом деле. Наверное, потому, что у брата это срабатывало на ура - родители в такие моменты полностью переключались на заботу о нем. Получается, что она отказывается от себя ради права принимать его заботу о ней, а взамен требует от Кириана того же - чтобы он тоже отказался от себя и от своей жизни, не связанной с ней?.. И вот этот вот взаимный шантаж ее приучили называть любовью?.. Все вот эти фразы из популярных песенок: «я живу тобой», «меня без тебя нет», «ты моя жизнь» - почему от них принято испытывать умиление? Это же кошмар...
Возвратившийся менее, чем через двадцать минут, Кириан нашел ее уткнувшейся лбом в колени и плачущей.
- Малыш, ты чего?.. - Он сел на кровать рядом с ней так, что Никс покачнулась; обхватил ее плечи, рисуя носом коротенькие штрихи на ее мокрой скуле, задевая ее губами. - Обидел чем?
- Кириан... - горячо прошептала Никс, - никогда не отказывайтесь от чего-то, что для вас важно... ради меня. Обещаете?..
Он растерялся. А она вовсе не кокетничала, добиваясь от него ответного: «Обещаю». За секунду он переиграл все планы на день:
- Одевайся: ты сегодня выходная. Отца я сам предупрежу.
Молча, боясь, что он передумает, Никс отбросила одеяло и опустилась на пол перед глубокими ящиками шкафа, в чем мать родила, довольствуясь тем светом, что проникал в спальню из прихожей, и стараясь не глядеть на Кириана. Поморщившись от вонзившегося в кожу под коленкой невесть откуда взявшегося камушка, она поднялась, прижимая к груди обеими руками охапку вещей и трусцой добежала до душевой. Кириан же неторопливым шагом добрался до залитой светом прихожей, плюхнулся там на табуретку, приклеился затылком к стене и закрыл глаза.
Уничтожение железнодорожного состава с оружием вместе с Караканским мостом - это, разумеется, очень хорошо. Это говорит о том, что новых поставок - по крайней мере, в сколько-нибудь значительном объеме, больше не предвидится. Однако судьба уже ввезенного оружия его беспокоила не меньше: людям, в руки которых оно направлялось, вряд ли можно в принципе хоть что-то доверить, а уж тем более вверить им средства массового поражения...
Отточенный годами рефлекс мгновенно включил режим самообороны, и вот уже Никс в полном облачении на полу с заломленными за спину руками, а он, тяжело дыша, на ней верхом. Осознав это, вскочил и, точно ветошку, швырнул ее на табуретку:
- Малыш... Не хотела, я понял... Я ведь не просто так запретил прикасаться ко мне без разрешения... Когда я так вырубаюсь, меня никак не надо будить: через пять минут сам проснусь.
Почти шесть утра, но до рассветных сумерек еще долго. Холодно и темно, и снежная крупа царапает веки и выдавливает слезы из глаз. Она быстро отстала, не поспевая за ним, а попроситься взять его под руку мешала обида. Уже нужно что-то сделать с этой обидой, иначе вместо Кириана она будет проводить время со своей обидой - в тишине и одиночестве, а она уже до хрипоты наговорилась и с тишиной, и с одиночеством.
- Проходи, - распахнув двери главного корпуса, он пропустил ее вперед. - На четвертый этаж, малыш.
Там, на четвертом этаже, он распахнул перед ней еще одну дверь и снова сказал: «Проходи».
Его апартаменты. Огромный круглый зал, причем внутренний круг отделен от внешнего частично стенами, а частично столбами: один ряд столбов открывал доступ к внутреннему кругу со стороны просторной прихожей, а за другим рядом, от стены до стены, словно экран кинотеатра, поделенный узкими перегородками, темнели стекла окон. Никс задрала голову: купол тоже стеклянный, но сейчас большая часть его заметена снегом. Мебели почти нет, лишь самое необходимое; на полу книги, не уместившиеся на стеллажах, спортивные снаряды, несколько причудливых глиняных статуэток - застывшие в разных позах обнаженные женщины, и разноцветные циновки - по ним, наверное, так здорово ходить босиком...
- Нравится?.. - Мягко.
- Очень...
Через минуту он вернулся, отнеся куда-то верхнюю одежду и обувь. К его возвращению Никс окончательно определилась, как она поступит со своей обидой:
- Мне очень нравится, Кириан. Мне нравится ваш дом, мне нравится все, что вы делаете. И мне понравилось, что вы уронили меня на пол и придавили собою, хоть мне и было больно, потому что лучше я буду придавлена вами, чем одиночеством. Мне нравится, когда вы мне улыбаетесь, и нравится, когда сердитесь, потому что в обоих случаях вы меня замечаете. Пожалуйста, замечайте меня и дальше, мне так важно это...
- Никс. Ну, что ты. Что ты. - Растерянный и вдруг уязвимый, и вдруг робкий, и нет сил, и не стыдно.
И вот они, ее губы, и кончик языка, замирающий от ласки у него во рту, и вот вся она - на его ладонях, в его постели, вместе с ним. И он не перестанет биться с собой, и с ее страхами, и за нее - сегодня, до конца войны, всегда. Потому что он выбрал ее, и она под его защитой, под его ответственностью, под ним. И потому еще, что так упруго гнется ее тело, и потому, что есть ее нежный голос и его имя на ее устах, потому что она его - и сегодня, и до конца войны, и всегда.
Около половины девятого, с восходом солнца, они проснулись. Положив подбородок ей на макушку, Mamba рассеянно ласкал ее волосы. Нужно позвонить в мастерскую, чтобы ее не искали, - он ведь собирался, но потом эта мысль совсем вылетела у него из головы.
- Ты голодна?
- А ты?
Вот ведь плутовка. Постоянно пробует на прочность его границы.
Запустив пятерню в ее белокурую после очередного контакта с перекисью водорода шевелюру, терпеливо напомнил:
- Никаких «ты»... И никаких «тебя»... Конечно, мы партнеры. И партнерство наше выражается в том, что я решаю твои проблемы, а ты проявляешь уважение к моим требованиям. Договорились?
Она кивнула. Закусила губу и с трудом подавила всхлип - так больно, словно он ее оттолкнул. Ну, и ладно. Ну, что же. Значит, научится любить его оттуда - с той дистанции, какая для него безопасна.
Одевшись, Кириан предложил Никс свою чистую белую рубашку, та с удовольствием согласилась.
- Можешь пока не вставать - я позову, как приготовлю завтрак... Ну, как хочешь. Уборная за колоннами, слева.
Набрав мастерскую, он поставил отца перед фактом, возложив на него роль старшего на сегодня, затем проследовал на кухню. Кухня тоже располагалась за рядом столбов, только в противоположной прихожей части внешнего круга. Частично утопленная вглубь апартаментов, она захватывала пространство вдоль ближайшего окна длинной барной стойкой, достаточно широкой для комфортного приема пищи.
Стоя возле плиты, он мог наблюдать, как Никс, стащив с кровати, постелила в самом центре квартиры одеяло и легла на него, и устремила взгляд в купол. Руки соединены и прижаты к груди в немом жесте восхищения, колени согнуты, отчего рубашка задралась, но с того ракурса, где стоял он, были видны лишь ровные красивые ноги от коленей. Зря он дал ей свою рубашку - так они до вечера на свет божий не выберутся.
Разложив еду по тарелкам, позвал ее - вскочив, с криком: «Я быстро!» она жеребенком ускакала в уборную. С улыбкой покачав головой, Mamba оседлал высокий барный стул, сделал глоток свежесваренного кофе из большой кружки.
Полная впечатлений об огромной ванне, Никс с твердой решимостью озвучить Кириану свою просьбу дошла до барной стойки и расстроилась: он медленно ел, задумчивый и хмурый, не обращая ни малейшего внимания на красоту за окном. Ну, и на нее, Никс, тоже.
Взобравшись на неудобный стул, девушка аккуратно поставила перед собой тарелку. Аппетит пропал. Зато можно было наслаждаться солнечными лучами, алмазной россыпью валявшимися на снегу до черневших на горизонте построек. Она и подстраиваться научится, обязательно. В конце концов, ей тоже есть, о чем подумать. А думать рядом с ним гораздо приятнее, чем в одиночестве.
- Ты чего не ешь?
Она встрепенулась, поймала за хвост случайную мысль:
- А можно из вашей тарелки?
Он беззвучно рассмеялся, коснувшись лбом замка из пальцев, в котором держал вилку:
- Думаешь, у меня вкуснее?
Тем не менее, расцепив руки, подвинул ближе к ней свою тарелку.
Никс, сосредоточенно орудуя вилкой, высказала вслух поставленные в одну шеренгу факты:
- Я в вашем доме, сижу за столом в вашей рубашке и ем из вашей тарелки... Не представляю, что еще сюда можно добавить...
- А что бы ты хотела?
Она не совсем поняла вопрос.
- Что бы ты хотела, чтобы я для тебя сделал? Сегодня, сейчас.
Никс замолчала на пару секунд - набраться смелости. Набралась и выдала:
- Давайте примем ванну. Вместе.
Он подцепил последний кусок амлета из ее тарелки, улыбнулся:
- Это все, что ты хотела?
- Ну... Наверное, да. Да, это все. Это все, что я хотела.
Сойдя на паркет с подножки барного стула, он сложил в раковину грязную посуду, подошел к высокому комоду, похожему на трибуну с ящиками, и откинул крышку прямоугольного чемодана, что венчал комод. Крышка стукнулась о стену, а в распоряжении Кириана появился магнитофон.
- О... - Никс, спрыгнув на пол, замерла возле чудо-проигрывателя. - Это... проволочный магнитофон?
- Нет, малыш. Здесь используется магнитная пленка, катушки с магнитной пленкой - двенадцатимиллиметровой бумажной лентой, покрытой оксидом железа. Качество записи очень высокое. Зацени.
Никс вся обратилась в слух - зазвучавшая запись... вообще не похожа на запись. Она похожа на прямую радиотрансляцию, вот на что она похожа...
- Ты такое слушаешь? Или тебе больше романсы по душе? - Mamba с сомнением покосился в ее сторону.
А она уже, закрыв глаза, покачивала в такт бедрами, тихонько подпевая, чем весьма удивила его, ведь магнитофон пел в босяцком жанре, про волю и неволю... Опустившись на циновку, забыв про ванную, он ловил каждое ее движение, и с каждым движением ее длинные ноги маленькими уверенными шажками, на носочках, мягко пружиня и описывая бедрами полукруг, несли ее к нему, ближе и ближе.
Как и предположил Кириан, они проторчали в постели весь день. На ужин он решил сходить вместе с ней в трапезную, а заодно прогуляться.
Прогуляться особо не получилось: Никс замерзла через полчаса, пришлось вести ее в столовую, в тепло.
Оставив верхнюю одежду в отдельном закутке у поваров, Mamba с девушкой в обнимку вошел в зал, жестом за полминуты добился полной тишины и объявил:
- Шестого января наша свадьба, братья. Отпразднуем вместе.
Победные крики «ура» и поздравления не смолкали долго: люди устали от плохих новостей, а сегодня это была вторая хорошая новость за день.
Усаживаясь за стол напротив Никс - так удобнее общаться, - Кириан вопросительно качнул головой, обращаясь к Полинику:
- Как сам?
Тот, без особого рвения прислуживая ему и Никс за столом, ограничился молчаливым кивком.
Тему Полиника Кириану развить не дали - перешагнувший через лавку и подсевший справа от него Агазон, завладев его вниманием, кратко обрисовал обнаруженную сегодня проблему в логистике и намеченные им возможные пути решения, но Кириан остановил его:
- Не сегодня, брат. Я тебя услышал, завтра с утра помозгуем.
Пока Агазон добавлял стандартную ложку дегтя в бочку с медом выходного дня Кириана, в зал трапезной ворвалась с мороза еще одна пара: Sumu и Kivuli. Снайпер встал в очередь на раздачу, а Елена со спины повисла на шее у Никс:
- Милый, милый, милый мой зайчик, я так по тебе соскучилась, где ты была весь день?
- Привет, Su... С Кирианом... Не урони меня.
- И чем же вы занимались весь день с Кирианом?
- Чем надо, тем и занимались... Su, ты меня задушишь...
- Прости, моя хорошая... - она несколько раз поцеловала ее в щеку, - но завтра ты мой, зайчик, так и знай...
- Перестань... Отпусти меня... Кириану это не нравится, разве ты не видишь?
- Сию минуту, только поцелую тебя еще разок... До завтра, мой белый, пушистый зайчик!
Никс не смела поднять глаза - зачем Su так вела себя с ней при Кириане? Что на нее нашло?..
- «Зайчик», значит... - он вертел в руках солонку и как будто внимательно изучал ее на предмет сколов. - Что у тебя с ней за отношения?
- Ничего такого, Кириан... Мы подруги. Просто ее, наверное, что-то беспокоит... Да, я думаю, что-то случилось. Выясню завтра.
Нужно будет поговорить с Еленой. Не хватало еще, чтобы Кириан ревновал ее к ней.
- Ладно, зайчик. Нам пора.
Когда она поняла, что они свернули на узкую дорожку, что вела к ее флигелю, Никс, уворачиваясь в ужасе от костлявых объятий встречающего ее одиночества, затараторила:
- Кириан, Кириан, пожалуйста... я не помешаю вам, я умею вести себя очень тихо, вы меня даже не заметите, даже, может, вздрогните, обнаружив меня случайно в своих апартаментах, а я улыбнусь вам тогда и скажу, что это всего лишь я...
Она сбила его с мысли своей отчаянной мольбой; остановившись, он притянул ее к себе и тихо высказал свое мнение:
- Я не хочу вздрагивать, обнаружив тебя в своих апартаментах. Я хочу видеть твои вещи на полках, твою зубную щетку рядом с моей, хочу, чтобы твои длинные ноги топали по паркету туда-сюда, туда-сюда... За вещами зайдем?
Взвизгнув от восторга, Никс бросилась ему шею, целуя холодные небритые щеки.
А спустя час они грелись в просторной ванне, куда свободно уместилась бы еще пара человек. И все было прекрасно, и хлопья мыльной пены нежно ласкали кожу, и Никс льнула к его спине, болтая о всякой ерунде, и, смеясь, сдувала с его волос пену, и он тогда безропотно жмурил глаза, защищая их от мыла, и улыбался, слушая музыку ее смеха.
Все было прекрасно - до тех пор, пока он внезапно не понял, что бритвы нет на месте: небольшая полка, где лежал этот опаснейший предмет, пустовала.
В глазах потемнело, он с трудом выносил ее голос; если лезвие сейчас у нее в руке, она сумеет убить его одним движением. Вся эта затея с ванной - ясно теперь, зачем; «белый пушистый зайчик», как же... Он спасет себя, лишь напав первым: удар затылком, и она потеряет сознание, сползет в воду и утонет. Несчастный случай, такое бывает...
Мгновения просветления хватило, чтобы он, выплеснув ведро воды на пол, вылез из ванной, трясущимися руками сдернул с плечиков открытого шкафа длинный махровый халат и вышел из санузла, хлопнув дверью. Еще будучи там, мечась взглядом по стенам загнанным зверем, он вдруг наткнулся на бритву в стакане с зубной щеткой и тупо смотрел на нее. Целую секунду. А уже потом ушел.
Сколько он просидел за барной стойкой, приходя в себя, он не знал: в такие моменты он вообще не чувствовал течения времени. Однако стрелки на циферблате показывают час по полуночи - значит, долго. Очень долго.
Он застыл возле кровати: Никс спала в его рубашке, крепко прижав к груди его китель. Боль и ощущение содрогнувшейся под ногами земли едва не сплющили его; кое-как стянув с себя холодный, тяжелый от влаги халат, он забрался на кровать, отнял у нее китель и вытянулся вдоль ее теплого длинного тела. Дрожь от земли передалась его ногам; поднимаясь выше, достигла сердца и уколола, добравшись до горла, сдавила его в тисках, заставив сначала задыхаться, а потом содрогаться уже всем телом.
Никс проснулась. Шепча что-то ласковое, прилепилась к нему:
- Любимый... Хороший мой... Кириан... как я могу помочь?.. что мне сделать?
- Я в аду... Если бы ты знала, в каком аду я живу...
Она не знала. Знала только, что готова быть с ним и в аду, если нужно.
12.
- Ну, что у тебя там... - Азазель, распаренный после ванны и массажа, в темном длинном халате, с кряхтением опустился в кресло. Жар камина на том расстоянии, где он сидел, ощущался укрощенным теплом, от которого Азазеля клонило в сон.
- Да ничего хорошего. Эти твои олухи лорды скоро поднесут Грамоту этому... Мехиаэлю, - он сделал раздраженный в своей обидчивости жест рукой. - На блюдечке с голубой каемочкой. Зачем ты отдал им грамоту?
Азазель широко зевнул, проглотив часть слов, так что Ара услышал только:
- ...эз нее все прекрасно.
Швырнув в мусорную корзину пустую пачку, Ара сунул в зубы последнюю сигарету:
- Ты знал про Мехиаэля?
Азазель снова зевнул:
- ...эмы с ним?
- Повтори.
- Проблемы у тебя с ним, спрашиваю? - Азазель налил себе красного, как густая венозная кровь, вина.
Ара, разогнав дым руками и потушив едва початую сигарету, с напряженным интересом присел в кресло напротив Азазеля:
- А ты можешь мне помочь?
С наслаждением закрыв глаза и причмокивая, Азазель утоп в кресле и едва не уснул, но вовремя вспомнил об одной интересной затее, главную роль в которой он припас для Ара:
- Да-да... - и тут он затрясся от смеха. Утирая слезы, еле-еле вымолвил:
- У тебя... с ним... общий сын. Ну, Мехиаэль, ну, шутник...
Абсурдность данного заявления испарилась, когда Ара вспомнил, что Аид жив и что Мехиаэль принимает в его судьбе большое участие. Выходит, он решил усыновить Аида, а это возможно лишь при отказе от родительских прав биологического отца. Живого.
Пришлось ждать, пока Азазель прокашляется, высморкается, выбранит артрит, свой возраст, массажистку, и, наконец, задать вопрос:
- Как заставить Аида отказаться от Мехиаэля?
- Есть у меня мыслишка... - он потянулся, кряхтя и охая, куда-то за кресло. - Вот. Почитай, потом дай Аиду.
- Что это?
- Евангелие. Долго объяснять. Пусть Аид знает, что его ждет. Не сейчас, нет... Лет в тридцать с небольшим. Но не суть.
- А что его ждет?
- Почитай, почитай. Занятное чтиво...
Ирэн, с наслаждением вдыхая аромат настоящего домашнего обеда, наполнивший весь первый этаж, скинула с себя сапоги, шубку - Христиан успел подхватить последнюю - и подбежала к возившейся у плиты женщине:
- Вы мама Аида?.. Как я рада... Как вкусно пахнет... О, зовите меня Эн... Вы просто волшебница... - Убрав назад волосы, она осторожно склонилась над дымящимся супом. - Божественно... Очень хочется есть... Можно, я вас обниму?.. Вот бы у меня была такая мама... Ди, какой же ты счастливый!
- Эн, - Христиан, придерживая девушку за локоть, чтобы она не упорхнула от него, поставил перед ней тапки, принесенные из сушилки взамен сброшенных сапог. - Обуйся. Не ходи босиком, пожалуйста.
- На мне теплые чулки, Тин... Ну, хорошо... - Она нырнула в огромные по сравнению с ее ступней шлепки и тут же потеряла на лестнице сначала одну, а потом и другую:
- Тин, они мне велики! - На бегу, весело приветствуя подругу, выглянувшую из комнаты ей навстречу.
Женщина обернулась к плите, пряча улыбку: незадачливый кавалер с грустью подобрал со ступенек оброненные тапки и сунул их под мышку, соединив подошвами. А затем спустился к ней:
- Здравствуйте. Я Христиан, хозяин дома... Здорово, Аид.
- Мам, это Тин. Я тебе про него рассказывал, помнишь?
Христиан, смутившись, с досадой отступил к дальнему окну возле входной двери и с зажатой в зубах сигаретой, прикуривая, спросил:
- И что же ты обо мне рассказывал, интересно? - Приоткрыл узкую створку, чтобы дым не задерживался на кухне.
Укоризненный взгляд Аида не дошел до адресата из-за облачка дыма:
- Ну... как ты от бандитов меня защитил. С Кирианом.
Понимающее мычание - и все. Христиан замкнулся. Аид подавил виноватый вздох, однако довольно быстро переключился на другую тему, уносясь на второй этаж выполнять поручение матери - позвать «девчонок обедать».
Женщина аккуратно обратилась к Христиану, встревоженная его реакцией на слова сына:
- На вас накрывать? Или вы наверху будете есть?
Раздавив окурок в пепельнице, Христиан захлопнул окно и приблизился к ней:
- Вас как зовут?
Она ответила.
Назвав ее по имени, Korongo не скрывал дурного расположения духа, давая ей от себя ценный совет:
- Я вас в качестве прислуги не нанимал - вы здесь гостья. Вот и оставайтесь гостьей... Пойду снег почищу.
Незаслуженную грубость в свой адрес она давно привыкла воспринимать как должное, а вот большеглазую девочку, Ирэн, ей по-матерински стало жалко. Зачем она так рано беременеет? Ей самой еще нянька нужна...
За обедом, хлопоча вокруг Эн, Роксан и сына, воспользовавшись тем, что Аид с принцессой начали обсуждать что-то свое, женщина ласково погладила Ирэн по голове и кивнула на работающего во дворе за окном Христиана:
- Не обижает он тебя, дочка?
Ирэн вскинула к ней сияющее лицо:
- А мне вас можно называть Nina[ Мама]?.. Спасибо... Тин, он... - перестав есть, она вдруг посерьезнела, пару секунд молча следила глазами за своим мужчиной - он, как проклятый, швырял снег лопатой, - он замечательный. Мне нужно напоминать ему об этом почаще...
- Да куда ж ты, голубушка, поешь...
- Я наелась, спасибо! Очень, очень вкусно... - нырнув в валенки, об которые споткнулась в поисках своих сапог, и застегнув на крючки шубу, девушка резво сбежала по ступенькам.
- Тин... - она с разбегу влетела в него, запнувшись о собственную ногу (валенки тоже оказались велики, как и тапки); хорошо, что он устроил перекур, и лопата флагштоком торчала из снега немного поодаль.
Поймал ее под руки, затоптал выпавшую из пальцев сигарету, тихо, без улыбки, спросил:
- Не ушиблась?
- Нет... Ты опять куришь? Я думала, ты бросил.
- Я бросил. Только что.
Она широко улыбнулась, обвив руками его шею:
- Ты мой герой... ты помнишь?
Он скривился и отвернулся:
- Узнай она, что я делал с ее сыном, спалила бы дом. Вернее, сначала зарезала бы меня во сне, а потом бы спалила.
- Но ведь Аид простил тебя. Почему ты считаешь, что она не простит?
Он с усмешкой качнул головой:
- А ты простила бы?
- Не знаю... - согнав с лица улыбку, она припала к нему; Христиан подбородком наполовину смахнул с ее головы меховой капюшон. - Но я помню, как трудно было мне простить себя после того, как Ара...
- Эн...
Она сильнее прижалась к нему:
- Ведь мое тело предало меня... И я тогда подумала: так вот, оказывается, какая ты, Эла Ара Ирэн, тебе все равно, кто тебя...
- Эн, не надо...
- Тебе все равно, кто это: Мехиаэль или Ара, потому что ты... - ее голос вдруг оборвался всхлипом, нечаянно освободившим протяжный стон, такой жалобный, что сердце Христиана разорвало бы от боли, если бы он не поделил вину за случившееся между Мехиаэлем, Ара и собой: он мог приехать к ней раньше. Не утром, а накануне вечером. Мог, но не приехал.
Крепко обняв ее, он прошептал ей в волосы:
- Котенок, мы поговорим об этом. Потом. Ты не виновата... Я увезу тебя сейчас, хочешь? Только ты и я. Хочешь?..
- Да.
По дороге в дом он быстро соображал, какие у них есть варианты. Мдживавату повезло: в этом городе война практически не наследила. Разбив основные сила противника на юго-востоке страны, jeshi гнали разрозненные группировки наемников Регента к столице Ардхиявату - Маджи, стягивая их в кольцо. Отряды народной милиции, стихийно формирующиеся в городах, не позволяли сторонникам регентуры надолго окапываться в налетом захваченных зданиях, а тех, что все же задержались на каком-нибудь хлебозаводе или в школе, ликвидировали бойцы Священного Войска. Тихо, профессионально. Одним из самых трагических событий стала перестрелка в стенах медицинского колледжа, где училась Эн - в эти дни она как раз отлеживалась на базе, приходя в себя после плена. Двое преподавателей и пятеро студентов погибли. У Христиана кровь стыла в жилах от мысли, что среди этих студентов могла быть и она, если бы не череда воспрепятствовавших этому событий.
Тем не менее, ее фамильный замок тоже, к сожалению, послужил временным укрытием для боевиков Регента и ощутимо пострадал. И «Месопотамия» отпадает - из-за напоминания о Коловрате и из-за его собственных воспоминаний, связанных с Аидом.
Есть неплохое место. Сдаваемый посуточно второй этаж в деревянном флигеле на севере города, за городским парком, вне городской суеты. Что называется, «для своих». Единственное условие хозяина дома - оплата наличными. Нужно позвонить и выяснить, свободна ли квартира.
Усадив девушку на скамью в прихожей, он отправился в сушилку за ее сапогами, а по возвращении застал рядом с Эн Роксан. Завидев Христиана, Роксан поднялась и немного отошла. С каких это пор она его боится?.. Или он сейчас выглядит так, как чувствует себя - вепрем?..
Опустившись у ног Ирэн, jeshi посмотрел на стоявшую поодаль принцессу:
- Сможешь собрать ей сумку с вещами? Что там вы с собой в дорогу берете... На ночь. Завтра к вечеру вернемся.
Через десять минут, дозвонившись до хозяина флигеля и приняв из рук Роксан небольшой саквояж, Христиан кивнул Аиду:
- За старшего остаешься... Поехали, Эн.
Уже когда они медленно ехали по колее, мимо черных покосившихся заборов частных домов и толстых высоких деревьев с сиротливыми шапками вороньих гнезд, Эн мало-помалу начала откликаться на его шутки, не всегда, впрочем, безобидные и приличные. Краем глаза, улыбаясь и продолжая нести вздор, он ловил ее благодарный взгляд, и напряжение, от которого он, как наэлектризованный, притягивал к себе какие-то ужасные в своей нелепости мысли и фантазии, понемногу спадало.
Расплатившись и получив ключи, они поднялись на второй этаж через уличную лестницу. Обстановка в квартире весьма посредственно справлялась со своей главной задачей - созданием уюта, несмотря на рюши на занавесках и приторно-милые картинки на стенах в дешевых рамках. Однако Христиан ценил это место за чистоту (в первую очередь, постельного белья) и покой.
Опустив саквояж на тумбу для багажа, он в нерешительности обернулся - Ирэн, протягивая к нему руки, тихонько, по-детски, попросила:
- Обними меня...
Он заключил ее в объятья, еще не целуя, просто нежно касаясь губами ее кожи, волос, мочки уха:
- Ты хочешь? хочешь?..
Девушка спрятала лицо и ладони у него на груди и вновь заплакала.
- Эн... - он как-то потерянно улыбнулся, скрывая за улыбкой разочарование. - Я же не принуждаю... - Волна нежности к этой девочке, поднявшаяся в его душе в ответ на собственный эгоизм, частично реабилитировала его в своих глазах. - Котенок мой... Глупенький, испуганный котенок... Ну-ка, подпрыгни.. вот так, - он перехватил ее в прыжке, дав ей обвить его руками и ногами. Она склонила голову ему на плечо, успокаиваясь, как в детстве, когда ее так же носил на себе Коловрат.
Комната, знакомая и чужая одновременно. Он нашел ее, щадя чувства Ферта: тот стеснялся, особенно поначалу, его и их отношений... Ах, да сколько можно врать самому себе - не стеснялся Ферт, а тяготился. Не знал, как отвязаться. Боялся. Сейчас все эти воспоминания покрывают толстым слоем пепла его душу. Пепла, под которым ему холодно, все еще холодно, даже с ней на руках.
- Тин...
- Ммм.
- Поговори со мной об этом.
- О чем? - остановился на секунду, чтобы вынырнуть из своих мыслей. - А... Об этом. Ты не виновата. Твое тело не предало тебя - наоборот, откликнулось на то, что с тобой происходило. Это невозможно контролировать, не вини себя.
- У меня всегда раньше хватало смелости, чтоб оттолкнуть его, а в тот раз... Я так испугалась того звонка... Он уже раздевал меня, а я все ждала, когда же расхрабрюсь и влеплю ему...
- Эн, давай сменим тему. - То, что она рассказывала, вкупе с его личными наблюдениями, душило его. - Мне тяжело это слушать.
- Прости... Просто ты сказал, что я не виновата, а я виновата...
- Не виновата. Он сорокалетний мужик и твой дядя, а ты - зависящая от него его несовершеннолетняя племянница, чтоб он сдох... - Зарычав, он стряхнул ее с себя на кровать, смяв покрывало ладонями и коленом, оставшись второй ногой на полу. - Еще раз ты попытаешься выгородить эту суку своим «я виновата», и я пойду и убью его. - И выразительно выгнул брови, как бы не советуя ей брать его на слабо.
А она внезапно схватила его за уши, заставив упасть на локти, притянула к себе и поцеловала:
- Никуда ты от меня не уйдешь.
И хитренько улыбнулась, любуясь произведенным эффектом. Любовалась, пока не закатилась в смехе, извиваясь ужом от щекотки в его руках.
- Пере... перестань, Тин... - натужно, еле переводя дух, - пожалуйста-ааааааа... !..
Отпустив ее, он перевернулся на спину и встал с кровати с другой стороны:
- Я за продуктами.
На самом деле ему нужно было подышать. Какое-то смутное чувство, набирая обороты, беспощадное, как лесной пожар, овладевало им. Он быстро шел по узкой нечищенной улочке с хорошо утоптанным снегом; полы длинного пальто, что он накинул на себя, не застегивая, то хлопали его по ногам, то надувались парусом от ветра. Он шел быстро, успевая, однако, замечать на себе восхищенные взгляды. Интенсивно выдыхая облачка пара, поймал волну накатывавшего изнутри тепла и не смог устоять перед искушением перейти на бег - пальто пришлось скинуть и тащить в руках (зачем он вообще его надел? валялось бы и дальше в машине). Мелькавшие унылые пейзажи: справа - угадывавшиеся за старым деревянным штакетником собачьи будки и закрытые на зиму голубятни, спереди - постные лица прохожих, шарахавшиеся от него к изгороди, слева - неровная линия грязного снега служили ему отличной опорой, нисколько не омрачая бушевавшего в нем восторга. Да, восторга. Какое точное слово. Практически паря над этой серостью, он ощущал себя избранным - избранным ею, тут же уточнял он для самого себя, и в безудержной тяге к объекту своего восторга проделал обратный путь, не сбавляя скорости, балансируя на грани самоконтроля, заранее оправдывая свои действия своей запальчивостью.
Взлетев по узкой лестнице в нанятую квартиру, скинул перед душевой одежду, включил воду и встал под лейку. Уперевшись ладонями во влажную стенку перед собой, попеременно подставлял под струю воды то лицо, то макушку с затылком. Пожар внутри не стихал. И тут он сознался самому себе, что бушевал в нем совсем не восторг. Восторг? К черту восторг. Восторгом пусть наслаждаются молокососы.
Она спала. Не страшно.
Из-за разметавшихся по подушке кудрей она напомнила ему пуделя, трогательно дожидавшегося своего хозяина.
- Тин?.. - проснулась, распахнула свои большие темные глаза, глаза славного пуделя, которые он снова закрыл поцелуями:
- Я соскучился. - На нежность не осталось ни времени, ни сил. Он потом попросит у нее прощения, потом...
Он уже почти не соображал. Она, кажется, закричала. Что-то типа: «мне больно»...
А потом кто-то швырнул его об стену. В полете он успел различить очертания двухметровой чернокожей колонны - Саула. Значит, она в безопасности.
Сознание возвращалось вместе с тупой болью в затылке. Сквозь сомкнутые веки он будто видел плачущую на полу, возле него, девушку:
- Тин... Тиииин... - вот она механически заправила за ухо длинную прядь, уронив ему на лицо слезинку, и он безошибочно определил место и расстояние до ее ладони, сжал ее пальцы в своих, поднес к губам:
- Я в порядке. Дай мне пять минут.
Сел, привалившись к стене, взглянул на нее... и не смог ничего сказать. Как глупо.
- Тин, я... - она перестала плакать, поднялась и отошла к наружной двери, сняла с вешалки свою шубку. Строгая и трогательная, точно юная учительница на своем первом уроке. - Саул велел передать, что больше не доверяет тебе. Он предложил мне отнести меня к Nina - я согласилась... Не появляйся, пожалуйста, в доме. Иначе мне придется уйти.
Он испугался. Встал, но зашатался и опять сполз на пол по стенке:
- Эн... Не надо так... Пожалуйста... Эн... Эн!!. ЭН!!!
Огромный крылатый ящер, порождение самой ночи, подхватил ее когтистой лапой с порога и унес прочь.
Какой бред... Какой все это бред... Затряслись руки, а за ними и челюсть. Он ведь не в обиде на нее за ее отказ, не в обиде на Саула... Он искренне, до последней секунды надеялся, что она робко протянет к нему руки, извиняясь за Саула: «мне так жаль, Тин»...
- Эн... - Он снова вскочил, добежал двери, распахнул ее - морозное дыхание ноябрьского вечера пробрало его до костей. - Мне так жаль, Эн...
В пустоту и себе под нос. Поздно.
Закрыл дверь, дотащился до кровати и рухнул на нее, как подкошенный. Без сил.
Постаревший, наказанный. Один.
Разумеется, он не сунется в дом, пусть это и его дом - ей-то податься некуда. А когда Эн обнаружит, что беременна, то, возможно, даже в известность его не поставит и сама решит судьбу их ребенка... Может, это и к лучшему...
Он представил какого-нибудь Александра, выскребывающего из нее расчлененное тельце их ребенка. Представил, и чуть не повредился рассудком: сбросил себя с кровати, добрел до душевой, где лежала сваленная в кучу его одежда, до хрипоты зовя Эн и прося ее «не делать этого». Он уже не понимал, где находится, и за что она его бросила; страх за ребенка подстегивал его, лупил по ногам и спине - он спотыкался, вжимал голову в плечи и дрожал в холодной влажной форме, которую с великим трудом натянул на себя, но в дверях столкнулся с Мехиаэлем:
- Пусти меня, я должен... Я должен... Должен... - К своему ужасу, он забыл, что именно он должен и куда идет, помнил только, что если опоздает, то случится беда...
Мехиаэль не пускал; более того, крепко обхватил его руками и, во-первых, согрел, высушив одежду.
Христиан.
Он слышал Его голос. Будучи добровольно погребенным под слоем пепла, слышал.
Христиан.
Он слышал Его голос и ответил Ему: я устал, Господи. Устал. Не могу больше. Старался. Ничего не получилось.
Христиан.
Христиан разлепил веки, почти уверенный, что никого не увидит и что все это ему снится. И поплыл, растворяясь в благодатной синеве Его глаз, как вдруг душевная мука своей пронзительной телесностью выдернула Христиана из благословенной бесчувственности и как в темницу, заточила его в собственное тело: он очнулся:
- Мехиаэль... - панически боясь, что он сейчас отстранится, Христиан вцепился в его защитного цвета куртку. - Поговори с Ирэн, пусть она не делает аборт...
И вернулся, наконец, к источнику своей боли - Эн оставила его. Оставила, кинула - как Ферт. Как много кто до нее. У него не будет семьи не потому, что он не той ориентации - сейчас-то с этим все в порядке. У него не будет семьи, потому что он сам как продукт аборта. Он все равно недо, все равно ущербный - просто раньше все это удобно прикрывалась тем, что он гомосексуалист, а теперь чем ему прикрыть весь этот срам?..
Развернув к себе стоявший поблизости стул, Мехиаэль опустился на него, не вмешиваясь пока в самоистязания Христиана.
- Мехиаэль... - хрипло, отняв от лица ладони, - как я мог хотя бы на секунду... допустить мысль об убийстве своего ребенка?.. - Выговорив это, он сумел посмотреть ему в глаза:
- Это трусость?.. Или что это? Я совсем конченый?
Белый Волк сократил расстояние между ними, положив локти на колени: зрительный контакт с ним помогал Христиану выносить тот уровень тревоги, от которого он готов был сбежать в психоз:
- Это страх. Ты не отцовства испугался, нет. Ты испугался, что твой сын - а у тебя родится сын - может повторить судьбу Аида. Что кто-то снимет его, едва достигшего совершеннолетия, в ночном клубе. Что кто-то сможет насиловать его или сдирать с него ремнем кожу - в зависимости от настроения.
Мехиаэль замолчал. Сидя на полу, Христиан вонзился зубами себе в руку, зайдясь в беззвучных судорогах. Как только вопль разодрал его глотку, знаменуя собой оставленный позади пик страдания, Мехиаэль негромко продолжил:
- Ты испугался, что не выдержишь этого. Но быть родителем и значит идти на риск... Согласись, то непотребство, в котором ты жил, с этого ракурса выглядит совсем иначе. Нет ни романтического налета, ни щемящей тоски желания. Лишь сломанные жизни и искалеченные души. - Выпрямившись, он поднялся. - Мне пора, ангел мой. На кухне, на столе есть немного еды - я принес. Поешь. Завтра отдыхай, в понедельник жду тебя в офисе в девять.
Проводив Мехиаэля до двери, Христиан не был бы собой, если бы не спросил:
- С ним все будет в порядке? С моим сыном?
Тяжело вздохнув, Мехиаэль похлопал его по плечу:
- Нервный ты, однако, папаша...
В понедельник к назначенному времени Христиан подъехал к городскому офису Мехиаэля. В военной форме (другой одежды у него не было), осунувшийся и с целой прядью седых волос в челке, белым флагом торчащей надо лбом.
Поздоровавшись кивком, Мехиаэль открыл кабинет своим ключом и как бы между прочим поинтересовался:
- Пил вчера?
- Хотел. Не вышло.
- Знаю. - Он швырнул ключи на бархатное дно верхнего выдвижного ящика стола. - Кто-то топит свои проблемы в бутылке, а ты закидываешься сексом, как наркотиками. Как оно - с проститутками? Или ты решил до самого дна дойти, чтобы почву под ногами ощутить?.. Не блуди, Христиан. Забыть об одной проблеме, чтобы заработать с десяток других - сомнительная стратегия... Ладно. Что там по делу?
Свезя с лица ладонью липкую паутину сожаления, сотканную крепостью заднего ума, Христиан вяло ответил:
- Есть серьезная загвоздка с усыновлением Аида - он совершеннолетний.
- Кто из нас юрист, Христиан - я или ты? Найди лазейку. И вот еще что. Поговори с судьей, пусть максимально сократит процедуру во времени. Оснований для лишения Ара родительских и опекунских прав более, чем достаточно. Нет смысла размазывать.
- Понял, поговорю. Твое дело взял Зотик, мы с ним старые приятели. Думаю, в месяц уложимся.
В обеденный перерыв он подъехал к своему дому, постучался. Эн в колледже, пересечься они не должны.
- Тин... - Роксан, зябко ежась, тут же притворила за собой дверь с внешней стороны. - Что у вас с Эн произошло?
- Она не сказала?
- Нет. Только то, что уйдет, если ты здесь появишься.
Христиан невольно сделал шаг назад:
- Я не буду заходить, я за вещами. Кликни Аида, будь добра.
- Сейчас.
Через полминуты Аид, в валенках и фуфайке, вышел к нему из внутреннего двора, они тепло обнялись:
- Ты в порядке?
- В порядке, братишка. Не волнуйся. Покидай мне в сумку вещей, а то мне даже переодеться не во что.
- Я мигом.
- Ага.
Распечатав новую пачку, Христиан закурил. Он оставил за собой квартиру на неопределенный срок, заплатил вперед. Наверное, Мехиаэль прав, и разврат не убережет его от тоски, мыканья и одиночества. Что ж ему, как Ара, подкарауливать ее в студенческом кафе?..
- Вот, возьми.
- Спасибо, Аид. - Бросил сумку в машину и вернулся:
- Скажи честно: ты простил меня?
Аид с улыбкой пожал плечами:
- Давно.
- Честно?
- Честно.
- И зла не держишь?
- Не держу.
- Точно?
- Точно.
- Ты воистину сын Мехиаэля... Присмотри за Эн, братишка, хорошо?
- Присмотрю. Ты где сам? Где обитаешь?
- А, да... вот мой телефон. Звони, если что. Днем, ночью - не важно... Ну, пока.
- Пока, Тин.
Он искал «лазейку». Перерыл кучу литературы по семейному и гражданскому праву, даже в лекции свои университетские заглянул - ноль. Изучил нюансы усыновления - ничего. Ничего из того, за что можно было бы зацепиться. Сместил акцент с родителя, которого лишают прав, на ребенка, которого должны усыновить, и вновь перерыл ту же самую кучу литературы - безрезультатно.
Он думал об этом за рулем, за едой и, кажется, во сне. Обзвонил фигову тучу коллег. И снова думал: отвечая на звонки, задавая не касающиеся темы вопросы, в очереди за еще одной бумажкой в еще одной госорганизации.
И вот - о чудо! - его осенило:
- Сука!.. Я не тебе... - Расслабившись, упал на спину на кровать, оставив ноги на полу, где трудилась молоденькая, не старше Аида, проститутка.
Все же просто... Да. Он же лорд, черт его дери... Да. Это все меняет... Веки стиснуты... Да... Да...
Судорога. Пустота.
И прошло.
Накрыв глаза согнутой в локте рукой, Korongo другой рукой молча достал из кармана штанов две купюры и положил их на покрывало рядом с собой.
- Твое... Дверь за собой закрой. - Глухим, тусклым голосом.
Сглотнув подступившую к горлу тошноту, дал себе время отойти от наступившего ему на живот отвращения к самому себе. После каждого визита проститутки копошение червей в его душе становилось все явственнее - скорей бы они его сожрали, что ли, эти черви. Эн не перезванивала, не брала трубку, когда он звонил, не позволяла приблизиться к себе ближе, чем на десять метров. Не отвечала на его коротенькие письма и, наверное, даже не читала их.
Вскочил, чтобы добежать до унитаза и исторгнуть из себя алкоголь вместе с закусками. Он не сопьется - не сумеет. Wa позаботился об этом. Умылся, возвратился на кровать, брякнул телефонный аппарат себе на колени, глянул на часы: одиннадцать вечера. Нормально.
- Алло?
- Эн... Котенок, нет, ради бога, не бросай трубку... Две минуты, да, две минуты. - Он скрючился на полу, лихорадочно подбирая слова. - Эн, напротив колледжа есть кафешка, уютная такая, там еще две клумбы под окном... Я там каждый день с четырех до пяти вечера... Эн...
Гудки.
Сука. Вдруг взорвавшись, он с диким криком разбил телефон о стену. Она что о себе возомнила?!. Что он будет бегать за ней, как собачонка?!
А потом понял, что будет. И бегать, и прыгать, и ползать, если понадобится. Она нужна ему. Очень.
Вопрос с усыновлением Аида решился - по праву рождения он лорд, а лорд в Ардхиявату считается совершеннолетним лишь после торжественной церемонии вручения ему так называемого мандата лорда. У Аида такового мандата не было, а значит, по закону он являлся несовершеннолетним. На четвертой и последней сессии суда Аид должен будет дать свое согласие на усыновление его Мехиаэлем. А еще через десять дней вместе с новыми документами он получит и мандат, и новое имя, и выйдет из церемониального зала министерства лордом Ида.
А завтра в суде Ирэн даст свое согласие на передачу опекунских прав матери Аида. Христиан думал об этом за столиком у окна в той самой кафешке, о которой поведал ей по телефону.
- Привет! - На свободный стул приземлился Аид.
- Привет, Аид, - кивнув ему, Христиан аккуратно стряхнул пепел в прозрачную пепельницу. - Ирэн с Роксан все косточки мне перемыли, да? Места, наверное, живого не оставили...
- Ну... да. Зато я узнал, где тебя найти. Ты не против?
- Нет, конечно. - Улыбнувшись ему, потушил о дно пепельницы окурок. - Я рад, что ты пришел. Хоть ты. Как у тебя дела? Чем занимаешься?
- Рисую.
- Рисуешь?
- Да, представь. Весной с Роксан в художественную школу планируем пойти, на вечернее отделение. Там после Нового Года дополнительный набор.
- Ничего себе. Неожиданно.
- Я же рисовал раньше, вернее, пробовал. Мама говорит, у нее там, в доме, до сих пор некоторые мои наброски хранятся.
- Ну, здорово... А с Роксан у тебя... так просто, или есть что?.. Покраснел...
- Она мне нравится. Да ну их... Трындят, трындят об одном и том же, по комнатам разойдутся, а потом Эн в душевой на первом этаже запрется и плачет там.
- Плачет? - У него затряслись руки.
- Да, плачет. Я же в гостиной на диване сплю, мне слышно. И так каждый вечер.
- Она плачет каждый вечер?
- Да. Я ей как-то сказал: позвони, зачем мучаешь себя? Телефон ей твой дал.
- Ну, и что она?
- Боится, Тин.
- Боится? Меня?
- Боится, что ты ее не любишь, что развлекался просто. Говорит, лучше бы друзьями остались.
- Бред... - Он с ожесточением вытер рот, руки все еще тряслись. - Какие, к черту, друзья... Надо заканчивать с этим. Спасибо, братишка, спасибо, что пришел, - побегу я... Вот деньги, рассчитаешься, хорошо?
Аид заплатил за Христиана и заказал себе десерт с чашкой кофе. Он переживал за Тина и Эн, за их отношения. Догадывался, что причиной ссоры стала грубость Христиана, но Эн напрасно боится...
- Аид?
Юноша вздрогнул - мужчина лет сорока, приятной наружности, хорошо одетый занял место ушедшего Христиана.
- Пожалуй, представлюсь сразу - лорд Ара. Пока еще твой отец... Вижу, вижу, по глазам вижу: лапшу на уши навешали о том, какой я такой-растакой, да разэдакий. Сущий дьявол. Я прав?.. Ну-ну-ну, может, и они правы, я уже не знаю... Мне столько всего на суде предъявили, что я слушал и думал: как меня земля-то еще носит?.. Впрочем, это лирика... Я, собственно, по делу: прежде чем соглашаться становиться Сыном Божиим, прочти это. - Он положил на стол книгу. - Прочти, и поймешь, почему Мехиаэлю так срочно и всенепременно понадобилось тебя усыновить. Вероятно, что-то нужно будет пояснить, поэтому предлагаю встретиться через пять дней здесь же, часиков в двенадцать. Обещай, что прочтешь: это вопрос жизни и смерти, без преувеличений. Ну, до встречи, сынок. Не смею тебя задерживать.
Судейский молоток упал, возвещая о том, что с этого момента опекуном Ирэн является мать Аида.
Христиан протер бы на девушке дыру, если бы человеческий взгляд был на такое способен. И без того немноголюдный зал почти опустел, а он все ждал, когда же она его заметит и обернется, и скажет ему хоть что-нибудь.
Роксан взяла ее под руку:
- Поговори с ним. Смотри, он не уходит - тебя дожидается.
- Не сегодня. Я все еще зла на него.
- Ну, и злись себе на здоровье. Кто-то против, что ли? Поговори с ним злая... Бедняжка Тин... У меня сердце кровью обливается, глядя на него.
- И ты туда же...
Тем не менее, развернулась, толкнула дверь в зал суда и вошла. Христиан встал. В горле пересохло. Она шла прямо на него, гулкое эхо ее частых шагов терялось где-то у него в голове. Она шла такая... такая... его. Его Белоснежка. Со сверкающими от гнева глазами. У него коленки задрожали от того, насколько сильно он ее любит.
Поравнявшись с ним, Ирэн остановилась. Размахнулась и влепила ему звонкую пощечину. И еще одну. И еще. И снова. Христиан только успевал зажмуриваться.
- Ты... скотина!
- Эн...
- Как ты мог?!. Как ты мог так со мной... с нами?..
Он грохнулся на колени, жутко испугавшись, что вот сейчас она возьмет и передумает с ним мириться:
- Дай мне шанс, котенок... Ты так нужна мне...
- Ты не лучше Ара, Тин.
- Не говори так, котенок... Прошу, не говори так...
Она вдруг осела на пол рядом с ним, качнулась и еле слышно прошептала:
- Мне так больно, Тин... так больно...
- Скажи, что мне сделать, котенок?.. - он выпрямился, осторожно увлекая ее за собой; бережно поставил на ноги и тотчас же отпустил.
- Тин. - Она взглянула на него.
Вот они, на ее лице - следы бессонных ночей. И слёз. И донесений Саула. Саула, что следил за ним все это время. За его «веселой» жизнью с вереницей проституток.
- Эн... - он трясущимися пальцами ласкал ее запястье с выпирающей косточкой. Узкое, белое. Как у настоящей Белоснежки. Он прочистил горло. Давай, кретин. Ты же адвокат. У тебя язык подвешен. - Эн... родная... - Челюсть свело судорогой, а в мозгах мешанина из пошлых и банальных фраз. Он беспомощно опустил голову и потерся щекой о ее ладонь.
Если она сейчас молча уйдет, он просто разрыдается. Как брошенный в песочнице сопливый недоросток.
- Я велела Саулу перестать шпионить за тобой...
- Нет... Нет, Эн, пожалуйста... - Он догадался, чем закончится ее тирада: она рвет с ним. Комната закружилась. Он схватился за что-то, чтобы не упасть. И за соломинку:
- У нас будет ребенок, Эн. Ты беременна. Наш сын... Ему уже две недели.
Бледная, с огромными, в пол лица, карими глазами. Отвернулась и ушла. На автопилоте.
Оставив мать с Ирэн и Роксан наверху, Аид спустился в гостиную.
- Отец... - юноша смущенно почесал кончик носа, тут же сложив руки на груди одна над другой. В первый раз получилось неловко, так что он торопливо поменял руки. - Здравствуй... Я не видел тебя в суде...
- Здравствуй, Аид. - Мехиаэль приблизился. - Из-за Ара нервничаешь?
Юноша быстро шагнул ему навстречу, при этом еще сильнее стиснув собственные руки немного выше локтей:
- Он застал меня врасплох... Не надо было общаться с ним...
Аид, казня себя, посмотрел отцу в глаза - безбрежная небесная синь, с которой на него струились невидимые лучи теплого невидимого солнца.
Выдохнув, парень расслабил руки и несмело улыбнулся:
- Я не разгневал тебя?
- Чем же, нежный мой отрок? - Обняв его за плечи, Мехиаэль вместе с ним сел на диван. - Тем, что познакомился со своим биологическим отцом? Нет, конечно.
Аид задумчиво поднял с ковра и согнул в пальцах веточку сорго, отломившуюся от веника:
- Мне жаль его. Какую участь Ты уготовал ему?
- Ту, что он заслужил. И все же, что бы Я ни уготовал ему, это не лишает тебя права любить его. Ты добр. В отличие от него.
- А если... если я попрошу Тебя смягчить его участь?
- Если попросишь, смягчу.
- Тогда я прошу Тебя: насколько это возможно, смягчи его участь.
Мехиаэль медленно кивнул.
Со второго этажа к ним присоединилось все женское население дома: Ирэн с вымученной улыбкой плюхнулась слева от Мехиаэля (справа был Аид), Роксан присела на подлокотник возле юноши, а мать Аида расположилась в соседнем кресле.
- Эн, - убрав руку с плеч сына, Мехиаэль, опираясь локтями о колени, повернул голову к девушке, - Не ругай себя за чувства к Христиану. И за то, что радостно замираешь, прислушиваясь к себе.
Она прыснула сквозь слезы, уткнувшись лицом ему в левую лопатку:
- Он не Тин, а Скотин...
Мехиаэль поднял брови, чуть заметно покачав головой из стороны в сторону, как бы вынужденно соглашаясь, что подобный эпитет достаточно объективен.
- Я ему покажу, где раки зимуют...
Улыбнувшись, Мехиаэль тихо возразил:
- Он уже там, радость моя, и даже успел освоиться.
Коротко рассмеявшись, девушка глубоко и прерывисто вздохнула и закрыла глаза, теснее прижалась к нему. Распрямившись и коснувшись спиной подушек дивана, Мехиаэль привлек Эн к себе; положенной ей на макушку ладонью прислонил ее голову к своей груди, дотронулся губами до ее влажного лба:
- Назови сына Иасоном[ Исцеляю (греч.)
]. Такие врачи, каким будет он, рождаются раз в столетие.
Лицо Ирэн расплылось в блаженной улыбке, она уже наполовину спала, убаюканная его теплом и негромкой беседой остальных:
- Иасон...
Между тем, мать Аида обратилась к Мехиаэлю в некотором волнении:
- Вот, батюшка, разреши наш спор: kasisi[ Священник] у меня на родине учит, что должно заставлять себя прощать обидчиков. Вот, мне кто нагрубил, а я рукой махнула - простила. Ну, характер такой у человека. Или настроение плохое. А вот как мне дядю ее простить, ума не приложу... Такое с племянницей родной сотворить. Тут уж на характер не спихнешь. А сынок говорит, это не прощение - на характер валить. А как же тогда, батюшка?
Мехиаэль ласково взъерошил вихры Аида правой рукой:
- Прав твой сын, матушка. Оправдание - это не прощение. Это лукавство. Удобный способ ничего не делать с творящимся рядом безобразием. Правильно ты сказала: это все равно, что рукой махнуть. Можно иногда, конечно. Только в следующий раз, когда рукой на грубость махнешь, имей в виду, что к прощению это отношения не имеет.
- А что ж тогда прощение, батюшка? На каждой проповеди: прощайте, прощайте... А как прощать, не учит...
Мехиаэль улыбнулся уголками губ:
- Гнать надо в шею вашего kasisi - за что зарплату получает, не понятно... Хорошо. Вот смотри, матушка: есть человек, совершивший плохой поступок. Что прощать (или кого): человека или поступок?
Женщина растерянно взглянула на сына - Аид тут же отозвался:
- Человека, отец.
- Вот именно. Человека ты прощаешь, а поступок осуждаешь. Прощаешь, то есть оставляешь за ним право на свою любовь, подтверждаешь это право актом прощения. Поэтому невозможно заставить себя простить: любовь в насилии не рождается.
- Но как же, батюшка... ведь всех надо любить...
- Кому надо, матушка? Вот, допустим, дяде ее, - он указал глазами на спящую у него на груди Ирэн, - нужна твоя любовь?.. Нет. Даром не нужна. Вот и не надо любовь в мусор превращать... Чтобы войны закончились, достаточно уважать границы друг друга. Ну, или хотя бы терпеть друг друга. А любовь от избытка приходит. Не от нужды.
- Вот тогда ответь мне еще на такой вопрос, батюшка. - Она нахмурилась, вспоминая тяжелый в ее жизни опыт. - Мор у нас в селе случился, еще до Аидушки, года за два. Детки до года умирали от какой-то болезни. Потом сказали, от какой, да я уж забыла... На матерей страшно было смотреть. А kasisi говорит: не ропщите. Такова, видать, воля божья. Смиритесь. А если бы, говорит, верили лучше... Нет, не лучше. Он какое-то другое слово сказал, запамятовала... Так вот. Если бы, говорит, верили лучше, то и в этом милость божью увидели. Только, батюшка, что хошь со мной делай, а не могу я милости увидеть в смерти невинных деток...
Женщина взглянула на него и оттаяла, тронутая сочувствием в его глазах. Помолчав секунду, он усталым голосом произнес:
- Нет здесь милости никакой. Смерть ребенка - это горе, и больше ничего. И единственное, чем матери можно помочь, так это постараться разделить с ней ее горе. А все утешения типа: зато не согрешит, зато никто зла не причинит - еще ни одну мать не утешили. Хотя кто-то для вида и улыбался, не желая расстраивать утешающих. А смирением вы, верующие, часто прикрываете собственное бездействие: удобно сказать «на все воля божья» и сидеть на попе ровно. А потом горестно взывать: «за что, господи?».
- А за что ж матери горе-то такое, батюшка?..
- А с чего ты взяла, матушка, что всегда есть «за то», «потому» и «для того»? Это человеку объяснения нужны, не Богу. С объяснениями все встраивается в определенную систему, появляется ощущение контроля. Сколько уже наблюдаю за вами, верующими, и поражаюсь: вы и Бога контролировать пытаетесь. «Бог так захотел, ему виднее»... Меня в такие моменты всегда подмывает спросить: уверены? точно это Бог захотел? Он вам лично, что ли, о своих желаниях сообщает? И никого не смущает, что Бог «хочет» смерти невинных, «хочет», чтобы издевались над слабыми, «хочет», чтобы войны не прекращались... Всего и не перечислишь, чего ваш Бог «хочет». Вам легче такого Бога принять - шизанутого, повернутого на убийствах и насилии, зато понятного. Понятно зато, как взаимодействовать с таким Богом: тут акафист лишний прочитать, тут колбасу не поесть, тут на лавочку не присесть. Глядишь, и договорились; глядишь, и спокойно на душе... Какое-то время.
Все молчали, притихнув и уставившись в пол. Лишь Ирэн мирно посапывала, счастливая. Разбудив ее поцелуем в макушку, Мехиаэль поднялся с дивана:
- Проводи меня, Аид. Оденься только.
Надевая на ходу пальто, юноша следом за Мехиаэлем сбежал со ступенек крыльца на потемневший из-за таяния снег. Вдоль дороги в направлении свечного завода в густой черноте неба туманно желтели фонари. Пахло дымом и оттепелью.
- Отец... Позволишь мне записать все, что ты говорил? Я запомнил.
Мехиаэль с улыбкой привлек его к себе за плечи:
- Пиши, возлюбленный сын мой. Если считаешь нужным.
- А книга, что Ара дал мне... Ты знаешь ее?
- Знаю.
- И как... как ты к ней относишься? Я начал читать, дошел до проповеди на горе и ничего не понял. Ты понятнее говорил. А с чем-то из этой проповеди я вообще не согласен...
Мехиаэль рассмеялся:
- Аид, мальчик мой... По поводу того, как я к ней отношусь - это книга, написанная людьми и для людей. Культурный след, запечатленный в ней, тебе чужд, а потому многое не понятно. Не расстраивайся... Залезай. - Они обошли припаркованный автомобиль, каждый со своей стороны. - Поедем навестим Христиана в месте зимовки раков.
В пути мысленным взором Мехиаэль наблюдал за Христианом - тот задумчиво курил, сидя с ногами на широком подоконнике. Вымотанный, опустошенный. Смирившийся, похоже, с тем, что за ростом и развитием сына придется следить издалека. Из-за забора, из окна машины, с противоположной улицы. По телефону, по почте - но он будет рядом. Скоро закончится процесс, что он ведет, нужно будет возвращаться на базу. Если он формально откажется от сына, Кириан не отнимет его у Эн (по крайней мере, Korongo на это надеялся). Какой-нибудь компромисс с Кирианом он найдет.
Трель звонка, и Мехиаэль с Аидом с крохотной уличной лестничной площадки переместились в прихожую. Окно в комнате стояло настежь открытое, чтобы поскорей выветрить запах курева.
- Как же я рад... - Христиан, закрывая за ними дверь, с усталой улыбкой потирал болевшую от напряжения шею. - Вам обоим...
- Звони хозяину, пусть насчет ужина распорядится. На три персоны.
Благодарно кивнув Мехиаэлю, Христиан поднял трубку новенького аппарата.
В ожидании еды Аид с интересом занялся изучением квартиры, а Korongo, опустив трубку обратно на рычаг, с тревогой обратился к Белому Волку:
- Как она?
- Нормально. Да не убивайся ты так - простит она тебя. Не завтра, но простит. Любит потому что. Выводы, главное, правильные сделай.
Коленки Христиана подкосились - благо, он звонил из сидячего положения. Окружив нос и рот лодочкой из ладоней, он на миг задержал дыхание, и затем медленно, словно после тяжелого морока, выдохнул и закрыл глаза. Шокированный, раздавленный, прекративший бороться - не потому, что сдался. Или разлюбил. А потому, что не мог игнорировать ее желание не видеть и не слышать его. А теперь, после слов Мехиаэля, у него появилось основание для заботы о ней (правда, пока на расстоянии) - Эн его любит. Эн. Любит.
Аид в ходе своего турне по квартире нашел колоду карт и байками о своей удачливости втянул в игру Христиана. Мало-помалу с игр, где требовалось умение пользоваться своим интеллектом, они сползли на игры, в которых побеждал тот, кто быстрее среагирует. Причем, последние два кона они провели уже на ногах, логически перейдя с карточный игры на щенячью возню.
Как бы часто ни обнимал Мехиаэль Аида за плечи, парню явно не хватало тактильного общения, и сейчас он был счастлив, о чем красноречиво свидетельствовали его радостное сопение и смех. А Христиан, зацикленный на одном-единственном способе снятия напряжения, получил новый, неожиданно приятный опыт.
Высаживая сына недалеко от дома, довольно поздно, Мехиаэль предупредил его:
- Мы увидимся теперь только в зале суда, Аид.
- Хорошо, отец. Спокойной ночи.
Мехиаэль кивнул, сопровождая свой жест ласковым взглядом. Аиду, его любви к отцу, предстояло серьезное испытание. Трепетно дотрагиваясь сердцем до небесной синевы отцовского прощального взгляда, юноша запер за собой дверь и тихо, не включая свет, разделся и лег на диване в гостиной. Через пять дней он уснет законным сыном Мехиаэля.
Накануне важного дня, в полдень, юноша шагнул в кафе возле колледжа Ирэн, отыскал глазами Ара и направился к его столику.
Ара с удовлетворением отметил перемены в облике Аида: бледнее обычного, рассеян, глаза царапают - как кошки, скребущие на душе. Да. Он прочитал эту замечательную книгу целиком.
- Я завтра верну тебе книгу, хорошо? На суде. - Парень вздохнул так, словно только что свалил с себя мешок с песком.
- Ты подумал, я надеюсь? Каким должен быть твой завтрашний ответ судье? Для Мехиаэля ты Агнец, которого он заколет на потеху голодной до подобных зрелищ толпе. Помнишь, как они кричали: «Распни, распни его»?.. Он же Бог, Аид. Человеческая любовь вообще чужда ему. И знаешь, что самое ужасное?.. Даже для меня это, честно говоря, чересчур... Он оставит тебя в страшную минуту. Отвернется, как от нечистоты. Ты умрешь не от ран, не от жажды - ты умрешь от горя, забытый и покинутый им. Ты готов к этому? Пока у тебя есть выбор, сынок. Не ошибись.
Аид с трудом встал прямо, когда судья задал ему вопрос: согласен ли он на усыновление его лордом Иса? Ему было настолько плохо после беспокойной, перемежающейся немыслимыми кошмарами ночи, что он не сумел с первого раза ответить громко и четко, - его попросили повторить свой ответ.
Облизнув запекшиеся губы, он повторил:
- Да, я согласен.
Ему показалось, что ответив, он тут же рухнет, развалится на кусочки, словно поверженный каменный истукан. Но в действительности его, наоборот, точно парализовало: он стоял столбом, почти ничего не видел, не слышал и не чувствовал. Издалека донеслось эхо судейского молоточка, как в тумане вокруг него тотчас же засуетились люди, заскрипели сдвинутые стулья.
- Аид... - Христиан слегка потряс его за плечо. - Ты в порядке?
- А?.. - Юноша, преодолевая онемение членов, огляделся. - А где... отец?
Христиан указал кивком в нужном направлении.
Как только Аид отыскал глазами отца, его разрозненные, бесформенные стенания слились в единый поток горячей мольбы:
Я люблю Тебя больше жизни, Отец. И если такую участь Ты уготовал мне, я приму ее. Я прошу Тебя только об одном, Отец мой: не оставляй меня. Не оставляй меня, не оставляй меня, не оставляй меня...
Мехиаэль подошел к юноше, помог ему выбраться из узкого пространства между рядами стульев и прижал к себе, как в самый первый раз, когда нарек его своим сыном. Аид заплакал навзрыд, его горестные вопли будили в пустом зале суда, где они были теперь лишь вдвоем, тревожное эхо:
- Не оставляй меня, отец...
- Аид.
Звук Его голоса принес душе юноши утешение, а его сердцу - благословенный мир. Страх исчез, как роса под жаркими лучами полуденного солнца.
- Аид, мальчик мой... - Отстранившись, Мехиаэль усадил сына на стул, а сам сел на другом стуле напротив него. Евангелие, что Аид неосознанно трепал в руках все судебное заседание, Мехиаэль забрал у него и переложил на свободный стол. - Посмотри на меня... Да, вот так. Аид. Я, конечно, не розовый единорог. Но и не настолько кровожаден, чтобы убивать собственного сына. Нет у меня такой необходимости - возложить на кого-то всю вину и наказать за нее. Это человеческая потребность. А людям для этой цели Бог не нужен, они с этим прекрасно справляются сами с помощью своих ближних.
Запечатанные уста Аида, все сердцем внимавшего словам отца, тронула слабая улыбка:
- Он надеялся, что я отрекусь от тебя... Он ничего обо мне не знает... И совсем не знает тебя, совсем...
Поручив сына заботам матери и друзей, Мехиаэль без суеты и лишних эмоций, не афишируя никак свои намерения, приблизился к Ара, схоронившемуся в дальнем углу просторной приемной. С искаженным от муки лицом тот прохрипел:
- Ну, не здесь же...
- Не здесь. И не сейчас. Семь дней у тебя, готовься. Через неделю Я приду за тобой.
- Это чьё? Кто забыл? - Служащий с евангелием в поднятой руке обратился к толпе в приемной. Мехиаэль указал ему рукой и кивком на Ара и вернулся к своим.
Ара больше не метался. Не пытался найти выход, ни с кем не общался. Переночевал одну ночь в разграбленном мародерами замке, переписал завещание. Много пил, не пьянея и вспоминая детские годы Ирэн. Единственное, о чем жалел, так это о том, что не убил Коловрата, пока была такая возможность (он вспомнил его лицо). Жизнь Мехиаэля находилась в его руках - сама эта мысль грела Ара и не давала сойти с ума в ожидании казни.
Последние три дня он провел дома взаперти. Почти не ел и не спал, только пил, и под конец отключился, вывернутый наизнанку страхом смерти.
Очнулся, когда одна из пустых бутылок, направленная ботинком Мехиаэля, перекатилась через ладонь Ара и стукнула его по лбу. Туго соображая, с трудом поднялся на локтях и вспомнил.
- Подожди... - напрягаясь и сильно потея, подтянул себя к стене, придавая телу сидячее положение. - Подожди... - И забыл, что хотел сказать, в панике уставившись в пугающую синюю бездну его глаз.
Мехиаэль опустился на корточки возле него:
- Твое время истекло, Ара. Пора.
- Мехи... Мехиаэль... Пощади... - Прочитав ответ в его глазах, отвернулся от него, зажмурился и заплакал:
- Господи, пощади...
Мехиаэль протянул руку и слегка коснулся его виска. Жутко боявшийся физической боли, Ара заорал было со страху, но скоро выдохся и закрыл глаза, тяжело и часто дыша. Странные ощущения капля за каплей наполняли его тело, вытесняя из него вместе с накопленной годами скверной его самого. И вот он уже снова трехлетний мальчуган, неуклюже бегущий в объятия матери - еще живой. Упав с веселым смехом к ней на колени, счастливо улыбнулся и замер.
Мехиаэль медленно выпрямился. Сердце Ара остановилось - теперь уже навсегда. Лицо покойного не выражало ни страха, ни боли; скорее, усталость.
13.
Впустив подругу, Никс вновь заперлась в мастерской, хотя никого, кроме дежурных, на цокольном и первом этаже не было: воскресенье. Обернулась к Елене:
- Ты что, мать, совсем ошалела? Вешаться на меня при Кириане?
- Приревновал, что ли? - Неестественно громко рассмеявшись, Su обвила руками шею Феникс. - Дай обниму тебя, зайчик, я соскучилась...
- Да что с тобой... - Никс сбросила с себя ее руки - они повисли, как плети, вдоль ее тела. - От тебя разит... Ты где успела надраться? С утра?
- Не кричи на меня... - капризно, роняя себя на стул, а лицо - на ладони.
- Ты чего, Su? - Никс, жалея ее, опустилась на пол возле ее стула. - Я никогда раньше тебя такой не видела. Что случилось?
В покрасневших от слез и алкоголя стальных глазах девушки маячил страх:
- Не знаю, зайчик... Наверное, я боюсь. Помнишь того мальчика? В столовой?.. Ну, он упал с подносом, помнишь?.. Да, это было не смешно... Он сын Мехиаэля.
- О, Su...
- Незаконнорожденный, наверное, но не суть... Нашла, над кем поглумиться, дура... - Застонав сквозь стиснутые зубы, как от сильной физической боли, она невольно начала раскачиваться.
Елена поняла, почему ее так злила свадьба Кириана и Никс: она не его ревновала, а ее! Своего нежного зайчика к этому грубому мужлану. И никто, кроме Мехиаэля, ее не выслушает и не поможет, но она и тут умудрилась себе нагадить...
- Поговори с Аидом, Su, или, хочешь, я сама с ним поговорю...
- Ох, зайчик, Аид-то меня простил, но этого, боюсь, не достаточно... Я справлюсь. Просто обними меня.
Прижав к себе хрупкую Феникс, jeshi тихо спросила:
- Ты счастлива? С Вождем?
- Да, Su. Очень. Я люблю его.
Отстранившись, Елена с грустной улыбкой посетовала:
- Ты такая нежная... он просто сломает тебя... Не обижайся, зайчик, я же волнуюсь за тебя...
Поднявшись с пола, Никс парировала:
- А я за тебя - поговори с Аидом.
- Пожалуй, я поговорю... Только не с Аидом... Спасибо, что выслушала, зайчик, мой милый, добрый зайчонок...
Притворив за собой дверь мастерской, Елена медленно шагала по лестнице на первый этаж. Алкоголь больше не действовал: право быть слабой и беспомощной она вполне могла обеспечить себе сама, получив поддержку от дорогого для нее человека.
Девушка в нерешительности остановилась на пороге кабинета Мехиаэля. Постучалась - нет ответа.
Надавила на ручку - не заперто.
Вошла и неслышно приблизилась к лежащему на большом кожаном диване мужчине. Она впервые наблюдала его спящим и таким... больным: мертвенная бледность разлита по лицу, щеки впали, глаза ввалились...
- Мехиаэль... - она не поняла даже, как оказалась на паркете у дивана со стиснутой в ладонях его рукой, которую она покрывала поцелуями. - Мехиаэль, что с вами?.. Мехиаэль...
Проснувшись, он сел, спустив ноги на пол. Рукой, что она, плача, не выпускала из своих ладоней, потянул ее наверх, чтобы она села с ним рядом. Другой рукой, поставив локоть на колено, какое-то время прикрывал глаза, не в силах ответить ей что-либо на ее путаный поток слов:
- Мехиаэль, не умирайте... пожалуйста, я ведь не специально... Каждый заслуживает второй шанс, и вы... вы знаете, каково это?.. не умирайте, это так... неправильно...
Он невесело усмехнулся:
- По-твоему, других причин для недомогания у меня нет?
Ее прошиб холодный пот: он ведь сейчас обличил ее в том, что она желала ему смерти. Это правда. Она настолько страшилась его мести после инцидента с Аидом, настолько была уверена в том, что он пожалел о том, что спас ее (он же даже разговаривать с ней не стал тогда, в столовой), что мысль о его возможной кончине сама пришла ей в голову как простой вариант решения всех ее проблем. Быстро обвинив во всем алкоголь, она заплетающимся языком промямлила:
- Я... я не про то... я, наоборот, за... вы, если что, намекните, я готова...
Он за плечо подтащил ее к себе, так что его губы зашевелились, задавая ей вопрос, в нескольких сантиметрах от ее лица:
- К чему ты готова, дурочка?
Она протрезвела окончательно:
- Простите, простите меня... за Аида, за это... я сама не знаю, что несу... я боюсь...
Она имела в виду, что боится представить, как сильно уронила себя в его глазах, что не оправдала его ожиданий.
Он отпустил ее, дал ей отползти. Опасаясь мужчин, используя свою красоту как оружие, как средство достижения собственной безопасности и управляемой дистанции, с ним она ощущала себя особенно уязвимой, поскольку ни один из ее привычных методов с ним не работал.
- Напрасно боишься. Я Бог, Лена. А ты упорно взаимодействуешь со мной как с обычным мужчиной. Зачем ты пыталась меня соблазнить?
Она вскинула голову, застигнутая врасплох, особенно прекрасная со стыдливым румянцем на щеках:
- Я... я не пыталась...
- Лгунья. Ладно, сам отвечу: чтобы гарантированно исключить причинение вреда с моей стороны. - Он тяжело поднялся с дивана. - Пойдем со мной.
Они остановились возле чулана на первом этаже, довольно вместительного, судя по количеству поглощаемых им периодически вещей. Сняв замок, Мехиаэль толкнул дверь и жестом пригласил ее пройти внутрь.
- Н-нет... Мехиаэль, пожалуйста...
И все же, подчинившись, вошла в пыльный сумрак чулана, обернувшийся полным мраком, когда он, тоже войдя, захлопнул за собой дверь. Мысль о появлении его рук на ее теле вызвала у нее ползущий по спине мурашками ужас; отшатнувшись назад, она уперлась лопатками в стремянку и пролепетала:
- Простите меня... Я боюсь вас, да... Не понимаю, ведь вы ничего плохого мне не сделали...
Свет тусклой лампочки, ослепив на секунду, разогнал тьму и заставил ее вздрогнуть: каменная статуя jeshi, что издевался над ней, а теперь в наказание покрывался пылью в чулане, напугала ее до чертиков.
- Из-за него ты боишься меня. Вспомни, что тебе рассказывали в детстве. Какие истории.
Елена сосредоточенно наморщила лоб, отведя глаза от окаменевшего бойца:
- О потопе. О сожженных городах, где не нашлось и десяти праведников, о том, как женщина, обернувшись назад, превратилась в соляной столб... Столб... Почти как он...
- Да. Почти как он.
Коснувшись статуи, Мехиаэль мгновенно вернул jeshi жизнь: ноги у того сразу же подкосились, и он со стоном простерся на полу, вращая безумными глазами вокруг себя. Присев на корточки, Мехиаэль обездвижил ему голову возложенной на лоб ладонью:
- Спокойно, Андрей.
Несчастный силился что-то ему сказать, но с трудом ворочавшийся язык выдавал лишь нечленораздельные звуки.
- Прощения будешь просить у нее - не у меня.
Проводив каталку со стонущим бойцом, сопровождаемую медперсоналом, до самого госпиталя, Елена догнала Мехиаэля, неторопливо ступавшего по дороге в направлении главного корпуса:
- Он поправится?
- Да. Поправится. - Мехиаэль взглянул на съежившуюся больше от собственных мыслей, чем от холода, девушку. - Что еще вспомнила?
- Приказ отцу убить своего единственного сына, принести его в жертву... отмененный в последний момент.
- Так.
- А еще историю о праведнике, потерявшем своих детей, потому что Бог... захотел продемонстрировать дьяволу веру этого праведника... А еще... обещание Бога отправить на смерть своего сына, чтобы эта жертва стала мостом, по которому избранные смогут вернуться в рай... Я только сейчас поняла, что всю жизнь жила с тем, что Бог злой и жестокий. А поскольку Бог явно не женщина и не бесполое существо, то и любой мужчина по природе своей злой и жестокий...
Хорос распахнул двери главного корпуса, пропустил ее вперед.
- Мехиаэль... - Она преградила ему путь. - Все эти истории - это же неправда? Вы же не такой...
Она заглядывала ему в глаза с доверчивостью молоденькой девушки, каковой и являлась, когда вдруг находила способ выйти за рамки своего опыта и по-настоящему открыться тому, с кем общалась. Сорняк, выросший на грядке, ни на что не претендующий. Никс привязала ее к себе, дав возможность любить в обход страха. И она любила, так же ни на что не претендуя, пока о Никс не вспомнил Кириан. Соблазнять мужчин, ненавидя их и оставляя ни с чем - вот ее месть за безрадостное детство в детдоме и за много чего еще. Аид же пошатнул укоренившееся в ней мнение о коварных и мстительных особях мужского пола, и теперь она робко будет искать возможности приблизиться к нему, в надежде подобрать крохи отцовской любви, щедро смахиваемые со стола рукой сына.
- Не такой. Ступай.
Едва девушка скрылась на лестнице, Мехиаэль обернулся на шум позади себя:
- Илиан! Давно караулишь?
Парень добежал до него, грузно топая сапогами, кивнул и поздоровался.
- Слушаю тебя, дорогой мой.
Илиан немного потерялся:
- Эээ... Вы сказали, разобраться в себе... - Переступил с ноги на ногу, почесал затылок и глупо улыбнулся.
Мехиаэль вопросительно поднял брови:
- Ну, и как успехи?
Окончательно стушевавшись, Илиан стер с лица улыбку и пораженческим тоном пояснил:
- Я не понял, что вы имели в виду. Что мне нужно сделать, чтобы пройти отбор?
Парень сглотнул, угадывая за молчанием Мехиаэля подавляемое раздражение и намерение послать Илиана, куда подальше. Поэтому сильно удивился вопросу Мехиаэля, завтракал ли он.
- Я... нет, нет еще...
- Тогда одевайся и догоняй.
Догнал, вежливо плетясь в хвосте, невзирая на достаточную ширину дороги.
- Зачем тебе становиться jeshi, Илиан? - Мехиаэль повернул к нему голову. - В конце месяца вернувшихся с фронта бойцов сменят вчерашние новички. Ради чего ты полезешь под пули?
- Ну... я же не один там буду.
- Ты меня не слышишь, Илиан. Ради чего ты там будешь?
Парень набрал в легкие воздуха, но так ничего и не ответил. Стряхнув с обуви снег, они шагнули в столовую.
- Подумай об этом, мальчик мой.
Разговор был окончен. Илиан, вздохнув, встал в конец очереди на раздачу, а Мехиаэль присоединился за стол к вождям.
- Здравствуй, Мехиаэль.
- Здравствуй.
Кивнув в ответ на приветствия Агазона и Иадора, Мехиаэль обратился к Кириану:
- Вчера один из эмигрировавших деятелей продал с молотка госнаграду в области литературы.
- Этот, что ли - ... ? - Кириан назвал имя.
- Да.
- Деньги, разумеется, пойдут на закупку оружия...
- Разумеется.
Кириан, сведя брови, сосредоточенно провел ногтем большого пальца по треугольному сколу на краю тарелки. Необходимо организовать общественность для ответного шага. Причем, не прикрывая сбор средств для армии гумпомощью или помощью детям-сиротам...
Выпрямившись на стуле, Мехиаэль встретился взглядом с Полиником - побледнев и опустив глаза, тот скрылся на кухне.
- Кто-то, вроде, не помню, говорил, что Роксан рисует. Она сможет, скажем, к десятому декабря подготовить тематическую выставку?
Послав Полинику мысленно приказ явиться в зал, Мехиаэль утвердительно качнул головой:
- Сможет. Аида и Никс подключит при необходимости.
Кириан вновь нахмурился: вместе с Никс подготовкой к мероприятию, как пить дать, займется и Елена, а ему бы ну очень не хотелось, чтобы они проводили много времени вместе. Затачивая ноготь путем ковыряния скола, лидер jeshi глухо спросил:
- Скажешь, я не прав?
Мехиаэль подался корпусом вперед, отставив в сторону посуду и снизив тон до приватного:
- Насчет того, что у Лены чувства к Никс? Прав... Кириан. Кириан, на меня посмотри... Если в узде себя удержишь, Лена так и будет таиться ото всех, как таилась до этого от себя самой. А тебе бы пора доверять будущей жене.
Кириан поднял глаза на скорбно застывшего за спиной Мехиаэля Полиника:
- Чего тебе?
Вставая из-за стола, Мехиаэль обронил:
- Я его позвал. Тарелки пусть уберет.
Кириан, злой, как черт, сорвался на дежурного:
- Ты совсем дебил, Ник? Аиду об этом напоминать не приходилось... Ты, может, недоволен чем? Ты скажи мне тогда, не стесняйся...
Полиник буркнул, что всем доволен, складывая на поднос посуду.
Со скрежетом отодвинув лавку, с которой едва не посыпались остальные сидельцы, Кириан молча покинул притихший зал трапезной.
Без сил рухнув на диван в своем кабинете, Мехиаэль с досадой почувствовал засобиравшегося к нему Вождя. Сегодня, когда ему так плохо, они все словно сговорились не оставлять его в покое даже на полчаса. Овцы. Овцы, не имеющие пастыря.
Стук в дверь.
- Войди.
Не вставая с места, Белый Волк указал Кириану на кожаное кресло рядом с диваном.
- Мехиаэль...
- Погоди секунду, Кириан.
Уложив лоб на ребра соединенных вместе ладоней, Мехиаэль дал внутреннее слово своей человеческой части. А человеческая часть в нем сейчас рвала и метала, задыхаясь от ярости, не в состоянии иначе взирать на развращенного похотью Христиана. На боль, причиняемую любимой. Христиан заслуживал смерти, а Ирэн слишком мала, чтобы самостоятельно разобраться в том, кто же ей действительно нужен.
Мехиаэль защищал Христиана от своей злобы, в первую очередь, ради своей человеческой части: чем дальше, тем более высокие требования приходилось предъявлять ему себе, а иначе до обозначенного Аиду срока он не доживет. Учитывая, что человек в нем являлся далеко не образчиком человеческой расы, энергии на все на это тратилось невероятное количество и внешне выражалось в серьезном недомогании.
Опустив сплетенные в замок пальцы на одинаковом расстоянии от коленей, Мехиаэль взглянул на jeshi:
- Я тебя слушаю.
- Я вчера... - Рассовывая в голове, как в водворенном на место опрокинутом ящике, все по своим местам, Кириан открыл было рот озвучить заготовленную заранее фразу, но внезапно передумал:
- Ты болен?
- Устал.
- Ты плохо выглядишь...
- Знаю. О чем ты хотел меня спросить?
- Да... Хотел. Я вчера едва не убил Никс. - Кириан затравленно посмотрел на него. - Я боюсь увидеть ее на кухне с ножом в руке: меня переклинит, я не знаю, чем это закончится. О совместных купаниях можно забыть. Я уснуть с ней в одной комнате боюсь. Как это прекратить?.. Зачем я предложил ей съехаться, дурак...
- Кириан. Почему ты не говоришь ей о том, как она важна для тебя?
- То есть... как? - И снова эффект опрокинутого навзничь ящика со всем вывалившимся содержимым.
- Словами через рот, Кириан. Все твои поступки буквально кричат: «Помни обо мне, Никс, сделай меня центром своей жизни!» Ты боишься ее потерять - это нормально... Да, малыш, испытывать страх - нормально. Бояться потерять близкого человека - нормально. Я сейчас говорю с тобой, малыш, и мне страшно - страшно, что не совладаю с собой и распрощаюсь со всеми вами раньше, чем планировал.
- Распрощаешься?.. - Кириан сглотнул. - В каком смысле?
- Моя человеческая жизнь летом закончится... Да. И ты рад этому.
- Нет, Мехиаэль...
- Это был не вопрос. Не казни себя - я тоже этому рад.
Jeshi взглянул в его глаза - бирюзовые, ясные, родные. Как небо в раннем детстве. Кириан поднялся с кресла, виновато потер шею:
- Не знаю, что тебе ответить на это, Мехиаэль...
- Ничего не надо. Ступай. - Устремив на него взгляд, воткнув подбородок в замок из пальцев.
Полиник в коридоре мерил шагами пространство от стены до стены - скоро обед, нужно быть на кухне...
Отец... Я беспокоюсь за Тина, он там совсем один...
Если бы.
Не оставляй его, Отец...
- Мехиаэль... Тут Полиник рвется к тебе... пустить?
- Пусти.
Сомкнув веки, мысленно ответил сыну: «Не оставлю, Аид».
- Мехиаэль...
А вот это уже не овца. Это баран.
- Слушаю тебя, Полиник. - Не меняя позы, не открывая глаз.
- Можешь объяснить Кириану, что такому, как я, не место на кухне?
- Да ты что? - Мехиаэль все же открыл глаза: недовольный Полиник хмуро косился на него, стоя на безопасном расстоянии. - А, знаешь, а, пожалуй, ты прав. Я обещал тебя развлечь, я помню. План такой: ты бежишь через поле, а где-то на дереве сидит снайпер. У него три попытки. Добежишь живым - побежишь еще раз... Да, вот такие у меня правила. Ну, как?.. Обратно на кухню?.. Ты уверен?.. Ну, смотри - силком не тащу...
Закончив работать в четыре часа дня, Кириан добрался до своих апартаментов, бесшумно открыл дверь - Никс болтала с кем-то по телефону. Он прислушался.
- ...он помнит? Серьезно? Какой кошмар... Он ведь больше месяца, получается, там стоял, в темноте... Ужас... Конечно, Su. Забегу завтра после работы, хорошо?.. Ну, пока. Целую.
- Куда ты забежишь завтра после работы? - Кинув папку с документами на банкетку, он с улыбкой скользнул взглядом по ее фигуре: белоснежная туника до пят с захватывающими дух разрезами по бокам. Никуда он ее не отпустит - ни завтра, ни послезавтра...
Спрыгнув с барного стула, прижимая к груди одной рукой телефонный аппарат, она подлетела к нему и принялась быстро и сбивчиво нести какую-то околесицу про ожившую статую...
- Постой-постой... Ты про Андрея, что ли? Мехиаэль вернул его?
- Да! Представ... ляете? - Пряча оплошность за едва не выроненным из рук телефоном, Никс невинно улыбнулась, когда он взял у нее аппарат и поставил на место. - Он сейчас в госпитале, с ним Лена. Я забегу завтра к ним, хорошо? - Она для верности раскрыла своими ладошками его ладонь и приложила ее, склонив голову, к своей щеке.
- Хорошо, малыш. - Ну, как ей отказать?
Однако, стоило ему, согласившись, расслабиться и притянуть ее к себе, как она нырнула ему под руку и вот уже во весь рост на кровати, едва сминая босыми ступнями жесткий матрас:
- Мне нужно обсудить с вами свадьбу, Кириан... В будни к вам не прорваться, я пробовала...
Он медленно подошел к ней; пришлось задрать голову, чтобы заглянуть ей в глаза:
- Давай потом? Я не в настроении сейчас что-либо обсуждать... Спускайся. - Он пробежался пальцами вдоль ряда пуговиц на кителе.
- Кириан... - Шумно выдохнула, на секунду запрокинув лицо к потолку, словно ища там поддержки, и указала на потрепанную папку за его спиной. - Потом вы засядете за свои скучные бумаги, а обо мне вообще забудете...
Сбросив китель, Кириан обернулся:
- Это не скучные бумаги, малыш. Это сводки с фронтов.
- О боже... Тем более.
Обернувшись назад к ней, не сводя с нее глаз, он расстегнул ремень и вытащил его из шлевок:
- Спускайся.
- Кириан, вы такой несносный иногда... - она на всякий случай отошла подальше от края.
- Сама не спустишься, да?.. Ну, пеняй на себя...
Взвизгнув, Никс горным козленком вырвалась из его рук - и на барный стул, на стойку, а потом и на подоконник. Раскинув руки во всю ширину окна, еле-еле доставая кончиками пальцев левый и правый откосы, гневно отчитала его:
- Не смейте так шутить, Кириан, слышите?.. Вы меня напугали!..
Он сам застыл на месте ни жив, ни мертв, пытаясь внять голосу разума и убедить себя, что за ней толстое оконное стекло, пусть и идеально прозрачное:
- Никс... Спустись, умоляю - мне страшно...
Она без вопросов проделала обратный путь, осторожно приблизилась:
- Вы за меня испугались? Правда?
Он хотел и не мог удостовериться, что она перед ним, цела и невредима - руки тряслись:
- Правда... - У него темнело в глазах: реальность кровавой картины ее изуродованного тела на снегу, оступись она, затмевала ее обеспокоенное лицо, до которого он все еще не мог дотронуться. - Правда... Никс...
И чернота.
Он отключился - впервые в жизни, не считая отрубы в драках. Очнувшись на постели (она успела позвонить в госпиталь, значит, здесь Александр, значит...), он различил лицо врача и одного из своих телохранителей, в которого и вцепился мертвой хваткой с налитыми кровью глазами:
- Где она?.. ГДЕ ОНА?!!
Выпущенная из кольца грубых рук после его вопля, Никс с плачем ворвалась в комнату и упала в его объятия, заслоненная от выдрессированных призраков врачом.
- Саш... - укрывая на своей груди мокрое от слез лицо девушки, Кириан с трудом повернул голову к врачу. - Затычки вынь из ушей... Вырублюсь щас опять... Агазона позови...
Теряя сознание, сквозь вату в ушах слышал ее визг, когда ее отдирали от него.
Порядок. Все по полочкам, каждая полочка подписана. Порядок и тишина, как в последние минуты перед бурей. Постепенно, просачиваясь через невидимые щели и бреши, тишину нарушают голоса: мужчины. Трое. Мехиаэль...
Силясь разлепить веки, он вновь позвал его: «Мехиаэль...», но губы почему-то остались сомкнуты.
Почувствовав на своем лбу его прохладную ладонь - проникающую внутрь и разносимую с кровью живительную благодать, глубоко вдохнул, открыл глаза, сел. Слабо улыбнулся Никс, скорчившейся у стены справа от кровати, уловил облегченный взгляд Агазона и восхищенный, адресованный Мехиаэлю, - Александра. Жестом отослал всех без исключения вон (девушку поднял с пола и после некоторых препирательств увел Агазон) и чуть слышно спросил у отошедшего от изголовья и севшего на край постели Мехиаэля:
- Что это было?
- Решение, принятое тобой. Неосознанно, во время параллельного мыслительного процесса, что у тебя не прекращается никогда. И возможное последствие этого решения. Очень трудного решения, Кириан.
Не узнавая собственный голос, jeshi произнес:
- Как только Грамота окажется у нас, мне придется объявить войну Суфуриане. Иначе эти скоты вымотают и обескровят нас бесконечными терактами... - Он вдруг сломался:
- Я не справлюсь без тебя. Я никто без тебя. Я устал, Господи. Я не должен быть здесь.
- Кириан. - Мехиаэль встал с кровати. - Я все понимаю: тяжело, страшно, опускаются руки. Никто не готовится к объявлению войны с радостным предвкушением, если он, конечно, не конченный псих. Но вот чего Я отказываюсь понимать, так это налет унижения на твоих словах - он, как плесень, на твоих просьбах ко Мне, когда Я тебе особенно нужен. Кто внушил тебе, что в отношениях с Богом человек должен быть жалким ничтожеством? Для чего ты вываливаешь на Меня доказательства того, как сильно ты во Мне нуждаешься? Разве я не сказал, почему Я с тобой? Я люблю тебя. Можешь любить в ответ - люби. Нет - ну, значит, нет. Но унижаться передо Мной не нужно.
Проморгавшись, Mamba торопливо стер пелену с глаз, вытащив заодно изо рта длинный светлый волос:
- Я в порядке. В порядке, Мехиаэль.
Тот кивнул. Подняв по пути с паркета изящный браслет тонкой ручной работы, Мехиаэль положил украшение на крышку магнитофона и заметил Вождю напоследок:
- Телохранители твои - звери. Ты их... корми, что ли, иногда.
В понедельник, как и обещала, Никс побеспокоила дежурного в приемном покое, требуя пропустить ее к Андрею. Ей велели подождать. Отойдя от стойки администратора, девушка с радражением сорвала с шеи шерстяной платок и тут обнаружила скучающую на скамейке для посетителей подругу:
- Su?.. Здравствуй... - Они обменялись приветственными поцелуями в щеку (Елена как-то попыталась настоять на поцелуе в губы, но Никс не согласилась). - Я думала, ты с Андреем. - Она смахнула с плеча сумку.
- У него Кириан.
- Да? - Уже без особого рвения Никс сняла с себя полушубок, запихнула в рукав платок. Усевшись рядышком с Леной, отложила сумку и вещи и ласково погладила ее по руке:
- Если он не позволит мне сейчас остаться, не обижайся, хорошо?
Заправив выбившиеся пряди за ухо, Елена грустно улыбнулась:
- Я весь день ждала тебя, зайчик.
- Придется потерпеть, Su... Только, прошу, не зли его, хорошо? - Она перетащила свою сумку себе на колени.
- Не буду... Хватить копаться в своей кошелке, зайчик, лучше поговори со мной...
- Вот. - Никс передала ей брошь в виде корзинки с полевыми цветами. - Сегодня смастерила. Для тебя.
- Оооо, какая прелесть... ты мой славный зайчонок, дай я тебя поцелую...
- Я сам.
Они обе вздрогнули - незаметно оказавшийся в шаге от их скамейки Кириан за руку потянул к себе Никс, коснулся ее губ своими и велел ей погулять. А потом занял ее место возле Елены - та тут же отодвинулась. Подобрав выпавшую из рук jeshi брошь, тихо сказал, делая вид, что внимательно изучает украшение:
- Дотронешься до нее еще раз - убью.
Сама виновата. Не надо было его дразнить.
- Кириан... Не запрещайте ей видеться со мной. Пожалуйста. У меня никого ближе нее нет. Я же не соперник вам...
- Я предупредил тебя. - Оставил брошь на скамье и, не глядя в ее сторону, ушел.
Вытянула шею, боясь привлечь к себе лишнее внимание и в то же время боясь упустить момент - он как раз сейчас разговаривал с Никс, и пока не понятно, отнял он у нее ее нежного зайчика или нет. Феникс встала в двух метрах от jeshi:
- Пойдем? - Она улыбнулась.
- Он разрешил?
- Да! Я сама не ожидала. - Она подхватила с лавки свои вещи и сумку. - Ты не представляешь, Su, каким он бывает робким, нежным...
- Да уж. - Прикрепив к форме брошь, Елена поднялась со скамьи. - Представить такое выходит за грани моих способностей...
- О чем вы говорили?
- Ох, зайчик... Пообещал, что глотку мне перережет, если я еще раз тебя поцелую.
Никс замедлила шаг, а вскоре и вовсе остановилась, словно перед непреодолимым препятствием:
- Ты шутишь?
Елена, вздохнув, ласково улыбнулась:
- Ну, конечно, шучу, зайчик... По работе мы говорили. Военная тайна.
- Ой, да ну вас... с вашими тайнами.
К Андрею они, тем не менее, не попали - врач не разрешил. Поужинав в столовой госпиталя, девушки разошлись по домам.
Гулко пересекая пустой в это время зал для общих собраний на первом этаже главного корпуса, Никс услышала, как кто-то назвал ее по имени. Оглянулась: Мехиаэль, держась за торец открытой двери, кивком пригласил ее в свой кабинет.
С учащенным сердцебиением, прижимая к себе, точно щит, полушубок, девушка перешагнула через порог его кабинета.
- Дверь закрой.
Закрыла.
- Проходи, садись.
Ей было предложено кресло. Тихонько сложив вещи и сумку на пол, она села.
- Никс. - Он взглянул на нее. - Что ты делаешь с собой? В кого ты себя превращаешь?
Она вспыхнула, тут же отвела глаза и вдруг расплакалась.
Оттолкнувшись от стола, Мехиаэль преодолел разделявшее их расстояние и опустился на корточки прямо напротив нее:
- Решила, что я забыл о тебе? А ты и рада.
Вытирая нос тыльной стороной ладони, она от неожиданности замерла, глядя на него широко распахнутыми глазами.
- Помнишь нашу последнюю встречу? В доме Христиана?
- Это было до Кириана...
- Кириан тут ни при чем.
Выпрямившись, он достал из нагрудного кармана платок и протянул ей:
- В чем призналась мне, помнишь?
Она ужасно смутилась: тогда ей, правда, казалось, что она привязалась к Мехиаэлю. А после того, как Кириан сделал ей предложение и потом пропал, она от обиды с удвоенным рвением погрузилась в эротические фантазии с участием Мехиаэля. Сейчас с Кирианом все потихоньку налаживается, и если Мехиаэль захочет ее наказать - за месть, за хулу - ему достаточно будет сказать лишь несколько слов Вождю, и тот вышвырнет ее вон...
Уставившись в пол, она в отчаянии подбирала слова, не замечая, что шевелит губами и что ссутулилась, нависнув над своими коленями, как человек, изо всех сил стремящийся прочитать что-то на полу, написанное неразборчивым почерком.
Мехиаэль присел на край тумбы справа от нее, склонившись так, чтобы она его слышала, даже если он будет говорить тихо:
- Девочка моя, и в какой же момент я превратился в злодея, пробавляющегося мелкими интрижками?
- Что?.. - Подняла на него глаза и забыла, кто она и как ее зовут, потому что в том месте, что он создал для нее своим присутствием, эта информация была излишней. В том месте исчезла необходимость соотноситься с какими-то правилами и запретами и осторожничать, дабы не натолкнуться на стену. В том месте она ощущала легкость, словно бежала по песчаному пляжу, а нежный бриз ласково играл с ее волосами.
Слезы, застлавшие глаза, размыли его облик, но ведь еще оставались его голос и его запах, и еще есть шанс надышаться этой свободой, прежде чем возвратиться в каморку реальности.
- А разве то, что ты сейчас чувствуешь, не реальность?
Она рукой размазала слезы по щекам, забыв о скомканном в ладони его платке: просто его лицо очень близко, и это волнует и пугает одновременно; так близко, что она могла бы запросто сосчитать лучи-морщинки вокруг его глаз и на лбу, и линия щетины, оказывается, не такая уж ровная...
- Это все закончится, когда я уйду от вас.
- От «тебя».
- Что?..
- На ты, Никс. Обращайся ко мне на ты.
Новый виток рыданий. И тут уж не утерпели, вылезли наружу ее упреки:
- Я ведь уже успокоилась, уже смирилась с тем, что меня можно обмануть, кинуть или забыть обо мне напрочь - я, правда, с этим смирилась... И с тем, что для Кириана я вроде одушевленной длинноногой табуретки, и если ему так нравится сейчас со мной забавляться - то ради бога, все лучше, чем пылиться в чулане, как Андрей... Так зачем же ты мне показываешь, как было бы мне классно, выбери я тебя? Я не поняла твои намеки, я не искушена в этих вопросах, я просто хочу, чтобы меня любили!.. А ты... ты приручил меня и бросил, а потом начал издеваться над нами: сначала довел Кириана угрозами забрать меня в ночь нашей с ним свадьбы, а...
Мехиаэль качнулся, разминая затекшие ноги, а Никс, вздрогнув, зажмурилась, машинально связав его движение с предназначенной ей оплеухой - уместной, заслуженной и неизбежной.
Разомкнув веки, ошарашенная, разочарованная (не было никакой оплеухи - он и не собирался) и теперь уже по-настоящему напуганная, прошептала, дрожащими пальцами касаясь его ладоней:
- Прости... прости меня... Зря я так...
Он кивнул:
- Зря. - Закрыв глаза, сдавил двумя пальцами переносицу и замолчал.
Никс онемела: смертная тоска клещами сдавила ее сердце. И рвет его. На куски. Больно. Ему больно. Зачем она?.. Страшно. Ну, зачем она?.. Для чего?.. Одно его слово - «уходи», и ее нет. Ни для чего. Она же любит? Любит его?.. И Кириана. Их обоих. Ужасно.
А он все молчал. Она попробовала встать, чтобы уйти, не дожидаясь, пока он ее выгонит, но Мехиаэль вдруг сказал:
- Я не гоню тебя.
Не выдержав, стукнулась коленками о паркет и припала губами к его рукам, захлебываясь слезами и словами, почти в бреду от пережитых треволнений:
- Мехиаэль... прости... я люблю тебя... одного тебя...
Ярчайшая вспышка света едва не вырвала ей глаза - так было больно. Страшно закричав, девушка откатилась за кресло, подумав на секунду, что это взорвалась бомба. А потом в поруганный храм ее души, давно переоборудованный под место для сделок с самой собой, ворвался Его гневный голос, опрокидывая столы менял, выгоняя вон торгующихся:
- Любишь?!. Слепая от страха, вылепившая в своих фантазиях чудовище, не желающее ничего, кроме как обладать всем и всеми! Таков Я, по-твоему? Пустой и гнилой внутри, набивающий брюхо жертвенными дарами?.. Загляни в свое сердце: там ненависть. Ты ненавидишь Меня. За то, что зависишь от Меня. За то, что не нуждаюсь в тебе так, как ты во Мне, - но ты и любить, как Я, не можешь. Любовь - это Я. Жизнь - это Я. Ты ничего не можешь дать Мне, чего бы у Меня не было, а Я могу дать тебе многое - и за это ты ненавидишь Меня.
...Лоб девушки упирается в подлокотник кресла, сил еле-еле хватает, чтобы дышать; в голове и сердце - вакуум, и он затягивает...
Мехиаэль больше не прикасался к ней - стало бы хуже; Кириан, сбежавший вниз по его зову, взял ее на руки и унес к себе, уложил на постель, лег рядом и обнял, с тревогой прислушиваясь к ее дыханию.
Она не отпускала jeshi до утра, поднимая дикий крик, как только, просыпаясь, не находила его рядом. В тот день он пропустил тренировку и работал прямо из апартаментов, чтобы не оставлять ее.
Кириану пришлось переселить Никс обратно во флигель - ухаживать за ней сам он не мог, а идея впустить в свой дом Елену выглядела такой же безумной, как рискнуть пройти с завязанными глазами по Тропе смерти. Ночевал он во флигеле с Никс каждую ночь, выпроваживая Елену до утра - утром она возвращалась вместе с братом Никс, Kivuli. Алесандр тоже навещал ее время от времени, но особого толку от его визитов не было: Никс не болела в привычном смысле этого слова, а, значит, по железному убеждению Александра, врач мало чем мог ей помочь.
Спустя примерно три недели Никс стало лучше. Кириан в этот день освободился около шести вечера, они немного прогулялись - девушка с наслаждением втягивала носом влажный и мягкий воздух оттепели, щеки ее порозовели. Дома, поужинав, Кириан предложил ей обсудить свадьбу, однако Никс попросила его ее выслушать.
- Кириан... - она прислонилась - точнее, привалилась - к кухонному столу, обхватив себя за плечи, стыдливо и робко пряча под ярким шерстяным платком болезненную худобу. - Я много думала в эти дни, размышляла сама с собой... Я не могу выйти за вас замуж. - Она быстро посмотрела на него - он все так же сидел на стуле, поставив одну ногу на перекладину, а рукой, лежащей на столе, держал солонку и негромко барабанил ею. Стукнув солонкой по скатерти в заключительном аккорде, взглянул на Никс:
- Почему?
- Потому что я не хочу, чтобы вы решали все мои проблемы, - я хочу решать их сама, ну, или почти сама, заодно помогая и вам - с вашими. Я хочу заботиться о вас, когда вам плохо, а не отбиваться от ваших телохранителей и безучастно взирать на вас откуда-то издалека. Я хочу быть ближе. А если нет - то тогда зачем я нужна?..
- Ты серьезно? «Ближе»?.. Да куда ближе?
- Мехиаэль...
Никс рефлекторно втянула голову в плечи - солонка разбилась в дребезги о дверное полотно:
- Так это после разговора с ним ты так поумнела? - Он мягко, как рысь, оторвался от стула и замер в шаге от нее. - Может, я еще чего-то не знаю о тебе и Мехиаэле?
Он ей словно нож в сердце всадил - походя, между делом. Тем не менее, сейчас на его бешеную ревность ей нечего было ответить: усталость навалилась неожиданно, исподтишка.
- Так чего ты от меня хочешь, я не понял?!.
Тоненькая струнка в ее душе резко натянулась, натужно зазвенела и, не сдюжив, лопнула от его крика; с беспомощной улыбкой она подняла к нему свое лицо, шум в ушах стоял до сих пор:
- Ничего, Кириан... Я больше ничего не хочу...
Он опомнился:
- Никс... - Сгреб ее в охапку, с дрожью вспоминая, словно кадр из бездарного кино, картинку из своей головы с ее окровавленным телом на снегу с точно такой же, приклеенной к губам улыбкой. - Никс, любимая... скажи мне, чего ты хочешь - я не понял... Дурак я - не понял...
- Не понял? - Она отстранилась, чтобы взглянуть на него.
Упрямая складка на ее лбу не хотела разглаживаться, как он ни старался - Никс мягко отвела его руку.
Кириан облизнул обветренные губы, усмехнулся. Аккуратно заправил ей за ухо светлую прядь, плавно провел подушечками пальцев по изгибам ее ушной раковины:
- Теперь понял.
- И согласен?
Прогнула. Тонкая, хрупкая Никс прогнула сурового Кириана Зуо:
- Согласен.
- Правда? - Она недоверчиво прищурилась, но он уже видел, как в ее серых глазах под пшеничными бровями одна за другой снова зажигались звезды.
- Правда, малыш. Согласен.
- Ух ты... - Улыбнувшись, она потянулась к его губам.
В обеденный перерыв на следующий день, помогая ей слезть со стола в своем кабинете, в двух словах рассказал ей о выставке и предложил принять участие. Вместо ответа она, спрыгнув на пол, повисла на его шее:
- Спасибо-спасибо-спасибо!. Роксан со мной уже связывалась, но я сказала, что без твоего согласия не сумею помочь. Сейчас обрадую ее.
- Никс! - Он поймал ее за руку, уронил обратно себе на грудь. - Организация выставки предполагает выезд за пределы базы. Я приставлю к тебе двух своих телохранителей, не упрямься...
- О боже...
- Не надо воротить свой носик от моих людей - если с тобой что-нибудь случится...
Она перебила его (и он стерпел, а куда деваться?):
- Ничего со мной не случится, малыш... Но если тебе так будет спокойнее, то ладно.
Чудное чувство: водит ладонью по ее скуле, забирая пальцами светлые пряди, и понимает, что ни о чем не думает сейчас. Тишина и тиканье часов. Вот его огрубевшие пальцы, а вот ее локон, и больше никого. И ничего.
Нежный шепот:
- Кириан...
- Да. - Какой-то миг, а отдых - словно проспал шесть часов подряд.
- Пожалуйста, поешь. Давай, я все разложу, садись.
Унося с собой сумку с пустой посудой, Никс с некоторой опаской прошла мимо кабинета Мехиаэля, замирая в душе и невольно прибавляя шаг снаружи. Дело в том, что сегодня рано утром она положила на стол в его кабинете маленький сувенир: белого шерстяного зайчонка с виновато обвисшими ушками и с пришитой к лапкам миниатюрной табличкой с надписью: «Прости меня». Всю ночь мастерила, пока Кириан работал в соседней гостиной и думал, что она спит. А сейчас внезапно засомневалась: не глупость ли она сотворила?
Мехиаэль был прав: она его боялась. И, наверное, даже ненавидела - вначале. Он не бросил ее, он просто ее не трогал. Может, из жалости, может, дожидался, пока она созреет, чтобы услышать то, что он сказал ей. А Кириан... Кириана она любит. Злой несносный мальчишка, хозяином вломившийся в ее жизнь, да так и застрявший в ней...
В этот раз она обедала в одиночестве - Su вернется с марш-броска только вечером. Рассеянно ковыряясь вилкой в гречке, подняла нечаянно глаза и застыла, чуть не подавившись: в переделанное под кухоньку помещение рядом с мастерской шагнул Мехиаэль, с порога направившийся непосредственно к ее столику. Опершись одной рукой на спинку ее стула, склонился к ее виску и раскрыл перед ней вторую ладонь - пушистый шерстяной зайчонок сиротливо смотрел на нее с его руки:
- Солнце мое. Белых зайчиков и прочую милоту прибереги для Лены - она оценит. Мне достаточно твоего раскаяния.
Никс, взвизгнув, подскочила на стуле от неожиданности: оживший шерстяной зверек спрыгнул с его ладони прямо ей в руки и вновь обернулся брошкой. Всхлипнув, зажала рот ладонью, сглатывая и пугаясь теснившихся в голове оживших вместе с брошью детских фантазий о Добром Волшебнике, несмело посылая ему в след слова благодарности. Успокоилась и прочла изменившуюся надпись на миниатюрной табличке: «Простил».
На другой день после успешного завершения судебного процесса Христиан явился на базу. Предстоял непростой разговор с Кирианом, поэтому он молча курил, меряя шагами пространство потемневшей от сырости деревянной беседки недалеко от трапезной.
- Привет... - Прильнув к столбу курилки с несвойственным ей трогательным кокетством, Елена через секунду решительно оттолкнулась от вертикальной перекладины и ступила на выстланный необструганными досками пол. - Можно с тобой?
- Привет. Можно. - Затянувшись, он передал ей сигарету.
- У тебя седая прядь в челке... Что стряслось?
- Много чего.
- Расскажешь?
- Нет. - Взял из ее пальцев сигарету, снова затянулся.
Она пожала плечами:
- Ладно. Завтра, так, завтра.
Натянуто улыбнувшись, потушил окурок в жестяной банке:
- Сама-то как?
Она вновь оробела, боязливо косясь на чернеющие проемы окон первого этажа главного корпуса. Справилась:
- Тин... Совета хотела у тебя спросить.
- Ну, валяй.
- У меня есть близкий человек, очень дорог мне. Хочу открыться, но не уверена - боюсь, это все испортит. И молчать все труднее...
- Конкретики можешь добавить? Даже интересно, кто это у тебя ближе меня - не рыжий, уж точно...
- Ах, Тин, какой ты милый... - она запнулась, глядя ему в глаза с искренней мукой.
- Все так серьезно?.. Хочешь, чтоб я сам догадался?.. Ну, хорошо. Судя по тому, как ты ощетиниваешься, оглядываясь на главный корпус, предположу, что твой близкий человек так же близок Мехиаэлю или Кириану. Мехиаэль отпадает по понятным причинам... Постой. Ты про Никс, что ли?.. Про Никс?!. Ну, ты, мать... попала.
- Я не знаю, как мне быть, Тин...
- Я стесняюсь спросить: а Кириан в курсе?
- Да. Пригрозил, что убьет меня... Что мне делать, Тин?
Запутавшаяся брошенная девчонка в шкуре лютой стервы, и как ей помочь?..
- Слушай, погоди... Мне вопрос надо один решить, важный. Давай вечером состыкуемся? После ужина, например. Хорошо?.. Эй... - Он побарабанил двумя пальцами по ее подбородку, мешая ей опустить голову. - Нос не вешай. Это я тебе как мужик мужику говорю.
Она прыснула, зажав рукой запузырившийся соплями нос, который она кивком пообещала Тину не вешать.
- Ну, здорово, Korongo. - Mamba вышел из-за стола для приветствия - рука Христиана самую малость дрогнула в его руке:
- В чем дело?
- Ирэн... Ирэн беременна. - Христиан сконфуженно коснулся кончика носа.
Кириан долго посмотрел на него, прежде чем сдвинуть в сторону бумаги и усесться на освобожденный край стола:
- Выкладывай.
- Я дурака свалял - она меня выгнала... Кир... Кириан, - предваряя отчаянную просьбу, Korongo сделал шаг ему навстречу, стараясь успеть донести свою мысль до того, как его брови сойдутся на переносице:
- Я знаю Устав. Я лишь прошу дать мне время и пока ничего не говорить Эн...
Кириан жестом указал ему на стул, как бы намекая, что разговор будет не быстрым:
- Не до младенцев мне сейчас. Я в шаге от объявления войны Суфуриане. Ты мне нужен - здесь, на базе, с трезвой башкой. Завтра выдвину твою кандидатуру на пост вождя. Если больше половины проголосует за, приступишь к своим обязанностям сразу. Сам-то как, готов?
Губы Korongo расползлись в улыбке, глаза загорелись: амбициозный, жесткий, упертый - именно таким его видел Wa. А Ирэн никуда не денется: подуется-подуется, и попросится к нему. Он помнил, как она Христиану в рот заглядывала, когда решался вопрос с колледжем. Вряд ли с тех пор что-то сильно изменилось.
Во время ужина Елена подсела к Korongo, хлестко и не по-женски откровенно ответив на сальные приветственные шуточки некоторых товарищей.
- Опасная ты, мать... Тебя кто растил?
- Улица... Ох, как же меня выворачивает, когда он так делает...
- Шепчет ей на ушко?
- Тин, болван, - он не шепчет... Ай-ай-ай!... Не шепчет он, разве не понятно? Его язык в ее ухе...
- А, по-моему, ей нравится.
- А, по-моему, это мерзко!
- А ты подойди и скажи ему об этом... Нет? Слабо?.. Тогда молчи в тряпочку и смотри в свою тарелку - здоровее будешь.
Христиана отвлек сосед слева, и целых пять минут Елена страдала молча.
- Плохая идея открыться ей, да?
- Да. Потеряешь ее просто. Очевидно же.
- И что она в нем нашла? Грубый, властный, хитрый...
- А отрицательные качества?
- Ха-ха... Кстати, пупсик не вернулся с тобой?
- Кто, прости?
- Аид... Да, я в курсе, что он сын Мехиаэля.
- Нет, Аид не вернулся.
- Он такой лапочка... Не то, что вы все... Чего ты ржёшь?
- А ты чего покраснела?.. Ну, всё, всё... Хорош, Su! В снегу давно не валялась?
- Как же меня бесит, что физически я все равно слабее, сколько бы не тренировалась!
- Слабее кого?
- Тебя, например. Несправедливо...
- Несправедливо, согласен. А у тебя грудь третьего размера против моей плоской - справедливо ли? Я считаю, что нет... Сидеть. Сидеть, я сказал... Цыц.
Сквозь какой-то туман в голове Елена увидела проходящих мимо Кириана и Никс. Если бы Христиан не удержал ее, она, выскочив из-за стола, напоролась бы прямиком на Вождя.
- Ну, все, отпусти меня. Тин.
- В курилку идешь со мной?
- Нет.
- А то пошептал бы тебе на ушко для поднятия духа...
- Пошел ты.
- Эй... - он продиктовал ей вслед серию цифр. - Позвони. Спроси Аида.
Затрещал телефон, Ирэн подняла трубку:
- Алло?
- Эла Ара Ирэн?
- Да. Кто это?
- Полиция. Вам нужно прибыть для опознания тела - простая формальность, не волнуйтесь. Ваш дядя мертв. Алкогольное отравление.
Выронив трубку, Ирэн начала падать и ударилась бы, если б очутившийся рядом Аид не подхватил ее.
Весть о смерти Ара быстро долетела до базы.
Христиан, всю ночь проторчавший под дверью кабинета Мехиаэля, бледный и осунувшийся, в пять утра проследовал за ним и прямо в спину спросил:
- Это правда?.. Мне Кириан сказал. Ты до следующей осени не доживешь? Мехиаэль...
- Все так, мой ангел. - Обернувшись, он с грустной улыбкой взирал на Korongo. - Не скорби - умрет лишь моя человеческая часть.
Губы Христиана скривились в болезненной гримасе:
- Ты смеешься надо мной? Я не Ирэн и не Аид, я никогда не выдерживал твоей божественной ипостаси... - Он приблизился к Белому Волку на расстояние вытянутой руки. - Ты же Бог, Мехиаэль... Ты можешь сделать так, чтобы человек в тебе не умер... чтобы я не потерял тебя...
Мехиаэль медленно покачал головой, бледность вновь разлилась по его лицу:
- Ты сам не знаешь, о чем просишь меня, Христиан... Долго объяснять. Лучше покажу.
В тот же миг вокруг jeshi взорвалось голубое пламя; обстановка кабинета, сами стены странным образом исказились, словно в кошмарном сне. Сквозь языки пламени, разделившего их, Христиан увидел Мехиаэля - тот присел на край стола, спрятав руки в карманы, и внимательно наблюдал за ним. Как удав за кроликом.
Христиан невольно отступил:
- Мехи... - поперхнувшись, прочистил горло, - Мехиаэль... где мы?
- Не важно, мой ангел. Подойди ко мне. У меня есть, что тебе сказать.
Христиан шагнул было ему навстречу, но пламя взметнулось ввысь, остановив его.
- Я так и думал. - Мехиаэль ухмыльнулся, недобрая улыбка все отчетливее проступала на его лице, по мере того, как Христиан осознавал, кого он видит пред собой. - Ладно. Умник. Ответь мне тогда, почему ты до сих пор жив?
- Разве... разве ты хотел, чтобы я умер?
- Почему - «хотел»? Я и сейчас хочу.
- Это из-за нее, да?.. Из-за Эн... Она спасла меня. Я пытался покончить с собой, ты помнишь...
- Плохо пытался. В таком деле сдаваться нельзя - надо пробовать снова и снова, пока не получится.
- Ты ненавидишь меня... - Христиан незаметно придвинулся к стене голубого пламени.
- Ты меня достал. Будь моя воля, я бы тебя убил. Сразу после Ара. Ирэн бы расстроилась, конечно, но ничего - утешать я умею.
- Мехиаэль... - Он сглотнул; пересохшее горло едва не склеилось. - Мне все равно, что Твоя человеческая часть меня на дух не переносит - без нее я Тебя потеряю. Без Эн я еще кое-как проживу, а вот без Тебя - нет. А мир без Тебя мне не нужен. - Не давая себе времени на раздумья, он в следующее мгновение был объят пламенем.
Невесомость и легкая дезориентация, точно время и пространство рождались именно здесь, в этих голубых всполохах. И здесь же, в этих всполохах, предстояло родиться заново и ему самому. Одновременно с этими мыслями о скором перерождении он с неприятным изумлением ощутил свою душу такой, какой она и являлась в действительности, открытой ему бесстрастным голубым огнем - мерзкой горбуньей без шеи, не способной поднять голову и взглянуть на небо.
Ты готов?
- Да, Господи.
Боль, от которой он едва не отключился, возникла в шейном и грудном отделе позвоночника: неведомая сила растягивала его, ставя в правильное положение позвонки, дробя и заменяя сгустками пламени сплющенные диски. Охрипший от воплей, Христиан взмолился: «Пощади, я больше не могу... я не выдержу...»
Верь мне. Даже до смерти. Ты ведь отдал себя Мне, не так ли?
- Так, Господи...
Христиан заставлял себя терпеть и ежесекундно соглашаться с тем, что происходит - это помогало. Если не воспринимать боль как зло, она перестает причинять страдания. Он вдруг почувствовал невыразимую радость от сопричастности делу Мехиаэля, как будто всю свою жизнь именно этого момента и ждал, ради него и жил. Христиан вполне отдавал себе отчет в том, что Мехиаэль не нуждается в ком-либо для реализации собственных задач на том пути, что Он Сам избрал для Себя. Источник Его помощи людям крылся в Его щедрости, воздать Ему тем же не было ни единого шанса ни у кого. Поэтому Христиан принял Его милость как изъявление Его воли, не протестуя и не отказываясь.
Придя в себя в его кабинете на первом этаже главного корпуса, он ощутил тепло его ладони на задней поверхности шеи; они стояли, соприкасаясь лбами. Облизнув губы, не смея поднять глаз, Христиан услышал его тихий голос:
- Свыкнешься с «протезами» - выдержишь Меня преображенного. - Он отстранился. - Свободен.
Кивнув, jeshi дотронулся до своей шеи в жесте то ли смущения, то ли благодарности и вышел, так и не найдя в себе смелости взглянуть на Мехиаэля.
14.
- Вождь!
Один из бойцов тормознул Korongo между этажами в главном корпусе:
- Вас к телефону. Кабинет Кириана.
- Да.
- Привет, Тин...
- Привет, Аид.
Голос у парня усталый: сегодня должны были пройти похороны Ара, организация которых полностью легла на плечи Аида и его матери. Ирэн чувствовала себя из рук вон плохо, но никого к себе не подпускала - никого, кроме Аида, теперь уже точно единственного оставшегося в живых родственника.
- Тин, Эн надо показать врачу. У нее небольшой жар. И живот, похоже, болит - она не признается, но мать говорит, видно, что болит...
Христиан взглянул на Кириана, желая привлечь его внимание, одновременно напряженно прислушиваясь: вот Аид отошел от полки с телефоном - возможно, посмотреть в окно, - вот вернулся обратно:
- По своей воле она в больницу не пойдет. Надо приехать, Тин, хоть она и запретила.
- Да, я понял тебя. - А дальше информация для Кириана:
- Ты же не сможешь привезти ее? У тебя прав нет...
Судя по звукам, юноша облокотился на тумбу и частично закрыл ладонью лицо:
- Точно... Я забыл, что покинуть базу не так просто...
Будто подтверждая его слова, Кириан в ответ на просьбу в глазах Христиана отрицательно мотнул головой. Korongo показал Кириану два пальца - дескать, только на пару дней:
- Она съела что-нибудь из того, что я вчера отправил?
Кириан вновь отказал.
- Нет, Тин.
- Она встает, вообще? - Христиан отступил от столика с телефонным аппаратом, остановился практически напротив Кириана, сильно растянув спираль провода, и убедительно выбросил вверх один палец.
- Да лучше б лежала: после кладбища хуже стало... Ты приедешь?
Кириан со скрипом сдался, заслужив быстрый благодарный кивок от Христиана:
- Да. Минут через сорок.
На пороге, в прихожей, его встретил Аид. Во время телефонного разговора он казался бодрее.
- Ты как сам-то?
Вялая рука, поданная для рукопожатия, ссутулившиеся плечи, нечесаные лохмы - вряд ли дело в похоронах Ара как таковых.
- Тяжко, Тин. Когда комья земли начали стучать о крышку гроба, я вдруг четко понял: это еще цветочки. Я ведь, по сути, чужого мужика хоронил. А смерть отца впереди. Я боюсь об этом думать.
Христиан вспомнил, как сам хоронил отца. Впрочем, вряд ли эти два события по-настоящему сопоставимы.
- Аид, братишка... Не замыкайся. Что у тебя с Роксан? Она бы помогла пережить...
Юноша, тряхнув головой, разогнал сгустившиеся было над его челом тучи:
- Нет, Тин, не для меня это все.
- Не понял... Мальчика, что ль, тебе найти?
Korongo взялся за ручку двери в спальню, где отдыхала Ирэн, но не открывал ее, дожидаясь ответа Аида.
Усмехнувшись, парень коснулся кулаком деревянного наличника, словно выдавая секрет, что к помощи гнева он уже прибегал, но это мало что дало:
- Мальчик, девочка - какая разница? - Он посмотрел на Христиана. - Не нужен мне никто.
Озабоченно качнув головой, jeshi переступил через порог. Сломается пацан. Мехиаэль не может этого не видеть. И все равно не передумает?..
Ирэн не спала. Заметив входящего Христиана, скинула ноги с кровати, села. Korongo осторожно приблизился, готовый ко всему: от игнора до истерики с пощечинами.
- Эн... Здравствуй. Котенок, ты как? - Сел на стул напротив нее, потихоньку прибирая себе ее ледяные ладони: у нее температура.
- Тин... - Как сомнамбула, она с постели перебралась к нему на колени; он мягко обнял ее, боясь сделать неловкое движение и спугнуть. - Он убил его. Убил дядю. Как он мог?..
И разрыдалась, уткнувшись ему в шею, дергая ткань его куртки в такт бившего ее припадка.
- Эн... - осекся - бесполезно. Ара больше не преступник для нее, он теперь мученик. Лучше сменить тему. - Я должен показать тебя врачу. На ночь глядя не поедем, конечно, а вот завтра утром, часов в восемь, нужно выехать... Договорились, котенок? - Он ласково провел по ее волосам. Она почти успокоилась. - Я пойду схожу за лекарством, сейчас вернусь. - Он встал с ней на руках и аккуратно положил ее на кровать поверх одеяла.
- Тин...
- Да, котенок... - застыв над ней на вытянутых руках, утопленных в подушку, так и не определивший до сих пор, простила она его или нет.
- Мне очень плохо. Не уезжай, пожалуйста...
- Я тебя с собой заберу.
- Опять на базу? К этому ужасному Кириану?
Христиан улыбнулся:
- Почему же он ужасный?.. Ляг под одеяло, котенок.
- Потому что. Я не хочу с ним общаться.
- Не общайся. Как поправишься, скооперируетесь с Леной в КАК - клуб антипочитателей Кириана.
Она отвернулась, чтобы скрыть улыбку.
- Я сейчас.
На кухне Korongo уступил приготовление большой порции малинового чая Nina, а сам вышел на крыльцо на перекур.
Аид как раз закончил в который раз чистить снег, убрал лопату и остался на крыльце с Христианом:
- Согласилась она? На больницу?
Тот кивнул, выпуская в сторону дым:
- Она, мне кажется, уже на все согласна. И, похоже, до нее впервые по-настоящему дошло, что Мехиаэль - не ее ручной дракон.
Юноша покивал:
- Злишься на нее из-за Саула?
- Нет. - Да. Еще как злится. Стряхнул пепел. Капризная девчонка. - Ты говорил с отцом?
Помолчав секунду, Аид уныло покачал туда-сюда головой:
- Нет. Я не буду просить его не делать этого.
- Не будешь? Даже не попробуешь?
- Нет. Для него это важно. А я потерплю. Он сказал, что воскреснет на третий день.
- До этого третьего дня тебе надо еще дожить.
- Это точно...
Ему вдруг до слез стало жалко этого несчастного паренька. Затянувшись, отвернулся, медленно выдыхая дым, который вместе с ветром высушил воду на лице.
- Пойдем в дом. Холодно.
- Тин... Надо завтра позвонить в колледж. Предупредить, что заболела.
- Позвоню.
Они лежали в темноте в его двуспальной кровати; Ирэн прильнула к нему бездомным котенком, чудом обретшим дом. Ее слегка знобило.
- Мне опять придется жить в маленькой квартирке на третьем этаже?
- Если откажешься от моего предложения, то да.
Она зашевелилась:
- Какого предложения?
- Выйти за меня замуж.
Ирэн приподнялась на худеньких руках; свет фонаря в окне отразился от ее бледного лица с огромными глазами. Темные длинные пряди вздрагивали в области сердца вместе с тканью фланелевой пижамы - Христиан кожей ощущал эту вибрацию.
- А... Аид не сказал тебе?
- Не сказал чего?
- Что если ты возвратишься, то только как друг... Как брат.
Не простила.
Ну, что за баба, а?..
Ее колотило - от температуры, от страха, что он сейчас психанет и уйдет.
- Иди ко мне. - Тронув губами ее сухой горячий лоб, Христиан крепче прижал ее к себе. - Брат, так брат.
- Ты не обиделся? Не в обиде на меня? - Расслабилась, засыпает.
- Нет.
В обиде ли он? Нет, он не в обиде - он в бешенстве. Ее счастье, что она больна и беременна - не может он сейчас бросить ее и уйти.
А потом... потом он либо мирится с ее способом контролировать ситуацию, либо посылает ее на ... и живет дальше. Ребенка он заберет. Однозначно.
В семь утра, одетый для бега, Христиан спустился на первый этаж. Накопившуюся в нем злость необходимо было вытрясти и выветрить.
- Привет, Аид. Давно не спишь? - Оказавшись у шкафа, взял с полки кружку, налил воды. Мысленно поздравил себя с тем, что удалось начать день не с сигареты. Кто-то внутри писклявым голоском Ирэн прокомментировал: «Это потому, что она сопела под боком».
- Давно... Я и не спал почти.
Поставив пустую кружку на столешницу, вытер рот:
- Поехали с нами, а? Никакой кухни. Заодно за Ирэн одним глазком присмотрел бы.
- Я бы лучше здесь пожил, Тин. Если ты не против.
- Не против, родной. - Христиан случайно зацепил взглядом кольцо, что Аид передал Ирэн. Оно отсвечивало молчаливым упреком на тумбе под телефоном. Сунув в зубы зубочистку, jeshi вышел на крыльцо, хлопнув дверью сильнее, чем допускалось правилами общежития.
Через сорок минут, обрушив на себя поток воды в душе, Korongo с какой-то болью осознал, что Ирэн не до конца понимает многое из того, что происходит - и с ней, и вокруг. В силу возраста, в силу отсутствия опыта. Ей когда-то показали, что белое надо беречь, а от черного избавляться, но утаили, что делать с красным, фиолетовым, серым, и вообще сам факт их существования. А он не мастер объяснять подобные штуки.
Оделся, явился в гостиную - Ирэн, собранная, ждала его сидя на диване, а рядом с ней, тоже в верхней одежде, скромненько, на краешке, притулилась мать Аида. Завидев Христиана, она встала:
- Я, батюшка, с вами поеду. Там от меня больше пользы будет. - И быстрый, гневный взгляд в сторону сына.
Аид, привалившись к стене у самого окна, с руками в карманах, слушал это молча и не оборачиваясь.
- Тин, пожалуйста. Пусть мама едет с нами. - Негромко, тоже поднявшись с дивана.
Вот только мамы ему не хватало для полного счастья.
- Идите к машине. Я сейчас.
Шаркнул тапочкой, рефлекторно поставив ноги на одну линию в полуметре от Аида:
- Братиш, ты в порядке?
Юноша повернул к нему голову, изобразил улыбку:
- Да, я в норме. Хорошо, что мать с вами уедет - один побыть хочу.
- Ну, смотри... Позвоню вечером.
- Пока, Тин.
Выдохнул, услышав щелчок замка; улыбка сползла, утащив вниз, за собой, уголки губ. Подперев головой стену, Аид закрыл глаза.
Он не видел Отца пять дней. И сообщил вчера, перед самым сном, матери, что отказался от мандата лорда, что, собственно, и вызвало бурю ее негодования: он-де не думает о своем будущем, а она ведь не вечная... А зачем ему мандат лорда? Отец уйдет, но у него останется старший брат. Есть, где жить, есть возможность заработать на самое необходимое, устроившись на какую-нибудь кухню разнорабочим, а когда выучится на художника - и чуть больше необходимого.
Отец... Он сознательно не звал Его, чтобы как-нибудь, случайно, не обмолвиться, что не согласен с Его смертью и не в силах принять ее - и в то же время ему понятна значимость этого события для самого Мехиаэля. Так что неотвратимость и ужас грядущей разлуки все отчетливее проступали в мыслях о будущем, лишая красок настоящее.
- Аид.
Вздрогнув, юноша обернулся:
- Отец... - оттолкнулся от стены и бронепоездом врезался в Мехиаэля - сделав шаг назад от натиска, Белый Волк с улыбкой сжал его в объятиях, ласково взъерошив и без того торчащие, как бог на душу положит, волосы.
- Не стоит оберегать Меня от своих страхов, сомнений и гнева, Мой нежный отрок. Как выразился бы Кириан, Я не кисейная барышня. - Мехиаэль снова улыбнулся, радуясь ответной улыбке сына и оживающим чертам его лица.
Они прогуливались по гладкому, как зеркало, плотно утоптанному снегу за высокой оградой городского парка. Проснувшиеся галки устроили в ветвях деревьев обычную утреннюю перепалку, откуда-то пахнуло свежим хлебом, по проезжей части за парком прогромыхал дилижанс.
- Отец... там, куда Ты уйдешь - что там?
Мехиаэль обнял его за плечи:
- Хороший вопрос, мальчик Мой. Попробую ответить. Видишь ли, в чем дело - никакого там еще нет. Оно появится, лишь когда там появлюсь Я.
- Значит, там будешь только Ты?
- Только Я.
- Место, наполненное Любовью... Хотел бы я быть там с Тобой...
Притянув его за голову к себе, Мехиаэль поцеловал его в лоб и проникновенно пообещал:
- Будешь. Все, о чем ни попросишь Меня, сделаю.
Аид шел, не чуя земли под собой. Сепия первого зимнего утра незаметно растаяла, превратившись в бурые кляксы под ногами. Исчезло пугающее ощущение плоских театральных декораций вокруг - люди, дома, деревья вновь приобрели объем, а воздух - невесомость и прозрачность. Глубоко вздохнув, Аид выпустил облачко пара изо рта и вместе с пробравшейся внутрь морозной свежестью почувствовал голод:
- Я бы сейчас, наверное, буйвола съел...
Рассмеявшись, Мехиаэль натянул ему на глаза вязаную шапку:
- Будет тебе и буйвол...
Звякнув колокольчиком, дверь кофейни гостеприимно распахнулась; у новых посетителей, отца и сына, приняли верхнюю одежду и проводили к небольшому столику, накрытому белоснежной скатертью.
Аид утолил голод, блаженно откинулся на спинку стула и закрыл глаза, заняв свои беспокойные руки лежащей на коленях тканевой салфеткой:
- Отец... - оборвал себя, выстраивая в голове фразу то так, то эдак, чтобы и мысль донести, и черту не перейти: Его слова, что Он исполнит любую просьбу Аида, будоражили воображение юноши, хотя, по большому счету, он ничего и не хотел (что было странно даже для него самого). Ну, почти ничего. - Отец, - открыл глаза, качнувшись вперед, и сцепил ладони на столе, дабы все напряжение сосредоточилось в них, - давай июнь проведем на море. Вместе. Я там никогда не был.
Мехиаэль, ласково глядя на сына, с улыбкой кивнул:
- Давай.
Почему-то Аид оказался совершенно не готов к положительному ответу: уж не ослышался ли он? Нет, конечно, не ослышался, что за глупости... Он проведет с Отцом целый месяц на море. На море! Целый месяц! А потом еще останется время, чтобы поделиться с Ним радостными впечатлениями - до того, как...
Он не успел справиться с собой. Черное отчаяние от вопиющей несправедливости, что Отец, которого он искал всю свою жизнь, с ним лишь до осени, словно вырвало позвоночник из его тела: уронив голову на сцепленные ладони, сгорбившись, Аид начал жалобно всхлипывать. Искушение попросить Его остаться с ним было так велико, что он в кровь кусал губы: эгоистичная просьба вот-вот слетит с них, а ноги ватные, и тело не слушается - не сбежать, не вырваться... И вдруг его будто током ударило - а каково сейчас Отцу?..
Резко вскинув голову, юноша увидел печальную улыбку на лице Отца, в Его глазах стояли слезы. Аид затрепетал:
- Наша разлука ведь будет недолгой?.. Я справлюсь, Отец. Я справлюсь.
- Аид. - Мехиаэль с нежной грустью коснулся его щеки. - На какой-то миг Я потеряю тебя. Миг, который покажется тебе вечностью.
- Нет, Отец, не говори так, это невозможно... - Юноша, взметнувшись на стуле растопорщившим перья испуганным птенцом, схватился за Его ладонь - продолговатая корзина с неиспользованными Аидом ножами грохнулась на пол, оглушив на долю секунды посетителей кофейни металлическим звоном.
Этот звон словно переместил их двоих туда, где время текло ленивой рекой, с трудом несшей сквозь пространство свои тягучие, вязкие воды.
Ты не можешь потерять меня, Отец, ведь я так сильно люблю Тебя!
Знаю, Аид. Потому и говорю. И все же послушай: ты, Мой сын, позвал Меня в этот мир. И даже смерть не сумеет отнять у Меня Моего мальчика.
Звон оборвался.
Юноша с благоговением наблюдал, как рассеиваются облачка печали в небесно-голубых глазах Отца, как воцаряется в них безмятежная ясность.
Декабрьское солнце изо всех сил грело крыши скользящими по поверхности лучами - скатываясь с железной кровли, они отражались от снежного фартука, которым подпоясался город, и ослепляли ступивших за порог горожан. Сощурившись, Аид сбежал с чищенных ступенек кофейни, нахлобучил шапку и с радостной улыбкой встретил выходящего на крыльцо под прощальное звяканье колокольчика Отца. То, ради чего он жил, происходит с ним сейчас, и как ему не радоваться этому?..
Болтая о пустяках, они добрались до детской площадки на территории парка, и тут в плечо Аида случайно попал брошенный кем-то снежок. Пятеро шкетов испуганно застыли, готовые в любой момент дать деру; «стрелок» медленно поправил съехавшую на глаза больших размеров кепку. Аид присел на корточки, демонстративно сгреб снег в приличных размеров ком:
- Это война, пацаны. Пленных не берем.
Принявший вызов беспризорник командным воплем расставил своих по позициям, предвкушая неминуемую капитуляцию молодого пижона.
Раскрасневшийся, уставший и самым наглым образом вываленный в снегу, Аид в прихожей скинул с ног вместе с ботинками набившийся в них снег, стряхнул с себя пальто и потопал в душевую, оставляя за собой на паркете мокрые следы. Посчитав неправильным раздеться при Отце, теперь пыхтел в тесной душевой, стаскивая с себя прилипший к телу свитер. Невысокий и не широкоплечий, за счет узких бедер казался и тем, и другим, и, вдобавок, тонким, как тростник. Его следовало бы назвать не Аидом, а Эросом: присущее юноше целомудрие, опять понемногу бравшее над ним верх, несмотря на основательные попытки с дюжины любовников растоптать его, лишь сильнее распаляло встреченных им где бы то ни было как мужчин, так и женщин.
Мехиаэль опустился на диван, опершись одной рукой на обитый тканью подлокотник. Аид, в поношенных джинсах и темной футболке с длинными рукавами, с разбега плюхнулся рядом:
- Отец... нужен Твой совет. Тин, по-моему, задался целью меня женить: сначала все про Роксан спрашивал (ей, наконец-то, не до меня - она над выставкой работает), потом той jeshi телефон дал - забыл, как ее зовут.
- А ты что?
- А я не хочу.
Мехиаэль улыбнулся:
- Тогда в чем проблема?
- Может, я не прав? Может, это эгоистично - не иметь жены, детей? Тин, вон, заботится об Эн, даже будучи с ней в ссоре. А я, получается, только о себе забочусь. Особенно теперь, когда мать уехала... Я не против общения, но ведь... Вот Роксан, например: одного общения ей мало. Ей хочется больше. А в моей жизни этого «больше» было уже предостаточно... - Отведя взгляд, юноша нервно поменял позу, поджав под себя одну ногу и сев на жесткую диванную подушку. Говорить с Отцом о сексе было неловко. - Она мой отказ восприняла так, будто я ее прилюдно оскорбил. Или унизил.
- Тебя, помнится, тоже задел отказ Христиана - утром, в душе. Перед тем, как вы побратались.
- Это... - Кашлянув в кулак и покраснев, парень неожиданно выдал:
- Это другое.
- Ну, да, конечно.
Пристыженный, Аид на всякий случай уточнил:
- То есть, я, выходит, не прав?
- Я этого не говорил. Нет желания - не женись: принуждать себя не стоит. Довольно с тебя насилия, Мой мальчик.
- Я бы хотел посвятить свою жизнь Тебе, Отец. - Возя пальцами одной руки по лбу, а другой вцепившись в свой локоть. С сильно бьющимся сердцем.
Произнося это, Аид прежде всего с нетерпением и страхом ждал Его оценки одной иллюстрации, над которой он сейчас работал.
- Да, сын Мой возлюбленный. - Мягко потянул юношу к Себе, уложив его голову Себе на колени. - Хорошая будет работа.
Аид благодарно закрыл глаза. Руки Отца в его волосах не просто ласкали - они дарили покой и отдых, лечили. С блаженным изнеможением юноша почувствовал первые весточки долгожданного сна, и скоро черты его лица разгладились, а дыхание стало глубоким и ровным.
Приложив одну ладонь к грудине спящего у него на коленях сына, подушечками пальцев второй руки Мехиаэль продолжал массировать кожу его головы, поддерживая в его организме хрупкий биохимический баланс: после известия о смерти Ара Аид практически перестал спать, безуспешно ища выход из лабиринта тревоги. Христиан прав: Аид сломается, и на какой-то миг Мехиаэль потеряет сына. Потеряет, чтобы обрести его по-новому.
После проезда через КПП Христиан сразу направил автомобиль к госпиталю, в приемном покое их уже ждал Александр:
- Пойдем со мной, голубушка. А вы, сударыня, здесь посидите.
Ирэн испуганно глянула сначала на не посмевшую перечить Nina, а затем - на Христиана. Тот негромко поинтересовался, пока они втроем шли по больничному коридору:
- А что так?
В смотровой, передав девушку медсестре, которая увела ее за ширму готовиться, Александр в качестве ответа, кивнув на Ирэн, спросил:
- В первый раз?
- Не знаю. Думаю, да.
В рукомойнике зашумела пущенная из крана вода.
- Я как-то осматривал примерно ее возраста барышню в присутствии мамаши. Так та меня весь осмотр за руки хватала, пока я ее пинком из кабинета не выгнал. - Стряхнув с рук воду, завертел кран, снял с крюка полотенце. - Сам-то чё бледный какой?
- Не выспался.
- Ясно. - С характерным хлопком натянул латексные перчатки. - Посиди за дверью. А лучше дойди до столовой, скажи, чтобы чаю горячего сделали. С сахаром. И принеси - пригодится ей после. Да и самому пару глотков не помешает.
Получив четкие указания, Христиан мало-помалу унял тревожный зуд в голове: не любил он больницы. Терпеть их не мог. И врачам не доверял: видимо, детский опыт сказывался. Александр, впрочем, вроде, нормальный мужик.
Вернувшись минут через пятнадцать со стаканом чая в медном подстаканнике, обнаружил Ирэн на узкой кушетке возле кабинета вместе с медсестрой - та, увидев jeshi, скрылась в смотровой.
- Вот, возьми. - Она встала было, заметив его, но он усадил ее обратно. - Ты в порядке, Эн?
Мелко дрожащими пальцами она опустила стакан в подстаканнике себе на колени; глаза в пол лица, а в лице - ни кровинки:
- Я не хочу.
- Чего?
- Рожать. Мне страшно. Я не готова. - Она развернулась корпусом к нему, едва не обварив себя кипятком. - Доктор сказал, что еще можно прервать беременность по моему желанию, срок три-четыре недели...
- Эн. - Он отвел от нее взгляд, чтобы не испугать, рука, закрытая от нее позой, сжалась в кулак. - Я обеспечу тебе максимальный уход...
- Ты не слышишь меня?! Я не хочу... - Поперхнувшись остатком фразы, рефлекторно втянула голову в плечи, не сводя с него глаз.
Он поднялся:
- Короче. Я создаю все условия - ты рожаешь мне сына. И свободна.
Выходивший в этот момент из кабинета военврач, напоровшись случайно на страшное от клокотавшей внутри ярости лицо jeshi, чуть было не нырнул обратно - положение не позволило. Кхекнув, отозвал Korongo в сторонку, сразу вспомнив, что, по Уставу, к вождям положено обращаться на вы:
- Не давите на нее - молоденькая, привыкнет. Еще как курица с яйцом со своей беременностью носиться будет...
- Я не понял - я у вас совета спрашивал, как себя вести?.. Как она?
- Ничего серьезного. Обильное питье, покой, побольше отдыхать. И не нервничать - ей это вредно.
Мрачно кивнув, Korongo приблизился к Ирэн - ровно настолько, чтобы она смогла его услышать:
- Иди к матери, сейчас пришлю за вами человека. Что понадобится, передашь через дежурного. Дежурный на первом этаже главного корпуса, вы с матерью будете жить на четвертом.
Уступив им свою большую комфортную квартиру, Христиан с минимальным набором личных вещей переселился в бывшую квартирку Ирэн этажом ниже.
Шокированная, больная, обессиленная племянница покойного Ара легко разрешила Nina уложить себя в постель, выпив большую кружку клюквенного морса.
Странным образом непреклонность Христиана в его позиции относительно судьбы их ребенка принесла ей облегчение - ей не нужно было принимать сложное решение, он принял его сам за них обоих. Теперь она уверена - Тин относится к их будущему сыну не как к ее приложению или продолжению, а как к отдельному, независимому существу. Он не станет винить сына, если с ней вдруг что-нибудь случится, как, например, с ее собственным отцом. Гладя себя по плоскому пока животу, сомкнула веки и прошептала:
- Иасон... мамочка твоя скоро совсем одна останется... Умер дядя, умрет Коловрат... Двоюродному брату, бедняжке, не до меня... После смерти дяди Саул попросил отпустить его - я отпустила. Тин разменял меня на проституток, а потом и тебя у меня заберет, сыночек... Но ты не бойся, с папой тебе будет хорошо, он о тебе позаботится... А мне целых девять месяцев есть, ради чего жить... И я свободна.
Пятого декабря Аиду позвонила Роксан и попросила приехать в городской офис Мехиаэля (там ей дали добро устроить временную художественную мастерскую), чтобы помочь с общей концепцией выставки. Юноша согласился, хотя был занят не меньше ее собственным проектом. Через сорок минут во дворе дома, сделав крутой вираж, затормозила машина Христиана - он отвез Аида в офис, удостоверился, что Роксан, до смерти уставшая, прервалась на чай, за которым накидала свое понимание идеи выставки как парню, так и Никс, тоже привезенной Христианом, и вышел на улицу покурить. Елена тут же выскочила следом угоститься парой затяжек. Jeshi сопровождала Никс под личным контролем Христиана - вечером ему предстояло доставить Аида обратно, заодно затолкав в машину и Елену, развезя их с Никс по разным домам. Невеста Вождя заночует с Роксан в шикарной квартире прямо над офисом Мехиаэля, а лишенная доверия Su поступит в полное распоряжение Korongo. Счастливая по самое не могу, что вырвалась с базы, да еще и с подругой, Su всю дорогу дразнила Христиана, но он мало обращал на нее внимания.
Возвратившись с перекура раньше Korongo, Елена с искренним восхищением наблюдала за Аидом, совещавшимся с Роксан у одного из мольбертов: небрежно одетый, со смешной прической и остро отточенным карандашом за ухом (этот карандаш он то и дело пускал в ход для правок), парень вставлял свои четкие, наглядные комментарии в ее абстрактную идею, уверенно возвращая концепцию выставки из области пафосно-философской - в простую и гениальную.
- Ну, хорошо... - Принцесса сдалась; после корректировок Аида объем работ стал вполне реальным: она успеет. - Часик отдохнем и продолжим.
- Отец ведь здесь работал вначале, да?.. Я тут еще не был...
Елена первой взяла Аида под руку, мило улыбнувшись возмущенной, теряющей хватку Роксан и заговорщически подмигнув Никс.
- Я покажу тебе его кабинет, пупсик: только я в курсе, где хранится ключ.
Аид с интересом шагнул на лощеный паркет, лишь только нужный ключ отпер заветную дверь; огляделся. От постепенно, не сразу проявляющейся роскоши в убранстве кабинета захватывало дух.
- Впечатлен, пупсик?
- Не то слово... тетенька... - И резко налево.
- Тетенька?! Какая я тебе тетенька?! - И налево за ним вокруг «т»-образного стола.
- А какой я тебе пупсик? - Со смехом, не выпуская, тем не менее, ее из поля зрения.
Догонялки прекратились, когда у Аида развязались шнурки на видавших виды ботинках: упав на одно колено, чтобы исправить досадную оплошность, он был вероломно сбит с ног и положен на обе лопатки на шикарном отцовском ковре. Сев на него верхом, Елена приковала оба его запястья к полу на уровне его висков:
- Проси пощады, пупсик...
Он попытался было скинуть ее с себя, да ничего не вышло: молодое тренированное тело jeshi без особого напряга удерживало верхнее положение.
- Ну, ладно, ладно... - Аид еще раз безуспешно дернулся - на всякий случай. - Пощади меня, тетенька...
- Ах, ты... - и принялась щекотать так усердно, что Аид, будучи совершенно не готов к подобной экзекуции, издал вопль раненого гиппопотама, что, в свою очередь, вынудило Su навалиться на него и зажать ему на две секунды рот ладонью:
- Ты чего?.. - Сдавленно смеясь вместе с ним. - Принцессочка сейчас подумает, что я тут тебя... невинности лишаю...
- С чего ты взяла, что я невинный? - Он прищурился - межбровная складка прорезала кожу глубже, чем можно было предположить, наведя тень на его улыбку, от которой Елене стало чуть-чуть не по себе.
- Да у тебя это на лбу написано...
- Скорей уж, это на твоем лбу написано... Стой! Стой-стой-стой... - он отдышался, - на помощь звать можно?
- Ну, если только бывшую любовь... - Довольная собой, смакуя в воображении реакцию заносчивой Роксан.
- Бывшую, значит... - Набрал воздух в легкие:
- ТИН!! - Хорошим таким, сиплым от непривычки громко кричать баритоном.
- Что?!. Это нечестно!.. Ах, ты, пакостник, - ты бы еще отца позвал... - заставив его в наказание почти дугой под ней выгнуться, задыхаясь от смеха. - Ой... привет, Тин. - Чарующе улыбнувшись, убрала руки назад и села прямо, как бы в порыве девичьей стыдливости сдвинув навстречу друг другу лежащие на полу колени, отчего Аид невольно охнул, все еще всхлипывая от смеха и утирая слезы.
- Слезь с него.
С грацией дикой кошки девушка поднялась с пола, перешагнула через распростертого на ковре Аида и, гипнотизируя Христиана плавным покачиванием бедер, прошествовала к выходу в опасной близости от него, не теряя с ним зрительного контакта и нежно складывая губы в трубочку для финального воздушного поцелуя у самой двери.
Захлопнув за Еленой заднюю пассажирскую дверцу, Христиан занял место водителя, а та уже обвила руками шею Аида, сидящего впереди:
- Спать вместе будем, пупсик? - Быстро, пока Тин не видел, чмокнув его в висок.
- Не думаю... - Так же быстро вытурив ее, задрав к склоненной набок голове плечо.
- Отстань от него. - В голосе Христиана с каждой фразой шутливость все убавлялась, так что Елена неохотно расцепила руки и отодвинулась. - Нашла игрушку.
В одиннадцать вечера Христиан ушел к себе, вполне серьезно погрозив кулаком надумавшей было пересесть ближе к Аиду Su. Скорчив Тину рожу (разумеется, когда он отвернулся), девушка проводила его взглядом, выждала еще пятнадцать минут и из кресла перебралась на диван к Аиду:
- Чем ты занимаешься весь вечер?
- Работаю над одной иллюстрацией... - карандаш в его руке то порхал над бумагой, то точечно задевал ее для стремительных штрихов.
- Хватит уже работать, - одной рукой она обняла его, а другой проникла под одежду и нашарила завязки на его штанах - дрогнув, пальцы Аида выронили карандаш; по листу бумаги он скатился на пол. Досадливо поморщившись про себя от ее действий, юноша даже не пытался схватить ее шаловливые ладошки: ему не нравилось, но участвовать в ее игре сейчас он не планировал:
- Не надо, Su. - Глядя ей в глаза без улыбки. - Пожалуйста.
Она отдернула руку, вдруг чего-то испугавшись. Чего именно, и сама не поняла. Встала на диване на коленки, чтобы удобнее нависнуть над ним, и прошептала, дотрагиваясь губами до редкой, но колючей щетины на его щеке:
- Не хочешь?
- Нет.
- Жаль... А меня, как назло, тянет к тебе, точно магнитом. - Она нежно поцеловала его в скулу и ретировалась обратно в кресло.
Аид нагнулся за карандашом, а Елену неожиданно осенило:
- Ты basha! А я-то из кожи вон лезу, не знаю, как тебе понравиться...
- Я не basha. И ты мне нравишься. - Он робко улыбнулся, потом смущенно почесал нос рукой с зажатым в ней карандашом и уточнил:
- С тобой весело.
Елена хмыкнула, прочитав между строк:
- Но шансов у меня ноль, как и у принцессы... А дружить с тобой можно? Я хорошо себя буду вести, обещаю! Ты так не похож на остальных парней...
Аид молча посмотрел на нее, повертел в пальцах карандаш и вернулся к своему рисунку. Она тоже молчала - из уважения (в какой-то степени) и все еще надеясь на ответ. Не отрывая вдумчивого взора от листа бумаги перед ним, юноша негромко и старательно, будто упаковывал хрустальную вазу, произнес:
- Я рад дружбе... Рад, когда меня понимают. Ну, или хотя бы не осуждают. Вот мать, например, неделю назад говорит: «Что ты какой лохматый? Постригся б, что ли...»... А я ей: не хочу. Отцу так нравится. А она аж руками всплеснула: «Отец, отец!.. что он, красна девица, чтоб ему нравиться?».. - Он сунул карандаш за ухо, поднял на нее глаза. - У меня все помыслы об Отце: я засыпаю и просыпаюсь с мыслями о Нем... Тоже будешь смеяться надо мной? Когда я с матерью этим поделился, она меня обозвала...
- Я не буду смеяться над тобой, Аид: я в детдоме росла... Я пойду спать. И ты ложись: тебе завтра весь день томные вздохи Роксан выслушивать. Спокойной ночи, сын Мехиаэля. Будь у меня такой отец, я бы тоже боготворила его.
Аид благодарно зарделся:
- Спокойной ночи, Su.
Выключив ночник, опустил голову на подушку, вспоминая день с самого утра, вспоминая свои, даже мимолетные, желания и устремления с целью исповедаться в них Отцу, вынести на Его суд. И не заметил, как уснул.
А вот Христиану не спалось. Выкурив несколько сигарет подряд, он из своей спальни перебазировался в соседнюю комнату, поджидая в темноте весь день дразнившую его jeshi. Еще и спина некстати начала болеть.
Стоило Su переступить порог комнаты, она и пикнуть не успела, как ее припечатало лицом к стене с заломленными за спину руками. Табачный дым и осипший голос Христиана, пожелавший ей доброй ночи, возвратили ей дар речи:
- Тин... боже, Тин, это не смешно...
- А я и не смеюсь. - Придавив ее собой, лишив ее возможности упереться в стену руками и просто вздохнуть, он свободной ладонью аккуратно смёл в сторону с половины ее лица волосы, зафиксировал ее голову в таком положении и, стартовав снизу, тщательно провел кончиком языка по границе внешней воронки ушной раковины, финишировав в углублении милого завитка в верхней части уха. - Нравится? - И отстранился - самую малость, только, чтобы она шумно вдохнула и зло выплюнула: «Нет! Урод...», конспирируя шипением злости самый что ни на есть подлинный страх. - Вот и мне - не нравится. Когда ко мне не проявляют уважения.
В следующую секунду вертикальная поверхность стены сменилась горизонтальной поверхностью стола; для острастки Korongo подпёр Su сзади, с трудом различая среди шарканья, шмыганья и всхлипов:
- Тин, я все поняла... Больше не повторится... Я прошу прощения, вождь...
Он отпустил ее и отошел. Еще пара минут, и боль в грудном отделе позвоночника свернет его самого в бараний рог:
- Принято.
Она что-то квакнула в ответ, он не расслышал.
Заперся в своей спальне.
Лег, и сквозь кровавую пелену в глазах догадался: это не позвоночник. Это те «протезы»: присутствие Мехиаэля в его душе в малых дозах, так сказать. В какой-то момент он обманул себя, и прямо сейчас эти самые сгустки голубого пламени выводили его на чистую воду. Он скатился с кровати на пол, корчился на полу, а на потолке, кадр за кадром, прокручивался весь сегодняшний день. Пока вхолостую.
Оглохший и ослепший, на ощупь подполз к круглой деревянной ножке кровати, впился в нее зубами, чтобы не заорать. Хриплый, со свистом, частый выдох, надувающий парусом щеки, и вот она, нужная картинка: захлебывающийся смехом Аид под оседлавшей его девчонкой... Он приревновал.
Отпускает.
Приревновал Аида.
Разжал челюсти, со стоном перевернулся на спину, тыльными частями ладоней, вывернув их запястьями кверху, потер глаза.
Черт.
В семь утра Христиан, бесшумно сбежав по лестнице вниз, искренне обрадовался крепкому сну юноши: Аид сильно похудел и плохо спал после смерти Ара, а вчерашняя эмоциональная встряска, выходит, хорошо на него повлияла.
Выходит, парень дорог ему, реально дорог, а забралом падавшая на глаза похоть при одной мысли об Аиде есть ни что иное, как временное помешательство: проходило раньше, пройдет и в этот раз. Главное, не провоцировать себя.
Максимально выложившись на пробежке, Христиан дополнительно отвлекся контрастным душем и размышлениями об Ирэн: грустными и болезненными. Она не выкидывала своих обычных штук, не устраивала сцен, не донимала его несуразными просьбами и вообще никак не пыталась привлечь к себе его внимание. Соблюдала режим и выполняла рекомендации врача. При встречах здоровалась с ним, четко отвечала на вопросы о своем состоянии. Ни на что не жаловалась, не спорила. Короче, существовала в какой-то странной, не свойственной ей системе правил. Кириан, с котором Христиан, когда стало совсем уж невмоготу, поделился своей ситуацией, удивленно качнул головой со словами: «Круто ты с ней, брат: девчонка же, глупая». Понятно, что девчонка. Понятно, что глупая. И тысячу раз он уже пожалел о своих словах. Не понятно только, как теперь разрулить это все.
Одевшись сразу в форму, толкнул дверь душевой - тихо. Дошел до дивана в гостиной, двумя пальцами побарабанил по щеке спящего Аида. Забил на себя пацан: щетина. Светлая и редкая, и тем не менее.
Аид, отвыкший от продолжительного сна, какое-то время сидел, спустив ноги в старых тренировочных штанах Тина на выцветший ковер, и долго и усердно тёр глаза, попутно зевая. Лохматый, тощий. Нельзя ему одному жить.
- Гренки пожарить на завтрак?
- О... здорово, давай. Я помогу.
Отбросив одеяло, босыми ногами прошлепал к раковине с забытой вчера посудой. Полуголый, еще излучавший вокруг себя избыток сохраненного постелью тепла, пахнущий апрельским солнцем. Включил воду, потянулся за губкой, оставленной около плиты и случайно задел Христиана - у того потемнело в глазах:
- Я сам. - Стиснув зубы от боли в спине, Korongo сфокусировался на сковороде, стреляющей раскаленным маслом, и лишь потом выдохнул. - Лучше в душ сходи. И побрейся.
- А... - Отступил от мойки, озадаченный резким тоном Тина, но тот, не глядя на него, вылил на сковороду ломтики хлеба, плавающие в однородной яично-молочной массе. Почесал макушку и примирительно зевнул:
- Ну, ладно... Я быстро.
- Угу.
И почему у Эн не его характер?.. Цены бы ей не было.
Со второго этажа красивым испуганным привидением сошла Su:
- Доброе утро. - Себе под ноги; на последней ступеньке застыла.
- Привет. Слушай... - Выключил комфорку. - Это было грубо. Извини.
Молчала, замерев в почтительной позе - бесполезно. И в курилку с ним больше ни-ни. Что ж, здоровее будет. Поставил на стол две тарелки, поровну разделил между ними содержимое сковороды:
- Иди, садись. Через десять минут выезжаем.
Усмехнулся - на лице девушки отобразилась борьба: и завтракать с ним ей не улыбало, и отказать нельзя.
Придвинувшись вместе со стулом, безмолвно взяла вилку и начала есть. Христиан достал из пачки сигарету, приклеил к нижней губе - и вот уже Лена оживилась, сообразив, что вторая тарелка предназначена Аиду.
- Поторопи его. Я на улицу.
Убедившись, что входная дверь плотно закрылась за ним, быстро встала, схватила тарелку и выкинула в помойное ведро все, что еще находилось на ней: сам жри свои гренки, мразь. Немного успокоилась, налила себе крепкого чаю и с ногами взобралась на стул. Отчаянно хотелось курить.
- Привет, Su! - Аид, распаренный и чисто выбритый, с аппетитом налетел на свою порцию.
- Аид... - Она обхватила бокал ладонями, словно замерзла и решила согреться. - Ты не думал о возвращении на базу? Я была бы рада...
- Не уверен, что смогу заниматься там своим проектом, - задумчиво собрал с тарелки куском жареного хлеба остатки омлета, но до рта так и не донес. - Он обидел тебя, да? Тин.
- Нет, что ты, - она ласково улыбнулась ему. - Просто я буду очень скучать.
- Завтрак окончен. - Вперед Христиана в дом ворвался холодный воздух - Елена поежилась. - Выезжаем.
Весь день Su практически не общалась с подругой - Никс соскучилась по Кириану и ударно работала, чтобы завтра утром уехать на базу. Аид сегодня тоже, собственно, закончит свою часть работы для выставки, так что Елена терлась возле него без зазрения совести, и в какой-то момент уже тепленькая Роксан окончательно вышла из себя:
- Убери отсюда сейчас же эту наглую девку, иначе вместо нее уйду я! - Перекошенное от ярости лицо отвергнутой женщины в шаге от Христиана. Она как бы говорила с ним одним, и при этом остальные тоже все прекрасно слышали.
Никс, бледная и нахмуренная, пока не вмешивалась: окончание работы в срок явно в приоритете. Korongo перевел выразительный взгляд на зачинщицу - Su, беспомощно улыбнувшись Аиду, передала ему палитру, которую до этого держала для него в своих ладонях, и спрыгнула с тумбы. А парень вдруг молча поймал ее за предплечье, прижал лопатками к себе одной рукой (палитра вновь перекочевала в ее ладони) и невозмутимо продолжил творческий процесс.
Непростой выбор, однако. Вот и стальные глаза смутьянки испуганно следят за его приближением. Вообще, конечно, Лене везет, как утопленнице: соперники у нее, будто на подбор - вожди да принцессы. Умная девочка, она догадалась, из-за чего он на нее так разозлился, тем более, что Аид и сам обмолвился о своем прошлом.
- Аид. - Тихо. - Давай не будем ссориться с Роксан. Ради общего дела.
Парень нанес на холст несколько крупных мазков:
- Тин, вот я здесь - да, ради общего дела. Никс - ради общего дела. А Роксан здесь ради себя самой.
Сказал, как отрезал. И ведь не поспоришь.
- Ну, допустим. А в эту-то ты пошто вцепился? - Прозвучало, как пулеметная очередь.
- Защищаю.
- От кого?
- От тебя.
Ай, красава. Настучала. Совсем страх потеряла, родная.
- Аид. - Игнорируя и девушку, и боль в спине, Христиан запустил пятерню ему в гриву - голова юноши непроизвольно дернулась, когда ладонь Тина в его волосах резко сжалась в кулак. - Пойдем, выйдем. Я тебе напомню кое о чем... Ша! - Su попыталась было вступиться за своего защитника - пришлось ее осадить.
Плевать на боль, на Мехиаэля - на всё. Если не сдохнет сейчас, то возьмет то, что ему причитается, а там видно будет. Преодолев длинный коридор, Христиан швырнул Аида в уборную, запер дверь.
- Тин... - охнул, споткнувшись и разбив скулу о шершавую каменную перегородку. - Тин, - припертый им к стене, парень, насколько возможно, вывернул шею, и, пока мог, спросил:
- Ты понял, что Отец заберет меня, да?.. что потеряешь и меня тоже?..
Как обухом по голове.
Сглотнув, Христиан убрал от него руки, отошел к узкому окну, оперся обеими руками о подоконник, стоя к окну спиной, и, подпрыгнув, сел. Боль в позвоночнике исчезла, зато навалилась тоска и бессмысленность всего происходящего. Мехиаэль явился в этот мир за сыном, а они все - так, случайные встречные.
- Аид.
Юноша, хрустнув осыпавшейся с потолка штукатуркой, сделал шаг в его сторону, поднял на него темно-синие глаза из-под тревожно сведенных бровей. Руки в карманах старых, поношенных джинсов (его, Христиана, джинсов, между прочим); старая толстовка - тоже его - с закатанными до локтей рукавами не скрывает, а подчеркивает худобу парня, болтаясь на нем, как на вешалке. Чтобы любить, нужно иметь мужество - любимых терять больно...
- Аид, я... - Горько усмехнувшись, Христиан покачал головой. - Мне нужно время. Понимаешь, братишка? - Улыбнулся. Надеясь, что не выглядит так жалко, как чувствует себя, не сумев признаться себе самостоятельно в страхе лишиться и брата - отсюда и помешательство. Он словно жил по принципу: в любой непонятной ситуации главнее оказаться сверху.
- Понимаю. Только, боюсь, у меня нет этого времени, брат. Боюсь, что не успею донести до тебя, как сильно мне тебя не хватает. И раньше не хватало - ведь ты постоянно занят тем, что доказываешь самому себе, как ты крут.
Развернулся и ушел, оставив дверь уборной открытой.
Где-то в середине коридора наткнулся на Лену - девушка сидела на корточках у стены, обхватив голову, и вздрагивала.
- Su... - Вытащив руки из кармана, съехал по стене рядом с ней, обняв ее за плечи; ткнул нос в ее сырую щеку и вполголоса, уговаривая ее как ребенка, попросил:
- Не плачь. В порядке я.
Она ответила с жаром, так глядя в стену перед собой, словно штурм этой стены и отделял ее от того священного миропорядка, где бы она чувствовала себя в безопасности:
- Ты не представляешь, не представляешь, как я их всех ненавижу!.. Слова «мужчина», «насильник» и «убийца» должны быть синонимами, потому что так и есть!.. - Жестикулируя, она нечаянно задела ссадину на его щеке - Аид со свистом втянул в себя воздух. - Ой, прости... у тебя кровь... - Выпрямилась, точно пружина. - Тут в столе секретаря есть аптечка. Давай руку. - Запросто, одним движением поставила его на ноги. Пребывая в легком шоке от того, насколько она в действительности его сильнее, Аид и не помыслил отнять у нее ладонь, безропотно согласившись сплести свои пальцы с ее.
- Я так напугалась за тебя... - Аккуратно обрабатывая рану, неосознанно снижала тон и мягче выговаривала слова, отключив автоматическую цензуру профессионального разведчика. - С Тином я не слажу, приходилось с ним дружить, и мне казалось, что у меня неплохо получается... Увы, мне это только казалось. - Выкинула в мусорную корзину окровавленный кусок бинта. - Чего ты улыбаешься?
- А со мной ты зачем дружишь? - Он не стал озвучивать совершенно очевидную истину о том, кто из них двоих для другого может представлять опасность.
- А ты... - Нежный румянец озарил лицо девушки; подушечками пальцев, едва касаясь, Su провела по его левой брови и здоровой скуле, и все ради того, чтобы большим пальцем почувствовать рельеф его губ и ямочку в уголке. - Ты мой добрый мальчик. Ты рискнул собой ради меня...
Он поцеловал ее. Так, что у Su ушла из-под ног земля, а сама она начала таять шариком ванильного мороженого в томительном ожидании следующего акта.
- Неплохо для невинного, а? - Рассмеявшись смехом прыщавого подростка, у которого ломается голос и главная часть тела не голова, Аид обернулся на шаги за спиной - Христиан, не торопясь, походкой сытой пантеры двигался прямо на них.
Несколько раз открыв рот с намерением оправдаться (или оскорбиться), Елена, в конце концов, нервно заправила за уши волосы и молча уставилась в пол: Korongo уже в паре метров от них. Сейчас он наверняка с видом простачка-учителя как бы невзначай скользнет взглядом по ее лицу - и она спалилась. Не страшно, что он догадался про поцелуй (она, правда, на всякий случай украдкой вытерла губы). Страшно, что теперь он знает, как выглядят ее истинные чувства.
- Ключ от кабинета подай... Да, на отдельном крючке. И давай в студию: надо сегодня закончить... Оставь ее, братиш. Не трону. Отвечаю. - Замок дважды щелкнул, и Христиан скрылся в кабинете Мехиаэля.
- Хорошо. - Обернувшись обратно к Su, Аид снова прыснул: весело и беззлобно. А Елена, отпихнув его, обошла стойку администратора и села в свое старое рабочее кресло, не стесняясь влажного блеска в глазах:
- Ты или деревенский дурачок, или инкуб.
Хмыкнув про себя, Аид облокотился на стойку:
- Лен... Я не твой мальчик. Я не девственник. Не гомосексуалист. И я не против дружбы. Особенно, если мне не лезут в штаны. - Мах ресницами на дверь отцовского кабинета. - Я пойду.
Разомкнув губы, чтобы легче дышалось, Елена бессловесной тварью смотрела ему вслед.
Войдя в студию, Аид кивнул встревоженной Никс - мол, с подругой все хорошо, и тут же погрузился в работу над оставленным холстом.
Роксан не замедлила засвидетельствовать ему свое беспокойство по поводу ссадины на щеке, перемежая слова удрученными вздохами и утомительными паузами.
- Роксан, - гася раздражение, Аид перенес вес тела с одной ноги на другую. - Ты жаловалась, что Su мешает тебе сосредоточиться. Сейчас кто тебе мешает?
Никс мстительно улыбнулась, ни на секунду не оторвавшись от изготовления бархатной портьеры для выставки. Весь прошлый вечер принцесса компостировала ей мозги песнями о художественном таланте «этого необыкновенного юноши», о своем стремлении оградить его от «хищниц, подстерегающих мальчика на его нелегком пути». Достала ее хуже горькой редьки. Так ей и надо.
Бедняжка Su. Было бы здорово, если бы Аид поехал завтра с ними.
Разошлись они в десять вечера: Роксан с Никс - на второй этаж элитной малоэтажки, а Христиан, Аид и Лена - на мороз и в машину до его дома у свечного завода.
Пока Христиан собирал вещи на завтра, а Аид рассеянно хлебал из кружки чай, подолгу глядя на лист бумаги перед собой, Su тихо, как мышка, глядела на него из кресла. Вот Korongo, покончив со сборами, сел рядом с Аидом - боком, с правой стороны - и приложил к немного распухшей щеке юноши компресс с лечебной мазью:
- Не больно так?.. Утром снимешь. - Повернул голову к Елене:
- Давай наверх. Подъем в семь утра.
В гостевой спальне на втором этаже лязгнула задвижка, и Христиан вновь обратился к Аиду:
- Я звонил Киру...
Протестная четверть круга на стуле:
- Ты же был не против...
- Да ты дослушай, торопыга, - схватил и тут же выпустил его плечо. - Он готов взять тебя библиотекарем: архив надо привести в порядок. Под библиотеку освободили старое здание типографии. Оно двухэтажное, второй этаж бревенчатый, там можно жить: две большие комнаты, кухня, санузел. Организуешь себе студию. Докапываться никто не будет, обещаю.
Аид тяжело вздохнул. Глубокая борозда на переносице, взгляд мечется по полу - вроде, и хочет, и не хочет одновременно.
Христиан поднажал:
- Ты сказал, что тебе меня не хватает.
- Сказал, а ты меня не понял...
- Так объясни, чучело! - Вскочил - стул, на котором сидел, с грохотом опрокинулся, но в висках, кажется, стучало сильнее. От боли в спине крышу рвало так, что искры сыпались из глаз - он боялся его убить; сдвинул парня вместе со стулом к столу до упора, вырвавшийся из груди Аида стон прозвучал как музыка для его ушей. С жалобным фарфоровым звоном ударил ладонями о столешницу по обе стороны от него, заставив под давлением своего тела почти лечь на стол парня:
- Сопротивляться-то будешь? Ну, хоть немного? - Воспламенившаяся адским огнем душа Христиана теряла восприимчивость к другой боли; вдохновленный, он оставил на здоровой щеке юноши, от подбородка до уха, мокрый след своим языком. - Пошли наверх.
- Никуда я не пойду. - Отвернул от него свое, без кровинки, лицо, и Христиан вдруг заинтересовался белевшим в кольце рук Аида карандашным наброском:
- Что это?
- Ничего, - парень конвульсивным жестом закрыл работу, и напрасно - сбив его руки со стола, Христиан получил желаемое, а художник с помутневшим взором, упираясь лбом в столешницу, морщился от боли.
Христиан одобрительно усмехнулся: эротическое содержание рисунка буквально-таки вываливалось на зрителя с первого взгляда. Два персонажа - мужчина и юноша (кто бы сомневался). Мужчина сидит на каком-то камне под высоким раскидистым деревом, одна нога, ближе к зрителю, вытянута, другая - согнута в колене, а на колено лицом к мужчине положил голову отрок; едва наметившийся кадык на длинной шее, подключичные впадины, проступившие из-за скругленной спины, единая линия подбородка, обрывающаяся и вновь появляющаяся короткими завитками волос и мочкой уха - не верится, что это рисунок. Между тем, оба персонажа застигнуты в мгновение нежной любовной переглядки, оба обнажены, однако еще каким-то чудом держащееся на юноше покрывало, уже давно, по-видимому, путавшееся в ногах у мужчины, вот-вот будет сорвано его рукой.
- Это ты себя с отцом, что ли, изобразил? Не со мной, уж точно...
Аид, не отнимая лба от столешницы, посмотрел на него. Что-то в помутневших от слез синих глазах юноши стерло похабную улыбку с лица Христиана - встряхнув лист бумаги, он с ощущением смутного беспокойства опять взглянул на рисунок. Нет. Мужчина не срывает одеяние с отрока, а, наоборот, укрывает его сброшенной с себя мантией. И укрывает, в первую очередь, от зрителя; - беспомощная, уязвимая поза юноши не вяжется при этом с его ясным и одухотворенным лицом и улыбкой, обращенными к мужчине. Словно он в первый раз тут, словно не осознает, куда попал... А ответная, ласковая улыбка мужчины, подтверждая благость момента, все же не способна утаить от зрителя его озабоченность судьбой юноши: покров, склоненная голова, опущенные и чуть выкатившиеся вперед плечи, сильная ладонь на основании его черепа.
Это момент рождения. Метафора. Любовь, родившая Целомудрие, и отдавшая ему свои одежды, став беззащитной. Попираемой.
Аид сын Бога. Это очевидно.
Христиан приблизился к выпрямившемуся на стуле юноше и протянул ему рисунок:
- Не показывай это никому.
- Ты увидел?.. Увидел, да?..
- Я спать.
Шестидесятилетним стариком потащил себя по лестнице наверх; выбравшийся из-за стола, Аид преследовал его до самой спальни:
- Тин, ты первый после Отца, кто... Отец сказал, что это хорошая работа, ты согласен?
- Согласен. Не показывай ее никому.
Искренний смех с нотками восторженного фальцета (он обожал его смех):
- Почему?.. Ты ведь увидел...
Не сдержался, тоже улыбнулся:
- И все равно не показывай...
- Тин... - Внезапно посерьезнев, юноша шагнул в темный холл второго этажа сразу за Христианом. - Вот такого тебя мне не хватает...
Поколебавшись секунду, Христиан отворил дверь спальни и взглянул на юношу:
- Зайдешь? Ненадолго.
Аид, войдя, остановился, убрал руки в карманы и мысленно прикоснулся к образу Отца, прося помощи. Не себе - брату.
- Аид. - Покружил по комнате, нервным, почти неконтролируемым движением вынул сигарету из пачки, прилепил к губе и забыл. - Я попробую сказать - а ты прерви, если решишь, что с тебя довольно. Договорились?.. Хорошо... Мне трудно, прости... Черт. - Ладонями, соединяя их вместе, собрал с лица мысленную паутину и начал так:
- Мне стыдно, неловко признаваться в этом даже самому себе, а, тем более, говорить это тебе. Сейчас поймешь, о чем я... Я иногда ловлю себя на том, что мне хочется опуститься перед тобой на колени. Как будто это единственный способ прислушаться к чему-то важному - в себе, в других... Не знаю. Хочу попробовать, но все никак не решусь - боюсь услышать смех. Не твой, нет. Свой собственный, наверное. Хочу взять твою ладонь и закрыть ею свои глаза. И просто тепло почувствовать. Мечтаю о том, как разрешу себе носиться весь день с мыслями о тебе. Радоваться: я знаю этого парня. Вспоминаю, как мы валяли дурака вместе, как в карты играли... Твой смех вспоминаю - вот как недавно на лестнице... Я верил - да, верил, - что подобные признания меня растопчут, размажут об асфальт - ошибался. Я не знаю, как называется чувство, что я к тебе испытываю, я не сталкивался с ним раньше. Оно похоже на удивление, что вот есть кто-то, кто несоизмеримо выше меня, во всех смыслах... ну, кроме физического роста. И мне невыносима твоя беспомощность. Твоя уязвимость. Я осознаю, что быть уязвимым и быть уязвленным - совсем не одно и то же, и тем не менее... Я понимаю, как странно это, мягко говоря, звучит на фоне того, что я творил, вплоть до сегодняшнего дня, - но иначе всего, в чем я тебе признался, не уничтожить. Много лет назад я принял для себя, что быть плохим не так страшно, как быть слабым, и вот появляешься ты, и я практикуюсь и практикуюсь в умении произвести на тебя впечатление своей мощью. Я преуспел, убедил тебя в своей силе и независимости?.. Смеешься...
Повинуясь душевному порыву, Христиан преклонил колени. Выражение лица юноши не поменялось: такое же напряженно-внимательное, на губах - забытая улыбка, а глубокая синева глаз под чуть сведенными бровями напомнила Христиану божественное сияние глаз Мехиаэля. И Его голос, вдруг наполнивший собой все пространство вокруг, потрясший Христиана до основания:
Сей есть сын Мой возлюбленный, в котором Мое благоволение.
15.
Аид все же поехал с ними. Сидя на заднем диване рядом с Еленой, в какой-то момент обернулся к ней, услышав сдавленное хрюканье: уткнувшись ему в шею, она плакала. Ни слова не говоря, он накрыл ее ладонь своею, сплетя пальцы, и положил руку обратно себе на колено, но теперь уже вместе с ее рукой. Впереди Христиан и Никс с жаром обсуждали последние новости, не обращая никакого внимания на парочку сзади.
- Он заставил тебя, да? Вернуться. Стоял такой грохот, а потом он орал, как потерпевший...
- Нет, я сам решил. Никто меня не заставлял.
Она не поверила:
- Я всю ночь не спала. Просила Мехиаэля на полу под дверью, чтобы эта мразь сдохла...
- Не надо так, Лен. Он мой названый брат.
- Брат?!. Да, боже мой, сколько же вокруг извращенцев, и как тут замуж выйти?..
Плечи Аида дрогнули от смеха. Утешенная его уверенным спокойствием, jeshi смелее озвучила известные среди узкого круга лиц факты:
- Он бескомпромиссный и грубый. Умный и очень сильный. С ним стараются не связываться. А ты... Ты такой, какой есть. Мне страшно, когда ты с ним остаешься один на один.
- Лен, он мой брат.
Сломленная окончательно в своем стремлении посеять в нем нелишнюю осторожность, девушка мечтательно коснулась взглядом его профиля, однако багровый рубец на щеке Аида за шкирку швырнул ее обратно в реальность - темные глаза Korongo из зеркала равнодушно скользнули по ее лицу (он убеждал внимательно слушавшую его Никс в наметившемся расколе среди офицеров регентуры из-за контроля над «кубышкой», бесперебойно пополнявшейся Суфурианой). Равнодушно, но по спине Елены пробежал холодок: Korongo, правая рука Кириана, взял ее под наблюдение. Стопудово. Помимо того, что она по уши влюбилась в Аида, он прочитал по ее взгляду, по мимике, по позе - по чему еще он там читает? - кое что личное, кое что, о чем она не собиралась рассказывать никому на базе. И как она, обученная шпионажу с тринадцати лет, могла так лохануться?..
На небольшой, расчищенной от снега территории перед главным корпусом машина остановилась - Елене и Аиду пришлось разъединить руки. Не дожидаясь словесного подзатыльника от Христиана, Su торопливо дотронулась губами до здоровой скулы сразу озябшего после салона автомобиля юноши:
- Мне пора, Журавлик. Береги себя... Что - почему? Почему «Журавлик»? Ну, потому что Korongo по-нашему будет Журавль, а ты его младший брат - Журавлик. - Она улыбнулась, но обмануть его не сумела:
- Не волнуйся за меня, Лен... - Спасаясь от ветра, он поднял воротник межсезонного пальто и сунул руки в карманы, отчего плечи тоже поднялись. - Пока.
Девушки направились ко входу в главный корпус, а Христиан, кивком позвав Аида за собой, привел его к средних размеров двухэтажной постройке:
- Замерз, Аид?.. Осмотрись тогда, а я на склад - бушлат по тебе найду. В коридоре света нет, аккуратней. На рабочих внимание не обращай.
- Ага.
Потянув на себя тяжелую дубовую дверь, юноша попал в теплое, темное и душное от осевшего на стенах ядовитого запаха краски и клея помещение бывшей типографии. На первом этаже, справа, в ответвление прихожей под арочным сводом из освещенного зала и обратно сновали люди в грязных комбинезонах; повсюду пыль, каменная стружка и битый кирпич. Прямо перед собой, в мрачной глубине, Аид увидел деревянный лестничный марш примерно в метр шириной и зашуршал подошвами ботинок к нему.
Амбарный замок на крепкой двустворчатой двери - видимо, вторым этажом не пользовались, когда здесь работала типография. Повесив пальто на перила, Аид опустился на ступеньку. Глаза постепенно привыкли к темноте. Да. В принципе, ему здесь нравится: толстая каменная кладка, отличная шумоизоляция.
В глухой стене лестничного пролета торчал железный кулак с зажатым в нем факелом, железное пламя которого чуть сдуло набок - аксессуар, доставшийся в наследство от прежнего владельца имения. На первый взгляд - совершенно бесполезный и нелепый, вызывающий странное чувство стыда и неловкости как за дизайнера, так и за заказчика. При этом ровесница аксессуара - железная чаша с патроном, куда ввинчивалась лампа (мутная, засиженная мухами), - располагалась на стене слева, немного выше. Аиду пришлось потоптаться на площадке, обшаривая стены в поисках выключателя, но безрезультатно. А потом он, глядя то на кулак, то на чашу с лампой, просто представил себе игру света в этих условиях и удовлетворенно хмыкнул: ему определенно здесь нравится.
Железное пламя на факеле, подтверждая его догадку, сдвинулось с некоторым усилием до щелчка, лампочка вспыхнула, и момент возвращения Христиана совпал с появлением на стене зловещей черной тени вооруженной мечом руки. А затем, как и задумывалось, последовал испуганный возглас вошедшего, очень эмоциональный и емкий по содержанию.
Христиан, закрыв спиной торчащий из стены железный факел, с долей укоризны посмотрел на веселившегося тремя ступеньками выше парня.
- Держи. - Кинул ему в руки новую ватную куртку. - Понятно теперь, почему при входе нет светильников.
Второй этаж состоял из узкой и длинной, не очень удобной кухни, окно которой выходило на север, и двух больших смежных комнат с окнами на все остальные стороны света. За исключением неоправданно громоздких шкафов и неприподъемных комодов с гнутыми ножками и вычурной резьбой, мебель в комнатах, как и почти везде на базе, была непритязательной, а обстановка - скудной.
- Ну, как тебе? - Христиан перенес вес тела на руки, опершись о спинку стула, вытащенного из-за стола и поставленного перед собой.
- Вполне. Очень даже. Я рад.
- Я рад, что ты рад. К вечеру с первого этажа выгребут весь мусор и проветрят, насколько возможно. Про вещи твои, что в машине, помню. Зимние штаны и ботинки со склада тоже захватил... - Он взглянул на желто-бежевую обивку стула. - Что еще... Санузел на первом этаже под лестницей. Завтраки, обеды, ужины в трапезной. Официально у тебя рабочий день с девяти до часу, четыре часа. Если будут после обеда звонить или приходить - гони в шею, не бойся.
Юноша, кивнув, с любопытством распахнул дверцы старинного гардероба:
- Ого, как в гостинице: стопка полотенец, подушки... Я понял, Тин.
- Если понадобится что-то докупить: одежду, мебель... не знаю... карандаши, там, краски... Говори, не стесняйся.
- Хорошо. Спасибо.
- Да не за что... - Отняв, наконец, от пола стул и убрав его с дороги, Христиан шагнул к юноше:
- Аид.
Тот, как по команде, спрятал руки в карманах и застыл, настороженный. Приблизившись, Христиан практически без сопротивления вынул из джинсов его правую ладонь, сложил ее в своих:
- Не бойся. - Не поднимая на него глаз, принялся медленно растирать и мять его кисть особым образом, чередуя воздействие на пясть с вытягивающим массажем пальцев. - Расслабляйся, не бойся.
- Да я расслабился... у меня мурашки на затылке...
Христиан рассеянно улыбнулся, все еще не отводя взгляд от его ладони в своих руках:
- В связи с беременностью Эн начал осваивать разные виды массажа... Давай левую.
- У тебя здорово получается.
- Пока шел к тебе сейчас, морально готовился к тому, чтобы ладошку твою поцеловать. Ладно хоть, про массаж вспомнил.
Аид с мальчишеским задором рассмеялся:
- А я уж решил, что тебя опять переклинило... А когда ты руку из кармана стал вытаскивать, подумал: ну, все, кранты - сейчас оторвет и вместо той в стену воткнет...
- Не понял... Куда воткну? - Тоже улыбаясь - смех Аида ужасно заразителен.
- Ну, вместо той, на лестнице... Щас... - Вспомнив, что в глубине гардероба, на пустой полке рядом с подушками, видел штуку, похожую по форме на факел, метнулся к шкафу, планируя вытащить заныканный от греха предмет для наглядной демонстрации своих слов. - Вот... Тень на стене... Узнал?..
- Не, не, Аид... - Рефлекторно шарахнувшись от парня, Христиан вдруг закрыл глаза горстью из ладони и зашелся в беззвучном смехе, жестом прося Аида не махать у него перед лицом «факелом».
В этот момент в комнату заглянул кто-то из бойцов, на мгновение замер с каменным выражением, скороговоркой выпалил, что Христиана ищет Кириан, и исчез.
Только тут Аид врубился, что сжимает в руке внушительных размеров глиняный фаллос. Представил себе картину, возникшую перед нарушившим их уединение jeshi: парень воинственно тычет в вождя эрегированным членом из керамики, а тот трясется, смущенный. Видимо, готов сдаться.
Плавно сползая по гардеробу на пол, уже в каких-то истерических судорогах, Аид восстановил в голове полную цепь событий: скорее всего, при уборке фривольную статуэтку убрали с глаз долой в безопасное место, но Аид, конечно, не был бы собой, если бы не вернул обратно на свет божий сие произведение искусства...
- Теперь не отмажешься, - Korongo большим пальцем вытер слезы, смех все еще пробивал его. - Вставай... Мать с Эн на четвертом этаже в главном корпусе. На обеде увидимся... Мальчик с «факелом»...
Аиду открыла мать, тепло ответила на его объятия. Ирэн встретила его на пороге своей спальни - растрепанная, с опухшими от слез глазами:
- Привет, Ди... Ты приехал... - она за руку втащила его в комнату, закрыла дверь. - Помоги мне... Поговори с Тином...
- С Тином? О чем? - Парень, припертый ею к двери, не на шутку испугался за нее, подавленный отчаянием в ее глазах, однако девушка будто сама с собой разговаривала, пропустив мимо ушей его вопрос:
- Поговори... Ты не такой, как твой отец, ты добрый... Я больше не доверяю Коловрату...
- Погоди, Эн... в смысле: «не доверяю»?
Губы Ирэн разомкнулись в странной улыбке:
- Мехиаэль не такой замечательный, как кажется... Он с самого начала хотел убить дядю, еще будучи драконом. И убил. И тебя кинет...
Он оттолкнул ее, негодуя, но она лишь рассмеялась в ответ:
- Кинет, вот увидишь...
- Не кинет... Он сказал, что я буду с Ним. И Он заберет меня, когда посчитает нужным.
- Что?.. - Она побледнела. - И ты согласился?.. Зачем тебе это?
- Я хочу быть с Отцом.
- Мама права... - девушка механическим жестом собрала в тугой хвост волосы. - Ты на нем помешался... Ты ненормальный, Аид? Мы твои настоящие родственники, не он! Он убил твоего родного отца, задумайся!
Помрачневший, юноша взглянул на нее, намереваясь напомнить ей о некоторых преступлениях своего «родного отца», как прозвучавший в его голове голос Мехиаэля указал ему на его место:
Оставь ее, Аид.
Выдохнув воздух, набранный для гневной отповеди, парень рывком открыл дверь, на ходу оделся и выбежал на улицу.
- Э-эй... ты откуда такой? - Христиан поймал его за плечо на пятачке перед главным корпусом. - От сестры?.. Возьми-ка вот это, отнеси Кириану в кабинет... Я поднимусь к Эн.
Недовольный, что не удастся побыть одному, Аид с неохотой взял у Тина папку с документами и потопал обратно.
Взбежав на четвертый этаж, Христиан отпер квартиру своим ключом. Посмотрев в расширенные от ужаса глаза Nina (женщина боялась Христиана больше, чем кого бы то ни было), Korongo приложил указательный палец к губам и направился в спальню Ирэн.
Замок в комнате девушки щелкнул практически бесшумно, после чего Христиан повернул вставленный в личинку ключ на два оборота. Ирэн невидящим взглядом уставилась на листок бумаги перед собой, сгорбившись над ним с карандашом в руке. Приблизившись, Христиан прочитал первую фразу: «Иасон, ты меня не знаешь - я твоя мама...»
- Эн... - он прикоснулся двумя пальцами к ее щеке. - Не пугайся... Иди ко мне. - Он помог ей выбраться из-за стола, подхватил ее, дав ей обвить себя руками и ногами. - Прости меня. Не надо этих писем - он вырастет на твоих руках.
Она всхлипнула:
- Не вырастет - я устала... Он уйдет и заберет с собой моего брата. Я останусь одна... У меня даже плакать нет больше сил...
- Ты не одна, - он сел вместе с ней на кровать, и она тут же отползла от него на противоположный край. - Эн... Я был не прав. Ты нужна мне.
Она жалко улыбнулась:
- Зачем? Я ведь разочаровала тебя. Я и себя разочаровала...
- Не в очарованности дело, котенок. Я люблю тебя.
Все с той же улыбкой на губах она покачала головой; безысходность в ее глазах сломала каждую черточку ее еще детского лица, отчего оно застыло в болезненно-растерянном выражении:
- Нет, Тин. Это не так. Ты обманываешься. Я допущу очередную ошибку, или... или снова откажу тебе. И ты вновь разозлишься. А рядом не окажется никого, даже Саула...
Она сдавленно зарыдала, уткнув лицо в свои колени и щипля себя до синяков:
- Я не хочу жить, я устала... Пусть папа заберет меня к себе, пусть он заберет меня...
Обойдя кровать, Христиан опустился на постель возле нее, привлек ее к себе:
- Эн... - Справившись с подступившим к горлу комком, несколько раз поцеловал ее влажный холодный лоб. - Останься со мной, Эн... Пожалуйста... Я люблю тебя.
Она вдруг резко села, подогнув под себя ноги, и обеими ладонями взяла его лицо. Пухлые губы приоткрылись от напавшей на нее сосредоточенности, с которой она вглядывалась в его почти черные глаза:
- Тин... ты ведь тот же?.. тот же, что прежде?
- Увы... - Он вяло улыбнулся, отнимая от своего лица ее руки. - Перемены даются мне с трудом.
- И хорошо... и пусть... - С жаром, заползая к нему на колени. - Ты тот, кто подошел ко мне в парке, кто предложил мне свою помощь...
Закрыв глаза, он сглотнул, ощутив соленую влагу с ее уст на своих.
- Поцелуй меня. Тин.
Он не спешил, растирая об нёбо кончиком языка снятый с губ вкус ее лобзания. Медленно открыв глаза, спустил ее обратно на одеяло и провел, слегка надавливая, большим пальцем по ее нижней губе:
- Вечером, котенок... На твоей старой квартире - я сейчас там ночую. В десять буду тебя ждать.
- Подожди... - Нечаянно окорябав, она ухватилась за его руку, встав вместе с ним, только на колени и в кровати. - Мехиаэль сильно злится на меня?
- Я не думаю, что он в принципе злится на тебя... Пойдем со мной на обед. Воздухом подышишь, прогуляешься. А потом, позже, и с матерью поешь. Пойдешь?.. Пойдем.
Получив разрешение войти, Аид шагнул внутрь и замер с готовым сорваться восторженным восклицанием: стоявший у окна Мехиаэль с улыбкой обернулся ему навстречу; Кириан, невольный свидетель этой сцены, застигнутый врасплох столь откровенным проявлением обожания со стороны юноши, сконфуженно перемялся с ноги на ногу. Нельзя поощрять такую любовь. Его же после смерти Мехиаэля затопчут.
Приняв из рук юноши бумаги, Вождь дружелюбно похлопал его по плечу:
- Я рад, что ты здесь. Понравилось новое жилище?
- Да. Спасибо. - Аид бросил робкий взгляд на Отца - он сильно соскучился по Нему, однако ядовитые слова Ирэн посеяли сомнение в душе юноши: уместно ли подобное проявление чувств на публике? Не позорит ли он Отца, не скрывая ни от кого своего отношения к Нему?
- Я слышал, ты разгадал загадку старика Ана, Мальчик-с-Факелом...
- А, это... - От нахождения в подвешенном состоянии из-за невозможности ответить на собственные вопросы, из-за никуда не девшегося гнева на Ирэн, из-за страха сотворить какую-нибудь глупость и как-то, не нарочно, бросить тень на Отца парень вконец разволновался, и едва Мехиаэль очутился где-то за его спиной, ляпнул:
- Ну, да. Главное теперь, мимо проходя, не вспоминать, сколько в прошлом настоящих членов в руках передержал... - Кровь от стыда и горя лавиной хлынула ему в голову - торопясь исправиться, размазал еще сильнее:
- Я не имел в виду, что часто вспоминаю прошлое... Мысли такие бывают, конечно, но тогда я начинаю думать о Тебе, Отец, и руки сразу при деле... - Двусмысленность последней фразы доконала его - разуверившись в своей адекватности, затих, зажмурился и задохнулся бы, управляй он сам своим дыханием.
- Аид. - Непроизвольный рефлекторный вдох, сопровождаемый легким головокружением. Пошатнувшись от вращения на сто восемьдесят градусов, запущенного рукой Мехиаэля, парень свалился ему на грудь наполовину выпотрошенным от самоистязания мешком с костьми. - Дурачок. Да вспоминай ты, о чем хочешь - грязью только себя не поливай. Этого не потерплю. - Мехиаэль, сжав ладонью затылок сына, склонил голову к его виску и тихо спросил:
- С чего ты взял, что Я идеален?
Красные от слез глаза юноши воззрились на Отца:
- В той книге, с проповедями... Там сказано: «будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный»...
- Совершенство вкупе с идеалом - это красивые ризы, сотканные людьми. В них облечен их Бог, находящийся в стагнации. Мертвый Бог. А Я живой. Как и ты... Говори вслух. Вслух, Аид.
- Не... - он смущенно потер нос, улучив секунду, чтобы взглянуть на Вождя, - не провоцирую ли я своим поведением других людей, Отец? Как мне правильно вести себя?
- Разве не Мне принадлежит твоя жизнь? Разве не Мне ты служишь? Так пускай тебя не волнует, что думает и говорит обо Мне твоя мать, сестра или Кириан - это уже Моя забота.
Кириан, к слову сказать, молчал и хмурился, вперившись в одну точку на полу, будто отчитывали не Аида, а его.
- Отец... и вы, Кириан, если можно...
- Можно, можно, Аид. - Кириан рассеянно кивнул, подтверждая разрешение Мехиаэля.
- Наверное, это покажется вымыслом... мне хочется рассказать кому-то, как Ты спас меня, Отец. Как воскресил меня, живого мертвеца. Это больше, чем Эн сделала для Тина, вытащив его из петли: я умирал незаметно. Гнил в своей тоске. Я мог не вставать с постели целыми днями, почти не есть, изводить мать своим нытьем... Она считала, что мне скучно с ней в деревне, отправила меня в город... Я знал, как распоряжусь собой. В первый раз, с каким-то студентом-старшекурсником, было стрёмно, зато потом... потом пару часов я вообще ничего не чувствовал. Даже ненавистную тоску... Вы не поверите, Кириан, что значили для меня эти два часа: я ощущал себя нормальным, здоровым человеком. Появлялся аппетит, безобидные увлечения... Ну, может, не совсем безобидные - Тину виднее... Но лишь на пару часов. И опять навязчивое желание открыть духовой шкаф, сунуть внутрь голову и пустить газ.
- Отец... - Парень сильно разнервничался. Кириан, уяснивший к этому времени внушения Мехиаэля, глянул на юношу по-новому, привыкая к трогательному мелодичному звяканью колокольчика, что Мехиаэль к концу их мысленного диалога прицепил к каждой мысли Кириана об этом мальчике, если она, его мысль, таила в себе хоть крупицу нежности. - Отец, дозволь мне... дозволь мне прочитать пару строчек - они родились вчера ночью, я ведь долго не мог уснуть...
- Читай, Аид.
Убедившись в благосклонности обоих слушателей, Аид с дрожью в голосе прочел:
- Ты - мой Свет, моя Сила, Крепость моего духа, мой Спаситель - кого мне боятся? Ты Защитник мой и Надежда моя, кого мне страшится? Я искал и нашел Тебя, и Ты принял меня, и как мне не петь от радости?.. Ну, серьезно, как?
Мехиаэль и Кириан рассмеялись; ласково потрепав сына по голове, Белый Волк добавил:
- Пой, нежный мой отрок, пой, весели Мое сердце...
Втроем они, разговаривая, двинулись из кабинета к выходу на улицу, как и спустившиеся с четвертого этажа Христиан и Ирэн. Замешкав и сильно побледнев, девушка спряталась за своего спутника; а Христиан углядел следы слез на лице Аида:
- Мехиаэль... - Korongo с двоюродной сестрой Аида за спиной остановился в метре от Белого Волка. - Рад тебя видеть.
- Уверен?
И опять он не вынес Его взора. Ладно хоть, похоть не накрывает. И исчезло мазохистское желание быть побитым Им. Он, можно сказать, делает успехи. Лишь бы у Мехиаэля терпение вперед не закончилось.
Отодвинув в сторонку Христиана, Мехиаэль заставил Ирэн посмотреть Ему в глаза:
- Опасные зерна ты посеяла в своей душе, радость Моя. В какой страшный момент ты решила, что имеешь право судить Меня?..
Задранный кверху подбородок вынудил девушку стиснуть веки, чтобы как-то защититься - сразу же уголки ее глаз затопило слезами. Христиан, наблюдая все это, устремился было к Ирэн, подставляя под удар себя, однако его удержал Кириан:
- Не лезь. Хуже будет.
Эн заплакала. Она, наверное, впервые со всеми вытекающими обстоятельствами осознала, что Коловрата больше нет в ее жизни, а Мехиаэль никогда не станет оправдываться перед ней или считаться с ее мнением, если оно не совпадает с его. Но нельзя же согласиться со смертью дяди, каким бы он ни был, ведь ее учили все конфликты решать мирно, договариваться, искать компромиссы...
- ...на чем основана твоя вера в Меня? Не на зыбучих ли песках собственного разумения, когда мерило добра и зла - банальный страх быть непонятой и отвергнутой большинством? Итак, смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма?..
Тем не менее, Христиан метнул умоляющий взгляд на Аида:
- Помоги, - одними губами.
- ...Ты вольна сеять то, что хочешь, в своей душе. Но пожинать ты будешь не то, что хочешь, а то, что сеяла.
- Отец, - юноша, тщетно пытаясь унять колотящееся сердце, поравнялся с Мехиаэлем. - я могу чем-то помочь ей?
Мехиаэль выпустил из своих пальцев ее подбородок, позволил Христиану обнять ее и увести. Кириан, получив кивок от Мехиаэля, ушел с ними.
Обернулся к сыну, готовому понести наказание за свое малодушие, за то, что кинулся на помощь сестре, лишь бы угодить брату...
- Аид.
Повесив нос, юноша мысленно просил простить его, обещая, что впредь такого не повторится.
- Не давай Христиану помыкать собой. И передай ему, раз уж он так высоко ценит твою заботу, что терпение Мое на исходе... Догоняй их. Я в столовую не иду.
Влетевший в трапезную Аид у самой двери был пойман цепкой женской рукой и зарыт в висевшие на стене бушлаты:
- Я соскучилась, Журавлик.
- Мы всего полдня не виделись...
- Целых полдня, Журавлик... Я приду к тебе вечером.
- Зачем?
- Вот глупенький... В шарады поиграть, зачем же еще...
- Тин хотел прийти вечером...
- Тин?.. - Su несколько поостыла. - А он-то зачем?
- Ну, не знаю... в шарады поиграть, наверное... - И вдруг прыснул от вида ее вытянувшегося лица.
Догадавшись, что Аид развел ее, как ребенка, jeshi сбила его с ног, оборвав заодно пару крючков с ватными куртками:
- Посмеяться решил надо мной, значит... Девушка, может, с ума по нему сходит, а он смеется...
- Не надо девушке по мне с ума сходить, передай ей, чтобы не сходила...
- Сам передашь вечером, грубиян...
- Вам заняться нечем, что ли?
Они оба вскочили, как по команде: с Агазоном шутки плохи.
- Разбежались по разным углам. Живо.
До вечера Аид просидел на кухне с матерью за чаем и разговорами. Она нормально отнеслась к тому, что он будет жить отдельно, что будет работать с бумажками. Может быть, оттого, что парень поднял ей настроение рассказами о Елене, о выставке - да мало ли, о чем. Об Отце он, правда, молчал. И планами на будущее не делился. Не то, чтобы он раньше был особенно близок с матерью, однако так хорошо начавшееся сближение резко прервалось, и постепенно все откатывалось назад на круги своя.
Около десяти вечера, одетая, на кухню заглянула Ирэн:
- Мама, я этажом ниже, к Тину. Думаю, до утра останусь.
- Ну, смотри. Помирились, что ли?
- Надеюсь.
- Книжечку, что я тебе дала, прочла?
- Н-нет... я с собой ее возьму. Вместе прочтем. До завтра.
- Постой, Эн - я с тобой. Пока, мам.
Дождавшись, когда Ирэн откопает в куче учебников на столе нужную книгу, Аид собрался, взял у нее из рук сумку с вещами и, пропустив сестру вперед, закрыл за собой дверь:
- У вас с Тином все хорошо?
- Надеюсь, Ди... Спасибо тебе. Что заступился. Я до сих пор в себя не пришла. Я, видимо, действительно, как Тин за обедом выразился, берега попутала. И кидает меня сейчас, как щепку, от одного берега к другому... Мне казалось, Мехиаэль меня любит.
- Эн, просто есть штуки, которые Он никому не спускает с рук. Это не значит, что Он тебя не любит.
Они остановились возле старой квартирки Эн.
- Спасибо, Ди. И прости меня. Я в последнее время сама не своя.
На стук дверь отворилась - Христиан, вернувшийся со службы минут десять назад, проводил Ирэн в комнату и вышел в коридор к Аиду:
- Ее добро?.. Давай сюда. Спасибо, братишка. Ты ел чё-нибудь? Ни на обеде, ни на ужине не объявился.
- Я у матери поел... Послушай, Тин. Отец велел передать, что Его терпение на исходе.
Христиан с деланным равнодушием пожал плечами:
- Ладно... Ладно, братиш. Я понял. До завтра.
Замок щелкнул - маска равнодушия спала, и кулак полетел в стену. И еще раз.
- Черт... - Повернулся - девушка, белее снега, огромными глазищами смотрела на него с противоположного конца коридора:
- Что... Что он тебе сказал? - Различив на его губах знакомую кривую улыбку, подбежала и впилась в него взглядом. - Что он сказал, Тин?
- Что мой лимит вторых шансов исчерпан. - Он пожалел о своих словах сразу же - до того, как она без чувств хлопнулась ему на руки.
- Эн...
Христиан выдохнул: она очнулась. Приподнялась на локтях, строго и вдумчиво глядя на него; шевельнула губами.
- Еще раз, котенок...
- Тин. Если с тобой что-то случится...
- Нет. - Он рывком, за плечо, посадил ее в кровати; словно яйцо из тонкого хрусталя, сдавил ладонями ее голову - пальцы его дрожали от напряжения. - Не смей. Даже думать об этом не смей, слышишь?.. Ты слышишь меня?.. - Губы, снова и снова припадавшие к ее приоткрытому рту, тоже дрожали. Да что губы - он весь дрожал: его личные демоны, с которых сбил спесь Мехиаэль, задрали к Христиану свои свиные рыла и быстро-быстро что-то ему зашептали.
Он резко вскочил на ноги; два движения, и вот уже ремень со свистом выскользнул из шлевок:
- Эн... Только, ради бога, не бойся... Протяни руки. - Он затянул петлю вокруг ее запястий; удовлетворенный результатом, на время бросил возиться с ее руками и поймал ее за подбородок:
- Эн... - На ее лице вновь жили одни глаза - два коньячных озера. Он утонет в них когда-нибудь. Пошло, да. Примитивно и пошло. - Я привяжу тебя... не бойся, ладно?..
Кивнула, а сама чуть не плачет. Ничего. Стоит лишь раз попробовать...
Распластав ее по кровати со связанными над головой руками, он задрал ее длинный подол и поднес ворох ткани к ее лицу:
- Открой рот. - Уже торопится, уже голос набухает грубостью - осади, осади: рано...
- Я же... задохнусь, Тин...
- Не задохнешься, не бойся... вопли нужно приглушить, а то толпа сбежится.
- Вопли?!
Он придавил ее затылок обратно к одеялу, а затем выхватил из-под ее головы и швырнул на пол подушку:
- Вопли, стоны. Открывай рот... Вот так. Поверь мне - стонать ты будешь не от боли.
Действия Тина вкупе с полной потерей контроля над происходящим погрузили Эн в то первобытное состояния, когда женщина была, прежде всего, самкой для своего самца, а не цивилизованным существом. Перед тем, как ее в третий или четвертый раз окатило волной экстаза, Христиан, не останавливаясь, перенес на миг вес тела на правый локоть и выдернул у нее изо рта кляп, чтобы зажать ей рот своей ладонью.
Кажется, он нашел выход: так, что и волки сыты, и овцы целы, и спина не болит. Лишь бы Эн не соскочила.
Чуть отдышавшись, подтянулся на руках к решетке в изголовье и отвязал ее:
- Живая?.. Сейчас воды принесу.
Она спала крепким, здоровым сном, когда он подсел рядом с кружкой. Он и сам, впрочем, уснул раньше, чем коснулся головой простыни. Подушка так и валялась на полу до утра.
Обернутый вокруг талии полотенцем, Аид вышел в коридор и столкнулся нос к носу с Еленой:
- Ты... - навалившись от неожиданности на дверь в санузел, он против воли шагнул обратно в душное от горячего влажного пара помещение. - Ты как здесь..?
- Аид... Острожно, - в летнем цветастом платье, которое прилипло к ней в жарком воздухе душевой, девушка удержала его за локоть, не дав упасть. - Выслушай меня. Пожалуйста.
- Ты сумасшедшая... - вцепившись в полотенце, он стал вырываться, невольно пятясь. - Я думал, ты пошутила насчет вечера...
- Глупенький... Журавлик! - Он все же поскользнулся и разбил бы себе голову об угол раковины, если бы она вовремя его не сцапала. - Пойдем в комнату. Ты выслушаешь меня, а потом решишь... Да не поднимай! (Это она про полотенце.) Оно грязное и сырое. Пойдем.
Она за руку отвела его наверх, милостиво позволила ему надеть штаны, села рядом:
- Аид... Я знаю, что иметь семью не входит в твои планы - увы... Нет, не правда - я все так же уважительно отношусь к твоему желанию посвятить жизнь Отцу, просто... у меня есть к тебе просьба. - Она долго прикидывала, как лучше, а, в итоге, сказала, как есть, глядя ему в глаза:
- Я хочу от тебя сына. Или дочку. Мне все равно... Нет, подожди! Подожди! - Она помешала ему подняться, опустившись перед ним на колени и крепко взяв его за оба запястья. - Мехиаэль наверняка заберет тебя... Вот видишь! Я права... - Она исступленно посмотрела на него, подползла вплотную. - У меня будет, кого защищать, кого любить, будет смысл... когда тебя не будет. Аид... - Она потянулась к его губам, дотронулась до них своими. - Неужели Мехиаэль осудит меня за то, что я мечтаю родить от любимого мужчины?.. Подари мне дитя, Аид. Я ведь большего не прошу...
Его лицо под шапкой всклокоченных, наполовину сырых волос, такое понятное и привычное, вдруг изменилось:
- Прости.
Она, дрожа внутри осиновым листом, встала на ноги:
- То есть это значит - нет?
Он отрицательно мотнул головой.
- Ну... - девушка беспомощно улыбнулась: надежда умирает последней. По крайней мере, ей достало мужества быть с ним искренней. - Тогда прости за беспокойство. Спокойной ночи.
После этих слов она спешно ретировалась.
Ее бесславное бегство заметил наблюдавший за зданием бывшей типографии, а ныне - за манежем для усыновленного Мехиаэлем сосунка Mastiff. Иадор убедил Кириана снять его с кухни и передать часть задач по внутренней логистике базы. Задетый за живое фразой Вождя, когда тот не в пользу Полиника сравнил его с Аидом, Mastiff получил, наконец, доказательства порочности этого «божьего одуванчика», каким все мнили незаконнорожденного сына лорда Ара.
Около девяти утра Аид впустил грузчиков, быстро заполнивших пространство соседней с прихожей комнаты на первом этаже коробками с книгами и деревянными стеллажами в разобранном виде. Рассчитаться с рабочими пришел Христиан.
- Привет, братиш... Нормально все? Сто четыре - мой внутренний телефон. Запомнил? Повтори... По любым вопросам... Откуда книги, знаешь?.. Из мастерской Коловрата. Думаю, здесь им самое место. Почти все его рукой писаны и переплетены... Нет, вряд ли. Скорее, по памяти восстановил... Ладно. Я тебе помощника приставлю - не стесняйся, распоряжайся им. Будет... Нужен, Аид, не спорь. Он не jeshi и почти твой ровесник. Будет быковать - звони.
После ухода Христиана юноша распаковал наугад одну коробку, уселся возле нее на полу и погрузился в изучение ее содержимого. Одна монография сразу привлекла его внимание: «Толкование сновидений», автор Фрейд. Написанный размашистым почерком Мехиаэля текст настолько не соответствовал ожиданиям Аида, что парень поначалу даже испугался: не записки ли сумасшедшего он читает? Странный, право, психиатр этот Фрейд...
- Тук-тук.
- А... - Аид подскочил, первым выкидывая для приветствия ладонь. - Аид. Привет.
- Илиан. Чем помочь?..
Из поломойки в няньки. Окинув взглядом субтильного байстрюка, Илиан решил, что новая должность - своего рода повышение: есть, с кем поговорить (найдет же он, о чем с ним поговорить?), есть возможность чаще посещать тренировки.
- Ну... стеллажи надо собрать, наверное.
- Без проблем.
Нечего откладывать в долгий ящик:
- Слышь... Ты же до часу работаешь?
- Ну да.
- Я после обеда тренить. Прикроешь, если что?
- Да, хорошо.
Улыбнувшись, Илиан кивнул: нормальный пацан. Сработаются.
Освободив до обеда большую часть коробок, Аид вернулся из трапезной один. Строки автора «Толкования», что смерть отца - «крупнейшее событие и тягчайшая утрата в жизни человека», побудили юношу со всей серьезностью отнестись к монографии. Да и сам факт того, что Мехиаэль счел нужным восстановить этот текст и иметь его под рукой, свидетельствует о его важности. Сев за кафедру выдачи, Аид достал иллюстрацию, завершенную на девяносто пять процентов, поставил перед собой мусорную корзину и принялся тщательно затачивать карандаш. Задумчивый, глубоко погруженный в свои мысли.
А потому внезапное появление Полиника стало для него неприятным сюрпризом:
- Мой рабочий день окончен. - Не слишком уверенно.
- А ты в курсе, что ты на военной базе, олень? Рабочий день у него окончен.. - Он кивнул двум подручным: один со скрежетом подтащил к Полинику стул, другой пинком поднял Аида с места. - А на военной базе правила распространяются на всех... Сядь.
Грубо усаженный на стул возле Полиника, Аид разглядел машинку для стрижки в руках одного из незваных гостей:
- Не надо... Ну, пожалуйста...
- Сидеть... Правила для всех, сказал. Развлекаться здесь не позволю - и мне чхать, кто твой отец.
Пока его под ноль стригли, Mastiff не спеша прогулялся к кафедре выдачи, обнаружил рисунок. Хмыкнул. Сгреб его пятерней и приблизился к юноше, невидящим взором смотрящему куда-то сквозь стены.
- А вот за это здесь и опустить могут. - Разорвав листок в мелкие клочья, швырнул их ему в лицо. - Спасибо мне еще скажешь... Приберешь тут. Понял?.. Понял?!
- Да.
Входная дверь грохнула.
Он не шевелился. Долетевшим до него потоком воздуха с его рук сдуло обрывки уничтоженной иллюстрации.
Рисунок он восстановит. Волосы отрастут. Ничего ужасного не случилось.
Собрал себя в кучу, поднялся и побрел за веником и совком. И не такое переживал.
И заорал, увидев себя в зеркале.
...- Выставка завершилась стихийным митингом в нашу поддержку. Люди скандировали «Зуо, Зуо!»... Группа волонтеров вместе с Роксан занялись организацией турне по городам Ардхиявату: эту выставку запомнят.
- Отлично... Как твой протеже, кстати?
Они как раз шли мимо библиотеки. Korongo кивком указал на невзрачное двухэтажное здание:
- Зайдем? Заодно на его картину взглянешь.
- А чё рожа хитрая такая?..
- На реакцию твою не терпится посмотреть.
- Заинтриговал, прям. Ну, пошли.
Аид очнулся, услышав шаги в коридоре и свое имя. И вспомнил. Судорожно обхватив голову руками, зажал ее и руки коленями. На полу в туалете.
Ничего ужасного не случилось. Не случилось...
- Эй... - в глазах темнело. - Ну же, родной, это я, Тин... Иди ко мне. Кто это сделал?.. Кто это с тобой... ?.. - Голос Христиана, растертый в пыль ненавистью, запузырился пеной на скривившихся губах.
Аид вдруг беззвучно затрясся, и это кое как привело самого Христиана в чувство: стоя на коленях и прижимая к себе брата, он шептал ему на ухо какую-то ересь, надеясь только, что Кир уже взял ситуацию под контроль.
Выпрямившись, понукаемый болью в коленях, он поставил на ноги и раскисшего Аида:
- Я тебя наверх провожу, ладно?.. Не уйду, родной, не бойся... Не уйду.
В комнате, лежа на постели и сжимая в объятиях брата, не испытывая при этом к нему ничего, кроме жгучего сострадания, обратился в мыслях к Мехиаэлю: «Почему?.. Почему, Мехиаэль?.. Почему ты не вырвал руки этой твари, кто бы он ни был?!. »
Мехиаэль, воплотившись из воздуха, молча сел на край кровати, дотронувшись до плеча сына:
- Аид.
Христиан отстранился, слез с постели.
- А... - Резко повернувшись на спину, юноша вздрогнул от ласкового прикосновения Мехиаэля к обезображенной варварским бритьем голове. Белый Волк притянул сына к Себе за затылок, вынудив его подталкивать себя сзади рукой, чтобы принять сидячее положение - опереться о колено Мехиаэля и, тем более, прильнуть к Нему, как раньше, Аид и помыслить не смел. Мехиаэль, взглядом и едва заметным жестом отправляя Христиана вон из дома, тихо произнес:
- Твое сердце закрыто от Меня. Или ты больше не веришь Мне?
Аид конвульсивно сжал ладонь в кулак вместе с тканью куртки на Его спине; он будто вновь очутился на Тропе смерти и соскальзывал:
- Себе, Господи... - Трудно дышать; он тонул и, как дурак и паникер, хаотично лупил руками по воде, вместо того, чтобы выдохнуть и собраться с мыслями. - Я не верю себе... Я отказал Su и потерял связь с Тобой... я запутался...
Мехиаэль незаметно для сына с неудовольствием покачал головой.
- Выдыхай, Аид. Я считаю, а ты выдыхай. - Он легонько отстукивал пальцами ритм по его лопатке. - Хорошо... Успокоился?
Поспешный, даже, пожалуй, подобострастный кивок и:
- Прости меня, прости... - И снова барахтанье в глубокой луже тревоги, мутную влагу которой он глотал вперемешку со слезами.
- За что, Аид?
- За то, что я такой урод...
- Ты не урод. - Мехиаэль встал. - Ты забыл, кто ты. Ты вспомнишь.
- Нет!!. - Хватнул рукой воздух и упал; ушибся, но все равно пополз за удаляющейся фигурой в военной форме. - Я раб Твой, раб, не бросай меня!.. !..
Его колотило. Одиночество, бессмысленность и смерть толпились за дверью, что скрыла от него Мехиаэля.
Белый Волк ступил на землю, плотно притворил за собой массивную дверь. Христиан, подостывший, курил на корточках неподалеку. Увидев Мехиаэля, выпрямился, затоптал бычок и как бы дернулся в его сторону, ухитрившись при этом остаться ровно там же.
- Ну, так чьи руки Мне надо вырвать в первую очередь по твоему совету?.. Молчишь? Умник.
Снег заскрипел под тяжелыми подошвами в направлении главного корпуса. Досчитав до десяти, унимая дрожь, Христиан рванул на себя дверь и взбежал наверх.
- Аид... давай-ка, вставай с пола, вставай...
- П-помоги мне, Т-тин... П-помоги мне...
- Помогу, родной. Всем, чем смогу. Айда на кухню. Там расскажешь.
Камни бы заплакали от жалости, глядя на этого паренька. Но Христиан не камень. Демоны в его душе сейчас пускали слюнки, пищали от нетерпения и скулили - в загончике. Куда он обманом заманил их.
- Глотни, - погремел в стакане ложкой, растворяя сахар, и поставил перед ним. - Горячий - не обожгись... Что стряслось?
- Он бросил меня, - поерзав от неуютного ощущения после произнесенных слов, вскинул на него испуганные глаза и, словно для того, чтобы заткнуть себе рот, торопливо поднес к губам огненный чай - и вздрогнул от боли, зажмурившись.
- Аид!.. Говорю же, горячий. Дай сюда. - Доливая на освободившееся место холодный кипяток, нахмурился. - Он сам так сказал?
- Н-нет... Просто ушел.
- Ничего не сказал и ушел?.. Пей. Пей, не бойся.
- Сказал, что я вспомню... или пойму... я забыл, Тин... - Вернув стакан трясущимися пальцами, потерся головой о свои ладони, воткнув локти в стол. И заплакал.
Демоны в загончике, наскакивая друг на друга, назойливо верещали.
- Аид... Да не реви. Есть предположения, где ты мог накосячить? Не бросил он тебя - наказал. Надо понять, за что.
- Из... за... Лены. - Всхлипывая, отер рукавом лицо; кажется, приободрился. - Она поздно вечером... пришла... Вчера.
- Ну-ка, поподробнее...
- Ну... - опять этот быстрый пугливый взгляд. - Она хотела... чтобы мы переспали. Я не согласился. Она ушла. А потом я перестал чувствовать присутствие Отца... Отец... Отец перед уходом сказал, что я забыл, кто я...
- Эй... Не реви. Слушай сюда. То есть, по сути, Мехиаэль сказал, что это ты отвернулся от него?.. Да?
- Получается, да... Я не понимаю, Тин... Что я сделал не так?
- Неправильный вопрос. Спроси себя лучше, для чего тебе понадобилось забыть о том, кто ты? Ответишь - поймешь, где накосячил... Ладно, брат. Дальше сам.
Уставший от инфернального рева в своей голове, Христиан испытал некоторое облегчение на морозном воздухе. Двигаясь в хорошем темпе к главному корпусу, пообещал себе сегодня спустить свой зверинец на кого-нибудь. Обязательно. В общем-то, он уже знал, на кого.
Рассеянно кивнув, Аид продолжил снова и снова задавать себе сформулированный братом вопрос, и вспомнил про свои заметки - слова Отца, запавшие ему в душу, и выдержки из книги с проповедями. Окрыленный надеждой, раскрыл наугад свою тетрадь и прочел:
Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и мамоне.
Мамон. Для него это не деньги и власть. Для него это знание о его превосходстве над другими людьми, ведь Мехиаэль выбрал его... Он без зазрения совести флиртовал с Su, пудрил ей мозги, а вчера отверг ее унизительнее, чем Роксан.
Аид закрыл тетрадь и придавил ее к столу лбом.
Я понял, Отец. Понял, почему Твой выбор пал на меня. Не за какие-то мои качества или заслуги - они, наверное, есть, как и у любого другого. Ты выбрал меня, потому что я отчаянно нуждаюсь в Тебе. Потому что умирал без Тебя. Потому что Ты пожелал явить на мне милость Твою.
Помилуй меня, Отец, по бесконечной щедрости Твоей. Озари меня светом Твоим, запечатай им разум мой и сердце мое, чтобы я помнил, где Источник жизни моей. Открыто сердце мое, Отец - не возгнушайся наполнить его благодатью Твоей. Прими сердце мое как дар - не потому, что оно достойно Тебя, а потому что таково было пожелание Твое.
Вычислить и отконвоировать виновного в кабинет Кириана много времени и труда не составило: Полиник не шифровался, заявляясь к Аиду. И до сих пор считал себя правым. Не обращая на него никакого внимания, Кириан назвал имя Иадора, вызванного практически следом за Полиником - Иадор шагнул вперед, готовясь к худшему.
- Я снимаю с тебя полномочия вождя. Агазон решит, чем тебе заниматься дальше.
- Есть.
Отделался легким испугом, можно сказать. Обернувшись на сто восемьдесят градусов, Иадор вышел, никем не остановленный.
Настала очередь Илиана: он было хотел под шумок возвратиться в библиотеку и прикинуться валенком, да сотоварищи его нечаянно сдали с потрохами, доложив, что Илиан отличился на тренировке. И теперь Илиан, то винивший себя наравне с Полиником, то в приступе безнаказанности (заразившись, очевидно, от него же) поводя плечами, с разной степенью волнения следил за ходом разбирательства. Когда же Кириан как бы между прочим сообщил, что участь Илиана определит сам Korongo, кандидат в jeshi грохнулся в обморок: его откачали и настоятельно порекомендовали задуматься, не ошибся ли он в принципе с выбором своего места в жизни.
Под звон в ушах к закованному в наручники Полинику сквозь расступившуюся толпу jeshi подошел Мехиаэль. Гробовую тишину нарушил Его голос - тихий, вздыбливающий волоски на загривке:
- В своей ли категории ты нашел себе противника, Ник?
Полиник, струхнув в первую секунду, быстро оправился, оседлав своего любимого жеребца:
- Да что я ему сделал-то?.. Волосы отрастут, бумаги еще намарает...
Мехиаэль покивал:
- Ну да, ну да... Только Я не об Аиде: любой, кто глумится над Моим сыном, бросает вызов Мне. Я принял твой вызов, Ник.
- Я... я не знал, Мехиаэль... Не знал, что он твой сын...
- Все ты знал. Это, впрочем, уже неважно: у Меня нет никакого желания тратить время дорогих мне людей на обслуживание твоих комплексов.
Раздался жуткий хруст, вопль Полиника, и спустя полминуты он пришел в себя на полу. Дико вращая глазами, в неестественной позе, скрябая наручниками о паркет, пытаясь ее исправить:
- Что... что ты сделал?! ноги... я их не чую... мои ноги...
Кириан знаком велел двум стоящим рядом jeshi поднять Полиника: его ноги отказали. А если быть точнее, то у него отказало все, что ниже поясницы.
- Знаешь такую пословицу, Ник, - дурная голова ногам покоя не дает?.. Ну, так вот: покой твоим ногам я обеспечил. Разберись со своей головой.
Mastiff взглянул на него налитыми кровью глазами:
- Я твоего ушлепка...
Горловые булькающие звуки, и на ботинок конвоира, что поддерживал Полиника слева, шмякнулся и прилип окровавленный кусок мяса - небольшой, размером с язык. Конвоир и бровью не повел, а вот Илиана стошнило.
- Вот уж, действительно, - язык твой - враг твой. Одним врагом у тебя теперь меньше, Ник... Остановимся на этом или продолжим? Я пословиц много знаю... Ну, так что? Остановимся?
Сплюнув кровью, Полиник медленно кивнул. Медленно, чтобы точно быть понятым.
- Свободен.
По приказу Кириана Полиника вынесли из кабинета для передачи на попечение главврачу. Волочащиеся ноги растащили по паркету кровавый след в широкую полосу.
Христиан посторонился, пропуская конвой с окровавленным и обезноженным Полиником. Наблюдение за расправой над ним немного отрезвило Korongo: пощечиной приведя в чувство вновь отключившегося Илиана, он велел ему направить свои стопы к Аиду и в следующий раз трижды подумать, прежде чем куда-то свалить.
Вечером в своей маленькой квартирке, навязчиво прокручивая в голове, как ленту кинопленки, сцену с Мехиаэлем и Полиником, Христиан ощутил настойчивое, выходящее из-под контроля требование свежей крови. Человеческой крови.
Царапанье в дверь.
По мяуканью, которое он не до конца разобрал, он догадался: Эн.
Уперся лбом в наличник, мысленно умоляя ее уйти. Ему придется найти другой объект для реализации своих фантазий, или...
Или покончить с ними раз и навсегда. Пока Мехиаэль не покончил с ним.
Он прошел на кухню, выдвинул ящик со столовыми приборами: только нож. Неудобно. Хотя, если очень тщательно наточить...
Водя лезвием по точильному бруску, радовался, что успел зачать сына.
Мысленно попросил Мехиаэля не дать ему истечь кровью и спустил штаны.
- Не слишком ли кардинальные меры, Мой ангел?.. Оденься.
Швырнув в раковину нож, Христиан глухо возразил:
- Я монстр.
- Не монстр. Обычный садист. Что всплыло сейчас в твоей памяти? Говори. - Мехиаэль подставил под себя стул, сел.
Христиан с неохотой подчинился:
- Летняя беседка в интернате, где я провел первые пять лет жизни. Старая жирная гувернантка на стуле и мы, в молчании, вокруг нее. У нее была традиция - устраивать публичные порки для тех, кто в чем-то провинился за день... - Он побледнел. - Я на лавочке, в ужасе. А у этой старой суки... на ее коленях... мой друг. Без штанов. Нам всем года по три-четыре, не больше... - Он проваливался в болезненное воспоминание все глубже, рискуя застрять в нем окончательно. - Она чё-то там шамкает, а ее толстая морщинистая ладонь лежит в это время на... это невыносимо...
Маленький мальчик, испуганно жавшийся к стене деревянной веранды, абсолютно беспомощный перед калечащей его картиной. Те же страх и мука, что и тогда, то же фатальное чувство перед насилующим его детскую душу миром... Но в этот раз в его воспоминании по дорожке к беседке быстро шагал Мехиаэль. Игнорируя гувернантку, он склонился к нему, ребенку, взял его на руки и вынес оттуда. Спас его. Как отец - мудрый, любящий.
Свернувшееся шелухой воспоминание мгновенно поблекло.
- Мехиаэль... - Без сил опустившись на пол, Христиан с горячей любовью взирал в ясные и чистые глаза Бога. - Мехиаэль...
16.
Аид проснулся, сверзнувшись со стула на голый пол кухни. В кромешной темноте, озябший, с трудом ворочающий шеей. Одновременно с болью в мозгах сгенерировался импульс, пробудивший и тревогу:
- Отец?..
Он поднялся, потирая шею и морщась. По лестнице кто-то торопливо взбирался; кто-то, не слишком внимательно смотревший себе под ноги, судя по звуку падений и ругательствам. Ввалившись внутрь, Илиан влупил по выключателю кулаком - яркая лампочка на пару секунд ослепила обоих:
- Ты чего?.. Со стула навернулся, что ли?
- Да... - Аид уже автоматическим жестом провел ладонью по голове против роста волос. - Я не знал, что ты здесь... А внизу больше никого нет?
- Вроде нет... А чё?.. - И покосился на ставший вдруг опасным полумрак коридора за дверьми кухни. Из которого, кстати сказать, послышались чьи-то уверенные, неторопливые шаги.
Аид несмело улыбнулся:
- Отец... - Не попав с ходу в карманы джинсов, его руки напряженно застыли вдоль тела.
Илиан, чуть дыша, застыл по стойке «смирно» возле серванта с посудой.
В военных штанах и черной футболке, Мехиаэль ступил в освещенное пространство кухни:
- Я здесь, Аид. Пугать не хотел... И все равно напугал - да, Илиан? Вольно.
Илиан позволил себе чуток расслабиться и выдохнуть.
Приблизившись к сыну, Мехиаэль обнял его, сочувствуя его бесплодным попыткам обрести, как раньше, отдохновение за ласками Отца:
- Вижу, что страх вытесняет любовь из сердца твоего, мальчик Мой. Желая угодить Мне, ты с похвальным рвением принялся вскрывать темные тайники души своей, изгоняя из нее все, что может возмутить дух Мой. Только что же вышло, Аид? - И немного отстранился, чтобы посмотреть на него.
Он стоял перед Ним, словно обнаженный. Не имея, чем прикрыть то, что следовало бы прикрыть.
- Добросовестно стремясь исполнить свой сыновний долг, ты взвалил на себя бремя неудобоносимое. Надеясь оправдать честь, оказанную тебе. Это каким же образом?.. Ноша эта раздавит тебя, радеющий о справедливости отрок Мой - оставь ее. Нет в мире справедливости, как нет идеала: разве не одним с тобой воздухом дышат и детоубийцы? Где же тут справедливость?.. Так стараешься понравиться Мне, что удалил Меня из сердца своего: чистоту ли ты блюдешь? Что Мне твое воздержание? Эта жертва не Мне, а твоему тщеславию.
Аид часто-часто заморгал, во рту у него пересохло. Слова Отца на живую правили его, отсекая безобразные наросты на его душе, и это было больно. Подчас, нестерпимо.
- В муках ищешь ответ на вопрос: почему Я выбрал тебя, и Моего ответа - потому что люблю тебя, - тебе мало? Посвятил Мне свою жизнь, а в нагрузку, думаешь, получил право возвыситься над остальными?
В покаянной агонии юноша стиснул веки так, что обнажились зубы. Если бы он помнил, что Мехиаэль не только Отец, но и Бог его, то не блуждал бы во тьме.
Ладонь Бога согрела своим теплом его скулу, распустила сведенные судорогой мышцы. Взглянув на Него, Аид сквозь пелену увидел Небо, обещанное ему Отцом. И Его улыбку, тронутую грустью:
- Разве Я ставил условия, нарекая тебя сыном? Или требовал платы?
Юноша отлепил от нёба язык:
- Нет, Отец.
- Тогда смирись с Моим выбором. Прими его как данность. Твое раненое сердце боится любить, но ты не привяжешь Меня к себе, как привязал бы земного отца. Все, что у тебя есть - это Мое слово.
- Большего мне и не нужно, Отец.
Мехиаэль привлек сына к себе, поцеловал его в лоб на границе роста волос.
Глотая ртом Его запах вместе с воздухом, нужным для признания, он довел себя до головокружения - закрыв глаза, уронил голову на плечо Отца:
Мне порой кажется, что я не вынесу то, насколько Ты важен мне.
Нет, Аид. Порой тебе кажется, что ты не вынесешь, если Я покину тебя, перестану любить. Вот, Я сказал тебе: Я с тобой, Я люблю тебя. Но ты не веришь Мне.
Верю, Отец!.. Помоги моему неверию...
Аид громко зарыдал, прильнув к Мехиаэлю, пряча в сжатых кулаках потные ладони.
Дыхание Илиана сбилось от жалости к Аиду; кусая нижнюю губу, он опустился на корточки в углу между сервантом и стеной. Как Мехиаэль выдерживал беспомощность сына?..
- Аид, Я с тобой. И по-прежнему люблю тебя. Других слов у Меня для тебя нет.
Юноша затих. Ставшее очевидным для него самого настояние получить от Отца какие-либо гарантии долгосрочности Его любви, ужаснувшее Аида неслыханной дерзостью, подогнуло его колени. Упав на них, он припал к руке Отца:
- Прости меня, я не нарочно, я бы не посмел...
- Встань, Аид. - Печаль в голосе Мехиаэля, ласковое касание Его ладони к бритой голове сына поглотили внимание юноши - вопрошая Отца мысленно и взглядом, он молча смотрел на Него. - Давно не слышал твоего смеха. - Не дал ему опустить подбородок, отвечая на его смущенную улыбку. - И, Аид. Не читай Фрейда. И Ницше тоже не читай. Я укажу тебе книгу.
Утро следующего дня было утром воскресенья. Кириан объявил его выходным днем для всех, кто работал не посменно, поэтому в семь утра в главном корпусе царила тишина.
Поднятый с кровати стуком в дверь, Христиан сонно улыбнулся Ирэн, подарил ей приветственный чмок в макушку и снова завалился спать.
- Тин, - девушка залезла на постель с ногами. - Ты разве не должен собираться на работу?.. Выходной? Как здорово... А я торопилась, боялась не застать тебя. Получается, я тебя разбудила? Ты же не сердишься?.. О, Тин...
Она легла рядышком, аккуратно сунув под щеку сложенные ладошки, но, невзирая на его горячие мольбы (мысленные), замолкать не планировала:
- Тин... Тииин...
- Ммм.
- Поговори со мной.
- О чем? - Не открывая глаз.
- У меня из головы не выходят слова Мехиаэля о том, что свет, который во мне, есть тьма. Что он имел в виду?.. Тин... Ну, не спи, пожалуйста... ну, Тин!.. - Не сдаваясь, Ирэн взяла его за оба уха и развернула его лицо к себе. - Поговори со мной! Я к тебе стучалась вчера вечером, но тебя, наверное, еще не было. Я совсем тебя не вижу!
- Ладно, не шуми... - Он подтянулся на руках, стряхнув со своих ушей ее цепкие пальцы вместе с остатками сна. - Вопрос. Еще раз.
Она нетерпеливо повторила.
Помолчав немного, Христиан потянулся за пачкой сигарет. Сунул одну в рот, щелкнул зажигалкой:
- Он имел в виду, что твоя забота о дяде вовсе не забота, а страх попасть под раздачу тех, кто не согласен в этом месте с Мехиаэлем... Ляг под одеяло - я форточку открою.
- Но ведь... - Она нырнула ему под руку, когда он вернулся в постель. - Он же не прав в этом месте... Нет?
Поставив пепельницу поверх одеяла, Христиан медленно проговорил:
- Эн... Давай на чистоту. Во всем происходящем - во всем, что вокруг тебя и с тобой происходит, - ты понимаешь меньше, чем кто либо.
- Неправда!
- Правда. Как тебе в голову пришла мысль об аборте?.. Как так вышло, что убийство дяди, извращенца и преступника, вызывает у тебя бурный протест, а убийство невинного младенца, нашего с тобой сына, - нет?.. Вот отчасти поэтому я и не хотел начинать этот разговор. - Отложив пепельницу с забытой сигаретой, он закрыл форточку и нежно обнял плачущую девушку. - Эн... Я все равно тебя люблю, слышишь?..
- Мне страшно... - она дрожала, тыча ему в шею холодным носом, - я не смогу... не справлюсь... умру во время родов...
- Эн... Я буду рядом. Все брошу и буду с тобой. Обещаю.
- Твое предложение... ну, жениться... - Она раздраженно вытерла слезы. - Оно все еще в силе?
- В силе, котенок. Кириан хоть завтра нас поженит... Сколько ты себя уговаривала спросить меня об этом? Пол ночи?.. Всю ночь?.. Эн... Ты что, сомневалась в моем ответе?.. Серьезно?.. Глупышка...
Елена остановилась прямо посреди холла для общих собраний, заметив в дверях Аида и Илиана. Стыдливо прятать глаза в пол и убегать, надеясь что любимый мужчина подключится к этой игре и тактично промолчит ей в след, - не в ее стиле. Улыбаясь, словно он и не послал ее позавчера куда подальше, она первой поздоровалась с ними:
- Привет, Журавлик. Привет, Илиан.
Адресовав пару слов своему спутнику, Аид отвел Елену в сторонку:
- Привет, Su... Прости меня. Я не имел права так себя вести. Прости.
Надвинутая до бровей вязаная шапка (она в курсе про вчерашний инцидент), темные круги под глазами, опущенные уголки губ. Она и до этого момента не испытывала особой симпатии к Полинику, а теперь и подавно.
- Ерунда, Аид. Я слишком сильно люблю тебя. Прости, если тебе неприятно.
- Нет... - он сделал какой-то неопределенный жест рукой, вздохнул и взглянул ей в глаза. - Лен, твоя просьба - я не могу. И я пойму, если ты перестанешь со мной общаться.
- Перестать общаться? Ты с ума сошел? Ты единственное, что меня здесь держит... - Она мгновенно побледнела, не будучи готовой к тому, что так явно выдаст себя. - Ну, кроме страха... Я смотрю, у тебя телохранитель появился? Глаз с тебя не спускает, бедняжка...
Аид невольно улыбнулся. Обернувшись к товарищу, пригласил его присоединиться к ним.
- Может, ты отговоришь его? - Илиан, беря быка за рога, решил одним махом и смущение преодолеть и высказать свое мнение.
- А в чем дело, пупсик? - Не скрывая своего любопытства, Елена переключилась на Илиана.
- Он втемяшил себе в голову поговорить с Полиником. А я считаю, что это плохая идея.
- Ну, да... Особенно, если учесть, что говорить ему нечем.
- Да блин... Я найду способ объясниться.
- Объясниться? Не позлорадствовать? Хотя, что это я... по себе сужу. Не обижайся, Журавлик...
- Я не позлорадствовать.
- Ну, тебе видней. Он пока в госпитале... Ой, ребятки, мне пора... - скользнув губами по щеке Аида, Елена мило улыбнулась его товарищу и бабочкой выпорхнула на снег - в холл спускался Korongo.
- Привет, Тин! Ты свободен сейчас? - Аид, проигнорировав тревогу за спасшуюся бегством подругу, шагнул ему навстречу.
- Привет, братишка... - Христиан боковым зрением констатировал напряжение в руках схватившегося за свое правое запястье Илиана. Прочистив горло, тот официально поздоровался с вождем. - Свободен. Чё хотел?
Не обращая внимания на приунывшего бывшего кандидата в jeshi, Христиан с улыбкой приобнял Аида за плечи:
- Пообедаешь со мной? А то Ирэн уснула полчаса назад, не стал ее будить.
- Да, конечно... Тин, сегодня с утренней почтой от нотариуса пришла записка явиться завтра на оглашение завещания. В офис Отца. В Мдживавату. Эн, наверное, тоже ее получила? Записку?
- Наверное. Эн с раннего утра со мной, поэтому ни о чем не знает... Я сам вас отвезу завтра. За библиотекой помощник присмотрит. Как он, кстати?
- Мы подружились. Не гноби его, пожалуйста.
Христиан молча хлопнул брата по плечу, открывая перед ним дверь в трапезную. Немного подождал и так же молча пропустил вперед себя Илиана, сопровождая свою инициативу вполне дружелюбным жестом.
Эн проснулась от смутного ощущения беспокойства.
- Тин?..
- Он скоро вернется.
Подскочив в постели, девушка развернулась на сто восемьдесят градусов: в кресле слева от окна сидел Мехиаэль.
Сглотнув, Эн заставила себя доползти до края кровати, откуда при желании можно было рукой дотянуться до Него:
- Я... я все поняла, mungu...
Однако стоило Ему податься корпусом вперед, перенеся вес тела на локти, как она, беззвучно вскрикнув, рефлекторно шарахнулась в сторону, едва не свалившись на пол с противоположного края кровати.
- Ты напоминаешь Мне одну знакомую из другой жизни. Чтобы забыть Меня, она сначала отдалилась, а потом выучилась Меня ненавидеть.
Так вот что с ней творится. Она изо всех сил старается убедить себя, что Он плохой, потому что так легче отпустить Его. Попрощаться с Ним.
Девушка слезла с постели и приблизилась к Нему. Тихо спросила:
- И как? У нее получилось... забыть Тебя?
Качнув головой, Мехиаэль выпрямился, взглянул на нее:
- Я не знаю.
Шагнув еще ближе, Ирэн опустилась на паркет возле него, обхватила Его руками и прижалась щекой к Его груди:
- Я чувствую себя сейчас такой смелой... это Ты помогаешь мне?
Он улыбнулся, ласково касаясь ее волос:
- Нет, Эн. Ты сама.
Она слегка отодвинулась, что посмотреть на Него. Ее большие глаза вдруг начали наполняться слезами, голос задрожал:
- Ты бросаешь меня, как отец... по собственной воле... Почему он оставил меня? Почему Ты оставляешь меня?.. мне больно...
- Эн... Разве Я бросаю тебя?
- Ты уходишь. Я не могу это вынести.
- И все же... разве Мой физический уход означает, что Я бросаю тебя?
- А если бы... если бы я была умнее, сильнее духом, старше - Ты бы все равно ушел?
- Пройдет время, и ты станешь умнее, сильнее духом и старше - и Я все равно не оставлю тебя.
Она резко встала, глядя на Него сверху вниз, положив ладони Ему на плечи:
- Покатай меня. Как тогда, когда Ты обернулся волком...
- Нет, Эн.
- Ну, пожалуйста... - Поскольку она вознамерилась усесться Ему на колени, Он поднялся. - Постой!.. Мехиаэль, постой! - Ее пальцы, на первый взгляд намертво вцепившиеся в его рукав, в действительности готовы были соскользнуть с Его руки в любую секунду. - Я рассердила Тебя? Ты злишься? Тин в такие моменты злится...
- Я не Тин.
- Так... Ты не злишься? - Она жалко улыбнулась. - И Ты, правда, не бросишь меня?
Он за затылок привлек ее к Себе, поцеловал в макушку:
- Не брошу.
Она по-детски всхлипнула:
- Колов... Мехиаэль, скажи Тину, чтобы он не обижал меня...
Тот в этот момент как раз ступил в спальню, аккуратно прикрыв за собой дверь. Эн находилась к нему спиной, зато Белый Волк не преминул встретиться взглядом с вошедшим.
- ...пусть он всегда будет таким, как сегодня... мне так страшно, когда он злится... мне кажется, я еще больше глупею от этого...
- Ты все слышал?
Ирэн зажмурилась, вжав голову в плечи. Ух, как ей достанется...
- Во что ты ее превратил? Ты посмотри...
- Я исправлю... - Неслышно подойдя сзади, Korongo провел теплыми ладоням по плечам девушки. - Я все исправлю, Мехиаэль...
Она незаметно выдохнула. Находиться между ними было очень приятно. И пусть Мехиаэль отстранился на полшага, пусть убрал руки в карманы брюк, все же остался рядом.
- Завтра после нотариуса зайдите ко мне в кабинет. Оба.
- Нотариус?..
Заключив ее в кольцо, Христиан склонился к ее виску:
- Завещание. Последняя воля Ара. Тебе и Аиду важно присутствовать.
- О... просто у меня учеба завтра...
- У тебя свадьба завтра, котенок... Наша с тобой... - Забавляясь ее смущением ввиду присутствия Мехиаэля, кинув на Него быстрый взгляд, Христиан несколько раз нежно поцеловал ее в шею, окончательно вогнав Ирэн в краску. - Кириан проведет церемонию рано утром, перед нашим отъездом.
- Эн...
Что-то в голосе Мехиаэля заставило будущих молодоженов одновременно напрячься, и не зря: внезапно все трое оказались окружены голубыми всполохами пламени. Огонь не жег и не слепил, излучая проникающее в душу тепло.
Yehova...
Верь Мне, Христиан.
Христиан все-таки осторожно отступил, крепко прижимая к себе Ирэн, но поменяться с ней местами и заслонить собою не успел - ладонь Мехиаэля на основании шеи девушки вынудила jeshi выпустить из рук невесту.
- Эн... - Он поднял к себе ее лицо, продолжая вычерчивать линию губ большими пальцами. - Что бы со мной ни случилось, помни - это мой выбор.
- О чем Ты, mungu?.. я не понимаю...
- Я не mungu... - Усмехнувшись, он перевел взгляд на Христиана - у того на лице застыло странное выражение, которое совсем не понравилось Мехиаэлю. Но времени выяснять отношения не было. - Эн, девочка моя... Не жалей ни о чем. Прощай.
И поцеловал, мягко надавив на ее губы своими.
Распахнув дверь на кухоньку возле мастерской, где обедали Никс и Елена, Христиан пропустил вперед себя оробевшую Ирэн и подошел вплотную к столику девушек:
- Привет, Феникс... Su...
- Здравствуй, вождь. - Никс радушно улыбнулась. - Что-то случилось?.. Добро пожаловать, Ирэн. - Выдвинув из-за стола третий стул, она знаком предложила гостье занять его.
- Сможешь соорудить ей на завтра, - Христиан накрыл своей ладонью беспокойно трущиеся друг о дружку пальцы невесты, - праздничное облачение?
- Ммм... думаю, да. У нас один размер - только длину подкорректировать... Что за повод? Платье с декольте приемлемо?
- Слушай, давайте вы это без меня обсудите. До вечера, Эн.
Она проводила его взглядом:
- Пока, Тин... - Спрятав уже обе руки под скатертью на коленях, Ирэн с виноватой улыбкой пояснила:
- Мне все равно, что на мне будет надето... Тин настоял. Завтра утром Кириан нас поженит.
Вопросительно изогнутые брови Никс озабоченно сдвинулись, пока она быстро перебирала в голове свой гардероб в поисках подходящего варианта, а Елена, откинувшись на спинку стула, сложила губы в трубочку и почти пропела:
- Ты моя-то деточка... Залетела, что ли?
- Su!
- Не в этом дело...
- Ой, да брось... Кто за такого по собственной воле пойдет? Он, конечно, высокий, черноглазый и все такое, но он же... мразь.
- Не смей!
- Su! Да что с тобой?.. Не обращай на нее внимания, Ирэн... Ты до слез ее довела, жестокая ты женщина!
- Зайчик, да мне жалко ее! Искренне, по-человечески!..
- Засунула бы ты свою жалость куда-нибудь подальше... Ирэн!.. Да останови же ее, Su!
Только вот Эн сама неожиданно передумала и с порога медленно возвратилась к столику:
- Ты нарочно... да?
Елена с вызовом уставилась на нее:
- Не понимаю, о чем ты.
- Ты хочешь спровоцировать Тина. Заставить его причинить тебе боль... Тебе так плохо?..
- Su?.. Она права?.. Господи, Лен...
В глазах jeshi сверкнули злые слезы:
- Да пошли вы обе.
- Не надо... - Никс удержала Ирэн за руку. - Пусть успокоится... Пойдем в мой флигель. Я знаю, во что тебя одеть.
Стукнув громко пару раз - скорее, чтобы заглушить биение своего сердца, - Аид попал в узкую одноместную палату. Вообще-то, двухместную, но вторую койку вынесли, заменив ее зачем-то пеленальным столом. Сейчас на нем остывал на подносе нетронутый обед.
Полиник, наверное, увидел посетителя, но никак не среагировал: лежал на спине с безучастным лицом.
- Здравствуй.
Ноль эмоций.
- Я тогда... скажу сразу. Я просил Отца о... о тебе. - Аид с болезненным ожиданием очередной порции унижения нервно замер у подножия кровати.
Не меняя положения головы, Полиник обратил на юношу тяжелый взгляд.
- Не знаю, что я тебе сделал... - парень сглотнул, а потом три-четыре секунды восстанавливал дыхание. - В общем, Отец ответил, что если ты ответишь... блин... - Смущенный жест. - Ответишь на мое рукопожатие, он пересмотрит приговор.
Шагнув вперед, юноша выбросил перед собой руку. Ни на что особо не надеясь.
И Полиник, только чтобы тот отвязался и оставил его в покое, слегка сжал протянутую ладонь.
Судорога - как от удара током, и он опять чувствует свои ноги: вскочив, рухнул обратно на постель, трясясь от слабости и страха: не почудилось ли?.. Нет, не почудилось: спустив ноги на пол, радовался, как идиот, что снова контролирует свое тело. Час назад мысль о том, что ходить он отныне будет исключительно под себя, как никогда грамотно расставила приоритеты и открыла кладезь упущенных возможностей.
Сегодня его второй день рождения.
Елена дошла до самого дна отчаяния, и там, на дне, она разглядела пузырек с сильно действующим снотворным, который она хитростью умыкнула из шкафа в процедурной в один из визитов к Андрею - на всякий случай. Как в воду глядела.
После ужина, вдоволь налюбовавшись издалека на Аида, ожившего в компании Илиана, Ирэн и названого брата, она тихонько покинула трапезную, вернулась в главный корпус и проникла в чулан, где целый месяц томился обращенный в камень jeshi. Вспомнила, что дежурная воспитательница в детском доме пророчила ей примерно такой конец. Высыпав на ладонь горсть таблеток, пожелала себе удачи, но до рта «колеса» не донесла, поскольку в этот момент ее за шкирку припечатали к двери с внутренней стороны чулана:
- Ты чего, мать?.. Так невмоготу, что ли?..
Сухой треск рассыпавшихся по полу таблеток под аккомпанемент голоса вождя сменился рыданиями девушки:
- Я... чужая здесь: начнется война, меня убьют первой... я не нужна Аиду... никому не нужна...
- Всё?
- Кириан меня не выносит, ты... ты тоже...
- А последние данные откуда? - Он развернул ее лицом к себе, щелкнул выключателем - в тусклом свете лампочки ее бледность приобрела нездоровый желтоватый оттенок. Ее будто прорвало: слезы лились ручьем вперемешку с невнятными жалобами на злодейку-судьбу, и чем дальше, тем протяжнее становилось любое «у»: «не могууууууууу... люблюуууууууу...»
- Да понял я, понял. В девках ты, мать, засиделась: замуж тебе надо. Завтра выдам.
- ...уууууу... что?
- А что ты испугалась?
- За... - Икнула. - За кого?
- Узнаешь завтра. В пять вечера у кабинета Кириана. А теперь топай.
- По-по-погоди! - Уже в пустом холле первого этажа.
- Ну, что?
Маска сброшена. Испуганная девчонка, решившаяся пожертвовать своими стервозными примочками ради Аида, а в итоге оставшаяся ни с чем.
- Я... я ошиблась?
- Ты о чем?
- Ты меня не ненавидишь?
- Да с какой стати мне тебя ненавидеть?
- Мне показалось...
- Тебе показалось.
- И не смеешься надо мной?.. Из-за Аида?
- Слушай, по поводу Аида... - Христиан приблизился. - Он товарищ особый. Относись к нему, как к брату - всем станет легче.
- А к тебе?..
- Еще раз.
- К тебе можно относиться, как к брату?.. - Сказала и побледнела, готовая тут же раскаяться в своей навязчивости.
Христиан улыбнулся:
- Договорились, сестренка... Эй... Не реви.
- Не... не реву...
- Вот и не реви. Насчет завтра - я серьезно. Поняла?.. Ну, иди.
Елена не спала всю ночь. Христиан все правильно рассчитал: любопытство помешало ей предпринять еще одну попытку суицида, однако на утреннюю тренировку она явилась никакая. И на Тропе смерти, буквально через десять шагов, вдруг почувствовала, что не в состоянии идти дальше, а назад пути тоже нет: развернуться или, тем более, убедить шедших за ней jeshi гуськом двинуться задним ходом не представлялось возможным. Со странным облегчением она позволила мотнуть себя в сторону, но следовавший за ней воин удержал ее на перешейке, взял ее на руки и, рискуя собственной жизнью, вынес ее с опасного участка. Ступив на твердую землю на другом конце тропы, она со слезами собралась было обернуться, чтобы поблагодарить своего спасителя, да подкосились от ужасной слабости колени, и она стала тихо оседать на снег - те же руки вновь подхватили ее.
Уже на территории базы, спущенная на землю, девушка приготовилась произнести пылкую речь, глядя в глаза своему герою, и встретилась с глазами Полиника:
- Спа... ты?.. - Она неловко свернула расправленные на его плечах ладони. Взор Полиника под низко нависшими бровями постепенно, по мере того, как она медлила со своей пылкой речью, приобретал знакомую ей неприятную колючесть. В конце концов, он отстранился первым. - Нет, постой!.. Спасибо... Спасибо тебе, что вытащил меня... Что не бросил...
Мужчина очень внимательно посмотрел на нее.
- Что? - Елена растерялась.
Отрицательно мотнув головой, он подавил вздох, после секундного колебания поднес к губам ее пальцы, коснулся и снова впился в нее взглядом.
- Я... я не понимаю... - Боковым зрением заметила двигавшегося в их направлении Кириана. - Ник!.. Не знаю, зачем я тебе все это говорю... Я открылась Аиду - он меня отшил... (у тебя аллергия на него, да?..) Потом я уединилась в чулане с упаковкой снотворного - не вышло: Korongo следил за мной. И сказал, что сегодня в пять выдаст меня замуж... Чушь, да?.. Вот, собственно, и всё, что я хотела...
Вывалив на него разом ворох своих проблем, она, по привычке, удрала бы, но он ее опередил: подхватив, практически, на лету, оторвал ее от земли и воткнул перед собой, лицом к подошедшему Вождю.
- Что у вас тут?.. Ты и она? Пять?.. А, ты про сегодняшнюю затею Korongo... Ну, а ты что скажешь, голубушка? Насильно не выдам, не бойся... А чё заплакала-то?.. Ладно, сами разберетесь. Ник, через полчаса у меня в кабинете.
Не убирая руку с ее плеча, Полиник довел Su до казармы, а там из общего коридора слегка подтолкнул ее в сушилку, где сейчас уже никого не было. Развернул лицом к себе и вопросительно поднял брови. Взгляд напряженный, пронизывающий.
- Ч-что?
Он показал ей пять пальцев, затем ткнул указательным пальцем сначала в нее, потом в себя.
- Ты... думаешь, это хорошая идея?
Он кивнул, медленно моргнув.
- Я... я ведь не подарок.
В ответ - бесподобная саркастическая усмешка.
- Ты тоже не ангел, да... Ник, - опираясь о его предплечье, она поднялась на цыпочки, чтобы их глаза оказались на одном уровне. - Если ты передумаешь и кинешь меня, если задержишься хотя бы на минуту, я прямо в том, в чем буду, пойду на Тропу смерти и спрыгну.
Взяв ее одной рукой за основание шеи, он поднес к ее зубам внушительных размеров кулак и весьма выразительно глянул на нее из-под опущенных бровей.
- Я не шучу... Второй раз подобное унижение я не переживу.
Полиник неопределенно качнул головой, взгляд его сверкнул злобой.
- Не надо, Ник... У Аида на уме и на сердце один отец, а я мечтаю о семье... своей семье, о ребенке... Я ведь думала сбежать отсюда...
Рука мужчины мгновенно переместилась с основания шеи девушки на ее горло, вздернув подбородок; глаза Su заволокло слезами:
- Я не предательница, Ник: я устала... и я все равно уйду, как бы вы все ни злились, уйду... - она заплакала.
Он вдруг увидел ее: юную, одинокую, опутанную сетью страха и сомнений, в чужой стране, преданную своими. В тринадцать лет ее сломали, чтобы эффективнее использовать, а когда она стала опасна, избавились от нее. Jeshi подарили ей шанс на новую жизнь, но вот достанет ли ей сил подняться и воспользоваться им?..
Взяв ее лицо в ладони, он заставил ее посмотреть на него. Смёл назад волосы и вновь заключил ее лицо в ладони; строгий взгляд сменился неуклюже-нежным, и вместе с прикосновением его жестких губ к своим Елена ощутила запах йода. И пробиравшие до мурашек уколы его щетины, когда он начал беспорядочно целовать ее в шею. Оторвался от нее, опять напомнил ей жестами о церемонии в пять вечера и поспешно ушел.
Девушка без сил сползла по бушлатам на теплый пол сушилки; влажный терпкий воздух щекотал ноздри, щипал глаза. Отбившись от ухаживаний Уна, Андрея и еще парочки бойцов, она сдалась - кто бы мог подумать? - Полинику, и даже была бы счастлива, если бы не смертельная усталость. Она сумела произнести вслух крамольные слова, и не лояльному Аиду, а, фактически, самому Кириану, и все равно не лишилась поддержки и участия. Как такое возможно?..
За поздним обедом в маленькой кухоньке новости посыпались на Елену точно из рога изобилия: по новому завещанию Аид получил практически целиком состояние своего биологического отца и уже начал процесс передачи этих колоссальных денежных средств Священному Войску в лице Кириана Зуо; Ирэн с Христианом поженились утром, как и планировали, но она в слезах, а он белый, как полотно...
- А что случилось? - Su вынырнула из своих мыслей, отключив формально-вежливый режим слушания.
Никс сдвинула брови:
- Что-то с Мехиаэлем. От Ирэн я ничего не добилась - они с Аидом, будто два выпавших из гнезда птенца: растерянные, напуганные... А с Korongo я и словом перемолвиться не успела, как Mamba с ним в кабинете заперся...
- Спрошу у Тина, если увижу... - Елена решила, что настал момент поделиться с подругой собственной новостью. - Зайчик, я... Погоди, а что с Аидом? Он на базе?
- Да, в библиотеке... Куда ты?
- Я быстро, зайчик... Мне нужно...
Она выскочила на мороз, так и не оформив в конкретную задачу свое «мне нужно». А потому, расстроенная и обескураженная, возвратилась в общий холл главного корпуса. Да, сердце болело за Аида, но вряд ли он нуждался сейчас в ее утешениях. Скорее уж, она сама в них нуждалась... И вовсе не из-за Аида.
Замерев у порога приемной Мехиаэля, Елена нерешительно постучала.
- Войди.
- Мехиаэль... здравствуйте. - Она морально подготовила себя к чему-то страшному, однако Белый Волк выглядел лишь бледнее обычного.
Он присел на краешек стола и улыбнулся:
- А ты хотела увидеть следы разложения на Моем лице?
И вот тут она распрощалась с остатками самообладания:
- Накажите меня... - ладони на холодном паркете, голова в огне. - Если я настолько испорчена, накажите меня... - ей пришлось выждать паузу, чтобы справиться с рыданиями. - Я не хочу вас бояться, не хочу желать вам зла, не хочу...
- Оставь в покое свои чувства: они рождаются из твоего опыта... Подойди.
Выпрямившись, девушка на негнущихся ногах выполнила приказ.
- Протяни руку.
В пригоршню Елены с характерным приятным звуком перетекла из ладони Мехиаэля нить жемчуга:
- Мой свадебный подарок. Пятьдесят две жемчужины: ровно столько раз к настоящему моменту ты рискнула быть искренней с другими людьми. И со Мной.
- Так много... - она утерла рукавом вновь потекшие отовсюду слезы. - Спасибо. И простите меня... за Аида, за таблетки... и за трусость.
- И в чем трусость?
- В том, что я устала... - Она судорожно вздохнула, пытаясь выбрать сухое место на рукаве. - Я так больше не могу...
- Так - это как?
- Одна против всех, когда никому нельзя верить, за каждым своим словом надо следить, и вообще... - она заплакала навзрыд, прижав к глазам влажный рукав.
Его мягкий голос ласково коснулся ее ушей:
- И когда есть твердое убеждение, что мужчина способен проявить нежность, только если женщина демонстрирует ему свою беспомощность.
- Да... Ой, то есть, нет... - Она решила задействовать второй рукав. - То есть... А разве это не так?
Мехиаэль, делая вдох, отрицательно качнул головой:
- Не так... Время, Лен. Тебе пора.
- Ой... - метнувшись к двери, она резко затормозила, обернулась и снова приблизилась:
- Можно... можно я вас обниму?
- Обними.
- Спасибо вам за все. - Она прижалась мокрой щекой к жесткому воротничку Его рубашки. - Спасибо, что пожалели меня тогда, при первой встрече. Что заступились за меня перед jeshi. Спасибо вам.
- На здоровье. - Он отстранил ее за плечи. - Ступай.
Спустя сорок минут с оголенными, как провода, нервами, с ниткой жемчуга на шее и в том самом черном платье под бушлатом, из-за которого Мехиаэль отправил ее домой переодеваться, она в сто первый раз за день ворвалась на первый этаж главного корпуса и гулко зацокала каблуками высоких сапог к кабинету Вождя. Малодушно пообещав себе тут же развернуться и уйти, пойди что-нибудь не по плану.
И с радостным предупреждением блеснула зубами, окинув взором Полиника, облаченного в черную парадную форму:
- Красавчик... Попробуешь взять меня силой - покалечу. Так, на всякий случай: мало ли, что ты о себе возомнил.
Эффектно выгнув дугой одну бровь, Mastiff посмотрел на нее, как на идиотку, тем не менее, подал ей руку, чтобы отвести к ожидающему их Кириану.
Она вцепилась в его пальцы железной хваткой, задержала его торопливым шепотом:
- Ты не пожалеешь? не пожалеешь?..
Не спуская с нее глаз, не моргая, он дотронулся губами до ее ледяной руки и потянул за собой.
Толкнув дверь в квартиру (квартиру! отдельную, с замками, где никто чужой не станет шастать мимо нее ночью), Полиник раскрытой ладонью и легким наклоном головы изобразил учтивость, пропуская Елену вперед.
Небрежно сбросив у входа сапоги, девушка перво-наперво навострила лыжи на кухню, где на столе красовался поднос с фруктами, а в ведре со льдом - бутылка игристого.
Со словами: «Да здравствует семейная жизнь...» она отщипнула пару ягод от кисти винограда и тут же получила по рукам: отобрав у нее ее добычу, не обращая внимания на ее возмущенные возгласы, Полиник впихнул ее в уборную и указал на раковину.
- Что?!. И что дальше?.. О боже... - включив воду, она взяла кусок мыла. - Да мою я, мою... ведьмак. Да! И не сверли меня своими зелеными глазищами!.. Ай!
Зажатая между ним и стеной в тесной уборной, она вдруг испуганно позвала:
- Ник... ты помнишь тот допрос в присутствии Кириана?.. Ну, конечно, помнишь... Ничего не поменялось с тех пор, понимаешь?.. Я все еще... что ты делаешь?
Отпустив ее, Полиник плотно закрыл дверь, задернул штору в душевом уголке, раскрутил на полную кран с горячей водой. Раздевшись, кивком пригласил ее с собой за занавеску.
- Мне... с тобой?..
Коротко рассмеявшись выражению ее округлившихся глаз, подтвердил свое приглашение.
- Ну... не знаю. Я даже платье не сниму сейчас - оно прилипло.
И сердце колотилось, как бешеное.
С платьем он ей, естественно, помог. И настроил воду, пока она возилась с остальной частью своего туалета. И клубы пара сменяли влажным теплом его горячие прикосновения. И долгожданная истома наполняла и утяжеляла тело, создавая в голове приятную пустоту.
Не таким Ирэн представляла себе день своей свадьбы. И уж тем более, вечер. Напоминание о смерти Ара, болезнь Мехиаэля, истерика Аида... не многовато ли для одного дня?.. Обхватив колени, она тихонько заплакала.
Христиан повернул голову - его молодая жена, забравшись в глубокое кресло с ногами, хлюпала носом, а на диване перед ним, уткнувшись в подушки, лежал брат. Тоже никакой.
- Аид.
Тот что-то буркнул.
- Еще раз.
- Отвали, говорю, - оторвав помятое лицо от дивана, юноша вытер рот и вернулся в исходное положение.
- Не груби мне.
Ирэн испуганно вытаращила на них глаза, прекратив не только плакать, но и дышать, а парень вскинулся:
- А то что?
Korongo быстро совладал с собой:
- Ты не единственный, кто Его теряет. Она знала Его гораздо дольше тебя...
Робкое:
- Тин...
- Не перебивай, Эн... Да и я тоже. Не ... изображать из себя вселенского страдальца: то, что происходит, Его выбор - не наш.
- Да Он же из-за вас заболел лейкемией, из-за вас из-за всех... - Аид вскочил. - Чтобы вы, блин, свыклись с Его уходом, вы все... вы все воруете у меня Его время!..
- Ты не в себе, Аид. Успокойся. - Христиан поднялся со стула.
Ирэн заплакала навзрыд.
- Да иди ты на ... со своим «успокойся»!
Христиан заставил себя сдержаться. Хотя руки чесались швырнуть этого юного остолопа обратно на диванные подушки и всыпать, как следует.
- Христиан!
Нахохлившийся и готовый к взбучке Аид мгновенно растерял весь свой воинственный пыл:
- Отец... - Облизнув покрывшиеся коркой губы, застыл истуканом.
- Забирай Эн и уходи. Илиану передай, пусть погуляет.
Подошел вплотную к сыну, наблюдая, как темнеют и наливаются влагой его глаза. За затылок привлек его к Себе, запечатлев на его лбу долгий поцелуй.
- Мне больно думать о том, что Ты страдаешь... - страстным шепотом.
Мехиаэль усмехнулся про Себя, со вздохом отняв губы:
- С чего ты взял, что Я страдаю?
- Твоя болезнь...
- Моя болезнь разрушает Мое физическое тело. Но почему Я должен от этого страдать?
Аид взглянул на Него. Он и сам догадался, что сорвался и летит в бездну, однако юноша и не подозревал, насколько безобразно выглядит это со стороны:
- Поедем в горы, Отец. Прямо сейчас.
Белый Волк опустился на диван, на секунду закрыл глаза, надавив на переносицу большим и указательным пальцами, опять усмехнулся - уже вслух:
- Страх, как хочется прижаться к Моему голому торсу?
Пунцовый, Аид все же не отвел взгляд, не имея сил и спорить с одолевшими его эротическими фантазиями, и те черными тараканами полезли из всех щелей его души.
Мехиаэль даже бровью не повел.
Придя в себя, почувствовав сквозняк и мертвую пустоту там, где совсем не давно кишела жизнь, пусть и в форме тараканов, парень сломался. Упал на колени. Тыкаясь в Его ноги, захлебывался слезами и умолял:
- Не бросай меня, Отец... просто живи... я не вынесу разлуки, не бросай... не бросай меня!.. Отец!.. Не умирай, Отец!..
Ладонь Мехиаэль одним касанием к дрожащей изнутри скуле сына оборвала его отчаянные вопли, возвращая в его сердце благодатное тепло божественного присутствия и мир:
- Я люблю тебя, Аид. Верь Мне.
Аид, сглотнув, разлепил спекшиеся губы:
- Да, Отец. Да будет воля Твоя.
17
В пять часов пополудни второго января Роксан долго, целых несколько секунд смотрела на горящий за окном автомобиль, пока в ушах гремел звук взрыва. В машине вместе с водителем и девушкой-волонтером должна была быть и она. Как же... как же это произошло?.. Она в присутствии целой толпы подтвердила свое участие в благотворительном вечере, но буквально в последнюю минуту отказалась из-за головной боли, возвратившись из подземного гаража в номер.
В том месте, где она прикоснулась лбом к холодному стеклу, остался жирный след: крем. До сих пор не впитался... Господи, да о чем она думает? Ее пытались убить, погибли люди... Как болит голова...
Ноги еле-еле довели ее до кушетки: она плюхнулась, руки дотянулись до сумочки с обезболивающими пилюлями - увы, лекарство закончилось. А рецепта у нее с собой нет.
А за окном прямо посреди проспекта полыхал подорванный автомобиль.
В этот момент дверь гостиничного номера, распахнувшись от грубого натиска, с треском грохнулась об стену:
- Что, думала, легко отделалась, ... ...?
Головная боль запульсировала в горле - то ли от грязных ругательств, то ли от осознания того, что перед ней представители регентуры: на обнаженных до локтей руках синели характерные татуировки.
Перед тем, как ее ударили в первый раз, она не успела испугаться.
А потом, когда ее приводили в чувство и снова били, бояться было уже поздно. И пулеметную очередь, скосившую ее мучителей, она тоже не слышала, лежа в это время на полу без сознания.
- Принцесса... не тесни, она еле дышит... у кого-нибудь есть ампула с обезболивающим?.. шприц сейчас будет... есть? давай...
Роксан несколько раз приходила в себя от тряски, но снова отключалась. Помимо ухабистой дороги поддерживать ее связь с реальностью и вдохновлять на борьбу за жизнь ей помогал голос находящегося при ней неотлучно мужчины. Наверное, jeshi. Уверенный, сильный голос. Такого трудно ослушаться. И она старалась - изо всех сил.
Уже в госпитале, засыпая от сильной дозы обезболивающего, она схватила его за руку (в действительности обессиленная девушка едва сжала два его пальца в своей ладошке) и пробормотала:
- Не уходите... как вас зовут?
- Агазон. Отдыхайте, принцесса. Остаться не могу: я не ваша нянька. Радуйтесь, что живы.
Она провалилась в забытье, попытавшись кое-как собраться с духом, чтобы отреагировать на его слова.
Действие анальгетиков заканчивалось; проснувшись среди ночи от жажды, увязая в страхе за свою жизнь от выжигающей ее изнутри боли, Роксан попробовала закричать, однако слух ее уловил лишь слабый стон; от нехватки воздуха закружилась голова - почувствовав, что задыхается, она в панике заметалась на постели...
- Роксан!.. милая, что с тобой?.. кто-нибудь! Помогите!..
Ирэн... разве она сумеет защитить ее от боевиков Регента?.. и сама погибнет, и ее не спасет...
- Роксан.
Она затихла, различив голос Мехиаэля. Дыхание восстанавливалось. Из-за того, что ее голову обмотали бинтами, она не видела Его, зато слышала и чувствовала. Он остановился возле ее койки, взял ее за руку. Девушка откликнулась на начавшиеся вслед за этим метаморфозы горячими слезами благодарности - словами эту благодарность не выразить.
Топот, голоса: кто-то еще прибежал в палату...
- Как она?..
- Все в порядке, док... Эн, отправляйся спать - Я побуду с ней. Позаботься о себе.
- Mungu... Тебе лучше? Правда, лучше?
- Да, радость Моя. Ступай.
- Как...
Какая-то возня, скрежет металлических ножек стула по полу, аккуратный щелчок закрываемой двери.
- Как это возможно? - Уставший, тусклый голос врача. - Зачем вам мои примитивные методы, когда вы способны исцелить одним прикосновением?
- Зря вы обесцениваете свои методы, доктор. - Мехиаэль отошел. - Велите снять бинты. И дайте Мне сесть.
- О... да, сию минуту...
Проморгавшись, в том числе от резкого запаха, исходившего от рук медсестры, Роксан села в кровати. Кроме нее, в изоляторе находился врач в несвежем белом халате поверх военной формы, Мехиаэль, Кириан и еще один jeshi, имени которого она не знала. Спохватившись вдруг, что на ней лишь больничная рубашка, она конвульсивно набросила на себя одеяло, сквозь шум в ушах внимая голосу Вождя:
- Вы помните, что произошло, принцесса?
- Да... да, я помню. - Она подняла на них глаза. Почему тот jeshi на нее так странно смотрит? С ней что-то не так? Синяки, кровоподтеки обезобразили ее лицо? О, как стыдно...
- С вашего позволения, я, пожалуй, пойду - другие пациенты... - Александр не договорил, сопроводив свой поспешный уход неловким жестом.
Роксан покраснела пуще прежнего; набрав воздуха для пустой фразы, только бы снять напряжение, девушка была бесцеремонно остановлена новым вопросом Кириана:
- Сколько человек ворвалось к вам?
- О... - тяжело дыша, она растерянно захлопала ресницами. - Четыре... или пять... шесть... не знаю, точнее не могу сказать, простите...
- Постарайтесь вспомнить, принцесса. Это важно.
На ее глаза быстрее, чем она сообразила о необходимости держать себя в руках, навернулись слезы, нижняя губы задрожала - девушка со злостью закусила ее.
- Не жести, Кириан. То, что ты дерешь три шкуры с себя, не дает тебе право делать это по отношению к другим. - Поднявшись, Мехиаэль направился к выходу из палаты.
Кириан, побледневший, занял освободившийся стул. Легко Ему говорить: «Не жести»... Несмотря на уговоры, подчас весьма эмоциональные, Мехиаэль в последние недели совсем отстранился от дел, передав всё управление Кириану со словами: «Ты Вождь - тебе и флаг в руки...» А Кириану катастрофически не хватало толковых управленцев, которым бы он со спокойной душой делегировал часть своих полномочий - и Агазон, и Христиан зашивались так же, как и он сам.
А теперь, до кучи, от согласия капризной дамочки зависело решение критически важной задачи.
Роксан не выдержала давления затянувшейся паузы; закрыв лицо ладонями, заплакала:
- Кириан, простите, мне очень плохо... пожалуйста, оставьте меня... - она упала на постель.
Mamba выпрямился. Взглянул на подчиненного и тихо произнес:
- Чё хошь делай. Хоть танцуй перед ней. Но чтоб завтра она выехала в Мдживавату.
И удалился.
Выключив верхний свет, jeshi перенес стул поближе к постели девушки и молча сел напротив нее.
Темнота вкупе с тишиной вернули Роксан самообладание. Натянув одеяло до подбородка, она прислонилась к спинке кровати и сбивчиво проговорила:
- Что... вы могли бы подать мне воды?.. спасибо... что нужно от меня Кириану? Я не помню, сколько их было...
- Пятеро. - Мужчина поставил почти полный стакан с водой обратно на тумбу. - Их было пятеро. Он спросил это, чтобы понять, насколько вы морально справились с тем, что случилось. В состоянии ли говорить об этом без эмоций.
- Я... я не понимаю... по-постойте, вы... - у нее пересохло во рту. - Вы Агазон, верно?..
- Верно. А какое это имеет значение?
Она зарделась:
- Как - какое? Вы мне жизнь спасли...
Он усмехнулся:
- Я не герой, поверьте. Моей целью являлось уничтожение диверсионной группы. То, что вы не попали под огонь - чистой воды везение.
Роксан дрожащими пальчиками заправила за ухо прядь волос. Даже Ара не был с ней так грубо откровенен.
- Принцесса... важно, чтобы вы продолжили свое турне. Несмотря на покушение. Сейчас почти все считают, что вы погибли при взрыве, а вы символ Ардхиявату. Моральный дух народа и бойцов сломлен. Это очень опасно. Понимаете меня?
- Мне... - она сглотнула. - Мне придется возвратиться в город, где меня хотели убить?
- Да. Придется. Мы удвоим охрану... Нужно закончить турне. Завтра в полдень вас будет ждать машина. - Агазон встал, неслышно поставив стул к стене, чтоб не мешался.
- Постойте... Постойте! - Ее звучное, глубокое контральто неожиданно отозвалось в душе сорокатрехлетнего вождя домашним уютом. И колыханием занавесок на кухне. И писком детворы во дворе. И ночными ласками в душном воздухе спальни. И несовместимостью всего вышеперечисленного с его жизнью.
Он обернулся:
- Что?
- Я поеду. При одном условии.
- И каком же?
Этап торгов, неизменно наступавший при заключении подобных договоренностей, Агазон ненавидел, ощущая себя во время оно неповоротливым увольнем. То ли дело барыги: они тут словно рыба в воде...
- Я поеду, если со мной поедете вы.
Он вновь приблизился. И сознался, наконец, самому себе в том, что Роксан напоминает ему его жену, умершую от чахотки почти двадцать лет назад. Через полгода умер и он, восстав из гроба в качестве jeshi с новым именем Агазон.
- Так вы поедете?
Такая же трусиха.
- Если я поеду, все будет по-моему: я говорю - вы выполняете. Согласны?
- Согласна. Я вам верю.
- Тогда спокойной ночи и до завтра.
Он ступил на скрипучий снег, с наслаждением втянул ноздрями свежий морозный воздух. Нежные черты Роксан, зверски изуродованные, когда он увидел ее в первый раз (хотя на базе она не впервые), мерещились ему в каждом облачке выдыхаемого пара. Благодаря Мехиаэлю ее завтрашнее появление на людях произведет невероятный эффект, возродив дух победы, посеяв в душе (если данный орган у них имеется) врага суеверный ужас.
В восемь утра на следующий день Роксан стояла перед зеркалом, как штык, убеждая себя, что не все потеряно, и, в отличие от безнадёжно испорченного платья, её жизнь не будет выброшена на помойку.
Никс, принесшая платье из химчистки во флигель, с задумчивым видом сидела на диванчике в гостиной, а Ирэн вместе с подругой суетилась вокруг ее туалета, правда, беспокоились девушки при этом совершенно о разных вещах.
- Нет, Роксан, боюсь... мы тут ничего не поправим... - тяжело вздохнув, Ирэн развернулась к принцессе. - В гостинице ведь остались твои вещи, правда?.. Накинешь сверху шубу, а там переоденешься...
Вот и хорошо. Значит, в пути она, по привычке, станет переживать о сохранности своего гардероба, а не трястись за свою жизнь.
- Роксан, милая... - Ирэн ласково провела по ее волосам, а в награду получила слабую улыбку, осветившую на миг бледное личико подруги. - Я ревела всю ночь, вспоминая, какой тебя привезли в госпиталь... Скоты, твари... как у них рука поднялась...
Обнявшись, они расплакались обе.
- Ненавижу их... сама бы, своими руками придушила...
- Оставь возмездие Кириану и его парням. - Подошедшая Никс вклинилась между ними, по мере сил утешая обеих. - На своем месте ты сделаешь гораздо больше, поверь мне... А ты давай-ка скидывай с себя это барахло, сейчас я тебя одену.
Заключив подругу в объятия, Ирэн прошептала Феникс: «Спасибо» и уехала в колледж.
- Вы готовы, принцесса? - Агазон, постучав, приоткрыл дверь в гостиную флигеля и на пару секунд замер. Быстро справившись с собой, буркнул, что ждет в машине, и закрыл дверь.
Никс рассмеялась ответному румянцу на щеках Роксан:
- Ты его покорила.
- Покорила? - Очи принцессы гневно заблестели, гневно и торжествующе одновременно, и сразу же за спиной выросли крылья, и, вообще, она вся расцвела. - Он так подчеркнуто груб со мной!
- Я и говорю: покорила... Агазон - суровый дядька. Кириан рассказывал, что в его прошлом много грустного и печального. И все равно он доверяет ему больше, чем кому бы то ни было.
Сев в автомобиль, Агазон обернулся в сторону флигеля. Он просто не ожидал: Феникс переодела принцессу в военную форму, и вместо Куклы, как ее за глаза называли на базе, он увидел молоденькую стройную связистку: на талии широкий ремень, русые волосы собраны в хвост, а из-под козырька трогают за душу серые с поволокой глаза... Он слишком стар для нее. И хватит об этом.
Христиан накрыл ладонью бумагу, не дав парню подписать ее, не взвесив всё еще раз хорошенько:
- Аид... Братишка, подумай: даже половины этих средств более, чем достаточно. Более, чем щедро. Почему не сохранить часть за собой? Это твои деньги. По закону.
- Мне нужен повод, чтобы вставать по утрам. Необходимость. Например, заработать себе на хлеб.
Убрав руку, Korongo подождал, пока юноша не черкнул свою подпись в нужных графах, затем отодвинул документ и снова спросил:
- И как давно тебе нужен повод, чтобы вставать по утрам?
Аид поднял на него глаза; уголки губ, которые также должны были приподняться, привычно изображая вежливую улыбку, вдруг поползли в противоположном направлении: он отвернулся, скрежетнул стулом об пол и все же остался на месте, безвольно бросив локти на коленях.
Христиан обошел стол; на мгновение его ладонь согрела влажную скулу брата, чтобы потом весьма ощутимой оплеухой привести его в чувство:
- Неприятно - а то!.. Сидеть... - надавив на плечо, jeshi предупредил попытку парня вскочить на ноги. Убедившись, что Аид никуда не денется, отстранился, присев на край стола. - Давай, выкладывай.
Злобно косясь на сложенные на груди руки Тина, Аид глухо проговорил:
- Позавчера во время совещания Отец... потерял сознание и упал. Кириан сказал, что Александр пообещал выходить Его за неделю. Сказал, не все так страшно...
- Ну. Дальше.
Аид с ненавистью уставился на брата:
- Дальше?!. А дальше - я до сих пор у Него не был! А знаешь, почему? Потому что мне страшно!.. Я не знаю, что со мной будет, когда я увижу Его, немощного, лежащего в постели! Я ничтожество! Такое же, каким и был всегда! Не надо было спасать меня тогда, надо было дать мне умереть от побоев!
Христиану пришлось-таки применить силу, удерживая подорвавшегося со стула парня в крепком кольце рук. Лишив его возможности сопротивляться, в частности, жестко зафиксировав за волосы его лоб на своей ключице, он тихо произнес ему на ухо:
- Успокойся... И послушай. В тот вечер - ну, ты понял - Он явился и просто позвал тебя по имени. Он тебя даже не касался. Позвал, - и ты откликнулся - умирающий, задыхающийся. Ты забыл об этом?.. Не знал?.. Ну, теперь знаешь. - И отпустил его - красного от слез и злости, нервным движением оправившего на себе свитер. - Так что, братиш, мотаешь сопли на кулак и дуешь к Отцу в госпиталь. Не такое уж ты, выходит, ничтожество... А за матпомощь от имени всего Священного Войска низкий тебе поклон.
- Не за что, - кинул на брата напоследок отчаянный взгляд, получил в ответ очередную мысленную затрещину и с угрюмой сосредоточенностью принялся натягивать на себя бушлат и шапку. От библиотеки до госпиталя три минуты пешком.
Тихонько шагнув в палату, Аид некоторое время под громкий стук сердца молча созерцал лежащего в кровати Отца - Он спал. Осторожно приблизившись к Его одру, юноша опустился на колени, по-стариковски хрустнув суставами, и припал к Его покоящейся на одеяле руке:
- Отец... - дыхание перехватило. - Прости, что так долго... Мне так жаль... Мне так жаль, Отец...
Ладонь Мехиаэля, дрогнув, ласкающим движением переместилась на отросший ежик волос на макушке сына:
- Я рад, что ты здесь. Встань с пола.
Не выпуская Его руку из своих, юноша уселся на постель. Не отрывая глаз от пальцев, которыми сжимал Его ладонь, он исказил в усмешке рот с дрожащей нижней губой и прошептал:
- Я ущербный. Я всегда это знал. В раннем детстве думал: я оттого такой, что расту без отца. Потом думал: это из-за тех двоих... Из-за того, что беден. Из-за того, что один. Из-за того, что не нужен Тину. Потом появился Ты... - Он обернулся и прочел сочувствие и понимание во взоре Отца. - И я ожил. Искренне радовался жизни. А теперь... - Он ссутулился, вновь отведя взгляд. - Ты умираешь, и моя жизнь теряет смысл. Я никогда по-настоящему не смирюсь с этим, никогда не приму: ведь Ты и есть моя жизнь, моя радость...
Мехиаэль с некоторым трудом занял сидячее положение, чтобы обнять сына:
- Верь Мне, Аид. Больше ничего не прошу.
- Отец... я боюсь не дожить до Твоего воскрешения...
- Доживешь, Мой мальчик. Я с тобой - умирает лишь Моя человеческая ипостась... Да. Помоги Мне лечь.
С поспешностью выполнив просьбу, юноша испуганно всматривался в покрытое испариной лицо Мехиаэля:
- Отец..?
- Я в порядке, малыш. Просто устал. - В доказательство Мехиаэль, чуть заметно улыбнувшись, мягко скользнул рукой по щеке сына. - Два-три дня, и Я на ногах, обещаю.
- Отец... - Аид схватил Его ладонь, истово поцеловал. - Я останусь тут. Пока Ты не поправишься.
- Похвальное рвение. Только лучше организуй Мне нормальной еды - кормят тут отвратно.
- А... хорошо, Отец... я тогда вечером зайду, да?.. принесу ужин...
- Да, малыш. Ступай.
Илиан, поджидавший Аида в коридоре, с облегчением выдохнул, разглядев перемену во внешнем облике своего подопечного: здоровый румянец на лице, блеск в глазах, движения более быстрые и точные:
- Тебе лучше?
- Мне?.. Д-да, наверное. Пойдем, дело есть... Отец поправится. Он так сказал.
- Да я даже не сомневался...
Мать Аиду в содействии отказала, сославшись на недомогание, которое возникло в результате вчерашнего неприятного разговора с Христианом (в детали она углубляться не стала).
Напялив уже на улице шапку, Аид беспомощно огляделся вокруг и подумал вслух:
- Это ничего... Просто тогда надо до магазина добраться - деньги у меня есть...
- А пропуск?
- А?..
- Пропуск есть, чтобы с базы уйти, а потом вернуться?.. Без пропуска на КПП развернут.
- Пропуск?.. - Юноша механически хлопнул себя по карманам, словно от этого жеста волшебная картонка должна была материализоваться в недрах его бушлата. - А паспорта недостаточно?
- Ну, ты смешной... Нет, ну, ты попробуй, конечно... Кто ж его знает... - Они забежали домой за деньгами. - Ты, кстати, помнишь, что врач велел молчать о состоянии здоровья Мехиаэля? Никто не в курсе, что он в госпитале - кроме руководства.
- Да-да... я помню.
Как и пророчил Илиан, на КПП Аида отправили обратно «в библиотеку». Доведя повесившего нос товарища до места службы, Илиан предложил:
- Слушай, давай я Korongo поищу - он где-то тут носится. На базе. Точно говорю. Он тебе пропуск выпишет. Только ты не уходи никуда, ладно?.. Подожди меня здесь, хорошо?.. - И умотал.
А времени уже прилично прошло: ужин через два часа.
Стоило схлынуть панике, как Аида внезапно осенило: он же сам может картошку пожарить! Надо лишь на кухне попросить немного картофелин и подсолнечного масла. Тогда он и не напряжет никого, и Отца не подведет. Не дожидаясь Илиана, парень вприпрыжку ускакал в трапезную.
- Чего тебе? - Повар, еле втиснувший себя на табурет между шкафом и столом, пил чай - скоро сдавать смену, нужно подкрепиться.
- Мне бы картошки чуток. Пожарить хочу.
Мясистые брови повара от такой наглости слегка выгнулись:
- Пожарить? Картошки? Голодный, что ли? Так скоро ужин.
- Мне... мне сейчас надо. - Аид неловко перемялся с ноги на ногу. - Я ужин пропущу.
- Ну, дела... А больше тебе ничё не надо? Сальца, там? Огурчиков малосольных?.. - И, с трудом ворочая шеей, обернулся налево, где находилось внутреннее помещение кухни, и гаркнул:
- Пацаны!.. Тут шибко голодный за гостинцами пришел... Дайте ему. Кхе-кхе. Картошки.
Аид несмело приблизился к кучке новобранцев, сидевших в кружке, в центре которого находилась алюминиевая ванна с грязной водой и картофельными очистками.
- Иди, иди, не стесняйся. - Один из солдат взял инициативу на себя. - Такая пойдет?.. Нормально?.. Да ты поближе посмотри, не стесняйся...
Недоумевая, Аид всё же склонился над кастрюлькой, где в немного мутной воде лежало на дне несколько мелких клубней. И даже рта раскрыть не успел, как этот же солдат железной хваткой за шиворот уронил его на колени и мокнул головой в таз с черной водой, не отпуская до первых конвульсивных судорог.
- Ну, что?.. Наелся? Или еще?..
Не обращая внимания на головокружение и на то, что несколько раз упал, подгоняемый громогласным хохотом повара, юноша выбрался на свежий воздух, мысленно твердя, словно заезженная пластинка: «Отец, прости им... не ведают, что творят... прости...»
И заметил через дорогу вскочившего на подножку автомобиля брата:
- Тин!!.
Стирая с лица иней, бросился под машину.
Потерял сознание вследствие предыдущей процедуры, напугал до смерти брата, зато очнулся у него на руках с воскресшей надеждой и затараторил:
- Т-тин, помоги... мне п-пропуск нужен... или картошка...
- Чё?! Ты не в себе, что ли?.. Вставай... Нигде не болит? Обопрись на меня...
- Т-тин, пожалуйста!.. Помоги!
- Да что стряслось-то? Толком объясни!.. Погоди... - Он с раздражением быстро всматривался в лица сновавших туда-сюда jeshi. - Лен!!
Девушка испуганно застыла в дверях главного корпуса.
- Ник где?..
Она махнула рукой на казармы.
- Зови сюда! Живо!.. А этот гусь где, опять свалил куда-то?
- Н-нет, Тин, он тебя искать ушел... мы договорились... Тин...
- А это чё такое? - Христиан отлепил от виска брата картофельную шкурку и медленно поднял глаза на окна столовой, откуда Аид вылетел, как ошпаренный, едва не угодив под колеса.
- Да не-неважно, Тин... Мне Отец велел... скоро ужин, а у меня ничего нет!.. помоги!..
В этот момент к ним подбежал Илиан и получил с размаху от Христиана по челюсти - свалился под ноги подоспевшим Елене и Полинику, едва не опрокинув их на себя.
- Тин!! - Аид с перекошенным лицом повис на брате. - Ну, услышь меня, пожалуйста!
- Прости. - Овладев собой, одной рукой удерживая брата, другой указал Полинику на тарахтевший рядом автомобиль:
- Езжай и реши вопрос с закупками, ее с собой бери. Куда ехать, шофер знает. Давай. Я на телефоне... - И, продолжая крепко обнимать Аида, двинулся с ним к главному корпусу, жестом приказав и Илиану ступать за собой. - Теперь еще раз, внятно и спокойно: чего у тебя нет?
- Ужина! Отец просил приготовить Ему поесть, сказал, в больнице плохо кормят...
- Понял. Пойдем. Будет тебе ужин.
Они поднялись в его апартаменты; вывалив из мешка в раковину картошку, Христиан вручил обоим парням по ножу, сказал, что отлучится минут на двадцать и удалился.
В трапезной, куда неслышно вошел Korongo, уже вовсю готовились к ужину: гремела посуда, вырастая стопка за стопкой на столе раздачи, звенели ложки и вилки, перекидывались шуточками дежурные. Но Христиана больше интересовал грязный след, кое-где смазанный, берущий свое начало от алюминиевой ванны с черной водой. Этот след о многом рассказал Korongo.
Испугав до чёртиков мурлыкающего себе под нос повара внезапным появлением, jeshi осведомился, давно ли повар тут работает.
- Да недельки две уже, ваше благородие. Готов служить и дальше, так сказать, верой и правдой. - Молитвенно сложив руки, умильно взглянул на начальство, чье имя, хоть убей, не помнил.
- А кто из пацанов отличился?.. Ну, вот недавно... - Христиан как бы невзначай кивнул на лохань с помоями.
- А, так ведь это Пэн, проучил одного умника... Сейчас скомандую засранцу помыть здесь все... Пэн! А ну, подь сюды.
Молодец, представший пред ясны очи Korongo, скоро утратил свой задор и струхнул, почуяв недоброе в вежливом молчании вождя. Прочистив горло, Пэн сложил ладошки на причинном месте, защищая, видимо, самое ценное, и хрипло доложил:
- Виноват.
Тут и повар начал о чем-то догадываться:
- Эээ... парнишка-то тот в порядке, ваше благородие?.. Пэн-то, он не со зла...
- Пэн за себя сам ответит. А ты собираешь манатки и валишь отсюда. Пока я еще не очень злой.
Суетливо тряся жирными щеками, блюдодел на удивление ловко справился с задачей - второй раз повторять не пришлось.
Как только тяжелая входная дверь захлопнулась за уволенным поваром, Korongo шагнул к белому, как свадебная скатерть, новобранцу:
- Завтра утром я зайду в любой сортир в главном корпусе. И если мне что-то не понравится - твоя рожа, например, - я умою тебя в ближайшем толчке. Умывать буду долго - до тех пор, пока все дерьмо с тебя не сойдет... Отрабатываешь смену и идешь готовиться.
- Есть.
После визита Korongo приунывшие дежурные во главе с Пэном задним умом дошли, что одетый в обноски зашуганный паренек - никто иной, как Аид, сын Главного.
Возвратившись в квартиру, Христиан с порога крикнул:
- Аид!
Тот с деревянной лопаткой выглянул в коридор.
- Топай в душ. Чистые вещи потом у меня в шкафу возьмешь.
В уборной зашумела вода, а на кухне Илиан самоотверженно сражался переданной ему лопаткой с норовившей подгореть картошкой.
- Дай мне.
Повиновавшись, Илиан предусмотрительно отступил в угол к раковине.
- Больно?
Спохватившись, что непроизвольно, нет-нет, да касается распухшей скулы, парень энергично мотнул головой, отрицая очевидное и морщась.
- Извини.
Ответить что-то Илиан не успел, поскольку в этот момент на кухню сквозняком ворвалась Ирэн:
- Тин!.. - Обвив руками его шею, в теплом пальто и сапогах, она принялась усердно осыпать его лицо поцелуями. - Я так соскучилась... Я понимаю, что ты рядом, исключительно по ночам, когда ты меня будишь, я уже сомневаться начала...
- Эн...
- ...может, ты мне просто снишься?
- Котенок, мы не одни...
- Ой... - она резко обернулась, чем и воспользовался Христиан, чтобы быстро вытряхнуть ее из пальто. Сориентировавшись, девушка улыбнулась и протянула гостю руку:
- Ирэн.
- Илиан. - Едва дотронувшись до ее ладони, словно Korongo был способен наблюдать за происходящим даже сквозь стену.
- Ох... - Ирэн вдруг переключила все свое внимание на воспалившуюся ссадину Илиана, заставив его против воли отшатнуться и упереться в стену. - Кто это тебя?.. Сейчас обработаю, у меня всегда с собой аптечка...
- Никто, упал... не стоит, все нормально...
- Нет, не нормально! Ну, что вы за народ? Мне же не сложно!.. Тин, кто его?.. Потерпи, милый, вот так... - Управившись, Ирэн обратилась за разъяснениями к мужу: тот с тяжелым вздохом приземлился на табурет, чтобы нагнуться и расстегнуть на ней сапоги.
Выпрямился, держа обувь жены в одной руке, и без особого воодушевления произнес:
- Да я это его, я. Воспитательный момент - не рассчитал.
- ?!.
Свободной рукой пришлось защищаться от града ее ударов, не забывая при этом о необходимости поставить ее сапоги в сушилку.
- Эн, ну, перестань... Я извинился...
- Ты все такой же жестокий!.. А ведь ты обещал! Обещал! - Она расплакалась; раздраженная, прислонилась к стене в прихожей как к единственной опоре.
- Эн... - временно разместив ее обувь на полу, Христиан осторожно привлек жену к себе; из душа, в клубах пара, появился Аид. - Выключи плиту, братиш. И собираться пора.
- Куда?.. - Она подняла на него усталое, заплаканное лицо. - Я опять одна? Весь вечер?..
На кухне зазвонил телефон.
Ирэн капризно вцепилась в Христиана, угрожая новой порцией плача.
- Илиан!.. Сними трубку.
Однако через пару секунд голос Илиана ожидаемо возвестил:
- Это вас, вождь. Елена.
Из-за сдавившего гортань комка девушка не прошептала, а прошипела:
- Надоели все!.. Не пущу!..
- Да не вопрос. - Перекинув взвизгнувшую Ирэн через плечо, Korongo прошествовал на кухню и принял трубку из рук скромно потупившего глаза Илиана. - Да.
- Опусти меня сейчас же!..
- Тин, по поводу спальников... кто там у тебя кричит?..
- Эн возмущается. Не обращай внимания... что со спальниками?..
- Я сказала, отпусти меня!..
- Боже, как у вас там весело... в общем, Ник считает, что у твоего поставщика цена сильно завышена, а качество не соответствует заявленному. Есть контакты местной фабрики. Они сошьют лучше и дешевле.
- Добро.
- Поняла, передам. Спасибо.
- По остальным артикулам что?
- Чин по чину. Только со спальниками проблема возникла.
- Понял. До связи.
Поставил взбешенную супругу на ноги и вынудил ее израсходовать весь запас набранного в лёгкие воздуха на поцелуй. Почти идеально, если не учитывать мельтешивших по квартире парней, занятых сборами и неловко фонивших.
- Не кипишуй, Эн. Ладно? Я не долго.
- Я так соскучилась...
- Я тоже, котенок. Надо потерпеть... Поешь пока, ладно?.. Готовы?.. - Прежде чем обуться и догнать брата с товарищем, все же занес ее сапоги в сушилку.
Приплясывая на морозе, Аид всю дорогу уверял брата, что ни в чем не нуждается:
- Да мне и ходить-то некуда, Тин: Отец здесь.
- Тебя за беспризорника принимают. За юродивого. Мне это не нравится... Каждому идиоту в башку вбивать, как себя вести? У меня на это ни времени, ни желания нет.
- Хорошо, Тин. Что мне сделать?
- Зайдешь завтра после обеда к Киру за спецпропуском и купишь одежды в городе. Тебя же прикалывало раньше по магазинам шариться?
- Д-да... Это словно в прошлой жизни было...
- Вот и вспомнишь приятные моменты... На КПП машину с шофером выделят.
- Я умею водить, - подключился к обсуждению Илиан.
- Ну да. Охранник из тебя, однако, как из меня балерун.
- Так мне не ехать? - Илиану отчаянно захотелось доказать Korongo, что и он чего-то стоит. - Я сумел бы защитить, я в форме...
- Тин, мы с Илианом как братья почти. Если ехать в город, то вместе.
- Да пусть едет. Мне не жалко... Ну, все, братцы, дальше сами. - Они остановились у служебного входа, Христиан передал сумку с провизией Илиану. - Отцу поклон.
Аид улыбнулся:
- Хорошо. Спасибо, Тин. За все спасибо.
Хлопнув брата по плечу, Korongo бегом вернулся в главный корпус для ежедневного отчета Кириану, очень надеясь, что освободится до того, как Эн уснет.
- Илиан! Присоединяйся. - Мехиаэль указал на левый край своей постели. - Места всем хватит. Еды - тем более.
- Мешать не хочу... а так-то я с радостью... спасибо большое.
Белый Волк окинул парня долгим взглядом, но промолчал: Аид жаждал Его внимания:
- Это он сейчас говорит «с радостью», а еще вчера допытывался у меня, зачем мне отец? «Ты же взрослый!»... Твои слова?..
Илиан неопределенно мотнул головой, запивая молоком внушительную порцию картошки.
- Твои, твои, не отпирайся... Меня вообще тут за дурачка держат, за «юродивого»: от огромного наследства отказался, за внешним видом не слежу, от женщин шарахаюсь... А если мне это все не интересно?.. Все, о чем мечтаю, это быть подле Тебя, Отец: слушать Тебя, видеть Тебя, делить с Тобой хлеб, как сейчас... Почему это многим кажется убожеством? - Он скривился. - А когда я матери про это сказал, она меня тунеядцем назвала...
Мехиаэль улыбнулся, отчего Аид, растерявшись, тут же мысленно набросился на себя за то, что выставил себя и, косвенно, Отца в смешном свете перед Илианом.
- Что тебя так смущает, Мой нежный отрок? В осуждении другого всегда кроется недовольство собой, и этого «добра» и у тебя вагон и маленькая тележка, оттого и улыбаюсь... А что до Илиана, то Я попросил его остаться, потому что это важно для него, а срок Моего пребывания в человеческом облике ограничен. Помни: ты Мой сын, и все Моё твоё. А с ними я временно.
Невыразимое утешение снизошло в истерзанное сердце юноши; в изнеможении он, сложившись в пояснице, придавил своим лбом ладонь Отца, мало заботясь о том, шокирует такая его реакция его товарища или нет.
- Илиан. - Проникновенный голос Мехиаэля добавил решимости парню, помог ему собрать себя в кучку. - Я слушаю тебя, говори.
- Вы мне тогда вопрос задали: зачем мне становиться jeshi? Так вот, я знаю, зачем. Понял. Чтобы защищать таких, как он. - Кивок на Аида.
Аид было встрепенулся, заинтересовавшись беседой, но ладонь Отца, оказавшись на затылке сына, пресекла его попытку вступить в диалог:
- От кого защищать, Илиан?
Илиан невольно улыбнулся и расслабился. Сейчас, в обществе Мехиаэля и Его сына будущее представлялось ему четким и ясным, наполнялось конкретикой:
- Наверное, не «от кого», а для чего: чтобы, вот, допустим, он тратил свое время не на разборки со всякими придурками, а на новую картину. Мне нравятся его рисунки. Мне кажется, я становлюсь от них лучше. И спокойнее, что ли... И еще... мне железно надо завоевать уважение одного человека. - Опять кивок на Аида. - Его старшего брата. Я другим его себе рисовал...
Обычным выскочкой, блатным. А потом - выскочкой, дорвавшимся до власти. Цепным псом Кириана, которого тот спускал на неугодных (такое количество подковерных интриг в армейской среде Илиан раньше и вообразить себе не мог). Тем не мене, это являлось лишь частью правды. Другая часть правды заключалась в его трогательной заботе о своих близких, особенно об Эн. Он, пожалуй, даже слишком много ей позволял: трудно вообразить, чтобы еще кто-нибудь, кроме нее, рискнул лупить Korongo почём зря. Да при свидетелях...
- Ну, ладно... Я пойду. Спасибо, что выслушали.
Он вздрогнул, настигнутый у самой двери словами Мехиаэля:
- Как возвратишься, пройдешь посвящение в jeshi. Ты готов.
Коротко кивнув, Илиан покинул палату. Гордость за себя распирала его; в библиотеке, пока Аид с Отцом, можно всё хорошенько обдумать и порадоваться, не скрываясь.
Какое-то время, оказавшись наедине с Отцом, Аид внутренне готовился к Его реакции на свой вопрос: «Почему окружающие так жестоки со мной?», сам себе на него отвечал, только вот ответ звучал как-то пафосно и неправдиво...
- Твоя беспомощность, Аид. Многих она раздражает, кого-то выводит из себя: некоторые субъекты опытным путем хотят определить, насколько далеко с тобой можно зайти. Как малые дети, не имеющие возможность остановится самостоятельно. - Мехиаэль открыл глаза и внимательно взглянул на сына.
- То есть... - Аид, хмыкнув, зачем-то взял в руки ложку, - меня мокнули в таз с очистками, а я еще и виноват?..
- Я лишь ответил на твой вопрос, Мой мальчик. Если ты рассчитывал услышать от Меня нечто иное, попробуй задать вопрос по-другому.
Аид испуганно посмотрел на Отца:
- Ты... я рассердил Тебя?
Мехиаэль вздохнул, затем с улыбкой покачал головой:
- Нет.
Ложка, скользкая от пота, сложилась пополам в пальцах Аид, но вряд ли он это заметил, хоть и уставился прямо на нее:
- Я просто хочу быть с Тобой. - Почти злобно. - А Ты уходишь.
- И поэтому ты сначала пытался выторговать у Меня решение остаться, посвятив Мне свою жизнь, а потом - доказать, что без Меня ты совсем пропадешь.
- Да. - Глаза юноши блестели от гнева и слез; и ложка сломалась. - И что в этом ужасного?.. А хоть бы и ужасно - мне плевать... Меня постоянно, всю жизнь, бросают... Что бы я ни сделал, Ты не изменишь Своего решения! Неужели Ты не видишь, как Ты мне нужен?.. Отец?!.
- Верь Мне. Аид.
- Нет! - Взвинченный до предела, Аид вскочил, швырнув обе части ложки в мусорную корзину. - Что толку?! Ты умираешь на моих глазах, и ради чего? Кого?.. Ради тех, кто после Твоей смерти и не вспомнит о Тебе? А как же я?!. Я не в силах наблюдать это всё... Прости, что разочаровал Тебя. Я не умею любить так, как следует, как Ты ждешь. - Он нервно вытер рот. - Для меня было так важно чувствовать себя на первом месте для Тебя - я готов был расшибиться в лепешку ради этого... - Вспомнив неожиданно, как предлагал себя Мехиаэлю перед тем, как они очутились на Тропе смерти, Аид рефлекторно шарахнулся к двери:
- Я опять в свое дерьмо окунулся... - Зажав рот ладонью, унимая затрясшуюся челюсть, юноша обернулся в последний раз - и с расширенными от ужаса глазами кинулся на помощь Отцу, который едва не потерял сознание, встав с постели:
- Аид...
- Отец... - сам едва не поскользнувшись на разлившемся по полу чае из опрокинутой кружки, Аид упал на колени в эту лужу, не выпуская из своих рук ладонь Мехиаэля. Мысль, что он был на волосок от того, чтобы по собственной воле отказаться от Отца, сдавливала его мозг, вызывая жуткую головную боль. - Прости меня, я дебил... я дебил...
- Аид... - снова приняв более-менее терпимое горизонтальное положение и отдышавшись, Мехиаэль опустил голову беззвучно рыдающего сына Себе на грудь; сердце Его сжалось от тоски. - Мне не нужна идеальная любовь идеального сына. Мне нужна твоя любовь. И твоя вера. Аид... - И осекся. Что бы Он ни сказал сейчас, Он не утешит сына.
Тот постепенно перестал плакать и отстранился. Выпрямившись, механически поставил на тумбу валявшуюся на полу кружку:
- Уже поздно. Я пойду.
Налитые свинцом ноги вывели его через служебный выход на улицу, дотащили до библиотеки. Проигнорировав приветственные приколы Илиана, Аид впихнул себя в душ, включил воду и съехал по стене на холодный кафель. Ему придется научиться жить без Отца. Придется смириться с тем, что любовь мальчика-проститутки не способна поколебать решимость Мехиаэля на выбранном Им пути.
Все внутренности Аида словно слиплись и завязались узлом, он даже вздохнуть, как следует, не мог. Не мог думать, соображать, не мог объяснить себе, как жить дальше и надо ли... Не мог принять, как должное, непреклонность Отца, больше не мог.
На следующее утро в десять часов, подав документы на оформление спецпропусков на себя и Илиана для беспрепятственного выезда в город, Аид молча ждал и наблюдал. За жизнью, что не спеша продолжалась буквально у него под носом, за другими людьми. Вот Тин, уже успевший куда-то съездить, на бегу раздает команды и пинки. Помнит ли он, что Мехиаэль через восемь месяцев умрет? Навряд ли. И даже если вспомнит, то ненадолго: слишком занятой. Слишком обременен заботами и делами. А ведь Мехиаэль очень много значил в его жизни - когда-то. Вот Лена, отбивается от зажавшего ее в угол Полиника - эти двое вообще ни о чем не помнят... А Мехиаэль ей жизнь спас. И Нику, вообще-то, тоже. И Никс.
И ему самому.
И подарил несколько недель настоящего счастья.
Илиан, воодушевленный и светящийся, точно новенький самовар, предложил ему, пока выписываются пропуска, распланировать их день в городе, однако Аид вместо этого вернулся в библиотеку и набрал на телефонном диске номер госпиталя, попросив диспетчера соединить его с Мехиаэлем - он хотел услышать Его голос. «Занято, позвоните позже», - был ответ. И через пятнадцать минут - тот же ответ. И потом, через десять минут. Со злостью грохнув трубку на рычаг, Аид вспомнил, как высказал Ему вчера всё, что накипело. Как мысленно разорвал связывавшие их узы и ушёл бы, если бы Отец, поднявшись с постели, не начал падать, теряя сознание...
Он не из милосердия к ним ко всем тяжело заболел. Он заболел, чтобы не дать сыну совершить то, чего тот никогда себе не простит.
Трясущимися руками Аид обхватил голову; комната внезапно подпрыгнула и перевернулась. Очнувшись на полу и убедившись, что пролежал в отключке пару минут, не больше, парень ринулся в госпиталь.
Оттолкнув доведённого до белого каления Александра (все его труды пойдут прахом, если Мехиаэля сию секунду не оставят в покое), Аид ворвался в палату и обнаружил Отца сидящим за столом. Бледного, осунувшегося.
- Молодой человек, извольте выйти вон! - Голос врача добрался до угрожающе высоких нот, но Мехиаэль жестом выпроводил его вместо сына.
Аид без слов приблизился к Отцу, опустился на пол возле Его ног, упёрся лбом в Его колено и закрыл глаза. Слетевшая с губ фраза прозвучала буднично, как некий очевидный вывод:
- Я не стану жить без Тебя - этот мир без Тебя мне не нужен.
Мехиаэль молчал. Согнутая в локте и покоящаяся на столе рука поддерживала Его голову; взгляд устремлён на слепящий снег за окном. Или куда-то дальше.
- Тебе важно идти по пути, который Ты выбрал. Я это понял. И принял - наверное. А мне важно быть с Тобой. - Аид сглотнул; то, что Отец никак не реагировал на его слова, пугало и шатало землю под ним. - Отец?..
Юноша поднял на Него глаза. Мехиаэль сильно похудел за эти несколько дней. И постарел. В ношеной, хоть и чистой, больничной пижаме, в тёмном махровом халате с чужих плеч Он выглядел не Великим Хоросом, а умирающим мужчиной средних лет. Собственно, практически все Его таковым и считали, поскольку Бог вылечил бы Себя.
И тут Аид ощутил, как из глубины его существа возвращается почти забытое, давно исчезнувшее из его жизни чувство - он снова, как в детстве, верил; верил, что Мехиаэль после смерти воскреснет на третий день, что не оставит его, как и обещал. Не оставит ни до, ни после смерти. Ни во время.
- Встань, Аид.
Взбудораженный проснувшейся в душе силой, юноша тотчас же сел на стул напротив Отца и всё-таки спросил:
- Не от малодушия ли это? Что, если я просто впал в детство, не имея сил вынести разлуку с Тобой?
- Нет, Мой мальчик. Вера, спасающая от отчаяния и духовной смерти, рождена любовью, а не малодушием. Ты любишь Меня, поэтому веришь.
Аид несмело улыбнулся в ответ, резко откинувшись на спинку стула, расправляясь в этот момент с последними сомнениями:
- Это же так просто... Почему я раньше не вспомнил, как надо верить?
- Да кто же вас, молодёжь, разберёт... - Мехиаэль отпил воды из высокого гранённого стакана.
- Отец... - Аид внезапно всем корпусом качнулся к Нему, с тревогой вглядываясь в уставшее лицо. - Ты совсем не спал, да?
Мехиаэль, невесело усмехнувшись, посмотрел на Аида:
- Я сына едва не потерял - какой уж тут сон...
В контрольно-пропускном пункте Илиан, дважды уже многозначительно взглянув на товарища, на третий раз пояснил:
- Я уж думал, мы не поедем никуда, когда твою вытянутую физиономию утром увидал. Чё стряслось-то вчера?
- С Отцом поссорился.
- О... ну... взрослеет наш мальчик.
Аид его пихнул.
- А чё, я не прав, что ли? Собачиться с родоками - это нормально. Я вообще в шестнадцать лет из дома ушёл.
- Вот и я чуть не ушёл. А потом бы руки на себя наложил.
Хлопнув себя по лбу, Илиан провёз ладонью по лицу:
- Ой, дурак...
- Сам ты дурак.
Перепалка закончилась в связи с необходимостью предъявить пропуск.
Контролёр, взяв в руки красную картонку с цветной полоской на фото, сверху вниз и обратно осмотрел худую фигуру Аида в мешковатом бушлате:
- Кто?
- В смысле?.. - Аид занервничал. - Там же написано... Я сын Мехиаэля.
- Тут написано: лорда Иса. - Подозрительность во взгляде проверяющего умножилась надвое.
- В чём дело? - В узкое пространство перед турникетом влез ещё один контролёр - вероятно, более опытный. Узнав Аида и Илиана, он вернул им пропуска и указал на припаркованный у ворот автомобиль. - Ключи внутри. По возвращении сдать мне лично.
Парни переглянулись: Korongo обещал шофёра. Впрочем, спорить они не стали, тем более, что Илиан заверил Аида, что справится сам.
Проходящий стажировку контролёр обратился за разъяснениями к более опытному товарищу:
- Это что за бомжара? - Кивок на Аида. - Откуда у него спецпропуск?
Более опытный товарищ ухмыльнулся, жестом призывая новичка говорить потише:
- Это сын Главного. Аид. С папашей его лучше не связываться: Mastiff как-то неудачно пошутил, и без языка остался.
- ??
- В прямом смысле... Ладно, прорвёмся... Да не боись ты!
Стажёр сглотнул, приклеившись взглядом, как кролик к удаву, к выезжающему за ворота автомобилю:
- А чё он одет-то как? Специально, что ли? Придуривается?
- С жиру он бесится. Не военная база, а детский сад: целую типографию этому мажорику отдали. Бардак.
Немного придя в себя, стажёр вспомнил ещё одну деталь:
- А чё там про него и Koro болтают? Что они, типа, того... - Он изобразил половой акт.
Более опытный товарищ отрицательно мотнул головой, прикуривая и тряся рукой, чтобы задуть спичку:
- А ты и уши развесил... Да нет, Korongo - мужик нормальный.
- Ага... Наорал на меня вчера за опоздание на две минуты, я чуть в штаны не наложил...
- А чё ты хотел?.. Дисциплина. Привыкай... Короче, это Главный воду мутит. Я бы тоже орал на всех, если бы мою жену какой-нибудь ... обрюхатил.
- ??
- Всех баб на базу Главный притащил. Ну, двоих начальство у себя пристроило, под боком у Главного - на секундочку... А третью пришлось в «турне» отправить...
- Зачем?.. Почему?
- Ну, потому что у неё с Аидом шуры-муры и всё такое... А Главный, по ходу, с сыночком бабами своими делиться не намерен. Вот увидишь: пристроют её к какому-нибудь старпёру и вернут на базу.
- Беспредел какой-то...
Более опытный товарищ пожал плечами: дескать, у начальства своё видение ситуации.
Освоившись за рулём, Илиан задал своему подопечному давно вертевшийся на языке вопрос:
- Слушай, а вы с Korongo, получается, не родные братья? Отцы-то у вас, по-любому, разные...
Аид незаметно вздохнул, нахмурился, отвернулся к боковому окну и тихо ответил:
- Мы с Тином не родственники.
- Ну, то есть вы с ним побратались?.. Ну, здорово... А познакомился ты с ним как? - Быстрый взгляд на товарища. И, поскольку тот упорно молчал, Илиан решил его подбодрить:
- Да ладно тебе, братан, колись... Интересно же.
- Он меня в клубе снял. В NZ. На ночь.
Машина резко вильнула влево от обочины, вновь заняв свою полосу.
- Потом ко мне переехал. С Эн познакомил. И с Мехиаэлем... Я помню, в одну из первых встреч Отец мне руку подал и что-то сказал, а я тогда подумал: «Вот бы...» Но где я, а где Мехиаэль... Это Он заставил Тина порвать со мной. А потом усыновил меня... Мехиаэль для меня больше, чем отец. Больше, чем ты себе можешь представить... Я до встречи с Ним и не жил - существовал. Перебивался. Передавался, как вещь. От одного к другому. Меня... - Он резко умолк, закатав фразу в судорожном вдохе.
И хорошо: подкатившая к горлу Илиана тошнота требовала избавить его от дальнейших подробностей. И ударить по тормозам.
- Мда... - Поставив локти на спицы руля, парень медленно сомкнул и разомкнул пальцы на затылке. - А я, реально, дурак... Вот на фига мне всё это... - Он мельком посмотрел на замкнувшегося на своих мыслях Аида. - Ладно, добивай. Что у вас с Мехиаэлем за отношения? Что значит: «больше, чем отец»?
Выдрав с мясом очередной заусенец, Аид буркнул:
- Зачем тебе всё это? - И сунул в рот окровавленный палец.
- Затем, ..., что я обратно на базу не поеду - считай, дезертир. И ты либо со мной, либо с ними. По мне, так лучше со мной: поймают - расстреляют меня одного, не поймают - появится шанс на нормальную жизнь...
- Ты всё не так понял про Мехиаэля: отец Он мне. Слышишь? Отец. И нечего примерять на Него свою больную фантазию...
- Да это вы там все больные...
Переглянувшись, они обменялись вымученными улыбками.
- Ну, так чё, братан?..
- Поехали сразу в дом Тина. Это у свечного завода. Отец тоже завтра вечером приедет туда. Насовсем. Кириан будет против, конечно, но... Тебя никто в дезертирстве не обвинит - ты со мной. Мы утром с Отцом это проговорили, я Ему и ключ от библиотеки оставил...
- О как... - Слегка разочарованный, Илиан включил первую скорость, и машина тронулась с места. - Получается, это ты меня защищаешь, а не я тебя...
- А какая разница, кто кого защищает?
- Большая разница. Подрастёшь - поймёшь.
- Да иди ты...
- Сам иди.
18.
Парни приняли решение подготовить дом к приезду Белого Волка и даже вымыли пол в спальнях наверху и лестницу, а вот на первом этаже начались трудности. Выдвинув узкий ящик, чтобы убрать туда с глаз долой сомнительной чистоты поварёшку, Илиан нашёл сложенный вчетверо газетный лист, на котором оказалось порезанное в нескольких местах чёрно-белое фото улыбающегося Мехиаэля. Хмыкнув, юноша протянул фотографию приблизившемуся товарищу:
- «Больше, чем отец», да?.. Не дотрагивайся до меня, извращенец...
- Да ты дебил? Это не моё...
- А чьё?
Дошло. Раньше, чем Аид успел ответить.
- Это Тина. - Вырвав сложенную обратно газетную страницу из рук товарища, Аид кинул её в тот же ящик и с грохотом загнал его вглубь стола. Почесал в затылке и добавил:
- Тин мне как-то проговорился, что поехал той ночью... ну, когда мы с ним познакомились... в клуб, потому что хотел что-то там доказать Мехиаэлю...
Весьма эмоциональное выражение неприятного удивления посредством нецензурной брани немного смазалось из-за того, что Илиан зачем-то прикрыл рот ладонью, не сводя при этом глаз со своего подопечного. А Аид побледнел, почувствовав душок, как от несвежего мяса, от собственных произнесённых слов, и, как водится, тут же отыскал виноватого:
- Чё ты лезешь тогда со своими расспросами, раз такой нежный?.. А?!.
Илиан медленно вытер рукавом рот, используя этот нехитрый приём для отвода глаз, будучи занятым в это время бурей в своей душе. Как только штиль в голове и сердце установился, он отнял от лица руку и ответил:
- Я тебе сейчас покажу, какой я «нежный»...
Испуг Аида напоролся на чертенят, заплясавших в лукавой улыбке товарища, и был скручен и повержен, как и сам Аид, в неравной борьбе.
Откатившись друг от друга по полу, по-хорошему дурные, если можно так выразиться, от затеянного «поединка», запыхавшиеся, оба красные, как раки, они вяло продолжили уборку. Первым снова сдался Илиан:
- Слышь, ты... мальчик-для-игр... или как там тебя называли... - Илиан скомкал в ладони кусок старой рубашки, пожертвовавшей собой ради ликвидации пыли в доме, и запустил им в ковырявшегося возле обувной полки товарища. - Брось это неблагодарное занятие... - он по-хозяйски развалился на стуле, перекинув локоть одной руки за спинку, - и станцуй мне, что ли...
Межбровная складка придала лицу Аида выражение чрезвычайного замешательства:
- Чего?!.
- Да ладно, малыш, не ломайся... - Илиан с наигранным кряхтением нагнулся, стащил с себя старую тапку со стоптанным задником и водрузил её на стол перед собой:
- Плачу наличными.
Аид, как ни крепился, а всё же нечаянно хрюкнул, выдав своё отношение к происходящему.
- Ну же, птенчик... - к вонючей тапке присоединился фантик от конфеты, сломанная перечница и пустая пачка из-под сигарет. - Будь хорошим мальчиком и порадуй дяденьку...
«Дяденька», правда, вытаращил глаза и обалдел, когда «птенчик» вдруг выпрямился, нахлобучил снизу вверх мужскую шляпу с короткими полями и с плавящейся на красивых губах улыбкой двинулся к «клиенту», расстёгивая на ходу пуговицы клетчатой фланелевой рубашки. Уверенность в товарище смешалась в нём с бесящей злобой оттого, что чуть ли не все считали его пай-мальчиком, божьим одуванчиком или поруганной невинностью, хотя он ни первым, ни вторым, ни третьим давно не являлся, и сейчас этот безумный коктейль плескался у него в зрачках, буквально гипнотизируя товарища. Задержавшись у стола в шаге от Илиана, Аид выудил из пустой пачки невесть каким образом схоронившуюся там сигарету, прикурил от спички, осветившей на миг его лицо под полями шляпы, и как бы между прочим проинформировал, зажав дымящуюся сигарету двумя длинными пальцами:
- Танец на коленях. Для тебя.
Очнувшись, Илиан обхватил стул и с прытью, достойной jeshi, задом поскакал на нем от Аида, издавая жуткий визг и скрип, пока не кувыркнулся вместе со стулом приблизительно через полметра, практически исчезнув под завалом из кухонной утвари. Аид согнулся пополам, зашатавшись в приступе беззвучного смеха.
Дотащив себя до лавки в прихожей, он свалился на неё тюком с барахлом, надвинув шляпу на глаза и пытаясь отдышаться, что было весьма затруднительно из-за отборных непечатных воплей Илиана, сворачивающих его в крендель в новом припадке веселья, и сигареты, время от времени подносимой ко рту.
В какой-то момент сигарета, описав в руке Аида очередную плавную дугу, вдруг оказалась вынута из его пальцев; Илиан резко заткнулся примерно тогда же. Смахнув с лица шляпу, Аид вскочил на ноги:
- Отец...
Кивок на обнажённую грудь, содрогавшуюся от беспощадных ударов сердца:
- Застегнись. И приберитесь тут. Быстро.
Потухшая сигарета тонюсенькой струйкой пепла вытекла из руки Мехиаэля. Отряхнув ладони, Он поднялся на второй этаж.
- Ты чего?
В тесном санузле, ополаскивая поломойное ведро, Илиан заметил трясущиеся мелкой дрожью руки товарища, которые тот держал на краю раковины. Встав за его спиной, Илиан завернул кран и ещё раз повторил свой вопрос.
- Отец меня отошлёт...
Парень недоверчиво хмыкнул:
- Из-за сигареты?.. Или из-за приватного танца?
Вскинув глаза на своё отражение, Аид волей-неволей, увидев в зеркале мстительный оскал Илиана, прыснул со смеху; сердце его при этом, однако же, тоскливо заныло, как ни старался он внушить себе, что всё, скорее всего, и правда хорошо.
Меж тем, на кухне Мехиаэль жарил большими кусками мясо на ужин. Указав на сваленные в раковину овощи и зелень, велел Илиану:
- Поруби в салат. Аид...
Тот замер. Восстановленный в душе с грехом пополам весёленький настрой улетучился под строгим (или печальным?) взором Отца.
- Расчисти от снега площадку перед домом. Для второй машины.
Холодно. Январь, третье число, вечер. Ненавижу себя... И этот дом, и этот снег, и слёзы, что текут и текут, как... почему Он не Илиана выпроводил на мороз, а меня? Не желает меня видеть?.. А машина вторая зачем, кто на ней приедет? За мной, что ли?..
Правильно меня Тин назвал чучелом: такой шанс в жизни выпал, и надо же было умудриться всё про...
Тин. Так вот кого Он ждал.
- Привет, братиш. Как ты?..
Рука на плечах, внимательный взгляд - значит, будет уламывать.
- Привет, Тин...
И уломает: всегда уламывал. Я ведь знал, что он за мной вернётся, а убедительных аргументов, чтобы остаться, - убедительных для Тина - у меня нет.
- Тин!.. - Лопату, и ту воткнул неудачно...
Отец, прости меня!..
- Тин, ну зачем я тебе?!.
А Ему я зачем?..
А, вообще, зачем я?..
- Давай-ка сядем в машину, поговорим... Да оставь ты эту лопату!..
Снег. Работают «дворники». Тепло.
- Ну, оттаял?.. Знаешь, я пока сюда ехал, всё пытался выяснить у Мехиаэля... Он же заберёт тебя, да?
Я пожал плечами.
- Заберёт - знаю. Ну, я и пытался выяснить, как это в реальности будет выглядеть...
- Выяснил?
- А то ты своего Отца не знаешь...
- В смысле? Он не ответил?
«Дворники» шаркали по стеклу всё громче и громче. Жарко.
- Ответил. Но не по теме. Как всегда.
Страшно.
- Тин...
- Ммм?
- У тебя мигрени были, помнишь? Ты меня в аптеку отправил, а сам...
- Ну, помню. Дальше что?.. Тебе плохо? Аид? Аж посерел... Сейчас стекло опущу, погоди... Так лучше?
- Да... Душно просто было...
Порывом ветра горсть снежинок влетела в окно, обожгла лицо.
- Я устал, Тин.
Я это сказал, вспомнив слова Отца: «Ты не вещь, ты Мой сын». Мне кажется, мне легче быть вещью. Правда.
Но Тин воспринял это по-своему: разозлился, вылез из машины, грохнув водительской дверью. Сложив руки на стекле с моей стороны, глухо, сквозь зубы произнёс:
- Я знаю, как это будет выглядеть: Он умрёт, а ты сдохнешь от горя возле Него. Так Он тебя и заберёт. Пошёл Он на ... ...
- Нет, Тин!..
- Сидеть! Пять минут, и поедем. Ты со мной.
Ну, зачем я?..
Зачем я?
Он возвратился. Я мысленно попрощался с Отцом. Увидел в боковом зеркале свою рожу - чуть не передёрнуло...
- Аид.
Я вздохнул, а выдохнуть не смог: таким же тоном он говорил со мной после знакомства с Ирэн.
А потом избил.
- Ты чё Илиану обо мне наплёл?
- А... это... - Нос зачесался. - Он газету с фотографией Мехиаэля нашёл. Я просто сказал, что это твоё.
- Просто?!. А, может, ты ему ещё что-нибудь «просто сказал»? что-нибудь, из чего он сделал вывод, что я активно домогался Мехиаэля?.. А, брат?.. А чё ты сейчас молчишь - тише воды, ниже травы? У тебя же язык, как помело?!.
Он отвернулся, со свистом втянув в себя воздух.
Я выждал немного и тихо попросил:
- Прости меня, Тин...
- Да пошёл ты.
Я сглотнул.
- Так... мне уйти?
Он посмотрел на меня так, что меня сдуло с сиденья. И уехал, окатив снежной грязью из-под колёс.
Я позвоню ему попозже. Он простит. Обязательно простит.
Войдя в дом, понял, что меня знобит. Разулся, снял бушлат. Илиана на первом этаже не было. А Отец сидел на диване ко мне лицом: локти на коленях, и наблюдал за мной.
Голова закружилась; я где стоял, там и сел. На полу, а за спиной - лавка с полками под обувь.
Лучше б я собакой родился. Любил бы только хозяина, и никто бы меня за это не чморил и не старался перевоспитать.
Ты мне нужен, Отец. Ведь и такому уроду, как я, нужен отец...
- Аид.
Глаза щипало от слёз, но я знал, что Он улыбнулся - печально. Почувствовал.
- Ты, как милостыню, просишь у Меня то, что Я готов давать тебе в изобилии. С чего ты взял, что Я отошлю тебя?
- Я раздражаю всех. Я же вижу. - Вытер рукавом всё, что успело вытечь на лицо. - Как кость в горле.
- Но Я не все, Аид. Что Я сделал, что ты не веришь Мне?
- Не говори так, Отец, пожалуйста... я просто боюсь причинить Тебе боль, боюсь, что Тебе однажды станет стыдно или неловко за меня, боюсь Тебя разочаровать...
- А ты считаешь, что Я тобой очарован? Назвал тебя Своим сыном в состоянии временного помешательства?..
Снова эта печальная улыбка.
Я не сумел ответить - не справился с собственной челюстью. Жалкое зрелище. Жалкое и унизительное.
- Да, Аид. Жалкое. И да, Мне больно от этого...
Я вскочил. Сырость с лица долой.
- ...но разве Я просил ограждать Меня от твоих проблем? Нет, не просил.
- Я, я... - я потёр заболевшую от напряжения шею. - Я, бывает, сам себя стыжусь...
- Ужасное чувство, согласен. - Взглядом указал на место рядом с Собой.
Я повиновался.
Тепло, излучавшееся Отцом, согревало душу, и оттаявший лёд превращался в слёзы. А потом... потом на меня снизошло знание: я важен Мехиаэлю. Всегда. Это некая константа (ого, какие я, оказывается, слова-то знаю!), которая от меня не зависит. Это так удивительно и непривычно, когда не надо каждое мгновение жизни доказывать, что я заслуживаю обращённое на меня внимание, что я по-прежнему дорог своему Отцу, несмотря на косяки, которых очень, очень много...
Да, это удивительно и непривычно. Настолько, что я не очень понимаю, как находится в этом долго, как выдерживать эту благодать...
- Отец...
Он обернулся с внимательно-вопросительно поднятыми бровями.
- Как мне переделать себя, чтобы принять Твои дары? С радостью, а не со страхом, что меня расплющит от них...
- А это, Мой мальчик, как тебе будет угодно. Ты верно подметил: ты живёшь по сценарию, где тот, кого ты любишь, предаёт тебя. Это плохой сценарий, но ты научился жить в нём, он тебе знаком, более того, он объясняет и оправдывает твой внутренний раздрай. Я не собираюсь упрощать тебе жизнь, встраиваясь в твои сценарии: на этот раз всё будет по-Моему. Чтобы переделать себя, нужно доверять себе. Научишься верить Мне - научишься верить себе.
- Хорошо, Отец. Это теперь самое важное дело в моей жизни...
- Аид, послушай Меня. У понятия «важный, важно» нет сравнительной степени. У слов есть, а у понятия нет: кто-то или что-то тебе либо важно, либо нет. Невозможно быть важнее, как одной беременной невозможно быть более беременной, чем другой. Все в глубине души об этом помнят, но предпочитают использовать эвфемизм: «знаешь, ты мне важен, но моё здоровье для меня важнее» вместо «мне важно моё здоровье, так что до свидания».
- Эвфемизм?.. Это...
- Это способ защитить себя от негатива, который при отказе испытывает другой человек. Заметь: не другого защитить, а себя. Поэтому не стоит ранжировать то, что ты решил считать для себя важным, а уж тем более не стоит этого делать из желания угодить Мне.
Кажется, я покраснел. В отношениях с Отцом я так и бреду на ощупь, точно слепой по незнакомой дороге. Страшно. И всё же я не сверну. Отдохну немного, и побреду дальше.
- Спокойной ночи, Мой мальчик. Поешь, не игнорируй голод. - Он поднялся, я - за Ним. Хлопнув меня по плечу, улыбнулся:
- И Христиана не слушай. Нет у Меня в планах убить тебя горем.
У меня неожиданно всплыл ответ (от радости? от облегчения?):
- Мать в детстве учила, что плохие мысли у нас от лукавого...
- Да брось, Аид, - Обхватив ладонью перила, Он ступил на лестницу и говорил, уже не глядя на меня. - Вам, людям, никакой лукавый не нужен, чтобы оплести себя сетью из лжи и самим же попасться в неё.
- Я тебя, по ходу, подставил, - Илиан по-свойски присоединился ко мне за столом.
Быстро нахмурив и распрямив брови, я мотнул головой: мол, плевать. Рот был занят.
- Прикинь, разбираю в комнате ящик и нахожу среди всякого хлама несколько чёрно-белых фоток: Koro ещё совсем зелёный и какой-то пацан с ним. Кучерявый такой... ты, кстати, в курсе, кто это?
Я кивнул. В ушах стоял хруст от листьев салата.
- Ладно тогда. Ну, вот. Держу я эту фотку и слышу: кто-то наверх бежит, перепрыгивая через ступеньку. Я-то думал, это ты, и, такой: «Слышь, братан, а это кто?»... И тут Koro мне через плечо: «Это Ферт. Погиб он»... ...! Мне бы извиниться и спокойненько спуститься вниз, а я, тормоз, сначала шарахнулся от него, а после с тупой улыбкой - типа, я в доску свой - ляпнул: «А, поэтому вы с Мехиаэлем... ну...» И заткнулся. А он, такой, смотрит на меня и тихо так: «Ты ..., что ли?»... И ушёл.
Я покивал.
Илиан вдруг перестал есть:
- Чё, огрёб уже?..
Я опять покивал.
- Братан, прости...
- Да забей. - Вытерев рот, я сложил посуду в раковину, настроил воду. - Я позвоню ему завтра, извинюсь. Он быстро отходит.
- И часто он с тобой так... отходит?
Я ничего не ответил - не смог. Потому что - да; и потому, что, каким бы чучелом я ни был, у Тина нет права так со мной обращаться. Нет, и никогда не было.
На следующий день, часов в одиннадцать, я постучался к Отцу - в бывшую спальню Тина. Отец ещё не спускался после ночи; я боялся, что Он плохо себя чувствует, и всё же...
- Входи, Аид.
Он сидел на кровати, с сырыми после душа волосами, одетый, и неторопливо заворачивал рукав рубашки. Кивком ответив на моё приветствие, указал на стул напротив Себя. Понятное дело, Он знал про проведённую мной бессонную ночь, про путаницу в моей голове, про то, что я хотел, чтобы Он подсказал мне, как поступить правильно.
Я занял предложенный Им стул, и чётко выстроенный мысленный ход разговора растаял в моей голове, точно туман: запах Его одеколона и шампуня ненавязчиво наполнял спальню, я молчал, втайне наслаждаясь самим фактом присутствия в одной с Ним комнате, и, как заворожённый, наблюдая за ловкими движениями Его пальцев; Он тоже молчал и даже не смотрел на меня. Ни о чём таком, что могло бы хоть как-то оскорбить образ Отца, я в тот момент и не думал - просто радовался, что Он рядом. Что если протяну руку, то смогу дотронуться до Него; при этом я, конечно, сидел тихо и смирно. Приведя рукава в соответствующий вид, Отец вопросительно взглянул на меня:
- Я слушаю тебя, Мой мальчик.
- А... - Опомнившись, я поёрзал на стуле и, помню, попытался «прочитать» Его настроение, чтобы правильно задать вопрос...
Он вдруг грустно усмехнулся:
- Чем же ты рискуешь, задав Мне вопрос «неправильно»?
Я растерялся. Действительно, чем? Это Тин способен врезать или послать, если оказаться подле него в неправильный или неподходящий момент. Собственно, про Тина и речь...
- Насколько... насколько плохо то, что я собираюсь сделать?
Выпалил штуку, что мучила меня всю ночь, и почему-то стало стыдно за себя. А потом страшно: как я додумался с таким прийти к Отцу?
Он заставил меня прекратить щипать лоб, забрав мою ладонь в Свою.
- Прости меня, Отец, - я боялся поднять на Него глаза; я начал нести всякий вздор, что, мол, научусь помнить, что Он не только Отец, но и Бог мой, научусь обязательно... И это, конечно, не вздор, напрасно я так...
- Посмотри на Меня. Аид. Посмотри... В чём же, по-твоему, Я должен тебя обвинить?
- Ну... я же... я же решил, что Тин больше не брат мне... - у меня во рту пересохло. Я впился в Отца глазами, желая уже, наконец, быть или наказанным, или полностью оправданным. Неопределённость меня скоро доконает.
- Наказанным за что, Аид? Оправданным в чём?
- За то, что из меня вышел такой плохой брат...
- Из тебя?.. Ты так старательно избегаешь осуждения Христиана, но разве твои слова о самом себе, что ты жесток и несправедлив, не адресованы на самом деле ему? Получается, ты всё равно осуждаешь его, да, вдобавок, лжёшь самому себе, что это не так.
Я кивнул. Внутренне сжался оттого, что сейчас Он выпустит мою руку и отстранится - Он ни того, ни другого не сделал.
- Я понял Тебя, Отец. Я просто постараюсь поменьше его злить.
Он отрицательно качнул головой:
- Это не от тебя зависит, Мой мальчик. То, насколько часто он будет злиться, зависит исключительно от него.
Я представил, что меня может ждать после смерти Отца, особенно в «неправильные» моменты, и поневоле вернулся к идее закончить свою жизнь в день, когда она оборвётся для Отца. Я сыт по горло «братской» любовью Тина. И не братской тоже. А по своей воле он меня не отпустит.
- Аид.
Мягкий, ласковый голос Отца на миг выхватил меня из мрака, что сулило мне будущее. Контраст между тем, что я видел в Его глазах, и тем, с чем пришлось встретиться в глазах людей, причинял физическую сердечную боль.
- Отец... - я стиснул Его руку своими двумя, - у меня же есть выбор, так?.. я, может, и чучело, но выбор-то у меня есть, да?.. я же могу просто взять и уйти от него?.. устроиться на работу, не спрашивая его разрешения, накопить денег и снять жильё или вообще уехать... в лес... и жить там... я ненавижу людей: они звери... Не оставляй меня с ними, Отец, забери меня с Собой!..
Я оказался на полу у Его ног, я вновь чувствовал себя десятилетним и трясся, а там, за дверью, меня уже ждали те двое...
Он за голову привлёк меня к Себе, дал время, чтобы успокоиться. Потом склонился к виску и тихо произнёс:
- Я усыновил тебя не для того, чтобы ты замкнулся на Мне. Я хочу, чтобы ты жил полной жизнью, чтобы был счастлив. Чтобы выбирал то, что считаешь важным и нужным. Чтобы доверял себе в выборе тех, кого впустить в свою жизнь, а кого - выпустить. Что до Меня - Я не оставлю тебя, как и обещал. И, Аид...
Я смахнул влажные тенёта с лица, взглянул на Него.
- Перестань звать себя чучелом.
Я улыбнулся:
- Хорошо, Отец.
Он с ответной улыбкой ласково коснулся моей щеки, затем опёрся на моё плечо и поднялся. Я встал следом.
Он накинул на Себя тёплую домашнюю куртку - на первом этаже довольно прохладно, это так.
- Поешь со Мной. Заодно обсудим, чем Я могу помочь тебе, как отец.
Утром шестого января мы, все трое, позавтракали в гостевой комнате одного из лучших (так, по крайней мере, мне сказали) ателье города. В примерочной, переодеваясь в новый, с иголочки, костюм, ко мне в кабинку сквозь портьеры просунул голову Илиан (уже в обновке):
- Слышь, братан, всё хочу у тебя спросить: а чё это за кольцо у тебя на цепочке? Почему ты его на шее носишь?
Я вздохнул. Застегнул рубашку, скрыв от посторонних глаз и кольцо, и цепочку.
- Такая великая тайна, что ли?
- Тин мне его подарил. У него на безымянном пальце, под обручальным, такое же.
Взгляд Илиана, отразившись в зеркале передо мной, выдал ту же гамму чувств, что была на лице - как сейчас помню - той продавщицы. Пробубнив: «Вот, реально, лучше б не спрашивал...», он исчез из кабинки.
Никогда я, никогда не считал себя гомосексуалистом - так сложилось. Меня, собственно, никто не спросил... Стыдобища, но до какого-то времени я был абсолютно уверен, что в любых близких отношениях: между мужчинами, между женщинами, между мужчиной и женщиной - обязательно присутствует секс, что это совершенно нормально... Как на меня эта «истина» снизошла? Ну, не знаю - видать, как-то снизошла, раз я так думал. А когда разобрался, уже поздно было: «висел» долг, нужны были деньги...
Передав это злосчастное кольцо Ирэн, я решил, что всё в корне изменилось между мной и Тином, но Эн отказалась его носить (велико и чужое), и Тин возвратил кольцо мне со словами: «Для меня это важно, братиш...»...
Ну, и как прикажете это понимать?
Свадьба проходила в Медном Зале ресторана «Ilipitia» - он сейчас принадлежал Роксан, как и дом, в котором она жила с Ара после возвращения в страну. Что ж, её право принять его подарки - она и Ара, по её словам, сильно сблизились. Ну, не знаю. У меня от знакомства с этим человеком до сих пор волосы дыбом. И сестра в этом месте тоже для меня загадка: с детства жить с таким монстром, страдать от него и возмутиться свершившемуся над ним суду...
Буквально в дверях холла Отец сказал, что покинет нас с Илианом на некоторое время, так что весь приветственный ритуал мне предстояло пройти лишь в компании с товарищем.
- Аид! Ну, ничего себе... да ты красавчик! - Лена, по своему обыкновению, сдавила меня в своих объятиях до звёздочек в глазах. - Как же я рада тебе, Журавлик... И тебе, пупсик... Мехиаэль с вами?
- Да, разумеется. А ты? Как ты?
Я повертел головой - Илиан, предатель, ретировался к парням из охраны, увидев там знакомых.
- Да как-как, Журавлик... - Она вновь обняла меня - теперь уже по-женски, нежно, - и вдруг с дрожью в голосе зло прошептала в самое ухо:
- Этот немой урод... я была так счастлива... я открыла ему все свои нехитрые мечты: про ребёнка, про тихую жизнь в деревне... я вчера, радостная, с замиранием сердца говорю ему: я беременна, Ник... и, что, ты думаешь, он сделал?
У меня голова кругом шла.
- Что он сделал?
- Молча съе... слинял. Я со вчерашнего вечера его не видела! И уже не уверена, что захочу его снова увидеть. Это кошмар... как мне теперь быть? Я очень надеялась, что твой Отец мне хоть что-нибудь скажет... Пожалей меня, Журавлик. Потанцуй со мной. - И, не дав мне собраться с мыслями, затащила нас обоих в самый центр танцующих.
Я не знал, как себя вести, что сказать. Мы без слов топтались на месте под медленную музыку - я не фанат таких танцев... В какой-то момент она глубоко вздохнула, прильнув ко мне всем телом, а потом как-то затихла, словно отстранилась от всей это праздничной суеты вокруг, и я почуял на своей щеке горячий влажный след от её слез:
- Лен...
- Молчи. Не мешай мне думать.
И опять топтанье на месте, только ещё медленнее.
- Лен, Роксан меня подзывает поздороваться - надо подойти.
- А, принцессочка... - она нехотя отодвинулась. - Ну, ступай.
- Проводить тебя к столику?
- Сама дойду.
Концентрация внимания к моей персоне начинала меня напрягать. Откуда-то взялась куча приятелей, каждый из которых почёл своим долгом выразить мне своё почтение, а я и понятия не имел, кто это. Общество Роксан - спасибо ей большое - избавило меня от продолжения непонятного мне спектакля; улыбнувшись, она заключила меня в объятия, одарив взрывной смесью ароматов до тех же самых звёздочек в глазах.
- Я так счастлива тебя видеть, Аид... ты настоящий денди, мальчик с обложки глянцевого журнала...
- Не уверен, что рад этому... Агазон, судя по его взгляду, тоже совсем этому не рад...
Она рассмеялась, убедившись в моей правоте, и подлив тем самым масла в огонь:
- Я потом ему всё объясню...
- Вы вместе?..
- Да, но не о нас сейчас речь... - Роксан как бы невзначай переступила с ноги на ногу, так что её лицо оказалось вне поля зрения Агазона. - Аид, прошу, не реагируй так явно, улыбайся, у нас с тобой светская беседа...
Я постарался исправиться, улыбаясь в ответ на явный испуг в её глазах:
- Хорошо... Что случилось?
- Тин... С ним что-то происходит. Я пробовала осторожно поговорить с Ирэн - она ничего особенного не заметила: мол, он просто устал, поэтому и нервничает больше... В общем, позавчера он попытался... боже... Улыбайся, Аид... Попытался принудить меня... ты понял... кивни, если понял...
Я кивнул с дурацкой улыбкой на губах.
- Кириан вмешался. Агазон ничего не знает, Ирэн тоже. Мне очень тяжело из-за этого, Аид. Кириан сказал, что Агазон всё равно собирался уйти в отставку после окончания войны, нет смысла... как же... - Она наморщила лоб. - «Создавать лишнее напряжение» - его слова. Попроси Отца пообщаться с Тином, пожалуйста... мы знакомы с ним со школьной скамьи, он никогда себе такового не позволял...
Тина снова переклинило. Из-за болезни Отца? Из-за меня?
- Хорошо. Попрошу. Он здесь? Тин?
- Он придёт. Эн приболела немного, но он придёт.
- Хорошо. Я попрошу Отца, не волнуйся...
- Спасибо, Аид.
Она расслабилась, я тоже.
Откуда-то издалека высоко поднятой рукой мне помахала Никс, похожая на фею в своём свадебном платье. Ладно хоть она обниматься не полезла - Кириан косым взглядом бы не ограничился...
- Да! Чуть не забыла... У меня есть ещё одна маленькая просьба к тебе.
- Что-то не припомню, чтобы кто-нибудь звонил мне или Отцу и интересовался, нет ли у нас каких-нибудь просьб...
- Не вредничай... Я во время турне познакомилась с одной милой девочкой... Ой, ну, что это за реакция, Аид: словно я ужасную непристойность сказала!.. Это, в конце концов, даже обидно и очень по-детски!
- Хорошо, извини. Что от меня нужно?
Я постарался изобразить раскаяние, боясь довести её, как в тот раз, когда отказал ей.
- Так-то лучше... Девочка учится на оформителя, планирует поступать в Академию. Ей нужно качественное портфолио. Я посоветовала ей обратиться к тебе.
- Ну, у меня же нет образования.
- Зато у тебя есть талант, с которым ты неплохо ладишь.
Я хмыкнул.
- Она завтра в два будет ждать тебя в бывшем офисе Мехиаэля - там разрешили оставить студию. Ключи. - Роксан передала мне связку. - Её родители и сама она из Мактабы, так что здесь она одна - в смысле, под моим присмотром. Не обижай её... И не вздыхай ты так, Аид! Можно подумать, я тебя не весть о чём прошу...
Тин появился. Сел за столик, кивком велел мне подойти.
- Хорошо, Роксан. Я пойду - Тин здесь.
- До свидания, Аид.
- Ну, привет. Красавчик.
Меня передёрнуло внутри. Не сколько от тона, а сколько от того, как он на меня посмотрел.
- Привет, Тин. - Я сел напротив. Краем глаза уловил Илиана за соседним столиком - это придало уверенности.
- Настучала уже на меня, да? - Мах подбородком в сторону Роксан.
Не глядя ему в глаза, я неопределённо пожал плечами. Давящая атмосфера между нами воцарилась буквально сразу. Смех, музыка, праздничные декорации поблёкли, смазались и как будто лишились внутреннего содержания, объёма.
- Я думал, ты позвонишь. Ну, после нашей последней встречи.
Парализующее недоумение - он, оказывается, и мысли не допускал, что я могу не позвонить.
- Я хотел.
- И что же помешало?
- Тин, слушай... - Я, как можно незаметнее, снял цепь с шеи и протянул ему по столу горсть серебряных звеньев с кольцом на вершине.
Он перевёл мгновенно обледеневший взгляд с кучки серебра на меня:
- И что это значит?
Сухой, ничего не выражающий голос.
Я потёр шею - я и не представлял, что это будет так трудно:
- Давай закончим наше общение. Совсем.
- Отец на тебя надавил?
Жалкая улыбка и боль. Мне ужасно захотелось выскочить из-за стола и сбежать.
- Нет, Тин. Я сам. Это моё решение.
- Ну да... А говорил, что простил.
Всё, я больше не могу.
- Я пойду, Тин.
- Сидеть. - Сквозь зубы. - Сидеть, я сказал... Ладно, извини. Прости. Слышишь? Прости меня! Ну, хочешь, на колени встану? как тогда? Тебе же понравилось!.. Ну, что ты смотришь на меня, как баран? Ведь понравилось же! Да, я тебя обожаю, я... Ты мне нужен. У меня крыша едет от мысли, что Он тебя заберёт... Аид!
Он успел схватить меня за руку, хоть я и быстро встал из-за стола.
- Уйдёшь сейчас - я тебя найду. Отец тебя не спасёт, поскольку будет мёртв - я подожду. А когда найду...
Намерение покончить с собой в день смерти Мехиаэля предстало в ином свете: это не поражение. Не обречённость. Это мой единственный способ не дать Тину или кому-то ещё разлучить меня с Отцом, сломав меня окончательно. Я больше никому не позволю ставить мне условия, к которым я должен приспособиться, чтобы выжить.
- ...оторвусь по полной. Так что сядь на место, и давай попробуем договориться... Вот так.
Отец возник за спиной вздрогнувшего Тина из ниоткуда, сдавил ладонями его плечи и склонился к его виску:
- На свете столько удивительных вещей, Христиан, но им всем ты предпочёл шанс измерить чашу Моего терпения.
- Он Тебя позвал, да?.. Ссыкло.
- К песням, что посвящают безумству храбрых, Я обычно отношусь скептически. Вот и твоё храброе безумие больше похоже на жалкую попытку привлечь Моё внимание...
- Так раздави меня, если я такой жалкий!.. Или убирайся к чёрту и не мешай мне жить так, как я хочу.
- Знаешь, в чём твоя проблема, Христиан? В том, что наши с тобой «хочу», на твою беду, не совпадают. А Я, в отличие от тебя, всё, что хочу - могу.
- И что же Ты хочешь? - Тин, с застывшей на губах усмешкой, поднял на меня глаза - смотрел на меня в упор и не видел.
- Выбить из-под тебя костыль под названием похоть, чтобы ты уже начал ходить на своих ногах.
- Что? Не понял...
- Не прикидывайся дурачком, Христиан. Была бы у меня иная цель, кроме ответа на твой вопрос, Я бы сказал по-другому.
- Иная цель? - Тин испуганно повернул голову на голос Отца. - Какая? Я Тебя не...
И скривился от боли.
Дав ему прийти в себя, Отец негромко пояснил:
- Унизить тебя. Заставить чувствовать неполноценным. Иными словами, принять на Себя роль Великого Инквизитора, или, если проще, - Главного Садиста, которой ты Меня так усердно потчуешь.
Тин смертельно побледнел.
- И ты прекрасно знаешь, что Я эту роль не приму. Как бы ты Меня ни провоцировал, я не убью тебя, как убил Ара - и отсюда, Мой рассудительный друг, ты делаешь правильный вывод о том, что Я могу её принять. Но почему-то не принимаю. Скорее всего, не унимаешься ты, это связано с тем, что жертвы его беззаконий возопили к Небу, и Мне пришлось вмешаться. Возопили - не спорю. Ага, радостно потирает руки Христиан, значит, есть что-то выше и главнее Мехиаэля: некий Закон, что управляет и Его поведением тоже, и та вера, что Он от нас требует, сводится, в итоге, к вере в крепость Его ума - каковая, впрочем, тоже является предметом дискуссий...
Гримасу, выдавившуюся на лице Тина, тяжело было вынести - это какая-то страшная смесь из отчаяния, бесполезного уже раскаяния и ощущения своего полного, тотального провала.
- Я огорчу тебя, Христиан - нет такого закона. И в Своих действиях Я руководствуюсь исключительно Своим желанием или нежеланием что-либо сделать. А теперь, когда ты уяснил главное, вернёмся к Моему ответу на твой вопрос. Я начал с малого: исправил то, что мешало тебе видеть саму возможность выбора, протягивая тебе руку каждый раз, при каждом твоём падении, а ты, между тем, изощрялся в умении Меня гнать. Раздирая при этом глотку, что не можешь жить без Меня... Ты за кого Меня принимаешь - за своего очередного бой-френда?.. Захотел - приласкал, захотел - послал?..
- Мехиаэль... - Тин впился зубами в свой кулак, с силой стиснув веки.
- Пойми ты, наконец, дурачок: это не ты Меня выбрал, это Я тебя призвал, а твоя свободная воля, на которую ты так уповаешь, вот здесь начинается, а вот здесь заканчивается. - Отец два раза ткнул пальцем в концы воображаемого отрезка на столе. - Ты можешь пытаться прошибить лбом эти стены, такие же естественные, как и черепная коробка вокруг твоего мозга, - а можешь откликнуться на Мой зов - вот и весь твой свободный выбор.
Тин по инерции возразил:
- Какой же это выбор?..
- Обычный, Христиан. Ничем принципиально не отличающийся от любого другого выбора в твоей жизни. Единственное отличие в том, что от этого выбора - быть или не быть со Мной - нельзя уйти. Ты, конечно, попробовал это сделать, совершив попытку суицида...
Тин, скользнув по мне невидящим взором, растёр дрожащими пальцами лоб.
- ...То есть, фактически, предоставив Мне решать за тебя. Только вот, милый Мой Христиан, сделать этот выбор раз и навсегда невозможно: ты вынужден делать его ежедневно, ежечасно, ежесекундно. И чтобы облегчить тебе этот непростой процесс, Я приближу естественные границы твоих возможностей друг к другу: отныне твоя свободная воля начинается здесь, а заканчивается тут. - Воображаемый отрезок на столе сократился почти вдвое.
Я так и не понял, что произошло - в какой-то миг глаза Тина... потухли, что ли. И сам он точно опал весь как-то, его как будто действительно меньше стало.
Отец выпрямился:
- Вопросы есть, Христиан?
Тот отрицательно мотнул головой, не глядя на Него, и Отец ушёл.
- Аид, погоди... - Тин свёз с лица невидимую пелену, криво улыбнулся. - У тебя есть полное право вышвырнуть меня из своей жизни, только... Не вышвыривай меня. Пожалуйста... Любые условия, Аид: не приближаться к тебе ближе, чем на десять метров, не встречаться наедине...
- Тин... - Я кашлянул; у меня челюсть тряслась, но он на меня не смотрел. Усмехнулся, сделав вывод по моему тону:
- Нет?.. Ну... Звонки, письма... Раз в месяц. Хотя бы.
Я сдался:
- Хорошо, Тин.
- Что? - Он наконец-то поднял на меня глаза.
- Я согласен на звонки. Если мне будет не по себе во время разговора, я положу трубку.
Он медленно кивнул.
Давление исчезло.
- Как у тебя с Эн?
Он словно бы в раздумьях приподнял брови:
- Боюсь, всё движется к тому, что я останусь один с правом звонить вам всем... Ладно, Аид. Пожалуй, я пойду - она сейчас болеет, проведу время с ней.
- Пока, Тин. Звони.
Поднявшись, он сгрёб кольцо с цепочкой и выбросил их в ближайшую мусорку. Туда же отправилось и его собственное серебряное кольцо.
Через две недели, около десяти вечера, я набрал его домашний номер.
- Да.
- Тин, привет. Не сильно занят?
- Привет, Аид. Нет. - Он прочистил горло. - Как дела?
- Нормально. Осваиваемся на новом месте. Вчера переехали. Из окон квартиры видно «Месопотамию», представляешь?
- Представляю. - Он, по-моему, улыбнулся, и, судя по тихому скрипу, поудобнее уселся на стуле. - Большая квартира?
- Даже слишком: пять комнат, кухня, столовая... Я там заблудился, когда мы её смотреть приехали. Но Отец настоял, и Илиан поддакивал, как мог... В целом, мне здесь, на самом деле, нравится: тихо. Очень толстые наружные стены.
- Да, это район старой застройки.
Пауза.
- А ты, Тин? Как ты?
Он не сразу, но ответил:
- Не знаю, Аид. Устаю быстро. Работоспособность снизилась в разы. Эн рада: дома стал бывать чаще и больше, но... Не знаю.
- Отец после трёх всегда дома, Тин. Приходи, если хочешь.
- Тебя я в это время не застану, да? - С горькой улыбкой. Я прямо видел её на его лице.
- Не застанешь. Я в студии. В смысле, мы с Илианом в студии. До семи. Роксан подсунула мне свою протеже, теперь вот... приходится.
- Ну-ка, ну-ка, - он оживился. - Что за протеже?
- Я знал, что это тебя взбодрит... Протеже - девочка шестнадцати лет, оканчивает гимназию, метит в Академию художеств, мечтает о славе и всемирной известности... Кто-то её убедил, что она талантлива от природы, и нужны лишь усердие и труд. Зовут Астарта.
- Симпатичная хоть?
- Дылда с меня ростом. Тощая, угловатая. Уши слегка торчат - наверное, потому что она волосы за них постоянно заправляет. Стесняется улыбаться - говорит, зубы некрасивые. Как по мне, так обычные зубы, ничего примечательного. А когда волнуется, сначала затихает, а потом вдруг её прорывает, и она тараторит-тараторит-тараторит... фиг остановишь.
- Ну, а с талантом что?
- Засада. С талантом. Я ей в первый же день задание дал: написать портрет. С меня, в смысле: хотел посмотреть, как она работает... Да, смешно получилось: поставил её перед мольбертом, а сам на табуретку сел - там, где освещение максимально выгодное: почти без теней, контуры в меру резкие... ну, и, разумеется, разделся по пояс - так же интереснее рисовать...
Он рассмеялся:
- Ну, ты чудак, Аид... все гении, видно, такие. Вогнал, поди, в краску человека...
- Ну, да. Ну, а что, она с натурщиками дел не имела, что ли?.. как она человека-то училась рисовать?.. Ну, короче, с горем пополам она привыкла, стала писать. Три дня работали часов по пять, по шесть. На четвёртый день посмотрел на её работу и отказал ей: портрета нет, есть демонстрация различных техник и больше ничего, я себя еле узнал.
- Аи-и-ид... ну, у тебя и требования: она же учится ещё. До слёз девчонку довёл, да?
Я дёрнул плечами - вспоминать было неприятно:
- Ну, да. А через пару часов Роксан коршуном влетела в студию и заклевала бы - вот, серьёзно - если бы я не пообещал извиниться перед Астартой и взяться за её обучение... Пришлось Илиана усадить в качестве модели и учить её азам.
- Ну? Обучаемая она?
- Да фиг её знает - я ведь не педагог. Мне словами какие-то вещи объяснить трудно, проще показать. Я её рукой пробовал рисовать, дык она зажимается так, что стилуха лапой лучше нарисует...
Тин расхохотался:
- Ей сколько лет, Аид? Ну, поставь себя на её место: взрослый мужчина подходит сзади, берёт её руку в свою... ты чё, правда, думаешь, что у неё рисунок на уме в этот момент?..
- Тин, ты больной? Она школьница ещё...
- А школьницы, по-твоему, не дрочат? Я готов поспорить, что знаю героя её ночных фантазий...
- Да пошёл ты... - Я бросил трубку.
Через пару дней Илиан протянул мне трубку с безразличным видом:
- Koro.
- Да?
- Аид, прости...
- Привет, Тин.
- Привет. Я не хотел... - Он замялся, затем резко и шумно выдохнул:
- Не хотел я, Аид...
- Ну... словом, если не вдаваться в детали, ты был прав.
Пауза.
- А поконкретнее?
- Поконкретнее... Ну, ладно. - Я убедился, что один в холле. - Я не стал сегодня дёргать Илиана - для работы над определённым фрагментом его присутствия не требовалось - и, как пришёл, сообщил ей об этом. Переоделся, захожу в студию...
- Аид? Заходишь в студию - и?
- И она там стоит. В одних коротеньких панталонах. И смотрит на меня.
На том конце провода Тин коротко, но смачно хохотнул. Потом спросил:
- Ну, а ты?
- А что я? А что я должен был сделать? А что, в принципе, можно сделать в такой ситуации?
- Да не кипятись ты, я же не ханжа... Ну, увидел ты её - и дальше что?
- Подошёл к мольберту, зарядил чистое полотно и начал писать. - Я переступил с ноги на ногу, злясь на себя за то, что нервничаю, ожидая его реакции. - Чё молчишь?
- Пытаюсь представить... А как она стояла - руки по швам, ладони в кулачках, плечи вздёрнуты?
- Ну, да... Как ты это понял?
- Неважно, Аид... И сколько она так простояла?
- Все четыре часа.
- Вот прям все четыре часа? И ни разу не шелохнулась, не попыталась прикрыть грудь?
- Ну... попыталась. Я ей велел опустить руки обратно - она послушалась. А как время закончилось, говорю: «Одевайся. На сегодня всё». Пока сам обратно переодевался, её как ветром сдуло. Вот и гадаю теперь: объявится она завтра или нет.
- Объявится.
- Уверен?
- Абсолютно. И Роксан ни о чём не узнает.
- Да хорошо ли это, Тин? Может, и лучше, если Роксан всё узнает? Я вот говорю с тобой сейчас и думаю: а не прекратить ли эти занятия, пока не поздно? Пока она чего-нибудь похлеще не выкинула...
- Чего, например? Всё, что, по её мнению, она могла сделать, чтобы тебя соблазнить, она сделала. И, заметь: оставшись при этом в панталонах. Понятно же всё про неё: девственница до мозга костей.
Я поморщился.
- Ты-то, кстати, как сам?
Я молчал: не знал, что ответить.
- Аид?.. А... - Он, естественно, всё понял. - Так ты не из-за неё, значит, собираешься занятия прервать? Из-за себя? Не доверяешь себе?
- А ты бы как поступил?
- Я-то? - Он усмехнулся. - Боюсь, я тебе тут не советчик.
- Я серьёзно, Тин. Как бы ты поступил?
- Будь я прежним, девственность бы она потеряла. А сейчас, случись такое, я бы просто ушёл, оставив её наедине со своим стыдом. Отвергнутую. Как ни верти, всё плохо.
- Тин...
Я хотел уточнить, что он не так меня понял, я ведь имел в виду, как бы он поступил с занятиями при таком раскладе, как у меня, но он повесил трубку.
На следующий день, вечером, я набрал его сам.
- Да.
- Тин, это я.
- Привет, Аид. Погоди секунду... Эн! Ты салат хотела - он готов. Иди, ешь... Я здесь, Аид.
- У тебя голос, вроде, повеселее... Я прав?
- Хм. Сомневаюсь... В зелёном блюде, Эн... потому что лук я отдельно порезал - хочешь, добавь... Погоди, я в комнату перемещусь... Я поймал себя на мысли недавно, что ощущаю себя инвалидом. Как Ник, только хуже. Сам посуди: у Эн, бывает, игривое настроение проснётся, она ластится ко мне, а я лежу в постели в десять вечера никакой. При том, что с работы вернулся в шесть, помог ей по дому, ужин приготовил, и сдулся. Я ей виновато так: котёнок, давай на выходных. А к выходным она сама перегорит. Вот так и живу... Вздыхаешь?.. Ладно, Аид, не бери в голову. Эн, тем не менее, счастлива, и довольно с меня. Глядишь, путным отцом буду. Да и с тобой общаемся гораздо больше, чем раньше. Парадокс, да? Кстати, Лена мне тоже с недавних пор звонит.
- Да, что там у них с Ником? Я её на свадьбе в последний раз видел... Совсем забыл про неё...
- Всё хорошо у них... На другой день после свадьбы выяснилось, что Ник Кириана уламывал отпустить его и Лену. И уломал - уж не знаю, как. Счастью не было предела - она и смеялась, и рыдала одновременно. Тут же деньги нашлись на небольшой участок с домишком - недалеко отсюда, в каком-то селе... Она уже с неделю, как перебралась в дом, а Ника Кириан попросил до конца января доработать.
- Ясно. Ну, здорово.
Я кусал губы от нетерпения.
- Да. Ну, а с твоей-то ученицей что? Пришла она сегодня?
- Нет. - Я потёр нос. - Роксан утром позвонила: Астарта заболела. Температура ночью поднялась. Это я виноват, Тин: заставил её четыре часа голышом простоять. На сквозняке.
Судя по шороху, скрипу и кряхтенью, Тин улёгся на кровать. Я переложил трубку к другому уху:
- Я всё больше склоняюсь к тому, что надо сказать Роксан. Вдруг у неё воспаление лёгких? Будут лечить не от того, упустят время...
- Аид, Аид, не паникуй... Как именно Роксан тебе сказала о её болезни? Какими словами?
- Ну... - Я напряг память. - «У Астарты инфлюэнца. Ночью был жар. К сожалению, до конца недели она не сможет посещать занятия».
- Ясно. Расслабься. В порядке твоя Астарта.
- В смысле? - Я прислонился лбом к холодному окну. Напротив губ, на стекле, тут же образовался запотевший островок.
- В прямом, Аид. Роксан паникёрша. Будь её слова правдой, она бы уже все уши прожужжала тебе, что сделала всё, от неё зависящее: оповестила родителей, пригласила лучших врачей, дала обезболивающее и ещё кучу всего ненужного. Чтобы оправдать себя и свой недосмотр.
Я закрыл глаза, стараясь следовать его логике:
- Тогда почему она её не пускает на занятия? Догадалась о чём-то?
- Нет, не думаю: обвинение в растлении малолетних тебе бы в этом случае уже было предъявлено.
Я хмыкнул, а в действительности конкретно перетрусил.
- Всего скорее, это их личные разборки. Роксан наказала её, лишив «пряника», отсюда и точный срок: до конца недели. Позвони ей сам и убедись.
Я не стал звонить: что-то подсказывало мне, что Тин и на этот раз прав. Работая в одиночестве над портретом, пока в памяти свеж образ, я то и дело натыкался в голове на фразу Отца: «Я усыновил тебя не для того, чтобы ты замкнулся на Мне»... Я так и эдак приглядывался к этой мысли, но долго думать на эту тему опасался. Я ведь решил посвятить свою жизнь Отцу. Однажды Отец, правда, показал ту гниль, что скрывалась у меня за этим намерением, но означала ли эта демонстрация неправильность самого намерения? Или лишь то, что я не теми средствами претворял его в жизнь? Никакого прямого ответа на это намерение Отец не дал... Или эта фраза и есть прямой ответ?
Раздражённый (кое-что и в работе упорно не давалось), я бросил кисть и лёг прямо на пол, уставившись в потолок. Отчего с Отцом нельзя поговорить просто, не боясь встретиться с каким-нибудь непотребством в себе? Просто взять и спросить, например: как Ты хочешь, чтобы я жил? По пунктам. Потому что в своих желаниях я заблудился.
Какое верное слово - заблудился. С блудом в корне.
Решение относительно занятий с Астартой созрело за несколько минут.
Мне полегчало, как только я определился, так что я с головой ушёл в работу, и вот уже вечер воскресенья и телефонный звонок:
- Да?
- Привет, Аид. Я соскучился. - Какая-то возня и треск. - Непротив?
- Привет... У тебя всё нормально?
- Давай не обо мне, родной, а? Терпеть не могу выходные, особенно когда Эн с матерью твоей куда-то уезжают: весь день тратишь на то, чтобы выносить общество самого себя... Что у тебя? Ждёшь завтрашний день?
- Я решил прекратить занятия. Подарю ей её портрет, и на этом расстанемся. До поступления в Академию время есть, найдёт себе другого репетитора... Тин?
Пауза.
- Это ошибка, Аид.
- Это моё решение.
- И оно ошибочно.
Я положил трубку. Но от тумбы с телефоном отойти не мог, как примагниченный.
Громкая телефонная трель - и трубка мигом у уха:
- Да?
- Выслушай меня, ладно? А потом швыряй трубку, если захочешь. А то я так и буду думать, что лучше тебя знаю, что тебе нужно.
- Хорошо. Извини. Почему оно ошибочно?
- Потому что она тебе нравится. Астарта.
Я сполз по стене на пол, поставив телефон между стоп. Какая-то струнка в душе тихо и нежно тренькнула, но её грубо перебил мой собственный голос:
- Это ненормально, Тин. Так не должно быть.
- Аид, Аид... Давай оставим оценочные суждения моралистам, давай просто посмотрим на то, что с тобой происходит, прежде чем выкидывать это к чертям собачьим?..
- А я скажу тебе, что со мной происходит - пачканье белья по утрам... после пошлых снов... Вот что со мной происходит. - Я воткнул кулак между лбом и коленкой, закрыл глаза.
- И кто же тебе снится?.. Что тебе снится, я понял. - Повеселел. Как же - любимая тема.
- Ты мне снишься, Тин. Ты - не она.
Он расхохотался. Потом произнёс:
- Хотел было пошутить, да ты, пожалуй, опять трубку бросишь... А если серьёзно: ты считаешь, что испачкаешь её, пустив в свои фантазии?
- Выходит, что да. Считаю.
- Наивный... Думаешь, ты будешь первым, кто о ней фантазирует? Судя по твоему описанию: высокая, стройная, выразительная - она больше похожа на юную девочку-женщину, чем на ребёнка...
- Мне не интересны фантазии извращенцев...
- Да не о них сейчас речь, глупыш. А о том, что этот опыт, её никак не касающийся, не помешал ей сохранить её патологическую невинность - уж прости мне это выражение... Или ты считаешь, что твои фантазии какие-то особенные? Уникальные?
Я сник. Впрочем, ведь ничего нового...
- Ты-то хоть не тыкай меня, как нашкодившего щенка. Отца хватает.
Я невольно улыбнулся под его заразительный смех. Свёз с кулака вспотевший лоб, глубоко вздохнул.
- Тин, ну, всё, хватит ржать... Делать-то мне чё?
- Счас... я формулирую... эм... в течение ближайших пяти лет доверить свою личную жизнь своей правой руке... Я достаточно корректно выразился, трубку не кинешь?
- Не кину... Да ерунда всё это, Тин: она ещё пятьдесят раз влюбится в прыщавых сверстников, а я со своими чуйствами буду сидеть на скамейке запасных.
- Да - влюбится. И всё равно прибежит изливать свою душу тебе, вот как ты мне сейчас.
Он вдруг умолк.
- Тин?.. Тин, ты здесь?..
Он продолжал молчать, поэтому я опустил трубку на рычаг.
Закрыл глаза, коснувшись затылком стены, и как-то само собой представилось, как он, спихнув на пол телефонный аппарат, корчится на кровати. А я ничем не могу ему помочь.
В понедельник, проводив Астарту, я позвонил ему прямо из студии.
- Алло?
- Привет, Эн. А Тин дома?
- Привет, Ди. Да. Сейчас позову. Ти-и-ин! К телефону... Может, пересечёмся как-нибудь? В городе, после учёбы? Будет уважительная причина не торопиться на базу... А?
- Давай, Эн. Я только за.
- Здорово!.. На - это Аид. Я к нему в гости напросилась, осталось найти окно в твоём плотном графике...
- Ага... Привет, Аид... Иди-иди - у тебя там курсы кройки и шитья начинаются... неважно...
Звук захлопнувшейся двери.
- Аид, не волнуйся: я устрою так, что она поедет к тебе одна, и у неё даже вопросов не возникнет...
- Тебе лучше? Тебя ведь накрыло вчера...
После достаточно длительного молчания он ответил:
- Знаешь... Меня первое время выбешивали твои звонки: если я так отвратителен, что ты не желаешь меня видеть, то зачем звонить?..
- Тин...
- Не перебивай. Я сдох бы без твоих звонков - Эн одна не вывезла бы меня... Я понимаю теперь, как это: наказывать, и при этом продолжать любить. Ты истинный сын Мехиаэля, Аид...
Я не выдержал, не смог - положил трубку. Он, наверное, сейчас звонит на домашний, и оттуда его перенаправят сюда, поэтому я отключил телефон в студии.
Упав в отцовское кресло (я звонил из Его кабинета), я успокоил себя тем, что Тин, худо-бедно, справляется, что рядом с ним любящая его женщина, что у нас был уговор...
Кто-то нажал на кнопку звонка снаружи.
Я открыл дверь: Астарта, зябко ёжась, пролепетала, что забыла в студии варежки.
Я отошёл, впуская её внутрь:
- Ну, зайди, поищи. Согреешься заодно.
Она шмыгнула в студию и спалила себя, вытащив варежки из кармана раньше, чем нужно.
Я остановился шагах в пяти от неё, рядом с мольбертом:
- Ты чего? Зачем обманула, что забыла варежки?
Она, естественно, вспыхнула, зардевшись нежной розовой розой, губы приоткрылись, словно ей не хватало воздуха, глаза предупреждающе блеснули, и я уже приготовился к эмоциональной тираде в защиту её прав, как она вдруг закрыла пол лица шарфом и заплакала.
Я онемел.
- Там... - она как-то странно всхлипнула, будто удивившись, что так неожиданно расплакалась, и дёрнулась всем телом за рукой, которой отчаянно махнула куда-то в сторону рынка, - какие-то придурки пройти не давали...
Сначала онемел, а потом вцепился в мольберт, чтобы остаться на месте, а не броситься к ней, как бросался к Тину во время его истерик, и не напугать сильнее, чем те придурки.
- И гадости говорили... такие... фу...
И опять шарф на лице, и на этот раз уже полная капитуляция.
- Астарта... ты ни в чём не виновата. И пообещай себе и мне, что с этого дня ты будешь строго выполнять одно правило.
- Какое? Не ходить одной в тёмное время суток? Это глу...
- Нет. - Я переобулся, одел пальто, выключил в студии свет. - Правило такое: помнить, что придурок стал тем, кто он есть, до встречи с тобой.
Она притихла на секунду, будто прислушиваясь через мои слова к чему-то в себе, а потом фыркнула:
- Я-то думала, вы что-то дельное посоветуете. А не глупость какую-то.
И с чего я взял, что мои внутренние изыскания пригодятся девочке-подростку?..
Пока я дольше, чем нужно возился с дверным замком, Астарта неожиданно воскликнула:
- О - Илиан!.. Попрошу его довезти меня. До свидания!
Глубоко сунув руки в карманы, я не спеша шёл домой. Мимо светящихся витрин, тёмных подворотен, шумных компаний возле питейных заведений, густо понатыканных в этой части города.
Я ведь так ничего и не сказал ей: ни про занятия, ни про что. Как будто ничего и не было. Струсил? Не знаю. Постепенно она потеряет интерес к моим урокам, и всё закончится само собой. Я просто, наверное, не умею быть «героем»: не обладаю силой - ни физической, ни какой-то ещё, - не демонстрирую, какой я крутой самец. Да и во имя чего, бога ради, я бы стал это делать? Если она поверила, что у меня кишка тонка прижать её к стене и показать ей, на что способен мой язык у неё во рту, так это разве плохо?.. Я останусь в её памяти скромным учителем рисования - никак иначе проявить по отношению к ней нежность и заботу я не могу.
19.
Тин вернулся со свадьбы Никс и Кириана... как бы это сказать? Никаким. И вот это определение - «никакой» - сохранялось за ним не пару дней, не неделю, а уже два месяца. В январе после звонка Аида он оживал, а в феврале и это общение прекратилось. Когда я спросила, что случилось, Тин ответил, что ему больше не о чем говорить с Аидом. Брат по моей просьбе продолжал время от времени звонить, но Тин либо отделывался односложными ответами, либо вообще не брал трубку.
В первые дни весны, как-то на буднях (не помню точно, в какой день), я возвратилась с учёбы намного раньше и застала на кухне такую картину: муж, скорчившись, лежит на полу, а над ним с перекошенным от злобы лицом стоит Агазон.
Я закричала; бросилась между ними. Агазон процедил сквозь зубы:
- Скажи спасибо, что она беременна.
И ушёл.
- Тин... Господи, Тин... за что он тебя?.. у тебя кровь...
- Ерунда - не суетись... Ты не должна была это видеть...
- Не должна была? Что ты... Что происходит, Тин? За что он так с тобой?..
- Эн, прекрати - я не раненый, не надо со мной возиться, как курица с яйцом...
- Что... - Я проглотила комок слёз. - Как хочешь... извини.
- Ну, что ты в самом деле! За что ты извиняешься?.. Давай, обопрись на меня и вставай. Со мной всё в порядке... - Вялая улыбка. - Не плачь. Сядь - я сниму с тебя сапоги.
Он усадил меня на стул, а сам опустился на корточки. Рассечённая губа кровоточила, но он не обращал на неё внимания.
- Тин...
Он поднял на меня глаза.
- Что происходит? Ты замыкаешься, не позволяешь мне даже попробовать тебе помочь... - Он выпрямился. - Два месяца, Тин! Ты не разговариваешь со мной почти два месяца!.. Мехиаэль умирает и забирает с собой двоюродного брата - ты всё, что у меня есть!.. Постой... Ты...
У меня свело судорогой челюсть.
- Эн... - Он занял стул напротив, мягко растёр мою ладонь своею. - Прости меня. Я очень старался, но я больше не могу. Я люблю тебя... Я, правда, очень люблю тебя - тебя и нашего сына, - но и его я тоже люблю...
Я прошептала:
- Кого?
- Не смотри на меня так, Эн! Словно омерзительней меня нет ничего на свете... - Он кинулся к ящику, где раньше держал сигареты, но сейчас ящик был пуст.
Я повторила свой вопрос.
- Кого? Ты спрашиваешь - кого? Да Его: Мехиаэля... Ничего не поменялось. Я вцепился было в Аида, особенно после того, как Он приблизил его к Себе; надеялся, что через Аида сберегу связь с Ним, но нет... Я всё же разочаровал тебя, не так ли? И не верти головой - я же вижу... Только я вот одного не пойму: почему тебе и Аиду можно Его любить, а мне нет? Впрочем, понимаю: ты выросла на Его руках, Аиду Он Отец, а я... А я, получается, всего лишь грязный гомосексуалист, и мне просто не повезло!
- Не надо так, Тин... - Я подошла к нему, робко обняла: он дрожал. - Поговори с Ним...
- Поговорить?! Да я после последней нашей... «беседы»... никак не отойду, а ты... Нет, до меня, конечно, дошло, что Он чё-то от меня хочет, но... Эн, не плачь... Я опять разошёлся - прости... Ладно, я поговорю с Ним... не плачь...
Не помню точно, как узнала, что Тина забирают на фронт простым солдатом. Из-за какого-то «ужасного» скандала между ними Агазон надавил на Кириана, и тот сделал моего мужа козлом отпущения.
Первые сутки после этой новости я провалялась в постели, а на вторые рано утром явилась в условленное место - возвышенность недалеко от плаца - и позвала Саула, крикнув особым образом.
Предрассветные сумерки сгустились в огромную тень, а затем материализовавшаяся в двух шагах от меня чёрная гора голосом Саула возвестила:
- Приветствую тебя, госпожа. Чего изволишь?
Я тряслась: то ли от холода, то ли от страха, и всё же произнесла:
- Останови эту чёртову войну, Саул. Это же в твоих силах?
- Драконы держат нейтралитет. Ущелье Кифо - наша родина - теперь под нашим контролем. А люди... Чем больше людей погибнет, тем лучше. - Он осклабился.
- Родина, Саул, это то, чему ты служишь, а служишь ты мне - ты поклялся. Останови эту войну, слышишь?!
Он перестал улыбаться и медленно склонил голову.
***
Христиан со второй попытки постучал в дверь кабинета Мехиаэля: совещание в связи с капитуляцией Регента и подготовкой подписания унизительного для Суфурианы мирного договора окончилось, Мехиаэль был у Себя один. Завтра утром Белый Волк вернётся к сыну, так что...
- Войди.
Хадзис ступил в круг света, созданный напольной лампой; хозяин кабинета наблюдал за гостем из удобного кожаного кресла, расположенного в тени.
- Мехиаэль... - И замялся. Уперев руку в высокий подлокотник, Белый Волк взял себя за подбородок и взирал на разжалованного в рядового вождя как на досадную головную боль. По крайней мере, Христиану так казалось. - Мехиаэль, я знаю, что я Тебе противен...
Тяжёлый вздох, и вместо подбородка под подушечками пальцев Белого Волка очутился Его лоб. Хадзис уязвлённо замолчал.
- С чего ты взял, что ты Мне противен?
- Да я всем противен!.. Илиан, вон, заявил, что возвратится на базу лишь после моего увольнения и ни днём раньше...
- Ты ко Мне плакаться пришёл? - Мехиаэль перевёл на него взгляд.
- Нет. Я... - Замешкавшись на секунду, он вдруг бухнулся на колени (толстый ворс ковра несколько сгладил драматичность момента), но тихий голос Мехиаэля возразил:
- Давай без сцен, Христиан. Я устал. - И жестом указал ему на пустое кресло рядом с Собой.
Тот занял предложенное место и после небольшой паузы проговорил:
- Прости меня. Прости за то, что чувствую к Тебе. Не думаю, что это похоть - впрочем, Тебе виднее... Просто мне хочется верить, что это что-то другое. Не знаю. Знаю только, что буду счастлив, если Ты передумаешь и не уйдёшь. Пусть я Тебя больше никогда не увижу, не услышу Твой голос, но одна мысль, что Ты где-то рядом, позволит мне обнимать по утрам жену, улыбаться сыну, когда он родится, работать... Пожалуйста, не уходи. Пожалуйста.
Сглотнув, Хадзис с безумной надеждой взглянул в Его глаза.
- Так и будет, Христиан. Поставив точку в своей человеческой жизни, Я всегда буду рядом.
Сильно побледнев, Хадзис уставился в пол. Жизнь теряла какой-либо смысл, силы утекали, как песок через сито. Как отец после смерти матери, он сляжет и больше не встанет. Тем лучше.
Тем не менее, поднявшись с кресла, он еле слышно упрекнул Белого Волка:
- Ты всё же отверг меня.
- Я? - Мехиаэль поднялся следом. - Я отверг тебя? И какими же словами, скажи на милость? Пообещав, что всегда буду рядом?
- Это просто... просто выражение. Так все говорят.
- Но Я не все, Христиан. - Металл в голосе.
Хадзис вымученно улыбнулся:
- Не трудись. Мне следовало догадаться, что чуда не произойдёт. Не со мной. Моя постылая любовь Тебе не нужна - так пускай она катится вместе с моей жизнью...
Мехиаэль жёстко схватил его за волосы на затылке, заставив Хадзиса рефлекторно уцепиться за удерживавшую его руку и задрать лицо к потолку, на котором причудливо переплелись тени; ноги его при этом неуклюже топтались по ковру в попытке нащупать опору в этой крайне неудобной позе. Приблизив висок Христиана к Своим губам настолько близко, что тот ощущал на своей коже дыхание Белого Волка, Мехиаэль сказал:
- Давай-ка вспомним, Мой ангел, что Я тебе ответил на твоё откровенное признание в желании грубого секса со Мной. Я отверг тебя?
- Нет, - быстро и хрипло.
- Правильно.
- Но и не согласился.
- Тоже правильно. Вывод?
- Я... - Бесполезное копошение ног, гримаса боли. - Я не знаю, Мехиаэль...
- Неправильно. Вывод: близость со Мной строится всегда - всегда - на Моих условиях. Так что, друг Мой, тебе всё же придётся нагнуться, но совсем не так, как ты это себе представлял. - Слегка потянув вниз, Мехиаэль разжал руку - Хадзис грохнулся на пол. Глядя на него сверху вниз, Белый Волк покачал головой:
- Ну, не можешь ты без сцен. Никак.
Добросив Эн до колледжа, Христиан припарковал автомобиль возле уютной городской кофейни и какое-то время просто сидел в машине. Кириан не изгнал его с позором, как того требовали поднявшие голову его враги - более того, Вождь выделил его семье щедрое довольствие и разрешил забрать с собой Библиотеку Мехиаэля. Учитывая это и те деньги, что он выручил от продажи завода, Христиан мог позволить себе безбедно жить, не работая, несколько лет. Восстановительные работы в замке Ирэн шли полным ходом, а пока они жили в его доме возле завода.
Ирэн, фактически, прижала его к стенке, наседая и наседая до тех пор, пока он не рассказал ей в подробностях (опустив всё же некоторые детали во избежание ненужных расспросов) свою последнюю встречу с Мехиаэлем. Эн, если можно так выразиться, благословила его на «дружбу» с mungu, пообещав не обсуждать эту тему с матерью.
Дружба... Христиан невольно поморщился. Да какая же это дружба? Дружба предполагает, по крайней мере, хоть какое-то равенство, хоть в какой-нибудь сфере, и в этом плане его отношения с Мехиаэлем являются чем угодно, но только не дружбой. А чем же тогда? Любовной связью?.. Но, простите, если то, что сейчас есть между ним и Мехиаэлем считать любовной связью, то как же тогда назвать то, что было, например, между ним и Фертом?.. Любовь сына к отцу? Но в эти рамки не вписывается фраза Мехиаэля о необходимости беспрекословно подчиниться Его воле, тем более, когда эта фраза говорится не юнцу, а взрослому человеку. Так что же это тогда? И есть ли вообще в его опыте те категории и понятия, внутри которых он объяснил бы на пальцах - хотя бы самому себе - какова природа его восторгов, его болей и того особенного сердечного замирания, что он испытывает, думая о Мехиаэле?..
Войдя в кофейню, Христиан сразу же заметил Мехиаэля и поспешил присоединиться к Нему за столиком у окна. Мартовское солнце своим кипучим светом обратило снег в воду, и сейчас она весёлым потоком гремела по жёлобу, бурля и стекая прямо под ноги прохожим. С того места, где сел Христиан, водопад талой воды не доставлял никаких неудобств - лишь свидетельствовал о возрождении в нескончаемом круге жизни.
- Как ты?
Тихий, мягкий голос. И ласковый взгляд - если бы, конечно, Христиан отважился поднять на Него глаза. Руки, трясущиеся от необъяснимой дерзости Самого Мехиаэля, удалось скрыть под столом. Дерзости в том смысле, что Он легко мог разрешить Себе наплевать на условности и выказать в Своём обхождении с Христианом больше нежности, чем то допускалось в приличном обществе между двумя мужчинами. Трудно пояснить, в чём конкретно заключалась эта «нежность» - внешне она никак не проявлялись, и даже если бы за ними двумя по пятам ходила целая комиссия от полиции нравов, и та не сумела бы уличить Мехиаэля хоть в маломальском преступлении. И всё же Христиан её чувствовал, эту «нежность». Чувствовал каждый раз.
- Я читал книгу, что досталась в наследство Аиду. От Ара. Аид передал эту книгу матери, и я как-то взял её с полки.
- Евангелие.
- Да, наверное. Я не помню название... Там... там есть момент, где... эмм...
- Иисус.
- Да. Где Он искушается духом в пустыне...
Мехиаэль терпеливо ждал следующей реплики Христиана, несмотря на то, что прекрасно знал, что это будет за реплика. И Христиан понимал, что не выдаст Мехиаэлю ничего того, о чём Ему не было бы известно заранее, однако Его внимание к своим словам Христиан принимал всерьёз.
- И я подумал... Я ведь, по сути, как тот дух, как дьявол: я искушал Тебя по-всякому... Может, я и есть дьявол? И Ты со мной, чтобы отточить Своё совершенство?
- Забавная гипотеза. - Мехиаэль бесшумно размешал в чашке порцию сахара. Мелкие морщинки вокруг Его глаз, собравшиеся там от Его улыбки, ни в коем случае не служили намерению третировать Христиана, и тот, с грехом пополам, но всё же уяснил это для себя. - Ты так сильно отрицаешь собственную свою важность и значимость для Меня, что готов для этой цели напялить на себя личину дьявола?.. А это всего лишь личина, Христиан. Не более.
- Как я могу быть для Тебя важным? Я даже для своего отца был чем-то вроде досадного недоразумения...
- Довольно сравнивать Меня с кем-либо и додумывать за Меня Мою реакцию на твои слова и мысли: так ты общаешься сам с собой, но не со Мной.
Пауза. Выдавив из себя улыбку, Христиан пожал плечами:
- Я же поделился с Тобой своими мыслями...
- Лишь малой их частью. Я бы даже сказал: очень малой.
- Ты предлагаешь... предлагаешь мне обсуждать с Тобой всё, о чём я думаю? - Хадзис поёжился, представив, как это будет выглядеть.
- Именно, Христиан.
Тот сглотнул и скривился, отведя взгляд в окно:
- Мои мысли - это бесконечное скакание из одной выгребной ямы в другую, что здесь обсуждать?..
- Что же мешает тебе перестать скакать по выгребным ямам и начать ходить по дороге?
Христиан, взметнув на Него глаза на секунду, резко побледнел.
- Вот. - Мягко. - Ты снова осудил себя от Моего имени, не дав Мне даже слова вставить.
- Мехиаэль... - Хадзис в отчаянном порыве дёрнулся в сторону Белого Волка и стиснул Его запястье, будто останавливая, будто Тот в буквальном смысле ломился в его жилище - настолько убогое, что для Христиана было невыносимо обнаружить перед Ним эту убогость. - Ну, зачем эти беседы, Мехиаэль? Все мои мысли у Тебя, как на ладони, а мне лишний раз иметь с ними дело не хочется... со своими мыслями, я имею в виду... - Он облизал пересохшие губы. - Все эти высокие материи не для меня, мои желания и фантазии скудны и однообразны: Ты со мной в спальне, на кухне, в машине...
Он осёкся. Брови Мехиаэля медленно приподнялись, как бы ассистируя Ему во время кивка:
- Ну? И чем же мы заняты - в спальне, на кухне, в машине?
Хадзис с вымученной улыбкой отстранился. Сердце бешено билось, остальные посетители кофейни воспринимались им сейчас как подвижные декорации:
- Ничем. Я просто представляю, что Ты рядом, и всё... Это ужасно.
- Ужасно представлять, что Я рядом?
- Да нет же... - Христиан против воли улыбнулся в ответ на Его улыбку, хотя ему было совсем не смешно. - Ужасно, что Ты всё-таки заставил меня рассказать Тебе это... это как если бы я вдруг оказался перед Тобой нагишом...
- Ба! И что же? Разве не этого ты так страстно добивался?..
Хмыкнув, Христиан на мгновение замер, а затем отрицательно мотнул головой, уставившись на смазанную салфеткой каплю кофе на блюдце. Предлагая себя Мехиаэлю в тот злополучный день, он меньше всего желал обнажить перед Ним свою душу. Да он вообще не думал о душе в тот момент.
- Давай договоримся о двух вещах, Христиан. На будущее. Во-первых, Я не разделяю тебя на душу и тело, и твои попытки откупиться от Меня, отдав Мне на растерзание своё прекрасное тело - Я не иронизирую, Мой ангел, Я всего-навсего объективен - успехом не увенчаются. Я уже говорил это, скажу ещё раз: всё, что хочу, Я могу. И тех, кого хочу, Я имею. Тебя Я хочу. Кивни, если это понятно... Отлично. Во-вторых, «обнажить душу» передо Мной - это единственный способ научиться доверять Мне. То есть для тебя это должно стать тем же, что и дышать.
Христиан в глубоком шоке восседал на своём стуле, позабыв на мгновение, где он и какой теперь год. Если бы Мехиаэль попросил его сейчас кивнуть в знак согласия с тем, что он, Христиан, на самом деле не человек, а, например, пингвин, Христиан бы кивнул, не задумываясь.
Всё, что Мехиаэль говорил ему, Христиану, при личных встречах, - это не риторика воспитанного, уверенного в себе мужчины, который не знает, как без ущерба для своей репутации отвязаться от докучливого поклонника. Наоборот, это выраженный простыми словами конкретный проект Бога в отношении его, Христиана, и Мехиаэль ясно дал ему понять, что замысел Свой исполнит ровно так, как задумал.
...Это каким же надо было быть слепцом и кретином, чтобы, несмотря ни на что, считать Мехиаэля обычным человеком? Да ещё таким, от слов которого можно отмахнуться и забыть о них до следующего разноса?..
С присущей разоблачению тяжестью и крушением иллюзий на Христиана навалилось осознание своей беспомощности перед Его волей и одиночество, от которого он корчился в детстве под столом в своей комнате. Но сейчас это одиночество не помогало, не утешало его, вознаграждая за унижение спасительным венцом жертвы; сейчас оно просто высвечивало мёртвую пустоту в бессмысленном беге времени и его в этой пустоте.
- Христиан... посмотри на Меня. Посмотри... Как ты?
Немного придя в себя, Хадзис обвёл воспалёнными глазами пространство кофейни и ответил Мехиаэлю:
- Нормально. Я... я пойду, ладно?
- Да.
Два дня он не вставал с постели, ничего не пил и не ел. Благо, никто не искал его общества - Ирэн же с её беспокойством он терпел, отвернувшись к стене и сжав зубы. А когда она, растерянная и встревоженная, тихонько закрывала за собой дверь, плакал. Плакал до тех пор, пока не засыпал, вконец обессиленный.
На третий день Христиан очнулся от того, что кто-то приподнял его за голову и приставил ко рту, как пистолет к виску, стакан:
- Пей.
Разомкнув спёкшиеся губы, Христиан послушно пил - пока стакан не убрали и его голову не вернули на подушку. Сон тут же вновь навалился на него гранитной плитой.
Очнувшись в следующий раз - очнувшись от дикой жажды, он, не обнаружив нигде стакана с водой, с трудом поднялся с кровати, и в этот момент материализовавшийся из воздуха Мехиаэль, удержав Христиана за плечо, когда тот рефлекторно шарахнулся от Него, вручил ему кружку:
- Пей... Извини, что напугал.
Застыв на мгновение, Христиан вновь припал к воде.
Вот он - очередной момент нежности. Чтоб Мехиаэль перед кем-то извинялся?.. Если бы не хотел, то не напугал бы. А, значит, хотел. А, значит, это не извинение в обычном понимании, а особый знак внимания.
Сделав последний глоток, он поставил кружку на комод с еле слышным: «Спасибо».
И всё-таки не сдержался:
- Так это от страха?..
- Что именно? - Мехиаэль шагнул к комоду, взял пустую кружку, которая тут же чудесным образом снова наполнилась водой.
Христиан вынужден был сесть на постель - ноги подкашивались:
- Что у меня крыша ехала в Твоём присутствии? От страха?.. Я что, так боялся Тебя, что от самого себя это скрывал?
- Ты и сейчас боишься.
Христиан принял из Его рук полную кружку, отпил треть.
Да, боится. Но сейчас он хотя бы это осознаёт.
- Мехиаэль!.. - Христиан окликнул Его у самой двери. - Значит, похоть - это то, чем я перекрываю страх? Я имею в виду, страх близости вообще. Настоящей близости: той, что про доверие...
Он упёрся локтями в колени, нервно сцепил пальцы на затылке.
Столько времени... Мехиаэль убил на него столько времени, а всё, чего он достиг - это осознал, что боится... Звучит, как насмешка, как плевок в лицо...
Сдавив виски руками, Христиан заплакал.
Бесшумно приблизившись к нему, Мехиаэль опустился на корточки, улыбнулся:
- Милый Мой Христиан, ты даже не представляешь себе, насколько это много.
Тот от неожиданности замолчал. Наморщив лоб, чтобы поднять на Мехиаэля лицо, Христиан вдруг расцепил пальцы, завладел Его ладонью и дотронулся до неё губами. Благоговейно, как до святыни.
Белый Волк аккуратно выпрямился:
- Сейчас, Христиан. Ты готов?
Испуганно взметнувшийся взгляд - паника - отчаянный вопль:
- Нет, Мехиаэль!.. Нет, пожалуйста!..
Длань Белого Волка, освободившись от холодного плена дрожащих рук Христиана, мягким касанием приподняла, удерживая, его подбородок:
- Посмотри на Меня, Христиан. Я здесь - посмотри на Меня.
- Мехиаэль!.. Я не смогу, не справлюсь!.. - К горлу подкатывала тошнота, комната накренилась в каком-то странном вираже...
Быстрым сильным движением потянув его за подбородок, Мехиаэль поставил Христиана на ноги, крепко прижал к Себе. Постепенно стены и пол пришли в норму, дрожь, колотившая его от макушки до пят, унялась; еле ворочавшимся во рту языком Хадзис промямлил:
- Прости...
- За что, Христиан?
Мехиаэль осторожно отстранился, убедившись, что Хадзис, потеряв опору, рухнет ровно на кровать. Закрыв глаза согнутой в локте рукой, Христиан ответил:
- За то, что я такое трусливое ничтожество... Господи, я даже обмочился!.. - Конвульсивно дёрнувшись, будто собрался вылететь из тела, он вспахал ногами простынь и нечаянно задел рукой кружку с водой, что стояла на тумбе рядом с постелью, опрокинув её себе на голову. Ругательства, стон, подозрительная тишина и - смех. Пробирающий до костей.
Стянув с себя через голову вымокшую рубаху, Христиан сполз на пол, привалился к кровати спиной, промокнул этой же рубахой лицо:
- Как Ты меня выносишь? Я же клоун... Чёртов клоун...
Внезапно он вскочил, отшвырнул прочь скомканную рубаху, торопливыми, как в лихорадке, движениями, стащил с себя, помогая ногами, мокрые штаны и предстал перед Мехиаэлем нагишом. Без вызова, без попытки шокировать; уставший и опостылевший самому себе.
Белый Волк распустил сложенные на груди руки и подошёл к нему:
- Холодно?
- Ч-что? - Христиан с безумной мыслью, просверлившей извне его мозг, шарил глазами по лицу Мехиаэля, пытаясь найти ей подтверждение, но нет: Yehova не издевался над ним; и следа высокомерия или презрения не отражалось на Его лице.
- Я спрашиваю: тебе холодно?
Христиан сглотнул:
- Да.
- Мне согреть тебя?
Кровь зашумела в ушах, однако Христиан услышал свой голос:
- Да.
Он и сам не знал, чего ждал и на что согласился, а когда нерукотворное тепло проникло в его сердце, вытесняя оттуда стыд, вину и боль, взмолился:
- Помоги мне... Заполни Собой мою душу, всего меня - я так устал... Я так устал, Господи...
Мехиаэль приложил пальцы к его устам:
- Помолчи, Христиан. Просто смотри на Меня.
Преображение Мехиаэля не ослепило Христиана, не причинило боль. Он больше не был в пустоте: вокруг него пульсировала Жизнь, и эта Жизнь нуждалась в Христиане, чтобы явить Себя миру и Самой Себе; причём, нуждалась не в качестве пассивного проводника или зеркала, а в качестве активного участника этого процесса.
Медленно, очень медленно радость бытия - дитя горнего Света - проходила сквозь одну точку в пространстве, оживляя её, разворачивая к себе, напоминая о себе покалыванием в кончиках пальцев.
Христиан взглянул на свои ладони: да, он до сих пор чувствует это покалывание, пусть и совсем слабое. Он поднял глаза на Мехиаэля:
- Так... - Неуверенно. - Так я в самом деле нужен Тебе?.. Я, как есть?..
- Да, Христиан.
- Так... - Он словно заново родился. И голый, как любой новорожденный. - Так что же Ты сразу не сказал?..
Мехиаэль кинул ему в руки махровый халат:
- Одевайся. Шутник.
- Мехиаэль!
Тот обернулся.
- Когда я Тебя снова увижу?
- Увидишь.
На следующий день позвонил Аид и сообщил, что Мехиаэля ночью увезли в больницу. Что он выхлопотал для Него отдельную палату, чтобы дневать и ночевать там, рядом с Ним. Что в этот раз, по словам Самого Мехиаэля, Он оправится не раньше, чем через два месяца.
Начало мая, автоматически определил Христиан. Он не увидит Мехиаэля, как минимум, до начала мая.
«Сейчас, Христиан. Ты готов?»
До Его смерти после выхода из больницы останется меньше девяноста дней.
Христиан наблюдал из машины за тёмным проёмом окна Его палаты. Он приезжал на это место дважды в день - утром и вечером - четвёртый день подряд, по часу сидел в автомобиле, потом уезжал. Аид заверил, что Отец ни в чём не нуждается и никого не принимает.
За эти четыре дня Христиан понял про себя одну важную вещь: так, как он тоскует сейчас по Мехиаэлю, он не тосковал ни по отцу в раннем детстве (когда ещё надеялся заслужить его любовь), ни по матери, ни по Ферту в самом начале их связи. Ирэн упорно называла его отношения с Мехиаэлем дружбой, и даже когда Христиан, поджав хвост, признался ей, что любит Мехиаэля, она сморщила носик и с глубоким знанием жизни просветила его: «Это другое».
- Почему это другое, Эн?
- Потому что Он не человек. Не мужчина.
- Но выглядит Он, однако, вполне, как мужчина. Да и ведёт он Себя, скажем прямо, не как женщина.
- Но и не как мужчина. Не хочешь же ты сказать, что mungu засматривается на хорошеньких женщин, может часами трындеть о политике и любит иногда спать голышом?..
Христиан улыбнулся, вспомнив этот разговор с женой. Он, без сомнения, любил Эн, и в постели любил её нежно и долго, и потом, прижимая её к себе и целуя её влажный лоб, соглашался, что с Мехиаэлем у него «другое», а утром просыпался в жгучей тоске о Нём, и вся его картина мира снова рассыпалась.
В этот раз, вернувшись после вечерней поездки домой, он позвонил в больницу, спросил Аида и поинтересовался, не сочтёт ли тот за труд передать Отцу послание от него, от Христиана. Аид согласился. Объяснил, кому из медперсонала необходимо оставить письмо и отключился.
Утром, в семь часов, выполнив всё точно по инструкции, Христиан с колотящимся, как набат, сердцем, сел обратно в машину и мысленно ещё раз пробежался по тексту письма, которое успел выучить наизусть:
«Мехиаэль!
Не знаю, есть ли смысл в моей затее - всё, что я ни напишу, Тебе уже известно заранее. Однако Ты Сам повелел открывать перед Тобой душу, и я, пользуясь этим, надеюсь на каплю Твоего внимания.
Как бы это ни звучало - по-детски, навязчиво или, может быть, неприлично - но я постоянно думаю о Тебе. Если я больной - скажи мне, я пойму. Я всё-таки уточню в своё оправдание: ничего похабного сейчас в мыслях о Тебе у меня нет. Но тогда почему, обращаясь к Тебе, я с тайным наслаждением называю Тебя мой Господин, будто томящийся в разлуке любовник? Запрети мне это, умоляю Тебя; обозначь, как Ты это сделал с моей свободой, те границы, внутри которых Ты будешь доволен моими действиями, словами и помышлениями, потому что сам я на это не способен.
Твой раб Х.»
Ответ пришёл с курьером через два дня, и Христиан, прямо, в чём был, выскочил из дома, запрыгнул в автомобиль, завёл мотор и надорвал конверт:
«Ангел Мой, буду краток: бойся быть понятным. А понятным для всех бойся быть вдвойне. Какая польза в том, чтобы отречься от себя и позволить другим решать, кто ты и что ты, и что тебе говорить и как думать? Учись быть собой, Христиан. Даже если это самое трудное.
Мехиаэль»
Март.
«Мехиаэль!
В первую очередь - как Твоё здоровье? Не слишком ли я утомляю Тебя необходимостью отвечать мне? Если Аид против, я не хочу отнимать у Тебя силы.
Я размышлял над Твоими словами. Я кое-что понял: всегда, когда возникает конфликт между моим мнением и мнением других людей, я присоединяюсь к мнению большинства. Так безопаснее. Поэтому я не знаю, как быть собой. Зато у меня богатый опыт по части того, как предать себя. И, наверное, этот момент предательства себя - единственная для меня возможность почувствовать, что я есть, ведь, кроме довлеющего мнения большинства есть и тот, кто от этого мнения страдает и под него прогибается. И этот кто-то и есть я - живой, настоящий, сопротивляющийся.
И вот ещё что я хотел сказать Тебе, Мехиаэль. Твоё величайшее смирение я осознал и о нём свидетельствую. Твои слова «тебя Я хочу» повергли меня в благоговейный ужас. Ужас от того, с каких высот Тебе пришлось спуститься в мою мрачную обитель, чтобы я смог услышать Твой голос. Поистине, мой милосердный Господин, для Тебя не существует преград, и даже мораль не смеет указывать Тебе, потому что Ты выше любой морали. Ты снизошёл до меня, в мою клоаку, и закрыл Собою от всякого осуждения, и как мне не любить Тебя?
Я очень многое понял о себе, и это явно идёт мне на пользу. Я гораздо тише. Эн, мой беспокойный колобок, не отлипает от меня, тараторя без умолку с утра до вечера. Я понимаю, она боится - и я ещё раз пообещал ей, что буду с ней во время родов.
Посоветуй мне, пожалуйста, книги из Твоего архива для лучшего понимания самого себя.
Надеюсь [зачёркнуто]
Твой Х.»
Апрель.
«Христиан, снова вынужден ответить кратко и по существу: силы приходится строго рассчитывать.
Книги на третьем стеллаже от окна, пятая полка сверху. Но! Не придавай такого значения самопознанию, Мой ангел - оно должно являться следствием заботы о себе, а не её целью. В какой-то момент на гребне инсайта возникнет ощущение неуязвимости. Ты ему поверишь, а оно лишь иллюзия.
Мехиаэль»
«Мехиаэль!
Может ли предостережение быть более чётким, чем то, которое Ты мне дал? Но я опять не воспринял всерьёз Твои слова и опять жестоко поплатился за это.
Я возобновил практику - сидеть без дела не по мне. В какой-то день я торопился с бумагами к клиенту и решил срезать через ***скую улицу - Ты, верно, знаешь какого рода славу она приобрела благодаря некоторым заведениям. Я, как уже сказал, торопился, выбежал из дома впопыхах, и, заметив вереди большую стеклянную витрину, задержался перед ней, чтобы привести в порядок свой внешний вид и повязать по-человечески шарф. И тут, шагах в десяти от себя, заметил ухмыляющуюся рожу какого-то недоноска. А потом понял, что стою перед витриной магазина мужского эротического белья, и эта ухмыляющаяся рожа недалеко от меня... Он сплюнул и пошёл себе дальше - вразвалочку, руки в карманах... Мехиаэль, Ты знаешь, каким было моё первое желание? Догнать его и прокричать на всю улицу, что он не так меня понял, что я вовсе не интересовался представленной за стеклом продукцией! Это как надо не уважать себя, чтобы трепетать перед всякой шушерой? Неужели же мне всю жизнь доказывать всем и каждому, что меня определяет не только моё прошлое?
А что, если я лгу себе, Мехиаэль, и до сих пор продолжаю оставаться тем, кем был: гомосексуалистом? У меня волосы на голове дыбом встают, стоит мне представить, как мои письма Тебе попадают в чужие руки - и прощай тогда моя практика и доброе имя! В связях я всегда был осторожен, и из недругов лишь покойный Рекс мечтал очистить от меня этот мир.
И всё же, мой милосердный Господин, я готов скорее потерять этот мир, чем Тебя.
Твой Х.»
«Мехиаэль!
Прочти, как сможешь. И мне достаточно пары строк от Тебя, чтобы снова замечать буйство расцветающей вокруг зелени и улыбаться жене.
Не стану утомлять Тебя подробностями своей домашней жизни, сосредоточенной сейчас на подготовке к рождению малыша. Точнее, готовится Эн, а я её неизменный компаньон. Она, кажется, понемногу входит в роль будущей мамаши и даже начинает получать от этого удовольствие. Я искренне за неё рад, однако чувства её разделить, понятное дело, не могу.
Восторг другого рода переполняет меня: в книгах, что Ты указал мне, я нашёл переписку некоего Марка Аврелия со своим учителем Фронтоном. И вот строки из письма Марка Аврелия, что я выучил наизусть: «О, как я счастлив! Кто-то промолвит, неужели Вы так счастливы только оттого, что у Вас есть учитель, который показывает Вам, как писать изречение более искусно, более лаконично, более кратко, более элегантно? Нет, не по этой причине я зову себя счастливым. Так отчего же? Всё дело в том, что я учусь у Вас изрекать правду. Это именно то, что так трудно как для Богов, так и для людей. Прощайте, мой добрый учитель, мой лучший из учителей. Я рад, великий оратор, что Вы стали моим другом»... И многое в таком духе. Я читал и думал: боже мой, так я не один такой?! Их переписка длилась много лет, и даже если у него с его учителем были сексуальные отношения - не отвечай мне по этому по поводу, мне всё равно, - вряд ли кто-то рискнёт, не извратив правды, назвать Марка Аврелия гомосексуалистом! Так чего ради я сам ношусь с этим ярлыком и пытаюсь объяснить себе то, что объяснить терминами из нашей обычной жизни невозможно?.. О, мой великий Учитель, до чего же упоительно это ощущение свободы, это отсутствие необходимости каждый раз определять себя к какому-либо известному в обществе типу: нормальный-ненормальный, больной-здоровый... Я учусь быть собой, как Ты и заповедовал мне.
Твой Христиан»
Май.
«Христиан, твои ежедневные дежурства под окном Моей палаты нужно прекратить - по той простой причине, что сегодня Меня выписывают. Сегодня же Я отбываю на морское побережье, но увидится не получится: остаток Моего человеческого времени принадлежит Моему сыну. Когда Мой час настанет, позаботься об Аиде.
Жду тебя в *** через две недели после рождения твоего сына. Не попрощавшись с тобой, Я не уйду.
Ангел Мой, Я не господин тебе и не учитель - не огорчайся, прочитав эти слова. Я не отвергаю твоих чувств - Я не согласен с рамками, которыми ты пытаешься с помощью этих наименований очертить наши отношения. Для господина Мне важен твой выбор, а для учителя Я слишком легкомыслен в вопросах наказания за твои ошибки и промахи - и прошлые, и будущие. Я не нуждаюсь в твоём поклонении, Христиан, - ведь поклонение - согласись - это всего лишь узаконенное выражение страха. А Мне ценны отношения, построенные на доверии. Я Тот, Кто тебя любит - так и называй Меня.
Мехиаэль»
Август.
Спустя две недели после благополучно разрешившихся родов жены Христиан привёз всё своё семейство на морское побережье в ***, как и повелел ему Мехиаэль. В *** он снял довольно просторный одноэтажный коттедж почти у самой воды и в первый же вечер отправился в пансионат, где с мая проживали Мехиаэль с сыном.
Управляющий, встретив Хадзиса, провёл его к столику в уединённой части ухоженного парка - там, под сенью великолепных деревьев гостя уже поджидал Мехиаэль. Сильно сдавший, в инвалидной коляске и всё же приветливо улыбавшийся Христиану.
- Мехиаэль... - Сдавленным голосом произнеся Его имя, Христиан, шокированный Его болезненным видом, упал на стул возле Него, сжал в своих руках протянутую Им высохшую кисть. - Мехиаэль... как же... как же так?..
- Всё в порядке, Христиан. - Он приложил свободную ладонь к щеке Хадзиса, незаметно стерев большим пальцем влажный след на его коже. - Я не страдаю, Мой ангел. Но выгляжу ужасно - согласен... Я уйду сегодня на закате... Оставь, Христиан. У Меня мало времени, поэтому просто выслушай Меня. О погребении Своих бренных останков Я позаботился - ты позаботься об Аиде. Будь рядом. Забери его в свой дом, не оставляй одного.
- Да, Мехиаэль... - Христиан поднял на Него сочившиеся болью глаза. - А я?.. как мне жить дальше?..
- Полно, Христиан. Иди ко Мне. - Мехиаэль за голову привлёк его к Себе и прошептал ему в волосы, щурясь сквозь ажурную листву на клонившийся к горизонту солнечный диск:
- На третий день Я вернусь и отвечу тебе, счастье Моё. Договорились?.. Ну, всё. Ступай. Целоваться не будем.
Отстранившись, Христиан невольно улыбнулся Его последней фразе. Молча кивнул, чтобы не разрыдаться в голос, и быстро зашагал прочь.
Впрочем, далеко он не ушёл - выйдя на пустынный пляж, сел на мокрый песок и заплакал, заглушаемый шумом волн и пронзительными криками чаек.
С последним лучом утонувшего в море солнца Христиан возвратился в здание пансионата и силой забрал Аида с собой.
...- Отпусти меня! Никуда я с тобой не поеду! Как ты вообще посмел приблизиться ко мне?..
- Да не посмел бы! - Раздражённо, усадив его за шкирку обратно, не дав распахнуть дверцу автомобиля. - Не посмел бы, если бы Он не приказал! Уж потерпи меня как-нибудь две ночи!..
Погода испортилась, начался шторм. Ливень с чудовищной силой обрушился на маленький прибрежный городок, заставляя его жителей в своих домиках теснее жаться друг к другу и трепетать при каждом шипении молнии, прорезывающей низкое мрачное небо.
К концу вторых суток Христиан, сам не свой от усталости, прилёг рядом с Эн на огромном диване. В течение всего этого времени он выхаживал их обоих: жену и её двоюродного брата, между которыми находился ещё и его новорожденный сын - несколько попыток забрать его из рук бредившей матери заканчивались тем, что ребёнок начинал орать дурниной.
Забывшись тревожным сном, Христиан очнулся часа через три на рассвете от ласкового солнечного луча, запутавшегося в шёлковой занавеске. В ветвях деревьев за домом жизнеутверждающе трещали птицы.
Его сын, проснувшись, кряхтел, чувствуя притягательное тепло налившейся молоком материнской груди; Эн, пробормотав что-то, повернулась к младенцу, и только тут Христиан увидел, что Аида нет.
Он разглядел его из окна: Аид гулял по безлюдному пляжу, покрытому ковром водорослей с застрявшем в них кое-где мусором. Снова лохматый, небрежно одетый, слегка сутулый - в общем, Аид, как Аид, за исключением одной детали: гулял он не по берегу, а по воде. И с таким видом, как будто всю жизнь только и делал, что ходил по воде.
Улыбнувшись, Христиан обратился к сыну:
- Ну, что, карапуз, дадим твоей маме поспать?.. Ну, иди ко мне...
Передав Nina младенца, чтобы та его перепеленала, Христиан попросил её принести потом сына ему в кабинет, чтобы Эн, наконец, отдохнула.
- Как скажешь, батюшка...
В кабинете на большом письменном столе Христиан обнаружил листок бумаги с размашистым почерком Мехиаэля:
«Мой ангел, как и обещал - вернулся. Оставь слёзы - пусть текут. Я переживал за тебя не меньше, чем за сына, но теперь всё позади. Я с тобой. Я рядом.
На твой вопрос, как жить, отвечу тебе отрывком из письма Льва Толстого своей родственнице:
Мне смешно вспомнить, как я думывал и как вы, кажется, думаете, что можно себе устроить счастливый и честный мирок, в котором спокойно, без ошибок, без раскаянья, без путаницы жить себе потихоньку и делать не торопясь, аккуратно все только хорошее. Смешно! Нельзя... Чтоб жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать, и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие – душевная подлость.
Так что набирайся сил, Мой ангел - у нас впереди много работы.
Мехиаэль».