Нине было скучно.
Нина хотела любви, большой и красивой, как в кино.
Но где найти такую любовь, если тебе пятьдесят семь?
А жить хочется ярко, насыщенно, интересно.
Неудивительно, что большую часть свободного времени Нина отдавала Интернету. Разгуливала по Всемирной паутине с утра до ночи, имела свои странички в социальных сетях и даже была зарегистрирована на сайте знакомств под псевдонимом Птичка Невеличка.
Господи, каких только нелепых предложений и фотографий, в том числе и интимного характера, ей не присылали! На некоторые она отвечала, вступала в переписку, а какие-то просто удаляла.
Нина также участвовала в разных интеллектуальных играх, головоломках и конкурсах. Кто бы знал, сколько дней она убила, чтобы пройти все уровни «Птицы Говорун», а сколько вечеров она просидела, играя в «Сокровища Пиратов». Это не поддаётся никакому подсчёту!
Разумеется, у Нины была страничка в «Одноклассниках», где она состояла в нескольких группах: «Сердце женщины», «Любовь» и «Счастье есть».
А вот друзей из числа её действительно бывших одноклассников, как она ни старалась, было обидно мало. Видимо, сказывался возраст. Поэтому Нина дорожила каждым.
Словно добрая фея, каждое утро она отправляла друзьям виртуальные подарки с пожеланиями: «Солнышка в душе!», «Желаю счастья!», «Любви и удачи на всю жизнь!»
Нырнув в любимый шёлковый халатик, Нина шла к кухонному шкафчику, где хранились лекарства. По утрам она принимала таблетку кардиомагнила (для профилактики сердечнососудистых заболеваний), таблетку престариума (от давления), на ночь – таблетку роксеры (для снижения уровня холестерина).
Почистив зубы эффективной и весьма недешёвой зубной пастой с фтором, Нина доставала из морозилки пару кубиков льда и растирала ими лицо, чтобы не было морщин! Об этом она узнала из сайта «Здоровье женщины».
Там же она вычитала, что грецкие орехи и диета с большим количеством фруктов и овощей помогают предотвратить рак матки. Больше всего в жизни Нина боялась заболеть раком, соблюдала диету, ограничивала себя в солёном и сладком.
Нина давно забыла вкус тортов и пирожных, и если баловала себя, то только финиками, курагой и черносливом. Её завтрак традиционно состоял из овсяной каши, обезжиренного творога и чашечки растворимого цикория с молоком.
Так у Нины Петровой (в девичестве Соловьёвой) начинался каждый новый день. А дальше её реальная жизнь с заботами и ожиданиями растворялась в жизни виртуальной, наполненной мечтами и надеждами.
На своих страничках в социальных сетях Нина размножала понравившиеся ей высказывания о любви и верности, измене и предательстве.
Афоризмами она переболела ещё в школе, классе в седьмом-восьмом.
А началось всё со стихотворения Вероники Тушновой: «Не боюсь, что ты меня оставишь для какой-то женщины другой, а боюсь я, что однажды станешь ты таким же, как любой другой. И пойму я, что одна в пустыне, – в городе, огнями залитом, и пойму, что нет тебя отныне ни на этом свете, ни на том».
Этими запавшими в сердце строчками Нина, тогда девочка с косичками, открыла специально купленную общую тетрадь в коленкоровом переплете – и до сих пор, разбуди её ночь за полночь, она вспомнит их наизусть.
Со временем, кроме стихов и песен (их девчонки переписывали друг у друга), на 96 страницах в клетку нашлось место и для умных мыслей из книг, журналов и худеющего с каждым днём отрывного женского календаря.
Ту потрёпанную, пожелтевшую от времени тетрадочку с ярким конфетным фантиком «Мишка на Севере» вместо закладки Нина хранит рядом со школьными дневниками, табелями и выписками за успехи в учебе.
Каких только записей, выведенных синими и фиолетовыми чернилами, цветными фломастерами и шариковыми ручками, нет в той тетрадке. Начиная с классики: «Любви все возрасты покорны» – и заканчивая народным творчеством: «Счастье не любит, когда к нему привыкают. Счастье любит, когда им дорожат».
Сегодня Интернет подсовывает новые умозаключения и афоризмы: «Не стесняйтесь своих чувств и желаний. Другой жизни для них не будет», «Сильные люди – это не те, у которых всё хорошо. Это те, у которых всё хорошо, несмотря ни на что».
Чёрт возьми, как красиво сказано! Не грех поделиться.
При каждом удобном случае Нина вставляет красивые фразы в свои комментарии, а в ответ получает лайки одобрения.
Больше всего ей нравятся философские высказывания о любви.
«Важен не тот, кто был с тобой с самого начала, а тот, кто будет с тобой до конца».
«В любом возрасте одна встреча способна изменить всю жизнь».
«У мудреца спросили: «Если человек любит, он вернётся?» Мудрец ответил: «Если человек любит, он не уйдёт».
Шикарно! Придумал же кто-то!
У Нины даже афоризмы с матом есть.
Правда, сначала она вымарывала нехорошие слова, заменяя многоточием. Но, поняв, что так пропадает весь смак, стала оставлять всё, как есть:
«Если человека нет рядом, когда тебе плохо, то на хер он нужен, когда тебе хорошо?».
«Сначала я стесняюсь, но, когда мне с вами станет комфортно, готовьтесь к какой-нибудь безумной херне».
Нина верила, что и в её пятьдесят семь одна встреча может изменить жизнь до такой степени, что она устроит какую-нибудь «безумную херню».
Вопрос: с кем?
Если взять одноклассников, то из тринадцати парней трое уже в той стране, где тишь и благодать.
У пятерых случился семейный разлад, а Лёнька Седов вообще остался в вечных холостяках...
Хотя именно с ним-то и можно замутить!
Как-никак учились с первого по десятый. Рыжеволосый, веснушчатый, Лёня любил выступить в роли шута, повеселить публику, хотя всегда был сам себе на уме.
В классе его звали Седой.
Как какого-нибудь блатного, чем Лёня немного гордился.
Нину он называл Соловьихой, за что она лупила его учебником по башке.
Седой отбегал на расстояние и, кривя рот, орал: «Соловей, соловей, пташечка, канареечка жалобно поёт».
А Серёга Загрузин, его лучший друг-приятель, додумался окрестить их сладкую парочку Соловьёвым-Седым.
После школы Лёня подался в сельскохозяйственную академию, а Нина – в университет – и их жизненные пути разошлись.
А на днях пересеклись.
На похоронах.
Возле деревянного, обитого красным ситцем гроба, в котором покоился Серёжка Загрузин.
Из всего класса они пришли в крематорий вдвоём, словно все остальные уже умерли.
Нина знала, что у Серёжки что-то связанное с онкологией.
Месяца два назад он звонил, спрашивал, нет ли у неё знакомых врачей-онкологов. Рассказывал, что почернела нога, пошли метастазы.
– Врачи назначили облучение, но никто ничего не говорит, будто языки проглотили, – пытался иронизировать Серёжка.
– Всё будет хорошо! – успокаивала его Нина. – Если что-то серьёзное – врачи скажут!
Не сказали.
Словно предчувствуя свой скорый уход, Сергей попросил супругу после смерти сжечь его в крематории, а урну закопать в могилу отца.
По молодости лет Загрузин трудился в горкоме комсомола и до последних дней считал себя атеистом.
Жена хоть и была женщиной набожной, но ослушаться побоялась.
Так Нина Петрова с Леонидом Седовым впервые в жизни оказались на атеистических похоронах.
Вместо православного батюшки, бородатого, в чёрной рясе с крестом на груди, там заправлял профессиональный церемониймейстер.
Гражданскую панихиду он начал с привычной траурной речи о заслугах и трудовом пути покойного.
Затем в ритуальном зале появились две хрупких дамочки в чёрных плащах с закрытыми капором лицами и поставленными голосами исполнили а капелла: «Опустела без тебя земля».
После их выступления к гробу потянулись сослуживцы, родные и близкие.
Каждый считал своим долгом что-то сказать о покойном.
Нина тоже хотела выступить, но постеснялась.
Ей было что рассказать.
В пятом классе они сидели с Серёжкой за одной партой.
На 23 февраля Нина подарила ему набор открыток «Пионеры-герои».
А он ей на 8 марта – книжку «Повесть о Зое и Шуре» про Зою и Шуру Космодемьянских.
Ничего особенного в этом не было, но вот вспомнилось.
А ещё вспомнилось, как после выпускного вечера Серёжка увязался её провожать.
Всю дорогу молчал, за руку взять стеснялся, а как зашли в подъезд, кинулся целовать. В губы, шею – везде. Под платье полез...
Нина считалась хорошей девочкой. Комсомолкой.
Сказала первое, что пришло в голову:
– Только вот не надо телячьих нежностей!
И Серёжка сник, неумело попрощался и растворился в холодном июньском рассвете.
Теперь, всматриваясь в серое, словно вылепленное из теста Серёжкино лицо, Нина почувствовала себя виноватой.
Кто знает, случись у них в тот вечер любовь-морковь – и, может, пошло всё иначе и не лежал бы Серёжка сейчас в дешёвом гробу?
Закончив речи, народ стал прощаться с покойным, выстроившись в нелепую очередь.
Нина тоже пошла, прикоснулась пальцами к краю гроба, как это делали другие; в последний раз, словно запоминая, посмотрела на окаменевшее лицо одноклассника, достала носовой платочек, но слёз не было.
Плакали только близкие.
Тем временем из гулкой глубины крематория, словно слуги сатаны, появились молодые люди в тёмно-синей спецодежде с красными повязками на рукавах. Они накрыли гроб крышкой, переложили на металлическую каталку и увезли в вечность.
Поминки справляли в недорогом кафе с ничего не говорящим названием «Придорожное».
Во главе стола сели родственники, потом коллеги по работе.
Нина с Леонидом Николаевичем устроились с краю, ближе к выходу.
Вдова раздала поминальную кутью из риса с изюмом.
Брат покойного, приехавший с женой из Москвы и уже успевший поддать, предложил помянуть усопшего.
Все дружно, как по команде встали.
Сергею тоже налили водки в стопку, накрыли куском хлеба и поставили возле его фотографии.
Молча выпили.
Посидев для приличия минут тридцать, Нина собралась уходить, но Седов стал уговаривать её не спешить: где, мол, ещё доведётся встретиться?
При этом не забывал подливать ей вина и подкладывать закуски, разных салатиков и пирожков.
Сам он пил только водку и с каждой стопкой становился всё оживленней, разговорчивей.
Когда принесли горячее (бифштекс с жареной картошкой), Леонид Николаевич, кажется, забыл, по какому поводу собрались, и предложил Нине выпить за любовь.
Нина посмотрела на него с удивлением.
– Что ты на меня так смотришь? – задумчиво спросил Седов. – Любить иных – тяжёлый крест, а ты прекрасна без извилин, и прелести твоей секрет разгадке жизни равносилен…
Нина растерялась.
– Может, всё-таки пойдём? – намекнула она знатоку Пастернака. Ни пить, ни есть ей не хотелось. – Пора и честь знать.
– Сейчас пойдём, - ответил тот и опрокинул ещё стопку водки.
На улице Леонида Николаевича развезло: лицо покраснело, походка стала шаткой, неуверенной, и Нине стоило большого труда удержать спутника, чтобы тот не упал.
– Давненько я так не пил, – бормотал себе под нос Леонид Николаевич. – Давненько. Лет пять! Сам себя не узнаю. Петрова, ты только не бросай меня! Нас, одноклассников, осталось-то раз, два и обчёлся.
Нина вызвала по сотовому такси и отвезла Седова к себе домой.
А куда его было девать, если он не стоял на ногах?
Едва переступив порог квартиры, Леонид Николаевич повалился на пол, как мешок картошки.
Отправляясь на похороны, Нина и представить себе не могла, что вернётся с кладбища с мужиком.
«Вот сюрприз так сюрприз! Осталось расслабиться и получить удовольствие», – усмехнулась она, подложила кавалеру под голову подушку и легла спать.
Ночью её разбудил грохот в прихожей: это пришедший в чувство Леонид Николаевич ломился в туалет.
Нина зажгла ночник.
– У тебя есть анальгин? – спросил гость. – Башка разламывается, как будто по ней кувалдой дали.
Нина прошла на кухню, достала аптечку.
– Спасибо, – запив таблетку водой, Леонид Николаевич взял Нину за руку. – Всю жизнь мечтал о такой заботливой женщине!
Он встал на колени и уткнулся лицом ей в живот...
Два дня они не выходили на улицу.
Два дня, словно молодожёны в медовый месяц, не вылезали из постели.
Нина забыла про Интернет и вообще обо всём, что ещё недавно наполняло её жизнь смыслом. Теперь смысл был совсем другим.
Леонид Николаевич оказался старательным любовником.
Он вытворял с ней такое, чего Нина даже представить не могла.
Они забирались в ванну, где плавали лепестки роз, зажигали в спальной ароматизирующие палочки, растирали друг друга благоухающими маслами.
Это был бесконечный праздник любви, от которого можно сойти с ума.
Но всё хорошее имеет свойство заканчиваться.
Причём совершенно неожиданно.
Из-за какого-нибудь пустяка.
Приняв утром душ, Леонид Николаевич сел с Ниной завтракать, и тут ему на телефон пришло СМС.
– Ну вот, пожалуйста! – посмотрев сообщение, хмыкнул Седов. – Пишут, что «ваш баланс близок к отключению услуг»! Нинок, ты не могла бы кинуть мне денежку на телефон?
– Сколько?
– Рублей двести, а то ведь и в самом деле отключат!
Когда Леонид Николаевич ушёл (как он выразился «по делам»), Нина задумалась: «А что самому мешает положить деньги? Неужели проверяет? А вдруг он альфонс?»
Двести рублей Нина на телефон, конечно, положила, а когда вечером сели ужинать, всё же поинтересовалась:
– Как дела?
– Дела у прокурора, а у нас так, делишки, – отшутился Леонид Николаевич. – Кстати, давно не ел такой отбивной! Умеешь ты, Нинка, готовить! Знаешь, как проторить дорожку к мужскому сердцу!
– А ты – к женскому!
– Это точно! – не уловил поддёвки Седов. – К такому блюду не хватает разве что бокала хорошего вина! У тебя не завалялось бутылочки красного в закромах родины?
– Вчера же допили.
– Жаль.
– Так купил бы, мимо магазина шёл.
– Не догадался, не предполагал, что будет столь чудный ужин! Мой косяк!
Нина промолчала.
Нина не хотела портить настроение подозрениями.
В окно бесстыдно заглядывала ночь.
Леонид Николаевич был рядом – и всё было весьма романтично.
Но Седов и на следующий день вернулся с пустыми руками.
– Неужели все магазины закрыты? – поддела его Нина.
– Хуже, – ответил Леонид Николаевич. – Инвестор уже месяц динамит с авансом, так что в финансовом плане я на мели.
– Какой инвестор?
– Да так один богатенький Буратино, вместе учились в академии. Решил вложить свои «заработанные непосильным трудом» сбережения в сельское хозяйство, а баблосов у него как грязи. Вот и уговорил меня наладить контакт с сельхозпроизводителями, районной администрацией. За все труды-старания грозился пятьсот тысяч отвалить. На организационно-переговорный процесс. Представь! И вдруг пропал! На звонки не отвечает! Забухал, видно, в оффшорах. Эх, Нинель, как бы мы с тобой покутили, получив эти бабки! Но ничего, найдётся, а как всплывёт – будет и на нашей улице праздник. Ты пока прикинь, составь списочек, на что деньги потратить! В желаниях не стесняйся, пиши всё, что хочется. Шубу – так норковую, пальто – так кожаное, кольцо – так с бриллиантами! А что? Получу деньги – пойдём и купим! Леонид Николаевич слов на ветер не бросает!
Нине стало неловко за свои недавние подозрения.
Старается мужик, но не всё от него зависит.
Бизнес – дело непредсказуемое, рискованное.
– Вот! – для убедительности Леонид Николаевич похлопал ладонью по потёртому кожаному портфелю. – Все необходимые бумаги давно собраны, осталось только встретиться с заместителем губернатора, курирующим сельское хозяйство. Но есть одно «но»: Василий Сергеевич в отпуске, а Буратино загулял. До его возвращения придётся затянуть пояса. Как говорит наш премьер: «Денег нет, но вы держитесь!»
Однако, судя по тому, с каким аппетитом Седов садился за стол, затягивать пояс он не собирался.
Похудение ему не грозило.
Ел он много, да с таким наслаждением, что его лицо лоснилось от пота.
А Нину только раздражало, насколько старательно он пережёвывает пищу – и, чтобы не слышать этого, она добавляла громкости у телевизора.
«Если хочешь иметь хорошего мужика-любовника, его надо хорошо кормить, – рассуждала Нина. – И тогда он, как пионер, будет всегда готов!»
Сама Нина, выйдя на пенсию, пыталась обмануть старость.
Модно одевалась, красилась, не жалела денег на маникюр и педикюр, плавала в бассейне, раз в год отдыхала в санатории.
В драмтеатре она не пропускала ни одной премьеры, знала в лицо ведущих актёров, ходила на концерты приезжих звёзд эстрады. Следила за новинками литературы, что-то покупала в ближайшем «Читай-городе», что-то брала в библиотеке.
Но Нине хотелось любви.
И вовсе не для того, чтобы продемонстрировать бывшему мужу, что она ещё ого-го, а он, скотина, променявший её на Вальку Кучерову, которую в классе звали Кучей, кусал локти.
Пусть хоть ногти на ногах у себя с Кучей грызёт – Нине нет до них дела.
Занимая последние десять лет должность заместителя главного бухгалтера, она всегда была душой коллектива, без неё не обходилось ни одно застолье, ни одна поездка за город на шашлыки.
Её уважали, с ней считались, советовались.
А потом как-то спешно проводили на заслуженный отдых, вручив букет цветов и набор чайной посуды made in China.
Тут Нина и ощутила свой возраст, который стал о себе напоминать.
Особенно по ночам, когда она подолгу не могла уснуть в своей огромной, как вертолётная площадка, итальянской кровати.
«Достойных мужчинок», как называла состоятельных кавалеров её подруга зубной врач Вера Сергеевна, не попадалось, а те, что встречались, чаще всего оказывались алкашами или импотентами.
Стыдно признаться, но заглянувший как-то в гости одноклассник Коля Грязнов так напился, что уснул на кухне за столом, да ещё на пол напрудил.
О каком сексе после этого можно говорить?
Володя Машков, тоже одноклассник и тоже, как выяснилось, большой любитель выпить, пришёл на день рождения с цветами, коробкой конфет и двумя бутылками водки, одну из которых на всякий случай спрятал в подъезде.
Разделавшись с первой, он для видимости вышел в подъезд покурить, а обратно приполз на четвереньках.
Нина подумала, что Володька дурачится.
Он и в школе-то слыл большим проказником: то классную доску воском натрёт, то тряпку спрячет, а как-то у одной девочки с пальто все пуговицы в раздевалке срезал, за что тройку по поведению за четверть получил.
Смотрит Нина на Машкова – и глазам не верит: крепкий мужик, под центнер весом, после бутылки водки с катушек свалился – странно!
Кое-как с помощью сочувствующей соседки Нина выдворила гостя на лестничную площадку, так он там, как собака, выть начал.
С Леонидом Николаевичем ей повезло.
Это был поистине мартовский кот, только прожорливый.
Нина не успевала бегать в магазин за продуктами, готовить и накрывать стол – у Седова был зверский аппетит.
Когда любовник уходил по делам, она задумывалась, как быть дальше.
Смириться с тем, что Леонид Николаевич вторую неделю сидит у неё на шее, как маленький ребёнок, или послать подальше? В конце концов, она ему не Мать Тереза, чтобы кормить, поить и обстирывать!
Если она и нуждается в нём как в мужчине, так ведь и он пользуется ею как женщиной. Одним словом, если строить отношения, так на равных!
Больше всего её бесило, что мужики воспринимали её любовь и заботу в порядке вещей, принимая, как должное.
И Леонид Николаевич здесь не был первооткрывателем.
Весной она по своей доброте откликнулась на приглашение Лёвы Шульмана, что когда-то учился в параллельном классе.
Про Лёву уже тогда говорили, что он без мыла в любое место влезет.
Единственный сын у родителей-врачей, Лёва по блату поступил в мед и добился степеней известных – то ли кандидата, то ли доктора наук.
Когда его супруга, женщина яркая и волевая, укатила с детьми на ПМЖ в Израиль, Лев Семёнович никак не мог расстаться со вскормившим его медицинским университетом.
Они столкнулись на железнодорожном вокзале.
Лёва ждал электричку. Нина зашла купить газетку с кроссвордом.
Разговорились.
Она про своё одиночество рассказала.
Лев Семёнович – про свои заботы и печали. Мол, супруга за границей, а он, бедняга, разрывается между домом и дачей, где сейчас разгар весенне-полевых работ.
А сам глаз от Нины оторвать не может, что и неудивительно: накануне она навестила свою парикмахершу, и та сделала ей обалденную стрижку!
Лёва поинтересовался, не хочет ли Нина разделить с ним дачные будни. Чего, мол, скучать, если можно отправиться в романтическое приключение?
И уже на следующий день, качаясь в гамаке, Нина потягивала из фужера «Киндзмараули», а взлохмаченный Лев Семёнович, в спортивном костюме «Адидас» и старых кроссовках, хлопотал у мангала над шашлыком.
Стыдно признаться, но, глядя на седовласого профессора, Нина совсем не к месту размышляла об обрезании (ей как-то не приходилось встречаться с «обрезанными» мужчинами), что её забавляло и возбуждало.
Однако в силу возраста Льву Семёновичу было сложно её чем-то удивить, и ночью они разбрелись по разным комнатам.
А утром дружно взялись за работу на участке.
Согнув спины под палящим солнцем, они копали, бороздили, сажали.
И так изо дня в день в течение недели.
Нина, привыкшая трудиться на совесть, доработалась до кровавых мозолей, а Лев Семёнович оказался белоручкой.
Он постоянно мотался в город: то в университет, на заседание кафедры; то в мэрию за какой-то важной справкой.
Когда Нина поняла, что прижимистый Шульман использует её как рабыню Изауру, дачный участок был вскопан и засажен.
Она сказала Лёве всё, что о нём думает, а тот молчал и улыбался.
Мысль о том, что и Леонид Николаевич тоже её использует, не давала Нине покоя. И она не удержалась:
– Лёнь, у тебя совесть есть?
– Ты о чём?
– Всё о том же! Я, Лёнь, не дочь Рокфеллера, чтобы заниматься благотворительностью, моей пенсии на двоих уже не хватает…
– А, ты опять о деньгах? Сколько раз тебе объяснять, что будут деньги, будут! Не веришь? – Леонид Николаевич придвинул ноутбук, открыл электронную почту.
– Вот читай! – сказал он, водя курсором по письму:
«Добрый день, я адвокат Джордж Саймон, практикующий юрист в Республике Того в Западной Африке и личный адвокат господина Седова, моего покойного клиента, погибшего в автомобильной катастрофе вместе со своей женой и единственным ребенком.
Я сделал несколько запросов в ваше посольство и сейчас связался с вами, чтобы помочь в распределении средств, что остались от моего клиента. Его состояние оценивается в $12,5 млн. У меня вся необходимая информация и юридические документы. Свяжитесь со мной по электронной почте для более подробной информации.
С уважением
адвокат Саймон Джордж».
– Видишь, что пишут! – хмыкнул Леонид Николаевич. – 12,5 миллионов долларов!
– Не верю я в эти письма из Африки!
– Ну и зря!
Нина ушла разогревать ужин. Леонид Николаевич подкрался сзади:
– Нина, будет и на нашей улице праздник! Мужик сказал – мужик сделал!
– Лёня, мужчина не тот, кто пользуется женщиной, а тот, кто её бережёт!
– А я разве тебя не берегу? Да мне без тебя и жизнь не мила!
Леонид Николаевич знал, чем взять: ласковое слово и кошке приятно, что говорить про женщин, которые, как известно, любят ушами.
Нина чувствовала себя с Леонидом Николаевичем счастливой.
Ей было с кем в обнимку засыпать и с кем в обнимку просыпаться, было для кого утром бежать на кухню и заваривать кофе, а вечером готовить ужин и ждать звонка домофона.
За месяц она так привыкла к Седову, что ей казалось, что он был с ней всегда.
Нине было с ним настолько хорошо, что казалось, что она влюбилась.
Утром Леонид Николаевич, как всегда, ушёл по делам.
А Нина, посидев в Интернете, отправилась в магазин «Пятёрочка».
Как-то неожиданно в холодильнике закончились яйца, сосиски, сыр, даже пельмени, которые обычно валялись в морозилке неделями – вот что значит мужчина в доме.
Возле входа в магазин Нина приметила Галю Молчанову, одноклассницу, с которой век не виделась и ещё бы столько не видеться.
Выглядела Галя чуть лучше вокзальной бомжихи.
Лицо опухшее, перекошенное, под глазом синяк. Китайская курточка с чужого плеча, затасканные джинсы и резиновые галоши на босу ногу.
Нина попыталась проскочить мимо, но Галя уже взяла её на прицел:
– Привет, красавица! – расплылась она в беззубой улыбке. – Как жизнь молодая?
– Всё нормально, Галя! Не жалуюсь.
– А я тебя еле признала – богатой будешь! – от Гали пахнуло так, словно она год в бане не мылась. – Давай рассказывай!
– Чего рассказывать-то?
– Отчего Серёжка Загрузин коньки отбросил? Говорят, ты в курсе дела...
– Кто хоть всё это говорит?
– Есть добрые люди. Видели вашу сладкую парочку на похоронах…
– У Серёжи был рак четвёртой стадии, неоперабельный…
– Жалко Серёжку! До слёз жалко... Кстати, не знаешь, где Лёньчик Седов? – оживилась Галя. – Давненько его не видела.
– Не знаю, – соврала Нина.
– Эх, как он меня любил, как любил! Стихи писал!
– Стихи?
– А что? Любить иных – тяжёлый крест, а ты прекрасна без извилин... Представь! – Галина шмыгнула носом. – Он у меня две недели жил…
– Две недели?
– Ага. Как Светка Колокольцева его выперла, так он ко мне подался, а потом слинял по-английски, не прощаясь… Видно, другую пассию нашёл… – Галя подмигнула и тут же, словно боясь, что подруга уйдет, выпалила: – Нин, одолжи сотняк! До пенсии! Я отдам. Чесслово отдам!
Нина достала сто рублей.
– Вот спасибочки! Я всегда знала, что Нинка – человек светлой души! Дай бог тебе хорошего мужика и всего, чего хочется!
«Кошмар! – Нина представила Леонида Николаевича с Галей Молчановой. – Бизнесмен липовый! Сказочник! Привык за бабий счёт жить!»
К приходу Леонида Николаевича Нина собрала его пожитки в большой пакет и поставила возле двери.
Седов явился подшофе.
Видно, кому-то сел на хвост.
Заметив в Нине раздражение, он связал его со своим нетрезвым видом.
Попробовал отшутиться:
– Посидели чуток в кафе с нужным человеком.
– Посидели с нужным человеком? – усмехнулась Нина. – Не со Светкой Колокольцевой? А может, с Галей Молчановой?
– Да ладно тебе! – попробовал обнять её Седов, – Кто старое помянет, тому глаз вон!
– Извини, я устала жить в неопределённости и обмане, – выскользнула из его рук Нина. – Нам лучше расстаться.
– Это ты про Гальку Молчанову?
– Это я про твой бизнес!
– Какая же ты, Нина, меркантильная! – подняв пакет с вещами, заметил Седов. – Я к тебе со всей душой, с открытым сердцем, а ты всё про деньги! Нина, запомни, не в деньгах счастье!
– Счастье – это когда мужчина делает женщину счастливой, – возразила она, вспомнив интернетовский афоризм.
Неделю Нина размышляла над тем, правильно ли она поступила, и пришла к выводу, что правильно.
А тут как раз на электронную почту пришло письмо от Димки Богомолова.
Дим Димыч писал, что собирается летом на море, в Сочи или в Абхазию, но пока не решил куда.
«Нин, может, подскажешь, где лучше? – спрашивал одноклассник. – А может, составишь компанию?! Дорога за мой счёт».
Нина представила Чёрное море, на котором не была лет десять, и подумала: а может, и в самом деле составить Димке компанию?
Мужик он работящий, непьющий, с женой в разводе, дети взрослые.