Вы можете спросить: зачем христианину заниматься философией, если ап. Павел прямо предупреждал христиан о вреде философии: «Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением» (Кол 2,8)? На это я отвечу: мы занимаемся философией, чтобы исполнить «первую и наибольшую» заповедь Закона: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим (в церк.-слав. переводе – всею мыслию твоею)» (ср. Мф 22, 37-38). Казалось бы, если мы возлюбим Бога всем сердцем нашим и всею душою нашею, зачем еще любить Его и «всею мыслию»? Но таково требование Иисуса Христа.
Как возлюбить Бога «всею мыслию»? Для этого, прежде всего, надо определить, что (или Кто) есть Бог, потому что мысль оперирует понятиями, а понятия познаются через определения. Для определения вещей служат категории, т.е. главные, базовые понятия. Когда-то Аристотель выделил 10 категорий, которые схоласты разделили на две неравные группы (9 + 1). Первая и главная категория по Аристотелю - это субстанция, т.е. то, что существует самостоятельно, обладает собственным бытием. Остальные 9 – это акциденции, или свойства субстанции: количество, качество, отношение и т.п. Но Бог – это не субстанция (если мы определим Бога как субстанцию, мы с логической неизбежностью придем к пантеизму – это показал Спиноза в своем трактате «Этика»). Разумеется, Бог не акциденция. Для того чтобы дать определение Богу, мы должны перейти в транскатегориальный порядок, т.е. взять самое общее из всех возможных понятий – понятие сущего. Бог (такое определение дал Суарес) – это бесконечное сущее (бесконечное в смысле совершенства), или сущее, существующее с необходимостью.
Сотворенный мир тоже представляет собой сущее, но не бесконечное и не необходимое. Для характеристики тварного сущего Дунс Скот использует латинское прилагательное «contingens». Это слово очень трудно перевести на русский язык. Для словосочетания «ens contingens» было предложено два варианта перевода: «условное сущее» или «случайное сущее». Ни тот ни другой не передавали точно мысль Дунса Скота (и других схоластов), согласно которой тварное бытие не необходимо и не случайно, но обусловлено волей Божией. Поэтому в конце концов Геннадием Георгиевичем Майоровым был предложен третий вариант перевода: «контингентное сущее».
Вот чему учит философия о Боге. А что говорит Св. Писание? Вы помните эпизод из Ветхого Завета, из книги "Исход", где Моисей должен исполнить вверенную ему Богом великую задачу: спасти свой народ от египетского рабства. Для исполнения этой задачи он мог бы попросить у Бога физических сил, денег, красноречия, наконец, магических способностей. Но он просит только одно: он хочет узнать имя Бога, т.е., выражаясь философским языком, определение Бога, ибо у древних евреев имя означало определение вещи: имена людей, ангелов, городов отражали какие-то неповторимые свойства и характеристики: например, Вефиль (Бейт-Эль) - дом Бога, Михаил (Ми ха Эль) - кто как Бог, Моисей (взятый из воды).
Знать имя вещи для древних евреев значило получить определенную власть над нею; то же касалось знания имени человека или ангела; т.о. знающий имя Бога приобретал право на особую близость с Богом. Не будем забывать, что древнееврейский Бог - это Всевышний (ha El), Творец и Владыка неба и земли. Отметим также, что Бог не обязан был отвечать Моисею на его вопрошание: ведь отвечая на подобное же вопрошание Иакова Он как будто медлит с ответом: "Зачем тебе знать имя Мое, оно чудно" (Быт 32, 29). Но уклончиво отвечая Иакову, Бог лишь испытывал его: ведь мы знаем, что на самом деле Бог единый в Троице желает не только сообщить имя Свое людям, но и в ипостаси Сына соединился с творениями, приняв человеческую природу.
Но к этому (т.е. Боговоплощению) люди должны быть подготовлены постепенно, и одним из этапов этой подготовки должно было быть спасение евреев из египетского рабства. Бог знает, что если Он сообщит Моисею Свое имя, то этим самым даст ему больше силы и власти, чем если бы Он дал ему какие-либо другие дары. И это имя Божие евреи впоследствии хранили как великую тайну и верили в его магическую силу.
На самом деле здесь нет никакой магии. Имя Бога открыто всякому, кто готов исследовать его и размышлять над его философской глубиной. Откроем Библию в греч. переводе – первом переводе, сделанном с еврейского в Александрии еще в III в. до н.э. – он именуется Септуагинта, т.е. «[перевод] семидесяти [толковников]». Так вот, в Септуагинте фрагмент книги Исхода, в котором описывается, как Бог открывает Свое имя Моисею (Исх 3, 14), звучит так: Ego eimi ho on, т.е. «Аз есмь Сущий». В Вульгате (лат. переводе Библии) этот стих выглядит так: «Ego sum qui sum» (Аз есмь Тот, Кто есмь).
Таким образом, наша философская интуиция, повелевшая нам при определении Бога выйти за рамки 10 аристотелевских категорий и прибегнуть к наиболее общему и наиболее абстрактному понятию, а именно, понятию «сущее», не подвела нас. Такое совпадение результатов, полученных с помощью философских умозаключений, с тем, что мы находим в Библии, не может быть случайным. [Не следует придираться к этому риторическому обороту. Конечно, все может быть случайным, но мы не рассматриваем этот, как сказали бы математики, «вырожденный случай»]. Ситуация подобна той, как если бы мы теоретически предсказали какое-либо физическое или астрономическое явление, а потом экспериментально его обнаружили.
Согласно философии, лучшее определение Бога – это «Бесконечное сущее» или «Необходимое сущее»; согласно истории, Бог Сам явил Свое имя, т.е. определение, и оно звучит так: «Я – Сущий». Отметим, что в греческом тексте перед словом «сущий» стоит определенный артикль. В данном случае он указывает на употребление слова в «родовом» и «превосходном» смысле. В русском языке, где отсутствуют артикли, эти смысловые оттенки (особенно «превосходный» смысл) передаются завышением первой буквы слова (например: «Это Человек с большой буквы») или добавлением слов «настоящий» (как в названии книги Б. Полевого «Повесть о настоящем человеке»), «подлинный» (например: «Пушкин – подлинный мастер слова»).
Т.о. имя Бога, которое мы обнаруживаем в книге Исхода (3, 14), совпадает с определением Бога, которое дают философы (Фома Аквинский, Дунс Скот, Суарес и др.): философы определяют Бога как бесконечное сущее или необходимое сущее (бесконечность понимается в смысле совершенства); книга Исход определяет Бога как Сущее с большой буквы, т.е. подлинное Сущее; Бог есть Тот, Кто подлинно есть, Он существует par excellence. Мы тоже существуем, но не подлинно: ибо не мы вызвали самих себя к существованию, не мы поддерживаем самих себя в существовании, и наше существование изменчиво и зависит от многих факторов. Бог же существовал всегда, все существующее существует благодаря Ему, и Он не может перестать существовать. В книге Откровения Иоанна Богослова (Откр 1, 8) мы еще раз встречаем то имя Бога, которое впервые было упомянуто в кн. Исход 3, 14. В Откровении Иисус Христос говорит о Себе: "Аз есмь... Сущий", - и то же в Евангелии от Иоанна: "От начала Сущий, как и говорю вам" (Ин 8, 25).
Еще один момент, на который следует обратить внимание (я сам это заметил не сразу: на нижеследующую мысль меня навел францисканский послушник Арсений Новиков): в греческом языке (как и в старославянском) активное причастие настоящего времени от глагола "быть" имеет для каждого рода свое окончание (в латинском не так!). Причастие, употребленное в греч. тексте Исх 3, 14, - on (сущий) - мужского рода. Случайно ли это, или здесь следует искать более глубокий смысл? Думаю, что ничего случайного в Библии нет: каждое слово и каждый знак имеют смысл, который надлежит выявить вдумчивому экзегету.
С философской точки зрения можно интерпретировать использование в имени Божием причастия мужского рода как указание на то, что Бог есть чисто активное начало, в Нем нет ничего пассивного, т.е. того, что может претерпевать изменения. Фома Аквинский писал, что Бог есть «чистый акт» (actus purus). Это дополняет определение Бога как ens infinitum (бесконечное сущее) – бесконечное в смысле совершенства. Ведь наличие в Боге возможности изменения предполагало бы наличие в Нем какого-то несовершенства, ибо всецело совершенное существо меняться не может. В схоластической философии понятию «actus» противополагается понятие «potentia» (возможность). Если бы в Боге было нечто «возможное», Он не был бы бесконечно совершенным. Но традиционно (у Аристотеля и схоластов, да и ранее) активное начало соотносят с мужским, а пассивное – с женским. Так было изначально, и это отражено в самом акте зачатия.
Но если это так, то нам становится страшно. Как спастись, как умолить этого бесконечно совершенного, активного, «мужского» Бога, в Котором «нет изменения и ни тени перемены» (Иак 1, 17)? Но вот, чтобы нам не было так страшно приблизиться к Богу, единому в Троице, произошло великое событие: второе Лицо Троицы – Слово Божие – приняло человеческую природу, т.е. природу тварную, пассивную, подверженную страданиям. «Бог послал Сына Своего единородного, …чтобы мир был спасен через Него» (Ин 3, 16-17). Сын исходит от Отца, он «рожден» (genitus). В этом страдательном причастии, которым Символ веры характеризует внутритроические отношения между Лицами, уже сокрыто как бы некое пророчество о грядущем Божественном снисхождении, «опустошении», «обнищании», принятии пассивного, женского, тварного начала в лоно Троицы, в силу чего становится возможным наше общение с Богом и наше спасение.