Постаралась понять
Я когда-то давно
Что опять натворят режиссеры,
Невозможно объять
Всю абсурдность кино
Я скажу, что излишни тут споры:
Виноват сценарист
Что как тряпка Парис,
Но Орландо опять безупречен.
Все равно я его
Лишь люблю одного,
Ну а фильму позор!
И да будет он вечен.
Не хочу я смотреть
То убожество впредь
Потому что Париса мне жалко,
Но и глаз отвести
Да и просто уйти
Не могу – я любовь испытала,
И уж в этом Орландо виновен один
Красотой он меня убивает,
Любоваться им буду я до седин,
И его одного я везде воспеваю.
Зачем было перевирать «Илиаду» когда можно просто сделать ее прозаической? Вопрос, не имеющий ответа.
Разумеется, я смотрела «Трою» впервые из-за трех великолепных актеров – Брэда Питта (любовь с двенадцати аж до семнадцати лет, герой грез после 1994-го года и понятно, почему), Эрика Бана (что впечатлил меня как самый красивый Халк, и таковым и остался) и, разумеется, Орландо Блума (который по факту столь великолепный лучник, что для девушек навеки заменил Амура). Однако сам фильм местами сентиментален когда это не нужно, а местами откровенно глуп, причем всем известно, что окончание на «-ида (ы)» означает потомка кого бы то ни было, так как же, позвольте спросить, дочь царя Приама может быть Брисеидой? Да, Приамом его стали называть когда его выкупила из рабства родная сестра, потому что имя это означает «купленный», но первое имя царя было не Брис (что оправдало бы имя дочери), а Подарок.
Итак, первую глупость мы отметили, она поможет воспринимать прочие.
Что пишут о Парисе во всемирно известном трактате 1914 года за авторством Николая Куна? Мы не берем, прошу прощения, ориентацию героев, она сейчас не имеет значения, и не берем тот факт, что Парис бросил свою жену ради Елены, и даже не берем, что она была уж сорокалетняя старуха и бросила, в свою очередь, дочь Гермиону Менелаевну, мы берем самый ключевой факт, иллюстрирующий личность Париса. Факт этот следующий: Парис был брошен еще в младенчестве, так как его брат Гелен вещал-вещал, и навещал, что мальчишка погубит Трою, а посему рос не царским ребенком, а сыном пастуха, и был столь искусен как воин, что прозвали его Александром, то есть, «поражающим мужей». Что же мы видим на экране?
Парис пребывает в Спарту со своим братом Гектором, который – внимание! – его единственный брат (к чести директора по кастингу, смотрятся двое прекрасных мужчин просто великолепно, сдержанная красота Эрика Бана и утонченная Орландо дает иллюзию, что они действительно родные братья). У Приама было значительно больше сыновей и дочерей, так что показать только любимого мною по поэме Гектора и «левую» Брисеиду (которая явно карикатура на подлинную дочь Приама вещую Кассандру) большая ошибка, нужен был еще хотя бы Гелен. Кроме того, Приам действительно признал Париса, но едва ли успел столь сильно к нему привязаться, чтобы так нежно целовать сыночка-любимчика при его «триумфальном» возвращении.
К Елене претензий нет, разве что ее любовь показана излишне слепой в сцене, когда верная жена штопает раненого Париса, но я немного забежала вперед, да и образ ее рекомендую каждому зрителю оценивать самостоятельно. На прекрасную она тоже тянет с трудом, но хотя бы красивая, современные же фильмы часто грешат тем, что руководствуются древним принципом «чуть получше обезьяны – и уже красавец».
Так вот, самая знаменитая часть поэмы – поединки, в нашем случае Менелая с Парисом.
Нигде, опять же, не сказано, что Парис потерпел поражение потому, что не умел драться, просто ему не повезло, а может – ведь сюжет мифологический – вмешался кто-то из богов, но… в фильме мы видим просто отвратительное унижение: раненый Парис ползет к ногам Гектора, тогда как, помня об образе героя, он бы точно так не поступил. Спору нет, сам Орландо справился великолепно, но вызывает он в данном случае не жалость, а презрение, так что, выражаясь современным языком, образ Париса был «слит».
Лучше бы сохранили сцену из «Илиады», где Менелай схватил Париса за шлем:
И потащил, повернувшись, к красивопоножным ахейцам.
Стиснул узорный ремень Александрову нежную шею,
Под подбородком его проходивший от шлема, как подвязь.
И дотащил бы его Менелай, и покрылся бы славой,
Если б остро; не следила за всем Афродита богиня:
Подвязь из кожи быка, убитого силой, порвала,
Шлем лишь один очутился в могучей руке Менелая.
Разумеется, в экранизации боги не присутствуют, так что мешало присутствующем на поле Гектору подбежать к брату и разрезать ремень? Скандал был бы не меньше, а вот унижения персонажа бы точно не было. И тем страннее финал, когда, оставшись без старшего брата, царевич Парис как-то скачкообразно взрослеет и умнеет, а потому прикрывает вдовствующую Андромаху, давая ей возможность по подземному ходу увести людей (а ход ей показал ее мудрый муж Гектор, когда был еще жив). Кроме того, выясняется, насколько Парис великолепный лучник, а еще наглядно иллюстрируется происхождение крылатого выражения «Ахиллесова пята». Вам не кажется, что все слишком наиграно?
Остроумцы замечали, что милый мистер Блум или что-то вспомнил, или же в Париса вселился Леголас – а что, они же оба принцы.
Как итог, делаем выводы: провальный и нелогичный сюжет пришлось вывозить на себе актерам, потому что они действительно хороши, и тем большее, что их заставляют играть в фарсе. Можно утешится тем, что ныне провальных и глупых фильмов еще больше, во всем мире сильно упало качество кинематографа, но гордится тут явно нечем.
А вот античным идеалам внешности сей Парис очень даже соответствует.
Я не права? Что же, я готова выслушать иную точку зрения, буде та грамотно аргументирована и подтверждена фактами.
За сим разрешите откланяться до следующего фильма.