Время пришло, Остап стоял у ворот Олега. Руку ему оттягивал пакет с тортом. Он подумал, что второй раз в гости заявиться абсолютно без подарка будет невежливо. Это было изнутри, ему хотелось как-то порадовать эту семью. Возможно, они первые люди на земле, которые пробуждали в нем теплые чувства. Где-то далеко, за горизонтом и степями, но эти чувства точно были. И сам Олег сказал, что Остап им теперь как родной. Это согрело душу парня, растопило ее. Торт был из бюджетных, но чего-то да стоил. Олег отворил.
— Привет, Остап. Забегай, брат, — он был как всегда немного суров, но добродушен. С таким другом чувствуешь себя одновременно комфортно и безопасно. И знаешь, с другой стороны, что вести себя нужно предупредительно. Остап неуклюже протянул торт хозяину.
— О, это чего? Торт? Ну, спасибо, парень, — Олег то ли правда был рад гостинцу, то ли просто проявил такт.
— Жена, тут торты несут! — крикнул Олег вперед себя, идя в дом. Дома у семейства было уютно. Маленький дом, маленькие комнатки, ничего особенного, но приятно. Кухня обита деревом, над газовой плиткой – вытяжка, над столиком висит красивая лампа. Кафельные полы. Запах, а запах есть в каждом доме, и в каждом свой. Здесь он приятный. Вдохнув, Остап перенесся куда-то в детские воспоминая. Дедушка. Отец иногда отводил его к дедушке, а тот был такой добрый, такой ласковый с Остапиком. У него дома тоже пахло как-то так – простой жизнью. Дедушка очень радовался Остапу, угощал его своей нехитрой стряпней и обязательно выдавал пару-тройку конфет. Жаль, что дед помер довольно рано. Теперь Остап вспомнил его взгляд, вспомнил конфеты, запах, и едва сдержал слезу, подогретую высвобожденным потенциалом теплоты. Олег чем-то напоминал деда? Вряд ли. Может той же простотой, которую отец призирал, гордясь своей городской интеллигентностью. Эти люди, жившие и мыслящие проще, казались более крепкими, готовыми к тому, что городского может и переломить об колено.
— У нас сегодня еще гость, Остап. Вот, знакомься, — на кухню вышел мальчик, лет семи. Шортики, футболочка. Темные волосы взъерошены. Отсутствующий взгляд. – Это Ванюша, сын моей сестры. Ванюш, чего молчишь?
— Здравствуйте, — сказал Ваня, не глядя на Остапа.
— Привет, — ответил гость.
Помолчали.
— Ну что, Остап, собираться все будут где-то через часок. Давай пока чаю поставим, я тут еще пройдусь по паре занятий, потом ужинаем и... — он хлопнул в ладоши, зацепил металлический закопченный чайник (бывший когда-то белым) и стал набирать в него воду прямо из-под крана. — У нас вода своя, чистая и вкусная, не то что Ростовская городская, от той рыбой несет. Ты пока, если хочешь, пройди в зал. Ванюша, проводи дядьку.
Мальчик развернулся и пошел. Видимо, в зал. Остап последовал за ним. Небольшой коридорчик, а вот и зал – довольно просторный, с диваном, двумя мягкими креслами. Мальчик сел на пол, прислонившись спиной к стенке, и стал играть. Играл так, как и положено ребенку, когда вокруг него нет ничего интересного или важного. Две куколки из конструктора, мальчик и девочка, сели на машинку и поехали. Им дорогу перегораживает робот, машина переворачивается, куколки падают на ковер. Ваня заинтересовал, даже заворожил Остапа. Он смотрел на него, наблюдал за его игрой и пытался понять, что же так приковывает взгляд. И тут он заговорил с Ваней, чего никак от себя не ожидал.
— А это что, злой робот?
Мальчик ответил, но не сразу. Помолчал, будто бы никто к нему не обращался.
— Да, он подстерег вот этих двоих.
— Когда я был маленьким, таких красивых игрушек было куда меньше, — сказал Остап, стараясь как-то обратить на себя внимание мальчика.
— А вы пришли смотреть на страшилок? — спросил мальчик, перестав играть. Спросил он запросто, с той самой детской непосредственностью.
— Не понял. На кого?
— Страшилок. У дерева.
Остап замер. Мальчик говорил о них, значит и видел. Наверняка.
— А ты их видел?
— Да, я видел. Конечно.
— Тебя водили на них смотреть?
— Я сам пробрался за старшими в первый раз. А потом уже вместе.
— И ты испугался, когда увидел?
— Да… - Ваня впервые поднял глаза на Остапа. Глаза вдруг оказались очень внимательными и взрослыми.
— Ну, понимаю… Они же как..
— Как из страшных историй, — продолжил мальчик.
Действительно. Не из детских сказок про кроликов и мишек.
— Но в страшных историях монстр… Ну, не монстры… Волшебные существа… Я к тому, что эти ведь не… Не злые как бы, – Остап понимал, что говорит глупые вещи.
— А почему думаешь, что они не злые? — мальчик не сводил взгляд с Остапа.
— Я… Так вот же твои родственники к ним ходят. Говорят, что они помогают. Разве нет?
— То есть они не страшные? — спросил Ваня как будто бы с сарказмом.
— Они, Ваня… Необычные. Так можно сказать. Необычные.
Ваня посмотрел на Остапа как на идиота. Если в кухне этот малец производил впечатление глупенького, то теперь казался серьезным скептиком.
— Ты их видел вблизи?
— Я… Нет. Хотя… — и тут Остап понял, что впервые в жизни хочет рассказать свою историю из детства, про Встречу. Но осекся. И стал думать, откатываться назад, вглубь себя. Да что этот мальчик знает?
— Чем они тебя напугали? — спросил Остап.
— Они напугали тем, что страшные. И они просят мертвых птиц. От них страшный звук. Их все бояться, особенно дети. Но это раньше. Сейчас мне уже не так страшно.
Остапу стало очень не по себе рядом с этим мальчиком. Будто бы Ваня вообще не ребенок, слишком уж проницательно он смотрел на тебя, пробивая любые заслонки. Взрослые думают, что такие заслонки надежно скрывают их слабости и неуверенность от детей, но они глубоко заблуждаются. У Остапа не было никакого опыта общения с детьми, да еще и такими смышлеными, поэтому он чувствовал нешуточный дискомфорт и даже испуг. На помощь пришла Валентина: «Остап, может придешь на кухню да я тебе чаю? Согрелся».
Ужин. Ваня сидел, уткнувшись в тарелку и поедая суп, Остап иногда на него поглядывал. Вот он, обычный ребенок с бессмысленным взглядом. Ему можно подарить игрушку, потрепать по голове. Что может быть серьезного в этих мелких мозгах? Но там было. Он видел Их и сделал свои выводы. Свои выводы, отличавшиеся, похоже, от точки зрения Олега и других членов этого камерного сообщества. Чудной мальчик. Чем-то отталкивающий. Он знал то, чего не знал ты. И тут Остап понял, что Ваня напоминает ему его самого. Он даже замер над своей тарелкой, такая молниеносная и удивительная была эта мысль. Ведь и к нему относились, с одной стороны, как к несмышленому ребенку, а с другой – сторонились как странного. И теперь точно так же он смотрел на малыша Ваню, как на отражение.
— Ты чего Остап, замер? — Олег обратил на него внимание. — Давай, сейчас еще второго отведаем, а там и другие подойдут. Ну и отправимся. Подкрепляйся.
Остап кивнул. Сейчас нужно было, если и думать, то о другом. О Встрече.
Их собралось столько же, сколько и в прошлый раз. Был и Ефим. Ваню, хоть он и вредничал, Олег тоже взял с собой, сурово сказав, что идти «надо». Похоже, этот мальчик был единственным, кто не одобрял паломничество. Вот и оградка, а за ней – странное дерево. Остап ничего не понимал в породах деревьев и по листьям или иголкам смог бы опознать только самые известные у нас виды – тополь, ель, сосну, дуб, клен. Акацию без цветков мог и не признать. Но перед ним было дерево, подобных которому он раньше не видел. Около пяти метров, кривоватое, со страшными ветвями, как будто бы с угрозой нависающими над окружением. Олег подозвал Остапа и вручил ему сверток. Парень приоткрыл его, оттуда показалось безжизненное черное крыло.
— Гостинец, — шепнул Олег и подмигнул, а потом указал на оградку.
Пора. Пора. Можно идти.
Не смотря на всё искреннее рвение или в связи с ним, было страшно и некомфортно. Ноги подрагивали. Он открыл калитку, зашел. Оглянулся на остальных. Те спокойно смотрели в его сторону. А где Ваня? Затерялся среди взрослых. Остап вытянул руку и прикоснулся к стволу дерева. Лоб вспотел, подмышки тоже. Он вдруг понял, что весь мокрый. Кора оказалась очень холодной и будто бы липкой. Ствол чуть заметно завибрировал. Послышался звук. Он прерывался, исчезал, но потом снова набирал силу. Источник его всё ближе. Казалось также, что источник повсюду, что он окружает Остапа. Шорох и шипение старой пластинки, мычания или даже крики… Остап отошел от дерева и стал смотреть на крону. Похоже, что за все годы своих исканий и промахов, он забыл, что настоящие Они может и не так страшны, как говорил Ваня, но запредельны и не могли не возмущать внутри самых разных чувств.
Из кроны показалось нечто мерцающее. Интенсивный черный, потом ослепительный белый, потом снова черный, потом белый. Оба сияния накладывались друг на друга. Буквально из коры дерева вылезало нечто двухмерное – силуэт невысокого существа в плаще с капюшоном и маленькими крыльями, выплыл в сторону от Остапа и казался лишенным объема. Потом существо повернулось к парню как бы перенеся свою двухмерность с профиля на фас. Мерцающая длинная фигура без рук и каких-либо конечностей. Голова – то ли в капюшоне, то ли просто такой формы. Без лица. Была только спираль сияющих точек. Перехватило дыхание. Сияния служили Гостю глазами и, наверное, не только. Сияющие точки посмотрели внутрь Остапа. Тот упал на спину. Теперь он беспомощно сидел на земле и не мог никуда отвести взгляд. Пока что огни как будто бы рылись внутри его мозга и безмолвствовали. Из условного плаща существа показалась конечность с десятком длинных пальцев. Рука повернулась ладонью вверх и подалась вверх, приглашая Остапа встать. Он послушался.
И сияния стали говорить. Как будто бы Остап никогда не покидал свою детскую спальню и продолжилась та самая беседа без слов. Образы, смыслы, вибрации… Но было трудно вывести хоть что-нибудь из этого на поверхность разума и объяснить себе. О чем идет общение? Что происходит? Остап слабел. Спираль огоньков перевела «взгляд» на его руки, в которых (он уже и забыл), находился сверток с мертвой птицей. Остап вытащил ее, это был ворон с поломанной шеей. Протянул угощение Гостю. Снова показалась тонкая рука с длинными пальцами, и пальцы сомкнулись на птице. Рука потянула ее к себе, исчезнув где-то в мерцании тела. Ангел отвернулся и постепенно исчез в дереве. Остап уловил далекий звук. Чего-то плещущегося? Возможно, шум воды? Он стоял, холодный и онемевший, глядя на черную кору, скрывшую Гостя.
Кто-то потрогал его за плечо, что заставило Остапа резко подскочить.
— Тихонько, все хорошо Остап, — сказал медленно Олег. — Пошли.
Процессия разошлась по домам. Вместе с Олегом, его женой, дочерями и Ваней, шли Ефимыч и еще один мужчина помоложе, по имени Марат.
— Остап, мы тебя сильно напрягать не хотим, тебе бы сразу спать лечь, но кое-что спросить нужно, — начал деликатно Олег. Остальные мужчины внимательно смотрели на парня. — Скажи, Гость наш чего-нибудь сообщил об обещании?
Внутри Остапа была тишина. Все это время, с тех самых пор как ушел Гость. Он с трудом понимал, что говорят люди вокруг и вдвойне трудно ему было понять, о каком таком обещании идет речь. Он напрягся, стал вызывать к жизни мысли, но сознание нашло еще более краткий путь к ответу. Оно стало носиться по всему объему образов и символов, которые вторглись в голову во время общения и искать смыслы, ощущения, связанные со словом «обещание»... Что-то было. Где-то далеко, в пейзаже из образов, что-то высвечивалось, но подобраться было тяжело. Остап взялся за голову, которая начинала кружиться. Обещание… Что же там…
— Ладно, ладно, брат, — участливо сказал Олег, положив руку тому на плечо. — Спешим мы что-то. Давай уже утром поговорим. А теперь пойдем, уложим тебя в гостиной у нас.
— Ополоснуться хочешь? — спросил Олег, когда они зашли в дом.
— Не хочу.
Остап был опустошен. Нужно было просто закрыть глаза и забыть всю эту пустоту, подождать, пока его нутро снова сможет воспринимать и впускать в себя окружающий мир. Валентина постелила ему на диване в гостиной, где он недавно беседовал с мальчиком Ваней. Тот и теперь был здесь, сидел у стенки.
Остап скинул штаны, носки, рубашку, и завалился на довольно жесткий диван. Он смотрел в потолок и дышал. Больше ничего. Ему захотелось повернуть голову и глянуть на Ваню. Мальчик сидел и прижимался к стенке как будто бы слушая, что там, за ней.
— А я знаю, что ты делаешь, Ваня, — тихо сказал Остап усталым голосом.
— Что? — Ваня посмотрел на него вопросительно.
— Ты хочешь выбраться в мир, который спрятался от тебя за стенкой, потому что этот – невыносим, — сказал Остап, отвернулся и сразу же уснул. Мальчик еще долго сидел и неотрывно смотрел на него.
***
Да, верно. Всплеск. Еще один. Темнота и водный гул. Как будто бы ты внутри трубы, почти полностью заполненной густой и бурлящей жидкостью. Звук, намешанный из гулов, воплей, стонов, мычания и шипения. А еще – присутствие. Ты здесь не один. Остальные, в отличие от тебя, видят всё вокруг, могут найти тебя, добраться до тебя. Если присмотреться – чернота вокруг мерцает.
Проснулся. Окошко гостиной щедро прогревал свет солнца, значит было, наверное, часов девять утра. Остап поднялся, потер глаза. И тут вспомнил, что было вчера. Голова болела. Он чувствовал, что знает нечто новое, но все это было где-то далеко и под кодовыми замками. Как же открыть? Он стал размышлять. Он нашел Их. Он встретился с Ними. Но вокруг ничего, кажется, не изменилось. Ничего не изменилось и в нем. Нужно подождать. То, что они сообщили, проявит себя. Но что он, Остап, вообще ожидал от этой встречи? Просветления? Может быть обретения внеземной силы? Нет, он мечтал о Встрече самой по себе. О том, чтобы увидеть нечто за пределами этой скупой и серебристой жизни с ее пепельным вкусом. А что теперь?
Он встал, растер ноги и затекшую спину. Пошел умыться. В кухне хозяйничала Валентина, а Вера ей помогала. Остапу подумалось – такая простая, земная женщина. Как в ее земном мозгу поместилось знание о Тех, при этом без каких-либо травм, без сумасшествия? А девочки? Неужели только Ваня счел Гостей жуткими?
Из крана над раковиной резво била струя воды, согретой газовым котлом. Поплескал на лицо, шею. Вытерся рубашкой и на выходе столкнулся с Верой. Ее взгляд задержался на торсе парня, она оступилась, стукнулась о стену и почти побежала дальше, в комнату.
После завтрака, который Валентина накрыла специально для Остапа, они с хозяином дома сидели в беседке. Олег был как всегда спокоен, но ему явно не терпелось узнать, что Остапу поведал Гость.
— Я тоже, когда впервые с ними встретился вот так, долго в себя приходил, — сказал он.
— А вы помните что-нибудь из того, что они вам сообщили? Вернее, можете ли что-то объяснить словами?
Олег посмотрел на Остапа внимательно, потом склонил голову и задумался на минутку.
— Да, некоторые вещи я помню и вполне понимаю. Но не все. Ты учишься объяснять себе эти картинки постепенно. Вначале понимаешь мало, но потом – всё больше и больше. Они обещали нам кое-что, и мне сказали, что именно ты узнаешь подробности. Веришь? Именно ты. Не знаю, чем ты их привлек. То есть, не обижайся, я просто о том, что мы с ними давно, а ты только пришел… И они давно обещают нам это, поэтому мы на тебя сразу вечером и накинулись. Ты уж прости.
— Ничего.
Остап снова задумался об обещаниях. Снова он обратил мысленный взор внутрь себя. Там он нашел то странное знание, которое в него заронили Они. Сплетение картинок и даже звуков. Он стал искать что-нибудь, связанное с обещанием. Перед глазами потемнело, он снова слышал странный плеск, ощутил отвратительный запах гнили, потом ему показалось, что перед ним стоит один из Тех, и он указывает куда-то своей тонкой рукой. Остап постарался вернуться назад, вынырнуть из водоворота мыслей. Он шел обратно, плыл, летел. И вот он снова за столом, на него внимательно, с некоторым беспокойством смотрит Олег. Остап понял, что одна мысль, один образ – вернулись с ним.
— Ну, я… Они…
— Не спеши, Остапчик, всё в порядке, — сказал Олег участливо.
Остап еще помолчал и сосредоточился. Картина раскрывался и обрастала деталями, смыслами, а чем дальше, тем легче было о ней говорить.
— Они хотят, чтобы вы принесли им кастрюлю… Среднюю по размеру. Пустую… — выдохнул Остап и вопросительно посмотрел на Олега.
Тот на пару секунд буквально потерял дар речи. На его лице было изумление, глаза расширились. А потом он хлопнул в ладоши и рассмеялся. Раскатисто, радостно. Хлопнул себя по коленям.
— Остапчик, родной! Да это же то, что и нужно! Вот же, а! Вот оно! — Олега было не унять, он вскочил и обнял Остапа. Никогда еще парень не делал ничего такого, за что бы так хвалили. Не делал ничего значимого. По крайней мере для кого-то еще. А тут его хвалил и обнимал с искренней благодарностью человек, которого он бы с радостью… назвал отцом. Последняя мысль только мелькнула у него в голове, но мелькнула ярко и волнительно.
Олег побежал в дом и там начал радостно говорить что-то Валентине. Та так же радостно что-то отвечала ему.
А что Остап? Он, как и раньше, ощущал опустошенность. Теперь, когда он передал это послание, у него вдруг всё смолкло внутри. Цель. Цель была достигнута. А когда достигнута цель, ты либо выбираешь следующую, либо скорбишь, потому что вся жизнь помещается теперь на ладони. Остап как собака гнался за автомобилем и гавкал. Автомобиль остановился. Что делать? Собака замрет, смутится, может подаст голос еще раз-другой, а потом поплетется на место. Или будет лаять дальше, если особенно глупая. Бессмысленно и безрезультатно лаять. Остап не знал, что дальше, что последует дальше.
***
Разговор с Ваней и сам этот мальчик – вот, где вдруг открылся маленький глаз бури, разрастающийся и заглатывающий всё вокруг. Пусть Ангелы были страшными. Если уж по чести, они были ужасающими. Это были неведомые нашему миру твари со своим недостижимым способом существования. Разумные, способные к общению с другими формами жизни. Чудовища. Кто такие чудовища? Существа из сказок и историй. Мы боимся их, потому что они неестественны и опасны. Но эти, судя по всему, были настроены положительно. Даже помогали. И теперь хотели дать всем своим прихожанам какой-то долгожданный подарок. Всю идиллию нарушал Ваня. Этот малец, кажется, единственный, кто видел картину иначе и… Неумолимая мысль… Видел всё как есть. Остап узнавал в мальчике себя. Взрослые не изменились с тех пор. Они все так же падки на… воду? Мертвую воду. Что это? В мыслях Остапа пронеслись образы, какие-то ранее незамеченные смыслы. Они связаны с ангелами и… Даром. Даром, который так ждет Олег. Для чего им кастрюля?
Радостная Валентина подошла к Остапу и обняла его.
— Остапик, мы так долго ждали! Спасибо тебе большое. Наконец-то! — она поцеловала его в обе щеки. Олег стоял рядом и тоже улыбался.
— Олег, но что же это значит? Что они обещали?
— Терпение, юноша! — шутливо сказал Олег. — Всё узнаем сегодня же вечером.
— Нет, Олег… Ты прости мою спешность, но не мог бы ты сказать, ну хоть намекнуть, что должно случиться?
— Экий ты быстрый. Мало тебе всего, что уже случилось? — Олег чуть заметно помрачнел.
— Остапик, Гости очень помогли тут многим. У Грушиных сына вылечили от рахита. Ты бы видел его до тех пор. Теперь у всех у нас дети – здоровые. А если что с ними приключится – мы знаем, к кому пойти. Они то подскажут, где травы растут и как приготовить, а то просто посмотрят на ребеночка, и ему становится лучше. Я вижу, что ты обеспокоен. Наверное, они тебя напугали, но это понятно, ведь они… страшноватые... Но ты не представляешь, какие они... Добрые? Сама у себя спрашиваю, применимо ли к ним это слово. Да, наверное, применимо. Добрые. Деткам вот после первых встреч снились страшные сны неделями, но потом это проходило. А главное – они становились здоровее. Теперь мы готовы идти дальше…
— Ну ладно, жена. Остальное Остап пусть увидит сам. У него в голове должно всё разровняться и устаканиться. Сама знаешь. Всё, что они ему сказали, должно проявится в голове само, а так мы ему только хуже делаем словами своими бестолковыми, — сказал Олег.
Да, что-то проявлялось. Но не всё. И, помимо остальных мыслей и чувств, появилась тревога. Он знал, что есть какое-то обещание, которое он получил еще в детстве. И теперь это обещание стало почти понятным. Наверное, Олег говорил дело. Нужно просто побыть с этим всем. Но и тревога, смутная тревога тоже не уходила. Остапу хотелось побыть одному и он, предупредив хозяев дома, отправился в лес.
Зашел на полянку с Деревом. Даже днем вокруг него сгущалась темнота. Вот она, та самая поднятая над головой стена, вход в иной мир. Но войти в него могли только те, кто в нем жил, происходил с той стороны. Целый день Остап бродил по отдаленным частям Щепки и думал, думал, думал. Листва грозно шумела на ветру, предвещая беды, сухие ветки вскрикивали под ногами, переламываясь надвое. Молодой еще человек, отпуск, свежий лес вокруг – но внутри Остапа не было места покою и простому счастью. Он ложился в траву, но она казалась ему грубой и секла оголенные предплечья, он приваливался спиной к могучим стволам, но все никак не мог сесть поудобнее.
Выходило так, что всё стремление Остапа к порогам иного мира разбивалось об один нюанс. Ты оставался человеком. Твой мир изменился, но, что иронично, остался прежним. Ты всё тот же мальчик, мечтающий сбежать. Но, может быть, дар, который поднесут всем Гости, изменит всё?
***
Снова процессия шла к дереву. Но теперь все были не просто спокойны и молчаливы, как прежде – каждый шел с радостной улыбкой. Даже дети. Страшные сны… Им снились страшные сны после первых встреч с гостями. Но ведь психика и впечатлительность у детей разные. Остапу не было страшно смотреть те сны, которые он видел после давней встречи, а они снились ему и теперь. Но что, если Они были страшными на самом деле? Ему хотелось еще поговорить с Ваней. Внезапно Остап понял, что Олег и его жена, и остальные люди – не очень ему нравятся. В них было нечто чуждое. Только казалось, что у него с ними может быть что-то общее. Нет, это просто общность недалеких людей, не понимающих, куда ведет их узкая тропинка.
— А где Ваня, Олег? — спросил тихонько Остап. Олег обеими руками держал кастрюлю, обернутую в чистое белое полотенце.
— Да… Закрыл я его дома, Остап. С Ваней бывают сложности. Пацан же, упирается, не слушается. Только отца слушал всегда. Тот знал, как присмирить.
— Закрыл?
— Ну да, дома. Ничего, посидит там полчасика, поиграет, подуется может.
— А родители, когда приедут его?
— Эх, Остап, ну и время ты выбрал для вопросов, — сказал Олег и вздохнул. Былое добродушие куда-то делось, Олег вел себя отстраненно. Наверное, Остап переставал нравиться главе этой общины. Возможно, парень для него свою роль уже сыграл, а иной ему не предназначалось. Обидная мысль. – У мальца трудное время, у него родители погибли в автокатастрофе. Совсем недавно. Он теперь будет жить у нас всегда. Его это всё очень напрягает, понимаешь, Остап? Всё, закончили с вопросами.
Олег отворил оградку, зашел. Приложил руку к дереву. Снова эти звуки. Теперь Остап различал в какофонии явное журчание большой воды. Только журчание как будто бы бутафорское. Вроде бы это кто-то изображал журчание. А под толщей жидкости, которую настоящей водой и не назовешь, что-то шевелилось, что-то стонало и выло. И всё это умножалось друг на друга эхом, гулом, свистом. Из ствола вышел мерцающий гость, а за ним еще два. Их было трое, но они ничем не отличались друг от друга. Они казались двухмерными картинками. Один из них подошел ближе к Олегу, тот протянул ему кастрюльку. Гостю вытянул конечность и сомкнул на посудине бесчисленное количество тонких пальцев. Процессия силуэтов с маленькими крылышками медленно повернулась и ушла туда, откуда и появлялась.
Олег подождал немного, а потом, улыбнувшись, пошел к своим.
— Ну что, ребят – завтра. Завтра!
Все взрослые радостно гудели и переговаривались.
— Остап, они, Гости наши, хотят, чтобы ты завтра был рядом с деревом. У них к тебе личный разговор, — Олег глядел на Остапа с плохо скрываемым удивлением. «Что же им нужно от этого засранца?», - наверное так он думал там, в своей голове. — Ну, пора и Ваньку идти открывать, верно?
Они нашли Ваню спящим на полу, прижавшимся к стенке.
— Ну что ты, малец? Кто же так спать укладывается?
Ваня открыл глаза, обвел ими дядю, тетю, сестер и Остапа. На Остапе взгляд остановился подольше. Олег утвердил, что они все вместе должны выпить чаю, а потом расходиться спать. Остап поспешил отказаться и сказал, что хотел бы ополоснуться и сразу лечь. Никто его не переубеждал. То ли Олег совсем разочаровался в нем, то ли… Стал побаиваться?
Теплый душ после жаркого дня очищает и тело, и мысли, и, если верите в нее, душу. Хотя, теперь звук льющейся воды напоминал Остапу об ангелах и не давал полностью расслабиться. Он завернулся в полотенце и побрел в зал, где ему уже постелила Валентина. Свежую постель. Вот оно, доброе гостеприимство. Она, в отличие от мужа, была так же добра, как и раньше. Сейчас в комнате были только Вера и Ваня. Вера сидела прямо на постеленном и, кажется, нервничала. Остап понял вдруг, что явился в полотенце на бедрах и всё. Вера глянула на него, ее взгляд быстро проскользил по телу Остапа, она зарделась и выбежала из комнаты. «Да девочка, похоже, уже интересуется парнями…», - подумалось Остапу.
Теперь они были наедине с Ваней, тот сидел на полу и перебирал игрушки. Не играл, а просто лениво перекладывал их с места на место. Выходит, он совсем недавно потерял родителей.
— Что, малой, закрыли тебя сегодня тут? — Остап неуклюже начал, подбирая слова.
— Ну да…
— Почему?
— Не слушался дядю Олега. Плохо себя вел.
— Правда?
— Да. Папа бил маму. А мама кричала на папу. И меня папа бил, — его голос задрожал и стал тише. — Мама с папой говорили, что ссорятся из-за меня. Однажды папа ударил меня, и внутри что-то сломалось. И мне нужно было лечиться. Дядя Олег отвел меня к страшным ангелам, и всё прошло. Но дядя Олег не знал, что они вылечат болезнь совсем целиком, вместе с родителями. Они сказали мне, что мама с папой – и есть моя болезнь, что они снова меня сломают. И мама с папой попали в аварию. Они тоже приходили к дереву, когда дядя Олег ходил меня лечить. Сегодня я ему сказал, что не буду с ним жить, - мальчик прервался, чтобы отдышаться. Слезы мерцали в его глазенках.
Остап в очередной раз ужасался мыслям мальчугана, насколько же он был взрослым в своем почти младенчестве. Выходит, ангелы стали причиной аварии, и Остап это понимал. Или он выдумывает?
— Мне жаль твоих… Тебе эта семья, семья Олега, совсем не нравится?
— Тётя Валя хорошая, она раньше много пила, а теперь, недавно, перестала. Сестрички хорошие, только глупые. Дядя Олег нехороший.
Остап только теперь поймал себя на мысли, что лицо Вали выдавало в ней пьющую женщину. Но пьяной он ее не видел.
— Почему Олег плохой?
— Он глупый. Я его не люблю. Он ничего не понимает, что происходит. Я ему это сказал сегодня. И про родителей. И про то, что я с ним ненадолго. А он взял и закрыл меня тут одного.
— Почему ненадолго? Что произойдет?
— Мы тут ненадолго все.
— Кто?
— Ты знаешь и сам, дядя Остап. Это я тоже хотел сказать Олегу. Я думал сбежать, но теперь думаю, что придется остаться, — эти слова были сказаны уже совсем взрослым Ваней. Он смотрел Остапу прямо в глаза. И Остап ощущал, что в голове новые частички послания складываются в понятные смыслы. Нужно было только дать этому время и направлять внимание.
— Ты правильно сказал, дядя Остап, здесь мне плохо. Очень плохо. Но будет лучше…
Вошел Олег и кивнул Ване на выход.
— Наверняка уснуть тебе мешает шкет, а? — сказал Олег, а потом приглушил голос.
— Слушай, Остапчик. Ты бы после душа одевался, а то у меня тут дочки. Вера точно на тебя глаз положила. Ни к чему ей на тебя полуголого смотреть, ладно? И я думаю, что завтра, после того как передадут нам Гости, посылку, тебе бы домой съездить. Я гостям рад, но у нас и тесно, и, ну, ты сам понимаешь. Без обид?
— Без обид, Олег.
— Спокойной ночи.
Снова сны, снова полная темнота. Остап (или просто его взор) находился в пульсирующем, роящемся и текущем пространств. Звуки теперь слышно очень громко, они оглушают. Вот бы никогда их не слышать.
Утро и день Остап гулял по лесу, бродил по его березовой части, добрался до пруда. Это было странно чувство – спокойствия и смятения, страха и безразличия.
Вечером, как повелось, после вкусного ужина, за которым все вели себя добродушно и мило (как будто бы впереди не ждет ничего особенного), они, встретившись с соседями, пошли к дереву. Ваня в этот раз отправился с остальными. Вера, заметил Остап, периодически на него посматривала, но сразу отводила взгляд, лишь только их глаза встречались. Если бы Остап хоть сколько-то разбирался в людях и в частности в женских нравах, он бы понял, что девочка в него серьезно влюблена.
— Что, Остап, сегодня мы с тобой вместе к стволу, — сказал Ефимыч, по-доброму улыбнувшись и пожав Остапу руку. Этот пожилой мужик, с отсутствующим передним зубом на верхней челюсти, в запотевшей десять раз рубашке, был сегодня абсолютно счастлив.
Они зашли за оградку, Ефимыч похлопал ствол загорелой рукой и стали ждать. Звуки. Мерцание. Трое Гостей, проявившихся из дерева, втроем несли кастрюлю, каждый держал ее одной рукой. Одно из них уставился на Остапа, и всё померкло.
***
Темнота. Кажется, знакомая по снам темнота, но только здесь довольно тихо. Глаза стали привыкать и выхватывать детали окружения. Он находился на уступе, на небольшом островке. Перед ним возник один из гостей. Спираль свечений медленно пульсировала, огоньки передвигались, рисуя, каждый, маленькую спиральку. Гость присел на возвышение. Послышался звук, точно кто-то основательно отхаркнул и плюнул. Тут же один из огней отделился от остальных, и упал недалеко от Остапа и своего хозяина. Из маленького огонька получился светильник, размером с футбольный мяч. Субстанция темно-желтого цвета, внутри которой угадывался человеческий эмбрион. Они находятся на округлом островке, не больше трех метров в диаметре. Над ними располагается точно такой же округлый остров, прямо над головой, как отражение. Островки обступала непрозрачная черная жидкость. Теперь из-под капюшона Гостя выглядывало, освещенное желтым светом, лицо, очень юное. Трудно было сказать, мальчик это или девочка.
— Здравствуй, Остап, — мягкий детский голос. Ангел сказал это, а не послал в голову образами.
— Здравствуй… — ответил Остап.
— Давно, как давно была наша встреча. Там, у тебя в комнате.
— Так это… Был ты?
— Мы так долго ждали. Тебя. И других. Другие, те, которые стоят у дерева, они пришли вовремя, хотя позвали их недавно. А ты, ты припозднился.
— Как? — только и буркнул Остап.
— Дай я на тебя взгляну, — Гость всмотрелся, подался чуть вперед, поближе к парню.
— Да, дружок. Ты стар. Мы всё думали, успеешь ты или нет. А потом – не поздно ли для тебя. И, скажу тебе – ты опоздал. Ты шел слишком долго.
— Шел для чего? – сердце Остапа колотилось. Вот же оно. Они… Они не люди. И в их мир не может пойти человек. Но есть решение. Вот он, ключ. И ему теперь в нем отказывали.
— Ты уже сам понял, пока спрашивал, верно? Для того, чтобы быть с нами. Мы принесли нечто. Каждый ребенок сделает по глотку ровно через шесть дней. И будет с нами. Но ты, Остап, ты всю жизнь искал нас… И не успел. Это плохо, — голос был холодным, монотонным, он резал парня на части. Слезы потекли из глаз Остапа.
— Но ты получил подарок. На самом деле – очень даже щедрый. Ты увидел нас. Еще немного, и ты либо прикончил бы себя, либо спился бы. Но мы подарили тебе встречу, как ты и хотел. Ты рад?
— Я… Я рад. Конечно! Но я же искал! Я делал всё, что мог, я пренебрегал всем остальным.
— Слишком долго нянчился с папашей. Зарабатывал денежки. И много думал. И гляди, за последние дни ты надумал даже больше. Ты стал сомневаться.
— Нет, я не сомневался! — Остапа била дрожь. Он готов был упасть на колени и молить о прощении. Он опоздал, но как же так?
— Дети, подростки – они восприимчивы. Уже годам к двадцати пяти люди начинают закрываться. А после тридцати – они просто обертки. Многие уже ничего и не чувствуют, не видят. Плывут по реке…
— Но не я!
— Ты перележавший товар. Ты опоздал. Неудачник! — рявкнул Гость. Его голос был страшен, взгляд пылал.
Остап упал на колени и заплакал.
— Однако, Остап, ты был нам полезен. Через тебя мы смогли передать сообщение этому идиоту Олегу и его пастве. Они ждут, что мы всех их изменим, но это, конечно, не так. Они нам не нужны. Только дети. Мир людей не меняется, люди продолжают охотно вести своих детей в руки незнакомцам, нужно только слегка почудить. Эти мужики и бабы верят нам полностью. Почему, Остап? Сам не знаю. Всегда удивляюсь. Но не жалуюсь. И дети тоже не жалуются. Они уже знают, что произойдет, хотя и не отдают себе в этом отчет. Ваша натура работает очень интересно, вам в голову можно посылать информацию, которая дает эффект сразу, а осознается, если осознается, сильно позже. И, Остап, мы не подведем. Не подведем детей. Всё у них будет так, как ты и мечтал.
— А я?
— Опоздал.
— Но я же не такой как они, не такой, как Олег.
— Да, ты не такой, хотя ушел от них всех не так далеко, как думаешь.
Остап уже не плакал, он просто сидел на земле и смотрел в сторону, в темноту.
— Но, Остап, мы готовы подарить тебе еще один подарок. Как ты на это смотришь?
— Я с радостью.
— Что с радостью?
— Приму… подарок, — Остап выбирал слова.
— С радостью? Без благодарности? — голос продолжал быть жестким.
— С благодарностью… — всхлипнул Остап.
— Надеюсь, Остап. Иначе было бы совсем отвратительно. Итак, ты готов слушать?
— Готов.
— В детстве ты выдержал нашу встречу. И пронес через всю жизнь ее суть. Ты пригодишься нам. Все эти идиоты вскоре перестанут быть нужными, а вот ты мог бы остаться. Ведь ваш мир жесток и глуп. Он ранит нежную душу деток.
Эмбрион, находящийся в сгустке света, закричал, захныкал, и вновь затих.
— Ты мог бы продолжить наше дело, стать союзником.
— Дело?
— Дело спасения детишек, молодежи. Ты будешь их проводником к нам. Мы подскажем, как и что делать.
— Я… Не знаю, я мог бы… Наверное… Справился бы. Но ответь… Пожалуйста, ответь, кто вы? То есть, откуда вы, что?
Гость помолчал.
— Мы пришли из равнодушия. Из отвернувшихся лиц. Давно. Мы давно. Раненные сердца. Оставленные плакать в темноте дети. Слезы. Дерево – это только частность. Обычными словами много не передать. Ты, Остап, можешь помочь деткам обрести дом.
— Но как же они его обретут? Они же… Мне казалось, что людям к вам вход заказан.
И тут картина, которую послали в его голову, по крайней мере значительная ее часть, открылась. Его рот тоже раскрылся. Тогда, в детской, уже тогда ему были открыты все карты. И Ване они тоже были открыты, только он, похоже, сразу всё понял. А Остапу понадобилась солидная часть жизни.
— Что скажешь, Остапчик? — спросил вкрадчиво Гость.
Остап молчал. Он смотрел внутрь себя, где раскрывались все новые и новые подробности того, что происходит и произойдет в скором времени. Он видел себя, ведущим к гостям все новых и новых детей. Он видел, как дети исчезают в темноте. Это было отвратительно. Глаза Гостя расширились, лицо исказило негодование.
— Похоже, Остап, ты не годишься даже для этого.
— Я просто вдруг понял… Эта ваша река… Это же…
— Неважно! — крикнул Гость. — Аудиенция окончена.
Гость поднялся с выступа.
— И, кстати, Остап. Вся эта беседа… если ты не понял – ты разговаривал сам с собой.
Свет померк, Гость исчез, а островок, на котором они находились, стал опускаться в черную воду. Остап забежал на возвышенность, но и она быстро скрылась в омуте. Он погрузился в холод и темноту.
Он пришел в себя, сидя на земле, около черного дерева. Ефимыч держал в руках кастрюлю и смотрел на него. Гостей уже не было. Мужик буквально переступил через Остапа и пошел к остальным. В его взгляде больше не было ни капли дружелюбия. Ефим подошел к Олегу, что-то ему тихонько сказал. Тот кивнул и только мельком глянул на Остапа. Все теснились поближе к кастрюльке.
— Ребята! — взял слово Ефимыч. — Эта штука должна отстояться, скажем так. Очень важно! Шесть суток, считая от этой минуты. И вот тогда – да.
Все вокруг закивали. Кто немного разочарованно, кто искренне.
— У нас тут Олег негласный лидер. Я предлагаю ему передать емкость, пусть хранится у него. Любой из вас сможет, когда угодно, прийти и получить свою долю. Хватит всем, не волнуйтесь. Верно я говорю, Олег?
— Спасибо за доверие, брат. Всё так. Мы здесь все хотим одного и того же и никому не нужно больше, чем положено.
Процессия двинулась по домам. Матери обнимали детей, отцы покуривали и перебрасывались шутками. Остап поравнялся с Олегом.
— Олег, нам бы поговорить, — прохрипел Остап.
— Да, парень, ты прав, — сказал Олег задумчиво. — Только вот кастрюльку отнесем.
— Слушай, Олег, я как раз про это…
— А?
— Ну, вы что, собираетесь это дать детям?
— Ты и сам знаешь, чего тогда спрашиваешь?
— Я знаю, что они, Гости, так сказали вам. Но ты уверен, что это хорошая идея?
— Да, Остап, уверен.
— Но ведь, подумай. Результат… Каким будет результат? Ты разве можешь его знать наперед?
— Они показали результат. Дети будут здоровыми и укрепят связь с Гостями. Они многое узнают и пойдут по жизни совсем в другом темпе, лучшей дорогой. Будут успешными, влиятельными, счастливыми. В сущности – это живая вода. Как в сказке. Только мы поймали сказку за хвост, понял? Наши дети и мы сами, нам очень повезло. Всё благодаря моей мудрости и Гостям, – в глазах Олега промелькнула некая далекая мечта. Он сказал всё это всерьез? Да, похоже на то. Но он не знал ничего. Он не понимал, что случится, когда они выпьют эту воду!
— Олег, я разговаривал с ними. И… Не все так просто. Вам не нужно пить это, — пробормотал Остап.
Олег остановился и посмотрел на Остапа очень сердито, как никогда еще не смотрел.
— Не понял.
— Это подействует совсем не так. И ты, ведь не только детям это хочешь дать, но и себе, и жене, да? Вы думаете и сами измениться? Но Они вообще вас ни во что не ставят. Взрослых я имею в виду. Но и детям достанется не то, что ты думаешь!
Олег сердился.
— Чего ты несешь, Остап? Ладно, я тебе другое лучше скажу. Ты сейчас придешь, вещи соберешь и поедешь домой. И больше к нам не вернешься. Так сказали Гости, но так и я решил еще до их слов. Я тут решаю, а не они, при всем к ним уважении. С тобой всё. Свою работу ты выполнил. Более того, я даже дам тебе твою долю. Сам дома и выпьешь, если хоть немного мозгов осталось.
— Олег, это у тебя… Это у тебя мозгов нет. Ты мало того, что себя погубишь, ты детей… — Остап вдруг рассвирепел. Мысли забегали. Кастрюля! Если выбить ее у Олега и разлить!
Он схватил обеими руками емкость, но Олег очень крепко держал ее своими ручищами – одной за дно, другой прикрывал крышку. В его глазах вспыхнула ненависть. Он резко двинул головой, и Остап полетел на землю с разбитым носом. Изображение потемнело. Олег аккуратно поставил кастрюлю на землю, подошел, поднял Остапа за ворот, размахнулся, и двинул ему с правой. Всё исчезло.
Очнулся Остап в привычной беседке. Только чай его уже не ждал. Рядом валялся рюкзак. Лицо сильно болело. Он провел пальцами под носом – засохшая кровь и сопли. Олег оказался грозным противником. И с чего Остап решил, что сможет вырвать у него из рук эту кастрюлю… Может, если бы он был быстрее, то вырвал бы. Но теперь Олег спрятал ее где-то в доме, а Остапу туда путь заказан. Он услышал тихие шаги. Это Ваня прокрался в беседку.
— Ого, дядя Остап. Неплохо тебе влетело.
— Похоже на то, Ваня.
— И кто победил?
— Не я.
— Это дядя Олег тебя стукнул.
— Да.
— Он сильный.
— Слушай, Ваня. Мне придется уйти. И вряд ли получится посетить вас снова. Твой дядя на меня очень зол. Но я тебя об одном попрошу…
— Не пить? — запросто спросил Ваня. Остап остолбенел. — Не смогу, придется.
— Как же придется?
— А вот так. Я выпью. Потому что так будет лучше.
— Нет, Ваня, лучше не будет!
— Я знаю, что случится, — это говорил маленький-маленький мальчик.
— Не знаешь. Откуда тебе знать?
— Они мне показали.
— Они могут показать то, что захотят. Да и ты, конечно, мальчик неглупый. Больше тебе скажу, ты тут единственный умный человек из нас всех. Но то, что они тебе показали, это не всё. Ты не понимаешь. Ты просто еще не дорос до того, чтобы понять, что на что меняешь. Давай… Давай со мной сбежим. Давай, прямо сейчас. Вот мой рюкзак. Я тебе куплю всё, что нужно там, в городе.
— А зачем мне с тобой? — непонимающе спросил мальчик. Остап снова потерял дар речи.
— Чтобы спастись…
— Спастись? — он пробовал на вкус это слово. — А ты, дядя Остап, какой-то другой? Лучше, чем дядя Олежа? — спросил с укором Ваня, как бы уже и подсказывая ответ.
Остап не знал, что ответить. Если бы было больше времени. Подобрать слова.
В беседку зашел Олег. Он был теперь спокоен и смотрел на Остапа равнодушно.
— Ванюш, прощайся с Остапом и иди в дом, в игрушки играть, — сказал Олег мягко, но не предполагая возражений.
— Пока, Остап, — сказал Ваня и побежал в дом. Сердце сжималось, когда Остап смотрел на удаляющегося мальчишку.
— Олег… Ты же… Не смей. Ты же не понимаешь… — искал слова Остап.
— На выход, молодой человек, – сказал спокойно Олег. — И чтобы дорогу сюда забыл. За то, что ты пытался сделать, тебя неплохо было бы свиньям скормить. Но ты дурак… К тому же, ты был полезен. Никто из нас с Гостями не мог так поговорить как ты. Разве что Ваня, но и ему они не сообщали главного. Они сами на тебя указали, как только почувствовали, что ты рядом. По тебе сразу видно – ушлепок. Но зато мог с ними нормально разговаривать. А теперь до конца жизни ты просто ушлепок, без каких-либо достоинств, потому что свой билет ты сам засунул себе в задницу и прожевал. Давай, вали отсюда.
Остап постоял немного в нерешительность, а потом накинул на плечо рюкзак и, склонив голову, вышел вон. Домой шел пешком. Шел очень долго, как будто бы специально петляя и удлиняя путь. Он все вспоминал как Ваня уходит в дом, коротко с ним попрощавшись. Если бы только можно было взять Ваню с собой. В ту ночь Остап с удивление понял, что у него есть сердце. И сердце это болело, готово было лопнуть от тоски. Что делать? Выкрасть Ваню? И загреметь в полицию. Вызвать полицию? А что сказать им? Что детей собираются напоить зельем? Никакой план не был выполним. Он пришел домой, постанывая и морщась, умыл побитое лицо и упал спать. Спал без снов.
***
— Опа… Давненько… — встретил его отец не вполне членораздельной речью. Он посмотрел на Остапа, снова как-то осмысленно, как в предыдущую встречу. Где-то в глубине его глаз Остапу почудилась радость. Неужели отце что-то предчувствовал?
Остап открыл холодильник, загрузил туда пару бутылок пива. Поставил кипятиться воду в кастрюле. На секунду замер. Нет, это просто дно кастрюли, черное. Подсолил. Зашел в комнату к отцу.
— Отец… Слышь? — начал он неуверенно. — А ты ангелов видел когда-нибудь?
Обычно отец реагировал медленно или не реагировал вовсе. Но тут он повернулся к Остапу, глянул на него. Прикурил сигарету дрожащими руками. Выдохнул дым. Остап тоже раскурил свою трубку.
— Одного… — сказал он, глядя куда-то далеко.
— Правда?
— Ага. В твоей комнате, — отец был перманентно пьян, голова соображала плохо, но сейчас он говорил серьезно и ясно. — Давно. Ты еще был мелким. Малютка, да… И ангел хотел забрать тебя. Черный ангел. Батюшки, черный ангел… А я сказал, что не отдам. Не отдам тебя, моего сынка. Он говорит, что ты сам к нему придешь. Рано или поздно. А я говорю, что не бывать такому. И тогда он указал мне на черную воду. Мертвую воду. И я понял, что буду пить ее пока хватит сил, пить ее всегда, лишь бы тебя никуда не забрали. Чтобы ты сам не стал черным ангелом. Лучше уж я. И видишь, Остапка, сработало. Не забрали моего сыночка ангелы. Стоит передо мной. Ненавидит меня всем сердцем.
— Но зачем? Почему?
— Не все пути можно пройти так как хочется или понимается. Да, я тебе жизнь подпортил, да, всё это так, и дело тут не в ангелах, не только в них. Просто так бывает. Так складывается. Но знаешь, что случилось? Недавно.
— Нет…
— Случилось так, что у тебя в груди оказалось сердце. Ему нужно было много времени. Но вот, успели. Ты прости, Остап. Прости старика. Несправедливо, что жизнь такая, несправедливо. Но тут уж, как я сказал, не всегда удается выбрать что-то получше. Главное, что там тебя ждать перестали. Теперь можешь и пожить
что ли… И это, сходи, принеси мне бутылочку пивка, сынок.
Остап пошел в кухню. Самое время было закинуть пельмени в кипяток. Он взрезал пакет, взял жмень белых холодных конвертиков и бросил в воду. Еще одну, еще. В воду, помимо пельменей, подсаливая ее сверх меры, падали слезы. Остап бросал пельмени и горько плакал. Потом прислонился к холодильнику, постарался успокоиться. Открыл, достал запотевшую стекляшку, открыл об обшарпанную столешницу, помнящую сотни таких, вгрызающихся в нее, крышек. Щёлк.
Когда он вошел в комнату, отец сидел как обычно, курил новую сигаретку и не смотрел на него. Остап протянул ему подрагивающей рукой пиво. Отец, не взглянув на него толком, взял бутылку, приложил к груди и коротко кивнул. Похоже, это была последняя такая беседа. Была ли она вообще? Или всё это Остап просто выдумал себе? Он смотрел на отца и впервые в жизни ему было жаль его. Черная вода по капле проникала в его суть и постепенно, предательски, пока он не замечал, точила его тело, его здоровье, его характер. Многие даже не замечают, когда приходит эта вода, когда они соглашаются ее пить; когда она становится частью их существа и выдавливает его по капле, перегоняет в сосуд небытия. Остап вытер глаза и пошел следить за пельменями.
***
Через пять дней отца не стало. Остапу позвонила соседка, сказала, что дверь пришлось ломать, из окошка пошел дым. Отец скончался от сердечного приступа. В руке у него была сигарета, которая и зажгла комнату. Никаких серьезных разрушений не последовало. Остап отправился в крематорий, что располагается прямо на Северном кладбище, договорился о кремации.
Думал ли он все эти дни о Ване? Об Олеге? Обо всех этих людях? Конечно. И даже о Вере.
Когда отца привезли в крематорий, прощания не было. Потому что некому было на нем присутствовать, кроме сына. Остап глянул, как гроб поднимают на возвышенность крематория и пошел прочь. И пока он выбирался с территории кладбища, он вдруг понял, что просто обязан вернуться в Щепкинский лес, повидать Ваню. Путь Олег, если с ним все в порядке, побьет его. Пусть все мужики и бабы окрестностей отпинают его и оплюют. Он должен увидеть, что случилось. Может быть, все это, всё, что было, могло закончиться как-то иначе?
***
И он снова шел полями, огибая кладбище, самое большое кладбище в окрестностях мира. Скоро осень упадет бронзой на эти листья. Местами трава уже была желтой, совсем уставшей от жизни. Вокруг поля стояли пустыми, урожай уже убран. Остап всё ближе к Щепке. И здесь тоже, без предупреждения, начинается осень. Тревога нарастала.
Чем он занимался все эти дни, после изгнания? Сочился болью и горечью. Валялся в кровати, скрюченный и обессиливший. Жизнь потеряла весь тот смысл, который держал ее годами и годами. Всё остальное было отставлено. Или он просто прятался от всего остального? Не мог сладить с миром и сосредоточился на другом? На своем маленьком мирке внутри. Может быть он просто спятил? Нет, последнее – несомненно. Но теперь он отдавал себе в этом отчет. Он как будто бы вылетел из своего тела, из своих привычных мыслей и обозревал прошедшие годы. И видел, что потратил их впустую. Не потому что Гости отказали ему. А потому что, как оказалось, он не хочет того, что они могли предложить. Не хочет! Каким-то… чудом… он успел осознать это. Он успел испортиться… Для них. Деревья похрапывали, обдуваемые крепкими ростовскими ветрами, подсыхающая листва шумела подобно штормовому морю.
В маленьком хозяйстве было тихо. Разве что куры кудахтали там, в курятниках Олега и еще кого-то, через дом. Там живет, кажется, Марат с женой Соней. Да, кажется так их зовут. У них дочь, но ее имени Остап не помнил. Он нажал на ручку ворот Олега, и те распахнулись. Оттуда было видно беседку. Кто-то сидел за столом, уронив голову и сжимая высокую винную бутылку. Женщина. Валентина? Остап медленно пошел в ее сторону.
— Валентина? — позвал он тихонько, когда подошел поближе. — Валя?
Женщина подняла голову. Лицо ее было красным, распухшим. Глаза иссечены лопнувшими капиллярами. Кажется, она плакала и пила много дней к ряду. Запах подтверждал догадку. Валентина взирала на Остапа полными боли глазами, но, кажется, не узнавала его.
— Валя… Что случилось?
Она смотрела на него, но была очень далеко.
— Где Олег?
Валентина помолчала, а потом кивнула куда-то в сторону и зарыдала. Горько-горько. Остапу было жаль ее. И он сразу понял, куда кивнула женщина.
— А Ваня? — с надеждой спросил Остап.
Валентина молчала. Она снова была далеко.
— Вера. Дочки? Где они? — он терял терпение. Можно подумать, что он сам не знал ответ. Просто не хотел верить. Или хотел верить в то, что всё обошлось. Он пошел к дому, увидев, что дверь приоткрыта. Что-то мелькнуло и скрылось там, что-то наблюдало за ним через щель.
— Не… Нех… Не ходи… — прохрипела Вера. Прохрипела жутко. Видимо, сорвала голос.
Но Остап пошел. Распахнул дверь. В дневное время комнаты хорошо освещался, благодаря довольно большим окнам, но все они были завешены тряпками и залеплены газетками. Глаза привыкали к полутьме. Остап прислушался. Тихо. Тихо, но здесь явно кто-то есть. Вот он уловил знакомый звук. Очень тихий, но тот самый. Звук Гостей. А еще шорох прямо над головой. Он посмотрел вверх. На потолке, вцепившись в него передними и задними лапами, висело существо. Всё угольно-черное, очень худое. Длинные волосы, как будто измазанные черной краской, оскал искривленных зубов. Глаза… Они горели белым свечением и как будто бы находились в процессе срастания и закручивания.
— Вера? — да, не смотря на всю жуткую перемену, он узнавал, угадывал ее.
Девочка открыла рот шире, оттуда и шел страшный звук. Это была песня. А потом девочка обрушилась на него. Остап, выставив руки перед собой и повалился на спину. Она наотмашь съездила ему по лицо левой и правой лапами, а потом, растопырив пальцы, которых было уже гораздо больше, чем положено человеческому существу, одним движением разорвала на нем рубашку. Пуговицы разлетелись по сторонам, покатились в неизвестность. От шеи до пупка кошу рассекли порезы. Остап вскрикнул. Вера замерла. То, что осталось вместо глаз, рассматривало обнажившийся мужской торс. Она принюхалась, а потом прильнула к животу Остапа, впилась зубами. Остап со всей силы ударил ее кулаком по голове, что заставило ее разомкнуть челюсти, а потом ногами отбросил от себя в соседнюю комнату. Нельзя было терять время. Он вскочил, добрался до ближайшего окна и стал срывать с него штору и газеты. Свет упал на жуткое создание и явно его испугал. Из пасти Веры послышался звук, напоминающий журчание, она отпрыгнула в сторону. Валентина подошла сзади и разбила бутылку об голову дочери. Вера упала без чувств.
— Скоро ее тут не будет, — прохрипела она, склонившись над дочерью. – Они так дозревают, а потом… Потом уходят. Кто-то раньше, а кто-то позже.
Перед Остапом была убитая горем женщина. Убитая горем и спиртным.
— О… Гляди…
Тело Веры стало подрагивать, силуэт расползался. Из черной кожи получались лоскуты черного, тягучего туман. Вся она за пару мгновений превратилась в угольный сгусток. Чернота начала мерцать, появлялся знакомый белый отсвет. А потом всё это медленно потекло в зал и там скрылось в темном углу. Валентина смотрела в след своей дочке.
— Вы дали им ту воду, из кастрюли?
— Олег дал...
— И все дети выпили? И обратились… в это?
— Пили и взрослые. Некоторые.
— Что с ними?
— Взрослым было нельзя, но мы не знали... Они не хотели знать. Дураки.
— Все дети выпили? И Ваня?
— Все…
— И Ваня уже? – слезы накатывали. Остап забыл о том, что у него в крови живот, что он только что чуть не погиб. Ваня… Все же…
— Ваня не хотел…
— Не хотел?
— Он не слушался. Запротестовал. Хотел, а потом запротестовал. Что-то ему на ум пришло. Олег ему даже вмазал, но тот все равно пить не стал.
— И что? Что дальше? Где он? — у Остапа появилась надежда.
— Мы… Мы его порцию в чай подлили и попозже дали, вместе с ужином. Он мальчик умный, но не догадался… Но мы… Мы же не знали…
— Как же вы… — Остап хотел отругать ее, даже врезать по ее глупой физиономии. Как же вы могли, идиоты, так рискнуть своими детьми. Доверились непонятно кому, непонятно, чему. Но, глядя на Валентину, он понимал, что все это пустое. Уже поздно. Отыскал полотенце в кухне, залил его водой, обтер живот. Вроде бы, только порезы, ничего серьезного.
Остап пошел на выход. Он еще раз вернется сюда, но сейчас он хотел посмотреть на Олега. Тот был где-то там, у дерева. Вот и полянка. Остап остановился у ее края и долго смотрел на открывшийся вид. Ожидал ли он именно такого исхода? Трудно сказать. Висящий на высокой ветке черного дерева, посиневший, с выпученными глазами. Сколько он уже так? Олег был не одинок. На том же дереве висела пара женщин из местных, Остап не помнил их имен. Он стоял и смотрел на дерево, увешанное отчаявшимися, обманувшимися…
Перед глазами Остапа проносились обрывки событий, которым он не был свидетелем. Вот Олег, отчаявшийся в своей маленькой жизни, с пьющей женой, с больными дочками, на последние копейки перебирается в этот домик. Пытается свести концы с концами. Рядом живут такие же люди, в чем-то хорошие, в чем-то не очень. У каждого свои несчастья и страхи. Но появляется дерево и появляются ангелы. Они помогают, они советуют. Они могут дать детям то, чего не могут дать родители. О да, Гости умеют дарить надежду. Непонятную надежду на что-то лучшее. Самолюбие Олега усиливается, ведь он нашел Гостей, наладил контакт. Они обещают ему дар, который принципиально улучшит жизнь всей паствы, но метят исключительно в детей. Конечно они не сказали, что вода из реки Эреб, может сделать с ребенком. И на седьмой день Олег разливает черную жидкость по оббитым кружкам, ставит перед дочками и Ваней. Дочки выпили. Ваню заставили выпить. Очень скоро дети начинают меняться. Внешне и внутренне. Вот Алена стоит в своей комнате на кровати и кричит нечеловеческим криком. Вот Вера разбивает зеркало в ванной и в первый раз кидается на отца.
Поселок мгновенно становится тихим, только крики изредка нарушают молчание, нечеловеческие крики. Возможно, Гости предупредили Олега и Ефима, что воду взрослым пить нельзя. А может и нет. Олег не выпил, но многие выпили, не смогли отказать себе. Пока их дети проходили трансформации и теряли всякую человечность, родители валялись по углам, в агонии. Этот аттракцион только для юных. Олег понимает, что наделал. Догадывается, что происходит с детьми. Он завешивает все окна, видя, что им мучителен свет. Он отбивается от Алены, от Вани, от Веры. Запирает их в комнатах, но они как-то ухитряются выбраться, каждый раз ухитряются. Валентина без остановки пьет. Дочка соседа Марата сидит с открученной головой отца на крылечке в ночи и издает звуки, похожие на журчание потока.
Олег обращается к дереву, стоит ночами под ним, но никто больше не появляется. Стоит, приложившись к стволу руками, лицом, стоит на коленях, молит Гостей. А однажды утром понимает, что всё кончено. Ваня исчез, Алена на глазах растворилась в стене. Он берет топор, лежащий у него в прихожей, идет к дереву. В лесу этим утром так много воронов. Откуда они взялись? Они сидят на ветках и смотрят на Олега. Он размахивается и бьет по стволу. Железо впивается в древесину. Птицы разом взлетают с веток и кричат. Кружат над поляной, закрывая небо. В их криках Олегу чудится смех. Нахальный смех. Они хохочут над ним? Он вытягивает топор из дерева и бросает в желтеющую траву. Теперь он возвращается домой за веревкой. О чем он думал в самые последние секунды? Что видел, когда повис на ветке? Возможно он видел, как менялись и уходили из этого мира его дети, уходили жить у темных вод Стикса. Дело не в дереве. Дело совсем в другом… Перед его глазами плыла тьма, он погружался в непрозрачный поток черноты, ему хотелось кричать. И он кричал.
Остап еще раз взглянул на посиневшего Олега и пошел обратно. Неожиданно перед ним выскочил Ефимыч. В руках у мужика было ружье.
— Опа! — он часто моргал, глаза крутились в орбитах. — А ты что? Ты что, тоже хочешь с нами?
— Нет, — сказал Остап и последовал дальше. Ефимыч взял его на прицел. Остап продолжал идти. Ефим опустил ружье также стремительно, как и поднял, и побежал, быстро побежал куда-то в лес. Он был абсолютно безумен.
Остап застал Валентину сидящей на полу. Она глядела в ту сторону, куда буквально утекла ее дочь.
— Не этого мы хотели для деток… — прохрипела она, не поворачиваясь к Остапу. — Олег?
— Да, — они оба знали, о чем спросила Валентина. Снаружи раздался выстрел. Она осмотрелась, подошла к чуланчику, достала колесо смотанного провода, накинула его на плечо, и пошла прочь.
— Валя… — бросил Остап ей в след.
— Бывай, Остапчик, — ответила Валентина, не останавливаясь.
Перед тем как отправиться домой, Остап прошел в гостиную, где не единожды ночевал. Теперь дом был пуст. Он теперь всегда будет пуст. Парень сел на кровать, обвел взглядом комнату. Помолчал. Вот стена, рядом с которой валяются игрушки Вани. Коробочка с конструктором, пара роботов, солдатики. Сердце пронзила боль, хотелось разрыдаться, но Остап сдержался, отложил на потом. Он встал, подошел к стене и приложил к ней ладонь. Он стоял так довольно долго, склонив голову. «Не слушай, малютка, не слушай», - кажется, шептал Остап.
А на той стороне, где темно, и тьма была живой и роящейся, где шумела страшная вода, крики которой невозможно было унять (вой всех тех, кто томился на дне, тоже не унимался), к стене сиротливо прижималась небольшая мерцающая тень со свечениями в форме спирали. Ладонь ее небольшой и страшной ручки располагалась напротив ладони Остапа.
Конец
Все персонажи и события вымышлены
ЦВ