Самый реальный дневник практики

(рисунок тоже мой)

После третьего курса у нас случилась первая производственная практика. Пока ещё, разумеется, не врачебная, а медсестринская, но это тоже было серьёзно, и ещё как. На дифференцированном зачёте в последний день практики мы сдавали так называемый "Дневник практики" - документ, в котором мы должны были отмечать все медицинские манипуляции, которые делали. Ну или просто записать те, которые должны были быть сделаны, но не суть. Всё равно, сколько ни отмечай, а всех историй, которые произошли на практике, и приблизительно не передашь. Вот и пришла мне в голову идея написать "Самый реальный дневник практики", а проще говоря, выложить всё, что меня на этой практике так или иначе впечатлило. В общем, наслаждайтесь... Ну или ужасайтесь. Или всё вместе. В какой больнице всё это было, не скажу. А чтобы больница не была безымянной, назову её седьмой детской (такой больнички в нашем городе Минске всё равно нет, так что никто не обидится).

~ "А со зрением у тебя всё в порядке?" ~

В первый день практики меня посадили в кабинет к детскому неврологу Анне Николаевне (на самом деле я вообще не знаю, как её звали, но всё равно имена всех персонажей будут изменены, так что никакой разницы). Я у неё ничего не делала, просто смотрела, как эта врач осматривает детей. Мне кажется, она вообще заметила моё присутствие только два раза: когда я вошла в кабинет и когда вышла. Но я, разумеется, смотрела за её работой очень внимательно, ну или настолько внимательно, насколько это для меня возможно. Среди всех пациентов Анны Николаевны двое оказались достаточно интересными. Одного бойкого 10-летнего мальчика привела мама с очень серьезным и озабоченным выражением лица. "Вы знаете, - обратилась она к неврологу, - мой мальчик, когда злится, постоянно наклоняет голову вправо. Может, Вы его посмотрите? А то я очень волнуюсь". "Мама, - запротестовал мальчик, - ну я же тебе много раз говорил, что я специально так делаю!" Анна Николаевна осмотрела мальчика и сказала, что никакой неврологической патологии у него нет, а есть небольшой сколиоз, поэтому у него возникает желание наклонять голову: ему попросту так удобно. "Мальчику нужно больше плавать и ещё желательно походить на массаж", - сказала невролог. "Вот видишь, мама! - обрадовался мальчик. - Мне нужен массаж!" "А ещё мне кажется, что он у меня гиперактивный!" - сказала мама. "Я бы не сказала, - ответила врач. - Нормальный мальчик, просто характер такой, взрывной, наверное. С ним только научиться жить надо, чтобы комфортно было. Но это уж вы к психологу обратитесь, если считаете, что у вас есть трудности в этом плане". "Вот видишь, мама, нормальный я!" - опять подал голос мальчик.

А потом в кабинет невролога зашёл подросток лет 14-ти. "На что жалуешься?" - спросила Анна Николаевна. "Я устаю быстро, и ещё мне иногда плохо становится", - сказал мальчик. "В каком смысле "плохо"?" - поинтересовалась врач. "Ну, у меня перед глазами звёздочки мельтешат, и кажется, что я упаду", - ответил мальчик. "И что ты потом делаешь?" - спросила невролог. "Сажусь, и тогда проходит", - сказал пациент. "А если не сядешь?" - полюбопытствовала Анна Николаевна. "Не знаю, - пожал плечами мальчик, - не пробовал". Невролог сказала ему лечь на кушетку, и мальчик, ложась, немного промазал и громко стукнулся головой о тумбочку. "А со зрением у тебя всё в порядке?" - спросила врач. "Со зрением - да... " - ответил пациент. "Не похоже", - сказала невролог.

~ Как нефролог с балкона прыгала ~

На второй день практики я была у нефролога Вероники Александровны. Я выполняла работу кабинетной медсестры: вклеивала в карточки направления и врачебные заключения, распечатывала эти самые заключения и подавала врачу бланки для анализов. Точнее, кабинетная медсестра наверняка делает что-то ещё, но мне Вероника Александровна больше ничего делать не говорила. А её кабинетная медсестра Ольга Юрьевна вообще куда-то ушла после того, как показала мне, как вклеивать направления. Вероника Александровна была уже в возрасте: ей было лет 60. Вообще, она мне очень даже понравилась: я, конечно, пока далеко не эксперт, ведь я всего лишь студентка, закончившая три курса, но мне показалось, что Вероника Александровна хороший доктор. А ещё она сказала мне, что очень любит свою работу, потому что врач - это самая честная профессия. "Что ж, если Вероника Александровна всю свою жизнь в самом деле работала именно так, то это очень круто и заслуживает огромного уважения", - подумала я. А ещё она говорила, что лучше работать в больнице, чем в поликлинике, потому что в поликлинике все работают по шаблону. Впрочем, я и сама мечтаю работать в больнице, потому что не люблю поликлиники за то, что там всегда очень много людей, и все чего-то хотят, спорят в очередях и подгоняют врачей. А ещё там хватает тех, кто приходит со словами "Я только спросить!", расталкивает очередь и застревает в кабинете врача так надолго, что начинает казаться, что ему там решили попутно вырезать аппендицит. В больницах всё-таки, наверное, подобной суеты как-то поменьше: там даже не бывает столько народу одновременно.

По Веронике Александровне было видно, что ей не всё равно, что происходит с её пациентами. У большинства детей, к счастью, не было каких-то серьезных заболеваний: у кого-то были слишком подвижные почки из-за резкого скачка в росте и худощавого телосложения, у кого-то ещё что-нибудь в таком роде. Но у одной маленькой девочки нескольких месяцев отроду была очень страшная болезнь: у неё было какое-то врождённое заболевание с пороками развития не только почек, но и некоторых других органов.

День, когда меня впервые отправили к Веронике Александровне, был для неё не совсем обычным: в тот день ей нужно было вечером отправиться в другой город на свадьбу своей дочери. Вероника Александровна собиралась поехать на вокзал сразу после работы. В какой-то момент она вспомнила, что забыла в своём гараже чемодан, и решила, что ей нужно выкроить свободное время и быстренько съездить его забрать, тем более, что гараж находился не очень далеко от больницы. В общем, приняв всех пациентов, которые приходили к ней по записи, Вероника Александровна сказала мне, что поедет за чемоданом, и попросила меня сидеть в кабинете, чтобы, если вдруг кто-то всё же придет, направить его в соседний кабинет, а если придёт кто-то из начальства, сказать, что она ушла в отделение осматривать ребёнка. "А то у нас в больнице работает прокурор и проверяет, чтобы все приходили и уходили строго по времени", - объяснила врач. Чтобы прокурор её не увидел, Вероника Александровна даже решила выйти через балкон: благо, кабинет был на первом этаже.

В общем, за время её отсутствия мне пришлось отправить в соседний кабинет двоих пациентов, а потом ко мне ещё зашла какая-то женщина и спросила, где Вероника Александровна. Я не поняла, начальница она или нет, поэтому на всякий случай сказала, что нефролог ушла в отделение. Женщина положила на стол какой-то документ и вышла. Через семь минут она опять зашла и опять спросила про Веронику Александровну. Я ответила, что она ещё не вернулась. Она снова вышла, а потом опять зашла. И снова вышла, громко недоумевая, куда же Вероника Александровна могла запропаститься. А через полминуты с балкона зашла сама Вероника Александровна и спросила: "Ну что, никто не приходил?" "Приходили, - говорю. - Два пациента были, я им сказала в соседний кабинет идти". "Вот блин, - сказала врач. - Никогда никого нет, а стоило уйти, так сразу поприходили. Ну да ладно. А больше никого не было?" "Ещё одна женщина, - говорю, - несколько раз заходила". "А кто ж бы это мог быть?" - удивилась Вероника Александровна. И в этот момент женщина опять зашла (разумеется, не с балкона, а всё-таки через входную дверь). "Ааа, так это ж гинеколог!" - обрадовалась Вероника Александровна. Оказалось, гинеколог решила проконсультироваться с ней по поводу анализа крови своего пациента. И ещё оказалось, что ей можно было и не придумывать, что Вероника Александровна пошла в отделение - она ведь не начальница. Но, как говорится, лучше перебдеть, чем наоборот. А с анализом потом, конечно же, разобрались.

Через неделю я снова оказалась у Вероники Александровны. В это время мы с Алисой, моей однокурсницей, уже, можно сказать, "прописались" в процедурной у медсестры Анжелы. О том, что происходило в процедурной, я расскажу чуть попозже, но в этот день около десяти часов утра старшая медсестра позвонила Алисе и попросила её пойти в кабинет нефролога и заменить кабинетную медсестру, которой понадобилось куда-то отлучиться. Алиса этому совсем не обрадовалась, потому что именно в этот день она отпросилась у Анжелы уйти в десять, потому что ей куда-то надо было попасть к одиннадцати... Или не к одиннадцати, но, в общем, у Алисы не было времени идти к нефрологу. "А если она меня будет держать до часу? Я же тогда точно опоздаю!" - ужасалась Алиса. "А давай я тебя заменю? - предложила я. - Нефрологу, наверное, всё равно, кто ей кабинетную медсестру заменит". "О, давай! - обрадовалась Алиса. - Только старшей медсестре скажем". Старшая медсестра оказалась не против. Ей было всё равно, кто из нас пойдет к нефрологу. "Вот и отлично! Уж нефролог, наверное, тем более не будет против. Спасибо тебе, что выручила", - сказала Алиса.

Когда я вошла в кабинет нефролога, оказалось, что там сидела та самая нефролог, которая "прыгала с балкона" неделю назад, - Вероника Александровна. Она меня тоже узнала и, кажется, даже рада была увидеть.

~ Эндокринолог, которая была заведующей ~

На пятый день практики старшая медсестра отправила меня к эндокринологу, причем, не просто к эндокринологу, а к заведующей отделением Марфе Юрьевне. Марфа Юрьевна усадила меня за компьютер писать эпикриз: переписывать туда результаты анализов, заключения и всякое такое. Эпикриз этот был для какого-то мальчика, больного сахарным диабетом первого типа. Я написала и переписала всё, что просила меня Марфа Юрьевна, и сказала ей, что я закончила. Она взглянула на мои труды и осталась довольна, а я спросила: "Марфа Юрьевна, а вот в последнем анализе этого мальчика написано, что у него уровень глюкозы - 6,4 ммоль/л, а в заключении - 6,5 ммоль/л. Может, заключение исправить?" "Ого, а ты, оказывается, толковая девочка. Сознательная, - сказала Марфа Юрьевна. - Да, конечно, стоит исправить, точнее будет". Я исправила цифру в заключении, и Марфа Юрьевна сказала: "Ну, раз ты такая внимательная, может, ещё и таблицу про зарплаты мне сделаешь?" В общем, стала я делать Марфе Юрьевне таблицу про то, кто из врачей сколько работал и кому сколько надо заплатить.

А цифры в эпикризе я заметила, потому что из чистого интереса внимательно рассматривала все анализы и вчитывалась в заключения. Мне просто нравится то, что связано с эндокринологией. Да и с нефрологией тоже, и ещё с гематологией. А вот нервы, к примеру, и ещё мышцы я не очень люблю. Так что неврологом мне точно не быть, а вот эндокринологом... Как говорится, почему бы и нет. Марфа Юрьевна, к слову, так мне и сказала: "Мне кажется, из тебя бы получился неплохой эндокринолог. Характер у тебя как раз подходящий". Я ответила ей, что тоже об этом подумываю. "Только придётся тебе найти мужа побогаче, - усмехнулась заведующая. - А то эндокринологам в нашей стране совсем мало платят". "А почему? - спросила я. - Мне кажется, гормоны - это важно". "Очень, - ответила Марфа Юрьевна. - Только нам почему-то не верят". Я подумала о том, что муж побогаче - это, конечно, хорошо, но всё-таки далеко не самое главное. Самое главное - это чтобы муж был любящим, добрым и ещё чтоб котов любил, да и вообще животных. А если он будет богатый, но чёрствый, то я с таким жить не хочу. Если вдруг мне сильно повезёт, и он будет и богатый, и добрый - это будет здорово, но, думаю, мне такое не светит. А ещё я подумала, что самое главное - это выбрать себе работу так, чтобы оказаться действительно на своём месте и приносить людям только пользу. А ещё подумала, что, сколько бы в нашей стране ни платили эндокринологам и другим врачам, я всё равно её очень люблю, просто не люблю "сами знаете кого" и всё, что с ним связано.

В детстве я всегда думала, что чем выше у человека должность, тем он строже, грубее, злее, страшнее. Но потом стала понимать, что не всегда это так работает. То есть, иногда, конечно, работает: старшая медсестра, например, достаточно властная, проректор по безопасности в нашем университете - так вообще ооочень небезопасный и даже, наверно, опасный. Завуч в гимназии, где я училась с пятого по девятый класс, до ужаса крикливая. У многих министров такие лица, что при их виде хочется в обморок упасть, что я и сделала во время торжественнной линейки в пятом классе. Но всё-таки не всегда в жизни всё именно так. Вот Марфа Юрьевна, например, никак в эту закономерность не вписывается. Злой и страшной она совсем не выглядит, а ещё она, как мне показалось, чем-то даже немного на меня похожа. Я ей даже совсем не побоялась вопрос про заключение в эпикризе задавать. Да и вообще, она из тех людей, глядя на которых, думаешь: "Наш человек".

~ Венные приключения ~

Как я уже упоминала, много дней я и моя однокурсница Алиса провели в процедурной у медсестры Анжелы. Анжела по возрасту и сама почти что годилась нам в однокурсники: ей было 22 года. Она закончила медицинский колледж три года назад. В первые дни мы с Алисой не делали у Анжелы ничего серьёзного: сначала сидели в соседнем кабинете и упаковывали ватные шарики в конверты, потом сортировали бумаги с результатами анализов крови и мочи. Как потом призналась нам Анжела, "сначала мне просто не хотелось с вами разговаривать, но потом вы мне понравились, и я передумала". Здесь я, пожалуй, сделаю небольшое лирическое отступление.

Алиса и Анжела быстро нашли общий язык и даже подружились. Это было не удивительно: мне кажется, они чем-то похожи, можно сказать, "на одной волне". А вот я, увы, оказалась в их компании "третьей лишней". Поэтому все свои силы и нервы я тратила на то, чтобы хоть как-то "вписаться". Алиса и Анжела очень быстро соображали, быстро всё делали... А я, к сожалению, видимо, обделена такой способностью, поэтому была обречена "болтаться в хвосте", ну или путаться у них под ногами. Не сказать, чтобы Алиса (не знаю, как насчёт Анжелы) делала всё всегда и быстро, и идеально правильно. Но ей всегда удавалось выкрутиться и красиво себя подать. Вот, например, однажды мы с ней делали таблицы про детей-инвалидов для Анжелы. Алиса, как всегда, делала всё очень быстро. Она ошиблась с парой-тройкой номеров удостоверений, и Анжела указала ей на это. "А это я просто проверяла твою внимательность", - ответила Алиса, и они с Анжелой вместе посмеялись. Я же безуспешно пыталась угнаться за Алисой, чтобы не выглядеть дурочкой на её фоне, при этом боялась ошибиться, перепроверяла все записи, сбивалась, снова перепроверяла... Нервничала, потела, мысленно ругала себя и всех вокруг... И подобное происходило постоянно. И если в последние дни практики мне уже удалось немножко примириться с окружающей меня действительностью, то в первые дни в процедурке мне почти хотелось волком завыть. И если кто подумает, что всё дело в том, что мне хочется быть первой всегда и во всём, быть везде лучше других или хотя бы не хуже, то он будет не прав. Просто Анжела, да и Алиса иногда тоже, не упускали момента упрекнуть меня в медлительности, несообразительности или в чём-либо ещё. Вот я и пыталась себя доказать... Иногда получалось, но новый повод для придирок всегда находился. Да, собственно, я сама, уделяя внимание чему-то одному, умудрялась оплошать в чем-то другом.

Анжела и Алиса любили справиться с работой побыстрее и просто поговорить о жизни. В эти разговоры я тоже пыталась вписаться, и мне это тоже не особо удавалось. Вот, например, как-то Анжела побывала на свадьбе друзей и рассказывала об этом Алисе и мне. У Анжелы и Алисы были парни, и они собирались когда-нибудь выйти за них замуж. Они стали обсуждать, где и как можно организовать свадьбу, даже искали варианты в интернете. "А, собственно, я пока замуж не собираюсь, - вдруг спохватилась Анжела. - А ты, Алиса, когда?" "Мы с Вовой пока ещё тоже не женимся", - сказала Алиса. "А ты, Маша, замуж не собираешься?" - спросила Анжела у меня. "Пока нет. Я ещё не встретила того, кто хотел бы на мне жениться... И кому бы я это позволила сделать, - ответила я и простодушно добавила: - Да я, собственно, и на свадьбе никогда не была. Только на похоронах". "Не, похороны я не люблю", - усмехнувшись, сказала Анжела.

А ещё меня как-то спросили, что я буду делать на каникулах. Ну я и ответила, что поеду с папой в Грузию. Тогда меня спросили, где я ещё была. Ну я возьми и расскажи о том, что много где. Тогда меня, разумеется, спросили, как у нас денег хватает путешествовать. Ну я и ответила, что мы ведь не в пятизвёздочных отелях ночуем, а в квартирах-студиях и даже хостелах иногда. А летали в лучшие времена вообще лоукостами из Вильнюса и Варшавы. "А я вот как раз хочу наконец сделать себе шенгенскую визу, - сказала Анжела. - Хочу с парнем по выходным поездить в Литву, а потом, может, и куда-нибудь дальше. А то я никогда раньше не была в Европе. Слушай, может, ты мне расскажешь, как вы делали шентген?" "Да я не помню уже. Это ж вообще папа делал, я ещё ребёнком была... Да и давно это было, до войны ещё... " - озадаченно проговорила я. "Какой войны?" - спросила Анжела. "Ну, в Украине которая", - ответила я. "Понятно", - сказала Анжела.

А ещё Анжела сдавала на права. Я как-то сказала, что тоже сдавала год назад. "И как, сдала?" - спросила Анжела. "Да, только со второго раза", - ответила я. "Я вот с первого не сдала", - сказала она. "Ну, раз уж я сдала, то вы тем более со второго точно сдадите", - заверила я.

А как-то Анжела с Алисой обсуждали сериалы. "У меня такое чувство, что я уже все сериалы пересмотрела, - сказала Анжела. - Прямо и не знаю, что теперь смотреть. Маш, может, ты посоветуешь? Что ты вообще смотришь?" Ну а я как всегда... Взяла и ответила чистую правду. "Я, - говорю, - вообще редко что-то смотрю. Мне постоянно времени не хватает. Учёба, приют кошачий по воскресеньям... А ещё постоянно хочется написать стих или нарисовать что-нибудь. Вот и проблема... Или не проблема, не знаю. Но, в общем, я даже "Доктора Хауса" никак не могу добраться посмотреть". "Ничего себе. А зачем тебе тогда вообще эта медицина?" - хмыкнула Анжела.

Если честно, я какой-то такой странный человек, что с людьми схожусь либо очень быстро, легко и хорошо, либо очень плохо и даже никак. Что-то среднее происходит редко. Первое, к счастью, происходит гораздо чаще, чем второе, но зато второе очень хорошо запоминается и часто даже занимает все мои мысли. После не самых удачных для себя знакомств я всегда очень расстраиваюсь, подолгу переживаю, начинаю думать, что я какой-то ужасно трудный человек, и бояться с кем-то ещё знакомиться и куда-то вписываться вообще. Потом это, конечно, проходит, но на это "потом" мне всегда нужно время... Мне вообще на всё нужно время, потому что я, наверное, всё принимаю слишком близко к сердцу. Мне говорят, что это не очень хорошо - всё принимать близко к сердцу, но я надеюсь, что всё же смогу найти своё идеальное место в жизни и что именно эта черта однажды поможет мне помогать тем детям, которым не сможет или не захочет помогать больше никто. Которые из-за какой-нибудь своей болезни тоже не могут вписаться в этот огромные мир и которым очень нужна поддержка, принятие и понимание...

Что-то я, наверное, начала уходить от темы. Ведь я хотела рассказать про вены. Ну так вот. Медсестра Анжела занималась забором крови из вены. Детей и их вен было много, и все они были разные. Мы с Алисой брали кровь только у подростков и только у тех, у кого вены были вполне приличные. А детей с плохими венами тоже хватало. Один раз, например, на забор крови пришел мальчик-подросток с саркомой. Он, правда, находился в ремиссии, но из-за химиотерапии у него осталось совсем мало вен, а ещё он был полным. Поэтому на руках Анжела у него вен так и не нашла. Пришлось брать кровь из стопы, хотя эта процедура и довольно болезненная. Но мальчик всё терпел. Собственно, по нему было видно, что он в своей жизни уже много чего стерпел и что забор крови из вены для него теперь сущий пустяк... В общем, дай Бог этому мальчику здоровья.

Но труднее всего, конечно, было с маленькими детьми, у которых были плохие вены. Не у всех малышей плохие вены, но уж если плохие... То тут, конечно, много мороки и детского крика на всю больницу.

Короче, бывало, конечно, всякое, но один случай в "процедурке" мне, наверное, запомнился на всю жизнь. А случай был вот какой... В кабинет вошла мама с малышкой лет двух или трёх. Малышка, которую, к слову, звали Настенькой, едва переступив порог процедурного кабинета, сразу начала громко кричать и плакать, а мама, соответственно, её успокаивать. Наконец ей удалось усадить ребёнка у себя на коленях перед Анжелиным манипуляционным столиком. Настеньке нужно было взять кровь на три анализа: на биохиию, на гормоны и общий. Мама записала малышку на платный анализ. К слову, я понятия не имею, чем в этой больнице платный анализ отличался от бесплатного, потому что Анжела брала кровь на те и другие абсолютно одинаково, но чем-то, видимо, всё же отличался. В конце концов, не просто ж так его придумали.

Анжела стала осматривать Настенькины руки. У малышки оказались очень тонкие, почти незаметные и непрощупываемые вены. Анжела несколько раз уколола ей в один локоть, но кровь так и не полилась, и она стала колоть во второй. Но кровь снова не полилась. Малышка заходилась криком, мама была вся на нервах. Анжела хотела попробовать взять кровь из Настенькиных кистей, но оставила эту затею и снова стала колоть локоть. В конце концов ей всё же удалось добыть пробирку Настенькиной крови, но этого было явно мало для трёх анализов. Анжела сказала маме Настеньки, что для общего анализа им придётся ещё сходить сдать кровь из пальца. "Вы что, с ума сошли? - возмутилась женщина. - Я специально заплатила за анализ! Мне сказали, что кровь для всех трёх анализов возьмут за раз. Вы же видите, что мой ребёнок плохо переносит уколы! А Вы, похоже, вообще колоть не умеете! Мало того, что расковыряли моему ребенку все руки, так ещё и не на все анализы кровь взяли". "У Вашего ребенка плохие вены, такое встречается. И вообще, Вы мне не все направления сразу отдали!" - ответила Анжела. "Я всё, что надо, Вам сразу отдала! Не дурите мне голову! И вообще, я на Вас жалобу напишу! Не умеете колоть - не беритесь за маленьких детей!" - разозлилась женщина. Высказав Анжеле всё, что о ней думала, она схватила в охапку Настеньку и пошла с ней в кабинет, где брали кровь из пальца.

Рассматривая пробирку, Анжела задумчиво произнесла: "Вот блин... Здесь не хватит крови на два анализа. Ах, если бы эта мамка так не заводилась, я бы, конечно, ещё взяла! А теперь что?" Но медсестра быстро придумала, как выйти из положения. Она усадила Алису перед манипуляционным столиком, уложила её руку на подушечку, наложила ей жгут. "Зачем?" - не поняла Алиса, но Анжела уже брала кровь из её вены. "У этой девочки был плохой анализ только на биохиию. А гормоны у неё всегда были хорошие. Поэтому вся её кровь пойдёт на биохимию, а на гормоны я отправлю твою", - объяснила медсестра. "А я не уверена, что у меня хорошие гормоны... Я никогда не сдавала их", - пробормотала Алиса. "Да хорошие, хорошие. Чего им у тебя плохими быть, ты очень хорошо выглядишь! Будем надеяться, что хорошие", - с этими словами Анжела залила Алисину кровь в пробирку Настеньки. Я смотрела на всё это в полном шоке. Сначала я была просто поражена происходящим. Потом мои мысли вдруг отошли немного в сторону, и я задала себе вопрос, почему Анжела решила взять кровь именно у Алисы, а не у меня. И сама же на него ответила: "Потому что у Алисы хорошие вены, она сама не раз этим хвасталась. А у меня вены плохие, и я тоже этим хвасталась. Да и выгляжу я, как девочка, которую неделю держали в подвале: бледная, съёжившаяся, глаза навыкате, руки трясутся, дёргаюсь от каждого звука, очки на нос сползают. В общем, кто его знает, как у меня там с гормонами... " "Не факт, что у меня хорошие гормоны, - вдруг сказала Алиса. - Я нервничаю много". "Ладно, уже всё равно ничего не поделаешь, - вздохнула Анжела, беря в руки коробку с пробирками. - Пошли в лабораторию!"

Выходя из лаборатории, мы встретились в коридоре с Настенькой, её мамой и женщиной-начмедом. "Всё-таки написала жалобу! - проворчала Анжела, едва завидев эту компанию. - Как будто только у её дочки вены найти не могут!" Компания накинулась на нас, а точнее, на Анжелу. "Вот! Это именно эта медсестра! - кричала мама Настеньки. - Я Вам говорю, совсем колоть не умеет! Можно подумать, мы с доченькой в первый раз кровь из вены сдаём!" "Анжела, я же ведь говорила тебе, чтобы ты обращалась к медсестре Инне, если к тебе приходят проблемные пациенты. Она уже много лет работает, и у неё больше опыта!" - пожурила нашу медсестру начмед. "Да я думала, что сама справлюсь. И вообще, женщина не предупредила меня, что у её ребенка проблемы!" - защищалась Анжела. "Но ты же сама видела, что девочка маленькая и что вены у неё плохие! Ладно, ты хоть набрала достаточно крови? На два анализа хватит?" - спросила начмед. "Достаточно", - буркнула Анжела. Начмед и мама Настеньки ещё какое-то время продолжали выяснять отношения, а Анжела, и мы с Алисой вместе с ней, быстрым шагом отправились в "процедурку". Анжела ещё немного повозмущалась насчёт жалобы и мам, которые "слишком сильно любят своих детей, лучше бы дали им понять, что боль существует в жизни, детям это очень пригодится", а потом отпустила нас с Алисой по домам.

Когда я шла по коридору в направлении выхода из больницы, у меня было такое чувство, словно я во что-то замаралась, хотя я вообще ничего не делала, только рядом стояла и смотрела широко раскрытыми от удивления и испуга глазами. А когда я снимала халат, мне показалось, что он уже не белый, а грязный, и ничем теперь его не отстираешь. Настенька ещё долго стояла у меня перед глазами... И Анжела больше не вызывала восхищения. Ну и что, что она быстро всё делает! Какой в этом прок, если... Если анализы Настеньки не совсем из Настеньки.

Нет, в чём-то я нашу Анжелу даже понимала. Я понимала, что ей не хотелось звать кого-то для того, чтобы взять кровь у Настеньки, а хотелось справиться самой. Ей, как и любому нормальному человеку, хотелось доказать себя, показать всем окружающим, что она чего-то стоит. Мне тоже всегда этого хочется, я ведь и не скрываю. Да только, окажись я на месте Анжелы, мне кажется, я бы даже и не додумалась подменить анализ. Даже мысль такая в голову бы не пришла. Я бы, наверное, прибежала сама к этому начмеду и стала бы, опустив глаза в пол, сбивчиво рассказывать о том, что крови не хватило. Но я также понимала, что Анжела, наверное, боялась в этом признаться. Я бы на её месте тоже боялась, конечно... Да я вообще постоянно всех боюсь, уж такая я трусишка, прошу понять и простить. Но как бы там ни было, а подмена крови - это всё же что-то за гранью... Даже если у Настеньки в самом деле всегда были нормальные гормоны. Мало ли, что могло произойти в её организме за короткое время? В конце концов, не просто ж так ей эти анализы назначили.

Вообще, конечно, не мне Анжелу судить. В конце концов, самое главное - это что она сама чувствовала, анализируя всю эту ситуацию. А этого я знать никак не могу. Как говорится, чужая душа - потёмки. Одно дело, если Анжела не видела в этом ничего зазорного и готова повторить подобное при случае, даже ещё чего похлеще откинуть. И совсем другое - если она переживала из-за этого ещё больше, чем я, сторонний наблюдатель, и больше никогда подобного не повторит. Хочется верить, конечно, в последнее. И, поскольку я всё-таки склонна думать о людях чаще хорошо, чем плохо, а ещё верю в то, что мысли, особенно те, которые мы оставляем на бумаге, ну или на экране телефона, материальны, то буду верить в это самое "последнее".

После долгих размышлений я наконец пришла к выводу, что стоит постараться поменьше переживать из-за всякой ерунды, вроде того, что кто-то там соображает быстрее, чем я, и меня из-за этого унижает. Какая же это, в самом деле, ерунда, даже в сравнении с одной маленькой Настенькой, уже не говоря про десятки и сотни таких Настенек! В конце концов, самое главное - это чтобы Настеньки выздоравливали, а уж подходящую для себя работу в медицине с любым характером человек найдет, было бы желание. Так нам одна преподаватель на первом курсе однажды говорила. А то, что халат грязный - так это даже хорошо. Чистая только ваза в серванте, которую никто никогда оттуда не достаёт. А халат и не надо отстирывать, наоборот, надо оставить на вечную память. На память о том, чего в своей работе допускать нельзя. И о том, что в жизни бывает всякое. Стану врачом - буду помнить о том, что если у твоего пациента нормальные анализы, то ещё не факт, что это были его анализы. И если кто-то уверяет, что плохо себя чувствует, то лучше всё перепроверить, если ещё не совсем всё равно стало...

А с Настенькой, надеюсь, всё хорошо. Или гормоны в самом деле у всех хорошие оказались, или лечащий врач умный оказался и разобрался.

~ Первые уколы ~

Конечно, в "процедурке" мы с Алисой не только смотрели на Настеньку и других детей с плохими и хорошими венами. Как я уже говорила, мы и сами брали кровь у подростков. Для меня это был первый опыт уколов вообще. До этого я никогда никому ничего не колола и кровь ни у кого не брала. Поэтому мне, откровенно говоря, было страшно вонзить иглу в живую руку, тем более, в вену. Самые первые свои заборы крови я помню плохо: руки тряслись, как неродные, Анжела сзади мне локоть придерживала, чтобы я не вышла из вены, пока набирала кровь в шприц, оттягивая поршень, пластырь почему-то норовил приклеиться к моим пальцам, а не к руке пациента. Зато запомнилось мне, как я брала кровь у одной девочки, не знаю, которой по счёту (вообще, наверное, если именно девочки, то второй или третьей, потому что мальчиков было гораздо больше). Эта девочка была чем-то похожа на меня: такая тихая, застенчивая, со светлой кожей и в белом платье. Вены у неё были, правда, куда получше, чем у меня, но тоже не самые крепкие. В общем, ей я кровь взяла почти идеально, только когда приклеивала пластырь, случайно приклеила девочке к руке рукав платья. "Ой, извини, я тебе платье приклеила!" - произнесла я. "Ничего, спасибо", - улыбнулась девочка и быстренько вышла.

~ "Не надо брыкаться!" ~

Некоторые дети очень боятся уколов. Разумеется, я всегда это знала, но в нашей "процедурке" насмотрелась таких сцен, что Голливуд отдыхает. Причём, если орущие трехлетние дети никого не удивляют, то орущий четырнадцатилетний пацан... Но обо всём по порядку.

Первый запомнившийся мне случай произошёл с мальчиком лет девяти. Как только мама завела его в кабинет, он сразу начал громко кричать и размахивать руками. Мама усадила его к себе на колени. Мальчик от этого размахивания конечностями не прекратил. Анжела сказала мне держать его левую руку и пошла к шкафчику за шприцем нужного размера. Я села рядом с мальчиком и крепко взяла его руку. Но мальчик оказался силён, как какой-нибудь Добрыня Никитич. С громким криком он стал выкручивать руку себе и мне одновременно. "Ты сейчас руку себе вывихнешь!" - испуганно закричала его мама. В общем, мальчик добился-таки своего: я выпустила его руку и тут же снова за неё схватилась, но теперь одной рукой за запястье, а другой - поближе к плечевому суставу. Подоспевшая как раз в этот момент Анжела надела ему жгут и взяла кровь (вены у этого мальчика, к счастью, оказались достаточно хорошие). После того, как мама с мальчиком скрылись за дверью, Анжела заорала на меня: "Когда я тебе говорю что-то сделать - это значит, ты должна делать, а не делать вид, что делаешь!!!" "Но я же в конце концов удержала его руку", - пролепетала я. "А до этого ты её выпустила, я видела!" - возмутилась она.

Следующий случай был ещё похлеще. В кабинет вошёл четырнадцатилетний подросток со своей мамой. Прямо с порога мальчик громко заявил: "Я боюсь!" "Я знаю, что ты боишься, - спокойно ответила мама. - Но тут больно не будет, это просто в той поликлинике очень большая иголка была, а в этой больнице будет тоненькая, детская". "Я боюсь!" - повторил мальчик. В общем, так и не удалось маме его уговорить, поэтому они вышли из кабинета и через несколько минут вошли обратно. Но мальчик храбрости так и не набрался. Теперь он орал ещё громче, пихался, толкался и размахивал руками. Мама снова увела его и через некоторое время опять привела обратно. На этот раз вместе с ними в кабинет вошла санитарка баба Валя со шваброй. Баба Валя прислонила швабру к стене и прогрохотала: "Такой большой уже, а уколов боишься! И тебе не стыдно? Как же ты в армии служить будешь? Кто ж за тебя будет Родину защищать?" После этих слов баба Валя с Анжелой повалили парня на кушетку и растянули его на ней. "Я боюсь! Я боюсь!" - заорал он так, что в ушах зазвенело. Баба Валя схватила его за одну ногу, а за другую сказала взяться маме. Мама мальчика выполнила её распоряжение. Анжела сказала нам с Алисой держать пацана за руки. Алиса повисла на его левой руке, а я, став коленями на кушетку, упёрлась руками в его правые плечо и локоть. Крик поднялся такой, что, наверно, на коридоре подумали, что в нашем кабинете кого-то пытают. Мальчик от ора раскраснелся, как варёный рак, а все его вены набухли так, что стали выглядеть, как на картинке в учебнике анатомии. Анжела одним махом воткнула ему в левый локоть иглу и быстро собрала резво бегущую кровь. "Я боюсь!" - снова повторил мальчик. "Да всё закончилось уже, не успел и оглянуться!" - ответила Анжела.

Когда мальчик и его мама ушли, Анжела выдохнула: "Ну и дела! Если б это был мой сын - вот честное слово, я бы ему подзатыльник дала, и сдал бы кровь, как миленький!" "Ну! Такой взрослый, уже через четыре года жениться может - и так себя ведёт", - добавила Алиса. "Я уже говорила, я считаю, что такое происходит с теми, кого слишком любят. В попу дуют, оберегают от всего! - сказала Анжела. - Нянчат, обещают, что не больно будет. А это всего лишь кровь из вены! Как такие неженки жить будут? Вот не люблю я таких детей! И кому-то ж такие залюбленные мальчики в мужья достанутся! Тоже мне, мужское плечо!"

Я молчала и думала о том, что как-то не согласна я с Анжелой. Ну вряд ли здесь проблема в "залюбленности"... А уж с этим мальчиком так точно. Скорее, как раз наоборот, ему когда-то в какой-то поликлинике сделали так больно, что он на всю жизнь запомнил. А теперь вот ещё одна психологическая травма... Да этот мальчик теперь, скорее всего, вырастет во взрослого, который порог больницы или поликлиники не переступит, пока его туда на каталке в бессознательном состоянии не завезут. А может, даже не в бессознательном, а уже ногами вперёд... И врачи будут сетовать на то, что пациент безответственно относился к своему здоровью и занимался самолечением. Подумать только, сколько таких травмированных взрослых детей погибают просто от того, что не вовремя обратились в больницу из-за боязни врачей... Даже интересно, занимался ли кто-нибудь когда-нибудь такой статистикой?

Ну а если говорить про действительно "перелюбленных" детей... Так уж лучше, наверное, перелюбленные, чем недолюбленные. Перелюбленные, хоть и, возможно, неженки, но зато знают, что такое любовь, и, если они хорошо воспитаны, умеют её не только принимать, но и отдавать. А недолюбленным понятие "любовь" не знакомо. Кто не знает, что такое любовь, не может носить её в своём сердце. А отсутствие любви - это чёрствость или даже жестокость. Из недолюбленных детей, если им не удаётся научиться любить за пределами родительского дома, вырастают маньяки и насильники. Ну или ОМОНовцы. И уж такие потом кровь не только сдают, но и пускают...

Ещё один запомнившийся мне случай произошёл с девочкой лет десяти. Эта девочка пришла сдавать кровь со своим братом, который был её старше примерно на год, и с мамой. Кровь, разумеется, сдавали только девочка и её брат. Мальчик сдал кровь без проблем, а вот девочка расплакалась и стала повторять, что кровь она сдавать не будет, потому что боится. Мама усадила её к себе на колени, Анжела наложила ей жгут и стала искать вены. Алиса моментально подлетела к ним и стала сюсюкать, обращаясь к девочке: "Ой, у тебя такое красивое платье, такие красивые босоножки! А расскажи, куда ты этим летом поедешь отдыхать?" Сюсюкать с детьми Алиса умела очень здорово и проделывала это почти с каждым маленьким ребёнком, которого приводили в "процедурку". А вот я, видимо, и тут обделена, поэтому просто стояла в сторонке и подавала Анжеле ватные шарики, не зная, как иначе себя применить. Дети, правда, иногда почему-то отворачивались от Алисы и начинали внимательно рассматривать моё лицо. Не понимая, чем я их привлекаю и что мне следует делать, чтобы не помешать Анжеле и Алисе, я просто начинала внимательно рассматривать их в ответ. Иногда дети от неожиданности и изумления даже на пару секунд успокаивались. А ещё Алиса придумала предлагать детям считать до десяти или, если они были достаточно большими, то и до двадцати, и до ста. С некоторыми детьми это работало и очень хорошо, а с некоторыми не прокатывало совсем. Вот с этой десятилетней девочкой как раз и не прокатило. Она упрямо мотала головой из стороны в сторону и считать наотрез отказывалась.

Как только Анжела приблизила к руке девочки иголку, она резко вскинула руки и ноги вверх и по сторонам и попыталась вырваться из объятий своей матери. Мама зажала руку девочки в своей, а я как-то удачно обхватила её ноги своими руками и прижала к своей груди. "Не надо брыкаться" - произнесла я, глядя в глаза девочке. Девочка так изумилась, что притихла и в самом деле перестала дёргаться. А потом она пристально на меня посмотрела и громко сказала: "Отпустите мои ноги!!!" Я ещё крепче прижала их к своей груди и ответила: "Не переживай, обязательно отпущу, как только кровь возьмут". "Нет, сейчас отпустите!" - запротестовала девочка. "Скоро отпущу, честно-честно, обещаю", - сказала я.

Когда кровь была взята, и мама с детьми покинули процедурный кабинет, Анжела с Алисой сказали: "Ну ты, Маша, даёшь! Тебя надо было заснять: с таким каменным лицом и таким спокойными голосом... И главное, "Не надо брыкаться!" Эта девочка на тебя так посмотрела!" "И от удивления брыкаться перестала", - закончила я.

В общем, уважаемые родители маленьких и уже не маленьких детей, если вы не хотите, чтобы забор крови у вашего ребёнка походил на задержание на митинге, подготовьте его как-нибудь морально к этому мероприятию заранее. И, вспоминая слова мамы того парня, если вы вдруг знаете, что в ближайшей к вам поликлинике немыслимо большие иголки или ещё что-нибудь в таком роде, то лучше идите куда-нибудь в другое место. И любите своего ребёнка. Помните, что в этом жестоком мире никто лучше вас о нём не позаботится. Уж лучше перелюбите, но только не надейтесь, что за вас его долюбит кто-нибудь другой. Не надейтесь, что его долюбит медсестричка Анжела или санитарка баба Валя. И практикантка Маша тоже не долюбит, потому что будет стоять и хлопать большими удивлёнными глазами, не зная, как ей "вписаться".

~ Непроходимые леса регистратуры ~

В тот день, когда я была у Марфы Юрьевны, после того, как она меня уже отпустила, её кабинетная медсестра попросила меня сходить в регистратуру и найти несколько (около десяти) карточек. Я до этого в регистратуре никогда не была, поэтому она меня сильно удивила... В общем, выражение "чёрт ногу сломит" - это явно про регистратуру! Там столько карточек! Просто целое море морское и до потолка. Причём, в регистратуре нашей седьмой больницы оказалось вообще весело: на тех полках, где была приклеена жирная буква "Б", стояли карточки детей с фамилиями на букву "Н" и далее в таком роде. А сама регистратура вообще располагалась в трёх отдельных помещениях, потому что в одно все карточки не влезали. Едва я переступила порог регистратуры, тамошняя старшая медсестра меня только что матом с ног до головы не обложила. В общем, поорала конкретно, спасибо хоть, объяснила, какие части алфавита в каких помещениях находились. Но на этом объяснения закончились.

Вошла я, значит, в помещение, где были карточки на букву "Б" (а именно эта буква и была мне нужна), и стала перебирать. Перебирала я очень долго, потому что фамилий на букву "Б" оказалось немыслимо много. Короче говоря, я вспотела, пальцы у меня почти одеревенели, на глазах стали проступать слёзы, а я всё перебирала. Я нашла на тот момент только одну карточку, а надо было ещё около девяти. И тут в помещение вошла очень грузная медсестра, не старшая, а какая-то другая, просто медсестра. Вошла, тяжело вздохнула, смахнула пот со лба и сказала: "Ухх, сюда бы тазик с веником!" Я подумала, что она имеет в виду, что в регистратуре грязно, поэтому надо вымести и помыть пол. Вслух я так и спросила: "В смысле, грязно?" "Жааарко!" - выдохнула медсестра. "Ааа, поняла! - сказала я и подумала: - Точно! Значит, она имела в виду, что здесь как в бане, и можно париться".

Потом медсестра объяснила мне, что, оказывается, на карточках есть номера, вроде "Б-08-476". Это означает, что карточки расставлены не только по буквам, но ещё и по годам рождения. То есть, мальчик с карточкой под номером "08" родился в 2008 году, и искать его карточку надо на полке с цифрой 8 и карточками на букву "Б", только эту полку ещё найти надо. А "476" - тут уж просто по порядку. Это означает, что карточек детей 2008 года рождения и с фамилиями на букву "Б" 476 штук и больше. Правда, медсестра сказала, что эти номера есть не на всех карточках, и те, которых нет, надо попросить старшую медсестру пробить.

В регистратуре я провела так много времени, что кабинетная медсестра Марфы Юрьевны не выдержала, пришла и сказала что-то вроде: "Господи, дитё, ты ещё возишься! Иди ты уже домой, я сама поищу". А Марфа Юрьевна потом сказала, что на моём месте и сама бы в этой регистратуре потерялась.

Во второй раз я была в регистратуре примерно полторы недели спустя вместе с Алисой. Нас туда послала наша старшая медсестра (та самая, которая отправляла Алису к нефрологу). Мы с Алисой разделили карточки, которые нужно было найти, напополам. Алиса, как и я, была в шоке от впервые увиденной регистратуры, поэтому, когда я, которая уже немного начала понимать её устройство, нашла свою половину карточек, она всё ещё искала первую из своей стопки. "Как тут вообще можно что-то найти? Маша, ты хоть что-нибудь понимаешь?" - спросила Алиса. Я попыталась объяснить ей про номера карточек и предложила поискать и её половину карточек тоже. Правда, на многих наших карточках не оказалось этих самых номеров, а старшей медсестры, которая их пробивала, не было на месте. Поэтому их мы найти никак не могли, а все те, на которых номера всё же были, отыскала я. Хоть это и такое себе достижение, но я была довольна, что мне всё-таки удалось научиться немножко ориентироваться в непроходимых лесах регистратуры.

~ Вирус Эпштейна-Барр ~

Как-то медсестра Анжела попросила нас с Алисой перенести данные с бумажных результатов анализов в компьютерные версии карточек пациентов в специальной программе. Мы с Алисой никогда раньше этого не делали, поэтому Анжела стала нам показывать. Она взяла один анализ, прочитала написанную там фамилию пациента и стала искать такую же в компьютере. На бумажке с результатом анализа латинскими буквами было написано "EBV". "А что такое "EBV"?" - спросила Алиса. "Ой, я такого не знаю, - сказала Анжела. - Это же вы в меде учитесь, наверно, вы и должны знать". "А, я, кажется, вспомнила! - воскликнула Алиса. - Это вирус Эпштейна-Барр, только вот что он вызывает, я забыла... " "Кажется, лимфому", - сказала я. "Да нет! - возразила Алиса. - Это же вирус герпеса, значит, он вызывает герпес". "Ну давай потом загуглим", - ответила я. Алиса не стала ждать этого "потом", загуглила, убедилась, что вирус Эпштейна-Барр - это вирус герпеса, и сказала: "Вот видишь, Маша, я ж говорю - герпес вызывает! Плохо ты микробиологию учила!" Я ничего не ответила, но фраза Алисы о моей учёбе меня задела. "Ещё чего! Нормально учила", - подумала я. Анжела тем временем закончила со своим анализом и сказала нам продолжать, положив на стол стопку, в которой было около двадцати бумажек. "Ну что, садись", - сказала мне Алиса. "А давай ты начнёшь, а я остальные анализы доделаю", - возразила я. "А ты чего первая не хочешь?" - спросила Алиса. "А я ещё посмотрю, как ты будешь делать. А то я боюсь ошибиться", - ответила я. Я уже привыкла к тому, что Алиса соображает быстрее и даже ошибаться умеет как-то красиво (в отличие от неуклюжей и дрожащей меня), поэтому решила немножко похитрить. Алиса села за компьютер и перенесла в базу пять или семь результатов анализов. Я всё это время задумчиво следила за ней, а потом сменила её и стала переносить остальные. Алиса в это время уже о чём-то беседовала с Анжелой, а мои мысли всё не покидал вирус Эпштейна-Барр. Закончив с анализами, я села гуглить. Я помнила, что существует 8 типов вирусов герпеса и что вирус Эпштейна-Барр относится к одному из них. И также помнила, что, помимо простого герпеса, вирусы герпеса вызывают и другие болезни, например, ветрянку... И ту самую лимфому. Надо только помнить, какой именно тип что вызывает. В общем, погуглила я про вирус Эпштейна-Барр, и оказалось, что я была права: вирус Эпштейна-Барр действительно вызывает лимфому. Лимфомы Беркитта и Ходжкина, а ещё инфекционный мононуклеоз. Инфекционный мононуклеоз чаще. А ещё чаще он вообще существует в организме бессимптомно, но лимфому всё-таки тоже вызывает.

С этой информацией я и подбежала к Алисе. "Вот видишь, - говорю, - я была права! Лимфому Беркитта вызывает". "Но и я тоже была права! - не осталась в долгу Алиса. - К вирусам герпеса ведь относится! Значит, это герпес". "Ага, - согласилась я. - Мы обе были правы". "А вообще, - сказала Алиса, - я об этом уже и забыла". "А вот у меня такой характер, - усмехнулась я. - Я б об этом ещё и через неделю вспомнила!" "И мне во "ВКонтакте" бы написала", - заключила Алиса, и мы вместе рассмеялись.

~~

После окончания практики я сдала дифференцированный зачёт, на котором мы сдавали дневник манипуляций и отвечали на теоретические вопросы, на девятку. Так что всё закончилось очень даже хорошо. Моя практика вышла довольно насыщенной, и я, наверное, испытала на ней весь или почти весь спектр человеческих эмоций. Ну, такая уж я впечатлительная, что ж тут поделаешь... И я думаю, что она, определённо, была полезной. Я много чего увидела, чему-то научилась (одни первые уколы чего стоят!), познакомилась с разными людьми. И если одни вошли в мою память как пример, который следует стремиться никогда не повторить, то другие (Марфа Юрьевна и Вероника Александровна) как те, на которых стоит ориентироваться в своей будущей профессии. Наверно, всех их, самых разных, имеет смысл никогда не забывать. И теперь я уж точно не забуду, потому что записала и описала во всех красках.

Надеюсь, когда-нибудь я стану неплохим детским врачом. Во всяком случае, я буду очень стараться. А пока я всего лишь третьекурсница (ладно, уже четверокурсница - я ведь сдала все экзамены и зачёты за третий курс и перешла на четвертый), дам вам для красивой концовки один маленький совет. Берегите своё здоровье и поменьше болейте - целее будете. Это я вам как студент-медик говорю.

И memento mori, дорогие читатели.