Агент Абвера. Глава 1. Лубянка

 


Не думай о секундах свысока.
Hаступит время - сам поймешь, наверное:
Свистят они, как пули у виска, 
Мгновения, мгновения, мгновения.

У каждого мгновенья свой резон,
Свои колокола, своя отметина.
Мгновенья раздают - кому позор,
Кому - бесславье, а кому - бессмертие!
 
(Роберт Рождественский)


Глава 1. Лубянка

«В течение 24-го июня противник продолжал развивать наступление на Шауляйском, Каунасском Гродненско - Волковысском, Кобринском, Владимир - Волынском и Бродском       направлениях, встречая упорное сопротивление войск Красной Армии.
Все атаки противника на Шауляйском направлении были отбыты с большими для него потерями. Контрударами наших механизированных соединений на этом направлении разгромлены танковые части противника и полностью уничтожен мотополк.
На Гродненско-Волковысском и Брестско-Пинском   направлениях идут ожесточённые бои за Гродно, Кобрин, Вильно, Каунас. 
На Бродском  направлении продолжаются упорные бои крупных танковых соединений, в ходе которых противнику нанесено тяжёлое поражение.
Наша авиация, успешно содействуя наземным войскам на поле боя, нанесла ряд сокрушительных ударов по аэродромам и важным военным объектам противника. В боях в воздухе нашей авиацией сбито 34 самолёта.
В Финском заливе кораблями Военно-Морского Флота потоплена одна подводная лодка противника.
В ответ на двукратный налёт на Севастополь немецких бомбардировщиков с территории Румынии советские бомбардировщики трижды бомбардировали Констанцу и Сулин. 
В ответ на двукратный налёт немецких бомбардировщиков на Киев, Минск, Либаву и Ригу советские бомбардировщики трижды бомбардировали Данциг, Кенигсберг, Люблин, Варшаву и произвели большие разрушения военных объектов. Нефтебазы в Варшаве горят.
За 22-е, 23-е и 24-е июня советская авиация потеряла 374 самолёта, подбитых, главным образом, на аэродромах. За тот же период советская авиация в боях в воздухе сбила 161 немецкий самолёт. Кроме того, по приблизительным данным, на аэродромах противника уничтожено не менее 220 самолётов».

(Сообщение Советского Информбюро за 24 июня 1941 года)

       В ночном небе  над Москвой   висели аэростаты, шел   четвертый  месяц  войны.
       На Лубянке,  в одном из  кабинетов  с затененными светомаскировкой окнами,  за столом  в желтом пятне света сидел  лет тридцати пяти, крепкого сложения человек.  С петлицами старшего майора госбезопасности*, тремя  орденами и знаком «Заслуженный работник НКВД»  на коверкотовой гимнастерке. Фамилия  его была Судоплатов, должность - начальник 2-го отдела НКВД СССР.
       Это был  опытный сотрудник контрразведки, начавший свой  боевой путь мальчишкой еще в Гражданскую войну. Сначала  рядовым бойцом, потом  сотрудником Особого отдела* и оперативником губернской ЧК.
       Далее началась служба в  центральном аппарате  и выполнение спецзаданий в европейских странах  - ликвидация     основателя ОУН* Коновальца и предавшего идеи  большевизма Троцкого*.
       В настоящее время он возглавлял отдел, занимавшийся  разведкой, контрразведкой и организацией диверсионной деятельности в тылу противника.
       Перед чекистом лежало дело  оперативной разработки в глянцевой обложке, которое он внимательно изучал, делая  временами  карандашом  отметки в блокноте.
Разработка именовалась  «Монастырь»  и имела далеко идущие цели.
       Месяц  назад  нарком  НКВД  Берия, желая  скрасить мрачные настроения Сталина от чудовищных поражений  Красной армии на фронтах, докладывал вождю об успехах  наркомата  в   борьбе с немецкой агентурой, забрасываемой в их тылы, выявленных и уничтоженных резидентурах,  диверсантах и вредителях.
       Вождь молча слушал, расхаживая по кабинету, а потом, подойдя вплотную к  наркому, сказал, - плохо, Лаврентий, очень плохо.
       - Не понял товарищ Сталин?  - побледнел тот лицом.
       - Ты работаешь по хвостам, как в игре казаки-разбойники. Одни бегут, вторые догоняют.  А нужно совсем другое.
       - Что именно? - вытянулся нарком.
       -  Упреждать. Для чего иметь своих людей там, где готовятся эти  планы и своевременно получать от них сведения.   А при необходимости  дезинформировать противника и срывать его планы. Ты меня понял? (недобро блеснул глазами).
       Что означает этот блеск, Берия хорошо знал   и внутренне похолодел,  - так точно, товарищ Сталин!
       - В таком случае иди, я жду результатов.
       Деревянно  пошагав к двери, нарком чувствовал спиной взгляд  Хозяина*. В нем таилась угроза.
       Вернувшись из Кремля на Лубянку,   он тут же вызвал своего заместителя Абакумова,  руководившего Особыми отделами*   и Судоплатова, учинив обоим начальственный разнос. 
       -  Заберите свою филькину грамоту! - швырнул на стол подготовленную для доклада вождю справку. - Это не работа, детский лепет!  Мне нужно упреждение!  А именно агентурные позиции в Абвере*, который ведет к нам заброску агентуры и устраивает диверсии!
       - Лаврентий Павлович… - открыл было Абакумов рот.
       - Молчать! - грохнул кулаком по столу нарком. - Немедленно продумать и  дать конкретные предложения! Срок неделя!  Пока свободны!
       - Есть! - вздернули оба подбородки,  повернувшись через левое плечо,    заскрипели  сапогами к двери. Миновав приемную со скучающим у телефонов  адъютантом, вышли в овальный с ковровой дорожкой коридор и молча разошлись в разные стороны.
       Оба  недолюбливали  друг друга.
       Судоплатов считал Абакумова  выскочкой и костоломом. В органы тот пришел с комсомольской работы в 1932-м и несколько лет служил оперуполномоченным в ГУЛАГе*. Потом занимался контрразведывательным обеспечением штабов и был начальником Ростовского  управления НКВД, где проявил себя спецом по выбиванию из подследственных признательных показаний. Нарком это качество ценил и  забрал умельца к себе заместителем.
      Абакумов в свою очередь завидовал Судоплатову как  опытному  разведчику-нелегалу не один год проработавшему за границей и  осуществившего там ряд блестящих операций.
      И  не безосновательно. У того уже имелось то, что требовал с подачи вождя  нарком. А именно оперативная разработка с кодовым названием «Монастырь». Заведена она была в июле и ставила своей целью  внедрение чекистской агентуры в немецкую военную разведку.       
      Для этого   создали  фиктивную  антисоветскую организацию, дав ей название «Престол», якобы искавшую контакты с германским верховным командованием. Несмотря на основательные чистки, многие представители русской аристократии остались в живых, но все   были под  оперативным наблюдением. 
      Выбор пал на князя Глебова, некого Садовского  и  его жену,  нашедших пристанище в Новодевичьем монастыре,    где  те    общались  с кругом своих знакомых. Никакой антисоветской деятельности   не вели, контакты сводилось к  ностальгическим воспоминаниям и ожиданию прихода немцев.   
      Князь был  в преклонном возрасте, но ясен умом,  деятелен и пользовался авторитетом в кругах остатков былой аристократии. Ему не надо было доказывать преданность монархии.
      В подшивке  журнала «Нива» за 1913 год  имелся номер, посвященный приезду Николая II в Кострому по случаю 300-летия дома Романовых. На большой фотографии князь приветствовал  царя от имени  русского дворянства. 
      Второй человек в  организации,   Борис Александрович Садовской являлся      поэтом «серебряного века»*, в тридцатые годы ОГПУ*   ликвидировало  три монархические ячейки молодежи, группировавшиеся вокруг него,  имевшие  прогерманские настроения. От всего этого литератора хватил удар,  и он передвигался в инвалидной коляске.   
      Под стать Садовскому была и его жена - Надежда Ивановна Воскобойникова, в прошлом близкая фрейлина императрицы. После ареста  царской   семьи    она  вошла в тайное  общество по ее спасению, получившее для этого восемь миллионов долларов  от американцев. Однако попытка не удалась, а вскоре   всех Романовых расстреляли.
      Как и Глебов, Садовские  состояли  под негласным надзором в целях их возможного  оперативного использования. Теперь такой момент настал, требовался катализатор.
      Когда напольные часы в простенке гулко пробили десять вечера, Судоплатов  перевернул очередную страницу, заложив ее карандашом, открыл лежавшую рядом коробку «Казбека» и  достал   оттуда   папиросу, став разминать пальцами.   
В обитую дерматином дверь  напротив  раздался стук.
      - Да! - прикусив мундштук, чиркнул спичкой.
      - Разрешите, товарищ старший майор?  - шагнул из тамбура   цыганистый   старший лейтенант госбезопасности с  картонной папкой в руке.
      -  Входи, Михаил, присаживайся,-    выпустил ноздрями дым. 
      Офицер (фамилия его была Маклярский) прошел вперед,  уселся за приставной стол  и  положил папку  перед начальником   - Вот, Павел Анатольевич,  подобрал  из  своих агентов кандидата для введения в разработку.
      Старший лейтенант  являлся достаточно молодым, но умным и хватким оперативником. В органы  пришел  в конце двадцатых, хорошо себя зарекомендовал себя на «земле»*, за  что был переведен в центральный аппарат, где служил  под началом Судоплатова начальником 1-го отделения.
      - Поглядим, - открыл  ее  старший майор  и стал  внимательно читать лежавшую внутри отпечатанную на машинке  справку с грифом «совершенно секретно».
      Там значилось   «Демьянов Александр Петрович,  псевдоним «Гейне.  Родился 19 октября 1910 года  в Санкт-Петербурге. Русский, из дворян, потомок казачьего атамана Головатого.  Отец - есаул  царской армии, умер от ран в Первую мировую,   мать  Мария Николаевна, урожденная Кульнева -  дворянка, выпускница Бестужевских курсов.
      Полтора года  обучался за границей, а потом  в Ленинградском политехническом институте, откуда был отчислен как «социально чуждый элемент»  и в 1929  году завербован  ОГПУ.   Жена - Татьяна  и тесть, профессор Березанцев,   также являются секретными сотрудниками.
      В 1930-м  Демьянов переведен на работу в Москву, работает инженером-электриком на «Мосфильме».  Вхож в артистические круги, по заданию разведки устанавливает контакты с иностранными журналистами, дипломатами и театрально - художественной богемой, активно участвуя в их разработках. Свободно  владеет немецким и французским языками.  Обучен формам и методам агентурно-оперативной деятельности,  в том числе   с иностранцами. Смел, инициативен, хладнокровен»
Ниже  «начальник 1-го отделения 2 отдела НКВД СССР, старший лейтенант государственной  безопасности  Маклярский М.Б.»  и размашистая  подпись.
      -  Интересная  кандидатура, - положив  бумагу в папку, вернул ее  отделенному начальник. -  Организуй  мне завтра с этим  Гейне  контрольную встречу*.
      - На какое время? 
      - В девять утра.
      - Есть, - встал тот со стула  и, забрав документы,   покинул кабинет. 
      Лампа на столе горела пока за шторами не засерел рассвет, а потом погасла.
      Следующим утром, прохладным и туманным,  по Садовому кольцу неслась защитного цвета  «эмка»*. Оно было пустынным, изредка  встречались автомобили, в основном военные,  на площади Маяковского  с оборудованных огневых  позиций в небо уставились  длинными  стволами две зенитки и бинокль наблюдателя.
      Миновав площадь машина, сбавив скорость,  свернула в узкий неприметный переулок и, скрипнув тормозами, остановилась. Хлопнули дверцы, из нее вышли  Судоплатов с Маклярским.
      Чуть позже оба  поднимались по ступеням  лестничного марша одного из жилых домов  за углом.     На площадке третьего этажа остановились, старший лейтенант вынул из кармана    ключи и  отпер одну из  четырех, выходящих туда дверей.
      В прихожей оба сняли черные  кожаные плащи с фуражками, повесив на крючки,    прошли в одну из комнат, где начальник отделения  щелкнул выключателем. Двух рожковая люстра осветила неярким светом  матово блестевшую  там старинную мебель, вытертый ковер на полу  и несколько копий картин  Айвазовского    на стенах.
      Судоплатов  уселся  на один из венских стульев у стола и принялся листать лежавший там свежий номер  «Огонька»,  Маклярский ушел на кухню, откуда вскоре тонко засвистел  чайник.
      Ровно в назначенное время  в  квартире   раздались три коротких звонка, старший лейтенант, сняв цепочку и отперев дверь,  впустил    посетителя.  Они молча кивнули друг другу, тот расстегнул осеннее пальто  и  вместе со шляпой поместил на вешалку,  вслед за чем был препровожден в комнату,  где  находился начальник.
      - Будем знакомы, я Павел Анатольевич, - отложив в сторону  журнал, встал  и протянул тот  руку.
      - Александр Петрович, - с достоинством пожал ее агент. 
      На вид ему было лет тридцать, тонкие черты лица   выдавали аристократа, фигура подтянутая и спортивная. Одет был в темный элегантный костюм в елочку, светлую с полосками сорочку и при галстуке. Расселись за столом, завязалась непринужденная беседа. В ее ходе  Судоплатов выяснил еще целый ряд фактов биографии Гейне, помимо  указанных в справке.
      Как оказалось,  языкам Александра обучили мать и  гувернантка, остзейская* немка, а первым  наставником и учителем  в разведке  был Рудольф Абель*, которого Судоплатов   знал лично и глубоко уважал. Помимо  прочего  агент увлекался конным спортом  и имел  на Московском ипподроме  скаковую лошадь, что использовал для установления связей  с работниками зарубежных дипломатических ведомств и торговых представительств.
      Псевдоним «Гейне» при вербовке избрал сам, поскольку увлекался его поэзией  и знал наизусть  многие произведения.
      - Ну что же, для первого знакомства вполне достаточно, Александр Петрович, -  констатировал начальник, - а теперь перейдем к  вашему очередному заданию. Предупреждаю, оно весьма опасное, поскольку предполагает  работу во вражеском тылу и в случае провала - вас ожидают пытки и смерть,  фашисты в таких случаях не церемонятся.
      - Я готов, - бесстрастно ответил  собеседник.
       -  Позволю заметить, Павел Анатольевич, - вступил в разговор  Маклярский,- с товарищем Демьяновым я работаю  второй год,  и  в первые   дни войны он потребовал отправки  на фронт, что  было обещано, но по линии разведки.
       - В таком случае наши желания совпадают, - чуть улыбнулся начальник. - А теперь, Александр, слушайте   и вникайте.
       Спустя час, подробно  изложив план операции, он  поинтересовался, - есть ли   вопросы?
       - Имею  два, -  взглянул   Демьянов на Судоплатова, - что будет с  фиктивной группировкой стариков?
       - Она  под нашим наблюдением и безвредная. Так что пусть предаются ностальгии и мечтают, это не возбраняется. Слушаю второй?
       -  Хотелось бы побольше узнать  про обстановку за линией фронта, она мне известна только в общих чертах.
       - За это можете не беспокоиться, вся необходимая информация будет предоставлена.
       Встреча с перерывом на чай с  сушками  продолжалась до полудня, а когда все детали  обсудили, стороны распрощались, и  Маклярский   конспиративно выпустил агента из квартиры.
       - Ну, как вам Гейне?  -  вернувшись из прихожей, вновь присел  за стол.
       - Поживем-увидим, -  ответил старший майор. Начальник   не любил давать поспешных оценок.
       По прошествии недели  они вместе с Абакумовым    сидели в приемной   Берии.
       Три года назад он сменил на этом посту Ежова*, а до этого возглавлял  соответствующие наркоматы в  Закавказье, где проявив себя, был замечен Сталиным,  и  тот сделал его главой Лубянки. Новый нарком тут же отменил политику «Большого террора»*, проводимую прежним,  назначил на руководящие посты своих людей  и создал мощную агентурную сеть советской внешней разведки в Европе, Японии и США.
       По натуре был жестоким, отличался высокой работоспособностью, с подчиненными был груб, но справедлив.
       Его адъютант, полковник Саркисов что-то  записывал в журнале, время от времени отвечая на  звонки «нарком занят».
       Тот  уже час допрашивал  у себя  бывшего командующего 34-й армией    генерал - майора  Качанова.  В результате ударов  превосходящих сил  вермахта под Старой Руссой его армия  отошла на реку Ловать, а затем в район Демянска.      
       Для расследования обстоятельств поражения   на Северо-Западный фронт выехала  комиссия    уполномоченных Ставки Верховного Главнокомандования во главе с армейским комиссаром 1 ранга Мехлисом*  обвинившая Качанова в самовольном отводе войск и пораженческих настроениях. Генерала арестовали, доставили в Москву, и теперь в отношении него велось следствие.
       Председатель комиссии Мехлис, он же  заместитель народного комиссара обороны и начальник Главного политуправления РККА, до революции являлся членом рабочей сионистской партии «Поалей Циан». С началом Гражданской войны стал большевиком   и обретался в Гражданскую  войну  политработникам в штабах. Затем несколько лет был  личным секретарем Сталина, утвердившим его на эту должность.
       Высшим руководством Красной Армии  Лев Захарович по праву считался цербером*. Являясь  болезненно подозрительным  мстительным  и жестоким, он  видел вокруг только врагов и вредителей, требуя в лучшем случае снятия  таких с должностей, а в худшем расстрела.
       Наконец  в  высокой двери тамбура  послышались шаги, она отворилась.
       Сначала появился конвойный сержант  с тяжелой кобурой на ремне, за ним  подследственный в синих  галифе,    распоясанной    гимнастерке со следами крови и споротыми петлицами, замыкал  процессию второй конвойный.
       Когда она вышла из приемной, на столе адъютанта тренькнул   телефон, - слушаю,    Лаврентий Павлович  (приложил к уху трубку). - Есть, - опустил на рычаг  и взглянул на  ожидавших, - проходите.  Те встали, одернув мундиры,  и  скрылись  за начальственной дверью.
       -  Каков подлец!  - встретил их Берия, нервно расхаживая по  кабинету. - Бежал с армией с поля боя как заяц   и не признает вины. Явный враг народа!
Остановился у резной тумбы  в углу, налил из бутылки в стакан боржома, жадно выхлебал - садитесь.
       Когда отодвинув стулья,  оба присели  за приставной стол, грузно опустился в кресло своего, -  докладывай Абакумов, ты первый.
       - Согласно вашему указанию Лаврентий Павлович, военная  контрразведка  пересмотрела  свою стратегию и разработала новую. Она  позволит более активно…
       -  Кончай миндальничать, ближе к телу, -  резко оборвал его нарком.
       -  Понял, - втянул  в голову в плечи   комиссар госбезопасности и доложил конкретику. Согласно ней  всем Особым отделам фронтов  армий и флотов предписывалось подобрать  и забросить в тыл противника  агентов с последующим их внедрением  в части   вермахта, вспомогательные войска, полицию и гестапо.
       Основной задачей для них поставить сбор информации  о школах подготовки диверсантов на оккупированных  территориях, проникновению в них,  получению  информации о личном составе и командовании, передаче ее в центр.   
       - И сколько  таких агентов  планируется к заброске? - сложил руки на груди   Берия.
       - Для начала по десятку с каждого фронта.
       - Когда можно ожидать первых результатов?
       - Месяца через  три-четыре
       - Ну что же, принимается, - пожевал губами нарком и дополнил сказанное несколькими дельными указаниями, которые Абакумов тут же аккуратно  записал в блокнот.
       «Да. Что-что, а дело в отличие от Ежова, он знает», подумал  Судоплатов много раз  убеждавшийся в этом, докладывая закордонные разработки и планы их реализации. Берия схватывал все на лету, всегда улавливал главное. Прежний же нарком, мстительный и злобный   недомерок, оперативную работу знал слабо, компенсируя отсутствие опыта личной преданностью вождю, интригами  и звериной жестокостью.
       - Теперь послушаем разведку, -  перевел на него холодный взгляд  хозяин кабинета. 
       - У нас, товарищ Берия, аналогичные предложения,  направленные  в территориальным управлениям НКВД. А кроме того уже имеется разработка «Монастырь»  имеющая целью внедрить агента сразу  в  Абвер, -  коротко доложил старший майор.
       - Вот как? - блеснули стеклами пенсне. - Поподробнее, Павел Анатольевич это интересно.
       - Надеюсь, вы помните  дела по монархическим организациям, группировавшимся в тридцатых вокруг  Садовского?
       - Как же, помню. Молодые фашисты, мы их всех выявили и расстреляли. А этого  поэта «серебряного века» с женой фрейлиной, оставили на потом. Получается, пригодились?
       - Именно, - кивнул Судоплатов и подробно  доложил перспективы разработки.
       - То-есть  сразу в дамки? -  оживился нарком. -  А почему не доложили раньше?
       В отличие от большинства своих подчиненных, нарком всегда называл его  на «вы», подчеркивая тем самым уважительное отношение.
       - Подбирали  агента для внедрения, чтобы мог заинтересовать  немцев, - ответил старший майор.
       - Когда планируете к заброске?
       - Через месяц.
       - Ну вот, Абакумов, - учись, как надо, - взмахнув рукой, довольно изрек  Берия. - Пока ты  пишешь свои указания, Судоплатов уже  действует.
       - Я это учту, -  налился  краской контрразведчик.
       - Значит так, - забарабанил пальцами по столу нарком. -  Немедленно  подготовьте мне  по этому вопросу развернутую справку, буду докладывать Хозяину*.
       - Разрешите вопрос? - поворочал  Абакумов шеей.
       - Давай.
       - Почему бы эту разработку не передать  нам?  По ней придется взаимодействовать с Генштабом, а его обслуживает  военная контрразведка.
       -  Очень уж ты хитрый, Виктор Семенович. Хочешь и рыбку съесть и на х.. сесть, -  рассмеялся нарком.  -  Не выйдет. А вы, Павел Анатольевич  докладывайте мне результаты еженедельно, беру «Монастырь»  на личный контроль. На этом все. Больше не задерживаю.
       Спустя  час, приняв еще двух начальников и учинив одному разнос,  он внимательно читал   многостраничный документ с визами исполнителей на обороте.  Завершив,  взял  авторучку   и  поставил  внизу последней страницы, где через два пробела  значилось  «Народный комиссар Внутренних дел СССР     Берия»,  размашистую подпись.
       Встав из кресла,  запер справку в массивный сейф,  а затем  позвонил по «вертушке»       Поскребышеву* в Кремль, записавшись на прием к  Сталину на  23.00 вечера.
       Рабочий день вождя  составлял пятнадцать-шестнадцать часов в сутки и заканчивался глубокой ночью. В таком же режиме  трудились ЦК партии, Совет народных комиссаров, наркоматы и нижестоящие  госструктуры. Ну а кто    не выдерживал, от того освобождались, не взирая на прежние заслуга.
       За десять минут до назначенного времени  черный  лаковый  «паккард»   Берии, тихо урча мотором,  поднялся  по брусчатке  от  ГУМа  к   Спасской башне.  Охрана  взяла под козырек,  автомобиль въехал  в темную арку ворот,  повернув направо и, высветив  сосновую аллею, остановился у  Сенатского дворца с темными рядами окон.
       Это парадное здание в Кремле, построенное известным архитектором Казаковым  по воле императрицы Екатерины Великой, теперь использовалось как резиденция Совнаркома.
       Нарком вышел из салона и потянул на себя дубовую, с начищенной бронзовой рукояткой дверь. В фойе из-за стола  вскочил подтянутый  лейтенант госбезопасности, вскинув  к  фуражке с синим околышем  руку.
       Берия молча кивнул,   снял в раздевалке верхнюю одежду и, пригладив перед зеркалом волосы, поднялся мраморными ступенями на второй этаж. Здесь его приветствовал  второй страж (снова кивнул) и  направился  по алой ковровой дорожке  в приемную.
       Там, сидя за обширным столом с телефонами и стопкой документов, что-то записывал   в журнал приема средних лет   лысый  человек с одутловатым лицом,  в темном габардиновом костюме.   
       - Кто сейчас у Хозяина? - пройдя к столу, пожал   руку Поскребышеву  нарком.
       - Товарищ Калинин, -  бесцветно ответил тот.
       - Обождем, - уселся на один из мягких  стульев у  боковой стены,  положив на колени тисненой кожи папку. - Много записано на прием? 
       - Еще трое после вас, - поднял секретарь набрякшие глаза, оба замолчали.
       Этот  неприметной внешности  человек  много лет бывший помощником Сталина  являлся ходячей энциклопедией и мог ответить на любой вопрос, который ему задавали. К тому же имел феноменальную память, пользовался доверием вождя  и нарком лелеял тайную  мечту  сделать его  своим осведомителем. Но пока опасался.
       В трубах отопления чуть потрескивал пар, маятник  старинных каминных часов в углу размеренно отстукивал  течение времени, навевая дрему и покой.
       На пятнадцатой минуте ожидания дверь,  ведущая в кабинет Сталина, бесшумно отворилась,   оттуда появился сухощавый старичок в очках  и с козлиной бородкой.
       - Здравствуйте  Михаил Иванович, - встав,  приветствовал  Всесоюзного старосту нарком.
       Официально  тот был вторым  после Сталина руководителем государства, но мало что решал. В революцию Калинин  вошел вместе с Лениным, считался хорошим организатором и пропагандистом, но силой характера не отличался. Еще в  38-м его жена была арестована по подозрению   участия в террористическом заговоре и находилась в тюрьме, но  муж никаких мер к ее освобождению не принимал.
       - Рад видеть, Лаврентий - сунул  ему Калинин   худую руку и засеменил начищенными штиблетами к выходу. На столе у Поскребышева брякнул телефон, - заходите, товарищ Берия, сняв трубку, взглянул на наркома.
       Тот встал, пробежал пальцами по   мундиру с гербованными пуговицами  и решительно вошел  в кабинет Верховного.
       - Здравия желаю, товарищ Сталин! - вытянулся у входа.
       - И тебе не хворать, проходи, присаживайся, - послышался в ответ гортанный голос.
       Кабинет вождя был просторным, с хрустальной  под потолком  люстрой, отделанными мореным дубом стенами  и портретом  Ленина над   рабочим местом; цветной картой боевых действий в простенке и длинным столом для совещаний под зашторенными бархатными портьерами окнами.
       - С чем пожаловал? - шевельнул   усами вождь,  ломая над коробкой папиросы «Герцеговина Флор» и набивая  душистым   табаком  трубку.
       - Доложить  о перестройке работы наркомата в борьбе с немецкой агентурой,     диверсантами и вредителями  (присев за приставной стол, извлек Берия  из папки машинописные листы справки).
       - Слушаю, - чиркнул   тот спичкой   и зачмокал губами, раскуривая трубку.
       Доклад  длился ровно час и все это время отец народов молчал, время от времени окутываясь синеватым дымом. Лицо оставалось беспристрастным, рысьи глаза с прищуром ничего не выражали.
       Закончив, нарком вернул справку в папку и закрыл ее, в кабинете наступила напряженная тишина, а затем Верховный пожевал губами, - годится для начала. - Кстати, а почему этот Садовской жив? Помнится, он проходил у вас по нескольким делам, где всех участников расстреляли.      
       «Ну и память», мелькнула в голове наркома, а вслух ответил, - оставили для возможного оперативного использования  товарищ Сталин, и теперь он очень  пригодился.
       - Выходит так, - раздумчиво сказал  вождь.-  Но почему  только одно дело, да и то по линии Судоплатова, где  военная  контрразведка? У тебя Абакумов что, вообще мышей не ловит?  В таком случае   подбери другого заместителя. Мне нужен результат. Результат, ты понял? (сдвинул густые брови).
       - Понял, - нервно дернул щекой нарком.- Результат обязательно будет.
       - Хорошо, иди, а справку оставь, я   почитаю. И еще, доклад о проделанной работе на этом участке ежемесячно,- похлопал по столу ладонью.
       - Слушаюсь, товарищ Сталин. Разрешите идти?
       - Иди,- последовал кивок. - Желаю удачи.
       Когда за наркомом закрылась дверь, он  встал, подошел к окну, чуть отодвинув штору, и стал  задумчиво смотреть на прыгающих  за стеклом по   веткам   снегирей, празднично  смотревшихся на фоне снега.
       И в памяти всплыла довоенная пора, Закавказье.  В тот год он отдыхал  на правительственной даче в Абхазии   и решил устроить в резиденции праздник. Помимо  руководителя республики   Лакобы, туда были приглашены  Ворошилов с Калининым, Берия и ближайшее окружение, многие  с женами.
       Накрытый в главном зале стол ломился  от яств  и горячительных напитков, выступал ансамбль местных танцоров, было весело и непринужденно. Гости поочередно произносили за здоровье вождя тосты, изощряясь в красноречии.
       Когда очередь дошла до наркома Обороны, тот произнеся здравницу, выпил свой бокал, после чего в восторге и под винными парами, дважды пальнул из револьвера в висевшую над столом зала люстру.
       Кто-то из женщин взвизгнул, вниз посыпались мелкие осколки хрусталя, вино в бокалах припорошила штукатурка, все  глядя на  вождя замерли.
       - Да Клим,- невозмутимо разгладил он усы, - хоть ты и главный «Ворошиловский стрелок», а мазила. Попал в белый  свет, как в копейку.
       Маршал,    покраснев как рак, сунул револьвер в кобуру и молча сел, а Сталин повернулся к сидевшему рядом Лакобе.
       - Нестор, покажи, как надо стрелять. Пусть учится.
       - Просим!  - вновь развеселились  и захлопали в ладони гости.
       Герой Гражданской войны, устанавливавший советскую власть в Абхазии, слыл непревзойденным снайпером. Он было стал отказываться, но хозяин настоял, бурно поддерживаемый остальными. Лакоба махнул стоявшему у  одного из окон  распорядителю (тот быстро подошел) и что-то прошептал  ему на ухо.
       Распорядитель испарился, через минуту возник снова, в сопровождении  курчавого повара в белом, турка - месхетинца*. Он держал в руке блюдце  с куриным яйцом.
       Пара  отошла в дальний конец зала, начальник взял из рук повара  блюдце и угнездил в его шевелюре яйцо. Лакоба поднялся из-а стола, достав свой револьвер, прицелился - грохнул выстрел, по лицу месхетинца потек желток.
       - А-а-а! - восторженно завопила публика, а он подойдя  потрепал того по плечу, - молодец! Иди работай дорогой.
       Вождь попросил наполнить бокалы и поднял свой.- За тебя Нестор, ты наш  Вильгельм Телль и, не отрываясь, выпил. 
       Потом картина растворилась, на ветках снегири клевали ягоды рябины, вождь вернулся к текущим делам.
       ...Назад  Берия возвращался в противоречивых чувствах. С одной стороны доклад прошел  относительно удачно, но хорошо зная Сталина, он понимал, в случае отсутствия результата и перелома в борьбе с Абвером головы ему не сносить. Он вспомнил Ягоду с Ежовым и поежился, их судьба была незавидной.