Мишаня резко открыл глаза. Со всех сторон его нескладное тело окутывала пугающая темнота. Он вдруг понял, что лежит, свернувшись калачиком, и совершенно нагой.
Последним воспоминанием, которое запечатлел его угасающий мозг, были гости, прибывшие на свадьбу дочери. А далее – рюмочки, стопочки… И вслед за тем – провал …
Мишаня хотел было подняться, но не тут-то было. Затёкший бок упирался во что-то твёрдое. Мужчину вдруг осенило, что лежит он на голых досках. Вытянув перед собой впотьмах руки, он снова упёрся в доски.
Перевернувшись на спину, Мишаня принялся лихорадочно ощупывать перед собой непроглядную темень. И вновь с ужасом упёрся в крепкое дерево.
- Гроб! – пронзила стрелой нещадная мысль. От страха его забила дрожь.
- Варвара! – так часто в подпитии он называл свою жену Валентину. – Вот зараза! Так заторопилась! Даже в последний путь одеть не соизволила. И гостей приглашать не нужно. Все съехались.
Мишаню от злости так понесло, что он задёргался, закрутился и замолотил своими корявыми кулачищами. И вдруг! Он почувствовал свободное пространство! Скатившись кубарем куда-то вниз, пополз с надеждой в сторону едва заметной полоски света.
- Дверь! – вылетев из неё пробкой, бедолага увидел ещё одни, распахнутые настежь, врата ада. За коими почему-то оказался огород и знакомая тропинка от бани к дому.
Мишаня замельтешил голыми бедрами так, что ягодицы, отсвечиваясь бледным пятном в свете луны, едва успевали за ним. А бубенчик недоумённо бился то об одну, то о другую ногу. Бедняга галопом проскакал через огород и двор, влетел в сени и распахнул избную дверь. Наконец-то хозяин дома, как ночной мотылёк, вырвался к свету. Его радости не было предела.
Обрадовались его появлению и женщины, занятые подготовкой закусок к праздничному столу. В доме долго стоял невообразимый хохот, потому что Мишаня предстал перед гостями и домочадцами в костюме Адама, весь вымазанный чернющей сажей.