В когтях психбольницы

Александр Тяпкин-Чурсин
В  КОГТЯХ  ПСИХБОЛЬНИЦЫ
               
   Антон Воропаев сидел в психдиспансере у кабинета врача и ждал своей очереди. Воропаев хотел рассказать доктору, что его очень раздражают люди, из-за чего он не может больше работать. По этой причине Антон надеялся получить группу инвалидности. Если ему повезёт, то тогда он будет целыми днями сидеть дома, и никто уже не сможет выводить его из себя. (Мать его из себя не выводила.)
   Наконец подошла очередь Воропаева.
   - На что жалуешься? – спросила психиатр, старая рыжеволосая женщина.
   - Люди меня сильно раздражают.
   - И давно так?
   - Почти полгода.
   - А раньше они тебя никогда не раздражали?
   - Нет. Раньше у меня нервы были крепче. А теперь стоит ко мне кому-нибудь подойти – и я уже из себя выхожу. Вы не могли бы дать мне группу?
   - Чтобы её получить, тебе нужно полежать два месяца в больнице.
   - Я согласен.
   И вот уже  Антон находится в больнице – двухэтажном деревянном здании с зарешечёнными окнами.
   Чернявый санитар вручил ему потёртую полосатую пижаму и дырявые тапочки. Затем показал Воропаеву его палату и койку. Последняя стояла в самом углу.
   На соседней койке сидел парень лет двадцати пяти, чуть не лопавшийся от чрезмерно развитого чувства собственного достоинства. Таким важным был только он один; остальные больные выглядели покорными и смиренными.
   - Сергей, - представился парень. – А тебя как зовут?
   - Антон.
   - Не желаешь сыграть со мной в шахматы?
   - Давай.
   Они вышли в совершенно пустой коридор и, сев на подоконник, где лежала клетчатая доска, принялись играть.
   - Ты как здесь оказался? – поинтересовался  Сергей. – Добровольно или нет?
   - Добровольно.
   - А меня сюда мать упрятала.
   - За что? Ты её бил?
   - Нет.
   - Ругался на неё?
   - Тоже нет. Просто она меня боялась.
   Тут к ним подошёл чернявый санитар.
   - Играешь, Малютин? – спросил он у Сергея.
   - Играю.
   Санитар кивнул на Воропаева и, ухмыльнувшись, проговорил:
   - Профессор.
   Вероятно, такое сравнение пришло ему на ум потому, что Антон носил очки. Не желая оставаться в долгу, Воропаев неприязненно взглянул на чернявого и сказал:
   - А ты – академик.
   Ухмылка мгновенно сползла с лица санитара.
   - Таких, как ты, расстреливать надо, - процедил он сквозь зубы, злобно сверкнув глазами. И удалился.
   Когда Сергей сделал очередной ход, Антон произнёс:
   - Я у тебя ферзя могу взять.
   И Воропаев взглянул Малютину прямо в глаза, ожидая, что тот пойдёт по-другому. Но Сергей повёл себя как-то странно; он часто-часто заморгал и молча ушёл.
   - Женщины, на обед! – раздался зычный голос санитара.
   Коридор тут же превратился в живой поток, состоящий из спешащих женщин. Этот самый поток чуть было не увлёк прижавшегося к стене Антона.
   Воропаев зашёл в палату и лёг на койку.
   Малютин делал вид, что читает газету.
   Минут через двадцать из коридора стало доноситься шарканье женских ног, а когда оно смолкло, послышался голос чернявого:
   - Мужчины, на обед!
   Антон и другие больные поспешили в столовую.
   Едва Воропаев сел за длинный стол, как один из больных тихо сказал Малютину:
   - Он на твой стул сел.
   - Хрен с ним. Пусть сидит, - отозвался тот. Но спустя полминуты, видно, передумал; подошёл к Антону и проговорил:
   - Пересядь на другое место.
   Воропаев пересел.
   На обед подали жиденький суп, в котором  Антон нашёл лишь два малюсеньких кусочка картошки, квадратный сантиметр куриной шкурки и какую-то кость. На второе была манная каша, а на третье – чай, весьма подозрительный как на цвет, так и на вкус.
   Утолив голод этой скудной трапезой, больные выстроились цепочкой у окошка в стене, через которое им выдавали лекарства.
   Воропаеву вручили целую горсть таблеток. Потом ему сделали в процедурной укол, а после этого его повели в диспансер лечить током.
   От больницы до диспансера было  недалеко, но на улице стоял такой лютый мороз, что у Антона застучали зубы, - его одежда состояла из одной пижамы.
   Получив положенное количество вольт, Воропаев вернулся в больницу.
   - Где здесь туалет? – спросил он у Малютина.
   Тот показал.
   Антон открыл дверь – и тут же её захлопнул, так как на унитазе сидела молодая женщина.
   - Мне нужен мужской, - сказал Воропаев.
   - Здесь нет ни мужского, ни женского. Есть общий, - объяснил Сергей.
   У Антона от изумления чуть не отвалилась нижняя челюсть.
   «Ладно, придётся справить большую нужду ночью, когда тут никого не будет», - немного придя в себя, решил он.
   Зайдя в палату, он заметил, что у него трясутся руки. Воропаев не знал, что было тому причиной – таблетки, укол, ток или условия, в которых он находился. Чтобы успокоиться, он попросил Малютина дать ему почитать роман Джона Стейнбека  «Гроздья гнева», лежавший на тумбочке. Сергей протянул ему книгу.
   Антон принялся читать, но вскоре выяснилось, что чтение его не успокаивает. Тогда он отложил роман, растянулся на койке и закрыл глаза. Незаметно Воропаев  заснул.
   Когда он разомкнул веки, было уже темно.
   - Уже утро? – спросил Антон у Сергея.
   - Нет, вечер.
   После ужина Воропаев опять выпил горсть таблеток и получил укол в руку.
   Посмотрев в окно, он увидел книжные строчки. Антон протёр глаза, однако строчки не исчезли. Тем не менее, Воропаев прекрасно знал, что их не должно там быть. Это оказалась первая галлюцинация в его жизни. Через минуту ряды печатных букв растаяли, точно кусочки льда, принесённые в тёплую комнату.
   В девять вечера санитар выключил в палате свет, и больные, принявшие феназепам, быстро погрузились в сон. Не заснул один лишь Антон. Он зашёл в туалет и сел на унитаз. Теперь-то его здесь никто не потревожит. Но Воропаев ошибся. Дверь отворилась, и перед ним возник санитар.
   - Закрой дверь, - сказал Антон.
   - Я тебе так закрою, что потом костей не соберёшь, - угрожающе проговорил чернявый. Однако дверь он всё-таки затворил.
               
   На следующее утро, после завтрака, какая-то толстая очкастая женщина велела больным идти мыться.
   Пошли все, за исключением Воропаева.
   - А тебе нужно особое приглашение? – обратилась она к нему.
   - Я купался позавчера.
   Очкастая посмотрела на Антона так, как смотрят на дохлую, разлагающуюся свинью.
   - Иди, тебе говорят.
   Делать нечего, пришлось Антону зайти  в какое-то чудное помещение, раздеться и встать под душ.
   Едва он вытер своё тело и облачился в пижаму, как санитар сообщил ему, что его вызывает врач, фамилия которого была Луцкий.
   Антон зашёл в его кабинет.
   Луцкий – пожилой мужчина со снисходительным, высокомерным взглядом – еле заметно кивнул на стул, стоявший метрах в двух от стола, за которым он сидел.
   Воропаев  опустился на стул.
   - Мысли путаются? – блеснув стекляшками очков, спросил доктор. И на его лице появилась гаденькая улыбочка, словно перед ним находилась  разряженная обкакавшаяся обезьяна.
   - Нет, - холодно ответил Антон
   Врач что-то записал в медицинскую карту. Потом сказал:
   - Можешь идти.
   После обеда начался обход.
   - Что с этим? – поинтересовался главврач у Луцкого, кивнув на Воропаева.
   Луцкий что-то пробормотал.
   - Понятно, - сказал главврач. И подошёл к койке Малютина.
   - Когда меня отсюда выпустят? Я не больной, - обратился Сергей к главврачу.
   - Больной, - отозвался тот.
   - Нет.
   - Да.
   И главврач с Луцким двинулись дальше.
   Когда оба эскулапа удалились, Малютин шепнул Воропаеву:
   - Я всё равно отсюда убегу.
   И, приподняв край подушки, показал ему две алюминиевые ложки.
   - Что это? – задал глупый вопрос Антон.
   - После отбоя я взломаю ими дверь, - уже громче сказал Сергей.
   - Кто это взломает дверь? – послышался голос санитара. И в тот же миг чернявый очутился рядом с ними. Он отобрал ложки и унёс их.
   От огорчения Малютин на какое-то время даже потерял чувство превосходства над другими.
   На следующий день была суббота, и за Воропаевым пришла мать, чтобы взять его на выходные домой.
   Антон переоделся.
   Они с матерью вышли на улицу, приблизились к автобусной остановке. Когда подошёл автобус, сели в него.
   Салон был набит битком. Поэтому Воропаевы стояли у самой двери.
   Когда до их дома осталась всего одна остановка, в автобус протиснулись два парня. Один из них что-то тихо говорил, а другой смеялся тонким, противным смехом. Этот смех вгрызался в мозг Воропаева сверлом коловорота. У Антона задрожали руки и нервно задёргалась голова. Не в силах сдержать свою ярость, Воропаев схватил смеявшегося за горло и начал душить.
   - Антон, что ты делаешь?! – крикнула мать.
   Однако Воропаев не разжал сомкнувшиеся на шее пальцы.
   Другой парень хотел было помочь своему товарищу освободиться, но для этого в автобусе оказалось слишком тесно.
   Едва автобус остановился,как Антон отпустил свою жертву, вылез из салона и побежал домой.
   Оказавшись в своей квартире, он сел в коридоре на скамейку для обуви и стал ждать, когда за ним  придут.