- Кать, ты откуда такая встрепанная да запыхавшаяся?
- Ох, не спрашивай, Лиза. Быстрее собирайся, да бежим к Дуняше. Сон ей какой-то чудный приснился, так она всех, кто кружево плетет собирает. Непременно рассказать хочет. Что за сон, зачем непременно его рассказывать - знать не знаю. Только говорит это очень важно.
Девушки вошли в дом Дуняши, а там уж все собрались. Присели на свободный край лавки.
Дуняша обвела взглядом присутствующих и начала.
- Тому уж будет с месяц, как приснился мне чудный сон…
- Что же ты только сегодня сподобилась рассказывать? – перебила ее Фрося. – Неужто…
На Фросю зашикали со всех сторон, призывая к порядку, чтоб не мешала. Фрося притихла.
Так вот, - опять начала Дуняша, - снится мне девица, словно из тумана сделанная, да такая красавица, что слов не найти, чтобы красоту ее описать. Говорит мне она, скажи мол мастерицам-кружевницам всей деревни, чтоб сплели они по две кружевные салфеточки, величиной с ладонь, на крылья похожие, да чтоб у всех мастериц узор хоть чуть-чуть да отличался. Отнесите ближе к вечеру те салфеточки к Лесному озеру да по воде пустите. За это в ближайшую ночь приснятся вам узоры кружевные каких свет не видел. Хватит вам, говорит, чужие узоры повторять раз за разом, пора уж и свои иметь. Раз в году по весне, ближе к вечеру, приносите салфеточки-крылья. Сказала так и пропала. Проснулась я, и чувство у меня такое, что вовсе это не сон был, а прямо все как наяву случилось. Не стала вам говорить, вдруг все пустое – привиделось и привиделось. А потом, думаю, все-таки весна на дворе, проверить надо. Сплела я две салфеточки какие велено, пришла ближе к вечеру к Лесному озеру и на воду их опустила. А салфеточки не потонули, а поплыли вглубь озера, как лодочки.
Дуняша замолчала, словно снова стояла на берегу озера и салфеточки взглядом провожала.
- А дальше, дальше-то что? – подала голос Фрося.
- Ну, ну, не тяни, - наперебой заговорили кружевницы.
- Всю прошлую ночь во сне, словно пастушья свирель тихонечко играла. Так светло, так спокойно на душе было. А под утро узор приснился. Идемте к столу, покажу.
Все сгрудились вокруг стола. Дуняша разложила сшитые толстыми нитками листочки бумаги, уже послужившие конвертами для писем (в деревне-то бумаги кот наплакал, вот и приладились ее использовать не один раз). Множество точек, на сшитых листочках, складывались в узор от которого мастерицы пришли в восхищение. Ох и разговоров было до самой ночи!
А на следующий день все принялись за салфеточки. Хоть и поздняя, а весна на дворе. Все надеялись к самому последнему весеннему дню успеть салфеточки сплести, чтоб по воде их пустить.
Успели! Ближе к вечеру гурьбой с салфеточками на Лесное озеро пришли.
А озеро то было особенным. Хоть и недалеко от деревни, а в низине густым лесом надежно прикрыто от глаз. По берегам высоченные стройные деревья, все больше сосны, темно-зелеными кронами сомкнулись. Кусты редкие, да густые под стать деревьям. Ни одного поваленного ствола, ни куста засохшего, словно кто те кусты да деревья вечной молодостью одарил. Вода в озере прозрачная да спокойная. Редкий ветер, прорвавшись сквозь густоту крон, пробегал рябью по водной глади. Смотрятся в озеро, как в зеркало, небо да облака. И такая вокруг торжественная красота, что даже птицы поют здесь тише, чем в чаще леса.
В озере никто не купался, белья не полоскал, на то речка была, что рядом с деревней пробегала. Разве что в нем рыбу ловили. Но здесь рыбаков удача не баловала, однако если уж повезло рыбу поймать, то вкусней той рыбы на свете не было. Так что на берегу только одна лодка и лежала, для того, кто в свою рыбацкую удачу сильно верил.
А еще девичьи стайки приходили сюда песни петь. Звучали песни здесь по-особенному. Плыли звуки по воде далеко, не затухая. Так что местные парни наладились те девичьи песни с другого берега озера слушать, сидя в кустах, чтоб значит девиц не смущать.
Так вот к этому Лесному озеру и пришли мастерицы, вдоль берега встали, по две свои салфеточки на воду опустили. Стали смотреть, что дальше будет. А салфеточки-крылья так попарно и поплыли от берега.
Долго наблюдать за салфеточками мастерицы не стали. Темнеть стало. Они и пошли по домам.
А салфеточки все плыли и плыли по Лесному озеру, да в центре него и ушли все разом под воду с громким всплеском. Вода вокруг места этого стеной поднялась над гладью озерной, а когда спала, то кругами разошлась и время спустя уже плескалась волнами по берегам. Потом озеро успокоилось и снова стало гладким, как зеркало.
Ночью поднялся над озерной водой туман, заклубился, закружился, обернулся туманными девицами красоты невиданной. У каждой девицы в руках по две салфеточки. Дунули девицы на свои салфеточки – салфеточки выросли в большие крылья с узором хоть чуть-чуть, да отличающимся от других. Прикрепили девицы те крылья к себе на спину, взмахнули ими, да и полетели. Словно легкая метелица стали кружить над спящей деревней. Струи ветра, проходя сквозь узор, превращались в звуки, нежные как у пастушьей свирели. Звуки складывались в мелодию. Крылья пели свирелью, и у каждой пары крыльев была своя мелодия. Мелодии переплетались, сливались и, рождая новые мелодии, расходились. Новые мелодии летели к мастерицам-кружевницам. Та мелодия, которую впускала в себя душа мастерицы-кружевницы, превращалась в кружевной узор для нее.
Новых мелодий было так много, что и другим деревенским мастерам, гончарам да резчикам по дереву, они достались.
Всю ночь кружили туманные девицы над деревней, всю ночь пели крылья. К утру полетели девицы к Лесному озеру, рассеялись туманом над водой, а туман, расстелившись по озеру тонким покрывалом, ушел в воду.
Проснулись утром мастерицы и кинулись каждая свой приснившийся кружевной узор на бумагу переносить. Загодя все для этого приготовили, так на всякий случай, а случай и настал. Радости-то сколько было!
И стали кружевницы из года в год по весне приносить Лесному озеру свои дары, а Лесное озеро в свою очередь их одаривать. Не только кружевницы, а все мастера испытали на себе благодатную силу Лесного озера – всех одарили поющие крылья туманных девиц.
Со временем превратился поход кружевниц к Лесному озеру в праздник для них. И день особый как-то сам собой выбрался, и песня сложилась, с которой мастерицы пускали по воде салфеточки-крылья.
Удивительные перемены пошли в деревне с тех пор. Люди стали добрее к друг другу относиться, в каждый дом вошла радость. И природа в стороне не осталась, стали замечать, что грозы обходят деревню стороной, зимы приходят не такие суровые как прежде, лета не такие жаркие, осенью хмурых, холодных, дождливых дней стало меньше, а уж про весну и говорить нечего – такая благодать!
И вот, что интересно, вроде вся деревня про дары кружевниц Лесному озеру знала, но никогда разговоров про то с чужими не заводили, да и между собой об этом редко заговаривали, берегли в душе, словно сокровище, которое словами боялись истрепать, разрушить. За кружевницами, как по уговору, никто не ходил, разве что мальчишки, да и тех как заметят, что за кружевницами увязались, домой загоняли под каким-нибудь предлогом.
В деревню скупщики валом валили за изделиями мастеров, каждый пытался перехватить товара побольше. До драки не доходило, но хитрости да изворотливости было с лихвой. Особенно один скупщик, Никодим Кузьмич, отличался, его даже за глаза Никодим-проныра прозвали.
Смекалистый да ушлый, Никодим нутром чувствовал, что у деревни есть секрет какой-то, уж очень она отличалась от других деревень. Не давала ему покоя эта догадка, сжигало любопытство, ну просто мочи нет. Уж как он изворачивался, какие хитрые вопросы задавал деревенским – все без толку, весь люд дружно не понимал, о чем это он допытывается. Какой такой секрет? Живем как другие и все у нас как обычно и будни, и праздники. Совсем скупщик извелся. Стал размышлять да прикидывать – если не получается с вопросами, то может подслушать что удастся. Стал по приезду тихонько бродить по деревне – там у колодца задержится, там у речки в кустах затаится бабьи разговоры послушать, пока они белье полощут, а то у плетня притаится. Долго так мыкался. Да как-то по весне разговор деревенских мальчишек подслушал. Шли они мимо него на речку, а он в то время за деревом стоял. Не видели они его, потому и не остереглись.
- Тимош, ты со мной к Лесному озеру сегодня вечером пойдешь?
- Не, Егорка, ты лучше сам иди. Бабка Степанида вечером велела дома сидеть. Да и не люблю я песни, хоть кружевницы их поют, хоть кто еще, мне без разницы.
Навострил уши Никодим, да интересный разговор на том и оборвался.
- «Отчего это он сказал, что кружевницы, а не девицы на Лесном озере будут песни петь? Ну, я буду не я, если не выведаю в чем тут дело», - подумал он.
Спрятал скупщик хорошенько телегу с товаром в лесной чаще, а сам – в кусты погуще, что рядом с деревней, за домом Лизы-кружевницы следить. К вечеру Лиза из дома вышла, нарядная такая. Никодим крадучись за ней.
Собрались мастерицы-кружевницы на краю деревни и пошли к лесу. Никодим за ними как нитка за иголкой. Только Никодим на опушке леса за кустом от кружевниц схоронился, как раздался грозный голос.
- А ты куда направился?!
Скупщик со страху по земле распластался.
- А ну, Егор, вернись и домой живо! Вот мать задаст тебе жару. Опять банку варенья стащил.
Никодим осторожно выглянул из-за куста и увидел удаляющуюся спину мальчишки.
- «Вот и ладно!» - обрадовался он.
Догнал Никодим кружевниц и тихонько за ними, от ствола к стволу перебегает, прячется. Пришли к Лесному озеру. Пока кружевницы вдоль берега выстраивались, Никодим за кустами наблюдательный пункт облюбовал – и кружевниц хорошо видно, и берег озера как на ладони.
Запели мастерицы, салфеточки-крылья по воде пустили. Салфеточки лодочками тихонечко вглубь озера поплыли.
Никодим как увидел салфеточки, так чуть разума не лишился. В голове только и крутится: «Это ж какие барыши по озеру плывут!». Еле дождался, когда мастерицы песню допоют да домой отправятся. Все ногти искусал от нетерпения.
Ушли мастерицы, а Никодим лодку на воду, весла в руки и ну салфеточки догонять. А страх терзает, вдруг салфеточки потонут, пока он плывет им вдогонку.
Не потонули салфеточки-крылья, все их выловил Никодим. Складывал на дно лодки, а у самого в голове счеты костяшками стучали, вычисляя чистую прибыль от дармового товара. Так громко стучали, что того и гляди этот стук наружу вырвется да по воде поплывет во все стороны.
Проснулись наутро мастерицы и, о ужас! ни одной узор не приснился. Запаниковали, а затем успокоились и решили, что может следующая ночь чудесные узоры подарит. Ни следующая, ни все последующие ночи не подарили кружевницам чудесные узоры.
- Что ж подруженьки-мастерицы, - вздохнув тяжко, сказала самая старшая из них Аксинья, - жили ведь раньше с одним узором на всю деревню, да не один год, значит и теперь так придется жить. Не пропадем.
Все сразу погрустнели. Серой показалась всем прежняя жизнь, серой и скучной. Тем, кто познал сладость вдохновенья тяжко отказаться от него. Не только кружевницы приуныли, всем мастерам туго пришлось. У всех чудные сны пропали. А уж когда гроза над деревней разразилась, впервые за много лет, то вся деревня приуныла, ребятишки и те примолкли.
Кружевницы в ту пору часто вместе собирались. Горькие времена легче вместе переживать. Вот в один такой день Лиза и спросила Дуняшу:
- Ведь это ты у нас туманную девицу во сне видела, может попросишь у Лесного озера, чтобы она тебе опять приснилась?
Дуняша в слезы, а успокоившись сказала:
- Я уже просила. Никак не снится. Как сны чудные у нас пропали, так я по пять-шесть раз за ночь просыпаюсь, где уж тут чему путному присниться. Однажды решила, работой себя загружу, устану как следует, вот и сон крепкий придет. За день чуть ли ни весь дом перемыла, а как голову до подушки донесла, так будто в колодец глубокий провалилась… совсем ничего не приснилось.
Расплакалась Дуняша снова. Кружевницы бросились ее утешать.
- К Марфе надо идти, - решительно заявила Фрося. – У нее, травницы, помощи просить надо.
- Правда твоя, Фрося, - поддержала ее Лиза. – Не плачь, Дуняша, сегодня же и сходи, да расскажи все как есть, она добрая, должна помочь.
Как решили, так Дуняша и сделала.
- Ох, беда-то какая! – всплеснула руками Марфа. – Помогу, чем смогу. Приготовлю отвар сонный. Сон будет легким, светлым. Завтра к вечеру сама приду, при мне и выпьешь, так надежней будет, а то за твоими сорванцами глаз да глаз нужен, того и гляди не убережешь склянку.
Напоила к ночи Марфа Дуняшу отваром, а на утро Дуняша кружевниц к себе позвала. Стала сон рассказывать, а сама аж вся светится.
- Девица, в этот раз, не приснилась. Да Лесное озеро мне все-все само показало. Никодим-проныра во всем виноват.
- Да откуда же этот негодяй все узнал? – воскликнула в сердцах Фрося.
- Да что ж за напасть такая. Фрося, что ты, вечно, впереди всего и вся летишь? Угомонись, - урезонила Фросю Аксинья. – Давай, Дуняша, все по порядку.
- Марфа как отваром меня напоила, так я и уснула. Снится мне, что я на берегу Лесного озера. Наклонилась я к воде, а там, как в зеркале, Никодим-проныра за деревом мальчишек подслушивает, как те разговор завели идти за нами на озеро пение наше слушать. Вот!
Дуняша сделала паузу.
- Неужели по такому разговору можно о чем-то догадаться? – тихонечко, словно про себя сказала Лиза.
- Это ты, Лиза, чистая душа ни о чем бы не догадалась, а Никодиму за каждым словом хитрость чудится, - сказала Катя. – Помните, как он по деревне бродил, все допытывался какой такой секрет мы знаем? Отчего это у нас, что кружева, что гончарные и деревянные поделки так глаз радуют, как ни у кого? – обратилась она ко всем.
- Помним, помним, - заговорили все разом.
- А что дальше? Дуняша, рассказывай, - попросила Аксинья.
- Увязался он за нами, все за деревьями прятался, чтоб мы его не заметили. А как увидел, что салфеточки по воде пускаем, так глаза его чуть на лоб не вылезли. Дождался, когда мы ушли, лодку на воду столкнул, догнал салфеточки и все их себе забрал.
- Вот ворюга! – не сдержалась Фрося.
- После того, как Лесное озеро мне все это показало, услышала я голос. Сказал мне тот голос, что примет озеро от нас еще раз салфеточки-крылья. Да чтоб поторопились мы.
Сколько тут радости выплеснулось, словами не описать. Долго волю чувствам давать не стали, бросились салфеточки плести.
Вертелся у Кати вопрос на языке, кого из мальчишек Никодим подслушал, да рассудила она, что не стоит спрашивать. А Дуняша сама так и не сказала, да и никто из кружевниц такого вопроса не задал. Ни к чему.
До того, как на Лесное озеро идти, решили кружевницы со старостой поговорить. Выслушал их Василий Петрович, крепко задумался. Потом собрал мужиков да парней, и постановили они на том собрании что-то вроде дозора выставлять вокруг Лесного озера в тот день, когда мастерицы-кружевницы к нему с дарами пойдут. Сторожить решили до темноты и лодку припрятать.
Как решили, так и сделали.
А на другой день праздник устроили, словно утерянное счастье в деревню вернулось. Да так оно и было.
Только прежняя радостная жизнь в деревне наладилась, тут Никодим приехал. Весть эта по деревне вмиг разлетелась. Встретили его деревенские мужики, окружили. У Никодима глаза-то забегали, засуетился он, вопросы задает, что мол случилось, что так встречаете. Выступил вперед Василий Петрович, строго и твердо сказал:
- Знаем мы, Никодим Кузьмич, про то, как ты кружева на Лесном озере воровал. Думаешь все на свете продавать можно? Ошибаешься. Видно у тебя голова и душа барышами напрочь забиты, ничто другое поместиться там уже не может. И выходит не человек ты, а мешок с деньгами. Не место такому среди нас. Ты, Никодим Кузьмич, дорогу в нашу деревню забудь и то, что на Лесном озере случилось – тоже. Ты забудешь, и мы забудем, а нет, так ославим тебя как вора. Хитрость да изворотливость среди скупщиков, хоть и не самыми важными, а все-таки доблестями почитаются, а простое воровство – это вряд ли. Если ославим тебя как вора, забудешь ты про почет и уважение не только в округе, но и среди скупщиков.
Переменился в лице Никодим, ни слова не сказал, поворотил телегу и уехал. С тех пор не слышали о нем ничего. А дозор в деревне так ежегодно и охраняет Лесное озеро, когда мастерицы-кружевницы с дарами к нему идут. Мало ли!