Дороги любви непросты часть 3 глава 35

Игорь Караваев 2
В соавторстве с Мариной Белухиной: http://proza.ru/avtor/uevfybnfhbq

          "Мурманск" шёл в открытое море. Мощный, стройный, красивый корабль легко рассекал воду своим острым форштевнем. Высокие трубы крейсера не дымили: лишь нагретый воздух еле заметно колебался над ними.

          Для Саши это был первый выход в море на настоящем боевом корабле. Сколько лет он мечтал о нём, представлял, видел во сне, надеялся и верил, что это обязательно произойдёт в его жизни! Как же ему всё нравилось! Конечно, порядки здесь были жёстче, чем в училище, но много было и своих плюсов. Он давно уже тяготился тем, что, если не врать себе самому, то никакой он пока не моряк, хоть и носит военно-морскую форму. А здесь, среди воды и корабельной стали, почувствовал себя совсем иначе. Это было его, родное, пусть пока не подводная лодка, а надводный корабль. Кстати, на крейсере, как и в лагере ровно год тому назад, подавали такие знакомые сигналы горном... Были, правда, и такие сигналы, которых он до этого не слыхал - в основном, связанные с подъёмом Военно-морского флага. Каким красивым и торжественным оказался этот ритуал!

          При прохождении Кольского залива на "Мурманске" была объявлена боевая готовность номер один: это означало, что весь экипаж находился на своих командных пунктах и боевых постах. И только курсантам была дана команда сидеть в своём кубрике и не высовываться, занимаясь своими делами. Им настоятельно рекомендовали использовать вынужденную паузу для заполнения своих "Корабельных книжек", чтения учебников и конспектов по кораблевождению, морской практике и прочим наукам. Кто-то из ребят так и делал, а кто-то что-то пел, бренча на гитаре; кто-то им подпевал, как умел; кто-то, пользуясь моментом и не теряя времени даром, залёг на свою койку и тут же уснул.

          Открыв, вопреки запрету, стальную круглую заслонку-"броняшку" на ближайшем иллюминаторе, Володя жадно и безотрывно глядел сквозь толстое стекло на знакомые с детства берега. К нему присоединился Саша.

          - Гляди, Сань, вон там - губа Кислая, а рядом - Полярный! Дальше, во-он за теми сопками - Оленья губа и Вьюжный! А ещё севернее - моё Гаджиево! Родители сейчас дома, наверное...

          К ребятам подошёл Костя и сказал:

          - Мужики, ну я, конечно, всё понимаю... Только по тревоге все броняшки должны быть задраены. Так что...

          Дважды повторять не пришлось. Саша помог другу вернуть на место массивную железку и закрепить её там. Закручивая начищенные, сияющие бронзовые гайки-барашки, уверенно произнёс:

          - Когда-нибудь и я буду знать эти берега не хуже, чем ты!

          После того, как миновали остров Кильдин, объявили боевую готовность номер два, и все свободные от вахты курильщики пришли в заветный уголок на верхней палубе. К ним присоединился и Саша. Свежий морской ветер пробирал до костей, и даже бушлат, застёгнутый на все пуговицы, не защищал и не грел.

          "Ничего, - подумал он, - привыкать надо. На мостике подводной лодки-то, небось, не слаще".

          Он знал, что в северных морях даже летом вся верхняя вахта одевается по-зимнему - и теперь понимал, почему. Ветер, между тем, усилился, и крейсер стало покачивать. Кому-то из курсантов, впервые вышедших в море, это показалось даже забавным, а у кого-то началась "морская болезнь".

          Быстро перекурив, Саша пошёл в свой кубрик. Задержавшись на мгновение перед наклонным трапом, он снова посмотрел на море и в очередной раз подумал о Зое. Влюбленным всегда всё вокруг напоминает о любимых, но у Саши сейчас эти мысли, как ни странно, были напрямую связаны с тем, что он увидел. Его внимание в те мгновения привлёк кильватерный след крейсера - широкая зеленоватая пенная дорога, начинавшаяся за кормой и тянувшаяся, как казалось, до самого горизонта. Вспомнилось, что в "самиздатовском" сборнике стихотворений, который пару месяцев назад принесла ему почитать Зоя, были такие строки: "И нет отсюда пути назад, как нет следа за кормой..." А тут вон что творится! След есть, да ещё какой!

          В том сборнике было много стихотворений на морскую тему, и, судя по ним, автор был не дилетантом, а многое повидавшим моряком. В чём же дело? Почему появилось такое несоответствие? То ли прочитанное было поэтической гиперболой, то ли парусники и вправду такого следа не оставляют...

          Размышляя дальше об этом машинописном сборнике, отпечатанном кем-то на дешевой серой бумаге, Сашка посуровел. Юный романтик вспомнил, как, непрерывно восхищаясь прочитанным и ощущая глубокое уважение к автору, он на очередной странице внезапно наткнулся на короткое стихотворение, посвящённое событиям, произошедшим в Венгрии в 1956 году. В нём говорилось о советском танке, горевшем на будапештском перекрёстке. Саше тогда показалось, что автор осуждает погибший экипаж танка - мол, приехали воевать на чужбину, а ещё комсомольцы... Похоже, не было у человека, написавшего такое, сочувствия ни к сгоревшим танкистам, ни к их родне - зато было чуть ли не оправдание тех, кто их поджёг. Ну а в последней строке, вообще, была железобетонная уверенность автора в том, что наш горящий танк - это хорошо и правильно. Стихотворение вызвало горечь, недоумение, возмущение.

          Ему давно было ясно: армия может выполнять то, что ей приказали, и за пределами нашей страны, а осуждать её за это и злорадствовать по поводу наших потерь - настоящее предательство. Ещё в школьные годы Саша услышал, что в Венгрии в пятидесятые годы происходили какие-то страшные события, и решил расспросить об этом отца.

          - Там был самый настоящий фашистский мятеж, который теперь американцы называют не иначе, как "народное восстание против просоветской тирании", - ответил отец.

          - Что, в Венгрии было столько недобитых фашистов?

          - Нет, поначалу не слишком много, хотя потом и они туда со всей Европы подтянулись. Мятеж не был народным восстанием, он был великолепно подготовлен, срежиссирован и профинансирован Западом, прежде всего - США. И немалую роль в нём сыграли оболваненные молодёжь и студенты. Когда у человека много энергии, энтузиазма, романтизма, обострённое чувство справедливости и ноль жизненного опыта - тогда всякая сволочь может направить его в выгодном себе направлении. А потом его же первого сделать "пушечным мясом!

          - А наши военные что там делали?

          - Венгерское правительство, оказавшись в безвыходной ситуации, попросило о помощи.

          - Говорят, мы им там дали прикурить!

          - Дали, хотя и с нашей стороны потери были. А кровопролитие в Венгрии началось ещё до начала вмешательства наших войск - мятежники избивали, грабили, мучили и убивали своих же сограждан. В общем, зверствовали ничуть не меньше, чем немцы на оккупированных территориях...