Дед Василий, несмотря на причитания жены и тёщи, мол: «шестеро детей, а ты на войну собрался!», в силу природного упрямства, и веры в светлое коммунистическое будущее, в которое верил от чистой души, в конце концов махнул рукой на них, и через полгода после начала военных действий записался добровольцем. После месячной подготовки призывников, судьбой уготовлено было попасть в самое пекло войны под городом Ржевом.
Добраться до передовой на перекладных удалось лишь хмурым пасмурным утром. Рядовой, взявшийся проводить троих новобранцев до дислокации их подразделений, кивнул Василию головой в сторону кучки расположившихся на дне окопа солдат и свернул в сторону соседней роты, чтобы развести двух других новобранцев.
Пока пробирался в отделение, пригнувшись от шальных пуль, Василий с удивлением подметил единственного стрелка из всей компании, который, еле успев перезарядить ружье, стрелял из него куда- то в пустоту не прицеливаясь. Рядом со стрелявшим бойцом стоял большой чугунный чайник, из которого он после десятка-дюжины выстрелов, незлобиво матерясь, поливал перегревшийся ствол.
-Садись- приказал старшина- в ногах правды нет, да и пуля, хоть и дура, но любит не познавших пороха новичков! Откуда будешь, парень?-
Рассказав вкратце свою историю, Василий поинтересовался, почему шесть человек сидят и только один стреляет.
-Эх, браток,- отвечал ему все тот же старшина - ты, конечно, человек бывалый, с басмачами воевал и правильно заметил, что не все здесь в порядке! Посмотри, каждый из нас по очереди отстреливает по сорок патронов, после чего к оружию подходит другой. А почему не стреляем из других винтовок, так их просто нет! (Военные действия под Ржевом - одна из немногих провальных операций Г.В.Жукова. Была нарушена логистика снабжения оружием и обмундированием. Немцы отмечали, что зачастую русские шли с голыми руками и особо щепетильные в сторону противника не стреляли, т.к. считали грехом убивать безоружных!). Вот и ждем, когда один отстреляется, чтобы сменить его другим стрелком, либо, когда, ни дай Бог, ранят, либо убьют его. Есть и третий вариант – когда нас всех накроет одним снарядом, тогда уж и ждать никому не придется, и полетим тогда в небо журавлями, соблюдая строй…! Да, еще мы все свидетели на случай ранения в конечности. Правда, не факт, что даже шесть, нет, теперь уже семь человек смогут убедить «опера», что это не самострел, особенно нашего! Гнида,- уже на ухо прошептал старшой – по его наводке на прошлой неделе двух раненных бойцов перед строем расстреляли за «самострел», а все почему – свидетелей ранения рядом не оказалось! Сам не высовывается, сука, сидит в блиндаже, как стервятник поджидает очередную жертву. Ты садись рядом, я тебе о премудростях современного боя расскажу. Все, о чем говорилось в «учебке» – не бери в голову. Здесь можешь забыть о прицельной стрельбе - видишь, от воды ствол повело, одному Богу известно куда пуля полетит. Поэтому, когда твоя очередь подойдет, высовывай из окопа только руки и стреляй без прицела, соблюдая ориентировочное направление. А вот когда в бой пойдем…! Нет, оружия тебе никто не даст, даже и не думай! А от меня тебе, как вновь прибывшему, - подарок- и старшина протянул видавшую виды саперную лопату.
– Знаешь что это такое? Нет, это не только шанцевый инструмент, это еще и твое спасение – когда побежим в атаку, прикрывай ею свою голову. Лопатка, конечно, не каска, но за неимением последней, иногда даже очень может сойти за каску!-
Василий подумал, что над ним, как над новобранцем подшучивают, но за лопатку поблагодарил и высказал надежду, что к бою может обмундирование и оружие подвезут.
- Ну-ну-, грустно произнёс старшина - надежды юношей питают…!-
Из соседнего окопа слышалась громкая тюркская речь - два человека о чем-то на повышенных тонах спорили. Татарин по фамилии Калимулин и с именем Рашид, который частично понял суть спора, сообщил, что это два непримиримых врага. Один был призван с горной Киргизии, а второй – со степного Казахстана. Спор был вызван извечной проблемой – чей род древнее. Один пытался перечислить по именам всех своих родственников по мужской линии аж до двадцатого колена! Другой отвечал, что байкам не верит, ибо говорить можно много, а доказательств, которые подтверждали бы его слова – их просто нет, а верить на слово безродному горцу не намерен, и, более того, считает своего оппонента наглым вруном! Страсти разгорелись не на шутку и были слышны сквозь выстрелы и редкие разрывы снарядов. Казалось, что два человека находятся вне времени и за пределами военной ситуации. Они, не скрываясь, стояли, размахивая руками наперекор всему происходящему вокруг.
– Тот, что покрупнее - это казах Хамид, а тот, что ниже ростом, но более задиристый - киргиз Ишанкулов – сказал Рашид.
Со слов Рашида казах говорил обидные слова- мол киргиз с позорной фамилией (Ишанкулов – сын раба ишана, служителя культа, тюркск.) не может иметь такой древний род. Спор был прерван старшиной соседнего взвода, который вызвал Хамида, так как подошла его очередь стрелять из винтовки.
На прощание Хамид сделал Ишанкулову неприличный жест, недобро ухмыльнулся и поплелся к одиноко лежащей винтовке возле бруствера.
Близилось время обеда, из ближайшего блиндажа запахло борщом – это начальство удостоили чести снять пробу. Но пообедать так и не пришлось – по окопам пронеслась команда готовиться к бою. Уже через минуту с криком «Ура-а-а» все, выбравшись из окопа, рванули вперед, вместе с ними рванул и Василий. Вначале он принял рекомендацию прикрывать лицо лопаткой за шутку, но, увидев, что так делает большинство солдат, тоже прикрылся ею. Перед ним бежали два широколицых азиата- впереди Ишанкулов, а чуть позади – Хамид с винтовкой наперевес. Окружающая обстановка казалась какой то нереальной. Он пытался, как и все кричать "Ура-а-а", но получалось это плохо, ибо крик не совпадал с темпом бега, сбивался при попадании ноги в выбоины от разорвавшихся снарядов, которыми было усеяно поле словно собака блохами. Чтобы не отстать от всех, Василий выбрал себе маечек в виде широкой спины казаха. Неожиданно Хамид приподнял винтовку и выстрелил не целясь вперед. Раздался вопль и впереди бегущий Ишанкулов упал как подкошенный. Хамид передернул затвор ружья, посмотрел вокруг, и, увидев Василия, спросил: «Никому не скажешь?» Дальше все произошло как в кино – в мгновение ока плотное коренастое тело азиата разорвало на кусочки, которые разлетелись в разные стороны! В лицо Василия брызнуло теплой кровью, которая с мелкими кусками земли и еще живой человеческой плоти окатила его из-под саперной лопатки. Тело Василия как пушинку подбросило куда то в сторону, адская боль, казалось, пронзила каждую клетку его израненного тела, а дальше…, дальше наступило забытьё!
Пришел в себя он от дикой боли в правой руке, которую перевязывал пожилой санитар. Ругаясь матом через слово, тот сообщил, что кисть от древка лопаты отделить не смог, поэтому перебинтовал их вместе.
– Распял тебя фриц, однако, почти как Христа распял! Знаешь что, сынок, руку тебе оттяпают, как пить дать оттяпают, но ты не разрешай, а там, глядишь, чем черт не шутит…?! -
Госпиталь был организован наспех, поэтому ни о каких обезболивающих не могло быть и речи. Заморенный, еле стоящий на ногах врач, дал выпить полстакана неразведенного спирта. Спирт неприятно ожег горло, но вскоре в теле потеплело и наступило ощущение какого то безразличия. Тем не менее, помня слова санитара, Василий, еле шевеля губами, потребовал, чтобы руку не отрезали. Выслушав его, хирург сказал, что ясность появится только в процессе операции и все будет зависеть от целостности крупных сосудов.
При первых манипуляциях хирурга от сильнейшей боли Василий потерял сознание, поэтому вся операция выпала из памяти. Казалось, что прошло несколько секунд, в действительности же первая операция длилась больше часа. Хирург шаткой от усталости походкой подошел к кровати, осторожно приподнял иммобилизированные лангетом кисть и предплечье правой руки и сказал:
«Смотри, кисть оставили!»
затем чуть тише как бы про себя-
- Пока оставили…! -
И потом, бодрым голосом:
«А вот тебе индульгенция!» - чего-чего? -, переспросил Василий- -Держи!-,
врач вложил в левую руку какой то шершавый кусок металла.
- Это осколок снаряда, который пробил тебе ладонь, но из-за древка лопаты, зажатого в руке, осколок не ушел навылет! Это доказательство невиновности, а то здесь уже ваш опер терся – не верится ему, что ранение в первом бою в руку это не самострел! Настырный, черт, не успокоился, пока покореженное древко лопаты не увидел! -
Деду долго пришлось реабилитироваться в госпиталях. Неоднократно возникала ситуация, когда в связи с осложнениями ставился вопрос об удалении кисти, но он упрямо твердил: «Удалять руку не дам!». Вернулся домой после многочисленных госпиталей только к концу 1944 года. К этому времени трое из шести детей умерли от голода и болезней. Нужно было начинать жить заново. Оценив свои возможности, дед принял неожиданное решение. В голову пришла идея наладить производство колёс для местных гужевых повозок – арб. Арба в Средней Азии перед войной и некоторый период после нее– это не только чуть ли не единственное средство передвижения, но и признак достатка. Колесо для арбы, как и колесо для российской телеги делалось из твердых пород дерева, но отличалось своими размерами. Для арбы оно достигало полутора метров в диаметре, а то и больше, тогда, как диаметр колеса телеги редко превышал 80 см. Такое колесо легко преодолевало бездорожье, не вязло в грязи и легко переезжало мелкие арыки. Зная все о колесах для карет и телег, Василий быстро сделал перерасчет на крупные колеса и наладил плотницкое и кузнечное производство. Для изготовления колеса для арбы необходимы были те же 28 стандартных деталей, как и для колеса на телегу, но в увеличенном размере. Самым сложным было, собрав все детали, объединить их в единой конструкции. Местные мастера скрепляли их, оббивая жестью. Эта методика позволяла держать форму колеса и использовалась испокон веков. Обдумав все тонкости работы, дед применил методику, используемую при производстве каретных колес - стал объединять детали колеса от арбы, скрепляя их при помощи разогретого металлического кольца. Железо расковывалось в полосу, гнулось и сваривалось при помощи той же ковки в обруч. Затем точно подогнанное под размеры колеса кольцо раскалялось на горне докрасна, одевалось поверх колеса и само стягивало всю конструкцию по мере остывания в единое целое. Быстро по всей округе разошёлся слух, что появился новый мастер из русских, который делает колеса намного качественнее местных. На своих поделках дед ставил раскаленным клеймом подпись - «Захаров», однако местные читали эту фамилию как «Захр» - «Яд» по-тюркски и по-персидски. Так на рынке появился новый бренд «Захр», который брали с большой охотой. За колесами вскоре установилась очередь, поэтому Василий к их производству привлек подрастающих сыновей. Под руководством отца они быстро освоили столярное дело, могли работать молотобойцами у горна. Дед, держа молоток левой здоровой рукой, намечал им двумя короткими ударами место для удара тяжелым молотом, а молотобоец ударял с размаха по мягкому и еще не остывшему металлу. С этого времени в семье наступил достаток. Эра арбы сменилась лишь лет через двадцать после окончания войны по мере появления дорог, велосипедов и автомобилей.
Несмотря на тяжелое ранение, дед оставался добродушным и доверчивым. Отец рассказывал случай, как дед, вернувшийся с войны, увидел его в обмотках на ногах. Было начало зимы, и ходить в школу в такой "обуви" было нестерпимо холодно. В ближайший воскресный день дед повел отца на рынок. Для начала почти за бесценок не торгуясь продал сибирский полушубок, которым одарила его в одном из госпиталей сердобольная медсестричка
- "Держи, сердешный, тебе раненную руку греть надо, а в этом тулупчике ты всегда как в Сочи!" -
Вслед за этим были выбраны по мнению деда наиболее подходящие ботиночки, которые блестели на солнце красным отливом, но самым важным для деда оказалось то, что продавец поклялся родной матерью, что сноса им никогда не будет. Со слов бабушки вертлявый и жуликоватый на вид продавец запросил за "лучший" на рынке товар аж пять рублей, на что дед, не торгуясь, ответил: «Даю семь, лишь бы долго носились!», и, несмотря на ее протесты, сунул радостному прохиндею указанную сумму. В итоге, попав под первый дождь, краска на ботинках облезла, обнажив картонную подделку. По дороге домой подошва "лучших" ботинок размокла и отвалилась. Пришлось повторно идти на рынок, но на этот раз выбирала обувь, торговалась и расплачивалась уже бабушка.
Дед Василий, другого своего деда я не знал - он погиб во время войны, выйдя на пенсию, периодически приезжал к младшему сыну, моему отцу, чтобы проведать. Годы и ранение основательно постарались над дедом. Он выглядел маленьким, щуплым, с поджатой к груди лодочкой искалеченной правой рукой. Но при бабушке дед мгновенно преображался, приосанивался, а на лице появлялось молодцеватое выражение. При этом плечи его как по команде расправлялись, появлялся орлиный взгляд и дед вновь становился похожим на того гусарского вида красавца с довоенной фотографии, где он, подбоченившись, стоял возле сидящей на стуле бабушки с молодым лицом и легким как у Джоконды лукавым прищуром.
Сидеть на месте дед никак не мог. Он обязательно находил себе работу – чинил сломанные стулья, мастерил стол для беседки, учил меня корабельному делу – из-под его покалеченной руки выходили детские шедевры в виде трехмачтовой шхуны из тарной дощечки, «почти как настоящий» истребитель и пистолет – парабеллум, тоже почти как настоящий, но из дерева. На зависть всем мальчишкам я устраивал парусные регаты в пожарном бассейне. Под действием напора ветра кораблики резво бороздили по глади бассейна и выдерживали довольно сильные порывы ветра, так как по законам корабельного дела дед выверял среднюю точку качения на палубе и крепил снизу что-то типа киля.
В конце шестидесятых годов было принято по воскресным дням выезжать в районный центр, чтобы затовариться. Мать занималась покупкой провизии, если везло, то и одежды, отец высматривал что-либо для своего автомобиля марки «Москвич-407», а дед в это время тусовался на рынке. Здесь он сразу вычислял по особой выправке, медалям и ранениям отслуживших на войне, между ними завязывалась беседа, временами довольно бурная, а другие покупатели с рынка почтительно обходили их стороной – в среднеазиатских республиках к участникам войны относились с большим уважением!
Однажды дед задержался и не вышел к машине в условленное время. Мы с отцом нашли его на рынке в компании какого-то мужчины, которого он представил как сослуживца. По такому делу отец пригласил мужчину в гости.
По приезду дед вместе с гостем расположились в беседке в тени раскидистого тутового дерева и недалеко от арыка, обеспечивающего прохладу. Дед сидел довольный, весь светился счастьем- как же встретил однополчанина.
- Представь, Виктор,- обратился он к отцу
- с одной роты, правда, свидеться с ним так и не удалось – меня в первом же бою ранило. А Николай, видишь ли, до Берлина дошел! Попроси супругу, пусть закуски даст какая есть, а ты, принеси нам водочки- нам встречу отметить надо! -
Гость, по сравнению с дедом выглядел как гора – высокого роста, да, к тому же и располневший. Светлый довольно добротный его твидовый костюм контрастировал со скромным одеянием деда, который во всем старался подражать спартанской простоте своего кумира – Иосифа Виссарионовича Сталина. Таким тёплым приемом гость явно был польщен. Пока мать нарезала салатик к застолью, он поведал, что часто вспоминает про войну, его постоянно приглашают пионеры рассказать детишкам о буднях войны. Вот и сегодня он зашел на базар после такого собрания. Их беседа протекала тихо и размеренно –два пожилых человека вспоминали военные и послевоенные годы, над чем-то смеялись, о чем-то грустили. Мать готовила салаты на скорую руку, нарезала колбасу тонкими ломтиками (этот «деликатес» в тот период можно было приобрести только через «черный» ход), отец, посматривая во двор, доставал и протирал рюмки для вынутой из холодильника и от того вспотевшей бутылки водки, уже стоявшей на столе перед собеседниками. Ну, а мне было поручено расставить на столе посуду с уже приготовленной закуской.
Идиллию мирной беседы разрушил внезапно прозвучавший короткий хлесткий хлопок, за ним последовал звон разбитого стекла. Мы дружно выскочили во двор, где нашему вниманию предстал побелевший как скатерть дед, который стоял, всей пятерней здоровой руки, вцепившись в столешницу стола. Напротив деда из-под сломанной спинки скамейки торчали ноги его собеседника, который никак не мог выбраться и приподняться. Однополчанин свалился в куст любимых цветов матери, изрядно помяв их, а при падении потянул за собой скатерть с закусками и бутылкой водки, которая, впрочем, уцелела.
- Вы представляете, - еле выговаривая слова, просипел дед – это, оказывается тот тип, который до меня в госпитале не добрался – он как услышал, что ранен я был в первом же бою в руку, так заявил: « знаем мы такие ранения, знаем…! На сто процентов уверен, что самострел…! Да за такое по Законам войны…, попался бы ты мне тогда…!»
Понаблюдав, как отец приподнимает его визави и отряхивает одежду, приводя ее в порядок, дед продолжил:
-Извини, невестка за посуду, и за помятый куст гладиолусов! Виктор, извини за сломанную скамейку, я завтра все починю. Но, перед этим …, я извиняться не буду, ибо получится, что я прощаю его за тех пацанов, что были безвинно расстреляны, за то что в своем безумном рвении и до меня чуть-чуть не добрался – за это я прощения просить не буду! Довези его, Виктор, до дома в центр, а я его больше знать не хочу!-
Пошатнувшись, дед без сил опустился в кресло.
Отец довез гостя до дома, тот всю дорогу что-то бурчал за испачканные штаны, грозился «это так не оставить», но инцидент был исчерпан той не выпитой и еще не открытой бутылкой водки, которую мать предусмотрительно передала отцу, а тот вручил ее гостю. До «изнеможения» болевшая челюсть гостя при виде водки болеть перестала…!
Отец, который издалека увидел самый конец баталии, определил удар как классический апперкот левой. Я просил потом деда обучить меня этому удару, которым, при щуплой к тому времени комплекции, дед смог уложить одним ударом почти в два раза превосходившего по весу соперника. На просьбу дед смущенно улыбался, испытывая неловкость, отмахивался от меня. Думаю, что вложено в этот удар было не только умение, но и вся накопившаяся обида, обида на несправедливость, на несбывшиеся надежды, на самодурство, чванство, человеческую гордыню, подлость и глупость…! Только однажды, когда разговор зашел на эту тему, дед попросил мать налить ему внеочередную «наркомовскую» рюмку водки, молча выпил ее, а затем как то грустно подмигнул и сказал:
-Все правильно, зло должно быть наказано, даже если оно и не понимает, что оно ЗЛО!-
Вадим Захаров, июль 2022 г.