Часть первая. Начало.
Шелепин
В 1984 году на должность начальника местного отдела милиции назначают коммуниста подполковника Шелепина, прибывшего в Ханты-Мансийск из Москвы.
Шелепин, обладая суровым нравом, считался сторонником жёсткой дисциплины. И он взялся за дело рьяно. Уголовный мир, заправлявший бизнесом региона, пустил слезу и возненавидел нового начальника милиции всеми фибрами воровской души. Рейды по хазам и малинам случались с завидной регулярностью. Несмотря на категорический запрет руководства, Андрей Шелепин сам принял участие в облаве. Операция подходила к завершению, спецназ уже задержал нескольких урок, которые пытались сойти за обычных жителей, но расписанные куполами церквей спины выдавали в них матёрых уголовников.
Последним, кто не пожелал сложить оружие, оказался известный в округе пахан Лёнька Голубков. Взяв в заложницы проститутку Софью, он грозился вышибить содержимое из головы девушки, которая волею судеб оказалась не в том месте и не в то время.
— Не подходи, ска! — орал признанный криминальный авторитет, приставив к виску Софьи пистолет «Вальтер». — Я ей башку разнесу — только шаг сделай!
Глаза, налитые кровью и звериной яростью, трясущееся тело, дрожащие руки говорили о том, что он не шутит. Взятый спецназом в окружение уголовник не хотел мириться с участью, которую уготовила ему судьба.
Вымотанный перестрелкой с бандитами, державший наготове пистолет Макарова, Шелепин выстрелил из положения от пояса и сразил уголовника с первого выстрела. Софья, выпущенная из мёртвой хватки Голубкова, упала на пол.
У Шелепина оборвалось сердце:
— Да что же это такое?.. Да как же подобное возможно?!
Подполковник подумал, что зацепил девушку. Но, к счастью, это было не так. Он подхватил бесчувственную Софью на руки и вынес из притона, в котором минут пять назад уничтожили преступную группировку. Софья, едва открыв глаза и не понимая, что происходит, улыбнулась мужчине в милицейской форме.
Так началось знакомство подполковника Андрея Шелепина с юной Софьей. Будучи членом партии, имеющим семью, он влюбился и ничего не мог поделать с нахлынувшими чувствами. С согласия Софьи милиционер поселил её в служебное помещение и почти ежедневно, сорвавшись со службы и купив коробку шоколадных конфет, нёсся к ней, как полоумный юнец, которого пожирала страсть. Девушка сразу же приняла ухаживания Шелепина, ничуть не сопротивляясь его чувствам, наоборот, даже подогревая их девичьими приёмчиками.
Шелепин потерял голову, и его нисколько не волновало прошлое Софьи, которое было слегка запятнано связями с криминальным сообществом. И даже первый секс у них случился не сразу, а спустя пару месяцев после первой встречи. Андрей забыл о семье, оставшейся в Москве, а его любовь стала такой сильной, что он пребывал в отчаянии от того, что Софьи не было рядом. Шелепину приходилось уныло терпеть и превозмогать существование, которое никак нельзя было назвать жизнью.
Наконец, молодые люди, благодаря авторитету и связям Шелепина, расписались, и Софья взяла себе фамилию возлюбленного.
Спустя два года, уже полковника, Андрея Шелепина застрелили в рейде по захвату банды вымогателей…
…Местный рынок кишел барыгами. Торговцы продавали бэушные иномарки, автомобильное старьё и прочее барахло, но купить эти товары могли разве что криминальные элементы. Тут же стояли и сидели аборигены, торгующие шкурами, рогами и копытами. Несмотря на сложную экономическую ситуацию, на рынке толкалось много народа.
Вдруг сквозь галдёж толпы прорезались звуки сирен машин спецназа. Бойцы в камуфляже скоро оцепили торговые ряды, в которых раздавался забористый трёхэтажный мат. Барыги бросились врассыпную. Менее проворные граждане укрылись, кто где смог. Зачастили первые автоматные очереди. В ответ прогремели редкие пистолетные выстрелы. Но тут же стрельба превратилась в канонаду. Сражение развернулось нешуточное. Одна из стычек завязалась возле вагончика местной администрации, в котором укрылись бандиты. Но вдруг воцарились относительное спокойствие и тишина, обрываемая отдельными матерными воплями. Народ бежал, пытаясь спрятаться от возможного повторения бойни. Некоторые бандиты уже были повержены.
Забыв об осторожности и о том, что у него появилась Софья, Шелепин заметил человека с оружием и бросился на него. Полковника вовсе не смущало, что бандит мог оказаться сильнее; он решил, что если у него не будет рук, то станет рвать бандита зубами. Соперники схватились и обменялись ударами. Уголовник попытался нанести ещё один удар, но Шелепин ответил левым и тут же снизу в челюсть правым . Противник рухнул на землю, но не утратил сцепки с реальностью. Он изловчился и, выхватив пистолет, дважды выстрелил в полковника.
Подоспевшие бойцы спецназа не церемонились с преступником и мгновенно уничтожили его автоматными очередями.
…На девятый день Шелепина похоронили в Москве. В память о себе он оставил воспоминания о безупречной службе и беременную Софью с кучей нерешённых социальных проблем. Девушка плакала днями и ночами и, не находя себе места, срывалась по пустякам на окружающих. А через полтора месяца у Софьи начались предродовые схватки.
Прохор
За час до появления на свет младенца роженица жутко кляла свою беременность, истошно ругаясь на ещё не рождённого ребёнка и его отца. Рвала и метала, чувствуя, что её жизнь может оборваться. Сердобольные соседи девятнадцатилетней красавицы Софьи, весьма распущенной и своенравной особы, боясь получить незаслуженные оскорбления за пассивность, вызвали скорую помощь. Медсестра — худосочная практикантка, медалистка местного медучилища — впервые попала в такую переделку.
— Девушка, не волнуйтесь вы так! Потерпите, всё будет хорошо, — успокаивала она молодую роженицу. Но та не унималась, стонала, корчилась в конвульсиях и орала:
— Помогите! Шелепин, спаси! — материлась породиха. — Сил нет терпеть!
Медсестра не знала, что делать в этой ситуации — в училище такое поведение рожениц они не проходили.
А скорая мчалась по бездорожью Мансийска, разрывая воем сирены тишину пустынной улицы. Машина, подскакивая на ухабах и ныряя колёсами в ямы, доставляла пассажирам нестерпимые страдания. И вдруг, как нарочно, чихнув предсмертными судорогами, встала намертво в трёхстах метрах от дома родовспоможения.
Водитель, православный человек лет сорока, пытался завести старый драндулет, но тщетно — даже крестные знамения на машину не помогли завести умерший двигатель. Водитель и сестра милосердия, на чью долю выпал этот вызов, подхватив роженицу, поволокли её в святое место. Обессилев от спешки и тяжести Софьи, троица ввалилась в родильное отделение. Роженицу едва успели уложить на акушерский стол. Роды прошли быстро и под истошный мат новоявленной мамаши.
— Мальчик, — уныло объявил акушер и, выпив спирта, закусил папироской.
— Ну, Прохор! — почему-то вырвалось из уст молодой матери.
Обессилевшая новоиспечённая мамаша, нежно обхватив пятикилограммовый кулёк, взглянула на сына потерянным взглядом. На неё смотрели в ответ два озера голубых бездонных глаз. Мать улыбнулась, охнула и приказала долго жить. А малыша так и назвали — Прохор.
***
Спустя месяц пребывания в роддоме малыша взяла на попечительство родная тётка. Она, полная молока молодуха, даже обрадовалась такому стечению обстоятельств и выхаживала малыша словно родного. Прохор ни в чём не нуждался, хотя жизнь в многокомнатном бараке была похожа на муравейник, населённый осами из разных кланов. Постоянные скандалы, пьяные драки, крики и свары за место в единственном туалете были его спутниками. В младенчестве Прохора не трогали, но едва подрос, некоторые жильцы барака стали не давать ему прохода. Жизнь как будто испытывала мальчонку на выживаемость.
— Куда лезешь?! — орала на него толстая, измученная алкоголем мансийка, пытаясь напугать ребёнка и, саданув его по спине, скрылась за дверью вонючей выгребной ямы.
Прохор, отодвинутый в конец очереди двумя неприветливыми соседями, терпеливо ожидал своей очереди.
Мать иногда вступалась за сына, и тогда, чаще в кухне, проходили настоящие сражения между аборигенами и «понаехавшими».
Прохор, наблюдая это, нещадно вопил. На его крики сбегались все, кто находился в бараке. Шум, гомон, грызня между соседями иногда переходили в побоище.
Но эти мелкие неприятности не испортили характера юноши. Он становился только крепче и выносливее. А в возрасте четырнадцати лет в одном из конфликтов так сильно врезал мансийскому парню, что тот отлетел на два метра, и тем самым спровоцировал новую битву соседей.
Ссоры чаще всего возникали в те моменты, когда кто-то из жильцов, получив зарплату, напивался и начинал буянить. Одно хорошо — это было всего два раза в месяц.
Милиция никогда не вмешивалась, потому что у людей не было возможности вызвать её представителей.
***
С раннего возраста Прохор считал себя красивым. И это было правдой. Большие голубые глаза, прямой, аристократичный нос, в меру пухлые губы, кудрявые волосы, высокий рост, атлетично-сложенное тело — все эти качества плюс любвеобильность делали юношу неотразимым.
Парень с рождения обладал отсутствием даже намёка на мозг в нечёсаной голове, и был способен только на вопли. Он вопил всюду, называя свои вопли песнями. Прохор жил в другом мире — мире иллюзий и грёз. И однажды пришёл день, когда в его жизни настал переломный момент.
Прохор, горланя песни, сильно помешал местной вороне, ставшей накануне матерью. Ворона — птица смышлёная и в чём-то даже безрассудная. Она, чтобы отогнать нарушителя тишины, сорвалась из гнезда и слёту ударила клювом вопящего Прохора. Он скривился в страшной гримасе и упал, корчась от боли. Через мгновение его словно подменили. Следующую неделю парень не проронил ни слова. Тётка-мать не на шутку встревожилась. Но, слава богу, всё обошлось.
Юноша вдруг перестал вопить песни и взялся за книги — читал день и ночь. Он без труда окончил одиннадцать классов, получил аттестат с отличием и «золотую» медаль. Для поступления в вуз ему достаточно было предъявить аттестат об окончании школы с отличием, который и стал свидетельством этого неординарного достижения.
Учителя плакали, расставаясь с Прохором, который стал эталоном для подражания. Вскоре Прохор переехал в Красноярск и там без проблем поступил в Академию коммунального хозяйства, в которой демонстрировал преподам чудеса скорочтения и запоминания хитроумных формул, хотя никто не мог понять и тем более объяснить его выбор будущей профессии.
На третьем году в академии Прохор едва не влип в криминальную историю. Обладая отменным здоровьем, силой и великолепными умственными способностями, молодой человек, всё же поддавшись эмоциональному порыву, ввязался в спор с сыном влиятельного чиновника и набил ему рожу. И вскоре потерпевшая сторона обвинила парня во всех смертных грехах, в том числе и в распространении запрещённых веществ.
Но судьбе было угодно, чтобы Прохор в этом конфликте не пострадал. И произошло ровно так, как и должно было случиться — бывшие учителя и преподы из академии грудью встали на защиту юного дарования. Уголовное дело о побоях и наркотиках спустили на тормозах. И Прохор продолжил учиться в вузе.
После окончания АКХ Прохор получил «Золотой диплом» по специальности «Городское хозяйство в период развитого капитализма». А спустя три месяца защитил кандидатскую диссертацию. Прошло два года, и Шелепин стал самым молодым доктором наук. Прохора за это недолюбливали, завистники и «доброжелатели» обвиняли юношу в плагиате. Тем не менее суды, изучив материалы, неизменно вставали на сторону новоиспечённого доктора наук. И он, высказав всё, что думает о завистниках, уехал в Москву навстречу новой жизни.
Вернулся на малую родину, чтобы попрощаться с родными. Его тётка, вырастившая и вскормившая Прохора, жившая до тех пор в многокомнатном бараке, не хотела мириться с его отъездом. Она, ломая пальцы, рвала на голове волосы и рыдала навзрыд, пытаясь отговорить парня от необдуманного поступка, грозила наложить на себя руки. Но сын оставался непреклонен. Собрав рюкзачок, он полетел в Москву самолётом компании «Аэрофлот».
И судьба снова предоставила Прохору шанс: через несколько дней пребывания в столице его приняли на работу на должность руководителя подразделения в престижную компанию, по достоинству оценив и степень доктора наук, и невероятный интеллект, и даже предоставили жилплощадь.
Так началась взрослая жизнь Прохора Андреевича Шелепина, полная удивительных встреч, любви и разочарований.
Компания
Перебравшись из Мансийска в Москву, Прохор некоторое время привыкал к суете и ритму мегаполиса, но быстро освоился.
Компания, в которой он работал, размещалась в современном высотном здании в пределах Садового кольца недалеко от дома, в котором Шелепину предоставили служебную квартиру. Советский дом эпохи «развитого социализма» построили в начале шестидесятых, когда генеральный секретарь партии Никита Хрущёв затеял переселение народов из бараков и коммуналок в комфортабельное жильё.
В одном из таких домов, предназначенных под реновацию и купленных компанией, и поселили нового руководителя отдела. Дом старый, с покосившейся дверью парадной, потускневшими от времени стёклами, местами обшарпанными стенами, но вполне пригодный для проживания. Шелепин стал временным владельцем двух комнат с потемневшим от времени паркетом, малюсенькой кухней и совмещённым санузлом, в котором стояла крохотная ванна. В квартире общей площадью тридцать три квадратных метра было тепло и чисто. Кроме пары стульев, стола и односпальной кровати с панцирной сеткой, в ней ничего не было.
Шелепин, будучи перфекционистом, избавился от старых вещей и грязи с помощью местного дворника и его жены — они вынесли мебель, оставшуюся от прежних владельцев, и навели чистоту: полы, окна, стены, старенький кафель в ванной и кухне обрели свежесть. Прохор быстро освоился на новом месте, а на выданный благодаря содействию шефа кредит прикупил всё самое необходимое.
***
Вечерело. Прохор приготовил холостяцкий ужин и поел бы, но, умаявшись, выпил только чай и, довольный проделанной работой, улёгся на кровать, ещё пахнущую специфическим запахом новых вещей. Сквозь густую листву деревьев мелкими блёстками просвечивала полная Луна. Шелепин лежал, смотрел в потолок и размышлял о новой жизни. Сон всё не приходил — шум ночной московской улицы (проезжающие автомобили, едва слышное цоканье женских каблучков, разговоры редких прохожих и даже истошные крики местных котов) залетал в открытое окно и долго не давал уснуть. Но постепенно мысли уплывали, и сон, обладая неимоверной и даже магической силой, постепенно брал власть над молодым мужчиной.
***
Ночь пролетела незаметно. Утро нового дня, как и начало новой жизни, было великолепным: тёплым, солнечным и радостным. Сделав гимнастику, Прохор принял бодрящий душ и, наскоро позавтракав, собрался на работу.
— Здравствуй, мирза Прохор! — сияющий дворник, который накануне помогал новому жильцу, приветствовал его, искренне радуясь встрече. Шелепин поздоровался с ним за руку и направился на работу. Добрался за пять минут.
Компания «Горэкспортснаб» — официальный подрядчик правительства — занималась недвижимостью, в основном, поставками зарубежного оборудования и комплектующих для домов высшего класса. То есть воплощала в жизнь программы реновации, которые мэр считал приоритетными. Всё закупалось по заказу и на деньги правительства. Работа была нервной, но не пыльной.
В этот день в большом офисном холле проходило собрание…
— Коллеги! — генеральный директор компании, своенравный мужчина в возрасте, толкнул короткую, но пламенную речь.
— Представляю вам нового начальника отдела. Прохор Андреевич Шелепин. Он пока без опыта, но с золотым дипломом и званием «доктор наук». Я считаю, что этот человек достоин своего места и станет вашим другом, соратником и душеприказчиком. Сотрудники отдела дружно зааплодировали. Особенно мощно выражала восхищение женская половина отдела, которая имела неоспоримый численный перевес. Одна из сотрудниц некстати поднесла Прохору кофе местного разлива. Шелепин поблагодарил коллег и выступил с ответным словом:
— Друзья!.. Надеюсь, смогу вас так называть, когда узнаю всех поближе. Я счастлив возглавить ваш, даст бог, наш дружный коллектив. Я буду строг, но справедлив. И каждый из вас, кто покажет самоотверженность в работе, будет пожалован и обласкан мной как родной человек. А теперь… — Шелепин взял небольшую паузу, — всех прошу разойтись по рабочим местам. С каждым из вас буду знакомиться персонально. Да здравствует компания «Горэкспортснаб»!
Служащие, поддержав Прохора ответным приветствием «Горэкспортснаб — сила!», рассеялись по рабочим местам. А генеральный, взяв Прохора под локоток, провёл его в кабинет из зеркального стекла.
— Ну что, Прохор Андреевич, за работу! Я уверен, ты справишься и быстро втянешься в наш непростой режим.
Шеф открыл бар и, достав бутылку «Курвуазье», предложил тост:
«Чтобы елось и пилось, Чтоб хотелось и моглось, Чтобы всяко и везде, Было с кем и было где!»
Прохор попытался отказаться, но, встретив недобрый взгляд генерального, принял бокал. Это была его первая рюмка алкоголя в жизни. Генеральный, видя его замешательство, подбодрил:
— Не дрейфь, привыкнешь. Пятьдесят граммов хорошего алкоголя никому ещё не вредили… — и, поговорив ещё минут пять, начальник, наконец, оставил Шелепина наедине с работой. Не представляя, с чего начать, Прохор не находил себе места. Он пытался вспомнить, чему его учили в АКХ. Но крепкий алкоголь, оказавший на Прохора токсичное действие, мешал сосредоточиться. Однако, взяв себя в руки и пересмотрев кучу платёжек, заявок, сводок и просьб о помощи с материалами, Шелепин принялся составлять план работы на текущий месяц. За этим занятием и пролетел его первый рабочий день. А за суетой дел незаметно пронеслась и неделя.
А вечером пятницы нового руководителя отдела ждал сюрприз — по случаю его назначения на должность состоялся ужин, который Прохор запомнил на всю оставшуюся жизнь.
В ресторан пригласили не только сотрудников отдела, но и популярных артистов российского шоу-бизнеса. Ведущий вечера Дмитрий Налиев пригласил на сцену артиста, чьё имя и творчество пользовалось заслуженным уважением у миллионов поклонников:
— А сейчас перед нами выступит со своей новой песней заслуженный артист ряда республик, призёр международных конкурсов, красавец и сердцеед Дмитрий Бахолдин!
Именно в этот день Шелепин познакомился с Бахолдиным, который весь вечер вперемешку с другими исполнителями развлекал гостей популярными песнями. Банкет прошёл спокойно, обошлось без происшествий, если не считать маленького инцидента, возникшего на пустом месте с гостями из соседнего зала: перебрав алкоголя, незваные гости попытались получить благословение в чужом месте. Они матерились и вели себя так, будто были хозяевами праздника.
Прохор подошёл к гостям заведения и попытался мирно объяснить им очевидное, но в ответ на своё миролюбие получил лишь грязные оскорбления. Удар Шелепина с правой руки мог отразить только тренированный боец. Гость полетел на пол, а второй, сжавшись в комок, поднял руки, сдаваясь, решил не искушать судьбу. Прохор на правах хозяина праздника показал, где находится выход. И оба визитёра, поняв, что попали не в то место, быстро исчезли.
Дружный коллектив «Горэкспортснаб» веселился и танцевал под модные зажигательные хиты. Не семейные сотрудницы наперебой заставляли Прохора танцевать в их компании, и он не отказывал. В перерывах между песнями и танцами руководителю подливали крепкий алкоголь, словно пытаясь проверить на прочность его молодой организм. Торжественный ужин пятницы плавно перетёк в ранний субботний завтрак, и даже самые стойкие побрели в прохладу московского утра — большая часть коллектива давно разошлась.
В большом холле ресторана Прохора поджидали трое недоброжелателей в надежде дождаться обидчика, но… уснули, так и не дождавшись его.
Покачиваясь, в обнимку с двумя незнакомыми девушками Шелепин отправился в свою хрущёвку. Что произошло потом у него в квартире — история умалчивает, но после пробуждения Шелепин, сняв со своего тела двух обнажённых красоток, припустил в санузел и впервые за свою жизнь освободил желудок от всего, что было съедено и выпито накануне. Зловоние от жидкости с остатками пищи заполнило всё пространство совмещённого санузла. Голова шла кругом, от этого казалось, что тесное помещение ходило ходуном, стены кувыркались, меняя местами пол и потолок. Прохор, едва двигаясь, вполз в комнату и тут же отключился, снова отдавшись во власть сна. Так начался первый выходной Шелепина после напряжённой работы в должности руководителя отдела в крупной московской компании.
***
Спустя полтора года работы благодаря коммуникабельности, прилежанию и покладистому характеру Шелепин обрёл новые и полезные знакомства в высших эшелонах правящей элиты и получил благословение мэра на новую должность — генерального директора компании «Горэкспортснаб». Это произошло не потому, что Прохор подсидел своего шефа, а потому что шеф ушёл на давно обещанное ему повышение в правительство.
Но жизнь, несмотря на тяготы и лишения, продолжалась и неслась с неумолимой скоростью, как космический корабль. Став влиятельным и узнаваемым, до сих пор Шелепин обитал в непозволительной для него роскоши — старой хрущёвке. Однако он благодарил судьбу за то, что ему как ценному сотруднику по приезде в Москву выделили «комфортабельное» жильё. Не ахти какое, но по сравнению с бараком на его исторической родине эта квартира стала великолепным оазисом: две комнаты, небольшая кухня с газовой двухкомфорочной плитой и совмещённый санузел внушали молодому мужчине мысль о нужности и даже важности его пребывания на занимаемой должности.
И ничего страшного, что в деревянных, давно не мытых окнах, которые неплотно закрывались, давно поселилась плесень — зато вид на улицу был великолепен. Сплошная тополиная листва, едва пропускающая солнечные лучи и шум улицы, делали его жилище великолепным приютом для одинокого странника.
«Самсонг»
В этот день к нему должны были прибыть представители компании «Самсонг» для вручения ценного подарка за помощь в развитии южнокорейского бизнеса, реализации программы долговременного сотрудничества и установлению творческих связей между народами великих государств. Почему южнокорейцы захотели побывать в квартире Шелепина, остаётся загадкой.
Прохор встречал гостей без трусов. На нём был надет великолепный, подогнанный по фигуре спортивный костюм от «Абибас». Прибытие делегации должно было произойти с минуты на минуту. Однако Шелепин, простояв в двухметровом холле с хлебом и солью минут двадцать, слегка приуныл. Звонков от гостей не поступало. Он плюнул на делегацию и, сняв костюм, включил старенький телевизор «Рубин». Диктор канала новостей, чеканя каждое слово, информировал:
Сегодня делегация компании «Самсонг» из Южной Кореи застряла в пробке на развязке, созданной как раз для устранения заторов…
— Ну ты подумай! — возмутился Прохор. Ещё через минуту в прихожей раздался звонок. Дошаркав тапочками по давно не чищенному паркету, Шелепин открыл дверь. На пороге его хрущёвской двушки стояла толпа низкорослых южнокорейцев в строгих костюмах, белоснежных сорочках и чёрных галстуках.
— «Аньёнъ-хасимника сси Селепин?» (Доброго вам дня, господин Шелепин!) — низко кланяясь, на родном языке хором замяукали южнокорейцы.
Прохор знаками приказал гостям оставаться на месте, сам же стремглав кинулся в кухню и ровно через семь секунд вернулся в холл.
— И вам здравия, господа любезные! — кланяясь в ответ, распинался хозяин хрущобы, преподнося делегатам хлеб-соль.
— Ну проходите, коли пришли.
Его голливудская улыбка осветила полумрак помещения, а две небольшие комнаты тут же заполнились южнокорейцами. Они были всюду: в узком холле, в комнатах, совмещённом санузле, в кухне и даже на балконе. Прохор едва мог протиснуться между ними. Гости галдели и дотрагивались до недоступных для Южной Кореи вещей. Со стороны могло показаться, будто они восхищаются диковинными для них предметами русского быта. Неожиданно все смолкли. В центре семнадцатиметровой комнаты образовался большой круг. В него вышел старейшина делегации и минут пятнадцать толкал речь на южнокорейском. Затем человек, не похожий на переводчика, ещё минут двадцать пытался донести до Прохора, о чём говорил важный кореец.
Слава богу, Прохор всё понял и ничего не имел против. В завершении монолога по команде старейшего делегата четыре «здоровяка» внесли в центр круга огромную двухметровую плазму «Самсонг».
Представители компании учтиво раскланялись и хором прокричали:
— «Тто манна пиcада!» (Что ж поделать? Нам пора уходить.)
Делегация удалилась, будто её и не было. Недоумевающий Прохор, почёсывая локоны, стоял возле дорогого подарка и размышлял о неожиданных поворотах судьбы. В этот же день он вызвал мастера по настройке телевизоров и спустя час, расплатившись за оказанную услугу, взял в руки пульт управления и минут двадцать нажимал всевозможные кнопки, сочетая их друг с другом. Экран светил голубым огоньком, шипел на южнокорейском, издавал нечленораздельные звуки, изображение немного подрагивало. Шелепин, наверное, просидел бы всю ночь перед огромной плазмой, но он уснул, так и не дождавшись любимой передачи «Смех после полуночи».
***
Так пролетали дни, недели, месяцы, годы. Шелепина уже узнавали всюду, где бы он ни появлялся. А визитов он наносил очень много. Новые люди, называвшие себя его друзьями, и нужные знакомства в высших кругах власти позволяли Прохору без стука входить почти в любые двери.
Спустя пять лет работы в должности генерального директора компании «Горэкспортснаб» по поручению правительства Шелепин во главе московской делегации посетил малую родину. Странные чувства охватили его, когда он узнал о предстоящем визите.
Перелёт прошёл в штатном режиме. Международный аэропорт Ханты-Мансийска встретил Прохора и его спутников ветром и тридцатиградусным морозом. К трапу подали комфортабельный немецкий автобус, который отвёз московскую делегацию к месту встречи.
Малая Родина
По официальной информации, целью визита было: «Подписание соглашения о торгово-экономическом, научно-техническом и культурном сотрудничестве столицы и автономного округа, а также некоторые другие вопросы регионального сотрудничества в области космонавтики».
Встречали Прохора Андреевича Шелепина, как положено, с неочевидной радостью, нескрываемым восторгом, бубнами и цветами. Оказалось, на малой родине его не только помнят и любят, но даже следят за его успехами.
Спустя полчаса после начала пафосного фуршета в честь высокопоставленного столичного гостя под гортанное пение и чарующие звуки кантеле каждые пять минут звучали здравицы и тосты. Земляки — те, кто знал о его успехах, — обступив Прохора, расспрашивали о столичной жизни. Другие представители аборигенов веселились, шутили, танцевали и даже пели. На сцене в национальной одежде нежнейшим баритоном, пропуская его через желудок, пел однофамилец самого популярного якута в СССР Никола Бельды.
Те, кто посмел захмелеть, с полными от еды оралами как могли подхватывали припевы:
«Мы поедем, мы помчимся, На оленях утром ранним, И отчаянно ворвёмся, Прямо в снежную зарю-у-у…»
По окончании песни неравнодушные к местному фольклору громко рукоплескали исполнителю, воздавая ему должное за оригинальную трактовку. Выступление артистов местной филармонии продолжилось великолепным ужином. Шелепина усадили в самом неожиданном месте — возле стены.
Прохор Андреевич, ёрзая на стуле, наблюдал за представителями аборигенов и переселенцев. Разношёрстная и непритязательная публика, одетая по последней моде Ханты-Мансийска, оживлённо обсуждала его приезд. Ежеминутно то тут, то там раздавался звон бокалов, хруст челюстей и здравицы во славу Шелепина. Прохор пребывал в состоянии радости, но какая-то странная тоска разрывала его сердце.
Выпив пару рюмок, закусив сырокопчёными яйцами оленя, гость решил выйти на улицу. С извинениями и сожалениями Шелепин протискивался по тесному проходу вдоль длинного стола и стульев, нарушая нестройные ряды чулок, унт, валенок, лакированных туфелек и надраенных офицерских сапог. Достигнув свободного пространства, он снял галстук и расстегнул ворот белоснежной сорочки. Дежуривший у выхода здоровенный охранник-абориген с огромным тесаком на поясе, предупредил:
— Начальник! Ты туда не ходи — ты сюда ходи. А то снег башка попадёт — совсем мёртвый станешь!
Прохор улыбнулся, вспомнив Василия Алибабаевича из популярной советской комедии, но ничего не ответил. На него нахлынула ностальгия. Шелепин не скрывал эмоций от накатившихся воспоминаний.
***
…Почти сразу Прохор ушёл вперёд от своей туристической группы и, по странному стечению обстоятельств, заблудился в непроходимой тайге. Несколько дней плутал по её бескрайним просторам. Вспомнил, как переходил вброд полноводную Обь и её многочисленные притоки... Тонул в бесчисленных озёрах и непроходимых болотах, стойко перенося укусы местных кровопийц.
Состязался в выносливости с преследовавшим его медведем, пытаясь уморить его стойкость. Как бежал семь дней и шесть ночей, а затем рухнул в мох и не подавал признаков жизни.
На десятый день этой бешеной гонки измотанный медведь, усевшись возле Прохора, оставил возле обездвиженного тела свежевыловленного лосося в честь второго дня рождения Прохора и, махнув лапой, указал дорогу к цивилизации.
Спустя ещё несколько суток, отмахав по берегу Енисея сотню километров, обросший, голодный, в изодранной одежде юноша выполз на трассу в двадцати километрах от Красноярска. Там его и подобрали сердобольные люди…
***
Воспоминания постепенно ушли, холод давал о себе знать, проникая в самые сокровенные места организма. И вдруг Прохору пришла шальная мысль:
— А может, ну её нахрен эту Москву! — тихо произнёс он. — Кому я там нужен? Одни завистники да злопыхатели. Надоело! Останусь здесь. Буду малую родину поднимать.
Здоровяк, охранявший вход-выход, приоткрыв глаза, одобрительно закивал…
Поостыв на местном морозе, Шелепин вернулся в просторный холл «Дома Наций», пахнущий копчёной олениной, строганиной, алкоголем и соляркой. Его заметили и предложили произнести речь.
В расшитой золотом одежде из шкуры оленя и с опушкой из меха белого песца старейшина одного из племён народа Манси анонсировал выступление высокого московского гостя:
— А сейчас слово предоставляется нашему земляку, важному руководителю, которого многие из нас знают, Прохору Андреевичу Шелепину. Поприветствуем!
Колонный зал Мансийска взорвался оглушительным шквалом аплодисментов. Спустя несколько минут ожидания воцарилась тишина, и Прохор толкнул пламенную речь:
— Что вам сказать, дорогие мои земляки… Я рад встрече с вами. Встрече с малой родиной, которая вскормила, вырастила меня, не дала погибнуть на её бескрайних просторах и сделала из меня настоящего человека. Я горжусь тем, что являюсь частью нашего небольшого народа! Безмерно счастлив, что нахожусь сейчас здесь, среди вас… Дорогие мои! — Из глаз Прохора хлынули скупые мужские слёзы. Голос подрагивал от охвативших его чувств. Но после короткой паузы он, успокоившись, собрался, и голос его стал твёрдым и властным:
— Друзья! Может, ну его на хрен — этот Ханты-Мансийск?! Может, поедем со мной в Москву! Работой и жильём обеспечу! Ну что, родные мои земляки, согласны?
В помещении повисла гнетущая и раздражающая тишина.
Но вдруг как по команде колонный зал наполнился оглушительной бурей аплодисментов, переходящей в бешеные овации. Люди вскакивали с мест, пытаясь прикоснуться к дорогому гостю, истошно вопя и протягивая руки, будто к высшему существу.
***
…Ближе к утру всё кончилось. Остатки копчёной оленины, строганины, алкоголя и солярки были рассованы по карманам, сумкам и канистрам…
***
Спустя несколько часов
— Прохор Андреевич, родненький, проснитесь! Уже прилетели! Москва!
Аглая — не единственная, кто согласился переехать в столицу — нежно потряхивала его за плечи и мило улыбалась. Шелепин открыл глаза и, сладко потянувшись, поблагодарил свою спутницу.
Красавица Аглая была назначена заместителем руководителя аппарата правления компании. Но, отработав полгода, благодаря натренированным ногам её официально приняли на службу в ГИБДТ в качестве солистки. Там она и осталась до выхода на пенсию, терпя интриги и скандалы, которые то тут, то там вспыхивали в борьбе за сладкие места и роли.
Пентхаус
Прохор Шелепин был на седьмом небе от счастья. Получив ключи от огромной квартиры, которую ему, как ценному сотруднику, подарили за заслуги перед городом и отечеством, он, едва дождавшись завершения рабочего дня, прихватил офисную кошку и побежал на адрес, хотя в его распоряжении находился комфортабельный бронированный автомобиль.
Поднявшись на лифте на тридцатый этаж, он, уже повидавший многое на своём веку, пришёл в изумление от потрясающего вида на Москву. Открыв дверь квартиры и впустив кошку, которая охотно направилась в огромную гостиную, Шелепин замер в проёме, разглядывая современную отделку и вид за панорамными окнами. Несмело, шаг за шагом, он прошёл вслед за кошкой, которая улеглась на шикарном персидском ковре. Прохор знал, что кошки, войдя в новую квартиру, несли положительную энергетику и заводили дружбу с духами, которые покровительствовали семье, поселившейся в новом жилье.
Шикарный меблированный пентхаус с огромными встроенными шкафами, двумя ванными комнатами, двумя туалетами, четырьмя спальнями, столовой и огромным кабинетом, был отделан и декорирован в едином стиле, что подчёркивало монументальность помещения, вкус и профессионализм дизайнера. В гостиной Прохор увидел темно-коричневое кресло, обитое натуральной кожей, такой же диван с подушками и лёгкий журнальный стол из тёмного дерева. На нём стоял телефон, напротив висел огромный плазменный телевизор, освещённый мягким светом из окон. Большие витражные окна скрывали за собой большой балкон с великолепным видом на Кремль. Что у Прохора вызвало невообразимый восторг. Он взметнул руки вверх и заорал:
— Гос-по-ди-и-и!
В квартире что-то заскрежетало, засверкало, громыхнуло, и сквозь дымовую пелену появился седовласый старец в балахоне. Тут же заметался белый голубь, который спустя несколько мгновений уселся на спинку кресла, обитого дорогой, с золотым шитьём, тканью.
— Ты звал меня?
Прохор от неожиданности плюхнулся на мраморный пол. Кошка заметалась по гостиной, но тут же встала, будто застывшая в стоп-кадре. Шелепин, узнав пришельца, спросил:
— Ты так и будешь приходить ко мне по первому зову?
Белый, как простыня, Прохор не понимал, как реагировать на появление этого человека. Вглядевшись в гостя, заметил, что старец — вполне крепкий мужчина средних лет. Его большие голубые, с морщинками на краях век, глаза, говорили о весёлом нраве. Густые каштановые волосы завивались на концах, бородка и усы холёные. Тонкие творческие пальцы. Истрёпанная временем одежда выглядела вполне опрятной. Босые ноги в сандалиях были ухожены.
— Нет, я больше тебя не потревожу. И вообще, я совершенно случайно оказался в этом месте. Мимо пролетал, услышал твой зов, решил зайти.
Шелепин ущипнул себя за руку. Но явившийся к нему мужчина стоял там же, где и возник.
— Для чего же ты явился? — задал закономерный вопрос владелец квартиры.
— Чтобы уберечь тебя от неблаговидных поступков. Но знай: это последнее предупреждение, теперь твоя жизнь в твоих руках. И вместо меня будет являться другой персонаж. Будь с ним осторожен в своих желаниях. С этими словами гость так же внезапно исчез, как и появился. И голубь, пролетев сквозь толстое витражное стекло, бесшумно испарился. Шелепин не был богобоязненным, но эта встреча почему-то утомила его. Он опустился в кресло, на спинке которого только что сидела священная птица, и задумался…
…Как ни странно, за суетой рабочих будней Шелепин скоро позабыл об этой встрече.
Самые красивые путаны
Отработав положенное время, Шелепин получил отпуск, но потерял покой. Организм здорового мужчины, привыкший к ежедневному напряжённому графику, дал сбой — его охватила тоска и паника. Мужчина не понимал, куда себя пристроить, что делать и как быть в режиме пандемии и самоизоляции. Даже с его могуществом и деньгами все дороги, «ведущие в Рим», были закрыты.
Неспешно позавтракав, Прохор открыл ноутбук на российском процессоре «Bitblaze» и погрузился в пучину мировой паутины. Новостная лента Яндекса пестрила заголовками жёлтой прессы:
«Стареющая гимнастка показала танец, приготовленный к свадьбе Чудо-Бабы». «Танец престарелой спортсменки вызвал неадекватную эрекцию у подростков».
Текст сопровождался фото, на котором был изображён лысый слабовидящий человек в огромных линзах и в домашнем халате, совсем не похожий на популярную гимнастку. Он радостно улыбался.
— Может, опечатка? — подумал Прохор и перешёл по ссылке.
Текст рассказывал о том, что Звездунова готовит танец к свадьбе Чудо-Бабы. Не сообразив, как оправдать неточность в оформлении новости с подменой фотографии, Шелепин прошёл по ссылке второго заголовка. И тут его внимание привлекло яркое объявление с блестящей красавицей в глубоком декольте:
«Самые красивые путаны Москвы готовы на подвиги».
— Ого! — удивился Прохор, поправил трусы и ощупал их содержимое. — Оказывается, есть ещё в городе люди, готовые лечь грудью на амбразуру!
Он перешёл по ссылке в рекламном объявлении.
Невинно моргая длинными ресницами, на Прохора смотрела жгучая блондинка в едва прикрывающий её несомненные достоинства одежде. Экран ноутбука засиял призывно-манящим слоганом:
«Проститутки Москвы с ценой 1000 до 2800 рублей изнемогают от желания и ждут настоящих мужчин любой внешности. Украинки по фиксированной таксе — 500 рублей штука».
На экране, повиливая бёдрами, появилась обворожительная красотка, манящая Прохора в мир наслаждений:
«Позвони, — сексуально шептала девушка, — и ты узнаешь, что такое блаженство».
Неожиданный звонок в дверь вывел Прохора из состояния синергии. Закрыв ноутбук, он подтянул трусы и пошёл открывать. На пороге стоял весёлый, пышущий здоровьем Никита Гурд. На госте был подогнанный по фигуре дорогой спортивный костюм от Дашкина.
— Прохор Андреевич, едрить колотить в натуре! — прорычал Гурд. — У тебя моя Маринка? Ну-ка дай пройти! — артист бесцеремонно отодвинул хозяина и прошёл в квартиру:
— Никита-ска! Ты что себе позволяешь?!
Гурд остановился и, гортанно рассмеявшись, крепко обняв Прохора и зарычал:
— Андреевич, дорогой наш человечище! Я попрощаться зашёл. Уезжаю. Во Францию. За наследством. А на прощание, — Никита трижды хлопнул в ладоши, — прими вот этот расчудесный подарок.
Входная дверь распахнулась, и на пороге появилась, сверкая бриллиантовой россыпью Сваровски, словно утренняя роза, «сказочная фея», которую Прохор минуту назад видел на сайте «Лучшие путаны столицы».
— Как тебе подарочек? — подмигнув, спросил Никита.
Прохор Андреевич, раскрыв рот, впал в лёгкий ступор. Удерживая от падения сползающие трусы, он притронулся к подарку:
— Позвольте узнать ваше имя?
И прикрыл глаза, представлял возможные варианты грядущего удовольствия. Из грёз его вывел увесистый удар по плечу:
— Ну что, Прохор, пойду я?
На лице Никиты сияла ехидная улыбочка. Он демонстративно шлёпнул подарок по упругой заднице и направился к выходу:
— Да, да! Проваливай.
Усадив Изольду за стол — именно так назвалась девушка, подаренная Никитой — Шелепин мигом наполнил бокалы и предложил выпить за её чарующую красоту.
— Ну что вы! — засмущавшись, стыдливо опустила глаза гостья.
Но, подняв бокал, в два глотка осушила содержимое и приступила к делу — тут же забравшись на стол и напевая нехитрую мелодию, начала сбрасывать с себя одежду. Прохор включил лёгкую музыку, задёрнул портьеры и наблюдал за тем, как жрица любви, повиливая бёдрами, играла небольшими складками живота. Шелепин выпил и, тоном, не терпящим возражений, приказал Изольде сесть на место. Девушка остановилась и, скривив губки, прыгнула на диван. Что произошло дальше, предвидеть не мог никто.
Не поняв намерений девушки, Прохор сидел неподвижно, а та, всем телом грохнувшись о край дубовой столешницы, навалилась на растерявшегося мужчину и заорала благим матом:
— Боженьки мои! Твою же мать-перемать. Как же больно!
Не на шутку перепуганный Прохор принял её выходку за покушение на жизнь и, растерявшись, саданул Изольду бутылкой по голове, оставшейся без парика. Превозмогая боль, запаниковавшая женщина в наполовину замутнённом сознании с криком вцепилась в лицо Шелепина десятью острозаточенными пальцами.
Зачем-то явившийся чёрт, усевшись на шикарную хрустальную люстру, с интересом наблюдал за происходящим. Несколько минут сплетённые клубком тела, истекая кровью, вели ожесточённую, бескомпромиссную схватку не на жизнь, а на смерть. Но силы были неравны. Мужчина оказался сильнее и спустя минуту оставил бездыханное тело Изольды на полу, заляпанном кровью и алкоголем.
Тяжело дыша, проклиная Гурда, Прохор уселся на диван и, налив коньяка, залпом осушил содержимое бокала. Он смотрел на неподвижное тело Изольды и не мог понять сути произошедшего. Подарок от Никиты не подавал признаков жизни. Одна грудь, вывалившись из бюстгальтера, покачивалась в такт звучащей мелодии.
Шелепин позвонил своему недругу:
— Алло. Пистолет, выручай, у меня в квартире двухсотый.
А чёрт, покачиваясь на люстре, наблюдал и ехидно посмеивался…
Через полчаса полковник с двумя сотрудниками из группы зачистки, сокрыв следы происшедшего, попивали коньяк.
После этого случая Прохор и Пистолет Макаров не стали друзьями, но взаимоотношения их наладились. Утором как ни в чём не бывало Шелепин поехал на встречу с партнёрами в фешенебельный отель «Патриот».
После неё Прохор, давно не бывавший в центре города, решил пройтись пешком. Центр преобразился. Широкие пешеходные зоны, выстланные плиткой, деревья в кадушках, обилие цветов, радовали душу. Его персональный автомобиль медленно ехал сзади.
Часть вторая. Персоны.
Сними меня, мразь
— Вот это да! Вот это силища! Молодец, мэр! — Прохор восторгался размерами строительства. — Так и надо преображать город!
Шелепин вспомнил неказистые трёх и пятиэтажные домики, расположенные неподалёку от Белорусского вокзала; бесчисленные ларьки с контрафактом; мусор и вездесущих крыс. Бомжи и маргиналы, оккупировавшие прилегавшие к вокзалу переулки.
Не единожды он вспоминал бывшего мэра — светлая ему память за его самоотверженную работу.
— Что ни говори, Москва преобразилась. И пусть любой кинет в меня камень, если я буду не прав.
Прохор шёл не спеша, рассматривая знакомые места, изменившиеся до неузнаваемости. Он радовался погожему апрельскому деньку в середине февраля, как вдруг услышал голос девушки:
— Эй, мужчина, отдохнуть хочешь?
— Сколько?
— Всего три косаря, — сообщила путана свою таксу.
Прохор, свободный от семейных уз, позволял себе нечастые процедуры расслабления, потому остановился. К нему подошла девушка приятной внешности, не похожая на шмару, в модной, с изюминкой, одежде.
— А что так дёшево? — попытался отшутиться Прохор.
— Я не настаиваю, можешь заплатить больше.
Девушка подхватила Прохора под руку и прошла с ним метров двадцать, пока он обдумывал положение, подброшенное фортуной:
— У тебя документы есть? — спросил.
Девушку словно подменили, она остановилась и ни с того ни с сего заорала на всю улицу:
— Какие, на хрен, документы?! Сними меня! Мне очень надо! Умоляю! Мне бабки нужны!
Прохор, вытаращив глаза, молча выслушал её крик и, оттолкнув назойливую девицу, спустя несколько секунд бодро шагал дальше в гордом одиночестве. Девушка, догнав, схватила его за руку и продолжала уже более настойчиво:
— Ну что тебе стоит? Я же вижу — у тебя бабла навалом. Ну сними меня! — Около них начали останавливаться прохожие, которых заинтересовала эта странная парочка.
— Сними меня, мразь! Я тебя умоляю! — орала девушка.
А Прохор, глядя на её заплаканное лицо, только моргал в непонимании, как поступить с полоумной бабой. Барышня уже не просто упрашивала — она вовсю колошматила его миниатюрными кулачками:
— Ну чего тебе, жалко дамочку ублажить? — прокричал кто-то из зевак.
Толпа гоготала, подтрунивая над Шелепиным. Слава богу, водитель Прохора, ехавший рядом, растолкал толпу и усадил шефа в бронированный лимузин. Но вцепившаяся в Прохора барышня тоже оказалась в салоне. Включив спецсигнал, водитель рванул к ближайшему развороту и уже через полчаса тяжёлый автомобиль ехал по непроходимому Подмосковью.
Жрицу любви выволокли из машины. И Прохор попытался направить девушку на путь истинный, но она, как заведённая, повторяла:
— Сними меня, мразь! Я тебя умоляю!
Шелепин дал женщине эквивалент двухсот долларов рублями и, запрыгнув в салон автомобиля, приказал водителю сматываться. Так и уехал, оставив в лесу женщину с помутившемся рассудком. Но она, думал Прохор, наверняка выжила, став одной из десятков тысяч «ночных бабочек», промышляющих на трассах Подмосковья.
Вечером в программе «ЧПиБ» (чрезвычайные происшествия и безопасность) он увидел репортаж с места события, в котором показали фото девушки, оставленную в Подмосковном лесу. На снимке труп женщины с пятнами крови по всему платью. Ведущий программы показал фото из паспорта жертвы и обратился к зрителям:
— Всем, кто может что-то сообщить об этой девушке, звоните по телефону… — и назвал номер.
Потом показали видеофрагменты с места преступления. Лицо пострадавшей было узнаваемо, но под левым глазом цвёл фиолетово-бардовый синяк. Шелепин закрыл своё руками лицо. Давление подскочило, руки затряслись, а тело покрылось крупными каплями холодного пота.
Если МВД начнёт копать, его тут же вычислят. Но он же ничего плохого не делал! Просто попытался проучить навязчивую полоумную женщину. Да ещё дал ей денег. Прохора охватил ужас. Он набрал номер своего недруга полковника Макарова:
— Пистолет! Выручай! Надо встретиться. — Шелепин уже натягивал кроссовки. — Давай в сквере возле дома.
…Через полчаса подъехал полковник. И, как всегда, видя Шелепина, он широко улыбался. Но за этой улыбкой скрывалось какое-то гнетущее напряжение.
— Я всё знаю, можешь не рассказывать. Тебя уже вычислили.
— Да как же такое возможно?! — негодовал Прохор.
— Возможно! Ещё как! Ты же сам был подрядчиком в обеспечении города видеокамерами высокого разрешения…
Шелепин обхватил голову. А Макаров, дружески похлопав его по плечу, успокоил:
— …Я пока притормозил это дело, но хочу знать правду.
— Конечно, я всё расскажу…
И Шелепин поведал Пистолету правду о полоумной бабе, которая пыталась затащить его в постель.
— …Ну вот и отвезли мы её в Подмосковье. Я дал ей денег и уехал. А что там было дальше — я сам увидел только вечером в новостях.
Полковник уточнил:
— А твой водила помнит маршрут, по которому вёз вас в Подмосковье?
— Наверняка, — кивнул Прохор. — Сейчас позвоню ему. И Шелепин набрал номер своего водителя, который рассказал Макарову, каким маршрутом ехал до места.
— Ладно, покумекаем, посмотрим видеокамеры, но это вряд ли сможет помочь твоему горю. — Пистолет чему-то ухмыльнулся.
Они попрощались и разошлись. А спустя два дня Пистолет сообщил Прохору, что преступника, убившего «полоумную бабу», задержали. Им оказался приезжий мигрант, волею случая увидевший «ваше свидание». Тогда-то он и решил ограбить женщину, а чтобы не наделать лишнего шума, саданул ей по голове отрезком трубы. Женщина была в сознании и не желала расставаться с деньгами, тогда мигрант несколько раз саданул её ножом… Полковник завершил краткое изложение происшествия и попрощался.
Макаров симпатизировал Шелепину, но тем не менее собирал на него компромат при любом удобном случае. После этого происшествия Прохор заметил в своей пышной шевелюре первую седину. Ещё долгое время этот случай напоминал о себе, когда Шелепин видел девиц, стоящих вдоль трассы или на Тверской улице, и работавших под колпаком местного ОВД…
Звездунова
Завершив рассказ об убитой «полоумной бабе», Прохор полез бродить по бескрайним просторам русскоязычного Интернета. Но в ту же минуту в дверь пентхауса позвонили.
— Кого нелёгкая принесла?! — возмутился Шелепин и, включив экран домофона, увидел знакомую фигуру.
Перед дверью, растянувшись в двухметровом шпагате, сидела Звездунова — гимнастка, ещё молодая особа, невероятная женщина с фигурой спортивного сложения, рано ставшая пенсионеркой. Радостно, пытаясь улыбаться, она приветствовала Прохора с тоской в голосе:
— Привет, Андреевич! Помоги встать, а то сил нет. Ты не поверишь: с утра на шпагатах сижу, как доковыляла до тебя — не пойму. Надо тренировать ноги и с алкоголем завязывать.
Информация:
Звездунова Аглая Порфирьевна — бывшая гимнастка-артистка. Божественно красива. С великолепной фигурой. В поисках мужа. При всех достоинствах имеет один недостаток — неконтролируемое употребление алкоголя. С Шелепиным сошлась на фоне непримиримой борьбы за честь и достоинство. Прохор снисходительно относился к артистке, многое позволял и даже симпатизировал ей.
Ничего не ответив, Прохор обхватил Аглаю за талию и, дотащив до гостиной, усадил её на диван. Отдышавшись после транспортировки непосильной ноши, налил гостье коньяка и задал провокационный вопрос:
— Люди говорят, ты свадьбу перенесла? — хитро прищурился.
— Если люди говорят, возможно, они и правы. Не срастается у меня со свадьбой, — с тоской подтвердила Аглая. — Одни пидарасы попадаются или альфонсы, жаждущие обобрать меня до нитки. Ты же уже слышал, как водитель украл почти всё, что было? Пуанты, купальники, косметику, прихватил десять тысяч баксов с прикроватной тумбочки…
Гимнастка хотела продолжить, но налитый Прохором алкоголь не давал ей покоя. Выпив глоток, Аглая посетовала на то, что этот мудила ещё и наехал:
— …Ну ты представь, Прохор, — искренне возмущалась, — он обвинил меня в домогательствах! Я, видите ли, его домогалась! Трахнуть его хотела! Вот урод!
Шелепин хитро взглянул на гимнастку и заразительно расхохотался:
— А что? Я думаю, ты можешь любого трахнуть!
— Отхлебнув ещё глоточек, Аглая заметила спящего Бахолдина, улыбнулась и нежно потрепала артиста по волосам:
— Здравствуй, Димуля!
Бахолдин, находясь в состоянии похмельного синдрома, открыл глаза и, приподнявшись на диване, с нескрываемой радостью приветствовал гимнастку:
— Здравствуйте, драгоценная Аглая Порфирьевна! — и артист галантно поцеловал её потную руку. В ответ на приветствие Димочки гимнастка сильной рукой прихватила его за шею и, подтянув к себе, мощно ответила поцелуем в губы. Певец едва не задохнулся от её пышущего жаром тела, пропахшего алкоголем и копчёной рыбой.
…Гимнастка, расположившись на диване, потягивала дорогой коньяк и рассказывала о нелёгкой жизни и не случившейся свадьбе. О том, как в режиме самоизоляции, наплевав на все предостережения и страхи, с молитвами за здравие ездила по святым местам. Много чего приходилось терпеть и выслушивать от прихожан, невзлюбивших Аглаю за её откровенные шпагаты:
— Не обращай внимания, — успокоил её Шелепин и подлил ещё коньяка. — Простым людям сейчас не до изысков, им бы выжить. Ты же понимаешь, что сейчас происходит. К тому же масочный режим и самоизоляцию никто не отменял.
Аглая с мокрыми глазами рассказала, как её и Никиту чуть не поколотили разгневанные богомольцы, увидев классический шпагат, показанный как способ привлечения внимания к проблемам пандемии и самоизоляции. Эту благотворительную акцию снимали несколько телеканалов и фотографов, специально приглашённых предусмотрительной паломницей.
А богомольцы:
— …будто с цепи сорвались, с ума посходили! Были готовы сжечь меня на костре инквизиции. Особенно негодовали бабы и бабки. Казалось бы, божьи одуванчики, а сколько в них ярости и пустой злобы на богом созданную красоту! — Аглая выпила ещё. — Они как черти носились вокруг и выкрикивали проклятия. Никитка даже включил шамана, чтобы утихомирить эту толпу. Да какое там! Мы еле ноги унесли! Чёрт знает, что творится в святых местах! — с горечью закончила Аглая.
Тут же, словно по приказу, явился чёрт. Отдышавшись от перемещения во времени и пространстве, он приветствовал Аглаю:
— Что прикажет госпожа?
— Ага, гадёныш, явился — не запылился, — заметила гимнастка. — Надо было в Лавре меня спасать, а ты просрал всю обедню!
Звездунова не была истинно верующей и не крестилась при виде куполов, как иные. Она искренне ненавидела нечисть, но была вынуждена терпеть приставленного к ней чертяку и разговаривала с ним так, будто была его повелительницей. Иногда позволяла себе применение силы в отношении приставленного к ней безобидного наблюдателя. Аглая, встав позу бойца ММА, махнула ногой, целясь в голову рогатого. Чёрт, едва успевший увернуться от её хай-кика, сделал вид, что испугался, поджал хвост и… ущипнул гимнастку за ягодицу.
— Мне в святое место нельзя, — несмело возразил. — Богомольцы мне рога посшибают. От их веры и гнева не могу уберечь свою жизнь даже я, — повиливая хвостом, чёрт ехидно рассмеялся.
Аглая сделала ещё глоток коньяка:
— А ещё эти, с позволения сказать, верующие подали на меня в суд. За растление малолетних, — негодовала и материлась через слово. — Это меня-то под суд! Твари безбожные!
Прохор, слушавший Звездунову, уткнувшись в ноутбук, спросил:
— Ты с кем разговариваешь?
Но ответа не услышал — Аглая заснула, словно провела без отдыха несколько бессонных ночей.
Прохор, посмотрев на гостью, не удивился этому, лишь многозначительно почесал затылок. Прикрыв гимнастку пледом, снова уселся за ноутбук.
Интернет вновь пестрил заголовками жёлтой прессы:
«Артисты Гурд и Звездунова посетили Троице-Сергиеву Лавру и обнажённые устроили фотосессию». «Госпожа Звездунова едва унесла свои шпагаты от паломников Лавры».
Количество подобных новостей зашкаливало. Но Прохора это не удивляло. Он лишь поражался фантазии авторов, публиковавших новостные тексты о Звездуновой и её спутнике.
— Ну и дела! — только и смог выдать Шелепин.
А чёрт, устроившись в глубоком кресле, наблюдая за происходящим, ухмылялся и покручивал усы.