В маршрутное такси зашла женщина, практически ничем не отличавшаяся от других пассажиров. Одета была по сезону, подстрижена по времени, накрашена по годам. Было только одно, что отличало ее от других людей - очень озабоченный вид, но на это никто не обратил внимание.
Все пассажиры были погружены в свои мысли. Кто-то слушал музыку, и в такт мелодии поддергивал плечами, кто-то увлеченно читал книгу, кто-то дремал, а кто-то просто смотрел в окно, разглядывая вывески на зданиях.
Была среда. Это середина рабочей недели. С одной стороны, радовало, что понедельник – день тяжелый - уже прошел, а за ним и пролетел вторник, с другой же стороны, до долгожданных выходных было еще целых два дня. Поэтому в лицах пассажиров еще не сквозило чувством удовлетворения и полного счастья от предстоящих выходных.
Женщина прошла мимо водителя и встала на проходе, ближе к середине автобуса. Держась одной рукой за поручень, другой она открыла сумку и вытащила из нее картонку с фотографией ребенка. Неловкими движениями она приподняла табличку и прислонила ее к груди, а потом стала просить о помощи. Сначала тихо, потом громче, затем всхлипывая, и, наконец, с мольбой. Речь ее была неровная, сбивчивая, местами неразборчивая. Она как будто припевала, как поют в церкви или причитают на похоронах. Сейчас она готова была на всё, лишь бы только ее услышали и помогли. Но никто даже не пошевелился.
Затем она замолчала, и, не выпуская таблички из рук, пошла дальше, пытаясь заглянуть каждому в лицо. Но лиц не было, как не было и душ. Даже взгляды пассажиров, обращенные минуту назад на странную женщину, сейчас были отведены куда-то в сторону, на пол.
Она еще немного постояла, посмотрела на людей, вздохнула и стала продвигаться к выходу.
А когда автобус остановился, она, не оглядываясь, быстро вышла.
И всё возвратилось на круги своя. Кто-то снова уставился в открытую книгу, кто-то опять слушал музыку, кто-то пытался заснуть, а кто-то просто смотрел в окно, разглядывая вывески на зданиях.