В предыдущий раз была субару. Она сияла, как солнце, несмотря на неисправные тормоза и что-то еще. И какой удобный был у нее подголовник. Максим, вняв ее прошлой мольбе: "Хоть по другой дороге проехать", вез ее в объезд, не торопясь.
- Какое красивое небо! Смотри, облака какие. Да, летняя ночь красива, как будто на юге. Согласен, мало у нас лета, мало этой красоты. От нее радостно становится, город в зелени, в огнях, как праздник.
Видимо, решил изобразить "романтику", которая ей нужна была в прошлый раз. И согласился с ее доводами про лето. Учёл пожелания, так сказать. Весьма скупо. И надо же, он проехал нужный поворот, пришлось разворачиваться. И совсем не ругался по этому поводу. Поворот на той автобусной остановке удивительный - сколько Лиля ездит, каждый раз боится пропустить. Неприметный он. Она точно не нарочно. Хотя могла бы. В ее интересах. Странно, что он прозевал.
- Проехали? Да.
Ее счастьем облило при этой фразе. И невероятная внезапная вера: а может можно тогда ехать дальше, не сворачивать домой?! Как вера ребенка, что сегодня-то он точно подкараулит деда Мороза! Хоть и невозможно.
Она рассказывала ему некий психологический эпизод с подругой, он, как всегда, внимательно слушал. Уточнила возраст: "Ей как мне".
- А тебе сколько? Двадцать пять? - улыбнулся он.
- Спасибо, конечно, но хотелось бы взаправду. Чтобы здоровье, силы на двадцать пять.
О чем шла речь - она не помнит, да и не важно. Просто это редчайший комплимент от него, практически не говорящего комплиментов. Никому, кстати. Он лишь приятно общается, но хвалит - внешность, поступки, еще что-либо, - крайне редко и скупо. Когда нельзя удержаться. Впрочем, как и она. Зато это ценится... Она рассказывала про кошмары, в которых гудели самолёты, и она ждала, что вот сейчас бомба упадёт на дом, и как будет больно умирать. Как она ждала смерти секунды во сне. Проснулась - действительно, самолёты летают над городом. День военно- морского флота скоро, а рядом аэродром. Ну зачем же так пугать-то ночами?
Потом она просила брызгалку с лидокаином, и он послал ее в шкафчик под стерилизатором, "Возьми там..." Как хорошо было бы работать здесь и ползать самой по всем шкафчикам...
Она сидела, голая, на матрасе, обхватив руками колени, завесившись волосами, и видела себя силуэтной картинкой с интернета. Оборванных крыльев за спиной не хватало, а может, они были.
- О, господи, - сказал он привычно, отыскивая какую-то деталь одежды.
- Нет, я не господи. Всего лишь ангел.
- А как к ним обращаются?
- По имени! Архангел Гавриил, Михаил... Правда, судя по всему, я - падший. Ведь только падшие занимаются этим со смертными...
- Есть будешь, ангел?
- Буду.
Все было хорошо, когда была субару.
19:00
Мало времени, совсем мало. У помойки припаркован чёрный бумер, со знакомым уже номером. Около крыльца стоит молодая женщина, спокойная и улыбчивая, в отличие от нее. Может, не к нему? Не на крыльце ведь. Лиля стучит, но дверь заперта. Оборачивается к женщине.
- Вы тоже сюда?
- Да. Вон он идет.
Настроение падает - господи, еще и пациентка здесь! И видит его раньше нее, а она, как дура... В общем, ничего хорошего она не ждёт. Мрачно быстро заваривает чай, чтобы скорее все... Щебет пациентки и его воркотня раздражает так, что прибила бы обоих. Чипсы, лодки, дачи. Такие милые, такие вежливые друг с другом! Но неожиданно пациентка уходит, не пробыв и десяти минут. Хоть что-то.
19:10
- Это родственница была. - Он так улыбается, словно в том есть какой-то особый смысл. Ей-то какая разница, кто это была? Тем более, она уже догадалась. Он снова начал вспоминать, кем именно ему приходится вышедшая пациентка. - Двоюродная сестра брата второй жены брата Ани. - Смеется, неотрывно глядя в глаза. Я все запомнить не могу их, там три девочки, имена похожи.
- Это не родня. Если по по-настоящему. Родственники жены не родные. Жена и то не родня.
Не радость, а облегчение, и злость на саму себя. Выпендривалась перед родственницей, которая пробыла-то здесь ровно пять минут! Ревностью исходила, когда слышала, как они договариваются о встрече. Демонстративно громко кипятила остатки воды; сидела на диване с ногами. Обиделась и расстроилась заранее, взбесилась от того, что кто-то еще посмела его ждать возле крыльца, да еще и увидела первой! Господи, почему ее все больше и больше это злит, когда пора бы, наоборот, привыкнуть? Почему кажется, что с ним все флиртуют, когда люди просто благодарны, и, само собой, доброжелательно разговаривают? Ей чудится, что их болтовня милая, они стараются показать, что не хотят его напрягать, придут, когда удобнее ему, а он говорит им, что можно и тогда, и тогда... Нет бы злобно назначил время, и прибавил: "А некогда - так и валите отсюда!"... Так много уходит времени на разные встречи, пусть даже для лечения, но все равно он будет общаться с кем-то, не с ней!
- Мусульмане тебя не поняли бы, - отчего-то печально произносит он. Глаза его, как никогда, похожи на собачьи. Все-таки не светло карие, просто карие. Но не темные. Она рассматривает их, прилипая. Он совсем не отводит взгляд, и только с ним это возможно; с любым другим человеком было бы неприятно до невыносимости. Разглядывает ее всю и сразу. В общем то, наверное это профессиональное.
- Побили бы камнями? Закопали в яму? Пусть. Я же не мусульманка.
- Сейчас, сейчас, начну работать. Слушай, сейчас вот опять мои уехали, провожал их, а кошка ко мне задом повернулась и ушла демонстративно. Я ей говорю: "Ты что, опять же мы с тобой одни остаёмся!" - он заливается смехом.
Ей не очень весело, ей хотелось бы знать подробности его жизни, а не кошкиной. Но его веселость заражает как всегда, она безотказно действует на всех, и даже она не исключение. Когда-то давно она очаровалась этим, теперь выносит с трудом, предпочитая серьезного его. Но порой все же забывается.
- Они пятый раз за лето в Питер уезжают, и кошке я надоел... Знаешь, они сказали сейчас, что у кошки глисты...
- Так, отойди от меня!
Он хохочет, и пускается в рассуждения о глистах.
- А почему тебя это так волнует, собственно? Ты же с ней из одной миски не ел, - скорее утверждение, чем вопрос.
Он чуть улыбается и смущенно скашивает глаза в сторону. Непередаваемое выражение, которое лучше всего получается у героев анимационных фильмов.
"Понятно. И здесь уже "котики". Похоже, на котиках рехнулся весь мир, это заразнее, чем глисты..."
Отходит, распускается злобная пружина. "Все хорошо, вон как он смотрит, говорит, а ты злилась заранее, что он с ней чипсы обсуждает, дачу... Ты хотела бы обсуждать чипсы? С тобой-то он говорит совсем иначе. Глаза сверкают, говорит без удержу, руки жестикулируют, поселившись на твоих коленях."
А он говорит и говорит. Про поезд, к которому чуть не опоздали. (Она не удерживается, вставляет свою историю о том, как ночной поезд уехал без нее, потому что все проводники спали мёртвым сном. Добавляя серьезно: "Давай делать уже, а? Мало времени".) Про пациента с флюсом, который стал отпрашиваться у начальника с работы, а тот спросил: "А вы кто? Ой, извините, не узнал!' Про хама-продавца в магазине электроники: "Разозлился так, что убил бы", - смеется.
- Я его прошу подробно рассказать про обе модели. Вежливо объясняю, что не разбираюсь в названиях экранов, чтобы объяснил. Есть разница, пятнадцать тысяч и двадцать пять? Хочется понять, если переплачиваешь, то за что? А он мне: "Для какой цели?" Объясняю: для обычной - камера, телефон, мессенджеры. Не себе, попросили помочь выбрать... А он мне опять: "Скажите, что вам надо!" Иду мимо, в машине девчонки сидят..
Она бровью не повела (просто не успела среагировать, бешеная ревность опоздала на мгновение). Но он моментально исправился:
- Ну, тётки, тётки знакомые... Говорят: "Что ты такой злой?" Видят, что я сейчас какую-нибудь витрину разнесу.
Внесенная ремарка о тетках наполнила сердце нежностью: "Видишь, он старается не обидеть выскочившей фразой", но сам факт нахождения в машине теток расстроил.
- Почему тебя просят помочь купить, если ты сам в этом не разбираешься?
Вопрос с двойным дном прозвучал невинно и логично. Имеет смысл просить о помощи знающего человека, а если другой тоже не разбирается, то зачем? Она как бы совсем не возмущена тем, что он тратит время и силы, помогая каким-то тёткам, а просто не понимает, зачем.
Он улавливает оба смысла, а ее совесть чиста - не ревниво прозвучало. Это его инициатива - рассказать.
- Все знают, что я сейчас не особо занят, время есть. А друзья работают по сменам, им некогда. Знают мою дотошность, что если уж я начну какое-то дело, то выясню все и доведу до конца. К тому же, мне интересно - да, я не разбираюсь в новой технике, и хочу научиться разбираться. А вот скажи мне, пожалуйста, как ты память чистишь? Мне пишут: "Недостаточно памяти".
Чувство злорадства торжествует. "Не хочешь общаться в вотсапе, выбираешь кому-то телефоны - вот так тебе!" Она сдерживает себя, чтобы не начать говорить с ленивым превосходством, используя интонацию мужа: "Ну, диагноз на расстоянии не ставится. Мне надо взять в руки телефон, посидеть и поразбираться, ведь все модели разные, есть нюансы..." Искушение велико, но она знает, что телефон ей в руки не дадут, даже если он вовсе перестанет работать - уж лучше Максим останется без телефона.
- По-разному. Методом тыка, в основном. Смотреть надо, конечно.
- Метод тыка - да, это мы тоже используем, - улыбается он.
"Почему я должна помогать тебе в том самом, чем ты обижаешь меня?" - ей хочется кричать. И все же она дает несколько дельных советов, касаемо хранения и способов перемещения файлов больших объёмов. Объясняет спокойно и доступно, его стилем. Собственно, у них одинаковый стиль в этом, она давно заметила. Раньше восхищало; она считала, что это особенность речи Стрельцов. Может, так оно и есть, но теперь ей все равно. Удивляется про себя, каких элементарных вещей он не знает. Не знает и признает это, но сразу воспринимает и запоминает. У него быстрый ум. Не умный, а именно быстрый - восприятие, обработка информации. Ей требуется больше времени. Даже в разговоре. Но с ним комфортно, он слегка опережает ее, все-таки давая паузы, чтобы она тоже успела обработать его мысль и высказать свою. Бывает, когда "быстрый" человек слишком гонит разговор, и ты не чувствуешь себя комфортно, нет времени услышать, подумать и ответить. Бывает наоборот - так у нее с мужем - когда он долго-долго вдалбливает ей какую-то мысль, когда ей ясно с полуслова, но он требует выслушать его в течение часа, и ей хочется умереть со скуки и бешенства.
Она понимает, что он просто не занимался этим элементарным, ну вот, - пропустил человек что-то. Бывает. И у нее так бывает, и она относится к подобному спокойно. Зато она, объясняя, называет юэсби-кабель "ну, этим, как его, шлангом", и оба веселятся. Она иногда делает такие вещи умышленно.
Неизвестно, играет ли он, но восторги по поводу ее "хакерской гениальности" звучат искренне и благодарно. Он всегда рад узнать что-то новое, она обожает в нем эту черту. Тем более, он доволен, что это нужные для него сейчас знания.
- А мы на кладбище съездили, - неожиданно сообщает она. - Поставили памятник уже; и мы убрали крест, камешками засыпали красиво.
- Ой, молодцы какие! Это большое дело.
Печальная тема всегда находит у него живой отклик. Близко.
- Ты говоришь, хорошо умеешь красить оградки? Теперь нам тоже надо. Покрасишь? - наглеет она, немного пугаясь реакции.
- Можно. Но я боюсь пообещать, и не успеть. Ритиной подруге обещал, еще знакомым. Краска осталась. Могу отдать. На всякий случай, там нужна ... - он называет марку и тип краски.
- Я все равно не запомню. Названия мне надо записывать, - она вновь намекает на вотсап. - Да не в этом году. В этом мы решили так оставить - она пока что красивая, из такого металла, будто медная. На следующий год надо будет.
- А, ну там-то ладно, - он уходит от прямого ответа. Ее и это радует. Он не сказал категоричного: "Нет", а он это может. - Они всегда сразу крашеные, но у них краска плохая и облезает быстро. Это не металл, это краска под медь.
- Все, все, давай делать, хватит болтать...
19:50
Позвонил муж. Спросил, как скоро она вернется, ему же на смену. Она ответила, что скоро. Ну, не судьба. Такой день. Она сама выбрала этот день, чтобы освободить завтрашний, выходной, - наступила себе на горло, чтобы провести вечер с семьёй. Но жизнь почему-то не платит за подобные уступки. Разве что сегодня замедлилось время, поразительно замедлилось. Но умом-то она понимает, как его мало. Она возвращается к чашке остывшего чая, он расстилает матрас на полу, ложится.
- Есть еда? - буднично спрашивает она. - Я не успела поесть.
- Конечно, - он вытаскивает пакет с оставшимися маффинами; видимо, самому надоели. - Сказала бы, что ты голодная, я бы бутербродов принес, котлеты. Там, в кошкиной квартире, сейчас много еды.
"Ага, "сказала бы". Можно подумать, я тебе звоню перед выходом и сообщаю свои пожелания". Маффины довольно синтетические, но все же еда.
Он лежит, она жуёт, сидя на корточках. Стоять устала, а до дивана идти лень.
Продолжается обсуждение телефонов и интернета.
В краткий промежуток времени он успевает позвонить какой-то Маше. Смотрит на нее нерешительно, словно сомневается, можно ли, но все же звонит: "Маша? Встречаемся в одиннадцать?"
Он же никогда не называет имен по телефону. Да и вживую редко. Что за Маша, леший ее дери?! Ей хочется сказать: "Иди к Маше", но она мгновенно забывает о ней, увлеченная разговором. Краткосрочная память играет с ней злые шутки.
Она уже весело рассказывает про картинку в сети, где нарисованный мультяшный Прометей протягивает огонь в руки древних мужчины и женщины: "Держи! Поставишь ей на сториз с жо...й". Он восхищенно смеется, глядя на нее влюб...внимательными глазами, и спрашивает:
- А что такое сториз?
- Я сама толком не знаю. Не в том суть, можно сказать, на фото, или видео с ж...й, - вроде лайка. Достали уже эти термины: огонь, бомба! Тошнит от них.
- Сториз - я не слышал.
- Да без разницы. Слова меняются, мода на все это. Истории, видео, актуальное. Это больше инстаграмное; я его не люблю. Это лучше у Риты спроси, - не выдерживает-таки. - Они знают, психологи и прочий продвинутый народ, кто зарабатывает на подписчиках.
Задумавшись о брености бытия, он не уточняет, откуда у нее сведения про Риту, хотя "никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу" - ясно же, что она исползала за время карантина все Ритины сайты, пытаясь отслеживать по ним ее настроение, местоположение, и догадываться таким образом, - где находится он, и все ли в порядке. Может, он думает, что сам рассказывал ей о дочкиной деятельности в сети.
- Тревожно как-то от всего этого, - задумчиво произносит он. - Жизнь стремительно меняется, и не хватает чего-то. Ораниченность разума.
- Невозможность охватить разумом все это новое, чувство бесконечности?
- Вот-вот! Не охватить, не осознать. Пользуешься, но не понимаешь, и знаешь, что никогда не поймешь полностью. Да. И еще - так иногда остро чувствуется, что не хватило родителей. Общения с ними. Не наговорились. Многого не успел узнать.
- Рано ушли, - она задумалась: вправду, каково ему? Когда жизни родителей оборвались внезапно, он был еще юным. - Страх и ответственность, что ты остался последним? То есть, первым. Братья еще младше. А им как...
- Нет, даже не это. Не пойму. Тоска какая-то. Встретимся ли мы все там? Есть ли это - там? Даже если есть - там все будет иначе. Пустота. Бабка одна из всей семьи верующая. Но что то там должно же быть! Перезагрузка нужна мозгу. Напиться, что ли...
Она понимает. Конечно. Здесь - родной и близкий человек: мама, брат. Их можно обнять, говорить на конкретные темы.
- А там все будем - духом, это уже не те разговоры, не та родственная близость. Но что-то быть должно. Иначе зачем вообще все? Зачем разум дан?
- Да.
- И узнаем ли мы там друг друга?
Ей кажется, или они уже перешли на "узнаем ли друг друга мы с тобой"?
- Сон есть для перезагрузки, - устало говорит она. - Нормальный сон, конечно, а не тот, в котором слышишь, как на тебя летит самолёт с бомбами. Я устала от тяжёлых снов.
Подумав, она продолжает:
- Что-то точно есть. Не в смысле там, в вообще. Якобы запредельное. Это-то я просто знаю.
- В смысле, что?
- Внезапные предчувствия, какое-то знание неведомо откуда, услышанные молниеносно молитвы. Иногда смотришь на человека, и что-то просто знаешь про него, не понимая, почему. Или знаешь, что сейчас будет. Но все это бывает только случайно, специально это никак не вызвать.
20:00
Да, времени осталось только допить чай, собраться и выезжать. Чтобы попасть домой к половине девятого. Можно слегка опоздать, но что им даст это "слегка"? Обняться хочется, как без этого. Но и только.
Она, не раздеваясь, опустилась на колени рядом с ним, легла на грудь, прижалась. Его руки обняли ее, начали гладить спину, голову.
- Ехать надо. Не расстегивай лифчик, смысла нет. Девятый час. Вставай, поехали, - грустно, нежно.
- Совсем не успеем?
- Совсем. Как кролики - не интересно. Поехали.
- Успеем...
- Ну, ты успеешь, а я нет. С такими мыслями, что пора, и что сейчас начнутся звонки в любой момент.
- Не думай, расслабься.
- Да нереально!
Она оказывается снизу, и от бесконечного поцелуя действительно расслабляется. Время словно замедляет ход, услышав мольбу двоих. Они не торопятся. Странно. И звонков нет. Ее они очень отвлекают на самом деле, она начинает паниковать и испытывать муки совести - когда слышит голос мужа здесь. Но их нет, и она не помнит ни о чем; здесь только Максим, и они никуда не спешат. Он не отрывает губ от от нее, но все равно выходит громко. Она уже не помнит о том, что нужно спешить.
Он быстро встаёт.
- Видишь, успели.
Спохватывается, хотя это явно лишний и глупый вопрос, но уточняет:
- Ты успела?
Она, улыбаясь снисходительно, как несмышленышу, медленно кивает головой, не начиная всяких там: "Неужели непонятно?", и прочего. Зачем тратить силы на слова.
Он самодовольно выпрямляет спину, задирает нос, и расплывается в демонстративно-гордой улыбке (привет мультяшной анимации)
- Ой, нет, нет, я соврала! - смеется она.
- Фигушки, поздно...
Он объясняет ей, почему не хочет "полежать" (хоть она и не спрашивает, к тому же сегодня надо спешить):
- Я не могу лежать, у меня все еще возбуждение продолжается, на пике же кончается. Спад и заторможенность будет чуть позже. У меня очень сильное возбуждение. Я потом заснуть не могу.
- Всегда?
Она имеет в виду, всегда ли одинаково.
- Когда Аня была жива, я тоже вскакивал, бегал курить...
(Сколько эмоций для нее от одной фразы. Впервые он упомянул жену в плане интимных отношений, и сразу после, и - прозвучало так, словно между ней и той не было никого, во-всяком случае, кого стоило бы вспомнить. Прозвучало так, словно... словно: тогда была та, а теперь вот она. И все. Словно они равны для него. А вовсе не "любовь у меня была одна". С другой стороны, может, обидно? - ведь ей он не раз кричал о том, что "такого с ним еще никогда не было!" Но это не важно. Это всего лишь яркие физические ощущения, действия, возможно. А сейчас он воспринимает ее как жену? Хотя она напридумывает черти-чего, в каждой фразе ищет смысл. Хороший, плохой. Хоть бы увидеть фотографию той жены, посмотреть. Или лучше не надо? С ее-то ревностью? Больно будет. Но какая разница, разве можно ревновать к давным-давно погибшему человеку? Все равно он ее не разлюбит, мёртвых не разлюбливают. Остается только полюбить ее вместе с ним - если хочешь быть с ним. Это тебе не "вредная бывшая", которую можно не любить вдвоем...
- А у меня потом это наступает. И покурить, и заснуть не могу. А первые несколько минут я встать не могу, как в трансе. К тому же, просто голова кружится! У меня и так кружится, когда резко встаёшь с постели. А тут-то вообще...
- У меня тоже бывало. Аня говорила, надо упражнения делать и шею разминать, это от шеи.
Лиля не сразу соображает (сегодня ей слишком много упоминаний жены в небольшой промежуток времени), к чему здесь Аня, но через пару секунд вздыхает с облегчением, что речь уже совсем о другом. Просто Аня была неврологом, и, видимо, хотела сказать про головокружения вследствие шейного остеохондроза. Это он подаёт так, словно изрек нечто новое, он же не лечебник. Для Лили это само собой разумеющееся - все терапевты знают возможные причины головокружения.
- У тебя - да, от шеи могло быть. А у меня и это, и плюс нейроциркуляторная, и наследственность. Короче, причина и в самой голове, и в шее. Запущено все. Ясное дело, полезны упражнения и массаж, и низкая подушка, и спать вовремя... короче, вести здоровый образ жизни. Эх...
Поехали, а?
20:35
Время действительно сжалось; это какая-то мистика сегодня, и спасибо высшим силам за нее! Обычно ей так его мало, так мало... Сегодня она не понимает, как успелось пообщаться настолько интенсивно за столь короткие промежутки времени. Не иначе, добрый ангел растягивал эти кусочки...
Она допивает остатки чая, быстро бежит в туалет и мгновенно расчесывется. Как выглядят брови и все остальное - не волнует.
Он почему-то открыл второй кабинет, достал стопку старых книг.
- Герберт Уэллс. Я начал было снова читать, но теперь все кажется примитивным. То, что раньше читалось запоем, потрясало. Теперь не трогает совсем. Почему так?
Лиля взяла книгу.
- Знакомое очень, но не вспомню. А, "Человек-невидимка". Вот мне теперь надо на таком расстоянии книгу держать, чтобы сфокусироваться.
- У меня тоже зрение село.
- Село - это другое. У меня дальнозоркость ужасная. Дома очки есть. А сейчас мне вот так видно! - она отнесла книгу на расстояние полуметра от глаз.
- Ужас...
- Да, так бывает со многими старыми. Вот детские книги не устаревают. "Мэри Поппинс" сейчас читаем, суперски идет, тот же восторг.
- А это Эдгар По, - Максим достал очередную книгу.
- Вот его активно не люблю. Мрачнуха. Все понимаю, но читать не могу.
Не выпуская из рук Уэллса, Лиля с интересом уставилась на другие книги.
- Ехать надо. Увидела книжки. Не могу, люблю их перебирать, смотреть, нюхать...
- Могу отдать...
- Поехали. - Она протянула ему книгу. - Я сказала, что люблю перебирать старые книги, а не тащить к себе домой кучу того, что никогда не буду читать.
20:40
- Пошли.
- Пошли. Раз я больше не нужен. Может, когда-нибудь на что-нибудь пригожусь...
- Не вообще"не нужен", а сегодня ехать пора, - машинально поправила, хоть и понимала, что паясничает. Фраза была слишком знакомой, сколько раз слышала от мужа, оттого привычно среагировала.
- Спасибо, - сказал он, увидев, как она быстро погасила свет в подсобке и в коридоре. Бережливым заботливым движением, словно в собственной квартире.
- Не за что.
Она выскользнула в придерживаемую им дверь (он больше не делает попыток сказать: "Толкай").
Она уже спокойно смотрит на чёрный бумер, хотя увидеть субару было бы приятнее. Но сегодня-то понятно - раз он отвозил до вокзала этих родных на их машине, то ее присутствие здесь вполне оправдано.
- Позвонить бы надо, - рассуждает она вслух. - Не хочется, но надо сказать, самой. Надеть шкурку или нет? - К вечеру стало прохладно, но она не столько боится замёрзнуть, сколько не хочет держать в руках ничего лишнего. - Как то. Посыпется все из карманов?
- Посыпется, так подберём. Надевай, не торопись.
Свитшот очень молодежный и немного рокерский - чёрный, с капюшоном и карманом-"кенгуру", прорезями для пальцев на рукавах. Ей хочется, чтобы сейчас он увидел ее этакой девчонкой из подворотни, с голыми ногами, торчащими из почти белых шорт, с черным капюшоном, распущенными волосами. Сегодня она не леди. Сегодня она не просто не могла бы заставить себя натянуть платье.
Достаёт сигарету, включает музыку. Надо спешить, но ритуал есть ритуал.
- А ты не загорелая, - он скользнул взглядом по ее ногам.
- Была, вообще-то. Сползло уже. Южный загар полгода держится, а наш сползает за несколько пасмурных дней. Кстати, ты тоже. Я думала, уж ты-то...
- Я не стремлюсь. И сползло тоже, да.
- Но ты на воздухе много бывешь. Тут стараться не надо. Папа вон тоже, как ты сейчас, просто без майки работал - и очень загорелый был... Ты меня отвлек со своим загаром; я только что-то помнила, и забыла!
Максим смотрел на нее с такой нежностью, что невозможно было думать о чем-либо плохом: о том, кому он звонил, о глупой шутке "не приходи", о том, что она все равно не знает, не понимает его жизнь и отношение к ней. Раньше она не замечала у него такого взгляда - после. Разве что в самые первые, обалделые встречи. После близости он, как правило, становился сухим и практичным, мало разговаривал, торопился. Впрочем, нет, бывало по-разному. Но этот влюблённый взгляд - после, возле машины, - она замечает не так давно. А может, выдумывает все, как обычно.
Он помахал рукой проехавшему мимо микроавтобусу. Водитель обернулся к ним, помахал, и Лиля улыбнулась, словно приветствие относилось к обоим.
- Сейчас со второго этажа наблюдают наверняка. Где шторки зелёные, видишь?
- Не видно там никого.
- В глубине стоит. Всегда смотрит. Его лечил, с третьего этажа парня лечил, Сашку, что сейчас проехал. Господи, сколько я всех лечил! - с какой-то тоской в голосе.
- Разве это плохо?
- Не знаю...
"Опять думаешь о своей жизни, и о возрасте... Пусть все смотрят. Ты в одних штанах, я с голыми ногами, стою и курю. Можно ли подумать, что между нами ничего нет?"
- Смотри, это и есть социальное такси? Такой большой микроавтобус? Я никогда его прежде не видела, а хотелось бы узнать, что это.
- Мы заказывали когда-то для бабушки. Смысла нет в нем. Две тысячи в час.
- Почему так дорого-то? Нет, ну это жуть. Может, там разные машины есть, здесь вот как целый автобус. На фига такое.
20.50
- Надо позвонить, сказать, что еду, - она обошла машину, открыла дверцу и замешкалась, соображая, что важнее - говорить на улице, подальше от Максима (ну вот хоть что делай - ей казалось неудобным, невежливым говорить по телефону при ком-либо, не отойдя хоть на символическое расстояние), или сначала выехать, а потом уже говорить, не тратя время.
- А на чем ты едешь?
- Господи, да хоть на метле! Это никого не волнует, сейчас важно лишь то, как скоро я буду!
...
- Я вспомнила, я же тебе хотела фотографию показать. Рентгенку. Очень интересную. Неля просила, это ее сына.
- А чем она должна мне быть интересна?
- Тебе - как стоматологу. Мне и то любопытно, я там нашла кое-что. А вообще, потому что она просила. Наши, из республиканского центра, сказали, мол, все хорошо, и отправили их домой. А их местный врач оказался другого мнения. Я с ним согласна.
- Понятно, никто возиться не хочет, проще сказать, что все хорошо, так всегда.
- Не успеем теперь. Стоять у дома и разбирать - долго. Давай я ее тебе по вотсапу пришлю?
Выдержав паузу, уловив его напряжение, она продолжила:
- Я давным-давно знаю твой номер. Не говорила, потому что хотела, чтобы ты сам предложил. Когда-то ты по ошибке позвонил мне с другого, незнакомого номера, а у меня есть привычка сохранять все номера на всякий случай.
(Правда и ложь. Эпизод действительно имел место в самом начале, но, к сожалению, удалила она тот звонок. А номер вотсапа ей дала Катя относительно недавно. Но все-таки это было, значит, она могла сохранить тот телефон. Интересно, чего он больше боится - что ей известен номер, или того, что его дала сестра, и, следовательно, знает о них? Не так давно она призналась, что знает мама. Разговор тогда зашёл о Марте, о том, почему он не пишет ей больше со времени карантина. Максим отвечал нечто невразумительное, из чего самым правдоподобным звучало: "О чем мне теперь с ней говорить?" Лиля давно чувствовала необходимость озвучить эту мысль, и наконец, сказала, что ни Марта, ни сестра "не знают о нас", если вдруг причина его молчания на старую подругу кроется в страхе стыда - вдруг она в курсе. Для большей достоверности добавила: "Мама знает". "Да? И как она к этому относится?" - заинтересовался Максим. "Нормально. А почему она должна плохо относиться?" "Тогда и сестра в курсе", - вздохнул он. "Нет", - покачала головой Лиля. - "Ты не знаешь маму. Она, наоборот, боится, что я проговорюсь Кате." Кажется, это его успокоило тогда.
- Я всегда отдаю себе отчёт в том, что я делаю. И помню, откуда звоню.
В голосе звучал убийственно спокойный металл. Значит, таки, это принцип, а не случайность. Значит, нарушила тщательно оберегаемую им границу. Почему, что такого в этом несчастном вотсапе?! Все по нему общаются, тот же телефон, только с возможностью бесплатно писать длинные сообщения, а не только звонить по безлимиту Мегафона. Штирлиц противный с манией преследования!
- Это было очень давно. Я тогда тебя не узнала. Спросила: "А кто это?" Тогда я еще могла тебя не узнать.
- Пять лет назад?
- Да.
- И что он ответил? - скучным голосом допрашивал Максим. Такой голос делался у него при самых серьёзных ссорах. - Ну, ты спросила, кто это, и что он ответил?
- "Кто-кто, Реутов Максим Леонидович".
Она помнила это, как вчера. Странно, даже тогда для нее был приятен и важен его звонок, хоть он еще был для нее только врачом и знакомым сестры, хоть и умудрилась не узнать. Предчувствовала? Вот то, что удалила номер - это было странным, нетипичным для нее.
Кажется, он поверил. Или просто больше нечего было сказать. Небось думает, каким идиотом был, как же сумел так опростоволоситься. Не выдумала бы она целую историю. Наверное.
- Так что? Послать снимки?
- Да покажи, пока едем. Я быстро смотрю.
- Сейчас найду.
Целью было сказать про вотсап, а не именно сейчас рентгенки послать. Чтобы привык к этой мысли и успокоился. И заодно понял, сколько времени она, зная номер, не пыталась ему писать. И снова не будет. Так что он может жить спокойно - она вовсе не собирается ежедневно доставать его трактатами писем. Пусть позже, в спокойной обстановке, подумает об этом. Если, конечно, с перепугу не сменит номер.
- Куда смотреть?
- Верхняя тройка и вокруг нее.
- Ну, пломба странно поставлена, будто отдельно от зуба. Канал запломбирован плохо, считай, никак. Зубы странные. Не молочный ли клык?
- Да ему двадцать лет, какие молочные!
- Не кричи, всякое бывает. Я как-то тридцатилетнему удалял молочные. Корни такие недоразвитые, узкие.
- Обалдеть. Мне тоже показалось, что зубы странные, и скособочены набок, и узкие какие-то. Но молочные...
- Над двойкой затемнение. Видишь? Там киста. Периодонтит хронический. От того, что тройка так плохо лечена, скорее всего. Значит, надо срочно лечить двойку, может быть придется удалять оба.
Затемнение Лиля видела с большим натягом, она бы не восприняла это как патологию. Казалось, там просто естественно более темные ткани, по сравнению с зубом. Позже, дома, всмотрясь, она поняла, где киста - канал корня заканчивался темным прямоугольным расширением, на которое она не обратила внимания. Ее вообще другая вещь интересовала.
- Одонтогенное, кальцийсодержащее образование между корнями. Может, из-за воспаления появилось. Тут уже надо компьютерную томографию, разбираться, что это. Может, ретенцированный зуб.
- Вот! Про это ей и сказал местный врач; и что его, мол, надо удалять. И я вижу этот зуб! Дополнительный. Корень идет в гайморову пазуху, да?
- Погоди пока, не отвлекай! На светофоре встанем сейчас, и поглядим.
Оторвавшись от снимка, Лиля обнаружила, что в данный момент они, оказывается, обгоняют пару автомобилей.
- Не уверен, корень ли это. Возможно. Может быть, артефакт, или еще что-то.
- Его надо удалять? Оперировать?
- Лучше не трогать. Если боль из-за периодонтита, надо лечить двойку и тройку, или удалить. А там... пусть он себе сидит, этот зуб, если жить не мешает. Оперировать - это же всю челюсть разворотить, с какой стороны тут подбираться, не знаю. Сколько это заживать будет.
- И я гадала - кто оперировать будет, лоры или стоматологи. Да. Грустно. А часто такие зубы встречаются?
- Да, очень.
Чёрный бумер свернул во дворы и поехал медленней.
- У вас тут "Пятёрочка" ведь внизу? Заеду, хлеба шуйского куплю в бумажном пакете. Я и не знаю такого; бабка просила.
Лиля продолжала смотреть на снимок в телефоне, в котором грустно пела Глюкоза про "Вот такую любовь"; ритмичная и плавная мелодия гармонировала с движением машины. Не зря спросила. Вердикт Максима отличался от всех врачей, даже от Катиного, которая тоже обратила внимание на незапломбировнный канал, а не только странное образование наиболее. По вотсапу, конечно...
Как можно было сказать, что все в порядке, и отправить парня домой, не лечить столько времени?! Ох, пусть Неля разбирается с этим, у нее хватает сил на суды и подобные разборки, Лиля способна только удивляться и расстраиваться.
- Ох, блин, крыса пробежала под машиной! Сиди пока.
- Крыса. В нашем дворе. И даже не ночью! - Лиля расстроилась еще сильнее.
Мимо них, по дворовой дороге, ведущий вверх, промчалась темно-серая машина. Лиля не обратила на нее особого внимания, и не поняла, почему Максим так разозлился.
- Сука! На такой скорости! А если бы ты выходила?!
- Он слишком быстро ехал? Близко? Я не заметила как-то. Видно же его было.
- Конечно! Он не затормозил бы, несся, как... Если бы дверку открыла, снес бы ее, и тебя!
Помолчав несколько секунд, добавил, отчётливо выговаривая каждое слово:
- Урод. Козлина! Сволочь. Пид...с!
Лиля не тешила себя надеждой, что Максим разволновался из-за нее сильнее, чем из-за дверки. Точнее, не так, - сильнее, конечно, но вряд ли именно из-за нее, просто переживал, как за любого человека, которого могло бы сбить машиной в принципе. И ей ситуация не виделась настолько опасной, как описывал Максим - она же видела приближающийся автомобиль, а на горку всегда вьезжают с разгона. Разве что, может, правда, слишком впритирку проехал?
Тем не менее, задерживаться дольше не было причин. И все это было вовсе не связано, просто ей так захотелось; случайно совпало с ситуацией. Ей давно хотелось, но она не смела... Потянулась к нему губами ("Вот сейчас отодвинется и скажет: "Не надо", или: "Соседи смотрят"..."). Он насмешливо подставил щеку: "Ой, ну пожалуйста!" Она скользнула по щеке, рассмеялась, и поцеловала в губы. Вышло неловко и коряво, вот только почему-то на это было наплевать абсолютно, а настроение поднялось у обоих. Она не сказала привычного: "Пока". Наконец-то они попрощались так, как надо. Только... не выглядело ли это действительно прощанием? Какая разница? Даже если так случится - то явно не из-за поцелуя. Но так лучше.
21.20
Она шла к подъезду, держа на губах поцелуй, пьяная от его вкуса. Первый поцелуй вне привычных стен. Телефон громко орал:
"Я на тебе, как на войне,
А на войне, как на тебе,
Но я устал, закончен бой,
Беру портвейн, иду домой..."
Высыпавшие из подъезда мальчишки начали радостно кривляться в танце, услышав ритмичную песню, и сейчас они не раздражали Лилю. Она одобрительно рассмеялась танцу дикарей, выключила музыку, и вошла в дом.
Прошло две недели. Она набрала его номер, а он сбросил звонок. Она мысленно умерла.