Туман. книга седьмая. глава двадцать седьмая

Олег Ярков
               

                ЭПИЛОГ.


                МОСКВА. РЕСТОРАЦИЯ «КРЫМ».


Знакомый, как близкий родственник, и уютный, как собственный кабинет приватный зал ресторации встретил наших героев разноблюдьем, разнозакусьем и разновиньем в тех необходимых объёмах, каковы просто обязаны расслабить собеседников за столом и украсить любой разговор.

--Право, господа, я ума не приложу, как вы это делаете? Совершенно не справиться с заданием, и при том идеально его перевыполнить! Либо это особый дар, либо новейшее слово в способах достижения целей. В любом случае … Карл Францевич, не волнуйтесь, на этот раз я сам проверил ваш стул. Он устойчив и удобен! Вам снова ….

--Привычка сидеть в этом зале на скрипящей мебели даёт себя знать! Но, в любом случае, я благодарю вас!

--Вот и славно! Тогда давайте приступим к закускам! У вас, - сказал господин Толмачёв проверяя, насколько хорошо отбрасывает блики лезвие столового ножа, - должно быть есть вопросы? Мы с господином Фсио ответим на все, которые не пересекут границу дозволяемого знания.

--Как я понимаю, ограничения с нас не сняты? – Полюбопытствовал Модест Павлович, наливая вино из пузатой бутылки. – Не заслужили?

--Иногда ваша прямолинейность умиляет, - принял на себя право ответа Андрей Андреевич, - но она стала повторяться.

--Она, как вы изволили выразиться, повторяется только тогда, когда упирается в черту дозволенного, - мягко и по-дружески сказал штаб-ротмистр, наливая вино в бокал господина Фсио, перегнувшись через стол.

--Милейший Модест Павлович! Эта черта исчезнет тут же, как только вы сумеете этого захотеть!

--Теперь уже меня умиляют ваши обтекаемые фразы, кои могут быть применимы и к поражению в войне, и к нудному, не прекращающемуся дождю.

--Что ж, тогда предложу вам умилиться ещё больше, услыхав от меня слово «выгода». Она, - Андрей Андреевич провёл перстом по верхней кромке бокала, - круговая и взаимовыгодная. Тут мне предстоит признать, что наша выгода значительнее вашей. Я не слукавлю, если скажу, что на ваше место у нас найдётся достаточное число исполнителей, с радость, с неподдельной радостью давших согласие на выполнение любой нашей просьбы, правда в диапазоне «от сих и до сих». Но нам выгодно иметь дело с вами, поскольку конечный результат ваших действий с лихвой перекрывает ещё несколько заданий, пока ещё вами не полученных.

--Хорошо, господин Фсио, я в полной мере умилён, теперь наставьте мои мысли на пусть истинный!

--Не стану, господин Краузе, наставлять вас не моё дело, а только ваше.

--Вот скажите мне на милость, Александр Игнатьевич, как можно вести беседу с человеком, так стойко уходящим от прямого ответа?

--Легко, Модест Павлович, довольно будет того, чтобы вы не слушали, что говорит Андрей Андреевич, а слушали о чём он говорит!

--У вас здесь подают вполне приличное винцо, что скажете, Кирилла Антонович? Конечно, тут не Тамбов, но винцо приличное! Прикажите подать ещё бутылочку, и я соглашусь вникнуть и в то, и о чём говорит постоянно увиливающий от точных ответов господин Фсио!

--Любой прямой ответ суть прекращение мыслительно процесса и переход к активным, очень часто не продуманным, действиям. Я же предлагаю не на миг не прекращать думать, что вы сейчас только учитесь делать, и навсегда отбросить эту схоластическую болтовню о прямых и однозначных ответах.

--Андрей Андреевич, я вас не перебивал! Прошу, продолжайте!

--Я сейчас наслаждаюсь вином, так высоко оцененное с Тамбовских высот.

--И как?

--Превосходное вино! Пожалуй, я выпью ещё. Нальёте?

--Всенепременно!

--И опять про ответы. Подумайте, для чего вам в трёхлетнем возрасте нужен собственный конь? Вы управитесь с ним в одиночку? Даже предположив, что вы, трёхлетний, лучше всех своих сверстников знаете о том, что лошади используются для перевозки людей и тяжестей, что они незаменимы на крестьянском подворье, что они первейшее дело в армии … вы управитесь с конём, обладая только этими знаниями?

--Пока я понял, что вы меня пристыдили.

--К этому я как раз и не стремился! Моё желание просто – дать вам понять, вы расслышали это слово «понять», что знания о лошадях - это пустота, которую возможно заполнить только опытом, личным и анализируемым! Сейчас вы только накапливаете опыт, иногда даже не отдавая себе отчёт в том, что вы делаете! Каждое дело, в котором вы принимаете участие, не походит на предыдущее и, казалось бы, приобретённый вами опыт будет так же различен. Но думать так – не ошибка, это обман! Опыт превращается в устойчивое и ясное понимание мироустройства, вертящего перед вами своими не похожими сторонами.

--И ….

--Вот никаких «и»! Ваша незамысловатость в принятии решений до сего дня спасала ваш маленький отряд от поражения, если не пользовать более драматическое слово. Кирилла Антонович пытается понять происходящее, перестраивая его под себя. Карл Францевич действует интуитивно, достаточно вспомнить случай с ведром. Вы же, Модест Павлович, действуете прямолинейно, оттого и удачно! Скажите, вы же сразу поняли опасность от приходящих на привокзальную площадь людей, которые ещё и молчали? А теперь отвечайте, обратили бы внимание на молчаливо шествующих английцев сотники, бывшие с вами на площади? Рыков и Точилин, так их зовут? И это при том, что военного опыта и отваги у них в достаточной мере! Но без вашего опыта они исполнители «от сих и до сих». И последнее перед тем, как я снова попрошу вас наполнить мой бокал. Вам надлежало в Симферополе разведать - каким образом паровоз с составом вагонов из Таврической губернии оказался на станции Остров? А что мы получили от вас? Дитца, который и устроил это перемещение в пространстве. Признаюсь, на это мы даже и рассчитывать не могли! Вы устранили зловредную во всех отношениях Зинаиду Полухину, по вашей милости так и не успевшую навредить губернским властям. Именно вы, прямо или косвенно, прекратили работу ИндоЕвропейской компании, чья работа по прокладке телеграфного сообщения составляла от силы четверть их основного занятия – шпионажа. Назову и сопутствующие ваши «подвиги» - уволен полицмейстер Гармасар, давно подкупленный английцами. Весьма скоро начнётся строительство дома офицерского собрания. Толчком к этому было ваше присутствие в нужном месте и в самое удачное время! И, хотя для вас это окажется довольно сумбурной информацией, вы дали шанс Ду-Шану выполнить одно щекотливое дельце, висевшее над ним, словно проклятие, без малого восемь месяцев. К слову, от очень лестно отозвался о ваших способностях, назвав вас триединым воином. В подобных похвалах Ду-Шан ранее замечен не был. Ни в чей адрес.

--Ни черта я не понял … простите, это вино виновато, оно просто превосходно! Могу ли я купить дюжину такого вина для себя? Мы дома триедино … э-э … насладимся.

--Поймёте! Думайте, слушайте и сопоставляйте – вот ваш путь, который никогда не пересечёт черта недозволенного!

--Тогда – ваше здоровье!

Едва соприкоснувшиеся бокалы зазвенели, разгоняя нечисть над столом и радуя слух ужинающих господ.

--Мне, Андрей Андреевич, почти всё понятно в Симферопольском деле, - мягко, дабы не нарваться на критику господина Фсио, так обильно орошённую добрым вином, проговорил Кирилла Антонович, - кроме, пожалуй, одного – как Дитц распознал меня и Модеста Павловича на площади … я же рассказывал! Ну да, ну да! А как же Карл Францевич и Вальдемар Стефанович, тоже бывшие там, остались без присмотра?

--Надеюсь, - Андрей Андреевич совсем чуточку улыбнулся, тут же превращая своё лицо в маску скорбящего мужа, - что вы не ожидаете от меня прямого ответа?

--Нет-нет-нет! С прямыми ответами пожалуйте ко мне! – С деланной строгостью выпалил штаб-ротмистр, стараясь не глядеть в печальное лицо господина Фсио.

--Тогда вообразите, Кирилла Антонович, что вы живёте в доме, в коем, кроме вас, проживают ещё человек, эдак, двадцать ваших родственников. И ещё у вас имеется собака по кличке … пусть будет Финик. Однажды начался сильный дождь, намочивший вашего пса. Теперь я прошу ответить – как вы узнаете, кто из домочадцев был на веранде в тот час, когда ваш Финик, в попытке укрыться от дождя, забежал на ту же веранду?

--Спрошу у домочадцев.

--Подобные разговоры условием задачи не дозволяются!

Помещик откинулся на спинку стула, поднёс правую ладошку к шраму на щеке и задумался.

--Если бы я был тогда в том же доме, - с хмельным оттенком в голосе сказал Модест Павлович, - я бы вмиг определил!

--Позвольте спросить, а как?

--Разрешите, Кирилла Антонович?

--Сделайте одолжение!

--Ваш Финик, забежав на веранду, стал бы отряхиваться. На чьём платье окажутся грязные капли, тот и попался!

--Я просто в восторге!

Это воскликнул господин Фсио, по-детски радуясь такому ответу.

--Однако, - оборвал общую радость гоф-медик, -там могли быть и те, кто спрятался бы от брызг за спины других, скажем, дамы. Вот они бы и выдали своё присутствие на веранде смехом и весёлым пересказом той оказии остальным домочадцам. Они бы стали перебивать друг дружку, постоянно добавляя всё новые бестолковые подробности.

--Теперь мне становится понятным такое разрешение моего же вопроса, а именно – люди, вовлечённые в какое-то серьёзное предприятие, суть те, на кого попали капли воды от пса. Но присутствуют и иные, так сказать привлечённые, кои подсмеивались и переговаривались. Как я понимаю, на вовлечённых имеется неких знак, отличающий их от всех прочих. И уж коли сыщется умелец читать те знаки, то станет возможным вычленить из множества людей своих настоящих вовлечённых.

--Браво! Вот браво, так браво!

--Вы считаете, Андрей Андреевич, что Кирилла Антонович прав?

--Ни в коем случае! Однако по пустословной подсказке было выбрано верное направление для размышлений.

--И откуда такой восторг, если я «ни в коем случае»?

--А оттуда, что мне посчастливилось в общении с вами пропустить, как минимум, парочку часов изнурительного обучения правильным выводам по намёкам пространным и подсказкам словоблудным!

--Тогда … за прилежного студента сдвинем бокалы? Или мне стоит сказать то самое в утвердительном тоне?

--Оставьте вино в покое, господин Краузе, и послушайте не намёк, но правило, сделанный правильный вывод из коего может не раз спасти ваши души в опасных приключениях! Итак, первая ступень сложности правила – внимательность. Брызги от пса на платье, желание стряхнуть попавшие капли на одежду и неустроенность в поведении дадут вам искомый ответ на мою задачу. Другая ступень – наблюдательность. Вы подмечаете жесты и мимику людей вас окружающих. Третья ступень – психология, то есть отклонение от привычного поведения людей. И последняя, высшая ступень – обычная магия. Тут вам будет дано увидеть изменение окраски человеческой оболочки. Со временем вы обретёте способность различать уже не цвета, а оттенки той оболочки. Вместе с этой способностью вы станете понимать, что именно супротив вас затевается, и кто именно затевает. С такими способностями вы получите в руки дар изменять ситуацию вокруг себя.

Господин Фсио взял бокал двумя перстами и покачал его из стороны в сторону, любуясь перекатом остатка вина меж тонких стеклянных берегов.

--Значит, сейчас за студента?

Бокал опустился на стол и тут же лихо переметнулся в бок на расстояние, не досягаемое для вездесущей винной бутылки.

--А для того, чтобы только начать представлять себе магию, вам всем, господа, предстоит досконально овладеть первыми тремя ступенями с таковой прилежностию, дабы ни самый наблюдательный человек, ни искушённый знаток мимики и даже профессорского звания доктор, подвизающийся в психологической науке, не смогли бы догадаться, что именно на вас попали все капли с шерсти отряхивающегося Финика.

Андрей Андреевич потёр глаза, устало выдохнул и продолжил
.
--Работа над собою многажды сложнее борьбы с хитромудрым врагом. От этого факта не отмахнуться … никому. Сейчас же, как бы странно это не прозвучало для одного из нас, стоит выпить вина, но за трёх студентов, примерно прошедших ещё один курс обучения. Сложнейших курс, оттого и полезный!

--Карл Францевич, - обратился к доктору господин Толмачёв, - мне кажется, что вам есть что спросить. Не ждите своей очереди, хотя ваша сдержанность лишний раз говорит о вашем благородстве. Спрашивайте!

--Благодарю! Меня … нет, не беспокоит Дитц, ни в малейшей степени не беспокоит! Меня интересует его состояние. Знаете, а ведь тот набор медикаментов, что извлёк из-под стола Ду-Шан, оказался вполне достаточен для спокойной транспортировки английца сюда. Тут, как бы это не прозвучало, но попахивает магией, о которой говорил господин Фсио. Саквояж-то был мой, а медикаменты в нём не из моего списка! И вот ещё, что интересно, и дозы, и инструментарий и сам подбор препаратов просто-таки идеальны для случаев тяжкого ранения и последующей ампутации.

--Магия, дорогой Карл Францевич, многогранна, а для благих целей ещё и своевременна, - вставил свою почти житейскую мудрость господин Фсио.

--Вот видите, дорогой наш доктор, как почти поговоркой вам был дан ответ на ваш трёхсложный вопрос. Но, сегодня у нас вечер отдыха, а не занятий, поэтому на что-то отвечу вкратце. Считаю, что благодаря исключительно вашему уходу, и только потом благодаря препаратам, англицкий не гость в здравии. Остальное об этом господине находится за чертою дозволенного. Тут, Модест Павлович, уж не взыщите! Ду-шан, обладающий кое-какими особенными способностями, что-то предвосхитил, что-то подправил и полностью подготовился к таковому ходу событий, которое и удовлетворило вас, и не насторожило.

--Это как понимать – не насторожило.

--Вернувшись с поля сражения вы должны были быть уверены, что это дело вы завершили сами, своими руками. Не принимайте, как недоверие, но делалось это для усиления самооценки.

--Ну да, мы своими руками, а кто-то чужим палашом, - проворчал тихо штаб-ротмистр, хотя эти слова были всеми услышаны, а Андрей Андреевич даже попытался улыбнуться.

И тут же встрепенувшись, Модест Павлович продолжил.

--Верно ли я понял, что этот Ду-Шан, который маг высокой степени … этой … выдержки, всё заранее знал?

--Не вдаваясь в подробности отвечу утвердительно.

--И ничего не сделал для того, чтобы не допустить пару дюжен смертоубийств, не считая жертв погрома? И после этого вы говорите о нём с благоговейным придыханием!

--Иногда, Модест Павлович, совсем иногда не будет лишним припомнить некие азы, с которых началось и ваше, да и наше общее бытие. С Создателя, сотворившего нас по образу и подобию своему. Сперва вслушайтесь в его имя – СОЗДАТЕЛЬ. Следует из этого вывод, что и мы, являющиеся его подобием, суть создающие человеки? Лично я считаю, что да, и с иной точкой зрения даже не стану ознакамливаться. Теперь стоит упомянуть о тех жертвах, в коих был уличён Создатель. Вы не поможете мне в этом?

--Ну … потоп, потом … Вавилон, Иерихон ….

--Сцилла и Харибда, - тихо промолвил гоф-медик, отворачиваясь в бок, чтобы утаить улыбку на лице.

--Чего?

--Я говорю Содом и Гоморра.

-- За это, доктор, я вам не налью вина! Вон, сельтерской побалуйтесь!

--Господа, господа, не увлекайтесь! Модест Павлович, я спросил о Создателе, а не о Господе, который совсем иной персонаж. И да, не старайтесь, ничего вы не припомните, ибо нет таковых жертв, а есть помощь нам, человекам, создающим что-то в своей жизни, либо борющимся супротив тех, кто нам мешает. Однако великим числом насчитаны и те, кто готов украсть дар Создателя, иначе говоря убить ближнего. И нет достаточно весомого повода для этого, иногда довольно какого-то призыва, какой-то фальшивой идеи, чтобы началось повальное смертоубийство, приносящее удовлетворение от самого деяния. Такие люди суть вторичное звено в цепи бытия, и значение их жизни также вторично в данном воплощении. Тот, кто убивает по причинам весьма скудного смыслового наполнения, скоро сам становится жертвой. Это устроение жизни, а не прихоть Ду-Шана. И это верно для всех времён. А не может так статься, что мы с вами, Модест Павлович, призваны навести порядок в своём времени жизни? Как считаете?

Вечер не торопился к завершению. Застолье продолжалось, разговор с быстро меняющимися темами не смолкал. Часы, с запертой в своей светёлке кукушкой, по-прежнему отсчитывали секунды до следующего, хотя верным будет сказать нового дня, который …. Нет, не станем забегать вперёд, а позволим нашим героя ощутить каждое мгновение, наполненное теперешним событием жизни, а не предвосхищением грядущего.

Потому, господа читатели, позвольте откланяться, и проститься с вами, поскольку уж близится позднее время. А я, пожалуй, ещё посижу с нашей замечательной троицей, да послушаю их беседу. Вдруг узнаю что-то эдакое, доселе утаённое? Потом будет что вам рассказать. Добрых вам ночей!