Исторические статьи белгородского краеведа Анатолия Дмитриевича Жучкова привлекают внимание своим собственным взглядом на события легендарные, тем что он выступает против устоявшихся, освящённых временем трактовок «Слова о полку Игореве», даёт собственную версию этих событий, выдвигает свою аргументацию. Что значит мнение одного человека против устоявшейся научной и литературной традиции? Однако старинная мудрость утверждает, что истину часто говорят одиночки, а толпа вторит заблуждениям.
Мы расскажем о статье нашего краеведа «Не по замышлению Боянову» от 25.09.2004 года (Сборник «Тайны земли Бояновой», издательство «Отчий край», Белгород, 2010), где он представляет свой взгляд на Вещего Бояна, в контексте своей трактовки похода князя Игоря Святославича, расскажем, как мы её понимаем, сократив общие места статьи, излишние подробности, которые находим не важными для журналистской заметки.
Первые четыре предложения
«Слово о полку Игореве» писалось «не по замышлению Боянову», но этот намёк, понятный современникам «Слова...» был превратно понят их потомками через восемь веков. Почему?
«Не понимаются нюансы исторического времени, о котором говорится в «Слове...»: отличие христианской идеологии XI века от христианской же идеологии XII века». Также не понимается «география и цель похода князя Игоря, хотя в «Слове...» она ясно обозначена: «Поискати града Тьмутороканя или испити шеломом Дона» (Донца). Хотя русский язык говорит, что это равнозначно, то есть град Тьмуторокань, с его пещерным монастырём, и река Донец находятся в одной местности, недалеко друг от друга. (Северский Донец в те века назывался Малым Доном или просто Доном. В таком случае поход князя Игоря становится очень реалистичным и теряет фантастические цели и невероятный масштаб, которыми наделяют его сегодня историки. - В.К.)
Другая «неприятная тенденция» - не понимание личности Вещего Бояна. Проанализируем начальные четыре предложения «Слова...», ибо именно «их поверхностное прочтение и превратное толкование приводит к искажению понимания времени и смысла великого произведения». Вот древнерусский текст этих начальных строк.
Не лепо ли ны бяшеть, братие,
начати старыми словесы
трудныхъ повестий о пълку Игореве,
Игоря Святъславлича?
Начатии же ся тъй песни
по былинамъ сего времени,
а не по замышлению Бояню.
Боянъ бо вещий,
аще кому хотяше песнь творити,
то растекашется мыслию по древу,
серымъ вълком по земли,
шизымъ орломъ подъ облакы.
Помняшеть бо, рече,
първых времен усобицы.
В первой строке интересен давно исчезнувший из русского языка глагол «бяшеть». «Словарь древнерусского языка XI – XIV веков» среди множества его смыслов называет такие: «совершить, исполнить, осуществить». Помня о возвышенном стиле автора слова, можно перевести «бяшеть» как «рассказать в письменной форме».
«Интересно также слово-обращение «братие». Это обращение автора, или авторов, текста в первую очередь к братьям-монахам. Трудоёмкое производство книг, летописных и церковных текстов, было тогда делом коллектива монахов. Среди них был, конечно, и руководитель, о котором рассказывает летописец Нестор в «Житии Феодосия Печерского»: «Многажды же великому Никону седящу и строящу книгы и блаженному въскрай его седящу и прядущу вервие еже на потребу таковому делу. И се еще ми исповеда единъ от братиа, именем Ларион. Беяше бо книгам хитр писати, и съи по вся дъни и нощи писаше книгы в келии блаженного отца Феодосия, оному же Псалтирь поюшу усты тихо и руками прядуща вълну или ино кое дело делающу».
Во второй строке важны слова «старые словесы». «Они означают, что рассказ будет вестись с употреблением старых языческих «словес». В общем смысле, первое предложение является обращением к монашеской братии с извиняющим автора вопросом за употребление языческих слов. Иначе он поступить не мог: перед ним лежит текст поэмы Бояна Вещего о походе и гибели Тьмутороканьского князя Романа Святославича Красного в 1079 году. Боян вдохновляет автора «Слова...» к написанию этого самого «Слова о полку Игореве, Игоря, сына Святославля, внука Ольгова». Поэма Бояна (1050-1088) была написана в старом языческом стиле, и автор вынужден этому стилю подражать.
Второе предложение, «Начатии...», является ключом к пониманию отличия времени Бояна от времени автора «Слова...». В «Слове...» есть пространный рассказ, как Боян замышлял и исполнял свои песни: «Свои вещие персты на живые струны воскладал», то есть исполнял свои песни под аккомпанемент гуслей. А по «былинам сего времени» - это напоминание о том, что во времена написания «Слова...» исполнение «песен» светского содержания монахами, с введением в монастырях Студитского устава во времена игуменства Феодосия в третьей четверти XI века, строго воспрещалось.
Третье предложение даёт характеристику Бояна и его времени. Оно содержит «пресловутую по нелепости перевода многими поэтами строчку «растекашется мыслию по древу». Более того, она стала уже устойчивым идиоматическим оборотом негативного смысла, а ведь этим наши поэты-перелагатели «Слова» отказывают Вещему (!) Бояну в «способности мыслить»! Что на самом деле означает эта строчка?
Когда Боян «творил» свои песни, он «помняшеть бо, рече, първых времен усобицы», то есть он растекался у автора «Слова...» мыслью по библейскому «Древу ведному» или «Древу познания добра и зла». Метафора с «деревом» в таком смысле понимается веками, на разных языках, как «размышление о жизни, о добре и зле».
Поэт А. Майков в XIX веке переводит эту строчку вот так: «Быстрой векшей по лесу носился»... это Вещий Боян! А кто же тогда рассказывает об усобицах первых времён в русской земле в образах: «серым волком по земле» или «сизым орлом под облаками»?
Но традиция сложилась, и современный поэт И. Шкляревский переводит эту строчку так: «растекался белкой по дереву». Способна ли вообще на это белка? «Словарь русского языка» сообщает: «Растечься - излагать что-либо пространно, излишне подробно», и эта строка из «Слова...»: «растекашется мыслию по древу» - говорит о пространном размышлении Вещего Бояна о смысле жизни, но не о скачущей белке или пустом многословии.
«Тёмные места»
Многочисленные толкователи «Слова...» не устают повторять, что в его тексте имеются «тёмные места», которые были понятны его современникам, но сегодня совершенно непонятны. Со времён А.С. Пушкина к этим тёмным местам относят и четыре первые фразы «Слова...», первые его строки.
По сложившемуся мнению, в начальных предложениях содержится противоречия: в первом предложении автор «Слова» предлагает «братьям» начать повесть «старыми словесы», а во втором - «начатии... по былинам сего времени, а не по замышлению Боянову». Эту коллизию современные исследователи устраняют по-разному, вплоть до отрицания вопросительного смысла первой фразы, и выворачивают её наизнанку, например: «Негоже было бы нам, братья, начать старыми сказаниями трагическую повесть о походе Игоревом...» Почему же «негоже»? Ведь далее в «Слове» используются мотивы и стиль старых, времён Бояна, сказаний и «старые словесы» - языческие слова.
Вышеприведенная фраза — из сочинения известного филолога и литературоведа Ю.М.Басова «Слово о полку Игореве. Текстологическое исследование» («Звонница», № 5, 2004). В этом «текстологическом исследовании» Басов подвергает собственной текстологии и семантике уже установленный текст литературного памятника для научного издания под редакцией академика Д.С.Лихачёва.
При этом Басов часто ссылается на поэтов-перелагателей «Слова» и правит текст не только Лихачёва, но и текст «Слова» XII века. В то время как «текстология — это отрасль филологии, занимающаяся установлением точного текста литературных памятников для научного изучения», а «семантика — это смысловая сторона языка, отдельных слов и частей слова».
Приведём пример одного из многих басовских «исследований». Вот текстологически установленный текст фрагмента о ночном побеге князя Игоря из половецкого плена, в котором автор «Слова» усиливает драматизм события, изображая ночную бурю.
Прыснуло море в полуночи,
идут смерчи тучами.
Игорю-князю бог путь указывает
Из земли Половецкой
в землю Русскую,
к отчему золотому столу.
Текстологическое же исследование Басова следующее: «Слово «прыснуло» следовало перевести «расплескалось» или «разыгралось», смерчи — скорее «туманы», чем «смерчи». Окончательный вариант текстологического исследования Басова:
«Расплескалось море в полуночи,
Клубятся туманы облаками».
Здесь он, пожалуй, превосходит поэтов-перелагателей, игнорируя семантику глаголов «прыснуло» и «расплескалось», они совершенно разные по характеру действия: «прыскает» море в бурю, а «плещется» в тихую погоду; в полночь туманы вообще не клубятся, а клубятся они в тихую погоду. Но Басов «текстологически» превращает авторскую бурю в «Слове» в тишь да гладь.
(Кстати, «море» в этом фрагменте «Слова» - это озеро «Лиман» рядом с Донцом в ныне Луганской области, оно есть и поныне. «Лиман» - на тюркском (половецком) языке означает «море», и русские в те века называют на тюркский манер большие водоёмы - «морем». Битва князя Игоря с половцами проходила «у луки моря», то есть у луки моря-озера Лиман, здесь, в этой половецкой земле, был пленён князь Игорь, это и есть сказочное «Лукоморье», которое поэты и историки ищут до сих пор на Азовском море и по всему свету. А.Д Жучков приводит аргументы в пользу этой версии в других своих статьях. Такая локализация «моря» делает поход князя Игоря реалистичным и осмысленным, в то время как историки представляют его фантастическим и бессмысленным походом на берег Азовского моря. - В.К.)
Перевод А.Д. Жучкова
Вот перевод нашего краеведа приведенных выше четыре начальных предложений «Слова».
Не хорошо ли нам рассказать, братья, /извиняющий вопрос/
начав старыми словами, /с употреблением языческих слов/
печальную повесть о походе Игоревом,
Игоря Святославича?
Начаться же этой песне /придётся/
по былинам сего времени, /автор может только писать/
а не по замышлению Боянову. /Боян пел и играл на гуслях/
Боян же вещий,
если хотел кому песнь воспеть,
то растекался мыслию по древу, /по библейскому «Древу познания»/
серым волком по земле, /обозревал землю в образе волка/
сизым орлом под облаками. /обозревал землю в образе орла/
Вспоминал он, когда рассказывал,
Первых времён усобицы.
Как комментируют эти строки историки? Академик Д.С.Лихачёв (1970): «Боян - «вещий», он «внук» (потомок) языческого бога Велеса. Это «соловей старого времени». Боян сам слагал свои песни и сам их пел, сопровождая их игрой на каком-то струнном инструменте. Своё произведение автор «Слова о полку Игореве» противопоставляет произведениям Бояна: «Начатии же ся тъй песни по былинамъ сего времени (то есть по действительным событиям нашего времени), а не по замышлению Бояню». При всём своём уважении к славе и к величию Бояна, автор «Слова» подчёркивает неприемлемость для себя его «старых словес».
Д.С. Лихачёв даёт традиционное понимание нашими историками этих строк. Но откуда он берёт, что «автор «Слова» подчёркивает неприемлемость для себя его «старых словес»? - спрашивает наш краевед. Ведь он в первых строках заявляет, что будет писать «старыми словесы»! «И настолько украшает «Слово» этими «старыми словесы»,что некоторые историки считают его за это язычником». Во времена Бояна они употреблялись, а во время автора «Слова» вышли из моды — были под церковным запретом. В «Слове» упоминается очень много языческих богов: «внуки Велеса», «внуки Даждьбога», «ветры Стрибога», «Карны», «Жели», «Дива» и другие.
Откуда Лихачёв берёт, что «своё произведение автор «Слова о полку Игореве» противопоставляет произведениям Бояна»? - спрашивает наш краевед. Ведь далее поясняется: «Начатии же ся тъй песни по былинамъ сего времени (то есть по действительным событиям нашего времени), а не по замышлению Бояню». Автор «Слова» описывает события своего времени, начитает с них, но большая часть «Слова» посвящена событиям столетней давности — времени Бояна, «от старого Владимира до нынешнего Игоря», то есть о событиях языческих времён. И выполняет своё обещание, но в письменном виде, а не игрой на гуслях «по замышлению Бояна».
Нас же уверяют почему-то, что автор «Слова» говорит только «о действительных событиях своего времени», чем и противопоставляет себя Бояну, как бы из-за превратного понимания двух слов: «не по замышлению Бояню», которые говорят лишь о том, что автор не будет петь и играть на гуслях, что было уже запрещено монахам.
(Видимо, академик Лихачёв берёт эти противоречивые утверждения тоже от историков, в 1970-е годы спорить с историками, во главе которых стоял академик по Древней Руси Рыбаков, было бесполезно и контрпродуктивно. Только в 1992 году Лихачёв резко выступит против Рыбакова по поводу 1000-летия Белгорода, сказав, что «есть все основания считать, что Белгород был основан в 993 году», чем разрушит рыбаковскую концепцию Древней Руси. - В.К.)
История вопроса
События (былины) времени автора «Слова» - второй половины XII века (поход князя Игоря относится к 1185 году. — В.К.) действительно и очень сильно отличаются от событий (былин) времени Вещего Бояна — второй половины XI века, отличаются переменами в русском христианстве. В течение столетия шла борьба между сторонниками старорусского христианства и провизантийского. Эта борьба продолжилась и с вокняжением на Киевском столе провизантийских князей Всеволода Ярославича и его сына Владимира (Мономаха).
Старое русское христианство (с элементами язычества, «старых словесов». - В.К.) дольше всего сохранялось в Тьмутороканьском монастыре, оттого этот монастырь и вся тьмутороканьская земля и её князья оказались изгоями в «мономаховских» летописях и в русской истории. Подвело свою черту под всем этим, очевидно, татаро-монгольское вторжение в XIII веке.
Автор «Слова» не был язычником, но был «старовером» своего времени, таким же как и Вещий Боян. Личность Вещего Бояна считается легендарной, но есть основания считать, что он был монахом, современником Великого Никона, они были знакомы, может быть, это было вообще одно лицо. Два таких великих человека в одну эпоху — большая редкость. (Автор в других своих статьях приводит аргументы в пользу этой версии. - В.К.)
Десятилетнее пребывание Великого Никона (1078-1088) в должности игумена Киево-Печерского монастыря наши историки называют «тёмными годами»: все письменные источники тех лет были уничтожены, видимо, провизантийцами. (До этого назначения Великий Никон был игуменом Тьмутороканьского монастыря, главой "старорусской языческой" партии и противником "провизантийской". - В.К.)
Автор «Слова» нечего не противопоставляет Бояну, это особенно понятно, если он был ещё и Великим Никоном. Автор «Слова» подражает ему, заимствует слова, фрагменты и целые абзацы из его творений: он был в душе тоже старовером, но новым церковным уставам подчинялся, поэтому не мог петь светские тексты, но мог записать летописные тексты светского содержания. В этом было отличие «былин» времени Вещего Бояна от «былин» времени автора «Слова», «не замышление Бояню».
Современные интерпретации «Слова»
Поэт Игорь Шкляревский издаёт книгу «Читаю «Слово о полку...» (1991): «Автор «Слова» противопоставляет свою аскетическую позицию растекающемуся белкой Бояну. Не приемлет его витийствования. Но благородство и гений автора не позволяют ему перейти к грубой полемике, лишить Бояна эпитета «Вещий». Струны Бояна рокотали князьям славу — автор «Слова» величаво осуждает их за ограниченность и слепоту».
Эта сегодняшняя «ограниченность и слепота» поражает... Шкляревский не обременяет себя благородством и «запросто лишает Бояна эпитета «Вещий» и присваивает ему эпитеты «ограниченный и слепой». А.Д.Жучков называет подобные толкования «Слова» - «словоблудием», а мы - ещё и современным невежеством.
Виктор Каменев,
лауреат премии имени Б. Полевого журнала «Юность» за 2006 год
20.08.2022