Правозащитка из уголовки от ментовки

 
          Общественных дел мастер уровня специалиста от гинекологии до проктологии,  рвущийся к политической власти и прикрывающийся своими  общественными социально полезными делами, будто социальная жизнь государства отделена от политической,  желающий  включить и никак иначе, а только как русский человек, говорящий на родном языке и,  тем не менее,  именно включить  в головы молодёжи понимание, что история, правда, без упоминания, какая именно и  какая  конкретно история,  является наукой,  вдруг  взял и  создал свою партию, до того побывав членом в партии КПРФ, и  обозначив уже  свою партию, как свою общественную деятельность, он ведь был в первую очередь общественник, а потом только бывший мент, занимающийся  теперь правозащиткой, потому что  был к тому же  из своей  любимой  ментовки с уголовкой и административкой.
 
        Это потому, что  неожиданно  почувствовал  себя тем специалистом от гинекологии до проктологии, отучившись на  юрфаке, а следом,  несмотря на то своё «надо  включить в головы»,  решил   встать на ступень выше  и создал партию.

       Для чего? Ну, как для чего?  Сначала для себя, и это  понятно, а потом, уже как вопрос, ставший давно  риторическим, ибо как говорил небезызвестный всем Лев Троцкий, так кстати родившийся к сегодняшним  событиям, на Украине в городе Береславка:   “Никакая партия ничего не стоит, если она не имеет своей  целью захват власти”

          И был прав революционер Лёва Троцкий, так неудачно  ударенный ледорубом  и им же убитый,  но уже в Мексике,  потому что  любая партия непосредственно ставит перед собой задачу овладеть политической властью в стране или принять в ней участие через своих представителей в органах государственной власти и местного самоуправления.

          Но дело было даже не в этом, не в целях, обозначенных убитым,  так не кстати   ледорубом,   революционером Лёвой Троцким,  перед бывшим членом КПРФ  и сегодняшним общественником из ментовки с уголовкой,  а теперь ещё и  с  правозащиткой, а в  том, что после общения с ним, оставалось ощущение, как не крути, будто пообщался с булыжником, который перекрыл тебе дорогу к свету и к жизни,  или с  таким экскаватором,  вырывшим перед тобой  своим огромным ковшом   огромную яму с целью укатать тебя   в неё,  как в могилу, потому что, он, этот бывший партийный  член и такой же бывший мент, но совсем не будущий политик,  вечно  в своих суждениях был настолько  безапелляционен, настолько  уверенным  в своей правоте на все сто, видя чёрное, не допускал, что оно может быть белым и просто иметь разные оттенки,  постоянно размахивая восклицательными знаками в конце своих даже не речей,  а фраз, говоря, при этом почти стуча кулаком по столу для верности: ” Я так считаю! И  так есть!”.  Будто был он не ментом, пусть и бывшим,  а  вождём    югославских индейцев  из советских  фильмов  про индейскую,  не советскую,  честность  и справедливость,  Гойко Митичем, который тоже весь фильм только  и делал, что  произносил одну свою коронную фразу:  “Ха, я всё сказал!”, что означало, что он действительно всё сказал, и сказать ему больше нечего, ибо и говорить изначально  было нечего, кроме того громогласного “Ха.”
 
    И   потому его  “Важно включить в головы молодёжи понимание того, что история – это наука ”,  вообще не требовало никакого ответа, тем более с другим мнением, подразумевающим, что история,  это вовсе не наука, а больше мифология и прочее, потому что следом можно было услышать только одно “ Ха” на индейском, означающем  на русском   “Я  -   за научный подход, особенно в вопросах истории…”  “Особенно”, потому что он был за научный подход во всём, но в истории особенно.

  Историю   пилтдаунского  человека он не знал, он просто был с ним не знаком лично, с пилтдаунским человеком, не давелось,  и потому в этом месте дискуссии обычно  предпочитал молчать, так же как и с историей   Шлимана  и   его Троей, которая оказалась чистым вымыслом —   найденная и раскопанная  археологом  Троя, зато в качестве доказательства  своей правоты и честности, вывезенная на корабле  в пустых  ящиках на материк для демонстрации в  музеях.

  Но бывший мент  и сегодняшний специалист уже известно,  в каких областях, просто во всех, был же за официальную историю, называемую наукой, в которой нет места обману Шлимана, тем более, что  он и  с ним, как с пилтдаунским  человеком,   был не знаком, не успел, тот остался в прошлых веках, в которых не удалось побывать не только менту, но и  тем историкам, которые потом расписались в правдивости слов хитрого археолога - афериста, как  в своих собственных, тоже назвав это наукой,  хотя  на самом деле это была наука  обмана всей мировой  общественности,  и даже  не на уровне вранья кому-то одному  —  другу или жене, или козлу- начальнику.

    На любые доводы против его любимой официальной истории, опять без уточнения какой именно, но против, всегда говорил кому угодно, потому что был ещё и не затыкаем, что они путают пропаганду с настоящей, опять без уточнения  какой конкретно, даже если и  настоящей,  историей.

  При этом  сам   давно запутался  в идеях социализма, капитализма и прочих государственных  устройствах и идеологиях, что значит, будучи за “белых”,  ибо “красные” его родственников,  если не уничтожили, то репрессировали точно, рассказывая о том, как  его  семья прекрасно жила и трудилась до переворота 1917 года, а потом пережила репрессии большевиков в виде  раскулачивания, которое проводила деклассированная рвань и пьянь, как он называл  авангард коммунизма.

    Так что в его понимании  нормальная человеческая жизнь началась гораздо позже, когда светлые идеи коммунизма разонравились даже самим    членам  КПСС и КГБ и настали 90-е  с нищетой и голодом, с разграблением всей страны и продажей её на Запад, это и была та новая жизнь, которая пришлась по вкусу не только менту,  но и тем, кто в ней устроился на ура.
 
     Короче, тут у генетически  деклассифицированного элемента  всё произошло   почти, как у всех, но только он, этот мент   и специалист во всех областях, уже  почти учёный, подводящий под свои имеющиеся знания под названием “там-сям”  научную основу, без этого же и жизнь не жизнь простого человека, без научной основы,   при всей своей философии ума,   зачем-то в нынешние времена вступил  в партию “красных”,  называемую   КПРФ, а сам тем временем всё честил их идеологию вместе с  левой  повесткой, ратуя за правую.  В  общем,  запутался окончательно этот учёный без положенных знаний и дипломов,  и уже тут сказать “Ха,  я всё сказал” как   на индейском, так и  на русском,  не получалось.

    И потому он снова взялся за историю,  чувствуя  себя в этой сфере наиболее комфортно, как в родной,  почти ментовской среде, и ощущая  себя  в ней не просто  знатоком, а уже маститым учёным, который  мог  себе позволить смело сказать: “Надо  включить в головы молодёжи  понятие о том, что история это ….” ну и так далее,  при том, что принцип так называемых историков: “Давайте, изменим наше   прошлое к лучшему”,   который всегда будет использоваться в любой истории, не знал, но и его тоже сразу и навсегда, как то индейское “Ха” ,  считал пропагандой,   ещё  и потому,  что был твердолоб и упёрт, как баран, всё с силой бьющий витиеватыми рогами по одним и тем же  воротам, а потом, когда они не открывались, так же с силой стучал своим копытом о землю с угрозой проломить пласт земной коры, под которым историки с археологами уже не раз находили черепа не только пилтдаунского человека, но  и его же,  но лежащего вместе с мамонтом  где-нибудь в   самом  центре какой - нибудь современной  столицы мира, а вместо этого всё же находили  гумус из прошлого, который все  вместе потом  удачно рассеивали в настоящем специально для таких, как этот  бывший мент и, как стало понятно,  баран в одном лице.

  Он, стремясь в политику,   понятия не имел  о том, что та самая история, в которой он был ас из асов,  всегда была и есть на службе у политических государственных мужей, что она  их любимая продажная дама конъюнктурщица, и кто её заказывает, тот её и танцует.

   Не знал и потому продолжал в  своём бараньем стиле  стоять на своём, называя  историю наукой.

  Говоря про неё только так и не иначе:  “Я про науку,  конечно же, и  только за  доказательства, аргументы, документы, мемуары, разные источники информации и всё это  под беспристрастным научным изучением и с  аналитикой…”
 
      То, что мемуары, это тот жанр литературы, где их автор выставляет себя в лучшем свете, за которым следует всё  остальное в не лучшем,  не знал   и знать не хотел, потому в конце списка своих  аргументов  за  историю, как за науку, как всегда безапелляционно  заявлял,   точь в точь, как его любимый индеец из советского кино:  “Ха, я всё  сказал!”, что означало: “Короче, наука!  На все  100 процентов! “
 
    Но наука без доказательной базы, это всё же  не наука, а мемуары и прочее им  упомянутое, это не было таким же  доказательством, как дважды два четыре, что у ни у кого не вызывало сомнений, а вот  история, которую  за всё время её существования  ваяли все кому ни лень и на свой вкус, приводя цитаты людей из времён существования человечества  до нашей  эры, когда ещё и письменности не было, и записать сказанное кем-то не было возможности потому, если это и было, то был это испорченный телефон по нашим понятиям.

       Правда, всё это можно было и не говорить менту, который занимался вообще-то,  правозащиткой, как он сам называл свою общественную деятельность, был почти меценатом, правда,  никогда не упоминал на какие деньги вёл свою благотворительную меценатскую деятельность,  и потому мог смело тут же рядом каждый раз упоминать  знакомое ему слово уголовка и административка.
 
    Всё так  и кричал, не находясь даже на трибуне, а всё больше расхаживая  по интернет пространству и по нему,  сидя в обшарпанном кабинете общественника и в такого же вида кресле, чувствуя себя в нем царственной  особой, наверное,  красным монархом, учитывая  ту его путаницу в голове, в которую не включили понимание разницы между левой и правой повесткой, потому и  красный  и монарх —  это было точно к нему,  и на камеру всё  наговаривая журналисту   про свой  научный подход и уже не только в его любимой истории, но и во всем  —  в бизнесе, общественной деятельности, в экономике,  ну, и в своей личной жизни тоже, куда ж без этого, без науки-то.
 
      И потому, уже как мантру,  "включал" в чужие головы своё понимание жизни, без устали всё говоря:
 
  “ Во всем должен быть научный подход. Тогда будет качество, уровень, развитие и так далее.  Вот и все!”
 
 
    А следом,  по обычаю,  заканчивая на этом, тут он всё сказал, все свои “Ха”, правда,  так и не познакомившись с пилтдаунским  человеком, или  на худой конец со Шлиманом, тот хоть в реальности  существовал,  пусть и с несуществующей  и открытой им Троей, общественник  переходил  к другой немаловажной  теме, к себе любимому, тоже подводя под неё, под эту  тему и себя любимого,  научную базу в виде знакомых ему мемуаров, но своих, в своей знакомой манере, дабы быть услышанным  всеми,  точно так же,  не  слезая с трибуны,  не снижая эмоционального фона и,  так и   не умерев  своего  пыла, всё говорил,  и говорил, и говорил  о том, какой он есть, о том,  какое у него  простое, доброжелательное и свойское отношение к людям,  без  максимализма и упаси Боже, без  заносчивости.

               Говорить мог долго и без остановки, он же был в любом случае не затыкаем, про свою общественную деятельность, делая акцент на том, что  всё  делает безвозмездно, по причине, что любит эту свою деятельность, называемую  им правозащиткой, правда, не добавляя,  из ментовки, хотя это было именно так, учитывая все  факты  его биографии,  а не написанные и упомянутые им  же мемуары. Тем не менее,  подытоживая,  всегда повторял всё  больше для самого себя:

      —  Короче, людей люблю, и  тоже по свойски. Доброжелательность вполне себе доказывается практическими делами – благотворительностью  и правозащиткой.  Так что, всё  в целом и общем, не так дурно...
 
   Короче, выражаясь его же словами в стиле “Ха, я всё сказал!” всё, что надо было знать об этом человеке, это то, что, если   дружит он с людьми, то  только профессионально, по долгу службы,  так сказать,  ментовской.  С  людьми, к которым он  якобы, хорошо относится, с одним условием  —  только  как   профессиональный друг.
 
  "Есть профессия такая, дружить, любить и прочее, почти что,  без обмана,  и   без какого-либо дешёвого  кармана, не делая намёка   на искренность и человечность, а просто это дело любого профессионала..."
 
          Собственно,  на этом  всё!  Ха, я тоже все сказал! Что тоже в общем и целом не так дурно,   если кто-то ещё не понял.
 
19.08.2022 г
Марина Леванте