Видать птицу по полёту - 4, или Водитель - не шофё

 
На своём веку я повидал многих и водителей, и шоферов. Нет, я не оговорился. Это разные категории специалистов. Водитель – это человек, который занимается только управлением любого автотранспорта, будь то машина или автобус. Шофер же не только водит транспорт, но и без проблем справится с любой поломкой, самостоятельно сможет отремонтировать, обслужить технику. Сейчас таковых осталось мало, где-нибудь в деревне. В городах автомобилисты пользуются услугами станций технического обслуживания – СТО.

В СССР классных водителей, профессионалов, называли не иначе, как шоферами. Они без посторонней помощи могли определить неисправность, перебрать коробку и мотор, вернуть свое средство передвижения к жизни.  Об одном таком шофёре из далёких шестидесятых годов я и хочу рассказать.

 …С вечера пошел снег и продолжал падать до утра. В нашей Алтайской степи снегопад почти никогда не бывает без ветра. Дул он и в этот раз, но не сильно.  Поэтому снег падал под углом к земле и ложился не ровным полотном, а вперемежку: где густо, а где – пусто. 

Утром вдруг обнаружилось, что многим жителям нашей деревни Красный Яр позарез нужно в райцентр – город Алейск. А это – пятнадцать километров по грунтовой дороге. Она тогда считалась шоссейной, но до асфальтирования её были ещё долгие десятилетия.

Поздней осенью, до самых морозов, старик Семыкин грейдировал эту дорогу прицепным грейдером, придавая ей профиль: средина чуть выше краёв, чтобы дождевая вода скатывалась и дорога быстрее просыхала. 

По первому снегу ехать в город из колхозных шоферов согласился только Валька Игнатьев. Он - самый опытный, хоть относительно молодой. Ему лет тридцать или чуть больше.  Когда война закончилась, ему было только пятнадцать лет.

Многие его ровесники с наступлением мирного времени подались в города: кто на учёбу, кто на работу. Мой старший брат Валька и соседский  Шурка Серебряков тоже, как и другие ребята, двинулись в города на учебу в профтехучилища и техникумы. Но некоторые их ровесники и не думали покидать деревни. Валька Игнатьев остался в деревне, работал в колхозе на разных работах. 

Игнатьевы жили в восточной части деревни, в колхозе имени Чапаева. Тогда в деревне их было три. Наш назывался «Успех», он располагался в центре поселения. А на западе обосновался колхоз имени Островского.  Потом, уже в начале пятидесятых годов, они слились в один.

Вспомнилось интересное явление. Была деревня как деревня, до колхозов единой, монолитной, во главе с сельсоветом. А как образовалось три колхоза и три правления, так сразу стало три «царства-государства». Они соревновались между собой во всём, особенно в достатке колхозников. А мальчишки и юноши сплотились каждый в свою группу и даже в нестабильное военное время стали драться колхоз на колхоз. 

Я помню, как мой брат с друзьями «изобретали» орудие для драки. Такое, чтобы можно было больно ударить, но синяков бы не оставляло. Сходились на плотном мешочке с чем-то - с землёй, глиной, но  с добавлением свинцовой дроби. И на длинном шнуре, чтобы бить на расстоянии и не потерять. Но разговоры остались таковыми. А ребята из «Островского»  успешно применили обыкновенные палки.

 Закончилась война, и прекратились драки. В деревне тоже мир наступил. Отголоски разборок нам, уже подросшим, однажды довелось ещё увидеть.

Мы, детвора, не отставали от взрослых и вечерами подолгу задерживались в клубе или на улице около него. Нас никто не гнал, мы гуляли по деревне, сколько хотели. Однажды слышим серьёзный разговор между Валькой Игнатьевым и парнем Коршиковым из колхоза им. Островского. Тот уже учился или работал в городе и приехал навестить родителей. Словесная перепалка закончилась грозными словами:

- Пойдем, поговорим!

Они вышли к глухой стенке здания. И мы за ними. Как же без нас! Мы не могли пропустить, если парни будут драться. Молодежь окружили их. Было темно, светили только звёзды. Видны лишь силуэты. Да слышны сдавленные голоса.

Они сразу схватились… бороться. Я впервые видел схватку здоровых крепких людей не в кино, а вживую. Валька старался через подножку повалить противника. Но Коршиков давал достойный отпор. Боролись они с таким напряжением, что земля летела у них из-под каблуков. Коршиков всё же упал, но через мгновение он уже был сверху. Игнатьев тоже вывернулся. Они вскочили на ноги, ещё схватывались и падали несколько раз. Борцы тяжело дышали, сопели, пыхтели. Утомились. Но драться не стали. Ещё немного потолкались и разошлись. Коршиков в клуб  не пошел. А Валька продолжал веселиться, как ни в чём не бывало!  Он чувствовал себя победителем и хозяином в своей деревне. Парень уже тогда учился на курсах шоферов.

…Человек пятнадцать набралось нас, желающих ехать в город. Кто-то стоял у кабины или вдоль бортов, кто-то сидел на запасном колесе. Скамеек в кузове не было. Тогда и ГАИ на дорогах не было.

- Все здесь? – спросил Валька, стоя на ступеньке кабины. - Тогда поехали! Крепче держитесь!

Валька – он совсем не лихач. Он надёжный неторопливый шофёр, который зря не газует, не торопится, но всегда приезжает вовремя и в любую погоду. У него какое-то чутьё к вождению. Когда он садится за руль, то и он, и машина – это что-то одно целое.

Как-то во время уборки хлебов ехал я с ним на полевой стан сразу после дождя, который хорошо размочил грунтовую дорогу. За деревней  на обочине увидели  застрявшую в грязи машину. Водитель буксовал, включая то заднюю, то переднюю передачу. Но колеса прокручивались в мокрой земле, только и всего.

Это к нам по целинной разнарядке приехали на помощь московские автомобилисты. Они вывозили зерно с тока на элеватор. Грунтовая дорога от тока до села была вовремя прогрейдирована, эти шесть километров москвичи преодолевали на крейсерской скорости. Только пыль столбом! Короче говоря, лихачили горожане от души. Наши шофёры вели себя степенно.

Игнатьев  ехал на первой скорости на малых оборотах двигателя. Дорога была основательно размокшая. Машину сносило то в одну, то в другую сторону. Валентин почти непрерывно крутил баранку, стараясь удержаться на середине дороги. При этом он приговаривал:

- Внатяжечку! Внатяжечку!

Это чтобы сцепление колёс с дорогой на прерывалось, не переходило в пробуксовывание.  Мы ехали зигзагообразно, но всё время двигались вперёд. А на обочинах то справа, то слева буксовали или уже просто стояли неподвижно все шесть московских автомобилей. Дождь давно прошёл. Уже сияло солнце, дул легкий ветерок.
- Пусть посидят, пока дорога подсохнет, да подумают, как водить машину не по асфальту! – балагурил Валька.

А сегодня другая стихия – дорогу перемело свежим снегом.  Пушистым, не слежавшимся. А по нему, как и по грязной дороге, тоже нужно уметь ездить.
Вот впереди участок метров в пятьдесят, на который намело много снега. Некоторые шофёры в таком случае набирают скорость и пытаются  сходу преодолеть занос.
Обычно инерции хватает, чтобы достичь средины сугроба. А дальше нужно браться за лопату. Однажды ехали друг за другом двое знакомых мне молодых колхозных шоферов. Первый набрал скорость и помчался на штурм сугроба. Другой подумал, что впереди чистая дорога, и тоже прибавил газу. И когда передний увяз посреди сугроба, задний врезался радиатором ему в кузов. Авария на ровном месте!

У нас за рулем был профессионал.  Перед сугробом Валентин остановился и пошёл щупать ногами снег. Что уж он определил, нам не сказал, но повел себя необычно.  Он включил первую передачу, отрегулировал вручную газ и, оставив кабину, встал во весь рост на подножку. Одна нога у него стояла на подножке, а другую он держал на рычаге сцепления. 

Завязав разговор с пассажирами,  шофёр одновременно стал манипулировать сцеплением. Он то отпустит рычаг, то нажмёт до упора: не даёт колёсам буксовать. Выглядело это так. Машина медленно двинется вперед, подминая снег колёсами, как бы в горку, а потом откатывается назад. И снова – вперед, на сугроб, и назад. Но с каждым качком продвигается на метр - полтора.

Валентин кого-то о чем-то расспрашивает, сам отвечает на вопросы. Сам при этом веселый, непринужденный. Будто и не он управляет машиной, а сама она двигается туда-сюда, неуклонно продвигаясь вперёд. И, наконец, выкатилась на бесснежное место. Валентин степенно уселся в кабину, и наш  автомобиль легко помчался до следующего заноса. Несколько раз показывал  шофёр своё мастерство по преодолению заносов, и вот мы уже в городе! Договорившись об обратном пути, мы разошлись каждый по своим делам. А когда ехали домой, дорога была уже проторенной, препятствий не было.   

  Опытный колхозный шофёр, конечно, рисовался перед нами. Но не явно, а как-то естественно. Ему было скучно сидеть в кабине, и он нашел способ общаться с односельчанами, которых вёз в город.

 Чего не скажешь о некоторых современных водителях (не шоферах!), особенно легковых автомобилей, которые нарочито демонстрируют своё якобы мастерство. Самые хвастливые стараются вести оживлённый разговор с пассажирами. При этом на руле у них одна рука, да и то только пальцы, которые там как бы случайно. Всем своим видом они показывают, что вождение автомобиля для них – пустячное дело! 

Так уж получилось, что на многие десятилетия оказался я вдалеке от родной деревни. Последний раз видел Валентина Игнатьева и Александра Серебрякова в конце шестидесятых годов. Валька по-прежнему шоферил, а Шурка, мой сосед, работал токарем в колхозной мастерской. Они дружили семьями, и видел я их, когда они по выходным собирались у соседа. Крепкие, весёлые мужики! Уважаемые в округе профессионалы.   

Городские жители мечтают иметь дачу, скучают о природе. А мои земляки никогда не расставались с ней. Дома их стояли на берегу чудесного озера, которое не очень большое, но и не маленькое. Славится оно далеко за пределами района.

Даже один натуральный москвич, отбыв наказание в Магадане, поселился не где-нибудь, а в нашей деревне, на берегу озера. Всё из-за красоты природы и из-за рыбалки. Его так и звали у нас – Москвич, будто не было у него имени. Как-то колхозники ездили по делам в Москву и его взяли с собой. Он кому-то там позвонил. А когда увидел, кто пришёл повидаться – убежал, не захотел общаться. Тем и запомнился.