В детстве я очень боялся пауков. Потом я вырос и продолжал их бояться. Просто детский ужас обрёл форму сильной взрослой неприязни.
Потом я ещё немного вырос и попутно прочитал где-то в журнале, что по одному из гороскопов (кажется, по зороастрийскому), я Паук.
Это коренным образом меняло дело. Я изучил характеристику знака и сопоставил со своей. И, вижу, точно, Паук!
С тех пор неприятие такого рода созданий исчезло во мне совершенно. Теперь я видел в них не мерзких тварей, а своих собратьев.
Помимо самих пауков, с детства я панически не терпел всяких столкновений с паутиной, может, даже сильнее, чем самих её создателей. С возрастом это также переросло в неприязнь, а годам к сорока я и вовсе научился проявлять в таких случаях терпение. И если доводилось натолкнуться на едва различимый глазу паучий конструктив, я испытывал лишь лёгкую досаду. Зачастую при этом даже приносил извинения архитектору за невольно нанесённый ущерб.
И вот, когда хронометраж моего взросления едва ли не достиг 50-ти, случилась со мной такая оказия.
Дело было на даче. Вы же понимаете, в таком местечке с паутинами, с позволения сказать, всё в ажуре. Особенно когда лето тёплое и сухое. А было именно что лето, и дни были на редкость тёплые и безоблачные.
Проснулся я необычайно для себя рано. Солнце уже вовсю светило в окна, и я чувствовал себя достаточно отдохнувшим для активного бодрствования.
Умывшись, я вышел на крыльцо домика, чтобы поприветствовать новый день. Но, едва совершив пару шагов, ощутил, как тончайшие незримые нити подлипают к моему лицу.
«Тьфу, ты, пропасть!» — пробурчал я, отпрянув. Впрочем, тут же взял себя в руки и обратился к предполагаемому собрату:
— Прошу прощения, любезнейший, но не могли бы вы перенести сей конструкт в более безопасное для него место? Потому что, при всём уважении к вашим стараниям, мне, в любом случае, придётся разрушить эту замечательную сеть, поскольку она затрудняет мне движение.
Ответа я, конечно, не дождался. Пауки — народ не очень-то общительный, они предпочитают тихо сидеть в укромном уголке и не показываться на глаза без особой нужды. Так что мне ничего не оставалось, кроме как коротко хмыкнуть, пожать плечами и пойти завтракать на веранду.
И вот, представьте, едва успел я хорошенько расположиться за столом, налив себе чаю и организовав бутерброд с сыром, как врывается ко мне на веранду самым беспардонным образом здоровенная муха и ну прескверно и громко жужжать, мечась от стены к стене.
«Хм!..» — хмыкнул я уже второй раз за день, но на этот раз продолжительнее и с многозначительной интонацией.
Всё же я по-прежнему хотел оставаться вежливым и потянулся было открыть окно, чтобы дать шанс заблудшей вылететь на волю, а заодно избавить меня от своего не очень приятного, тем более, в данных обстоятельствах, общества.
Однако муха и не собиралась улетать. Напротив, уселась на потолок и, устремив на меня свой фасеточный взор, сообщила вполне хорошо поставленным грудным голосом:
— Нет-нет, прошу вас, не гоните меня прочь!
Я удивлённо повёл бровями.
— Мне так хотелось высказать вам свою благодарность за спасение! — продолжала муха, сложив вместе передние лапки в знак признательности.
Я повёл бровями ещё сильнее. До меня стало доходить.
— Ну, полагаю, это было не более чем счастливое для вас стечение обстоятельств. Не более того, — пробормотал я немного озадаченно.
— Ох, уж эта скромность! — всплеснув лапками, сказала муха, перелетела с потолка на стол и продолжила со страстью:
— Видели бы вы себя со стороны, когда вышли лицом к лицу с опасностью...
— Что за чепуха! И у паутины нет лица, — заметил я, смутившись.
— ...Без тени сомнения порвали нити...
— Но я едва коснулся!
— И тут я поняла, что свободна от пут!
— Что ж, мои поздравления...
— И как вы отчитали этого паукана!
— Да я его даже не видел!
— Вы — мой герой! Мой спаситель!
Воспользовавшись паузой, я прихлебнул-таки чаю и перевёл дыхание, пытаясь осознать происходящий абсурд.
— Послушайте, дамочка, — приступил я к развитию мысли, стараясь быть предельно деликатным.
— Люба, — тихонько вставила муха и каким-то немыслимым образом потупила взор.
— ...Люба. Я, конечно, искренне рад за вас, что это случайное, так сказать, столкновение, привело к столь счастливой развязке...
— А может, это судьба? — молвила она, блеснув на меня фасеткой.
— Прошу прощения?
Муха поправила крылышки.
— Не стоит. Может, перейдём на ты? Кстати, как тебе мой хитиновый панцирь, правда хорошенький?
Её подёрнутое лёгким пушком тельце отливало изумрудом.
— Да, пожалуй, симпатичный, — согласился я.
— Какой ты милый! — от радости Люба даже взлетела на полсекунды и снова села на стол.
— Мой герой! Так ты меня больше не гонишь?
— Я как раз хотел сказать...
— Да, ладно тебе уже, расслабься, говори как есть, — дружелюбно-снисходительно перебила Люба, поглаживая крылья задней парой лапок.
— Я и говорю, что рад, что вы... ты... освободилась...
— ...Но-о-о?..
— Но сейчас я бы хотел просто спокойно позавтракать, — решительно заключил, наконец, я.
— Точно! Завтрак! Обожаю!
Она потёрла передние лапки и подошла ближе к бутерброду.
— Что это у тебя, чёрный хлеб с маслом и сыром? Да ты у меня, прямо, спартанец!
— Хм! Я имел в виду, что хочу завтракать в одиночестве, — сообщил я, стараясь придать голосу твёрдости.
— Одино-очество, бич современного о-обчества! — нараспев подхватила муха, разгуливая среди предметов стола в поисках поживы.
— А что, сахара нет? Какой ты скучный, дорогуша!
— Дорогуша?!
Я физически ощутил, как внутри меня просыпается и всё явственнее нарастает какое-то нехорошее чувство.
— Пожалуй, я всё же открою окно.
— Не-ет! — тут же захныкала Люба, мигом оказавшись крепко вцепившейся лапками в тюль занавески.
— Не прогоняй меня, ну, пожа-алуйста! И вообще, ты в курсе, что мы навеки в ответе за тех, кого приручили?
Надо признать, я опешил.
— Что? Читала Экзюпери?
— В Википедии смотрела на мониторе у одного ботана. Ох, дай сыру, что ли...
— Нет, погоди, — разволновался я. — Это ведь говорил лисёнок, и речь, вообще-то, шла о животных, а не о лю...
Тут я осёкся.
— Тонкое наблюдение! — ехидно откликнулась Люба, подбираясь к бутерброду, и добавила уже нарочито капризно:
— И, вообще, у меня сегодня именины!
— Да, что-то мне это напоминает, — отрешённо пробормотал я, наблюдая, как гостья мусолит своим сопливым хоботком невинную плоскость ломтика «Российского».
Затем я повернул голову к окну, взгляд мой скользнул по подоконнику. Там лежала некогда брошенная и успевшая пожелтеть на солнце газета. Кажется, «Вестник здоровья» или что-нибудь подобное из той мусорной печатной продукции, что разносчики рекламы пихают по почтовым ящикам.
Вдруг я совершенно успокоился. Медленно протягивая руку к окну, произнёс как можно небрежнее:
— Так, значит, ты умеешь читать...
Вскоре я покончил с завтраком и испытал чувство глубокого удовлетворения.
Блистающий солнечный диск уже карабкался на верхушки сосен, а молодой паучишко карабкался вверх на своей тончайшей леске, спеша обустроить быт в одном из оконных проёмов веранды.
Я искренне пожелал маленькому брату успехов. День обещал быть великолепным.