«Следы на снегу»
«Если движешься в том направлении, в котором растет твой страх, значит, ты на правильном пути».
Павич
1.
Батя Аркадия уехал на фронт, громить буржуев, что неграм втирали дичь, а мать уехала в Ирландию на заработки. Дома пареньку совсем не сиделось, ибо смеялось. Ноутбук у него сломан, но все равно смеялось. Русые волосы и длинные на октябрьском холодном ветру развиваются и смеются. В гордом одиночестве он тихонько сидит на краю крыши и смеется, может быть, сбросит пару антенн с крыши, чтобы люди остались без своих любимых телеканалов. На антенне написано «Ланс», он сбрасывает в огород антенну. Вроде легче стало на пару минут. Он сам по себе целую вечность пребывает.
В 1906 году в Россию приехал Штейнер и очаровал Мережковского и Гиппиус. И Аркаша прочитал у Штейнера о том, что есть тонкий мир, что он реален также, как и наш, только не каждый может настроить свои антенны на прием сигнала из тонкого мира.
Интернета нет – ерунда! Ничего не грузится, не открывается, провод сгорел. Денег на ноутбук никто не даст, а потому Аркаша смеется, глядя на толпу, что стоит на площади и пьет абсент, размышляя о равенстве бытия и сознания. Его место среди золотых облаков, где он будет пить и вино упорно и славно, а потом его стошнит на землю, да так сильно, что сны снежные убегут себе в космические дали гулять. Упыри вдруг прошли за окном. Целя толпа упырей. Подумаешь. Эка невидаль. Вроде бы раннее утро, а, видимо, на работу спешат. На свой вонючий завод.
Вот он взял и пошел искать работу в центр занятости. Там было полно всяких вакансий. Сторож универмага, прораб, механик, уборщик мусора, укротитель тигров в зоопарке. Снайпер, политик, бармен, лодочник, грузчик, актер, певец, киллер, айтишник. Механик, повар, печник, докер, доцент кафедры сексологии. Жокей, аквалангист, боксер, строитель, инженер, лифтер, курьер. А еще молотобоец и монах. От 1000 до 2000 гривен платили, но ему лень работать.
Подошел к ящику под названием "Кнопку нажми и получишь результат", быть может, автомат ему выдаст вакансии, где нудный труд программиста он вытянет себе. "ПК" ввел паренек и ждет у моря погоды, мол, я ж программер, е-мае! Нервы шалят. Гудят провода на крыше, где спят бомжи. Может быть, работа будет, но нет работы. Отчаяние? Ни капли, ибо все равно смерть впереди даст ответы на все вопросы. Он наедине с собой никогда не спит. Правдоподобные истории у него все иссякли. Друзей нет. Игрой в душевные переживания он не забавляется, ибо это дело девиц и священников. Предметы всего лишь неживые существа. Он по горло сыт одушевленными предметами: собаками, людьми, всеми этими самопроизвольно шевелящимися мягкими толпами. Лишь слова могут будить его фантазию. Просто ограничен пределами своего тела. Смеркалось, догорело над городом солнце. Уж не видимость ли он лишь только?
Аркаша вышел из центра занятости, ничего не выбрал. Простоял у стендов около часа и понял, что пора идти в супермаркет, где есть каток, а там всегда полно девушек, что могут угостить его пивом. Он пришел туда, где каток, то был второй этаж, но почему-то льда не было. "Все кончено, - сказала ему девушка, что сидела в кассе, - теперь тут будут танцевать фокстрот, потому что мода ныне на этот танец у нас". Аркаша плюнул ей в лицо. В книжном магазине на том же этаже к нему подошла улыбчивая пухлая барышня.
- Что вам подсказать? Может быть, вы бы меня взяли в туалете, где кассирша нюхает кокаин после работы? Да шучу я так, пойми меня верно, а в прочем, как знаешь.
- Что есть у вас такого, чтобы меня вставило?
- Например, «Антиквар», эта книга, которую написал один монах в средние века в сибирских скитах. Там про убийцу, который грабил караваны, а потом стал цивильным антикваром. Создал лавку в Питере и промышлял много лет еще после этих разбоев.
- Бог создал для обезьяны экстремальную ситуацию, значит, а человека вовсе не создавал. А есть «Люк в небе»?
Она ушла рыться в компьютер, пришла, глядя на его ноги, прошептала: "Простите, молодой человек, но такой книги у нас нет. Мы теологию уважаем, но жаль, что ее шеф не закупил. Он просто жадина-говядина, а не человек". Аркаша глянул на цены, например, одна черная книга «Панки Востока» тут стояла тысячу гривен. В углу валялась гитара без струн. Он взял эту гитару и понял, что это просто для декорации она тут лежит. Попса тут во всю мощь лилась из динамиков. Кафе, в котором пили кофе обыватели. Аркаша разбил витрину и быстро вышел из супермаркета.
Зашел в детский мир, чтобы от охранников скрыться, но там огромные слоны без улыбки, что стояли у входа, совсем испортили ему настроение. Он пошел в букинист. Там видел книгу Лавренева за пять гривен. Сборник рассказов. Пришлось купить. Завтра ему обещали принести все тома Толстого. Он вышел с книгой подмышкой и пошел в сторону роддома. Огромный двор, посредине клумба, парусник стоял на причале, горы чернели за городом, во дворе на скамье сидела маленькая чернявая женщина с розами в руке, она звала его тихонечко рукой, он подошел к ней, а она дала ему свой золотой кулон в виде сердца. «Ох, темнело в горах, летело солнце за горы, пугалась земля наших снов, осталась она тут одна без ребенка» - сказала она ему, когда он спрятал кулон в свой кошелек.
Здание четырехэтажное, комнаты красные или синие, все зависит от цвета ламп, что освещают кабинет. Были и белые комнаты. Прямоугольник такой яростный и без конца он длился до самых черных гор, что окружили город. Весь двор исписан краской. Спасибо за сына или за дочь, а дальше были благодарности непосредственно барышням с такими вот именами: Люба, Лола, Шура, Котя, Дуся, Люся, Мара и тд. Он думал идти к морю, но вдруг вспомнил, что дома собака голодная осталась. Пришлось идти домой и кормить мясом собаку. Ноутбук сломан, интернета нет, значит, будем жить как герои, вне времени и вне пространства.
После того, как собака съела мясо, Аркаша идет медленно в торговый центр «Павиан», где работает Леночка, которая так нравится ему еще со времен школьной скамьи. Леночке почти тридцать лет. У нее свой магазин нижнего белья на втором этаже. Леночка высокая и стройная девушка, худая и застенчивая, подстрижена она под мальчика. "Привет, узнала, это я, тот человек, что всегда говорил о том, что смеркалось?" - задал вопрос ей Саша, зайдя на порог магазина. "Привет, нет, а кто ты? Мало ли кто говорит о том, что смеркалось» - ответила она ему. Молчание на минуту. Аркаша стал объяснять ей, что они учились вместе в двадцать пятой школе. Она сидела на первой парте во втором ряду, а он на первой парте сидел на третьем. "Мы иногда улыбались друг другу, я все говорил, что вон за горами смеркалось, эхом отзывалось что-то там" - сказал он тихо ей. "Много воды утекло с тех пор, - грустно ответила Леночка, - я ни во что теперь не верю. Где выход, где дорога, где в полях моя изба? Грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силой отражается оно в глубине моей". Аркаша вышел на улицу, да, смеркалось. Постоял с час у почты, разглядывая девушек, что шли со школы домой. Одна из них громко приветствовала его, но он сделал вид, что не услышал ее приветствия. Смеркалось.
2.
На самом краю города есть вещевой рынок, а за ним идет больница, она находится в глубине парка. На аллее каждые выходные собирается народ, что продает свои старые вещи. Блошиный рынок это все называется. Бабки дерутся друг с другом. Маты тут трехэтажные летят повсюду. Мужики пьют водку или спирт из аптеки. Кто-то разыгрывает из себя любителя церкви аж с трехлетнего возраста, кто-то строит из себя праведника, кто-то просто продает свои вещи без всякой религиозной паранойи, торгуются тут все, ведь пенсии на лекарство не хватает, следовательно, надо продавать все, что можно. Бабки продают свои юбки и колготы, мужики продают свои галстуки и туфли. Все тут одержимы торговлей, один дед чешет правую руку, чтобы продать свои ордены и старую шинель с фронта. Другая бабка проклинает всех, кто мало дает за ее чашки из шкафа. А одна бабуся надела юбку настолько короткую, что все с нее смеются, и красный парик надела, чтобы привлечь внимание покупателей. Одни старики и старухи на этом блошином рынке торгуют. Пенсионный возраст – это наступление одиночества. Тут шныряет спившаяся молодежь, которая сворует что-то, а потом продает, дабы были деньги на водку. Самоубийство для них есть единственная позитивная вещь, а все остальное было негативным. «Даешь коммунизм в каждой отдельной взятой стране!» – кричал яростно дед, сидя у костра, сжигая свою старую одежду, ибо бабка ему купила новую, чтобы он мог выйти на сцену, ведь он вокалист местной рок-группы «Против шерсти», что поет песни против однополых браков. Толпа взирала на него, поедая на ходу американских курочек, попивая пепси-колу. Этот блошиный рынок манит всех сумасшедших. Бабки с дедами целуются, сидя на пеньках, глядя на закат, попивая водку с горла, ведь терять-то нечего.
Аркаша работал в книжном магазине «Лекарство против морщин». Как-то раз он попал на книжный склад, что был за городом. Он увидел там все тома Катаева, Стивенсона и Стендаля, Камю и Жене. В рюкзак закинул все это и выбежал на дорогу, что шла к лесу, а в лесу он спрятал все тома под кусты, накрыв их серой травой. Спрятал вроде бы хорошо - никто не должен найти. После того, как он на складе отобрал все книги для магазина, он пошел к своему тайнику. Отбросил траву в сторону и увидел, что не хватает одного тома Стивенсона. Чья-то злая шутка. Тут паника. Волос дыбом. За ним следят. Паранойя накрыла парня. Аркаша по сторонам оглядывается, видит черта за березкой, такой тонкий и звонкий черт. В темных елях ему мерещатся красные глаза вампиров, что ждут его, дабы отвести в свой край. Он снова разгребает руками сухую траву, но толку никакого. Третий том Стивенсона исчез, словно сквозь землю провалился. Кто взял? За что? Пан ли это сделал? Нет ответа, одно лишь воронье карканье над лесом слышится, и чудится ему, что деревья стали больше и выше, да и тропинка к тайнику заросла шиповником. Нет дороги назад. Кого звать? Кто услышит? В лесу одиноко и страшно, но зато там зверей полно! Правит миром лишь тогда, когда сидит в четырех стенах. И вдруг на его глазах книги превращаются в змей, что шипят и языки острые высунули из пасти, ой как тяжко ему видеть эту метаморфозу. Ну что же за фантасмагория, кто наколдовал? Нет книг. Вместо них одни лишь черные змеи извиваются в серой траве: шипят, тайну свою знают. Они в клубке - не распутать. Найти бы этого шутника, кто это все сотворил, да на сук живьем подвесить, пусть ответит за все, что натворил. Аркаша идет на склад, а там вместо книг на полках змеи шевелятся. Ему становится худо. Тут его зовет кушать кашу с котлетами работник склада, он орет изо всех сил.
- Ты где? Эй? Мы тут еду принесли! Жрать пора! Что ты с этим рюкзаком ходишь туда-сюда? – спросил он, - а что в рюкзаке? А ну дай мне его, я гляну, что ты носишь там. У тебя марсианская жажда выпить абсент что ли? Ты какой-то бесноватый на вид. Сатанист что ли?
Аркаша ответил ему кротко:
- Собрание сочинений молитв ангелу-хранителю и триста брошюрок «Жизнь после смерти» и пару дисков «Против шерсти».
- Ты давай селедку ешь и котлеты, студентом был хоть? «Бесов» читал? А «Обломова»? «Лезвие бритвы» как тебе? Там про гены и красоту. Про далекие полеты на Марс и запредельную тишину своего «я». Вот слушай, я тут гулял по центру города и видел три письменных стола, что стояли у мусорной кучи. Столы были почти новые. Ах, если бы у меня была машина! Я бы тогда и сюда привез, пусть бы стояли. Прошел дальше - компьютеры около одной мусорной кучи и телевизор почти новый. А еще дальше – пару холодильников стоят никому не нужные. Жаль, что машины нет, а так бы все эти ценные вещи были б у меня на складе, где бы я их мог отремонтировать и любоваться ими. Бытия всегда не хватает. Бытие есть желание и необходимость объять необъятное. Униженность, самоотречение и вера в могущество разума лишь жалкие костыли, которые ничего не могут сделать. В болоте лишь больше вязнем. Мы все прокляты на этой земле. Очень страшно быть человеком. И очень тяжело быть человеком. Сверхтяжело. Все мы тут недочеловеки. Воля быть всем рвет нас в клочья. Я пьян от убивающей меня пустоты. Ты был в Афганистане?
- Был, а еще я был угрюмым номадом. Я – одержимый дикарь, я наг.
- Как же ты живешь? Правишь миром, наверное, сидя в четырех стенах за компьютером, воруешь книги у нашего барина, думаешь, что он дурной и не понимает, как ты ловко его пытаешься вокруг пальца обвести. Воруешь книги у шефа на складе. Всякая мысль смешна. Воруешь книги у моего хозяина и брата. За это нам по бокалу вина поднесут небеса. Смех твой тебя спасет лишь только. Проповедь есть всегда лишь отчаяние.
- В горах высоко я живу, где орлы парят надо мной, где камни летят в глубину, где звезды несутся ко сну. В пещере сижу ночами, а днем на работу сюда езжу. Сижу там ночами у костра, ощущаю царем мира себя, ведь все мои желания сбываются. Жене не читал.
- Не падаешь с гор? А то я был в Тибете, так чуть было не упал в ущелье, где погибли альпинисты, что шли за мною следом. В Тибете так сладко буддисты мне сказки на ночь свои говорят, а там еще тихо так, что кажется, будто бы ты у мамки в животе лежишь на бочку и греешься. Кругом возможно бог.
- Да нет, не падал, ведь я в Тибете родился в монастыре, где ламы дали мне свою рубаху и четки. Братские могилы и склепы – это мои любимые места для ночлега.
- Сам живешь в горах? Я вот сам жил в Китае одно время около озера Дунтин. Племяш иногда ко мне туда приходил, и мы пили вино литрами из глиняных чаш. Наполнили чаши вином и полетели к луне, ведь хмельные же мы с ним там были. Хмель меня очень расслабляет. Хмельная безмятежность – это мой конек. Цветы лотоса так прекрасны, что я с трепетом в сердце гляжу на деревушку, в которой живет мой племяш.
- Да, в пещере живу, сам, а как же еще, а там и звери дивные водятся!
- Кротовые норы любишь, судя по всему, а я вот вино пить очень люблю!
- С пяти лет по горам брожу, но вино пить на работе не стану.
- Да ты силен, бродяга! Ешь огурчик и помидорчик, я твоему директору сейчас позвоню, пусть приезжает. Даст тебе денег на поход очередной. Мой брат все-таки он, только он велел никому об этом не говорить.
- Да, я шесть ящиков на субботу отобрал. Вон они стоят в углу. Вино будем пить, когда я перестану работать на дядю, займусь своим делом.
3.
Приехал шеф, он сам родом из Черкасс, подстригся, «ежик» его седой торчит на голове. Жуткий такой тип. Он медали свои все спортивные отдал Аркаше, дабы тот их продал, но вышло так, что их украли покупатели книг, что рылись на полках. И все шишки сыпаться стали на парня, мол, вор, продал медали, а денег не хочет отдавать.
- Я все сделал, вон ящики, - показал рукой Аркаша, - давай лучше улетим на луну, там мы забудем обо всем земном.
- Молодец, будешь королем, нас ждет пир во время чумы, – ответил шеф, - пиво будешь? Я вот пью уже целый год и жду вечной весны. Мой девиз – дают – бери, бьют - беги. Я тут и доски продаю, я вообще торгаш по своей натуре. Простой мужик, что покупает у бабок за гроши книги и продает их в три раза дороже.
- Нет! Я не пью на рабочем месте. Я тут книг отобрал: фантастика, мистика, эзотерика. И все по десять гривен будет. В среду идти на работу? Вроде новый год скоро наступает, может быть, этот месяц не будем работать?
- Надо работать! – ответил хмуро директор, - плохой спрос на книги, мы разоримся, так лучше уж продать все по низким ценам. На новый год люди скупают книги, ведь детям под елку надо же что-то положить. Народ вообще книг не читает, все качают из Сети, там бесплатно все есть. Вот такие пироги, сударь. На книгах денег не сделаешь. Давай лучше айфоны приноси. Не знаю где ты их брать будешь. Не мое дело. Хоть укради. Но принеси! Продам их все. И денег тебе нормально дам за них.
Под пышным терновым кустиком, у остановки автобуса номер шесть, хулиган мягко овладел ею, она стонала под ним, Аркаша же шел мимо к автобусу и видел, что паренек на ней сверху, но эта сцена не интересовала его. Крики чаек над ними. Им по 17 лет, вся жизнь впереди. Завидуют старики молодым. Старые бабы красятся, пытаются дать отпор молодым дам, но толку? На них смотрели люди, что шли по делам, но им было все равно на них. Им 17 лет, а тебе уже 50, так что не забывай об этом, гуманист.
В книжный магазин «Лекарство против морщин» зашли люди и все с планшетами. В руках их держат и улыбаются. "Закрой свой книжный, он никому не нужен, все планшеты имеют" – скандировал их предводитель. «В Сети можно скачать что угодно, твои книги уже никому не нужны, хватит тут сидеть!» - кричал он, а остальные добавили: «Забей на все эти книги и купи себе планшет! Вали со своими книгами! Не один человек не страдает сильнее, чем этого требует природа. В Сети все в кайф. В Сети все бесплатно. В Сети не надо умирать, ведь там смерти нет. Там есть даже классика. Там есть сериалы, в которых Батай на бульдозере едет к дому правительства и пытается прорвать ряды отрядов нигилистов.
Аркаша весело шел домой. В его рюкзаке лежала тонна книг. Он шел мимо горных озер, в них вода была мутной, белый берег известняковый, в воде валялся череп коровы. Вот труба торчит заброшенная. Метров пятьдесят будет. Внутри пусто. Можно залезть на самый верх. Там даже канат есть, но не охота что-то лезть. Море вдали виднеется. Такое синее-синее, кажется, что за море есть иные страны, где люди бананы едят и на львах катаются. Пустырь, вон железная дорога заброшенная, можно идти по шпалам, раз-два-три, а вон тоннель, где на стенах кто-то изливал свои чувства к Алле. Все летит кометой в кипучие горные источники, жизнь журчит, мчит тройка по обочине дорог, и лесное приключение теперь кажется безумием, но таким нужным и неповторимым. Кажется, что это некий театр, в котором происходит борьба за право прочитать и узнать всю правду о жизни человека на земле, а после забыть обо всем и лететь на Марс, дабы отведать яблочек, что вырастила для тебя милая бабуся.
Вот пыльный и бледный рынок за городом, где тают снежинки, бычки пасутся вдоль хуторов, дети строят башенки из песка, а мужики стучат топорами, строя все новые и новые избы. На этом рынке куча людей жизнь свою отдают за ломаные гроши. Тут строится селение тех, кто будет продавать все, что только можно продать. Поселок торгашей. Тут так сладко страдают от запоя, ссорятся с покупателями, жужжат, словно мухи свои молитвы, пьют водку литрами, грызут яблоки, как гранит науки. А вот там худая бабка у сосны вся дрожит от холода и голода, она после инсульта, но на вид такая боевая. Ночует в кустах возле рынка, где утром продают всякие вещи местные аборигены. Она Аркаше место на земле грязной и кровавой на семь утра займет между двух сосен. Есть тут баба Люся, которая для всех торгашей есть эталон святости. Она тотем этого стихийного рынка. Может быть, ей ой как хочется отведать его молодого тела. Ему надо там посидеть на корточках, семечек поклевать, чтобы понять этих персонажей. Он даст ей денег, гривен двадцать, ведь надо помочь ей, видимо, она совсем одна, но и он один. Они все одиноки! Бесконечно одиноки и трагичны! Та бабка зовет его к себе под кусты прилечь. Он отказывает ей, ему не очень приятно видеть немощную плоть старухи. "Мне 60 лет, учу языки и читаю книги целыми днями, чтобы не стареть умом и сердцем. Ой, забыла одного писателя французского как зовут. Он был коммунистом. Эх, память!.." - ответила она ему, взяла мандаринку, двадцать гривен, а после идет ночевать под кусты. "Постойте-ка, бабушка Люся, - кричит Аркаша ей вслед, - какие языки? Вы же бомж, у вас даже книг нет никаких". Она усмехнулась и ответила ему без запинки: "Так во сне же не бомж, во сне и учу, а из меня гвозди можно делать, я из стали вылита. Мое лекарство против морщин – это ночь на земле. Вон в том поле на холме под зелеными камням лежат в пакете мои тетради. Девять штук. Я пишу стихи с 1994 года. Бегство от склероза. У меня там стихи про очереди за колбасой после взрыва Чернобыля, беременность девиц, круги ада, пение иволги, крики котов под окнами дома, чтение книг, жажду могущества, ныряние на дно океана, полет в космос. Это лишь бесконечная тренировка ума. Орлом буду ведь. Я хочу быть интересна сама себе, что бы сказать вслух, читая стихи свои: «Ай да, Люся, ай да молодец! Серое небо, дождик бежит, сладкие нервы, призрак побит. Белые стены, бойкие сны, смелые гены вечной мечты. Я хочу быть интересна сама для себя. Мир мне не нужен и не интересен. Непринужденное злословие – это мое все. Я сама себе лишь интересна. Вот у меня уже 4890 стихов. Такая я вот умница! Горжусь же собою, ведь я стремлюсь не к успеху, а к тому, чтобы саму себя полюбить и заинтересовать. Пишу все, что в голову придет. Ничего не стираю. От мира ничего не жду. Все прошло для меня. Аркаша ответил ей на это: «Девушка, с которой я жил около года, ушла к другому, но все равно мне, ведь я всегда одинок. Она ушла к попу, чтобы стать матушкой, а я не унывал, ведь, так или иначе, а я все равно всегда один. С той девушкой мы жили в горах, у реки, в пещерах, у меня на даче за городом у моря. Ушла, да и черт с ней! Будет другая, да и лучше, чем та будет. А тот поп любит зимой плавать в бухте с иконой в руках, дабы прихожане прыгали за ним в воду и плыли к острову, где он залазит на колокольню и кричит им: «Вы все мои курочки и мое стадо, мои потроха и мои плюшевые мишутки с лапами кротов». После он спускался и плыл обратно к материку, где каждый мог поцеловать икону, которую он держал в своих мощных руках». «Котик, попы вообще клоуны, как и монахи, не ходим к ним больше. А к сексу отношусь славно я, словно бы я и сейчас готова заняться сексом, да хоть и с тобой в тех самых кустиках, где ночевать люблю. Геев уважаю и лесбиянок. Мне было тридцать лет, когда я впервые переспала с барышней. Ее звали Кристина, ведь она просто забыла о том, что личность есть иллюзия. Черная цыганка такая из одного ПТУ, где мой парень работал учителем пения. Я всей своей жизнью выступаю за право быть глупым! Глупость – это наше все. Ум – вот наш враг. Человек – это звучит смешно. Человек смеющийся. Я разрываюсь от чувства невыносимого тщеславия. В основу человеческой жизни положен принцип недостаточности».
Аркаша усталым и грустным пришел на свою жалкую работу в книжный магазин «Хлебников» в два часа дня. Под дверью стояли бледные девочки, что хотели делать уроки прямо в магазине и сытые толстые мальчики, что жевали булки, им надо было в магазине спрятаться от родителей, что зовут их домой пить чай. Сны не исцеляли его, кажется, что сон вообще не дает ему сил. Он проспал, но толку никакого. В книжном магазине, как оказалось, полно самых разных книг. От египетских трактатов до русской классики, от книжек по марксизму до собрания сочинений Бальзака и Флобера. Покупатели часто оказываются параноиками. Они заказывают несуществующие книги или же книги, которые они читали сто лет назад, но помнят, что там про декабристов что-то было. Выдумывают новых авторов и названия. Один дед все время требовал «Белую гвардию» Булгакова и постоянно проклинал советских и русских писателей. Ссылался на Гришу Климова, который в пух и прах разбил писателей, как носителей истины, мол, писатели правды не скажут, всегда выдумают что-то. Другой дед требовал книгу про подводников времен Второй мировой войны. Рыжая девушка в грязном белом платье взяла с полки книгу «О сопротивлении злу силой» Ильина и долго ее смотрела. «Мать моя женщина, как же он сложно пишет! Я бы Розанова лучше почитала, чем этого философа, что пишет не понятно что и для кого» - сделала она вывод вслух, положив книгу на место, а после взяла с полки библию, улыбнулась, сказав Аркаше: "А в детстве я ее знала наизусть, моя бабушка меня водила по монастырям. Я на память псалтырь знала, но потом пила страшно, а потому все и забыла". Большинство из них ничего покупать не собирается, но голову поморочить любит. А есть то? А это? А заказать можно ту книгу? Карнеги есть у вас? Ой, а почему нет? А где у вас тут Горький и Блок? Где Пушкин и Хармс? Полусумасшедших людей среди покупателей хватает. Один мужик купил альбом иностранных художников за двадцать гривен и попросил, чтобы Аркаша подписался на бумаге. Полиция может меня арестовать, а так скажу, что купил у тебя, подпись подтвердит. А вот одна женщина сказала, что сдала все свои золотые изделия для того, чтобы купить книги. Ездит за ними на рынок в Симферополь, покупает по десять гривен японские стихи и романы французские, учит испанский, ведь ей уже 50 лет, а потому она не хочет стареть, хочет закалять себя умственными практиками. Целыми днями лежит в постели и читает книги. В окно даже не смотрит, ибо за окном ничего не происходит интересного.
В магазине было пару книг Бродского. Один помятый сборник в мягкой обложке "Урания", а другой сборник "Бог сохраняет все" в твердой обложке. Первый стоит десять гривен, а второй двадцать. Переводы и поздние вещи. Эти сборники покупатели лихорадочно перелистывали, но никто не покупал. Всем нужен был непременно один стих про вставную челюсть в стакане на окне. Одна женщина купила своей дочке в подарок "Уранию", но вернула, мол, не подходит, там нет того самого стиха, а позже купила и второй, но вернула его обратно со словами: "Это все не то, моя дочь учитель в школе, ей надо иное детям читать. Она просила Пушкина». Таким образом, эти два сборника Бродского до сих пор лежат на книжной полке в магазине. Их каждый день кто-то перелистывает и кладет на место. "Не подходит?" – спрашивает Аркаша. "Да, там нет самого знаменитого его стиха про зубы губернатора, а я чисто ради этого стиха и взял бы книгу, мне без этого стиха эта книга не по кайфу" - отвечает грустно покупатель.
И вот в магазин заходит дядька лет сорока и ищет эзотерику. Гурджиев, Блаватская, Кастанеда его мало волнуют. Он ищет книгу, где бы сам Абсолют дал послание людям через человека по имени Каньон. "Это, брат, высший пилотаж, он ловит суть Абсолюта напрямую, он просто новый пророк эона, который вот-вот будет. Он свастику возвеличил в своем уме и понял суть мироздания. Он ловит нити познания всего на свете, тайны все перед ним падают на колени. Острый меч входит в сердце тайны, и она открывает свою клеть, на дне которой бегут столетия" - стал лихорадочно мужик рассказывать про эту книгу. "Он контакт установил с самим Абсолютом! Кто мы такие? А вот он смог! Мы ему в ноги должны поклониться, ведь он нас спасает от пустоты" - в экстазе поднял указательный палец дядька. "Только Каньону сам Абсолют смысл жизни и послание для всего человечества открывает. Мы же должны жадно внимать каждой строчке Каньона. Мы же творцы созидателя светлой Руси! Спасем весь мир от греха забвения Абсолюта". Дядька хохотал, глядя в окно, говорил, что скоро прилетят инопланетяне и заберут в космос лишь самых верных Абсолюту людей, а после этого земля расколется на две части и превратится в лед, а потом мы увидим один лишь лик Абсолюта. Ничего кроме лика Абсолюта уже не будет. Спасутся лишь верующие в Абсолют". Тут он вдруг резко замолчал и быстро вышел за дверь.
Пришла в книжный магазин баба белобрысая с двумя огромными кульками и с порога заявила:
- Мужик, купи книги, а то "трубы горят" у меня и у моего мужика, сделай доброе дело, купи книги, не повезу я же их домой. Тут собрание сочинений Пришвина и Паустовского. Вот, двенадцать томов, давай за двадцать гривен хотя бы. Дай мне на вино денег хотя бы. Гривен пять. Дай!
В книжный магазин зашел араб.
- Слушай, парень, а коран есть? Хоть убей, но продай.
- Нет, - ответил Аркаша, - монотеизм не пройдет!
- Эх, плохо, - грустно ответил араб и зажег спичками сигарету, - а я вот на верблюде в Мекку ездил, дабы принять ислам. Там жутко пахло песками и опиумом. Жареные сосиски в мечети продавали дети. Утром решил, что надо стать мусульманином. Купил в мечети четки и хадисы. Стал трезвый образ жизни вести, сидя в мечети, рассматривал девушек в хиджабах, что пили из чаши сок яблочный. Мой путь в Мекку такой тягучий, как вишневый бабушкин сироп. В Мекку я ездил, дабы совершить хадж. Там я молился так много, что стал джинов видеть, Джабраила встречал наяву, он мне велел говорить новое послание от господа бога. Короче, стал понимать, что после этих молитв мне легко улетать, что нет никакой реальности вне монотеизма. Любая языческая реальность есть ошибка. А в этом городке за мною бродят санитары, уже приходили домой, я им дал в руки четки и объяснил, что они посланники Иблиса, и пусть валят обратно в свои больницы. Мои баталии с ними были изматывающими. Меня предала жена. Я ночью проснулся в желтой комнатке, где на полочках лежали детские журналы, а корана в палате и в помине не было. Зато медсестра, что принесла мне лекарство, ласково смотрела мне в глаза и тихо шептала: "Все есть язычество. Никакого монотеизма нет. Супер-эго предписывает тебе наслаждаться. Бог мертв». Вот видишь, какая она добрая, но я сбежал из больницы. Теперь я тут, ищу себе коран. Фантазии мои сильный, ты не сможешь их убить.
- А ты Фуко читал? Ницше? – спросил Аркаша. Но того уже и след простыл.
Утром идет на работу в книжный магазин. Желтые лилии в пруду растут, он стоит и смотрит на них, забыв о своей работе. Вдруг слышит удары колокола в церкви и спокойно идет на работу. А туда пацаны пришли. Первый хочет показать себя, но без всякой сентиментальности. Он говорит ему:
- Дядя, купи книг, на клей не хватает денег, тут я принес пару томиков Шиллера, возьми за шесть гривен. Не будь свиньей! Ладно, слушай, ты не обижайся на меня. Я просто реально клей хочу купить. Знаешь, а мне недавно снилась продавщица пирожков, которая поцеловала меня в обе щеки, оставив свою красную помаду на них, а рядом стоял милиционер. То был ее муж, он смотрел на нас, как бы наблюдал, она поцеловала меня, я вышел из кондитерской с пирожками и пошел себе по аллее, а тот мужик за мной шел и я сказал ему, чтобы он шел своей дорогой.
А другой говорит смело:
- А я принес собрание сочинений Катаева и Достоевского, возьми за двадцать гривен. На пиво деньги нужны. Ох, пивко-то с утра самое лучшее лекарство от любой боли. Сейчас пиво делают с наркотиками, а потому и боли все снимает оно.
А третий решил брать быка за рога, рассказав свою историю после того, как захотел продать книги:
- А принес пару книг Стругацких и три книги Ницше, купи за десятку. Слушай, старик, а ведь я жил одно время в раю. Да, в соседнем дворе, в подвале пятиэтажки переулка Музыкального, жили бомжы, им было от 8 до 15 лет, видимо, то были кинутые дети алкоголиков в эпоху перестройки. Это же начало 90-ых. кризис настал, СССР рухнул, куча беспризорников, которые никому не нужны. Там были Кирсан, Трут, Кореш, Очкан и остальные ребятишки. Они грабили магазины, школы, людей, отбирали яблоки и завтраки у школьников, били соседских ребятишек. Боялись их многие, ведь дикари, в подвале ведь живут! Клей нюхали, слушали панк-рок, рисовали на стенах анархию и писали "секс пистолс" или "панкс нот дэд". В моем подъезде на первом этаже жила семья наркоманов, когда моя сестра в школу шла, то бутылка с вином чуть было в нее не попала. Дверь открылась и бутылка полетела именно в тот миг, когда она была на площадке первого этажа. Так что, купишь книги или дашь денег на клей?
А четвертый просит слезно:
- Дядь, купил Мопассана собрание сочинений за двадцать. Жрать охота! Умираю просто, ведь не ел пять дней. Пить пиво хочется, сырок есть хочется, водку пить нужно.
Но вдруг его тон меняется, теперь он хочет показать, что сам шит не лыком.
- Слушай, мужик, да я бывший иеговист Роман, который решил уйти из секты, ибо смертельно устал от клерикалов. Ясно теперь кто я такой? Но, слушай дальше, Иегова по ночам баюкает меня в своих ладонях, мол, не бросай меня, а как же я? Я без тебя пропаду, сил нет без тебя, мой милый, жить. Меня мучили кошмары, Иегова показывал лишь ад. Ты там будешь, ох, будешь, ведь ты уже не веришь в меня. А я ему нагрубил, а он забыл обо мне.
Аркаша им отвечает:
- Вы ведь глина, глина, глина, надо помочь глине, дать денег, пусть пропьют их что ли, не буду же я копить деньги! Денег нет, так что идите к черту! Могу лишь пять гривен за все дать.
- Чего так мало? Нам в горы надо ехать, взять водки же нужно! - говорит чумазый паренек обиженно.
- У меня больше нет, - отвечает Аркаша, - идите вы все к чертям собачьим.
- Еще хотя бы девять гривен, - просит слезно босоногий паренек, - дай мне свои кеды что ли тогда.
- Нема! – отвечает Аркаша и забирает их пакеты с книгами.
В книжный зашел страшного вида мужик лет 50-и и стал хвастаться.
- Я тут самый умный на планете земля, так-то, друг, я просто гений! Слушай мою исповедь. Моя бабка до 40-ка лет блудила, а после ушла в монастырь, стала святой - до 100 лет жила! Я сам с детства в церковь ходить начал, но теперь понял, что мне ближе ислам, ведь он для людей. Христианство на женщинах держится, а в исламе женщину любят, коль беременная, то на улицу не бросят. Я тут работаю в фирме, где за 120 евро можно уехать куда угодно. Еще я видел НЛО в школе. В окно глянул среди ночи, а во дворе огромный сияющий цилиндр стоит. Диво! Земля погибнет, люди не живут духовно. На ислам одна надежда. Ислам - это все, что есть у нас. Нет Бога кроме Аллаха и Мухаммад пророк его. Мангуп - это святое место, я оттуда родом. В пещере мать меня родила. Мы же хиппи, живем, чем Бог пошлет. Аллаху виднее, что да как.
Аркаша его перебил:
- Даже за пределы этого мира хочешь уйти?
- В Китай или Индию, али в Тибет, хочется быть духовным бандитом, легко так камни таскать по горам, - ответил он мне ни капли не смутившись.
Тут зашла баба высокая и худая в черных очках, накинулась на книги по йоге и тантрическому сексу.
- О, вот оно начало моей одиссеи. Но денег в карманах нет, я тут сегодня иду устраиваться на работу медсестрой, пройду обследование медицинское в четыре часа в больнице детской. А по жизни я вообще-то анахорет. Гробы таскала, когда в морге работала. Это так меня проверяли санитары. Мол, верю ли я в плохие приметы, суеверна ли аль нет. Ох, а дай свой телефон, я тебе позвоню и куплю книги, когда деньги будут. На Мангупе был? В Тибет едем? Я мечтаю о Тибете так сильно, что ночами он мне снится. Мой Тибет меня спасет, я уеду туда и буду гуру для рабов, вот же кайф тогда будет. С мухоморами знаком? Я уже от них вся истлела, мой скелет тощ и упруг, мои кости волосатые и дырявые, моя кожа от шприцов темна и воняет как у собак, я вообще-то сплю в гробах, где даже мыши не хотят спать. Под землей я сплю. Я просто отъехала от софизма и суфизма. Жду чего я? Ничего не жду. Мое сокровище – это шкатулка с пыльцой ангелов, я от нее просто улетаю туда, где нет никаких координат и шансов на то, чтобы вернуться обратно. Я Канта ненавижу, и читать никогда не буду. Он даже с женщинами не спал, как его можно читать? А Ницше еще тот урод! Он не спал с женщинами, так чего я буду их читать? Они оба просто шуты гороховые. Какое мне дело до их сказок о чистом разуме и веселой науке? Бред собачий все их произведения. Я иду навстречу ужасу, но не смерти.
4.
Аркаша идет к дому Светки, где ее папа не пускает на свидание. Быстро лезет на второй этаж по дереву в ее комнату. Она ждет его в кровати. Он лезет к ней под одеяло прямо в одежде, она пытается снять с него штаны. Она целует ей плечи, но вдруг стук в дверь. "Лола, ты там точно одна?" - раздается голос отца за дверью. "Да, папочка, одна, я сплю уже" - отвечает дочь быстро. Аркаша тискает ее упругую грудь, а она пытается снять с него штаны, но вдруг через пару минут уже громкий стук в дверь. "Открой дверь и никогда не запирай ее изнутри!" - кричит в гневе отец за дверью. "Папа, я точно одна, поверь мне" - хнычет дочь, Аркаша тихонько прячется в шкаф. "Открой дверь или я выбью ее сам" - отец яростно кричит в коридоре. Дочь надевает ночную рубашку и идет открывать отцу. "Запах странный у тебя в комнате, воняет орлами" - отец произносит и принюхивается. "Папа, спать иди, ночь уже, выпей вина что ли" - пытается убрать его из своей комнаты дочь. Тут Аркаша громко чихает в шкафу, отец открывает шкаф и бьет его кулаками по голове и по спине изо всех сил. Аркаша орет от боли и бежит к окну, открывает его и прыгает вниз прямо в огород, где заросли малины. "Еще раз тут увижу - убью!" - орет отец ему вслед и махает энергично кулаком. "Какой ежик! Ни стыда, ни совести" - произносит он с притворной горечью в голосе, а дочь притворно плачет, уткнувшись носом в подушку.
Аркаша нашел новую бабу и три приходил к Лоле ночью в комнату, но у нее был точно такой же отец, как и у Светки: отец чуял его запах и приходил в комнату с битой. С пару ударов он выбрубал парня и уносил его тело в огород, где утром Аркаша обычно приходил в сознание, а Лола лишь плакала, она понимала, что отец не станет ее слушать, ведь она просто дочь, которая любит своего отца и должна слушаться его, чтобы он был ею доволен. Комедия, одним словом, все тут актеры, а мир есть история, рассказанная идиотом.
Как-то раз Аркаша выслал мне свою фотографию, где он голый и равнодушный ко всему на свете, лежит на пыльном полу в позе эмбриона. "Еще ни одна ****а этого моего фото не видела и не увидит!" - услышал я его грустный голос в колонках. Аркаша мечтал в Тибете жить, чтобы не думать о бабах. Бабы ему снятся, они его эксплуатируют. Они буржуазны, все мещанки чертовы. Аркаша бежит от них, они сливой манят его спелой, ему трудно устоять. А в Тибете снега и горы, бабы там его просто не найдут! В городах же кругом одни бабы. Светка умерла для него уже, он даже не думает о ней больше. Вот что такое аскет! По горам Аркаша ходит теперь сам и купается в Черной реке, вот что значит спортсмен. Играет на гитаре рок, поет песни, прям пророк, герой. Кругом одни бабы, а спасение где от них в рок-музыке. Я молчу в телефонную трубку, жду, что он сам мне ответ скажет. Бабы кругом, даже на войне их полно. Снаряды делают ласковые и нежные руки, не знали? У войны женские руки, но лицо не женское. Бабы, кругом одни бабы…Аркаша бежит от них в Тибет. Школьницы и старухи задирают его, обижают своей наготой его юный фаустовский дух. Я и вправду не показал ни одной бабе его фотографии. Он вроде как в Шамбале живет со своей бывшей женой. Эту новость я узнал только вчера. Там у него куча детей. Он продает открытки Тибета паломникам, вот такие дела у Аркаши. Когда-то этот чудак делал бокс для перепросмотра из досок, теперь же эти доски пошли в ход для того, чтобы сделать из кучу полок для книг. Дожили! Вот так идет его жизнь. Ходит с сыном в горы, чтобы сидеть вместе у костра и мечтать о сказочном Тибете. Сын сам понимает, что папа родом из Шамбалы. Аркаша мне присылает фотографии своего сынка на фоне крымских гор. "С любовью из Тибета" - подписывает он их как обычно тонким маркером. Сынок мечтает об Индии, Аркаша его все на Тибет наставляет, но толку никакого - сынок пошел весь в маму.
Аркаша до сих пор играет грандж в гараже. В Тибете он никогда не был, сынок играет с ним в банде. Он на барабанах, а Аркаша на гитаре и поет еще, одним словом, славная банда. "А что, я был в своем внутреннем Тибете" - вроде как оправдывается передо мной Аркаша. "Мой Тибет внутри меня, он только так мой, и только так вечен. Кто я такой, чтобы верить в то, что какие-то горы мне могут что-то дать? Горы внутри меня и точка. Тибет мой во мне. Я спокоен, ибо Тибет мой так силен, что сынишка даже это чувствует. Вон, как по басс-бочке сильно лупит. Вот что такое грандж! Вон моя гитара, я беру в руки ее и играю грандж, вот сила-то! Фендер! Моя малышка, киска, девочка. Да грандж для меня - это все! Вон, мои патлы до пояса, каково, а? Мангуп не посещаю, там скользкие камни у "мышеловки" и монахи мерзкие сидят в пещерах.
- Сынок, а спой-ка мне "Мой грозный мир", - просит он сына, что пьет пиво и докуривает «пятку». Все будет хорошо, быть добру! Добра! Любви!
И вот книги на улицах валяются себе хаотично, словно бы за ночь кто-то их разбросал по всему городку ради какой-то злой игры. Аркаша бродит по томам Золя и Достоевского, по книжкам для детей, сборникам поэзии Державина. Уже нет никого вокруг, кто мог бы сказать, что это лишь очередной сон. Дома пусты. Аркаша бродит по переулкам, а рядом тени смеются, подбирают книги в свои ранцы и бегут к реке. К вечеру никаких книг на площади уже не увидишь. Тени все растащили себе домой. Сидят и читают себе в уютных норах, где на стенах висят портреты мертвых царей и жареных любовниц и президентов. Книги бродят сами по себе куда хотят. Аркаша идет ночью по улочке, видит медуз, что летят над домами. Огромные такие медузы. Покой им только снится. Минута молчания. Он спокоен, ибо существует. Неудачный брак. Он слушает мать все время, потому и сел в свое время в тюрьму, а его мать просто слабо знает мир, а потому ее нельзя воспринимать серьезно. И вот, Аркаша в подвале лежит на диване, тени в углу шепчутся, а книги, что в шкафу отдыхают, вдруг начинают душить его своими мощными руками. Откуда у них столько сил? Спасите, он задыхается, его тошнит от них, руки так слабы, не может сбросить их со своей груди, ведь на ней три десятка книжек, что пытаются ему сделать очень больно. И так, он ощущает, что невидимая дверь в подвале есть, то будет портал в иные миры, он встает с дивана, книжек уже нет, они исчезли, видит в стене дверцу, открывает ее, она скрипит, бросается в космос, летит, наконец-то он вне тела своего. Хэйхоу! Давайте только без бога лететь. Мир людей оставлен позади, он решил идти дальше, ему так приятно лететь, летит, летит! Его тело валяется на диване, а он летит себе, ура!
В том городе каждую ночь летали книги над городом, я созерцал их с луны, ведь, сидя на луне, мне все было видно четко: как на ладони. Колодец глубокий, веревки нет, ведро как достать? Надо искать шпагат с крючками, тогда можно достать. Там четыре крючка. Вытащишь за ручку ведро из колодца – не вопрос, главное – это созерцание. А если колодец до центра земли дотянулся? Ну, книги уже не мучают меня во снах, они улетели на луну, там им самое место. Прозрачные девушки летают над домами и читают свои книжки в облаках, им кажется, что это нирвана, что это дао их накрывает чудовищным ливнем без всякой возможности вернуться назад. Синий ветер уносит их в сторону белых скал, где их ждет ледник и мишка, который подарит букет алых роз, пожмет руку и даст знания о том, как правильно засыпать, чтобы видеть осознанные сны. Такие вот мечтания кружились вокруг моей головы, когда в моем горле поселился кислотный пингвин. Он дул изнутри, казалось, что мое горло разбухает и вот-вот лопнет. Было страшно, но кто сказал, что будет легко?
Мы видим, как лихо взрываются жилые дома, населенные безобидными обывателями, самолеты падают на полные торговых офисов небоскребы, буржуев посыпают, как тараканов дустом, неким белым порошком с сибирской язвой, и волны паники катятся по человеческому морю, охватывают весь мир.
Паук по-прежнему поедает бабочку и муху. Гигантскую муху ест огромный паук. Вот на берегу реки сидит наш друг, что жаждет уйти из сансары, но всегда все видит, а потому парень страшится быть никем, стать ничто, боится, вот и держится партии. Зарабатывает себе на хлеб и ноутбук, каждый день, работая на Партию, которая его никогда не забудет. Пионер себя все время ставит в пример. Только он может купить пиво и сигареты своим приятелям, которые говорят ему о том, что Дьявол все видит и любит его, а пионер, в качестве принятия мира, зовет своих товарищей идти на всю ночь в бар, дабы там напиться до чертиков, ведь он устал от своей роли. Ой, как устал.
Туманы над горой бледны и черствы. Погоня в небесах идет без всякой цели. Два человека малыми шагами шли по густому лесу, взявшись за руки: им встречались разные существа, которые сеяли мудрость на весь мир. Они вырастали до размеров сосен, они шагали теперь через реки легко, они владели сознанием леса, казалось, что это просто игра для тех, кто вступил на путь безмолвного знания.
За горизонтом стояли темные деревья, которые были домом тех, кто жив. Их было так много, а потому и радость разливалась по венам от такого зрелища. Они дули на деревья, что шатались от их дуновений. Они взлетали вверх, они плыли по небу, словно ястреб, они танцевали небесный танец. Быть может, кто-то из вас был там, в ту пору кто-то умирал в лесу, а потом воскрес на третий день по писаниям. Я точно воскрес! Воистину воскрес! А мне потом кидались под ноги лисы и медведи, они шептали мне свои истории о жизни в лесу, а я был рад, что они открыли мне свой внутренний мир. Они летели тоже, все было в полете, лес летел в небе, он плыл, парил над землей, высоко же, как он был от земли. А ворон между тем смотрел, как я парил над землей, ему было радостно, что я смог летать, ведь мы теперь друзья. Я говорю вам всем, что ночь настала, что мы стали теперь постигать такое, отчего волосы дыбом стоят у почтенных граждан. Да, он увидел белого волка, что уносил на своей спине ангела смерти, ангел сидел на спине волка и ел сушки, а потом сказал мне: «Пришла пора быть тем, кем ты есть, а кто ты? Ну, мальчик, ты ли это? Ну, где ты? Чего молчишь?». А потом он стал смотреть на верхушки деревьев, с них капала родниковая вода, и я был напоен этою водой, что лилась с деревьев. О, тут была вселенская тишина! Я мог бы вам долго описывать эту тишину, но лучше бы вам самим побывать там. Конечно же, мне было так радостно от того, что паук ест мух.
Он был заворожен таинственным лесом, он зажмурил глаза от удовольствия: ведь там полно волков. Он блуждал по лесу и глядел в ямы, в которых спали волчата, ибо ему любопытно узнать их. Один из волчат проснулся, глянул в глаза Аркаши и сказал: «Родной ты мой, ты чего же молчишь? Так надо, батька, так надо тебе быть живым в лесу. Надо так надо, будешь с нами ворожить по лесам». Было ночью светло, ибо луна лила свои лучи на ветки густых дерев. Аркаша сказал сам себе, что с волками жить будет, если даже и будет тяжко, то все равно будет здесь жить. Крик ворона пробил чащу леса, совы летели себе по своим делам, волки обходили свои владения.
Аркаша идет с волками к городу. Вон на кладбище, на котором женщина в черном костюме танцует на месте, а вокруг нее идет роение. Военный, прокурор, судья, футболист, хирург пляшут поочередно вокруг нее. Гробы пустые стоят, кресты перевернуты. Аркаша смотрит на них, а волки готовы их всех растерзать. А они, натанцевавшись, сели в круг и глядят в пустые глазницы черепов, а после становятся гномиками и ныряют в свои норы, в которых кроты живут. То Кали. Она безумна. Язык высунула. Глаза выпучены. Лицо напряженное и страшное.
В уютных гробах будут лежать те, кому стоит последние штаны снять и отдать тем, кто на земле бедствует. Внутри этого черепа есть целый мир, он сам олицетворяет собой вселенную. Мертвецы хотят хлопнуть дверью так сильно, чтобы все люди стали радостными, чтобы смеялись всегда и везде. Мертвецы живут в городах, в своих картонных домах. Они припомнят людям стены кладбищенские, припомнят надгробия, припомнят слезы, водку, колбасу во время поминок. Это ж в свое время люди им подложили свинью, чтобы они не лазили в города.
В ту ночь Аркаше не спалось, ибо ему довелось видеть на стенах своей комнаты головы рыцарей, а в камине уютно горел огонь, в котором жарился кабанчик. В этот дождливый день он решил искать счастья на той стороне, ибо было давно уже ясна абсурдность бремени человеческих страстей.
В этот день Аркаша решил, что не будет ходить на работу в книжный магазин. Там скучно, грязно, мерзко. Он сидел за столом на стуле, взявшись за чашку с чаем. Тишина заснула в кухне. На стенах светились лица зверей. Во снах я вижу крылья, что кружат надо мной, я ощущаю, что мое тело душат былинки, а под кроватью вечно кто-то пищит, кто-то изнывает от хохота. Я быстро дышу, чтобы избежать касания этих крыльев глухаря, что прилетает ко мне из космических далей. Я ощущаю, что эти крылья причиняют мне одну лишь боль. Да, надо убрать иллюзию двойственности. Чтобы постичь, нужно умереть. Погляди на стадо, которое пасется около тебя, в твоей голове: оно не знает, что такое вчера, что такое сегодня, оно скачет, жует траву, отдыхает, переваривает пищу, снова скачет, и так с утра до ночи и изо дня в день, тесно привязанное в своей радости. Души куплены, но надо каждому объяснить, что такое черный рынок и кладбище за городом. Человек же всегда видит лишь то, что хочет видеть. Тучи в небе проявят себе через бурю. Мертвецы хотят переселиться к нам в город. Они выходят из могил по ночам, они собираются толпами, ломают ограды кладбища, скоро они будут уже здесь, они могут с помощью очередного самородка взорвать все города на земле, чтоб спасти свои драгоценные кости. Они затеют очередную пирушку, да у них повод для захвата города, ведь дома, где они когда-то жили, их по-прежнему волнуют. Мертвецы испытывают здоровый территориальный эгоизм, им необходимо снова жить в своих городах, а лежать под землей им уже надоело. Кладбища растут, мертвецы крепчают. История это убедительно доказывает – листья без дерева - пыль. Они легко уносимы ветром куда попало. Они всего лишь подобие жизни. Дунет ветер покрепче, и упадут листья. Закрутит ветер и понесет-понесет куда подальше. Аркаша бьет себя сильно по щеке, а тишина в кухне навечно поселилась, тогда Аркаша бьет себя кулаком по спине. После тихо плачет и идет себе на улицу, где его окружают коты, но он убегает от них к морю. Пора ехать в деревню к деду, что живет один. Стоит проведать его, узнать, что там да как.
В деревне летними вечерами сосед играет на баяне советские песни на всю округу. Его уютный и по-новому отремонтированный деревянный дом всех привлекает. Яркие розы и кактусы растут на его участке в огромном количестве. Никита свою дочь отправил в центр, дабы она там познала славу человеческую, теперь же дочь пашет на работе в конторе по страхованию имущества от стихийных бедствий. Никита в свободное от игры на баяне время имеет жену прямо на лужайке, а соседи ему завидуют, мол, без всяких комплексов этот мужчина, такой свободный дух в нем живет, что мама не горюй. Как-то раз зять купил машину и приехал к ним в гости прямо тот самый интимный момент. Соседи, что глядели в дырки на заборе, велели не выдавать ему их. Никита доволен собой после того, как зять оставил им на жизнь пару тысяч долларов. Вот едет по дачному поселку на новом велосипеде и все его хвалят, мол, какой велосипед быстрый и красочный. Никита видит на останове длинноволосых ребят, что замерли в полном молчании, кажется, что они не из этого мира, что их тут просто нет.
- Эй, вы! – обращается он к ним криком, - в ваши годы я уже давно работал, имел жену и дитя, а вы что? Кто вы такие? Мать вашу, я спрашиваю вас, отвечайте же! Мой дом не будка деревянная! Запомните себе это! Я тут не абы кто, а первый человек на деревне!
Но в ответ лишь тишина. Ребята даже на него и не смотрят даже, но лишь под ноги глядят себе. Никита же решается снова дать им понять, что лишь он один знает, как надо жить.
- Вы бы работу нашли, деток бы нарожали, так бы людьми стали, а то, думайте, небось, что я старый дед, что учу вас жизни. Все ясно, вы навсегда потерянные для общества люди. Вы просто паразиты и враги государства. Зря трачу на вас время.
Никита стоит на останове, его велосипед лежит на земле, он внимательно смотрит на ребят, что замерли в молчании и совсем не замечают его. У Никиты тяга к молодым девчатам, но его жена Галина не дает ему повода бегать налево, ибо каждый вечер голая ходит по залу или лужайке, зажигает свечу или костер, ложится на мягкий и темный диван или зеленую травку и широко раздвигает свои тяжелые и пухлые ноги.
5.
Аркаша бродил с тенью по пещерам себе без устали день и ночь. То была жажда приключений, попытка уйти от всего известного. Горцы пригласили в село парня, дабы там сидеть дома у одного дровосека и петь песни темноте, которая окутала все горы и долины. В шубах сидели они, ибо печь не топили еще, шептались между собой, играли в нарды, шутили о бытии и времени. Чаю налили всем в кружки. «Быть добру!» - сказал дед в серой шинели, покуривая трубку. Включила жена его телевизор. Новости. Снова говорят, что в стране эмигранты отнимают работу у молодежи, мол, скольких женщин и девушек они совратили с пути светлого и прекрасного, сколько бед они наделали. В экран летит кастрюля. Ура! Горцы долго говорили о своих делах. Телевизор – это яд, там лишь плоть и кровь, сперма фонтаном льется, там нет светлого ничего. «Звезды, что угольки над нами трещат, они смеются, видя муравейник на земле. Какое им дело до людей?» - сказал дед, что бывал на Кавказе не один десяток раз. «Так же должно трещать и твое тело от нашей огненной водицы! Заболеешь и помрешь, если водку пить не будешь» – сказал громко пастух в сапогах и в черной шинели, которая осталась ему от деда, что воевал с фашистами.
Аркаша шел домой жутко пьяный: он слышал, как они тихонько шли следом. Оглянулся, а они спрятались за темными стволами голых деревьев, они сливались со стенами сараев. Улицы не давали убежища. Ему было тяжело их увидеть, он пытался кричать, чтобы они не шли за ним, но было бесполезно. Голос потерял. Он чувствовал их внутренним зрением, а этого было вполне довольно для того, чтобы пытаться исчезнуть, ибо они хотят пировать до самого утра.
Они за мной идут следом, я вправо, а они делают вид, что идут влево, а я бегу, а они останавливаются, я иду, они сидят, а потом вижу сад. Зашел в сад, а там землянка вырыта кем-то здесь. Я дверь закрыл, а они стоят снаружи, и ждут, когда я дверь открою. «Заболеешь и помрешь без водки!» - слышу я голос того самого пастуха.
«Я не буду пить, хватит, мой мозг взорвался, я жажду свою утоляю лишь песком» - кричу я им в ответ, но дверь не открываю, ибо за нею легион. «Вы там все глотки друг другу перегрызите, а потом я и выйду» - снова кричу я им. Дверь закрыл на щеколду. В углу был огромный сундук. В сундуке кто-то сидел, слышен был стук в крышку сундука. Странная ночь. Там кто-то настойчиво стучал. Ключ от сундука лежал на нарах, я открыл им замок, а из сундука вышел человек неопределенного возраста. Он смотрел на меня пристально. Узнавал кого-то во мне. Пусто у него было на сердце. Очень пусто.
- Не открывай им! Пусть их снегом заметет, чтобы было им хорошо, – сказал он радостно мне, - когда–то они точно так же меня загнали в эту землянку, мол, без водки заболеешь и помрешь. Я был в их логове, пил с ними водку, потом мне стало плохо, я решил уйти домой, но они стали приставать ко мне, говорили, чтобы я выпил еще. Я бежал от них зимней ночью, а потом улицы исчезли внезапно, метель закружила меня, и оказался я в поле возле землянки, а они бежали за мной по полю, помню их вереницы, с разных сторон наползали они, но я открыл дверь землянки, зашел внутрь, а потом время исчезло. Я не знаю, сколько прошло времени там, но тут один миг ощущаю лишь я и это приятно так, если б ты только знал. Так и должно быть!
Аркаша ответил ему вдруг так твердо и убедительно:
- А ведь их нет! Мы сами их выдумали, чтобы было интереснее жить. Их там нет! А мы лишь кажемся друг другу, а ангелы говорят, что нет отличия между живыми и мертвыми, наверное, они правы.
- Да, ты прав, Аркаша, - согласился с ним человек, - в сундук я спрятался от самого себя, мне было одиноко в землянке, вот я и залез в сундук, а замок сам закрылся. Чертова игра! Но теперь я спасен, я уже не играю в эти игры. Богато люди выдумали лишь для того, чтобы себя не убивать. Тоже выдумал сам для себя его, чтобы было покойно жить, чтобы было нервам спокойно, чтобы вьюга не заметала мой разум. А ведь мы с нею были там, да, мы были там! Ох, как вспомню тот кошмар! Огромные черные корабли, отплывающие с пристани на ту сторону, а трюмы забиты мертвецами, а пристань – это гигантский младенец, его пуповина шевелится под землей. Пуповина парила над домами, дворами, лестницами, чердаками. Прорвалась она вдруг из-под земли. Она все убегала от меня, но когда звенели колокола в соборе, то люди шли на молитву, а она все металась от меня по сторонам, а когда я схватил за ее рукав, то она исчезла и появилась в окне башен, в которых жили девы. Я поднялся на этаж, прошел по коридору, зашел в огромную комнату. И тут я увидел ее! Она сидела в черном платье на кровати, волосы ее были белые, она улыбалась мне, а потом она сказала мне: «Да ведь это я летала над океаном! А потом огромная волна накрыла меня, я погрузилась в пучину, а потом меня спас дельфин, он меня вытащил на берег, я ему тогда сказала: «Всю смерть в себе ношу я еще до жизни. Ношу, не зная злобы. Это вот не описать никак!». Да, именно так он мне и ответил, когда я приходила в себя на берегу, а он уплыл, махнул рукой на прощание и уплыл себе обратно в пучину океана. Она еще говорила о том, что часто ждала его, приходила к берегу, садилась на камни и ждала, когда он приплывет, но весна, лето, осень, зима проходили, а его все не было. Она нашла котенка на берегу, его принес прибой, котенок был жив, она положила его в себе в карман, а потом он сказал ей, что дела людские – предлог и только. В глазах у нее застыл кусок отшлифованной скорби, но она избавилась от него, просто вырвала из глаза его и выкинула в океан, а потом стала жить по–иному. В тихом омуте черти водятся, когда женщина походит на ангела, берегись, ибо в ней сидит дьявол. Слышишь, как по полю оторопь бродит, пьяные бабки мигают своими желтыми глазищами в ночной тишине, сейчас они ушли, я пойду, открою дверь и увижу, что их нет, ведь что им от нас надо? Энергия? Вот, возьму сейчас из сундука черный сапог, да дам им по шеям хорошенько, чтобы не пугали людей.
Аркаша взял черный сапог со дна сундука, пошел к двери, открыл ее, а потом увидел, что за нею никого нет, да, наверное, их и не было там, наверное, это все нам приснилось, довольно с нас мучений. Он стал смеяться над тем, что сон был так крепок, он бы выпил чаю, но самовар был в сундуке, он вытащил его, поставил в уголок, сказал «Ом» и самовар вдруг мигом закипел.
-Красота! Вот это жизнь! А я обручен с трагедией и мне легко и весело живется, – сказал весело Аркаша, попивая горячий чай.
- А сапог я подарю ей, как только увижу ее, то подарю, жаль, что второго нет, - сказал Аркаша, поедая сыр с печеньем, - человек есть зеркало, что отражает кого-то другого. К черту все личные идеи. Я, может статься, буду смеяться с любой идеи. Ни дать ни взять мое прошлое – это соитие мужчины и женщины. Жизнь – это топтание на месте, соглашательство. Надо быть богом, чтобы умереть. Смерть отбрасывает человека к животному. Ох, как у меня сильно это желание не быть. Природа-мать умирает при родах человека. Тошнота все равно не даст ни малейшего шанса на исцеление.
Вот уже и утро в поле наступило, Аркаша себе под нос запел, и всплакнул так мило. «Да, она исчезла, но я жду, надеюсь, что вернется она ко мне, ибо ее только тут любовь держит ко мне, на этой земле, будет рассвет, будет, чувствую, что будет!» - причитал человек из сундука.
Снежное поле отражало лучи, закат был в самой своей красе, все было так, как должно было быть, ведь мы пили чай в землянке, смотрели в себя, а больше ведь ничего не нужно, ведь мир – это ты. А потом снежные поля дали нам ответ на все вопросы. А по полям бродили зайцы. Над ними кружили птицы и облака.
- А я бы сейчас был бы рад, чтобы она сидела с нами в этой землянке, теперь я скучаю без нее, - молвил тихо Аркаша, - а вот баба Люся, как, оказалось, соврала, ведь у нее квартира есть в центре города, стены которой забиты до самого потолка книгами по философии, поэзии и искусству. Она там иногда отдыхает от своей роли бомжа. Это она для сюрреализма делает. Когда ей тошно от всего, то она надевает линзы и едет к своему кустику ночевать, вся в лохмотьях и в тряпье, и, кажется, что она всю жизнь вела такую двойную игру.
Вдруг крышка сундука очень медленно поднимается, и она вся в белом стоит перед ними, она, та самая, которая бродила по океанам, та самая, которая по океану мчалась навстречу всем алым парусам. Сонная странница, что прячется за каждой пестрой страницей, пытаясь укрыться от невыносимой легкости бытия в потоке калейдоскопа, что затмил глаза слепым дождям и подберезовикам.
6.
Аркаша учился на одни лишь тройки, но куда поступать после одиннадцатого класса? Не хочется никуда идти, ведь все вокруг него без смысла. Все не имеет никакой цели. Он любит обобщать, кидаясь своим любимым "все", любит категоричные высказывания, манифесты, а ведь ему лишь хочется абсолютизировать только одно свое желание познавать, ведь только в этом смысл он для себя видит. Да, но поступать ему все равно никуда не хотелось.
Вот, для вида, чтобы хоть какой-то смысл придать своей жизни и отвлечь внимания от себя, они пусть думаю, что ему легко так жить, так вот, он думал поступить на моряка, дабы на Ямайку уплыть навсегда. Но его не взяли туда, а потому он пошел на программиста, где на парах громко пел свои песни или рисовал на стенах углем тихое кладбище, в котором нет места для гробов. На уроках информатики спал, да и был он на них всего пару раз. После двух лет обучения его решили исключить за прогулы и "хвосты". Аркаша сделал вид, что будет исправляться. Ночь коротка, а цель так манит, ночью хочется пить вино на могилах подружек, ходить в одиночестве по склепам, а после идти на похороны соседа. Наш друг сидит на набережной и пьет водку с бродягами и бандитами. У него огромный ирокез до плеч, бандит Толик пьет водку и занюхивает ирокезом Аркаши. "Ха, вот это масть пошла, жарко как мне без морской прохлады!" - довольно ворчит бандит, закуривая косяк. "Я сидел с 13 лет на зоне, а там читал Паскаля, как романтично было в те годы. Я сидел до 15 лет, а после вышел на волю, украл мопед и снова сел на год, нормальный ход? Скучно что-то! Поехали в Верхнесадовое, там полно подруг. Давай завтра утром встретимся на вокзале и поедем к ним на свидания, купим роз и пива. Друг, у меня нет денег, врать не стану, я почти что бомж. Ты платить должен за всех, а я тебя с бабами познакомлю. Бабы тебе понравятся, поверь мне, я уж точно знаю что говорю. Мне 18 лет, а из них я три провел на зоне, так что знаю, что такое жить без девушки. Я когда вышел так сразу завел себе кучу подруг. На каждый день, чтобы скучно не было".
И так, до утра они пили водку, что покупали у бабок прямо на набережной. Водка была паленая, от нее нужно было блевать себе на кеды. Море манит всех бродяг. Они со всего мира едут сюда, чтобы попить на набережной паленой водки, что делают бабки себе дома ради того, чтобы просто не умереть от голоду. Пол-литра такой вот водки стоит около 20 гривен. На закуску обычно Аркаша покупал всей компании орешки, свинины, сухарики с хреном и чесноком. Конечно, они часто крали в супермаркетах сидр и колбасу, просто кидали в свои огромные карманы штанов и пайт. На набережной всегда было с кем выпить. Бутылки по набережной ночами собирали панки, сдавали эти бутылки, и на эти деньги покупали себе новую выпивку. Неформалы спали прямо на каменных плитах у самого моря. Аркаша шел пьяный на похороны соседки бабы Люси, но его не пускал в зал охранник. Люся была поэтессой подпольной, КГБ ее в свое время на пять лет в дурдом направило, а ведь в молодости она всегда всем читала свои стихи, но когда стала слепой, то провела дома лет двадцать и там скончалась, оставив после себя около сотни тетрадей со стихами по 96 страниц. У кладбища охрана. Мол, сильно уж больно выпил, парень, сбавь обороты, иди домой и отоспись как можно лучше, но Аркаша не утихает и бьет охранника больно в челюсть кулаком, а охранник бьет его ногой и Аркаша падает в склеп по ступеням. Все возмущаются, мол, чего трогать пьяного шакала! В склепе темно воняет мочой. На кладбище родственники соседки просто возмущены. Кто такой? Я ваш сосед! Кричит он им громко. Какого *** это делать? Гнилой охранник, сука тупорылая! Аркаша встает и поднимается по ступеням к охраннику, снова удар и парень кубарем летит вниз. Куча крови на грязном полу. В склепе стоит панк и глядит на гроб, в котором разлагается тело бомжа. Этот склеп ничейный. Тут всякий может быть похоронен. Он находится прямо у входа на кладбище. Все бабки кричат: «Эй, уебищный охранник, что же ты пьяного панка-то бьешь, изверг!» «Анархист?" - спросил охранник у еле стоящего на ногах Аркаши. Тут бабки всей толпой бегут в склеп загоняют охранника в угол, где стоит гроб, воскрешают бомжа и забрасывают туда охранника, а после проклинают его на чем свет стоит. "Страж, да ты просто скотина! Экстаз – вот он выход! В кипящий котел его давайте закинем, пусть боль ощутит, может быть, проснется и вспомнит" - кричат они ему, засовывая под крышку гроба свои толстые пальцы.
Под утро у Аркаши пропала кепка с анархией, плеер, две кассеты с записями Баха, пайта, косуха с нашивками и кеды, что сестра ему на новый год подарила. Он сидит в пять утра на скамье, а рядом стоит алкаш и говорит: "Руку мне хоть пожми, я тебя от демонов спас, я тебе помог, дай бабла на пиво. Я твой ангел-хранитель, ебись оно все в ухо. Мир летит под откос, если я сейчас не забухаю". Аркаша отвечает ему: "А кто взял мои вещи потаскать?"- "А черт его знает, я не брал, ты уже без вещей в центре кладбища на могиле святого пророка валялся под сосной, я тебя спас, а то менты бы подобрали". Желаю тебе добра, братец, как же я пойду домой без своих вещей?" - "Скажи спасибо, что жив, а там родители тебе снова купят новые вещи, не грусти". А вот идет шестой троллейбус, Аркаша встает, в ногах правды нет, чуть не падает, голова кружится, тошнит. Вдруг вспомнил, что с панками купил в аптеке таблеток, закинулись, запив водой из крана в одном кафе, потом пили вино, пиво, градус нарастал, водку взяли, а потом вроде он шел на концерт: сам или не сам? Вот этого не помнит абсолютно. Словно бы кусок памяти ему срезали, пленка там темна, ничего не ясно, просто какое-то наваждение. Он прощается с ангелом-хранителем, дает ему пару гривен, что лежали в кармане брюк. Уселся в кресло, ждет кондуктора, дает ему 75 копеек за проезд, достает из кармана кускок титана и рисует на стекле анархию. Слава богу, что все прошел, очередной трип закончился. Нервы шалят, война нервов…
Утром он идет на вокзал и чисто случайно так, словно бы в кино, на перроне стоит Таракан и ждет его с бутылкой пива. Аркаша уже на перроне. "Глотни что ли, попустит, давай, ты же бес, как и я!" - тянет ему бутылку малый. После пару глотков Аркаша ощутил некую легкость в теле и мысли стали позитивные: он уже не думал о потерях, да плевать ему на все вещи в мире, плевать, он выше любых вещей и дороже всякой вещи в миллиарды раз. "Спи в этой вселенной своей могилы. Субъекта и объекта нет. Нас ждут бабы, я им звонил, да не бойся, они в порядке. А вот если бы мы жили в ту эпоху, то сейчас бы работали на заводе и стояли бы на очередь за квартирой какой-нибудь. Нас бы ждали уютные цеха заводов, премиальные, стенгазеты, красные уголки, беседы о мирном атоме, успехе труда, журналы мод, бархатные плечи актрисы, цистерны с пивом и вином и бесконечные очереди за красными штанами" - хлопая по плечу друга, произнес Толик, думая о своем.
В этот день у Аркаши шел в институт экзамен по физике, но он вообще ни разу не пошел на пару за 2005 год. Пропил весь год. Физик на него жаловался декану. На кой черт он вообще туда поступал? Пить меньше надо было. Просто потому, что он вообще не хотел поступать никуда, так хоть куда-то - не все ли равно? Пил с бандитами в горах. Если на парах спать, то абсолютно все равно на кого учиться. В институте тоска смертная. Абсолютный холод там. Стены, кабинеты, умники в галстуках и очках - Система. Чужое все оно. Да пусть они все провалятся сквозь землю! Горе им всем! В аду сгорят все они.
Недавно декан заметил, что Аркаша вообще был всего лишь на одной паре за месяц. Звонил отцу, жаловался, что худший ученик в группе, что отчислят, чтобы не позорил институт. "Мне не надо высшее образование, айя! Лучше солнышка мне дайте и неба с молочком. Айя!" - кричит Аркаша декану и бьет его по левой щеке ногой. Декан в шоке и звонит отцу, который и так уже все понял: сынок просто стал подонком, пошел по наклонной. Декан хватает Аркашу за горло, а через день у парня горло так болит, что он говорить даже не может с людьми. Хрипит, стонет, больно же как, декан просто какой-то вампир. "Бежишь от себя, сука, какой же ты идиот, сколько я на тебя денег потратил, а толку никакого. Князь, ты просто псих, что жаждет сидеть на вершине горы и пить вино, обсуждать тучки и фей, что судорожно мечутся между небом и землей" - тихо говорит отец сыну, когда тот пьяный пришел под утро с очередной пирушки.
Вот грустная электричка стоит у обочины, усаживается в нее Таракан и Аркаша. Пусто в вагоне. Бабки спать ложатся на сидение, старики хлеб жуют и записывают свой план дня в блокнот. Из молодых лишь они тут сидят и говорят о своей жизни. "Бабы что надо, Аркаша, тебе они будут по душе, красавицы ведь какие! - убеждает Таракан, а после добавляет, - да, у меня все женщины и девушки матери и красавицы, да я люблю женщин! Потому, что они рожают детей. Я мать люблю, она меня родила, ну и что с того, что я пал, ей плевать на это, ведь я ее сын!".
За окном далеко загоралось ярко-красное солнце, птицы начинали петь у полях, где полно росы, белые тучки проснулись на вершине темного холма, где мхи нашли себе приют на серых камнях."Как думаешь, было ли на Руси великое прошлое до крещения?" - задал вопрос Таракану Аркаша. "Нет, ты что! Мой отец говорил мне, что застал время, когда только носки ввели в обиход, а ты говоришь о великом прошлом Руси! Чушь, не было ничего, пустота. Никакого великого прошлого Руси!" – ответил тот уверенно.
За ужином отец сурово говорит сыну, что смотрит в пустое окно: "Сам работай на свою учебу, я не плачу за тебя больше. Просто будь дворником, например, но не кради никогда, вором не хочу тебя видеть".
"Слушай, а мы будем сидеть у реки с ними, да? Ты будешь петь им песни под гитару, а я буду чай нам делать. Костер разожгу, радость буду в сердце вызывать" - говорил Аркаша другу. "Да, я им спою про зону песенки, про свою удачу запою, ведь хмель забрал мою подлость" – ответил ему Толик.
Ночь, костер горит, сидят девушки у костра, парни пошли за водой к реке. Слышно, как дует ветер одиноко в полях, как звезды дрожат на ветру, как сверчки в кустах поют. Все замерло, время остановилось. У реки было чудесно. Журчала водичка, стоять по пояс в холодной воде приятно дело. Какие города? Они уже не нужны, когда есть это поле, костер, речка и девушки, что ждут у костра чая. Поле всех отпоет и все простит.
Толик поведал Аркаше, стоя в реке свою мысль, что давно его волнует: "Веришь ли, я поставил мышеловку дома, а утром вижу, что лапа мыши валятся рядом, а крови сколько было! Весь пол в мышиной крови. Жизнь есть насилие. Война. Как не крути. Мы убиваем каждый день кучу зверей и насекомых. Человечество уничтожает все живое. Как можно жить после этого? Как можно быть в своем уме после такой боли и отчаяния вселенского. Мы просто хищники, убиваем все, что видим. Человечество? Оно просто дикарь. Мне жаль эту мышь? Ни капли, но в этом вижу закономерность: от малого к большему. Сегодня убиваю мышь, вижу ее лапку, что валяется рядом с мышеловкой. Лапка есть указание на то, что нам рубят голову. Система есть зоопарка, аквариум, мы все тут мышки в мышеловке. Кто мы? Свободны ли мы? Ни капли не свободны. Сделаешь что-то ненормальное, то сразу в психушку или тюрьму запихнут. Вот и думай о свободе после этого. Даже в горах нас найдут и убьют просто за то, что мы живем вне системы". Аркаша ответил другу: "А мы насилие всюду чиним, куда не глянь! Родителей своих ненавидим, желаем смерти отцу и матери, сестре, всем, кто нас обидел и что-то плохое сделал. Мы проклинать лишь умеем. Любить еще не научились. Вся планета один лишь вулкан, где все время идет война. Все время льется кровь. Любить еще не умеем. Война полная чепуха. Мы хотим мира и любви".
И вот они несут воду для костра, девушки сидят и смотрят на пламя огня, в тех красных лучах пламени они видят замки с рыцарями и крестоносцев с мечами наперевес. Треск огня всем нравится. Запах дров прекрасен. О, что может быть лучше костра в ночи у реки среди полей! Звезды так ярко блестят, что, кажется, будто бы это жемчужное ожерелье, которое соткано так умело, что и глаз не оторвать уж. Ночь дарит нашим мечтателям еще одну чудную сказку. Тополя стоят у реки. Костер все горит. В угольках девушки видят свои дома в горах. То хижины из досок, где они пасут коз и вынашивают детей.
Эти сказочные подруги, родились в селе Верхнесадовом под новый год в хлеву, как Иисус. Им уже по 15 лет, часто пасут коров, ходят в школу, шьют, вяжут, им хочется романтики, вот и связались они с Толиком, который привел к ним Аркашу, хотелось им еще и семью, но в селе жить не сильно охота, а вот в горах - вполне. В городе им не с руки жить: они не городские. Они не могут быть городскими, ведь они ухаживают за животными с малых лет. Куры, коровы, поросята, а они-то хозяйки, а еще и огород. Родителям же надо помогать. В селе легко жить. Главное, чтобы руки и ноги слушались. Тело не старело.
Толик им решил кое-что сказать о себе, налив черного чаю в чашки. - Вот стою и гляжу за решетку, вижу небо, журавли летят, я бы с ними улетел на свободу, но потом понимаю, что я тут счастлив. Я вначале, когда попал в камеру, не знал куда деваться: все чужое такое. А после того, как увидел за окном воронов, что летели к пригорку, на котором было кладбище, где селяне хоронили своих, то мне стало все ясно. Вороны же живут очень долго, нас с вами могут пережить. Я ходил по камере целые дни напролет, представлял себе, что иду в Сибирь, ведь там декабристы были в ссылке. Хотелось песни петь, но нельзя. Запрещалось там петь. Да, ладно, сменим тему. Я вот тут себе недавно купил электронную книгу. Мне теперь книжные магазины не нужны. Я купил за 1500 гривен ее, там можно менять размер шрифта. Очень удобная вещь. Едешь в транспорте и читаешь. Великолепно просто. У меня тут ой как много всего есть. Вот же техника до чего дошла! Всего лишь блокнотик на виде, но тьма книг туда влезет. Так что все букинисты и книжные нервно курят в сторонке.
Люба спросила внезапно парня:
- Толик, а это правда, что ты ангел?
Толик важно ответил, поправляя свой пиджак и галстук:
- Ну, конечно, я, а кто же еще? Только я волчонок все же, а не ангел.
Аркаша понял, что настал миг, он должен им все сказать, чтобы они знали кто он такой, ведь не напрасно свет белый его носит. Мать его родила не просто так. Он же интересен самому себе, следовательно, и им будет интересен.
- Мой отец мне часто рассказал о том, что Валентин Катаев говорил в одной передаче, что двухсот книг более чем достаточно для домашней библиотеки. А у Михаила Шолохва вся квартира в книгах. Все шкафы ими забиты. Мой сосед хотел быть как Шолохов: одно время накупил себе уйму книг, но инсульт случился с ним и его сын все распродает, говорит, что на пиво хватает. Да, а я сам что? Надел свою косуху, кеды, купил бутылку вина и пошел в центр гулять. Мне тут бабы кричат: "Хеви металл жив, панки не умрут, мы победим, мы сильные, мы волки лесные!". Ну, я иду себе по центру и мацаю за жопу дедов, солдат, теток, подростков. Мне весело, вот и все, но они возмущаются, говорят, что я хулиган. "Милиция, хулиган!" - орет дед, ощутив мою руку на его попе. Вдруг вижу, сидят два панка на ступенях у церкви с гитарой. "Много нааскали?"- спросил я. "Неа, тут все жадины-говядины, христиане вообще просто жуткие жмоты" - ответили они ему хором. В церкви было тихо, поп стоял у икон и молился. Я его за зад хватанул, а он заорал, что я бесноватый, а я ему икону сломал, просто сбросил ее со стену на пол. Стекло разбито, а свечи все же горят. "Хамство!"- орут старушки, что свечки ставят. "Жулик!" - орала матушка, поднимая батюшку с пола. "Понаехали тут!" - орала уборщица. "Житья от вас нет!" - кричала дочь попа. "Милиция куда только смотрит" - сказал пьяный прихожанин, увидев, как я сбрасываю со стен иконы. "Кто с миром пришел, тот от меча умрет" - сказал дрожащим голосом поп, потирая свои мокрые колени. А я иду дальше в сторону проспекта Ленина, там вижу машину огромную, что парит над землей, я кричу, чтобы меня взяли с собою в полет. Мне бросают трос, я лезу в ее кабину. Там сидят мальчики и спрашивают: "А ты уже знаком с атомной энергией?". "Да, конечно, конечно же, знаком, - отвечаю я им с улыбкой".
Толик пошел к реке, дабы подумать о своем бытии, девушки ушли в сарай спать.
- Аркаша, расскажи сказку на ночь, - просили они хором, когда он лег рядом с ними.
- В горах я пошутил насчет того, что тут есть некое тайное место, где сбываются все на свете мечты. Вот она сила гор! Да, я увидел змей своими очами, змей, что живут в небесах, а вместо скал - маски индейцев, алые капли смолы, что падает с неба прямо на одежду, оставляя на ней глубокие раны, из которых бьет фонтаном черная кровь. Источник света внутри бесконечен. Глаза закрыл и видишь массу строчек. Эти строчки бешено бегут куда-то вдаль, забивают гвозди собою, словно молоты, а после распадаются на миллиарды осколков, фраз, в которых миллиарды букв, что образуют новые и новые слова. Вот пегая лошадь бежит по пустынной тропе, она голодная, она хочет знать, как мы тут очутились, видит, что мы сидим на дельфине и плывем по океану, где живет гигантский кит, что в чреве своем носит всю землю. Я потерял голос, совсем немым стал. Я тут лишь свидетель чего-то там, сам не знаю чего. Мой голос исчез, я не могу кричать, я не могу говорить, но это и есть благо. Немой свидетель - это ли не чудо? Высшая степень немоты. Я просто рыба. Ныряю в океан. А на дне живут желтые русалки и водяные, бегут себе по волнам те, кого они утопили, спасаются от самих же себя. Владею миром лишь тогда, когда сижу в четырех стенах.