Чтобы быльём не поросло

                Василий Петренко









                Чтобы быльём не поросло













                Белоухий      1                .                .                .                (анекдот)                Большой Узбекский тракт (БУТ). В сторону Самарканда мчится крутая иномарка.  Свист ветра заглушает шум мотора.  Вжикают встречные авто, мелькают перекидные мосты, пирамидальные тополя, обрамляющие БУТ с обеих сторон, сливаются в сплошные зелёные стены.  Толчок в днище, допы (тюбетейки), взлетев к потолку, опускаются, сикось-накось, на до блеска выбритые головы водителя и его спутника. Скорость движения гаснет, "Вольво" останавливается. Сказав: -«Э, шайтан тебе в рыло!» водитель идёт пинать шины.
Визгнув колодками тормозов останавливается Москвичок.                -Чево стоим?-спрашивает владелец 401-ой модели.                –Да вот тряхнуло, теперь не фурычит.                –Открой капот,-говорит обладатель реритета советокого автопрома.                –Это зачем?                -Открывай, говорю!                -Хоп майли (ну ладно)                Нажата какая-то кнопка в салоне Вольво-крышка капота ушла вверх. Голова цвета коры белоствольной берёзы заняла её место. Через шесть секунд:-Заводи! Повёрнут ключ замка зажиганья-Двигатель Вольво, муркнув по-кошачьи, ожил.                –Что было?-спросил спутник горе водителя.                –Обычное дело, провода со свеч соскочили.                –Ну надо же! Ухо белое, а умный, как узбек.-сказал хозяин тюбетейки расшитой золотой нитью. 
Полуфабрикат для «Голубого Змия.»
Арене цирка: питон, дрессировщик и его ассистент.  Дрессировщик делает, не понятные зрителю, пассы-челюсти драконы раздвигаются. В развершююся пасть дрессировщик кладёт свою голову. Встречный, молниеносный, как выпад шпажиста, выброс тела дракона. Че6люсти захлопываются, пищевод змеи вздувается, обозначая дальнейшую стезю дрессировщика.   Окаменевшая поза ассистенту и  тишина в зале. Слышно только жужжание мухи пытающейся заглянуть в глаза ассистента, выкатившиеся из своих орбит.   Вдруг, со стороны галёрки, над головами притихшего зрителя:- Праашу паавторить! Это голос вышедшей из небытия другой, пока ещё, потенциальной, жертвы. Но жертвы не менее прожорливого дракона, имя которому «Голубой Змий».   
Ефрейторы в отставке
  Давно это было. Стояли мы на плацу в последнем нашем построении, приказ об увольнении в запас слушали. Рядом со мной стоял мой друг ефрейтор Славка Калнач. Краем левого глаза вижу-Славка, вроде бы ростом меньше становится. Глядь, а он в землю уходит! По щиколотки, по колени, уже и по пояс провалился. Что это с тобой происходит?-удивившись спросил я Славку.                --Ни чего страшного,-говорит.-Я свой долг родине отдал сполна. Теперь,-говорит,-могу жить там, где хочу и с кем хочу. Вернусь, обзавидуешься.- Прощай!-успел крикнуть из провала Славка, и асфальт плаца над его головой затянулся. Другие дембели, даже стоявшие рядом, исчезновение Славки не заметили.               
Много лет прошло. Заскучал я по Славке.                После нашего увольнения в запас, наш полк расформировали. На месте его военного городка теперь находится обширная зона отдыха горожан. Однако место, где Славка под землю ушёл, найти не сложно: там всё ещё стоит платан. Которому, наверно, лет пятьсот, или больше.                ..Пришёл я, значит, к тому платану, набрал в грудь  воздуха и, наклонившись поближе к земле, протрубил:                --Эй, там, в преисподней! Есть у вас вольноопределяющийся Славка Калнач?                -Чего орёшь!-послышался голос,-нам и так хорошо всё слышно. Что у вас там происходит знаем. А Славка твой сейчас на работе.                -Когда будет?- спрашиваю.                -А кто ж знает! Больно уж жадный твой друг-пашет, как негр, без отдыха. Ходи по чаще. Авось повезёт.                           
Мне-то что. Отправляясь на встречу со Славкой я, на всякий, случай открыл себе больничный лист и мог теперь хоть целую неделю прохлаждаться в тени платана; есть шашлыки и пивом их запивать.                На второй день Славка опять был на работе, на третий, четвёртый тоже. Наконец отозвался.                -Как ты там,-спрашиваю,-не мёрзнешь, не скучаешь?                -Что ты,-говорит,-у нас не замёрзнешь, здесь день и ночь печи горят, котлы кипят.                -Что за котлы?—задал я наивный вопрос.                -Ну это, в которых ваших деляг от мирской грязи отмывают. Давай к нам, сам увидишь,-ответил Славка.                -Ну уж нет!—говорю,-лучше ты к нам возвращайся. Если у нас так вкалывать, как ты пашешь, так и у нас можно жить–не тужить и с девчонками дружить.   
К тому времени Славка условия, оговорённые контрактом, уже отработал, и черти его отпустили без волокиты. Они, как оказалось, условий договора (не чета нашим) никогда не нарушают. Но черти они и есть черти-без плутовства существовать не могут.  Заключая с кем-либо договор, оставляют для себя лазейку. Так  и со Славкой поступили: пункт о том, как ему, после истечения сроков, предусмотренных контрактом, возвращаться к живым людям, в контракт не включили. Будто бы по недоразумению. Мол, оплошность допустили. Хитрецы! Только на этот раз  не на тех нарвались. Видно, никогда с ефрейторами дел не имели.               
 У меня с собой была верёвка. Я её, так на всякий случай, у нашего завхоза стибрил. Один конец верёвки Славке сбросил, другой, так на всякий случай, к платану привязал. Тащить Славку совсем не трудно было-весил он, наверное, раза в два меньше, чем во время прохождения срочной службы в СА. Но если бы не платан, то быть бы Славке снова в рабстве у дьявола.                Когда я увидел показавшуюся из провала голову Славки, я обомлел от неожиданности и верёвку из рук выпустил. Хорошо, что платан был несокрушим и верёвка рывок выдержала.               
Чего я испугался? Я не испугался, Я на минуту усомнился в том, что выручаю из бесовского плена Славку, а не какого-нибудь Лулумбу африканского. Лицо Славки было цвета хромового сапога нашего старшины роты. И на этом чёрном лике вращались два белых выпуклых шара-два белка Славкиных глаз.   Обниматься со Славкой мы не стали. Уж больно много на нём было копоти.                Два дня отмачивал я своего друга в ванне.   Не помогло. Только отпарившись в бане, Славка приобрёл вид цивилизованного европейца.
Став снова белым человеком Славка и заговорил по-человечески.                -Что-то я в твоём дворе не вижу ни «Мерса», ни «Вольво»! Ты обманул меня что ли?-сказал  Славка.                -Ну, так и я не вижу у тебя мешка набитого тугриками.–услышал он ответ на свою подковырку.                Поняли мы со Славкой друг друга, посмеялись, хлопнули по рюмашечке за встречу и пошли с гармошкой по вагонам,-зарабатывать себе на старость. «Жена мужа на фроонт проважала…» -пели мы под Славкину гармонь песню своих отцов вернувшихся с войны калеками.               
Идеи планетарного значения
Лежу под капельницей. смысла фраз докторов, решающих что делать с моими гениталиями, вступившими в фазу генерации, никем и ничем не удовлетворяемых эмоций, до моего сознания не доходят-я обдумываю идею имеющею планетарное значение.
                Суть идеи.
Гениталии, срезанные с моего тела, в зоопарк, на прокорм рептилий не отдавать, а изготовить из них пищевые добавки к рациону питания китайцев. Они, как известно, народ всеядный,  ко всякому новшеству восприимчив. Но так как поголовье китайцев в мире неисчислимо, то без импортных поставок им не обойтись. Ради альтернативы летучим мышам, разносчикам ковида, правительство Китая пойдёт на любые траты (тем более, что доллары для правнуков Мао всё равно, что для нас опавшая листва берёз в осеннем лесу)
Первой на эту заманиху попадётся жадная до денег Европа. Ну а подражатели, даже и у нас, найдутся. Не пройдёт и десяти лет, как третья часть мужского населения планеты Земля будет оскоплена. Рождаемость хомо сапиенсов сократится. В результате  планета от угрозы перенаселения будет избавлена.
Как только мой говорильный аппарат получил возможность произносить членораздельные звуки, я потребовал встречи с главным врачом. Рикша, в голубом одеянии, втолкнул мою коляску в кабинет главного эскулапа медучреждения, избавившего меня от возможности участвовать в процессе воспроизводства рода человеческого.
Глянув на тестообразное месиво, до краёв заполнившее кресло хозяина кабинета, я вспомнил народную мудрость, начертанную на стене мужского туалета нашей школы, мудрость гласила: «Ананизм истащает арганизм, уменьшает вес людей и расходы на …» Короче-я сказал учёному мужу: «Тому, кто моей идее даст жизнь и воспользуется  мудростью школьного народа, получение Нобелевской премии гарантировано». «Ваши размышления,-услышил я в ответ,- мы сохраним для докторской. Завтра же приступим к лабораторным испытаниям того и другого. Спасибо! А вашу выписку я отсрочу на случай рождения в вашей светлой голове не менее ценных идей». В соавторы набиваться я не стал. Да меня и не взяли бы.    
 
Главный инструмент успеха.    2 

В течении первых двух лет настоящие цветоводы, как конкурента меня не воспринимали. Зато на третий краше моих хризантем ни у кого из них не было. Бутоны по крупнее головы годовалого ребятёнка...                А расцветки какие!   Зайдёшь в сумерках, под крышу теплицы-светло, будто в берёзовую рощу попал. Если и в раю такая благодать, то я туда хотя бы и щас.
Завтра в школах линейка по случаю открытия нового учебного года.  Стою на рынке. Покупатели мимо проходят-идут туда, где продавцы мелкоту всякую,  не жалея своих гланд, расхваливают. Оби-идно!               
…Подходит женщина.  Она, напротив, со своим, на мой взгляд, неликвидом стояла.                –Почем банкуешь?—спрашивает.                –По два за голову.—говорю.                –Дай-ка мне три штуки,--сказала. И встала рядом.               
Не удостоив взглядом наших хризантем, павой, шествует женщина. У неё уже есть одно чудо, ее собственный цветочек-мальчонка семилетнего возраста.                –Женщина, женщина!-говорит  моя соседка,-где это Вы своему мальчику такой прелестный костюмчик взяли?  Верно,  к торжеству  какому?                --Дык, в первый класс идем.  А завтра- линейка.                –Ну вот и цветы взяли бы! Смотрите красота-то какая! И не дорого.                —А почем?-спросила мамаша –Два пятьдесят за штуку.—Загнула моя конкурентка.                ……Восхищаясь купленным чудом, благоухающим сквозь перевернутый конус целлофана, женщина отошла.   Минут через пять вернулась.                –Мне еще три,—сказала,- маму порадую.               
«Я, конечно, и щупленький, и ростом не вышел, зато язык у меня…Я тебя своим языком в любом углу достану»-говаривал один  мелкорослый мужичонка.   

               
Слово спонтанно сказанное.      5               
Сабыр Рахметович день своего рождения мог бы отпраздновать в подведомственном ему ресторане, но на востоке так уж заведено-семейные торжества проводятся в своём семейном доме.               
….Кроме сотрудников общепита и родственников юбиляра, в торжествах должны были принять участие начальники Сабыра Рахметовича и, главное, земляки азербайджанцы, проживающие в Ташкенте.. Наплыв гостей обещал быть таким, что под крышей особняка мест на всех  явно не хватало. Однако, ум Сабыра Рахметовича был приучен находить выход из любого затруднительного положения.               
И выход был найден: всё лето и осень в его дворе, в балагане, (теплице) под  полиэтиленовой плёнкой, цвели белоснежные хризантемы и радостно благоухали пионы. Теперь месяц декабрь был на исходе, следовательно, цветы были срезаны и реализованы на украшение столов торговых точек общепита. Балаган, занимая половину двора, бесполезно хлопал на ветру полиэтиленовой плёнкой.  ……                Организацию мероприятия Сабыр Рахметович поручил  Рустаму Кадырову—завхозу ресторана и местному весельчаку и острослову. Благодаря отлично развитому говорильному аппарату, Рустам был бессменным тамадой на всех торжествах нашей махали.                .Тандем, Сабыр Рахметовичх-Рустам, работал в подготовке мероприятия, слаженно и продуктивно: Сабыр Рахметович давал деньги, Рустам их тратил.  Вот только с прогнозом погодных условий они прогадали. Но в этом их вины не было.  В Ташкентской области Узбекистана предсказать погоду в осенне—зимний период невозможно. То в начале ноября снег покроет землю, то жаркое азиатское солнце сияет на небосклоне весь декабрь. В этот период времени житель региона в течении одних суток может переместиться из лета в зиму и обратно из зимы в осень.               
О непостоянстве погоды в декабре, конечно, знали все, но гости не предполагали, что чествование юбиляра будет происходить не под крышей его дома, а в балагане. Поэтому пришли на торжества в лёгкой одежде.-пиджаках да кофточках.            …                …Полиэтиленовая плёнка надёжное укрытие от дождя и снега, но для дедушки Мороза она препятствием не является. Внутри балагана он создаёт такие же условья, что и во внешней среде.                ……
.Гремела музыка, столы ломились от напитков и яств. Супы, бифштексы и другие изделья ресторанной кухни (Ольга шеф-повор постаралась) дразнили обоняние гостей. Тамада уверенно правил балом, не позволяя веселью померкнуть, хотя бы на минуту, или выплеснуться за пределы намеченного русла. Гости рвались к микрофону: одни славословить юбиляра, другие, чтобы засветиться в области вокальных достижений.                ……               
Полукиловаттные электролампы, осколками летнего солнца, сияли под сводом балагана . Диск электросчётчика не безумствовал в круговерти (всю электронагрузку я посадил на провода рядом проходившей электролинии).               
В самый разгар веселья в балаган, незвано, явился Карбобо (дедушка Мороз). Постепенно лица развеселившейся было  публики стали приобретать синюшный оттенок и покрываться пупырышками. Клацанье зубов заглушили звон столовых приборов. Жители Ташкента начали высказывать хозяину свою благодарность за оказанное радушие, намереваясь, не подвергая здоровье риску, слинять.                Уговоры  Сабыра Рахметовича, повременить с отъездом, не возымели на гостей никакого действия.
  Преждевременный отъезд гостей бьёт по авторитету тамады. И Рустам поспешил на помощь хозяину.                «Гости дорогие, ваш Ташкент никуда не денется, но если вы сейчас нас покинете, то лишите нас светлой радости.  Без вас для нас и сияние этих ламп померкнет и Сабыр-ака огорчится до крайности.               
Однако, холод, как и голод, не тётка родная- гости уговорам не поддавались.                «Ну, так скатертью вам дорога!»-сорвалось с языка Рустама.                -Что ты сказал, собака!—взревел старинный друг Сабыра Рахметовича и  вцепившись в отвороты  пиджака Рустама. начал  Рустама трясти.. Сотрудники  общепита, повскакивали с мест и стали снимать свои галстуки.                .Я подобрал выпавший из рук Рустама микрофон и динамики наполнили балаган моим голосом:-Хурматлик дустлярым, (уважаемые друзья).-- сказал я,-тамада вовсе не хотел вас обидеть. Он хотел сказать: поскольку вам никак нельзя остаться, то пусть ваш путь будет устелен белой скатертью. Но, обескураженный поспешностью вашего отъезда половину  слов забыл.               
.После моих слов лица присутствующих расплылись в дружеских улыбках. Гости из Ташкента прежде, чем отбыть в  славный город Ташкент, наполнили свои и наши бокалы искрящимся шампанским. На брудершафт не пили.  Не принято.                25 02 2018г.         
                Пленник дивана        6                .                .                (фельетон)                Илюшке Обломову было хорошо. Не успел ещё из лона мамки выбраться, а профессия у него уже была. Помещик!-управленец значит. Не хило! Лежи себе на диване и управляй: тебе, Мишаня, ныня поле пахать, а тебе Ванятка, ну-ка подойди поближе, тебе  дружочек, ныня очередь мне спинку часать.                .А нам-то счастье выпало!- самые лучшие годы  жизни задницей парты шлифуешь, потом думай, ломай голову, выбирай сам себе профессию. А как её выбрать-то!  Я вот в школу учителем пошёл бы. Только нынче ребятня-то какая пошла?    У-у! Так и норовит учителя на три буквы послать.                Ну, поставлю я ему "неуд", напишу в дневник, чтобы  родители воспитанием своего чада занялись. Так завтра прикатит в школу на мерсе его златоносный папаня, нахамит мне и начнёт меня уму-разуму учить. А я у хамов ничему учиться не желаю. Нет уж! пускай хамы, своих хамят, сами учат. А я вон лучше в церковь пойду работать. Священником. А что! По сути, священник в церкви, тоже самое,  что и учитель в школе. Стоит с амвона и читает проповеди. Учит прихожан, как и учитель в школе, всему "доброму, вечному".  Прихожане, чтобы не говорил их батюшка, будут слушать его с открытыми ртами. Ну, а неверующий в церковь не придёт, и с батюшкой бодаться не будет. Тихая, безопасная должность у слуг господних. Вот бы мне...
Постой! А как же попами становятся? Учится, наверно, много надо.  А как же иначе-то!. Попу вон сколько всего знать надо: тут и догмы всякие, и жития святых, которых , как са.... которых очень много. А там ещё каноны, кандаки... А молитв-то сколько! Воз и маленькая тележка. А в моей  голове места хватило только одной, "Отче наш". Бабушка Матрёна хотела, чтобы я ещё и "Символ веры" выучил. Да куда там! Стоило мне за калитку выбежать и от той присяги Господу-Богу в моей голове оставалось только  одно название. С  такой дырявой башкой, как у меня, можно,  вместо заздравной молитвы, заупокойную прочесть. Как говорится, и  рад бы в рай да...               
        Умные люди советуют пойти на лесничего учиться. Я бы с удовольствием. Лесники самый счастливый народ на свете. Ушёл в лес, сел на берегу какого-нибудь лесного озерца с удочкой: пчёлки вокруг тебя жужжат, птички щебечут, кузнечики стрекочут. Сидишь, наслаждаешься.                Выпрыгнет из воды рыбка, блеснёт радостно чешуёй и снова в омут уйдёт. И хоть рыбка не та, которая прихоти злой старухи выполняла, но всё равно начинаешь думать, какое бы такое задание ей дать.                Посидишь денёк на бережочке, наглотаешься чистого лесного воздуха, а к вечеру отдохнувший, бодренький домой явишься, да ещё и рыбки на ушицу притащишь.
Совет хороший, только пока институт лесного хозяйства закончишь, во всём Оренбуржье ни одного берёзового колка не останется. Вон Бузулукский бор и тот, будто бы, нефтяники скоро угробят. И что тогда мне дипломированному лесничему в ковыльной степи делать!?                Конешно, в Сибири тайга большая. Работы надолго хватит, только слышал я, что там на семьсот километров тайги ни одной живой человеческой души нет, вокруг только лютые звери.                Ну, допустим, с одним волчарой я как-нибудь и справился бы, но ведь эти серые разбойники (почитай-ка Джека Лондона) кодлами ходят. А против кодлы, хотя б и зайцев, даже лев не попрёт.   Не-е, быть посмешищем для белок я не хочу!   Вот блин! Куда ни ступишь-везде камушки.               
Кабы можно было, я бы в осьмнадцатый век подался.                С Илюшкой мы поладили бы. Он меня барскому делу учил бы, а я ему про интернет рассказывал.

Вот ты говоришь...порок, свинство! Возможно любопытство  и порок, и даже  свинство, но если бы не было этого свинства, то не было бы у нас с тобой адамова яблока, а у обитателей планеты Земля гиперзвуковых летательных аппаратов. Наш создатель не так уж и щедр к нам и много чего от нас скрывает. Поэтому, ради прогресса человечества, приходится…
Тебя наверно мучает, как и всех прочих, вопрос, куда подевались Пугачёва, Галкин и Макаревич? Про Максима ничего не скажу-не знаю, Но вот что я подслушал у невест христовых, у монахинь: Алла Борисовна с Андреем хоть теперь и в царствие небесном, но они теперь у Творца Вселенной на вроде подопытных кроликов.                Отец мироздания, в связи с неурядицами последних лет в сообществе хомо сапиенсов, решил, посредством опыта, выяснить: кому из его одушевлённых созданий (мужчине или женщине) доверить исполнение функций руководителя. За  бывшей королевой сцены закрепил 100 мужчин, Андрею в подчинение поставил столь же особей противоположного пола, и, сказав:-Царствуйте.- отбыл в свою резиденцию.
Прошёл какой-то период времени Бог, в сопровождении архангела-летописца, учинил инспекторскую проверку. Такого расстройства хозяйства, как у Макаревича, владыка вселенной и до, устроенного им, Всемирного потопа нигде не видел: присутственные места заросли бурьяном, кусты живой изгороди не подстрижены, на цветочных клумбах тюльпаны, хризантемы и маргаритки, поникнув головками, орошают  почву под собой своими слезами, повсюду окровавленные тампоны разбросаны. Сам Макаревич на верхушке пальмы пристроился, а его гарем, в полном составе, вокруг той пальмы топчется.                -Андрюшенька, ну что там хорошего среди пернатых, спускайся к нам, родненький!                -Отстаньте стервы,- визжит Андрей,- сил моих нет глядеть на вас! Тошнит уже.                И,  отбиваясь от приступа  бывших затворниц монастырских келий, швыряет в них кокосами.
 От вида этой картины Саваофа самого стошнило. Наказывать Милосердный Макаревича, пока, не стал. Только летописцу велел "неуд" Андрюхе поставить.
В уделе Аллы Борисовны чистота и порядок были доведены до предела совершенств: тропинки посыпаны жёлтым песочком и обрамлены белым кирпичиком, аромат райских цветов Вседержитель почувствовал ещё при входе, кустарники выровнены под линеечку и подстрижены по шнурочку. Присутственных мест обнаружено не было. Вместо них инспекция увидела возвышение, (в простонародии "альпийская горка"), выстланное  ковром разнообразных соцветий.  На вершине возвышения трон Екатерины Великой, на нём наша Борисовна-в черевичках самой Екатерины Алексеевны. Позади трона два чёрных амбала с опахалами. Пока пресс-аташе учредителя Вселенной, т. е. его летописец, обдумывал под каким титулом записать новую обладательницу атрибутов верховной власти, Алла Борисовна на пересечении райских троп заметила одного из своих подданных:-Ну-ка, Антоша, подь сюда,- сладко пропела бывшая мадонна,-Чего это у тебя Антоша, галстук-то на бок съехал! Да и пуговка, я вижу оторвана.-Ты какой  у нас на очереди?                -Ввоосьмой, проблеял Антоша.                -Ну так вот-теперь пятьдесят, нет сто восьмым теперь будешь.
Саваоф почесал затылок своей круглой , как шар земной, головы, взмахом волшебного жезла облёк Борисовну в прежние телеса и велел готовить её к возвращению на Землю.
Как скоро состоится, и в каком образе будет второе пришествие к нам мадонны не известно. Монахини называли то ли имя Екатерины Великой, то ли Маргариты Тетчер, я не расслышал. Но лучше бы в образе Маргариты Симонян.  Мы, мужики, тотчас и безропотно покорились бы ей.      
 
.      






               





                Не выдуманные истории.
 
            







               



               
 Чёрт наверно пошутил
Должен предупредить: историю эту я не сам придумал, рассказал мне её Сергей Константинович-мой двоюродный дядя               
В начале 60-х годов прошлого века  миниатюрные радиоприёмники были редкостью. Жители степных сёл об этой технике даже и не слышали.                .Сергей Константинович  работал пастухом-сопровождал стадо дойных коров на пастбища. Степь не лес-сучок не треснет. Прожужжит в небе самолёт и снова тишина.  В сон клонит. Чтобы отцу в степи не было скучно, сын, приехавший из Москвы на побывку подарил отцу карманный радиоприёмник.      
 «Включу, бывало,-рассказывает Сергей Константинович,- свою  шарманку, голос спортивного комментатора вся степь слушает. Суслики футбольными фанатами стали.                «Одного, другого, третьего защитника обходит киевлянин Бышивец»- гремит над степью голос Синявского. Замерев столбиком около своей норки, грызун ждёт гола. «Удар!  Мимо! Эх, Толя, Толя! С двух метров и мимо!». Суслик не крикнет «Мазила! На мыло!» Он свистнет презрительно, махнёт   передней лапкой и юркнет в норку.                В степи приёмник на подзарядку не поставишь, поэтому, экономя заряд батарейки, игрушку приходится время от времени выключать.               
Стадо медленно движется, на вечернею дойку. Соски, набухшие от избытка молока,  топорщатся в разные стороны, мешают бурёнкам переставлять ноги.               
Еду в след, за хлюпающим копытами, стадом. Лошадка моя, отмахиваясь от назойливых мух, хлещет себя хвостом. Не большая компания женщин соседнего татарского села Имангулово обгоняет нас.  Когда женщины удалились метров на двадцать, включаю своё радио.   «Издалека долга течёт река Волга…», заглушая стрекот цикад, звучит голос Зыкиной. Компания замерла. Выключив радио подъехал.    Татарки меня, и лошадь, осмотрели со всех сторон.  Сказали: «Щюрт, наверно, пошутил» и пошли дальше.  И снова, раздвигая горизонты степи: «Сказала мать: смотри сынок, быть может, ты устанешь от дорог…»   Обескураженные Земфиры, Розы и Заремки ощупали гриву лошади, заглянули ей под хвост, не обнаружив ни патефона, ни радиолы, спросили: «Сергей, твой кабыла жопом играет что ли?»   

    На стройках развитого социализма

 В 1956 году город Аральск был еще портовым городом существовавшего тогда Аральского моря.                А рабочий поселок Саксаульск, расположенный на полсотни километров севернее Аральска, одной из многочиисленных бригадных станций железной дороги, связующий российский город Оренбург с Узбекистаном. 
 В Саксаульске народу проживало тысячи три. Вокруг посёлка ровная, как стол, такырная степь. Водоносные слои под поселением заполнены солёными водами Аальского моря. Питьевую воду в посёлок завозили в железнодорожных цистернах, сливали в бетонированную яму. Два раза в день около ямы выстраивалась очередь: топтались верблюды, фыркали лошади, скандалили между собой люди.  Но наш десант в Саксаульск заброшен был не для решения вопросов водоснабжения-нам, воспитанникам ремесленного училища, нужна была практика, а железнодорожной станции-высоковольтная линия электропередач протяжённостью 22 км.
 Строительство ЛЭП начинала бригада профессиональных электромонтажников, но, понюхав пороху, профессионалы сбежали. От бригады профессионалов остался только бригадир, чтобы руководить нами. Но и он "чухнул", слинял в свою Кызыл-Орду.   С нами остался только Анатолий Иванович, наш мастер производственного обучения.
Для несведущих-такыр это монолит серого цвета, хоть уже не земля, но ещё и не камень. Ты его бьёшь ломом, а от него не комья отваливаются, а отслаиваются пластины толщиной в лист ученической тетради. Под жгучими  лучами солнца, ополяемые горчим ветром. должны мы были в том такыре выдалбливать ямы   для установки в них деревянных опор.
 Брёвна, свежепропитанные антисептиком, разбросали по трассе наши предшественники. Горячие лучи солнца  полупустыни выдавливали из брёвен антисептик, капли креозота стекали на землю. Тот антисептик, по-видимому, изготавливается из сока того самого дерева, к которому и «птица не летит и тигр не идёт». Всё светлое время суток над брёвнами стояло марево зловонных испарений. Если даже не подходить к источнику того исчадия ближе трёх метров, то и тогда его испарения, в буквальном смысле, снимут с твоего лица кожу.  А нам-то надо было, те черные, вонючие бревна, пилить, сверлить, рубить топором, носить на своих плечах               
Через неделю верхнего слоя кожи (эпителия- так, кажется, его называют), а вместе с ним и мозолей, мы лишились. Кисти рук, лицо и шея, не защищённые одеждой, горели, будто кипятком ошпаренные, распухли. Стали розовыми, как у новорожденных младенцев. Ко всем этим мытарствам мы относились спокойно.. Таковы были издержки нашей профессии. Как говорится: взялся за гуж, не говори, что не дюж.
Бороться нам пришлось с другим более грозным напастьем, чреватым болезней двадцатых годов прошлого века-тифом.
У меня зачесался живот. Заглянув в трусы увидел там гадину- упитанную, готовую брызнуть соком, вошь. Но  был я человеком чрезмерно застенчивым, поэтому  ни с кем «радостным» открытьем делиться не стал.  Володя Пенкин -парень без сентиментов-о своём открытии прокричал, будто голой пяткой на гвоздь наступил.   
  Заглянули в недра постельных принадлежностей, а там!...                А там вошь ходит отарами.    До нас в этом общежитии жили студенты из Алма-Аты. Это на их кровях вошь стала такой ядреной. Генка Белышев съязвил:-Кагда нет возможности заниматься скотоводством, казахи вшей разводят. Желтыбек Деленбетов возразил:- Да нет, эта скотинка руско-татарской кровью пахнет. Своих узкоглазых сородичей в Саксаульске я ни одного пока не видел. Где нет корма для барана,казах жить не будет.

Утром на работу не пошли. Все двадцать пять человек, обнажив свои гениталии, расположились по периметру комнаты. Наше временное жилище наполнилось звуками схожими со звуками лопающихся воздушных шариков.
Пришёл Анатолий Иванович                -Почему не на трассе?                –Да вот воюем с аборигенами здешних стен:-ответил Пенкин.                Анатолий Иванович, не сказав ни слова, исчез. Через двадцать минут прибыли работники санэпидстанции и погнали нас в баню. Сами остались добивать остатки банд охочих до человеческой крови. Пока мы дезинфецировались жаром парилки и нежились под  тёплыми. струям душа, работники баннопрачечного комбината из складок нашей одежды утюгами выжигали зловредную живность. Восемь банок сгущёнки от сердобольных тётушек, свидетельниц всех наших мытарств, спасли нас от разочарования  в счастье грядущих дней нашей самостоятельной взрослой жизни.
      
После сдачи госов, в числе других моих однокашников, я был направлен на Ударную Комсомольскую стройку - переносить шахтёрский город Ангрен на новое место. Только счастья бурлить в «боевой и кипучей буче» не нам не довелось.
Ангрен является центром угледобывающей промышленности Узбекистана.  Расположен он у самого подножья хребтов Тянь-Шаня. В недрах тех хребтов были обнаружены залежи, очень нужной стране, руды-урана.  К месторождениям требовалось, через хребты, ущелья и скалы, протянуть высоковольтные воздушные линии электропередач.  В Саксаульске были такырные степи, здесь склоны гор под 45-60 градусов. Карабкаться по ним, с пятидесяти килограммовыми ящиком железяк на плечах, это тебе не вошь ногтем давить. Особенно трудно было подниматься по склонам покрытым щебёнкой. Ты делаешь один шаг вверх, а тебя на два  относит книзу. Через  неделю таких подъёмо-спусков  твоя рабочая обувь превращается в пучок ленточек. Как-то, наступив на объёмистый валун, я оказался сидящим на нём верхом. Валун, скользя по россыпи щебня, поплыл вниз. Путь наш лежал в промежуток между двух гранитных глыб. Ноги у меня длинные, расставив их в разные стороны, я упёрся  башмаками в те глыбы. Дальше, кувыркаясь и подпрыгивая, валун понёсся без меня. Если бы он это сделал раньше, превратился бы я в камбалу с пучками кожаных лент на конечностях вместо плавников.  Но такие приключения   давали нам повод лишний раз посмеяться. Коле Бобкову булыжник, из-под ноги, карабкающегося по склону, Васьки Силантьева, угодил в темечко-Коля, познавая на себе закон всемирного тяготения, заюзил на жвоте по крутому склону. Штанина брюк зацепившись за выступ базальта остановила его скольжение к бровке обрыва.   

Были у нас и другие обстоятельства, не то что смех, но и лёгкой улыбки не вызывающие.
Вот ты, обливаясь солёным потом, добрался до места назначения, тебя мучает жажда. Внизу, у подножья хребта,  бурлит поток студеной воды скатившейся с заснеженных вершин, но спуститься туда, желающих нет. Бережём не только обувь. Вместе с каждым миллилитром солёного пота из тебя вытекает граммы твоей силы, а их должно хватить ещё  и для непредвиденных обстоятельств, скажем, для встречи навестившей тебя подруги. 
В начале трассы доживало свой век строение. В этом строении мы и жили. Вернее, приходили туда ночевать. В бараке было две комнаты и коридор между ними. Первое время вся наша бригада располагалась в одной комнате. Вторая комната пустовала. У меня был двоюродный брат Виктор.  «Зачем нам всем тесниться в одной комнате», -сказал Виктор. Ну и перебрались, мы с ним в свободную.
Ночью кто-то стал щипать меня за ягодицу. Я встал и зажёг свет. Приключения, пережитые в Саксаульске, из памяти  ещё не стёрлись.  Приподнял уголок своего матраца. На этот раз я  увидел там  клопов. Этих созданий было столько, что до утра они выпили бы всю кровь из меня и моего брата. Взяли, мы с Виктором, по галоше в руки и стали ту тварь  истреблять. Шлёпаем-шлёпаем, а они всё лезут. Обратили мы своё внимание на стены. Клопы по стенам, будто овцы по горным тропам, шли на наш запах отарами. От шлепков по стене, штукатурка отваливалась, и нашему взору являлось новое семейство этих, по-моему не божьих, созданий, голодных и бледных. Спать в ту ночь нам не пришлось. Но всех кровопийцев мы уничтожили. На этот раз битву с насекомыми выиграли уже без посторонней помощи. 
                Хохмим               
«Нам электричество пахать и сеять будет. Нам электричество из недр всё! добудет» пели студенты Ленинградского политеха в середине прошлого (20го) века.     Не было бы электричества, несметные сокровища земли сибирской мы и  теперь использовать не смогли бы.   Но электроны ни  нефть (в цистерны не нальёшь), ни уголь(в вагоны пульманы не погрузишь). Электричество можно транспортировать только по проводам.  К строительству одной такой сибирской ЛЭП и я был причастен.               
Жили мы в палатках прямо на трассе будущей ЛЭП. От деревьев трасса была расчищена ещё в прошлом году нашими предшественниками-строителями фундаментов опор.  От них нам достался сколоченный из горбыля сарай. В сарае было   стойло для лошади, оставленной нам вместо переходящего вымпела. Лошадь была нужна нам для поездок в город Братск на  центральную базу  Главангарстроя, а ещё и  для доставки на места производства работ различной мелочи, вроде инструмента, блоков, болтов и гаек.               
..Срамное место нашей помощницы было белым, будто бы его когда-то кипятком ошпарили. От того и прозвище было у неё не благовидное-Белокунка.    И тоща была наша сподвижница, как затасканная шлюха. И масти была неприглядной-грязно-бурой.               
Да хай бы с ней с её невзрачной внешностью, если бы характером была покладиста, а то ведь и своенравна, и  капризна, и ленива была,  как будто засидевшаяся в девках дочь баярина. К тому же при первой возможности и сбегала в лес. Однажды нам  всей бригадой пришлось гоняться за ней по дремучим зарослям дикого леса, работу.  Наш бригадир Мустафа Зарипов сказал тогда:-Да щюрт бы с  ней с шалавой, пускай медведь задрал бы её, но веть у неё есть номер! Осенью завхоз спроси, куда этот номер делся.
. У Блокунки на крупе  было выжжено калёном железом тавро. Из-за этого тавра мы и берегли нашу дармоедку от зубов хищника.
Только ко мне да Ивану Кнышу Белокунка относилась более-менее лояльно. (видимо, учитывала наше недавнее колхозное прошлое). Всех остальных била копытами, хватала зубами за ляжку. 
По воскресным дням бригада отдыхала. Но было заведено- если предстояла работа на другом фундаменте, то всякую мелочёвку-инструмент, метизы всякие- мы туда забрасывали накануне.  Кныш прикинулся больным. Все другие общаться с Белокункой не умели. Пришлось ехать мне.               
Закия-наша повариха (а по совместительству жена Мустафы) попросила меня набрать  костяники. Костяника-это низкорослое травянистое растение. Его ягодки, яркого рубинового цвета, возбуждают аппетит не только у людей, но и у зверей тоже.
На обратном пути, не доезжая несколько сот метров до нашего лагеря,  я остановился, привязал лошадь к молодому деревцу и вошёл в лес. Костяника не растёт сплошным ковром, как, скажем, земляника, её кустики там и сям разбросаны между деревьев. (это я для жителей степной зоны, не видевших флоры и фауны леса) Побродил  между сосен, но ягод на кустах не было. Везде были отпечатки больших когтистых лап. Встреча с хозяином тайги меня ничем не прельщала. Кобылы моей на месте не оказалось.  Деревце, к которому я её привязывал было сломано. Памятуя, о том, что бережёного бог бережёт, я поспешил из опасного места убраться заблаговременно.                …                …
Братва, наигравшись в волейбол, пряталась теперь от назойливых комаров в палатках.                «Защем пешком? Где кобыла?-спросил Мустафа.                «Куда она денется! Утром приведу»- ответил я бригадиру.                --"Утром Белокунка будет уже за тридевять земель от сюда.-Её надо брать сейчас, резонно заметил Кныш. Она, вернее всего,  ночевать будет на своём излюбленном месте–около Верблюд-Камня".      
Верблюд-Камень-это глыбы песчаника, над котором  талантливо потрудилась мать-природа. Изваяние верблюда у неё получилось отлично: ноги, горб, маленькая головка на длинной шее-всё как у настоящего корабля пустыни.  Место это я хорошо знал. Там было небольшое озерцо. В дни, когда мошкара была не особенно назойлива, мы ходили туда купаться. Доводы Ивана были убедительны и я, захватив с собой краюху чёрствого хлеба, отправился к Верблюд- Камню. Ванька меня напутствовал: "Смотри не спугни, не то придётся искать ветра в поле".               
Около Верблюд-Камня росла сосна. На её коре я обнаружил бурую шерсть. Похоже на то, что кто-то о ствол тёрся.               
Молодец Ванька,- мысленно похвалил я Кныша- и как это он умудряется видеть всё вокруг себя и всё примечать!         
Сосны, растущие на  отшибе от леса высокими не бывают. Крона у них раскидистая, ветки располагаются не высоко над землёй. Влез я на нижнею ветку и стал ждать.
Смеркалось. Сквозь дремоту слышу: кто-то сопит и трётся о дерево. Выждав, когда пришелец отвалится от ствола, я спрыгнул с ветки и удачно попал на,.. почему-то мягкую и толстую, спину. Спина резко рванулась в сторону и издала рёв. "Медведь же!"- шарахнулась мысль в моей голове, и душа моя упала в пятки.               
Что потом быыло! Медведь с трубным рёвом мчится между стволов деревьев. Я от страха визжу так, что с сосен шишки сыплются. Филин хохочет. Тут меня чем-то в лоб садануло.  Да так садануло, что перелетев через кургузый Мишкин зад, сделав кульбит в воздухе, плюхнув на мягкую торфянистую подстилку, я отключился.               
Бригада нашла меня утром. Сидел я, с зелёной шишкой на лбу, под молодыми ёлочками. В моих ладонях зажаты были   пучки бурой медвежьей шерсти.               
По стёжке жидких экстрементов, нашли и Патапыча. Лежал дядя Миша в полусотне шагов от того места, где мы с ним расстались. Сердце хозяина тайги перегрузок не вынесло-лопнуло от избытка отрицательных эмоций.               
Белокунку я нашёл в её стойле. Дремала стоя над охапкой  свежесорванной травы.   «Ну, погоди Ванька!- подумал я.-Погоди Кныш! Посмотрим, чей смех будет гш
громче».  И стал я готовить Ваньке встречу с лешим. Однако осуществить  замысел мне не удалось. Вскоре меня, назначив бригадиром, перевели на другой участок.                Но положительный эффект от Ванькиной хохмы был: я тогда понял, что большая масса тела ещё не гарант того, что в нем есть большой геройский дух и стал после этого, распоясавшихся на танцплощадках исполинов, брать на испуг.  Ну а Ваньке сказал по рации, что право на последний выстрел я оставляю за собой.  И хотя он живет теперь на Донбассе, я,   когда-нибудь, это право  использую..               
                С кем поведёшься
В годы моей молодости если стройке придавали статус «Ударная», на её стройплощадки устремлялись нескончаемые потоки молодых, и не очень, энтузиастов.  Ну так вот Был у меня приятель по имени Володя. Володя жил на первом этаже холостяцкого общежития. Второй этаж был женским. Общение происходило в красном уголке.  Там Володя сблизился с одной из красавиц местного  созвездия. Звёздочка ни на какие должности ниже бригадирской не шла.
Но должность бригадира каменщиков или штукатуров от обязанности брать в руки мастерок замазанный цементным раствором не освобождает. Звёздочка пачкаться в цементном растворе не желала-горкомы, райкомы её больше прельщали. Только и там надолго она не задерживалась-выгоняли.
Безбедное существование ей обеспечивало врождённые способности к  афёре.                -Людочка  спросит бывало меня,- рассказывал Володя,- где я прошлой ночью пропадал, совру, конечно. Людочка меняет тему–говорим о чём-то совсем не значительном. Так примерно: вопрос-ответ, вопрос-ответ. Через пару фраз:- вот ты и попался! Оправдываться бессмысленно, да и нечем. Ей бы следователем прокуратуры работать, но в органы юстиции с неполным средним образованием  только поломойкой берут.
Помнится, Карл Маркс говорил:-Круг общения определяет сознание. То есть с кем поведёшься... Вскоре наперсница моего друга сама стала попадать в его ловушки.                Всем известна поговорка о двух медведях и одной берлоге. 
Людочка нашла парня попроще, чтобы от него вскорости слинять, захватив с собой шевиотовый костюм парня и постельные принадлежности общежития.





















               


               








                Нравы    











               






                Преступление                               
Могут ли зайцы хрен  забить на льва? Нет, не могут! И не потому, что «один глаз на  Кавказ, другой на север», а по той причине, что не могут между собой договариваться. 
А вот волки могут. Могут, и, сговорившись, не только  льва, но и носорога сожрут.
Ташкентская область Узбекистана. 1954-й год. Осень. Полоса преждевременных заморозков накрыла земли садвинсовзоза Вревский. Виноградники повреждены. Плодовые деревья вымерзли. Катастрофа! Госбанк выдаёт кредиты только на закупку саженцев.  Полуторатысячное население рабочих посёлков кормить нечем. Престарелый директор совхоза, не пережив удара стихии, умирает. Встать во главе команды полузатонувшего судна добровольцев нет. Решение партийных органов-закон для членов КПСС. Выбор пал на, выходящего в отставку, подполковника КГБ Юркова.
 Основа рабочей силы совхоза-департированные из Крыма татары.  Настоящих садоводов из них мало, зато нет татарина не впитавшего с молоком матари агротехнику овощеводства.  Период до вступления в полную силу плодоношения хозяйство Юркова выживало за счёт выращивания овощных культур, клубники и реализации тепличной рассады. Время нищенского существования закончилось в 1974-м году. В тот год средний сбор составил 500кг с яблони. Урожай розмарина доходил до 900кг. Только это было уже после Юркова.
 Пётр Фёдорович ушёл из жизни не успев вытащить совхоз из долговой ямы-350 тысяч долга перед госбанком оставил своему преемнику.  О приобретении машин, строительстве  жилья, можно было только мечать. Корабль под названием "Совхоз Вревский" оставался на на мели. Вакантное место директора пустует.  Желающих командовать пруд пруди, но чтобы без больших трат нервной энергии.                ….Управляющий облсадвинсовхозтреста звонит директору  совхоза Кибрай:--Слушай,  Ахмед ака, там у тебя прозябает в управляющих отделением, бывший директор совхоза Булунгур,  Варакин;  скажи ему чтобы завтра ко мне приехал.    ….
.Садово--виноградное хозяйство  совхоз Вревский было создано  в 1929году  на базе поместий  Жукова,  Вревского и Жемчужного.  (Все три генералы –завоеватели Средний Азии).  Центром совхоза стала усадьба генерала Вревского.  Усадьбы Жемчужного и Жукова вошли в состав садвинсовхоза на правах его отделений, разбросанных в радиусе 12-15 километров от центрального посёлка совхоза.               
Всеволод Дмитриевич,  объезжая бригады и отделения ( в порядке ознакомления с хозяйством),  на одной из виноградных плантаций увидел бульдозер корчующий виноградник. Работу бульдозера остановил.  В конце рабочего дня--знакомство с руководящим составом совхоза.                Вопрос к начальнику производства- главному агроному Садыкову:                --Шарап Аббасович,  объясните мне причину раскорчёвки виноградников 3го отделения!                --Всеволод Дмитриевич, осенью прошлого года мы попали в зону ранних заморозков.  Чтобы земля не пустовала, я распорядился подготовить  карту к  засеву люцерной.  К тому времен, как будут у нас готовы к посадке новые саженцы винограда, люцерна обогатит почву азотом.                –Шарап Аббасович, на то, чтобы заготовить чебуки и получить из них саженцы, мы потеряем год, ещё  три года будем ждать первого урожая. На то чтобы виноградник вступил в полную силу плодоношения, потребуется ещё пара лет.  Итого шесть лет.  Чем будем кормить народ?  Люцерной?  Выход такой: корневую систему и здоровую лозу не трогать.  Осенью этого года, худо --бено, но 5-6 центнеров с гектара получим. Ещё через год новая лоза заплодоносит в полную силу.               
Варакин оказался не только грамотным агрономом, но ещё расчётливым предпринимателем.  Одним слом, в том году с долгами мы рассчитались, да ещё и не плохую доплату получили в виде премиальных.                Второй год завершили с прибылью в 600 тысяч рубле.  По итогам года получили премии в семикратном размере по отношению к должностным окладам.                Прогнозы третьего года обещали прибыль уже в 800тысяч. Однако нашим надеждам на 12 кратные премии не суждено было сбыться.  По мере того, как крепла зкономика совхоза возрастали и планы производства продукции. С которыми совхоз справиться ещё не мог.               
В соседнем совхозе,  в должности председателя профкома,  работал некто  Исмаил Хамидов.   Исмаил не был «скупым рыцарем». Должность директора садвинсовхоза завода Алмазар (у нас было два завода первичного виноделия) обошлась ему,  по слухам, в 20 тыс. рублей.       
О готовящейся ему замене Варакин узнал от меня.                «Да как же,-говорю,-Исмаил  уж и контору нашу приходил осматривать!   
 Через 8-9 дней собрание актива совхоза.                В президиуме сидят: первый секретарь райкома КПСС товарищ Мамедов и управляющий облсовхозтреста.  Совхоз не колхоз—здесь не голосуют. Директором совхоза стал ставленник первого секретаря райкома КПСС. Бригадиры и управляющие, те, которые были не чисты на руку, ликовали.
После собрания Всеволод Дмитриевич оказался в больничной палате.   Мы узнали, что у него сахарный диабет и переживания для него смертельно опасны. Однако на этот раз, как говорится, Бог миловал. После выписки наш бывший директор занял должность управляющего отделением.               
С первых дней воцарения Исмаила начались гонения на сторонников Варакина. В немилость попали:  главный  ветврач  Иванов, прораб  Сеттаров, землеустроитель  Дрижак, а так же начальник электросилового хозяйства и насосных станций «Петренькя».  С прорабом долго конфликтовать не выгодно (в руках прораба строительная бригада  и, главное, стройматериалы). 
Главному ветврачу, и землеустроителю подфартило: товарищ Мамедов на свадьбу сына кличет всех первых лиц района. Без подарка не пойдёшь.                Из стада крупнорогатого скота выбраковали годовалого бычка.                У землеустроителя бульдозеры и немереное количество   кубометров грунта, которые можно перемещать на никем не обусловленные расстояния.                В распоряжении начальника электросилового хозяйства нет никаких матценностей. Есть, конечно, воздушные электросети, но расценки на ремонтные работы такие, что если  их все одновременно  поставить на реконструкцию,  то и тогда получится мизер. От главного энергетика одна польза—давая ему подзатыльники, можно остальному контингенту демонстрировать своё могущество. Увольняться «Петренькя»! не будет, так  как знает, что потеряет жилплощадь.            
Шло производственное совещание. Обсуждали вопрос увеличения производства продукции.                –Товарищ Петренькя,-обратился почему-то ко мне, а не к главному агроному,  директор,--как ты думаешь—справимся с поставленной задачей!?                --Справимся,-говорю,-если построим ещё две насосных станции.                –А где вы были раньше? О чём раньше думали!?  И понёс меня «по кочкам».                Я, конечно, сказал, что раньше таких задач перед нами       никто не ставил. Но это было принято за дерзость, за желание противоречить.
В тот год прибыли в 800 тысяч не было,  но рубеж, установленный  при Варакине, мы перешагнули.  У Исамаила было основание сказать мне: «Тывой Варакмин мой пдмётка не стоит!» Только на следующий год дела  почему-то не были столь успешными.                Пришлось просить Варакина занять должность главного агронома.  Всеволод Дмитриевич учинил строгий контроль за использованием удобрений по назначению. (селитра уходила на лево). На носу была уборочная компания.  Принципиальность главного агронома грозила похудением карманов.  Варакина, на период уборочной страды, надо было от дел отстранять.                Как это сделать знал, поднаторевший в интригах,  бывший председатель профкома  Исмаил Хамидов. Варакина обвинили в волюнтаризме.  Одним словом, Всеволод Дмитриевич снова оказался на больничной койке.  Летальный исход был неизбежен.

Под мудрым руководством ставленника Кибара Мамедова   мы пришли к тому, что вынуждены были  работу своих  пунктов виноделия обеспечивать  за счёт  покупки  сырья в Казахстане и  в Самаркандской области. Далеко, накладно   для общественного хозяйства, зато прибыльно для собственного кармана.                .      Было возбуждено уголовное дело.  Привлекались директор, главный бухгалтер и экспедитор.  Посадили экспедитора.  Директор и главбух попали под амнистию как участники ВОВ.   
                Наказание                .                (или дуревышибаловка)
У  Кибара Мамедоича методы правления были жёсткие. Зато и район был одним из лучших в Ташкентской области. Улицы кишлаков и посёлков заасфальтированы, деревья вдоль центральных дорог покрашены белой известью.  И отчёты   об отправке первых тонн хлопка-сырца на государственные хлопкозаготовительные пункты, район слал в обком раньше всех других хлопкосеющих районов.  Однако не всё было гладко да сладко на территории подведомственной удельному князю Кибару. 
В колхозе им. Турсуной Якимбашевой дела шли из рук вон плохо. Ни какие крутые меры на членов этого хозяйства не действовали.  Кибар Мамедович смещал парторгов, менял председателей, а воз всё равно с места не трогался. …..Колхозное начальство знало, что, при любом раскладе, оно  беднее жить не будет. Рядовые члены колхоза уповали на своё подсобное хозяйство: одни, с арбами груженными товаром произведенным на частном подворье, спешили на рынок, другие радели больше за то, чтобы их мелко рогатая и крупно рогатая живность тучнела, поедая,  с утра, колхозную люцерну. Словом, раньше полдесятого за общественные дела ни кто не брался.   
Вахаббиты наводнившие Узбекистан в конце последнего десятилетия 20-го века будоражили религиозную общественность республики, активизировались националисты, потомки шаек басмачей-атмосфера под небом Узбекистана стала взрывоопасной—инаковерующее население республики сало возвращаться под крыло матушки России.  В числе вынужденных переселенцев оказался и я. В соседнем купе ехала семья Василия Чернушкина-последнего председателя колхоза им. Турсуной Якимбашевой.   Если меня не подведет память, слово в слово, приведу здесь рассказ Василия Михайловича о начальном пути своей председательской деятельности.               
«В 1984году из города Ташкента я перебрался, на ПМЖ. в колхоз имени Якимбашевой. А так как в сельскохозяйственных делах был абсолютный нуль, то мне поручили совсем бесхитростное дело-распределять воду по грядкам хлопкового поля.                У меня не было ни двора, ни кола. Был кетмень, да и тот колхозный. Мне любо-дорого было ранним утром, подсвистывая пенью птах, прогуляться вдоль, журчащих вод арыка.                Иду .                По дороге обычным делом занимаюсь: мурлычу что-то из репертуара Высоцкого, в синегалок камушками швыряю, пчёлки перед  носом вжикают.                Догоняет райкомовская «Волга».                –Сидай,-говорит водитель,-- Кибар ака тебя кличет.                Подъёзжаем к колхозной конторе. Районный босс на крылечке с парторгом гуторит. Вскоре и председатель причалил.                –Ну, что ж, господа-товарищи, --говорит босс,- собирайте общеколхозный сход. Будем вот его, Василия аку, на колхоз ставить. У вас в колхозе только он один за колхозное дело болеет.                Подоспевший глава аграрного сектора, т.е. главный агроном, кислую рожу посторил, председатель, бросил в мою сторону презрительный взгляд и, отвернувшись, тихо хихикнул.    Но тем не менее сход объявили. На зов откликнулись не многие. Только те, кто был при какой-либо должности.               
Босс, не вставая из-за стола объявил, что решением бюро райкома  теперешний председатель колхоза с должности снимается.  «… на освобождающеюся должность председателя райком партии рекомендует вот его (называет меня по имени и отчеству). –Будем голосовать. Кто за? Кто против? Воздержавшихся нет»                Забирает у главбуха гербовую  печать, закрывает в сейфе.  Ключ забирает себе.  Через пару дней приезжает предрайисполкома-усаживает меня в кресло председателя и обещает всевозможную помощь. Только после этого я поверил, что это не розыгрыш.               
 С чего начать не знаю. Решил со своего бывшего бригадира.                –Ну Мухтар ака,-говорю,- вводи меня в курс дела. Как думаешь-с чего новое руководство колхоза должно начать свою деятельность?                --Кто руководство!  Ты что ли? Ты и кетменьщик-то никакой. А туда же-в председатели! И, пнув ногой дверь, вышел.    Они тут все-коренные жители. Знают друг друга с детства. Все кумовством повязаны. И все, от мала до велика. стали мне палки в колёса ставить.               
.Идёт уборка урожая яблок. Лезть в крону дерева не хотят-трясут. Помятый плод кому нужен!?                Есть такое приспособление- «мердвин» называется-жердь с врезанными ступенями. По нему можно до самого верха дерева добраться.  Велю трактористу сгонять на центральный склад, загрузить те самые мердвины на тракторную тележку и привезти в сад. Приезжает без мердвинов-зато полный прицеп народу,                --В чём дело?- спрашиваю.                Говорят, мол, сказал:-Кто мордва, лезь в кузов-председатель в саду ждёт.                …
.Через какое-то время приглашают на бюро райкома партии. Решил пораньше приехать. С коллегами познакомиться, Опыта у них поднабраться.  Завгар занарядил автотрнспорт.  Не авто, а тарахтелку какую-то.  Проехали полпути –карданный вал оторвался. Короче, приехал с большим опозданием. В коридорах пусто. На одной двери написано: -Тихо! Идёт заседание.  Зайти не решаюсь- ведь написано—«не шуметь!».                Открывается дверь- вылетает красный, как варёный рак,  усатый мужичонка и, со словами  «Ну, сексуют! Ну, сексуют», умчался.                Пока я размышлял над словами «сексуют», в дверях появилась, с полотенцем на шее, одна из колоннад Афинского  амфитеатра.  Колоннада промокает полотенцем обильный пот на обширной лысине и, глядя на меня, пыхтела: «Ну, е--ут! Ну. е—ут!»               
  Я человек русский, (к тому же беспартийный), мне «е-ут» во как понятно! И я говорю себе: мне эта  их сексхана и на фиг не нужна.  И я уехал.               
 Вижу, мужики асфальт катают. (те, о которых слухи ходят, будто бы они-не традиционьщики).                И тут меня осенило! Говорю: --Слух о вас, мужики, идет, будто бы вы не только асфальт хорошо катаете, но и сексуете не плохо. Правда что ли?—Да, говорят,- энто дело мы делаем даже лучше, чем асфальт катаем. Попробуй-понравится!                –Хорошо, -говорю,-- в конце следующей недели жду вас в своём кабинете. Платить буду в двое больше, чем здесь зарабатываете. .               
.Кабинет председателя и кабинет парторга-смежные- через стенку. Только входы разные. Вызываю прораба. Приказываю дверь и окна кабинета парторга заложить кирпичом наглухо. Вход открыть через мой кабинет. А над входом сделать надпись: «ДУРЕВЫШИБАЛОВКА».               
Расторопный прораб в три дня с заданием справился. Даю распоряжение секретарю-вызвать моего бывшего бригадира.  Бригадиру говорю: -Будешь фердыбачить, вот там окажешься.                –--Напугал!-говорит ( они с парторгом свойственники какие-то). Да я и сам…-- открывает ногой дверь и… оказывается за порогом. А там тьма тьмущая. Ничего не разглядеть.                Минут через 15 выходит: ноги в раскарячку, штаны руками придерживает, слёзы по щекам горохом катятся.                Когда проходил через дворик я, открыв форточку, крикнул ему: -будешь дальше выпендриваться, процедуру повторим и продолжим!                Следующим был завгар. За ним работник планово-экономического отдела.  Ну и так далее.                В течении двух недель все мои саботажники сексотерапию прошли и стали шёлковыми. О секретах терапии не рассказывали. Стыдно.
.В райсельхозуправлении не бываю, вызовы в райком игнорирую. Босс сам явился и с порога:                --Ты что же, туды-т  твою корень, разгильдяев своих на место ставишь, а на районное  руководство чхать решил. Почему на заседания бюро райкома не яв...А это что за нововведение?-- обратил босс внимание на аббревиатуру над дверью к кабинет парторга?                --Комната для вышибания дури,--говорю.                –Интересно!-говорит.-Ну. показывай!-говорит. И к двери направляется.                —Нет-нет!-говорю,- Вам туда нельзя!,- говорю. И пытаюсь перекрыть дорогу.               
–Ну, уж нет!  Всякое новшество надо на вооружение брать,-говорит. И за порог. А там тьма тьмущая. Кто кого, кто-чего, не разглядеть.               
 .О своём внешнем виде  Кибар ака  ещё там, в парткоме, позаботился. Ко мне вышел чернее грозовой тучи. Идёт через кабинет и шипит: -Ну, Вась ака! Ну, Вась ака! это тебе просто так с рук не сойдёт.               
В те годы проходила компания борьбы с приписками и казнокрадством. Обкомовские друзья нашего волкодава срочно перебросили его в другой район. От грехов подальше.»               
Я этой исповеди не поверил бы, если бы что-то подобное не слышал раньше.
                След борозды
1944-й год. Мне 5 лет. Глубина борозды, прочертивший пологий скат увала, доходит до моего колена. Теперь уже нет моей деревни, а борозда всё еще морщинит поросшую ковылём щеку увала.
Война это не только боль утрат, разруха, нищета и голод, это ещё и падение нравов. Боль утрат забывается, разруха  преодолевается, и только падение нравственности, как та борозда на склоне увала, в течении долгого времени, никуда не исчезает. Остаётся лежать царапиной на моральном облике некоторой части населения страны  попавшей под огненную колесницу бога войны.
О самой войне написано не исчислимое количество книг, засняты сотни тысяч километров киноплёнки.   А я хочу показать читателю такие уголки минувшего столетия,  куда до меня он ещё не заглядывал. И пойдём мы туда только  потому, что без освещения этого явления картина войны не будет полной.
                Рябинушки                .                (со слов Кирила Нефёдова)                .              .                "Что стоишь качаясь,                .                .                горькая рябина?"                .                (Автор слов Суриков И.)
Весть об окончании войны принёс мне Витька Черемисин.  На попечении мамы была небольшая отара ценных мериносовых овец. Овцы на опушке берёзового колка пощипывали, только что выбравшуюся на белый свет, травку. Мамка с тётей Шурой, нашей соседкой, сидели на зелёной лужайке, залитой весёлым светом майского солнца. Сияя всеми веснушками от счастья, подлетел я к мамке и выпалил: "Мамка, война закончилась!"                Вопреки моим ожиданиям, на лицах матери и тёти Шуры отблесков счастья не увидел.               
 Причину их апатии понял позже: знали они, что им их красавцев-мужей победа не вернёт, а всякие там дяди Вани и Григории Степановичи как «мурдовали» их, так и будут «мурдовать».               

…..В те годы каждый трудоспособный житель села обязан был в течение года выработать не меньше  ста сорока трудодней. Тот, кто не укладывался в этот минимум, становился кандидатом на поездку в город Горький. И там, выбагривая из реки набухшие водой брёвна, в течение года смывать с себя позорное звание "тунеядец". А кто в бригаде распределяет работы? Бригадир. То есть Иван Тимофеевич или Григорий Степанович. Будут у тебя к концу года те самые сто сорок трудодней или нет, зависело от того, на какую работу они тебя поставят. Правда, поедешь ли  в город Горький, было ещё вилами на воде писано. Колхозу самому нужны были рабочие руки. Имелась и более веская причина, делающая вдов покорными исполнительницами прихотей бригадиров.          
У вдовушки малые детки в нетопленной избе стынут. У неё голодная коровушка мычит в хлеву. Чтобы привезти дрова из леса или сена с дальнего луга, вдове нужен транспорт. К кому пойдёт она со своими заботами? К бригадиру! Потому как всем гужевым транспортом и всей тягловой силой в колхозе распоряжаются бригадиры.  Вникнув в заботы вдовы бригадир говорит: "На этой неделе ничем я тебе помочь не смогу. Надо ж дать!"  А у вдовы детишки в стылой избе. За неделю они и заболеть от переохлаждения могут. И коровёнка с голодухи к концу недели на ноги вставать перестанет. И вдова решается — раз уж надо дать, так придётся.                —Ты, Ваня, нынче вечером,-говорит она своему патроу,- приходи к моей соседке Шуре. Её свекровь нынче ночью моим детям сказки рассказывать будет.                А кто же не знает: где интим — там и беременность, где беременность — там и аборты.
Аборты были под строгим запретом. Поэтому женщины делали их друг другу сами. Если операция и не заканчивалась летальным исходом, то всё равно страдания абортированной были ужасны.               
Чтобы мы не видели  страданий матери, чтобы не слышали её воплей, тётя Ефимия (сестра мамы), забирала нашу мамку на время «недуга» к себе домой. Нам говорили, что у мамки сердце разболелось.                ….Из-за мамкиной "сердечной" болезни мне приходилось сносить обиды со стороны родственников дяди Вани. Интим между чужими друг другу людьми  был делом позорным, и другие мои сверстники  с моим честолюбием не считались.                               
Один бесшабашный парень, Пашка Абаимов, подбивал клинья к моей двоюродной сестре Нинке. Стремясь добиться моего расположения, Пашка подарил мне свою финку. У ножа была красивая рукоятка из цветного плексигласа. Но финку в кармане я носил не для того, чтобы перед ребятами хвастать.  Я вынашивал план мести.               
 Дядей  Ваней, при мне, было сказано, что на войне только дураки умирают, а кто поумнее, домой живыми возвращаются. Поэтому, за страдания моей матери, и за поношение чести моего отца, ситал я, дядя Ваня заслуживает смерти. Я горел желанием  мстить. И выжидал момент, когда можно будет подойти вплотную и размышлял: «Суну дяде Ване финкой в живот. От боли он согнётся, и тогда  через  спину всажу финку в его поганное сердце.  А когда будет подыхать скажу: "Дураки умирают не только на войне, но и дома тоже!"
Через неделю Пашка догадался, что для пятнадцатилетнего пацана финка — плохой подарок, и нож у меня забрал
Я что-то уже понимал и на свою мать не злился. А вот Колька Железнов прощать не умел, но мстил своей матери: постоянно хамил ей, а когда подрос, начал пить. Потом в Жигулёвск уехал.               
…..Уважаемый читатель, грязь на эти страницы я вылил не потому что, горю желанием мёд побед подпортить ложкой дёгтя.. Я поднять наших мам на высшую ступень пьедестала хочу. Хочу, чтобы жертвенность наших матерей, как и доблесть наших отцов, была видна самым дальним их потомкам.               
                В городе хлебном 
Летом 1954-го года, с бумагами, свидетельствующими о восьмиклассном образовании, и я подался в южную сторону.                .
В Сорочинске железнодорожный вокзал гудел, как пчелиный улей во время активного медосбора. Дежурный по вокзалу, чтобы пройти на перрон, должен был перешагивать через  тела спящего  люда.
 Достать билет на пассажирский поезд не было никакой возможности.  Поезда, трогаясь с мест своего формирования, уже были забиты пассажирами. На крышах и в тамбурах вагонов тоже были люди.                …Кроме пассажирских поездов, между Куйбышевым и Ташкентом курсировал ещё и почтово-багажный.  В его составе было три пассажирских вагона.  Этому поезду народ почему-то присвоил имя писателя Максима Горького.   "Максим Горький" по пути следования кланялся каждому встречному столбу, у каждой сотой шпалы спрашивал разрешения на дальнейшее следование. Поэтому его вагоны редко видели транзитных пассажиров. Народ считал: чем неделю парится в душных вагонах "Максима горького" за деньги, лучше двое суток бесплатно ехать на крышах курьерского.                …..
В Сорочинске я кантовался пять суток. Пристанционные клопы высосали из меня столько крови, что я стал бледным, как лист берёзы осенью. И я решил: лучше долго ехать, чем долго кормить своей кровью клопов.  "Максим Горький" был несказанно рад такому моему решению.   
Я наживал синяки на жёсткой второй полке мерно покачивающегося вагона. За окном проплывали телеграфные столбы с сидящими на их верхушках большими степными птицами - беркутами. Медленно вращались, выжженные солнцем степи Казахстана.               
Где-то в районе Казалинска тоскливые степи сменились бескрайними, подступавшими к железнодорожной насыпе, водами, вышедшей из берегов реки Сыр-Дарьи. Чугунка в те годы была одноколейной. "Максим Горький" подолгу стоял на полустанках, пропуская мимо себя как встречные,  так и попутные поезда. За время стоянки я успевал вдоволь насладиться прохладой придорожных вод. Дикие утки, уступая мне место подле насыпи, отплывали на три-четыре метра и, погрузив головы в лоно прозрачных вод, хватали широкими клювами проплывавшую мимо них живность. Над гладкой водной поверхностью, будто поплавки рыболовных сетей, покачивались их серые гузки. А я, приняв позу ленивой щуки, наблюдал за стайками полупрозрачных мальков рыб, мельтешивших перед моими глазами.                …
Нынче, путешествуя по железной дороге, мы начинаем ощущать движение только после того, как состав выкатится за станционную стрелку. В прежние времена на то, чтобы сдвинуть состав с места, у локомотива не хватало мощей.  Использовался эффект домино:   машинист толкал вагоны в сторону, обратную движению, и, пока лязг буферов катился в хвост состава, резко бросал машину вперёд. Громкий мат пассажиров был следствием тех манёвров.                …
.Обычно люди в пути, кто с помощью карт, кто с помощью бобов, стараются предугадать своё будущее. Мне гадать нужды не было, я и без гаданья знал, что жить буду у двоюродной сестры Насти, из Ташлы переехавшей в какой-то город Янгиюль и, вместе с её сыном Колькой, осваивая профессию «фрезеровщик», буду работать на вагоноремонтном заводе.  Поэтому я был безмятежен, и бессонница меня в дороге не мучила.                ……
На каком-то разъезде при манёвре машиниста я так треснулся головой о перегородку вагона, что Морфей, прикайфонувший на моих ресницах, с перепугу, шарахнувшись о противоположную перегородку вагона, вылетел в окно. С нижний полки до моего сознания стал доходить разговор.                — Эх, подруга, знала бы ты, как мне достались мои детки-обревелась бы, — послышались всхлипы.                — Что же такого особенного было в твоей жизни? — в голосе говорившей послышались нотки сомнения. — Расскажи!                — Рассказала бы, да уж больно вспоминать горько и рассказывать стыдно.                — А ты всё-таки расскажи. Авось полегчает. А насчёт того, что стыдно, так я скоро сойду, и вряд ли когда мы снова встретимся.                — Ну, ладно, только ты на меня не смотри.               
.Мне, наверное, надо было дать понять женщинам, что в вагоне есть посторонний, но тогда они засмущались бы, и слёзы рассказчицы остались бы невыплаканными. Поэтому я затаился, будто летучая мышь в чулане.                ….                Рассказчица, помолчав минуту, то ли собираясь с духом, то ли обдумывая, с чего начать, заговорила:                — В войну я жила в Ташкенте. В те годы приезжих в городе было, наверно, больше, чем нас, коренных жителей.   В базарные дни к прилавкам, сквозь голдящею на разных языках толпу, было не протолкнуться.  В один из таких дней с меня  срезали сумку с продовольственными карточками. Конечно, овощи и фрукты на базаре покупались без карточек. Только без хлеба на одной капусте долго не протянешь. Соседка Катька, увидев моих детей, сказала: "Пока ты получишь новые карточки, кормить тебе будет уже некого, и дала совет:,- Иди,-- говорит,-на Бешагач, ты там, наверно, бывала и скульптуру девушки с веслом видела. И скамейку около той скульптуры знаешь. Вот иди и садись на ту скамейку. К тебе подойдёт мужчина. Предложит помощь. Чай, не красна дева, сама знаешь, за что.               
.Ближе к вечеру ко мне на скамейку подсел мужичонка, пахнущий укропом и солёными огурцами. Сговорились мы с ним за три килограмма риса. Мужичок в энтом деле оказался человекам опытным, только больно уж слабым. Закончив процедуру скачек, мой наездник сказал: "Иди, подмойся!" и втолкнул меня в дверь смежной комнаты.               
Влетев в комнату, я упала на пол. Хорошо, что на полу был расстелен толстый ковёр. Поднимаясь с ковра, я встала на четвереньки. Тут на меня, с рыком, накинулась какая-то зверюга. Я почувствовала, что в меня входит что-то твёрдое, как капустная кочерыжка.                Повернув голову, увидела огромную морду собаки, пасть, полную белых зубов, и красный язык, свешенный набок. Стоило мне шевельнуться, раздался  угрожающий рык зверя.                Хозяин крикнул: "Не дёргайся — порвёт!                                                — Затылком я чувствовала горячее дыханье зверя, на мою голую спину стекала слюна псины, меня сковал страх. Я боялась шевельнуться.                …                Когда псина соскользнула с моей спины,  голая, рванула в коридор. Меня тошнило, от меня пахло псиной. Мой благодетель протянул мне какой-то свёрток и сказал возьми свой рис. Я хотела крикнуть: "жри сам", говорить не могла-гнев, слёзы и ярость душили меня.
     В трамвае народу было немного. Осталась стоять на задней площадке. Но пассажиры, казалось мне, чувствовали запах псины и с недовольством поглядывали в мою сторону.                Если бы не думка о детях, утопилась бы в Анхоре. Но мои детки голодали, и я снова села на ту скамейку.                — Когда дети подросли, — уже сквозь рыдания продолжала рассказчица, — сын Катьки открыл им тайну нашего благополучного существования.  Мои дети стали меня презирать.     Сначала отказались садиться со мной за один стол, потом и вовсе ушли из моего дома.                Теперь я совсем одна и на прощение деток уже не надеюсь.
На полустанке с мягким названием Чили, женщины вышли на перрон заставленный лотками с разнообразной снедью, а я перебрался в другой осек вагона.
.               

















                Дети войны
 
















Антиповы                .                "Дети за грехи отцов не отвечают"                .                .                (Иосиф Сталин)               
      Фёдор Антипов умер, не дожив до своего тридцатилетия два года. Результаты анатомического вскрытия объявили за поминальным столом, Толян Шавкин по этому поводу выдал своё заключение: Федька, мол, умер от того, что отравился селитрой.                На вопрос, почему он так думает, Толян ответил:                --Чтобы у свиней не было глистов, я даю им древесный уголь. В прошлом годе в место древесного я, на погрузочно-разгрузочной площадке железной дороги, набрал бурого. Бурый уголь свиньи пожирают с не меньшим аппетитом, чем древесный. Только на тот раз уголь оказался смешанным с селитрой. После такого угощения кабанчик перестал расти, пришлось прирезать.  Желудок у него, как и у Фёдора, тоже был чёрным.                — Ты что же, хочешь сказать, что Фёдор вместо сахара в чай селитру сыпал? — ехидно заметил зоотехник Иванов.                — Ну, тоды я не знаю,— не желая вступать в спор со специалистом, ответил Толян, —Тоды,  могит быть, его война достала, — ни к селу ни к городу ляпнул Толик.                Этот манёвр Толяна отразился на лицах присутствующих сочувствующими улыбками. Бухает, мол, Толян не просыхая — вот и забыл, когда та война и была-то.
Однако слово, случайно сорвавшееся с языка Толяна, угодило прямо в точку. Именно война была виновницей в преждевременной смерти Фёдора. Это по её вине всё моё поколение вступило во взрослую жизнь со множеством болячек.
Село, конечно, знало, что колоски пшеницы, пролежавшие зиму под снегом, собирать не следует: зерно в них к весне становится ядовитым, и употреблять его в пищу опасно. Но Федька со своей сестрёнкой Валькой собирали и ели.  А что им ещё оставалось делать! Голод ведь—не мамкина тётка. Они и по соседним сёлам с сумой ходить пробовали. Только обнищавшее за войну население ничем помочь не могло. У него и свои-то дети жили впроголодь.               
Колхоз тоже не помогал. Если тётя Маруся — их мама-- шла в правление колхоза просить подводу, чтобы привезти дров из лесу, ей говорили, что нынче свободных подвод нет: все заняты на колхозной работе.                Однако селу было известно-не дают потому, что помогать семьям дезертиров запретили власти. Отец Федьки и Вальки, дядя Егор, с фронта дезертировал. Его поймали и отправили в Воркуту.                С Воркуты он бежал. Его снова нашли — где-то в тамошних лесах. Таскаться, по снегам с обессилившим человеком, не захотели и пристрелили                Словом, дядя Егор Антипов погиб при попытке к бегству.

Сестра Федьки, Валя, дожила до седых волос. Замужем не была, но наши сельские «доброхоты» ей поспособствовали: от них Валя родила двоих деток.  Сын Валентины от рождения был уродлив: позвоночник искривлён, левое плечо выше  правого, шея не выдерживала тяжести головы, на лице застывшая гримаса обиженного ребёнка. Создавалось впечатление, что через него трактор переехал. Осознавал ли он своё уродство, я не знаю.  Но горько, больно мне было видеть существо, с которым меня связывали  нити родства (тётя Маруся приходилась моей бабушке Аксинье родной племянницей)
Дочка, Верочка, оказалась ребёнком, на первый взгляд,  благополучным: и разумом, и внешностью была не хуже других невест села. И  замуж вышла удачно. Но и её жизненный путь был не долгим-чёрная метка войны и её свела  в могилу.                Но счастье Валентины Егоровны было На Верочке и закончился род Егора Тимофеевича Антипова.                Чёрствость односельчан была причиной вымирания семьи или тот, кто однажды сказал:-дети за грехи отцов не отвечают-однозначного ответа история дать не может.
Кашачьи выжирки               
Я не знаю, что у меня в моём детстве было: коньков не было, лыж не было, санок не было, резиновые мячики я видел только во сне, велосипед даже и во сне не снился. Штанов и ватной телогрейки, видимо, тоже не было. Если бы они у меня были, то я не в окно смотрел бы на новобранцев, с песнями маршировавших по улице, а бежал бы за ними вместе с другими мальчишками, за околицу села, где будущих бойцов Красной армии учили драться с фашистами. Морозной зимой на улицу из избы я выходил редко. Валенки-то были, и больше ничего личного.               
Мальчишки на улице играли в войнушку, бабушка грела свои старые косточки на лежанке. Можно было в её шубейке принять участие в сражении.                От снежка, угодившего в меня, в бабкиной шубе образовалась дыра. Выпучился, серым кустом, клок овечьей шерсти. Мальчишкам это показалось забавным, и снаряды обеих противоборствующих армий полетели в мою сторону.               
 …  Ощупав свою дубленку, (бабушка была слепая) Аксинья Ивановна пришла в ужас: "Я эту шубу тридцать лет носила и ещё бы десять  носла. А ты, недоумок, за один раз решето  с неё сделал! В тебя что Семиколенихин козёл рогами тыкал?" — едва не плача, укоряла меня бабушка. Больше Аксинья Ивановна свою шубейку не надевала. Шуба, кроме как на подстилку для новорожденных ягнят, уже ни на что не годилась.               
Когда-то моему дедушке Павлу, Гермоген Филатыч Лебедев, на которого дедушка батрачил свыше тридцати лет, отрядил, перед своей смертью, подворье. Подворье было обнесено стеной из каменных плит. Колхозу для строительства коровника потребовался стройматериал, и дедушка продал свой плитняк за 120 рублей. Мамка съездила в Сорочинск и привезла оттуда кусок материи под названием "чёртова кожа". Из той чёртовой кожи мать Мишки Данилова сшила мне штаны.                Отменные были штаны! Новые, густо-чёрного цвета и, главное, звучащие! Таких штанов ни у кого из мальчишек нашего села не было. Ну, как было не похвастать обновой! ……Прошёл я в обнове по нашей улочке — соседи в окна повысовывались: кто это смог раздобыть кровельное железо, да ещё, не скрываясь, везёт его по улице?                Польщённый вниманием народа к моей персоне, я стал бегать из одного конца улицы в другой.  Куры и кошки, заслышав грохот моих штанов, спешили укрыться в подворотнях. Зато мальчишки смотрели на меня с завистью.     …
С наступлением жаркого лета мои штаны радовать меня перестали. Разогретая лучами палящего солнца "чёртова кожа", касаясь моей кожи, причиняла нестерпимую боль.  ……По совету Витьки Черемисина (для охлаждения штанов)я влез в речку. Намокнув, "чёртова кожа" потеряла эластичность. Снять штаны я не мог.  Пришлось плыть. На берегу, я из своих замечательных штанов выпрыгнул. Штаны на негнущихся штанинах остались стоять торчком.  Со стороны казалось, будто меня перерубили пополам и нижнею часть моего тела со штанов не вынули.                …..
Под лучами осеннего солнца "чёртова кожа" создавала благостное тепло, а холодные капли моросящего дождя с неё скатывалис. Осенью мне в моих штанах было комфортно. Но вот зимой...!                Если бы я в сорокаградусную стынь вышел на улицу совсем без штанов, то и тогда мороз, наверное, не так больно обжигал бы мои исхудалые ляжки.               
.В конце февраля я заболел, температура зашкаливала за сорок градусов. Бредил постоянно. За полтора десятка дней обессилел до предела: не хватало сил перевернуться со спины на бок. Фельдшерица тётя Тоня установила диагноз — крупозное воспаление лёгких— и, сказав, что люди при температуре в сорок один градус умирают, велела семье готовиться.               
Однажды, открыв глаза, я увидел сидящего у меня в ногах дедушку Павла. Дедушка смотрел на меня и тихо плакал. Из семнадцати детей, рождённых ему Аксиньей Ивановной, в живых оставалось только двое, но и те на войне сгинули. И вот теперь умирает его последняя радость, его внук, единственный и последний наследник фамилии. Умирает на его глазах, а он бессилен чем-либо помочь ему.                Средств от температуры не было. Я должен был умереть.               
Но я не умер! Температура спала сама собой. Через неделю встал на ноги. Но ходить пришлось учиться заново — сначала в комнате, держась руками за стенку, потом вышел во двор, а там и на улицу потянуло. Однако без должного питания силы ко мне возвращаться не хотели. Мой приятель Мишка идёт своим обычным, неспешным, шагом, а я, так мне казалось, бегу изо всех сил, но догнать его не могу.       ….               
Моя двоюродная сестра Настя жила в Ташле, работала в ресторане буфетчицей. Своим родителям привезла гостинец — маленькую скибочку колбасы. Тётя Ефимия, Настина мама, от той колбаски отрезала для меня дольку не больше моего  мизинчика... Вот это было лакомство! Никогда до этого, да и во всей моей последующей жизни, ничего подобного я не ел.                Возможно, тот кусочек колбасы дал какой-то толчок моему организму, а может, наступившее лето вернуло силы, словом, к осени я уже был в состоянии ходить в школу.   
Весной снова заболел! На этот раз уложила меня в постель (под дедушкин тулуп) злая "лихоманка". Трясла меня та злючка не менее, чем полтора месяца. Никаких средств борьбы с ней, кроме таблеток хинина,  в аптечке у тёти Тани не было. Таблетки  были невыносимо горькими. Я их, отвернувшись к стене, чтобы дедушка не видел, выплёвывал.                …..               
Дедушка вспомнил народное средство и приготовил из шишек хмеля напиток. Налил до краёв литровую кружку.-На пей!  Сам сел напротив. Ничего более противного и горького, чем  то ведьмино зелье, мне вливать в себя не приходилось. Но дед был рядом. Пришлось выпить до донышка. На следующее утро тело моё было чисто и звенело(я чувствовал это)весенним звоном.
ХмЕлевый чай из меня "лихоманку" вытравил. Но я оглох. Оглох напрочь! Мир вокруг  жил, двигался, но безмолвие было полным. В школе посадили за первую парту, напротив классной доски. Но толку от этого не было никакого. Вижу учительница шевелит губами, будто рыба-беззвучно. Поворачиваюсь ухом к доске, по-гусиному вытягиваю шею...Глухо!                Слух прорезался только к середине ноября.
Если бы в те годы была книга рекордов Гинеса, моё имя  в неё внесли бы обязательно-в первый класс я ходил три года.    И такого доходяги (за что и называли меня кашачьими выжирками), нигде больше не было.               
                Мишка    22                В ночь с 11-гона 12 февраля 1937-го года,  мы с Мишкой  Даниловым, своим первым «уаа», заглушая рёв февральского ветра,  известили жителей села Бурёнино о том, что их мир стал теперь и нашим миром и что им теперь придётся благодатным воздухом ольхового леса,  вклинившемся в улицы села,  с нами делиться.               
Через четыре года и шесть месяцев после нашего первого "Уа" началась война. Появился лозунг "Всё для фронта, всё для победы," нам, кроме воздуха ольховой рощи да её крапивы, ничего не оставалось. Наши мамки за год обязаны были выработать минимум сто сорок трудодней. На те трудодни осенью получали от колхоза сто пятьдесят — максимум двести килограммов зерна. По подсчётам стариков, этого количества зерна на пропитание одного взрослого человека могло хватить только на десять месяцев. Одному — на десять месяцев! А в наших семьях на одну работающую мать приходилось по пять нетрудоспособных. Выручала картошка.  На первое –картошка; на второе картошка; на завтрак, обед и на ужен-картошка. Хлеб тоже на половину –картошка. От картошки нас тошнило. Какой-то изверг,  вселившийся в наши животики, своими  когтями  царапал наши желудки. И только придавленный какой-либо снедью вроде щавеля, земляники или  плодами степной вишни, на время засыпал. На поиски подножного корма я ходил с Мишкой и никого другого в обмен на Мишку, я не взял бы.                ….                .Мой приятель, в противоположность мне, прирождённому молчуну, никогда не умолкал. Его круглая голова  была полна невообразимых фантазий, которые он на протяжении всего дня вливал мне в уши. Мишка теперь и сам, наверно, не смог бы вспомнить всех небылиц, которые я должен был принимать за действительность. Но я-то был слушателем не только активным, но ещё и ехидным. Поэтому я спорил. А то, что  оспаривал, в память мою врезалось.                — Вань, (мой прадед по матери был Иваном Ивановичем Ивановым,  с той поры для села члены нашей семьи звались Ваньками ) Вань,  ты не шибко испужаешься, если я тебе расскажу страшную-престрашную историю? — понизив голос до шёпота, спросил меня Мишка.                — Не испугаюсь. Мой дедушка Павел никого не боялся, и я ничего не боюсь. Рассказывай!                — Шли мы с Петькой по лесу (в рассказах Мишки всегда присутствовал какой-то неизвестный мне Петька) —  вдруг, из куста как прыгнет на меня мышонок! Маленький такой, серенький, да как завизжит мне в ухо!                — Ух, как страшно! Даже есть расхотелось.                — Ты, Вань, дальше послушай. Схватил я его за шкирку и в сапог сунул. А голенище верёвкой перевязал, чтобы не вылез. Пущай, думаю, в сапоге сидит, неча на людей бросаться.                — Он что, и сейчас в сапоге сидит? Чай, задохнулся уже! —  посочувствовал я мышонку.                — Нет, Вань. Ты знаешь, какие зубы у мышей вострые Были бы у меня такие, я бы берёзки грыз, и хлеба мне было бы не надо. А этот дурак сапог прогрыз, вылез через дыру, посмотрел на меня своими злючими глазками да как вцепится зубами в мою штанину! Упёрся ногами в асфальт — и держит. Я и туда, и сюда, штанина трещит, а он держит, гад!                .--Не заливай, Мишка! Тот мышонок весит чуть больше таракана, и ты его с места не мог сдвинуть!                — А он, Вань, хвостом за берёзку зацепился — как бы я его вместе с берёзкой-то утащить смог?                .Чтобы сбить Мишку с панталыку и не спорить дальше, я спросил:                — Мишка, ты сказки любишь?                — Нет, Вань, я пшённую кашу люблю! — закрыл  тему разговора Мишка.                ……
Однажды Мишка в своих фантазиях совсем заврался.                — А ты ведь, Вань, мой сынок, — бухнул он неожиданную для меня новость.— Это я тебя родил, а ты думаешь, тётя Феня.                — Э-э, Мишка, тебе, наверно, солнце в башку ударило, вот ты и несёшь чушь всякую. Я больше тебя — как бы я  в твоём животе поместился-то?                — Это я щас маленький, а тогда большой был.                — --Это как же? Был большой и вдруг маленьким стал?                — А я, Вань, об асфальт стёрся.                Заметив мой удивлённый взгляд, Мишка пожал плечами, показывая своё пренебрежение к моим мыслям. Потом продолжил:                — Если бы ты когда-нибудь видел асфальт, Вань, ты не удивлялся бы. Ты бы знал, какой он шаршавый. Хуже, чем точильный камень в кузнице у Проньки!                Я стал догадываться: Мишка несёт чушь, чтобы верховодить в нашей компании на правах родителя — так, как это делает его мать в их семье. Пыль с Мишкиных ушей надо было сбивать.                — Мишка, не ври! В Сорочинске асфальта нет. Мне Витька Наседкин говорил, там пыль да песок на улицах.                — Сейчас нет, а тогда был, — не сдавался Мишка.                — Куда же он делся, если был?                                --Стёрся! — зло ответил Мишка.                — Как это? — начал теперь психовать я.                — Мы, Вань, — смягчил тон приятель, — тёрлись-тёрлись друг о дружку, и вот теперь я стал маленьким, а он совсем в песок стёрся.                Я знал: Мишка в штаны напустит, а в споре не уступит. И я решил утихомирить его, надавив на жалость.                — Да, замолчи ты! — сказал я, — У меня от твоей болтовни живот уж заболел.                — А ты, Вань, разбежись и о ту вон берёзку животом стукнись. У тебя будет выкидыш, и твой живот болеть перестанет.                — Ты-то откуда это знаешь? — удивился я познаниям друга.                — Моя мамка так делала, когда я у неё в животе был.                — Почему же ты тогда живой?                — Мамка только один раз о берёзку стукнулась, а нас двое было. Братик вывалился в воду и утонул, а я умный был, я за камышинку схватился, — продолжил петь мой друг начатую им песню.                --Ну и дурак!- сказал я в отместку за пренебрежительное отношение Мишки к моим умственным способностям.                — Почему, Вань? Почему я дурак, Вань? — нисколько не обидевшись, стал донимать меня Мишка.                — Был бы умный, плавал бы теперь в прохладной воде голенький, а не парился бы сейчас здесь под солнышком.                — Нет, Вань, — не заметив моей колкости, продолжал мой обидчик,                — Я, Вань, был не голый, я в рубашке родился.                — Ну, ты даёшь, Миня! Так не бывает, чтобы в рубашке родиться.                — Бывает, Вань, мой дедушка Ефим тоже в рубашке родился, потому и с войны живой возвратился. Бабушка говорит — счастливчик!                — А ты тоже счастливый?                — Угу, — промычал Мишка. — Вань, я есть хочу!                Мишка был всегда и  всем довольный, только всегда голодный.               

…..Когда из Мишкиной, разогретой солнцем, головы, с того места, которое темечком называется, появлялся сизый дымок, мы шли на берег Грязнушки. Там, под сенью берёзок, наши мозги дымиться переставали, но Мишкино "Вань, я есть хочу" будило во мне того изверга, который был у меня в животе, и я приходил в состояние, когда говорят: "Кишка кишке бьёт по башке".               
  Как-то раз, не выдержав мук, я сказал Мишке:                — Ладно, Мишка, вон трактор стоит, пойдём к нему — может, нас по-быстрому домой довезут.                — Вы, ребята, чего хотите? — спросил дяденька, поднимаясь в кабину трактора.                — Бури! — выпалил мой неугомонный друг.                — Зачем вам буря?! — удивился тракторист.                — Чтобы домой быстрее домчаться. Мы есть хочем, — опять Мишка высунулся вперёд меня.                — Понял я вас, — сказал дяденька, — только мне в другую сторону.                — Тогда твой трактор пусть совсем никогда не заведётся! — съязвил    Мишка.                — А ну, брысь отсюда, шантрапа! — осерчал тракторист.                — Шантрапа — у попа, а ты — крыса! — это было уже хамство с Мишкиной стороны.                — Вот я вас! — Тракторист замахнулся большим гаечным ключом.                Отскочив от злого дядьки на безопасное расстояние, я спросил Мишку:                — Ты зачем дяденьку крысой назвал?                — А чиво он брысь сказал? Я што, котёнок, што ли?      
 Когда мы с Мишкой закончили третий класс, из города Уральска приехал Мишкин брат Алексей.                — Нечего тебе, Мишка, в этой глуши делать, — сказал дядя Лёня, — здесь ты оболтусом вырастешь. Поедешь со мной. В городе будешь учиться.                …                …Бурёнино Мишка больше не появлялся. Был слух, что  закончил строительный техникум и работает прорабом на стройках Уральска. Если это так, то я рад за своего приятеля. Тогда Мишке повезло. Тогда, из всех наших сверстников, только ему удалось выйти в люди













                Симбиоз  жанров
               















                Мадригал татарке                .                C Толяном Бакаевым любители кабачных разборок в трения не вступали. Сам-то Толик был и росту не большого, и телосложения хлипкого, зато Закия, жена его, была на полголовы  выше мужа и массой тела килограммов под восемьдесят.  Если туго приходилось Толяну—прибегала Закия. И тогда туго становилось уже обидчику Толика.. (У Закии и кулаки были потяжелее наших, и запаса слов в ее сусеках было поболее, чем у поэта среднего достатка)  Все знали-Толика бить только Закия имеет право.
Закия, закончив рабочий день, шла по улице с молотком в руках, навстречу  Толик.  В подпитии.  Осерчамши, Закия тукнула Толика молоточком в темечко. Толик упал. Глаза под лоб закатились. Закия –в панике: «Тулик, Тулик, я прошу тебя, Тулик-не умирай, Тулик!»         
Толик русскую жену терпел два года. С мордовкой и того не вытянул. С татаркой прижил, и в люди вывел, четверых деток.                По случаю их «серебряной свадьбы», я чете Бакаевых, вместе с букетом роз, подарил стихотворение—мадригал посвящённый Закие.   Подарок мой Закие понравился. Надеюсь и тебя, читатель, не разочарую.  Прочти и оцени.             
Мадригал               
Татарок что бы нрав узнать.                Не надо их пилить иль сверлить,                В Казань ты можешь не летать,                Словам моим  дешевле верить.                Замечу, чтобы не забыть,                Мила лицом,                И ниже тоже интересна.                И даже, очень может быть,                В спортивных обществах известна.
  А как жена, а в материнстве                Татарка просто идеал!                Глаза лучисты, руки быстры.                Язык!-                абрека  дикого  кинжал.
Права она иль не права,                Но не уступит  в споре жарком.                А ещё, гудит  молва,                Мол, слаще всех в любви  --                татарка!.                               
Для мужа верная жена.                И как любовница прекрасна.                Пускай сидит в ней сатана-                Но жить с ней классно.                Злить опасно!



Перечень
1)Белоухий                2)Полуфабрикат для «Голубого Змия»                3)Ефрейторы в отставке                4)Идеи планетарного значения                5)Инструмент успеха                6)Слово спонтанно сказанное                7)Пленник дивана                8)Грядущее пришествие
Не выдуманные мной истории
9)Чёрт наверно пошутил                10)На стройках развитого социализма                11)Хохмим                12)С кем поведёшься
Нравы
13)Преступление                14)Наказание                15)След борозды                16)Рябинушки                17)В городе хлебном               
Дети войны
18)Антиповы                19)Кошачьи выжирки                20)Мишка               
Симбиоз жанров               
21) Мадригал татарке


 ёк поняли?