Шашлыки

Феодор Мацукатов
      Ну вот, я снова на Урале, в славном городе Екатеринбурге. На этот раз привез поступать второго сына. Наноинженером захотел стать. Даже не спрашивайте, сам не знаю, что это такое.
 
      Приехал аккурат через год. То свое посещение уральской земли я описал в рассказе «Случай в уральских лесах».

      Не люблю я большие города. Не люблю и все. Ну, не мое! Эти каменные джунгли с потоками автомобилей, запах гари, смог, пластиковая еда, шум-гам… Нескончаемые потоки людей, где каждый сам за себя, и плевать ему на всех остальных… Чуть зазевался на переходах и можешь стать полоской «зебры». Отдираешь себя от асфальта, отряхиваешься и думаешь: «Нет, не то! Где ты, моя милая провинция?!».

      Спасла та же отдушина – дача моей двоюродной сестры, незабвенной Софии Илларионовны, что находится в шестидесяти километрах от мегаполиса, за городом Первоуральск. Заранее позвонил и предупредил, что еду. Тут же напомнила о моем обещании пожарить им таких шашлыков, которые они запомнят на всю жизнь. Да, было дело, делал заявления. В прошлый свой приезд я слегка проехался по ее шашлыкам, показались сухими, жесткими, невкусными. Сказал, что в следующий раз сам приготовлю.

      Как говорит известная русская пословица, «назвался груздем – полезай в кузов». С утра отправляюсь в мясную лавку. На витрине – неплохая на вид свинина. Беру шейку. Дома режу на большие кубики, лук колечками, добавляю соль, перец, лавровый лист, перемешиваю. «Банально как-то! - подумалось, - Что в таких шашлыках удивительного? Да и как они могут запомниться на всю жизнь? Не пойдет. Нужен креатив!». Вспоминаю, что брат добавлял к мясу какие-то приправы, от которых они получались просто сказочными.

      Открываю ящик со специями. Вот они, родимые, лежат в коробочке. Беру первый попавшийся пакет, читаю: «Орегано». Нюхаю – очень даже! Добавляю. За ним последовали кориандр, семена горчицы, куркума, зира и еще пара-тройка незнакомых мне трав. В руки попадает пластиковый пакет с желтоватым кристаллическим порошком, без надписи. Понюхал – что-то не совсем понятное. Интуиция подсказала, что это усилитель вкуса, где-то слышал про такое. Смело добавляю. Тщательно все перемешиваю. Аромат неописуемый. Укладываю мясо в эмалированный тазик, трамбую, закрываю фольгой и отправляю в холодильник, как выражался брат, «для созревания».

      И, пока мясо доходит, собираюсь. Укладываю в рюкзак бутылку казахстанской водки «Кызыл Жар», от которой они в прошлый раз были в восторге, еще кое-что, вещи на случай непогоды, и принимаю душ. Вот теперь готов.
 
      Вызываю Яндекс-такси, подъезжает через пару минут. Время около одиннадцати утра. Час-пик миновал, и мы в течение считанных минут выкатываемся за город. Трасса - стекло, мчимся как ветер. Созерцаю прекрасные пейзажи старых и добрых уральских гор, одновременно беседуя с водителем о жизни насущной.
 
      Минут через тридцать мы в центре Первоуральска, где меня уже ждал Николай Демьянович, супруг Софии Илларионовны, то бишь мой зять. Следуем дальше в дачный поселок. Опять кудрявые холмы, покрытые лесами, пруды с обилием пернатой живности, речки, тихие заводи  с мостками и сонными рыбаками…

      В полдень мы на месте. Горячо обнимаемся с Софией Илларионовной и после небольшой прогулки по сказочно красивой, утопающей в цветах даче, приступаю к делу.

      Развожу мангал. Березовые угли – что надо. Пока горят, занимаюсь мясом. Вытаскиваю из сумки тазик, распечатываю фольгу и… Мать честная! Куски мяса серые, матовые, без радующего глаз лоска, будто их хозяина сперва задушили и только потом разделали. Кольца лука превратились в странное желе, которое легко размазывалось по кускам. И, что страннее всего, куда-то улетучился великолепный аромат, сменившийся душком явно неблагородного происхождения. Стою, думаю: «С чего бы это?». Опять подключается интуиция: «Не ссы, хозяин, мясо что надо! Созрело оно! Жарь давай!». Успокаиваюсь, начинаю аккуратно, по длине кусков, нанизывать их на шампура, которые укладываю на поднос.

      Угли потухли и «поседели», значит можно жарить. Аккуратно укладываю шампура, параллельно друг другу и немного по диагонали мангала. Через считанные секунды начинают шипеть и шкварчать. Пространство тут же наполняется…  Очень хотел бы сказать ароматом, но это нечестно обманывать уважаемого читателя. Нет, это был не аромат шашлыков, а черт те что. «Что не то?! Чего им не хватает?! - задаюсь вопросом в отчаянии, - Вроде и мясо, и специи, все как делал брат Иван!». В страхе оглядываюсь по сторонам – Николай Демьянович с Софьей Илларионовной чем-то занимались на дальнем углу участка. Хоть бы не учуяли!

      Ничто не огорчает со столь завидным постоянством, как надежда на счастливый случай. Это я о себе, уважаемый читатель. Ну, не умеешь делать шашлыков, чего грудь выпячивать?! Ох, уж этот характер, будь он неладен…

     - Ну, как там наши шашлыки? - голос Софии Илларионовны заставил меня врасплох. Я резко обернулся и увидел их широко улыбающиеся лица, прям за своей спиной. Честно говоря, немного даже запаниковал, предвидя, что меня ждет гарантированный позор. Скажут, мол, такие вы, интеллигенты, не свойственно вам держать свое слово. Попробовал им улыбнуться – вышло неубедительно.
 
      Напомню уважаемому читателю, что за моей спиной стояли два пролетария, как говорится, до мозга костей, пятьдесят лет проработавшие в горячих цехах Первоуральского новотрубного завода – одного из флагманов отечественной индустрии. Если вы думаете, что хорошо знаете, кто такие пролетарии, то, уверяю вас, заблуждаетесь. Я тоже так думал. Ошибся бездарно. Поверьте, не зря коммунисты делали ставку на пролетариат. Потому, что, в основной своей массе – это люди с жестким внутренним стержнем, которым чуждо все мелочное, эти мелкобуржуйские понты, согласно которым ты – пуп земли, а все остальное – довесок к твоей особе или же пропади оно пропадом. В разговоре с Софией Илларионовной и Николаем Демьяновичем я иногда позволяю себе разные фривольности в виде острых словечек или мата под соусом юмора, которые в моих кругах являются обычным делом. К моему удивлению, такое ими тактично не приветствуется. Сами себе они подобное не позволяют. Вот такой он, истинный пролетариат.
 
     - Да вот, почти готовы…, - робко отвечаю я.
Николай Демьянович вытянул вперед нос, сомкнул веки и сделал глубокий вдох:
     - Ооо, прекрасный аромат! – с тихим восторгом произнес он.
     «Боже, где ты аромат нашел…?» - неуверенно вопрошаю я про себя, готовый ради собственного благополучия поверить в услышанное. Но ведь сказал-то пролетарий! Хотя…, по всей видимости, за десятилетия работы в горячем цеху у него  атрофировались рецепторы.
     - Можно кусочек попробовать? – с нетерпеливыми нотками в голосе спросила София Илларионовна.
     - Да-да…, - с тревогой произнес я и, немного подумав, добавил: - А давайте-ка с водочкой!
     Про водку сказал неспроста. Вспомнил своего учителя, академика Гавриила Абрамовича Илизарова. Будучи звездой мировой величины, он разъезжал по миру и, дабы его не пронесло от непривычной закордонной кухни, всегда возил с собой пару бутылок водки, обоснованно полагая, что она является надежной гарантией от различных расстройств. Вот и я, взял это на вооружение и следую ему неотступно…
     - Щас принесу, - сказала София Илларионовна и забежала в дачный домик. Приносит бутылку и две рюмки, ставит на столик рядом с мангалом.
     - Почему две? – спрашиваю.
     - Коле нельзя, у него сердце! – жестко отрезает она.
     - Может…, - попытался возразить тот.
     - Нет, сказала! – и строго посмотрела на него.
     На моего достопочтенного зятя было больно смотреть. Опустив глаза, он погрузился в такую печаль, что на него было больно смотреть. Тем не менее, разливаю, беру рюмки, одну протягиваю Софии Илларионовне:
     - Ну! За встречу?! – предлагаю.
     - За неё самую!

     Одним махом опрокидываем содержимое рюмки в горло. Хорошо пошла! С прищуренными глазами беру самый прожаренный шампур, снимаю по кусочку и протягиваю моим компаньонам. Николай Демьянович глотает его одним махом:

     - Прелесть! Даже жевать не надо, сама нежность!
     - Да, необычно, сочно и мягко, - с некоторым скепсисом добавляет София Илларионовна.

     Пробую и я. Подумал: «Ну, что вам сказать, товарищи пролетарии? Нюх потеряли, что ли?! Где вы прелесть-то нашли? Так и скажите, что говно, но есть можно!». Тем не менее, наливаю по второй. Пропускаем ее тут же. Явно похорошело. Вовсю едим мои противоречивые шашлыки, особенно Николай Демьянович.

     - Ну, что мы здесь как бомжи? – говорит София Илларионовна, - Идемте в беседку, я там стол накрыла.
 
     Быстро перемещаю шампура на поднос и следую за моими компаньонами в беседку, где и вправду был накрыт чудесный стол с салатами, ароматным хлебом и напитками. «И когда она это успела?!» - удивляюсь я.

     Мы уже на взводе. Через минуту еще одна рюмка плавно перетекает в горло. Николай Демьянович, по всей видимости, голодный, вовсю работает челюстями, периодически с завистью поглядывая на нас в моменты, когда мы с Софией Илларионовной опустошаем рюмки. «А может, я ошибаюсь?» - задаюсь вопросом, со страхом отправляя в рот очередной кусок мяса. Но после нескольких жевательных движений откуда-то из самого честного участка мозга приходит информация: «Не тешь себя надеждой, мой господин. Скажи прямо, что говно, но есть можно и даже нужно, не то позора не наберешься».

     Все было прекрасно, пока в один момент сидящий напротив меня с голым и умеренно волосатым, с проседью, торсом Николай Демьянович резко замер, опустив глаза вниз. И в этой его позе я учуял нечто зловещее. Секундами позже понял, что он созерцает свое пузо. Вытянувшись вперед, я захотел узнать, что там творится. И увидел не укладывающуюся в сознании картину: его живот зашелся ходуном, волнами перемещаясь туда-сюда.
 
     - Соня…, - тихо произнес он с интонацией, в которой чувствовались напряжение и страх.
     - Что, милый?
     - Соня! – с выпученными глазами, но уже громче, чуть ли не криком, завопил он.
     - Да что с тобой, Коленька?!

     Через мгновения его живот задергался так, будто его хозяин кого-то проглотил живьем и этот кто-то отчаянно пытался вырваться наружу. Николай Демьянович выпучил глаза, сделал глубокий вдох, до предела открыл рот и из его глубин вырвался леденящий душу вопль, который раскатистым эхом разнесся по древней уральской земле:

     - Со-ня-я-я-я-я-я-я!!!
     - Что, милый?! Что с тобой, сокол мой ясный?! Ты что-то хочешь сказать, голубь мой сизокрылый?!

     Выдавив из легких последний кубический сантиметр, Николай Демьянович привстал, вновь сделал максимально глубокий вдох и…:

     - Со-ня-я-я-я-я-я-я!!!
     В последних звуках его крика, помимо буквы «я», узнавались и «а», «э», «у» и даже «г» в хохляндском произношении.
     - Да что с тобой, свет очей моих?! – София Илларионовна запаниковала, забегая то слева, то справа, то пытаясь заглянуть ему в глаза, - Да скажи мне что-нибудь, богатырь мой уральский!
     - Со-ня-я-я-я-я-я-я!!!

     Николай Демьянович с большим трудом привстал и мелкими шажочками, на расставленных в стороны и полусогнутых ногах, из-за чего они казались короткими и очень кривыми, направился к выходу из беседки. Движения ему давались так тяжело, словно его залили бетоном. Перемещал вперед сперва один бок, потом другой, будто это был робот. И не переставая вопил:

     - Со-ня-я-я-я-я-я-я!!!
     Подставив плечо, София Илларионовна, всячески пыталась помочь ему:
     - Я здесь, мой милый! Я здесь, мой золотой!

     С великим трудом отойдя от беседки около пяти шагов, Николай Демьянович окончательно застыл и через пару секунд я услышал раздавшийся  из его тыла не совсем благородный звук, похожий на то, как вы держите пальцами горлышко надутого до предела шарика, затем резко их разжимаете. Но очень большого шарика! Вырвавшиеся из измученного организма турбулентные потоки через секунды показались из-под штанин пузырящимися струйками. В воздухе резко запахло философской противоположностью Шанель № 5.

     - Со-ня-я-я-я-я-я-я!!!
 
     На автопилоте беру в руки телефон и нажимаю какие-то кнопки. Позже понимаю, что вызвал такси. Машина появилась через несколько минут, словно сам всевышний впрягся в мое спасение. Было ощущение, будто она стояла в кустах и ждала моего звонка. Хватаю свой рюкзак, сажусь в нее и она уносит меня прочь от невыносимого позора. Километра через три крики Николая уже не слышны, но внутреннее напряжение так и не спало.

     Весь вечер не находил себе места, нервно ходил взад-вперед по комнате. В голове вертелась одна мысль: «Какой позор! Какой позор! А вдруг его сердце не выдержит?!». Очень хотелось позвонить и спросить, как они там, но безраздельно доминирующее в сознании чувство стыда так и не позволило этого сделать. Лег спать поздно, но до утра не сомкнул глаз…

     Встаю рано утром. «Нет, так не пойдет! – думаю, - Убежал как трус! Пролетарии такого не прощают! Что-то надо делать!».
 
     Не зря же говорят, что утро вечера мудренее. А ведь так оно и есть. Отдохнувший за ночь мозг по утрам начинают посещать наиболее рациональные мысли. Нет, не умные, а именно рациональные. Как правило, это происходит на уровне подсознания. Мой мозг хоть и не был отдохнувшим, все же подсказал, что простой звонок проблемы не решит. И я вновь вызываю такси…

     Где-то в девять утра я у дачи Софии Илларионовны. Стою на улице и не знаю, что делать дальше. Чутко прислушиваюсь и присматриваюсь – никаких телодвижений. В голову лезут мрачные мысли…

     Двери дома не заперты, значит, хозяева дома. Тихо открываю и захожу. Чувствую неопределенные запахи, но не могу понять их природу. На столике в прихожей вижу три пустых освежителя воздуха «Утренний бриз». И сразу становится ясно – это когда прогуливаешься утром по берегу Эгейского моря, а там кто-то навалил...
 
     Захожу в комнату, останавливаюсь на пороге. Несмотря на июльский зной, Николай Демьянович лежит в постели под толстым шерстяным одеялом. Не спит. Лицо осунувшееся, серое, глаза непривычно выпученные. Меня не замечают. София Илларионовна стоит на стремянке и моет стены, испачканные подозрительными брызгами. Такие же брызги заметны на потолке и люстре. На дальней от меня стене – картина В. М. Васнецова «Три богатыря», тоже обильно забрызганная, из-за чего на ней появились подтеки на левом глазу Добрыни Никитича. Досталось и коню Ильи Муромца.

     - Здравствуйте…
София Илларионовна резко поворачивается ко мне:
     - Аааа, явился? – и неожиданно для меня улыбается.
Николай Демьянович молча натянул на себя массивное одеяло, между краем которого и надетой на голову лыжной лапкой осталась лишь узкая полоска с выпученными глазами.
     - Очень извиняюсь за вчерашний день. Я не…
     - Да ладно тебе, - перебила меня София Илларионовна, - в жизни все бывает. Ты же не со зла.
     «Уфффф, пронесло!» - возликовал я.
     - Нет, конечно. И, тем не менее, извините.
     - Успокойся! – София Илларионовна рассмеялась, - Давай пить чай.
     - А я лекарство принес.
     - Какое?
     Копаюсь в рюкзаке, вытаскиваю упаковку имодиума и, подойдя к Николаю, протягиваю ему:
     - Вот…, крепит живот…
     Он тут же с головой прячется под одеялом и через секунду слышу душераздирающее:
     - Со-ня-я-я-я-я-я-я!!!

     Вот такие пироги, уважаемый читатель. И все-таки, великодушны они, пролетарии. Со стержнем. Духовным, конечно. Чуть позже мы с Софией Илларионовной попили чайку, поговорили о том о сем, даже посмеялись. Николай Демьянович, хоть и не присоединился к нам, но растаял, а чуть позже начал улыбаться.
 
     А что касательно нас, интеллигентов, могу заверить Вас, уважаемый читатель, что мы люди слова. Какого слова? Так ведь сдержал я свое обещание! Всю жизнь будут помнить мои шашлыки…