Андрей видел Мишу еще до отъезда, но зачем-то упирается, зачем-то клевещет на него. Но лучше о Мише не думать, как сказал Сергей, мы этим только мешаем ему, Я лихорадочно вспоминала психологические тренинги, что-то про страхи, нам говорили, нужна цель, настоящая, стремление к ней снимет внутренне напряжение. Лучше поехать в Сибирь, к его учителю. И еще хотелось посмотреть в глаза незнакомому Сергею, который не смог. Возможно, пойму, зачем Миша отправился в горы на явную смерть.
Спасать мир? Земля вращается вокруг солнца, и еще долго так будет продолжаться. Жизнь не исчезнет даже после атомной войны. Мы погибнем, а планета останется, подумаешь, все умрем, природа нам сострадать не станет.
Цветы надо поливать, и я поехала, радуясь, что еще не разгар лета и в топиках нет толпы пассажиров.
Обогнула курган, слишком жарко, чтобы подниматься по длинной лестнице. Позвонила в дверь, прислушалась, тихо, темная прихожая пахла пылью, давно не мыли пол. Прежде чем войти в комнату Миши, постучала, мало ли что, никто не ответил. Все также торчал из кучи бумаг розовый листок с сердечками, послание жены любимому мужу. Непривычно рыться в чужих бумагах. Никогда раньше себе не позволяла. Если Миша вдруг неожиданно явится, что я ему скажу? Хотела спасти?
Я стала перебирать письма, на конверте прочитала рукой Миши: «От Сергея», то, что надо. Мелкий мужской почерк, но понятный.
«Миша, здравствуй. Был у тебя, не застал. Спешу сообщить тебе, что узнал дату гибели планеты. У меня было сновидение, я услышал: планета погибнет в новый год. Надо спасать планету, и ничто из обыденной жизни уже не важно: ни семья, ни карьера. На роль спасителя выбрали тебя. Немного завидую, что не я. Но сейчас уже не до амбиций. Я ведь давно собирался, но сверху меня остановили (уже не первый раз) и дали понять, что я должен задержаться. Сергей».
Рядом с именем номер телефона, обведенный в черную рамку, вот он удивится, когда я ему позвоню. Сразу выпадет из астрала.
Сергей приветливо ответил, напомнил, что Миша его учитель, мишин учитель живет в Сибири, все остальные, кто претендует на это, учителя тьмы. Друзья и подруги Миши его друзья тоже.
Он долго объяснял по телефону, как до него доехать. Перечислил магазины, киоски и детские площадки, мимо которых мне надо пройти. Новый район на окраине города. Однотипные серые дома с удобствами, но непривлекательным внешним видом. Адрес найти проблем не было. Номер на стене высотки увидела, как только вышла из маршрутки.
Открыл дверь мужчина, плотный, с животом, в пестрой майке и шортах в крупную клетку, - сытый с довольной улыбкой. Осторожно переступил за порог и встал передо мной, придерживая дверь, будто я начну прорываться в его квартиру.
- Я Сергей, а вы Лена, подруга Миши. Я вас раньше не видел, - удивился он.
Он меня раздражал своим видом.
- Человек пропадает, а его друзья безучастны.
- Это не так, Михаил особый, наше беспокойство только отнимет силы у него. Надо потерпеть, он вернется, возможно, в другом облике.
- Миша вам не говорил, что я конченая атеистка? Согласна, это тоже вера. Мне, неверующей, то есть, верующей, но не так, как вы, - я путалась, - ладно, скажу прямо: я считаю, что вы равнодушны к судьбе Миши. Он ушел в горы без вещей, без еды и без аптечки.
- Ничего, ничего, не волнуйтесь так, ничего страшного не произошло, - улыбался он снисходительно и улыбкой стал походить на Мишу, когда мы жили вместе .
Кто-то начал дергать дверь с другой стороны, донесся детский голос: «Папа, ну, папа, пусти меня».
- Сейчас, минутку, подожди. Это мой сын, - объяснил мне Сергей. – Что-то еще?
- Говорят, что его видели в Инкермане. Уже после того, как он якобы уехал.
- Не слушайте никого, Миша может показаться кому угодно, плохо, если тьма нападет на след, может навредить. Мы, его друзья, стараемся о нем не говорить. Я вам объяснил? Или есть вопросы?
- Больше ничего. - За дверью хныкал сын и звал папу, разговора не получилось, я отступила.
Я отступила. Что я могла сделать, если за дверью хныкал сын и звал папу.
Каково, а? Миша явится в другом облике. Был мальчик, станет девочка. Или гриб, мухомор, например. Если его съесть, будет считаться людоедством или нет?
Дома я пожалела, что не подготовилась к встрече заранее, не нашла нужных слов. Надо было настоять, чтобы он пустил меня в квартиру. Я бы смогла, объяснила, а так, какой разговор на лестничной площадке, и еще сын рвется к папе. Толстый, сытый, всем довольный Сергей, что ему чужие беды.
В сумке оказалась бутылка хереса. Не помню, как купила его: выработался и прочно закрепился условный рефлекс. Как бороться с ним? нужна воля, а она у меня парализована, только стонет. Этот стон у нас песней зовется.
«Лена, никогда не пей в одиночестве и на голодный желудок» - советовал Павел.
Тогда я ему доверяла, теперь нет, единожды предавший, а, кстати, почему я думаю, что такое с ним случилось впервые. Наивная, муж каждое лето уезжает на два месяца, винить только Машку недальновидно.
Ожил телевизор, я защелкала пультом. Танец в национальных костюмах сменился снежинками под фонарем: черно – белое кино советской эпохи. Героиня с выпученными глазами, не то от страха, не то от удивления. Вот еще одна, тоже глазастая. Чем вы-пу-чен-не-е глаза, тем главнее роль.
Камера отступает: заснеженное поле, надвигается перепуганное лицо, на весь экран, профиль, что-то пылает. Закат или пожар? Ничего не понять. Все так неспокойно.
Я сидела в кресле, мяла единственный персик без гнилых пятен и рассматривала рисунок с лупой. Павел его повесил так, чтобы смотреть на него, сидя в кресле. Как он говорил, мозги прочищает. Автора уже нет, возможно, нет и пани Софьи. Не странно ли, что творения рук человека сохраняются после его смерти. Нет, конечно, я не считаю, что их надо сжигать в погребальном огне. Как когда-то жен именитого покойника.
Паша бы сказал, - самый ценный ресурс на планете – человек. Его беречь надо, так устроен наш мир. Но почему так безжалостно расправлялись с этим ресурсом? Сколько уничтожили женщин, способных рожать. Жуть!
Мне стало страшно. Я пыталась успокоиться, но страх не отпускал меня. Не детский страх темноты, злых людей, насилия, нет, это вселенский ужас, дрожь души, хотя тело тоже мелко-мелко дрожало. Падение в пропасть не так ужасно, ибо оно кончается ударом о землю. Ожидание казни тоже заканчивается с приходом палача.
Но вселенский ужас ни с чем не сравним, его ни с чем и ни с кем невозможно связать, не на что опереться, ухватиться, попросить о помощи, и неизвестно, вернется душа в состояние покоя или нет. Если не вернется, придется сдаться психиатрам. Они закроют, привяжут, залечат до состояния овоща. Зато мучиться не буду.
Внутренне давление нарастало, как будто бесплодное тело пыталось рожать, я боялась, что-то порвется: мышцы, сосуды, сердце. Чтобы снять напряжение, я позвонила Глебу.
- Спишь?
- Нет, не сплю, - ответил он угрюмым голосом.
- Что так неприветливо? Тетя Таня рядом?
- Павел звонками замучил. Что да как у тебя. Отвечай сама.
- Ты эгоист. Ничего особенного, мир жесток. Каждый думает только о себе.
- Ага, у тебя депрессняк. У меня прошел. Встань пораньше, сбегай к морю, поплавай. На завтрак съешь шоколад, выпей кофе.
- Советчик. Не в чем кофе пить, вся посуда грязная.
- Знакомо. Держись, сестренка, все будет хорошо.
Влила в себя остатки хереса и свалилась в постель. «За базар ответишь», - кажется, за окном, незнакомый мужской голос, но ведь форточка закрыта. Кто-то говорил за стенкой? Но там живут старушка и старичок. У старичка не такой голос.
Ни через окно, ни через стенку, тогда откуда? Наверное, приснилось.
Я стала сомневаться в точной передаче фразы. Кажется, она звучала так: «За базар придется ответить». Это уже мой голос. Но я никому ничего не говорила, только подумала, даже еще не решила, ехать или нет в Сибирь к учителю.
Кто-то другой, прохожий, кто-то шел мимо, в чистом виде вестник.
На дне бутылки остатки хереса, я влила в себя по каплям, попыталась сесть в кресло и упала на пол. Пришлось ползти до постели. Пора кончать с пьянкой, вдруг мои ученики узнают, что у них учительница алкоголичка? Ужас! Больше не пить, никогда и ни при каких обстоятельствах! – я погрозила себе пальцем. Но как бороться с зависимостью в полном одиночестве?
Идти в поход, чтобы познакомиться, как когда-то мы с Павлом встретились на туристической тропе в окрестностях города, на узкой тропинке у обрывистого берега. У меня пакет с бутылкой воды и бутербродом с сыром, Павел шел навстречу, неся на спине рюкзак с палаткой. На фоне заходящего солнца показалось, что ко мне приближается чудище о двух головах. Понятно, что мое лицо было хорошо освещено. И мой изумленно открытый рот и расширенные от ужаса глаза напугали его тоже. Он остановился и спросил:
- Что-то не так?
Если бы я не испугалась, он бы не остановился. Зато запомнил. И когда встретил меня в университете, подошел и предложил прогуляться после занятий.
Не просто нам расстаться, если Павел ради меня после аспирантуры остался в городе, хотя получал заманчивые приглашения, с детства мечтал жить на природе, вот и закончил факультет экологии, мечтал работать лесником.
Он любил собак, но я не соглашалась держать в доме псину, может, когда-нибудь, а сейчас мы очень заняты. Рано вставать ни я, ни он, не любим. Ему оставалась стрельба по мишеням. В воскресенье он уходил в тир, я занималась уборкой. А мечтала о походах с ним. Сходили только раз. Попали в болото, потом заблудились, он всю ночь отгонял комаров от меня. Утром, когда я открыла глаза, он смотрел на меня, никогда не забуду, с какой любовью.
Теперь с Ксюхой и Андрюхой начну ходить. Они при мне меньше ссорятся, я для них работаю громоотводом. Так и старость наступит. Хорошо, если Андрей не бросит Ксюху, а если бросит, мы с ней будем друг дружку развлекать.
Жуткая перспектива, уж, лучше в Сибирь, пока я в отпуске.
Как бы мне хотелось, чтобы Миша поехал к дяде, и встретился бы там с пани Софьей. Какая разница, горы, тайга, ему же надо испытывать себя. В тайге еще суровее, - там заблудиться легче.
Впервые при мне он уезжал к своему дяде в Сибирскую деревню, когда еще учился в аспирантуре. Исчез неожиданно. Ксюха уговаривала меня не волноваться, загадочно улыбалась, наконец, призналась, что Миша где-то там, в тайге, у просвещенных.
Я, уверилась, что он сбежал от несчастной любви ко мне. Что другое могла предполагать, если он скрыл от меня свой отъезд? Про Ксюху не догадывалась.
Наконец, он появился в городе. Когда я увидела его, поразилась перемене: он изменился, очень. И не бледным лицом на фоне загорелых, понятно, в тайге не такое летнее солнце, как в Крыму. Он стал увереннее. Я бы сказала, мужественнее. У него был такой вид и такой взгляд, я поняла, глупо думать, что он скрывался от несчастной любви ко мне.
Мы с Павлом забросали его вопросами. Он же отвечал запутанно, о смысле жизни и о вселенной. Зацепило, когда он сказал: вселенная создана творцом, потому что она прекрасна.
- Чем прекрасна? – не поняла я.
Никогда не увлекалась фантастикой и никогда раньше не воспринимала мир в масштабах вселенной, никогда не задумывалась о расстояниях до Луны, до других планет, до сСлнца, - до всего того, что не вписывалось в мою реальность. Головокружительно было слушать его, но мне казалось, не ко времени, ведь завтра рабочий день. Павел тоже сник, и не поддерживал разговор. Когда же Миша сказал, что был в тайге, встречался с учителем, Павел оживился:
- Ну, конечно, как я мог забыть, настоящие учителя только в тайге водятся.
- У моего дяди друг - шаман. Я с ним в тайге жил.
- Ты же православный, - напомнила я.
- Он тоже христианин.
- Как это: язычник – христианин?
Миша не успел ответить, вмешался Павел:
- И чему шаман тебя научил? В бубен бить?
- Бубен, да, у меня есть. Мы с ним говорили о космических связях. Все взаимосвязано: и мысли, и поступки, и наши желания. Если хотите, я приду к вам с бубном, - он улыбнулся.
Я чувствовала, что Павлу хотелось бы послушать Мишу подробнее о встрече с учителем. Но привычный иронический тон мешал ему вести серьезный разговор. Поэтому стала спрашивать я:
- Если ты все постиг, скажи, как мне жить с пользой для себя и для всего человечества? Что полезно, и что вредно? Ну, кроме главных заповедей, не убий и прочее.
- Вреднее жизни нет ничего, потому что она заканчивается смертью, - пошутил Павел.
Миша возразил:
- Физическую смерть можно отодвинуть особой диетой, например, не есть мяса.
Я тоже не промолчала:
- Соседка моей бабуси, прожившая девяносто лет, в ответ на то, что мясо в ее возрасте есть вредно, говорила: еда вредной не бывает.
Павел захлопал. Хотя радоваться нечему. Я не могла себе простить, что мы с
Павлом заболтали такую интересную тему. Очень жалела. Мне не хватало разговоров с
ним о том, что мы не случайно встретились. Ничего в этом мире случайного нет. Я должна
это почувствовать, потому что любовь - главное в отношениях между мужчиной и
женщиной. Та любовь, что спасет человечество. Банальные речи, Ксюха любит их
заводить, но Миша умел подавать так, что я в тот момент верила. Вера успокаивала. Правда, ненадолго.
После встречи с Сергеем я уже смелее рылась в бумагах. Если не я, то кто спасет Мишу?! Меня лихорадило, картинки представлялись, одна страшнее другой. Миша может подвернуть ногу, упасть в пропасть, на него нападут волки.
Надо посмотреть в интернете, водятся ли в горах волки.
Пока с ним ничего не случилось, он еще не добрался до места, надо его остановить. Как?
Знакомый, крупный женский почерк:
«Мишенька! Перед отъездом пошли мне теплые вещи. Посылай в ящиках, укрепи их. Не забудь положить крупу. Мне позвонил Сергей, собрался к тебе, но не точно, хоть бы не явился в такой ответственный момент. Имей мужество отказать ему. Не пускай праздных людей, они отнимают у тебя духовные силы. Пришли, пожалуйста, книгу о косметике, мою записную книжку с рецептами и не забудь полить цветочки, чтобы они не погибли от засухи. Полей сейчас же. Целую. Люба».
Понятно, жена спасителя зациклена на себе. Весь мир вокруг нее крутится. Идешь спасать человечество? Иди, дорогой, но не забудь мне приготовить завтрак.
Исписанный лист вложен в другой, тетрадный, на котором крупными буквами выведено «От Учителя».
«Здравствуй, Миша, приготовил тебе кедровое масло, по домашней супертехнологии, от дедов и прадедов. О наших делах коротко, спешу передать с почтой. Река покрывается льдом, до весны связи с внешним миром не будет. Кто согласится снегоход сюда посылать. Знаю, завидуешь мне, понял из твоего письма, что тьма одолела. Ты живешь там, где зарождалась цивилизация. Старцы, жившие в пещерах у берегов Черного моря, отличались редкой энергетической силой. Сконцентрируй ее и направь на благие дела».
Вот почему Андрей видел там Мишу, но зачем-то связал с пышной блондинкой.
«Этой зимой выявился мощный знак, подкрепляющий наши с тобой выводы, что мы движемся хоть и в разных, но правильных направлениях. Ты удивишься, от кого я получил его, от нашего общего друга Константина. Он явился перед самыми морозами, поэтому у меня задержался. Мы с тобой обсуждали, что он колеблется между светом и тьмой, но в нашем деле неважно, кто вестник.
Кратко он сказал следующее: гибель планеты неизбежна (ну, ты сам об этом знаешь). Я не согласен с неизбежностью, надо ее спасать. Но ему ничего не сказал. Мы сели вдвоем на берегу подышать на пране, она поведала мне о своих странных ощущениях. Поразила правильность их описания: где-то, не понять, где, происходит что-то ужасное, тяжелое, нагоняющее тоску. А ведь у него все хорошо, любящая жена, здоровые дети. В чистом виде вестник».
Внизу приписка рукой Миши: «Учитель прав, пора действовать».
Увы, без адреса. Поищу еще в другой раз. Разболелась голова, я не могла понять содержания писем и тех, кто писал их, что это, глупость, или я чего-то недопонимаю?
Что-то задерживало меня, что-то не давало уйти. Страха уже не было, и я вошла в комнату Софьи Леонидовны.
Запах пыли и еще чего-то, нет, не сырости, так пахнут сундуки с крышками, не пропускающими воздух. Если сундук много лет не открывать, можно почувствовать аромат старины. Но это я так, умозрительно, возможно, пахло бы травами, бабушкиными духами Красная Москва, наверняка она ими пользовалась, еще чем-то приятным, как она сама.
Я взялась за ручку кладовки, долго колебалась, и отпустила. Не решилась открыть.
На круглом столе лежала папка, коричневая, бархатистая. Из времен моей бабуси. В прошлый раз, когда я заходила сюда, папки не было.
Я открыла ее: толстая пачка пожелтевших и свежих, исписанных листов бумаги, - почерк четкий, учительский, на первой странице прочитала:
«Девочка моя, ты ведь влюбилась в моего сына. Я видела. Материнское сердце не обмануть. Имя у тебя прекрасное: Елена. И ты вся такая нежная. Такая добрая. Как старательно ты протирала эти фужеры. Я мыла посуду, ты подошла и тихо спросила: «Вам помочь»?
Жуть! Хоррор! Пани Софья заговорила со мной таким оригинальным способом? Она оставила папку, зная, что я должна заглянуть в нее? Она меня вела?
Глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть, - советовала я ученику, если он волновался у доски.
Вдох – выдох не помог, дрожали руки, мне было страшно в пустой квартире. Я схватила папку и выбежала из чужого дома. На остановке никого не было, стоять и ждать я не могла и стала подниматься на Малахов курган. На полпути позвонил Глеб.
- Привет, сестренка. Задание выполнил: посылки доставил по назначению. Рад новому знакомству. Имя какое у нее: Люба, Любаша, Любочка!
- Ты Блока любишь?
- Кого? – удивился брат.
- Поэт был такой. «Девушка пела в церковном хоре»… или «Вполоборота ты встала ко мне». Вот еще: «Впереди Исус Христос в белом венчике из роз». Что молчишь? Скажи что-нибудь.
- Ладно, Лен, мне некогда. Стихи потом почитаешь. Ладно?
Он отключился. Да, быстро она стала Любочкой для брата. Хотя при такой матери, как моя тетя, любая женщина станет желанной.