Бунт на Кировском стадионе.
В конце февраля 1956 года вся великая страна была взбудоражена ширящимися слухами о том, что на только что закончившемся двадцатом съезде коммунистической партии Советского Союза её первый секретарь Никита Сергеевич Хрущёв обгадил имя Сталина. Имя Вождя народов, под руководством которого одиннадцать лет назад СССР из последних сил, жертвуя десятками миллионов людей, сумел отстоять независимость государства. Вождя, с именем которого на устах шли в свою последнюю атаку бойцы Красной Армии. Человека, который не стал обменивать своего сына, пленённого немцами, на фельдмаршала Паулюса. Да, в силу своего несносного характера и дикой подозрительности, Сталин совершил множество глупостей, граничащих с преступлением. Да, он плохо подготовился к войне с немцами, не поверил донесениям, которые точно называли дату вторжения фашистов на территорию СССР, он расстрелял перед войной лучшие военные кадры. И всё же результат его правления был превосходен. Он не только сохранил за СССР территории царской России, но и преумножил их. Он сохранил в советских людях веру в счастливое и справедливое общество. Общество, в котором не будет капиталистов и помещиков, рабов и крепостных.
И вот теперь, по словам Хрущёва, оказалось, что все жертвы людей, которые только что прошли через весь этот ужас, были принесены во имя жестокого тирана. Смириться с этими словами было невозможно, особенно ленинградцам, перенесшим небывалую блокаду, а также грузинам.
Оскорблённые низвержением Сталина они провели в Тбилиси грандиозное представление, на котором артисты, загримированные под Ленина и Сталина, выступали с зажигательными речами. Начавшаяся вполне мирно демонстрация переросла в настоящее антиправительственное выступление. Некоторые ораторы стали призывать массы к неповиновению. Закончилось всё призывом к оружию. Стянутые к центральной площади войска вначале вытеснили протестующих за её пределы, а затем стали их преследовать. Наиболее агрессивные протестанты, не желавшие расходиться, бежали из Тбилиси, и в одном из глухих ущелий были расстреляны.
Постепенно Хрущёв, этот толстый человек в украинской вышиванке в глазах народа стал превращаться в придурка, неспособного руководить громадным государством. Простые люди не знали, что Хрущёв просто мстит Сталину за расстрелянного сына, который во время войны прихоти ради или по пьяне, застрелил советского офицера. Они также не знали, что Хрущёв никакой не украинец, а незаконнорождённый сын польского помещика Гасвицкого. Что он никогда не работал шахтёром, а управлял поместьем. Что по его наводке после Революции 1917 года были расстреляны сотни ни в чём не повинных людей, в основном украинцев. Что, будучи на посту первого партийного руководителя компартии Украины, в 1941 году сумел бездарно сдать немцам житницу Советского Союза.
Зато они знали, что отобрав у трудящихся в 1956 году, как это делалось уже на протяжении десятка лет, одну из двенадцати зарплат в обмен на облигации, он заморозил выплату по ним на двадцать лет.
На протяжении десяти лет Правительство принудительно заставляло трудящихся покупать облигации развития народного хозяйства СССР.
В качестве сладкой пилюли оно раз в год проводило розыгрыши этих облигаций, и отдельные счастливчики выигравших номеров обменивали эти облигации на деньги. Такие розыгрыши вносили некую привлекательность, давали надежду на то, что эти огромные изъятия денег дадут в будущем обильную отдачу. И вот теперь Правительство официально объявляло о банкротстве займов, ведь никак иначе нельзя было объяснить такое «замораживание». Для целого поколения тружеников, вынесших на своих плечах тяготы войны и послевоенного восстановления, такое решение было равнозначно обречению на голодную жизнь. Все восприняли новость резко отрицательно.
Самым отвратительным казался тот факт, что Правительство объявило о «замораживании» уже после того, как оно разместило облигации займа развития на 1956 год и собрало деньги.
Зато Хрущёв пообещал, что через двадцать лет советский народ будет жить при коммунизме. И ведь в этот бред кое-кто поверил. Впрочем, народ у нас всегда был доверчивым до крайности.
Снижение жизненного уровня вызвало гнев трудящихся, которое вылилось в Новочеркасске в открытый бунт. «Народная власть» показала себя во всей красе. Десятки расстрелянных рабочих, сотни арестованных демонстрантов и даже военных, отказавшихся подчиниться преступному приказу, показали дно падения, до которого дошла эта власть. Впрочем, расправа с мирными демонстрантами в Новочеркасске была не единственной.
Ещё одним событием октября - ноября1956 года было подавление восстания в Венгрии. Венгры испортили очередную годовщину Великой Октябрьской Социалистической Революции.
Русским не впервой было подавлять там восстания. Это делал ещё Николай Первый по просьбе австрийского императора. Теперь это сделал Хрущёв по просьбе «венгерского народа». В результате того, что в Будапешт были введены советские танки, были убиты и ранены десятки тысяч человек – простых венгров и советских солдат. И некоторые из них позже, без руки или ноги, стояли у ДЛТ - дома ленинградской торговли, выпрашивая милостыню.
Однако, как это иногда бывает, в конце года произошли и приятные события. Во-первых, это блестящая игра наших футболистов на Олимпийских играх в Мельбурне, в далёкой Австралии.
Фанаты футбола пристально следили за игрой наших футболистов. Однако делать это было весьма трудно. Телевиденье тогда находилось в зачаточном состоянии. Правда, у некоторых счастливчиков телевизоры были. Они представляли собой громоздкие ящики с небольшими экранами, на изображения которых приходилось смотреть через огромную линзу. Но прямой трансляции телевизионщики обеспечить своих зрителей не могли; и поэтому фанаты довольствовались репортажами по радио. И вот что они узнавали. 24 ноября наша сборная по футболу встретилась со сборной Германии. Западной Германии. Немцы когда-то были даже чемпионами мира по футболу, но сейчас это была слабая команда. Поэтому мы запросто обыграли её. А вот игра с болгарами в полуфинале была для нас тяжелейшим испытанием. Слушатели с досадой слушали, как во время игры Иванов потянул мениск а Тищенко сломали ключицу! По существовавшим тогда правилам менять игроков во время игры было нельзя, и поэтому им пришлось сражаться до победного свистка. В добавочное время – в третьем тайме, на 96 минуте болгары забивают гол. Всё! Но только не для советских футболистов! Юный Эдуард Стрельцов забивает ответный гол! Игра обостряется донельзя.
И нам снова улыбается удача! Второй гол в ворота болгар выводит нашу сборную в финал!
Восьмого декабря наша сборная встретилась в финальном поединке с сильной командой Югославии. Такого ожесточённого сражения, какое произошло в тот день на футбольном стадионе Мельбурна, история ещё не знала.
В бескомпромиссной борьбе счастье было на нашей стороне. На предыдущей Олимпиаде в Финляндии именно югославы отправили нашу сборную домой. Теперь же дело повернулось иначе.
Из кинорепортажей, которые болельщики смогли увидеть, правда, спустя некоторое время, они с воодушевлением смотрели, как развивались события на поле Мельбурна.
Яшин оказался непробиваемым вратарём! Все удары по нашим воротам были им успешно отражены. Но и наши удары долго не достигали своей цели.
И всё же под конец игры Анатолий Исаев кручёным ударом перекинул мяч через вратаря, и Ильин добил его. Правда, как оказалось, уже после пересечения им черты ворот. Но это неважно! Наши комментаторы считают и того, и другого авторами этого победного гола!
Не обошлось и без ложки дёгтя в этой победе. Организаторы Олимпиады дали золотые медали только тем футболистам, которые играли в финале. Это было несправедливо! Эдуард Стрельцов медали не получил.
Тем не менее, победители были с ликованием встречены на родине.
Для Юрия Мыгина, простого матроса Балтийского флота 1956 год тоже стал знаменательным – его корабль из города Ломоносов перевели в устье Невы, в Ленинград. Юрий был уроженцем этого великого города, но был призван на флот из далёкого уральского города Златоуст, в котором оказался из-за войны. Самое интересное заключалось в том, что его отец тоже был призван из тех же мест служить на балтийском флоте - в Кронштадте в конце двадцатых годов двадцатого века. Во время одной из экскурсий на Адмиралтейский завод города, только что получившего имя Ленина, отец случайно познакомился со своим будущим тестем. Тот пригласил молодого парня к себе, познакомил его со своей женой и дочкой, чем и определил их судьбу. Так родилась ленинградская семья, в которой один за другим родились три сына.
Юрий родился в 1935 году и был средним из них. Счастливая жизнь оборвалась в июне 1941 года. Из рассказов взрослых Юрий запомнил, что в августе 1941 года фашистские войска перерезали железную дорогу Ленинград – Москва, после чего началась блокада, не знавшая аналогов в истории человечества. Его бабушке, маме и трём братьям удалось вырваться из кольца, после чего они оказались на Урале, на родине отца Юрия. Отец же остался работать на Адмиралтейском заводе и погиб во время блокады в марте 1942 года.
И вот, оказавшись в Ленинграде, матрос Мыгин узнал, что кое-кто из его родни пережил блокаду. Это была тётя Женя и ещё одна семья, в которой был его ровесник, троюродный брат Виктор. Тётя Женя приняла его, как родного, а с брательником установились дружеские отношения. Оказалось, что оба являются фанатами футбола. Ленинградский Зенит стал их кумиром; и его матчи на вновь построенном стадионе имени выдающегося большевика Сергея Мироновича Кирова вызывали желание вновь и вновь окунаться в их волнительную обстановку.
Стадион был расположен на берегу финского залива; и с его трибун можно было спуститься к воде. Вокруг стадиона были высажены деревья, превращавшие его в прекрасный уголок природы. Перед началом матча посетителям предлагались разнообразные развлечения, например, возможность забить пенальти какому – нибудь знаменитому вратарю. Естественно, тому, который в этот день не играл.
Не менее привлекательным для многих, если не половине болельщиков, была возможность разогреть себя перед игрой – понятно, чем.
14 мая 1956 года оба брата независимо друг от друга оказались на стадионе, где должна была состояться игра их любимого клуба с московским Торпедо. В Торпедо играл прославившийся к тому времени нападающий Стрельцов, что подогревало интерес. Юрий вместе с четырьмя сослуживцами во главе со старшим матросом в этот день получил увольнительную и они, потратив последние копейки, заняли свои места на трибуне Кировского стадиона. Зрители оживлённо обсуждали турнирную таблицу и способности отдельных игроков обеих команд, не подозревая, что окажутся в центре самого большого бунта, который когда-либо происходил в СССР на таком массовом мероприятии.
Однако вскоре их радостное настроение испортилось. К концу матча Зенит проигрывал Торпедо со счётом 5:1. Внезапно на поле незаметно выскочил один из болельщиков и, выгнав вратаря «Зенита» из ворот, занял его позицию. Судья не сразу заметил подмену, но затем дал свисток, остановив игру. На поле выскочили милиционеры и, скрутив сопротивляющегося псевдовратаря, потащили его, грубо подталкивая в спину. Это было последней каплей. Юрию показалось, что весь стадион, как по команде, вскочил и сделал шаг вниз, сметая жидкую цепочку охраняющих игру милиционеров.
Игроки в страхе бегом покинули поле; и спрятались в помещениях под трибунами. Туда же кинулись и милиционеры, на которых накинулись некоторые болельщики. Внезапно Юрий почувствовал, как по его голове нанесли удар каким-то предметом, да так, что его бескозырка едва не свалилась. Он обернулся, и увидел, как какая-то женщина среднего возраста, размахнулась сумочкой и снова попыталась нанести ему удар. Их группу матросов окружило несколько болельщиков с угрожающим видом. Все люди в форме, бывшие на стадионе, оказались окружёнными внезапно ставшими злыми людьми.
Юрий знал, что ещё со времён Петра Первого моряки пользовались уважением населения Питера, что именно они совершили Октябрьскую революцию; и такое поведение ленинградцев было необъяснимо. Но их старший матрос не растерялся. Следуя боевым инструкциям, он скомандовал: «Бляхи к бою!». Бляхами матросы называли металлические пряжки ремней, которыми они подпоясывали брюки. Все как один, они мгновенно стащили ремни, намотали их на правые руки и, крутя ими перед собой, двинулись к выходу. Ленточки бескозырок были зажаты зубами, чтобы те не слетели во время драки.
Окружившие матросов болельщики расступились – древние чувства оказались сильнее внезапной злости. Матросы медленно подошли в ступеням, ведущим к выходу и организованно пошли на выход. Большинство болельщиков тоже постарались незаметно исчезнуть, но некоторые, наиболее разозлённые, продолжали бесчинствовать. Отойдя от стадиона, группа матросов увидела, как к месту бунта стали прибывать машины с милиционерами и с военными. Позже они узнали, что выход стадиона был окружён; и началась фильтрация взбунтовавшихся масс.
Через несколько дней Юрий узнал, что его брательник Виктор был выдворен из Ленинграда. В то время к хулиганам часто применялся такой вид наказания. Их не сажали в тюрьму, когда проступок был незначительным, а выгоняли из городов – как говорили на сто первый километр.
Позже, примерно через год, Юрий узнал причину такого наказания Виктора. Оказалось, его взяли не на стадионе, а на следующий день в пивной. Подвыпившие граждане после возлияний часто затевали споры, иногда доходившие до рукоприкладства. Зная это, работники пивной всегда имели под рукой знакомого милиционера или двух, которые быстро успокаивали разгорячённых посетителей, иногда увозя их в медвытрезвитель. И вот, как обычно, в пивной, где Виктор набирался новых знаний о жизни, произошла небольшая заварушка, результатом которой было появление двух стражей порядка. Схватив за воротник одного из бузотёров, мильтоны поволокли его к выходу. Подвыпивший Виктор не смог вынести такого обращения с постоянным посетителем пивной и, вскочив, заорал на всю пивную: «Вам что, мало дали вчера на стадионе?».
Результат был ожидаемым. Милиционеры отпустили драчуна, подскочили к Виктору и уволокли его в кутузку. Спустя сутки Виктору зачитали постановление о его высылки на сто первый километр.
После отбытия наказания Виктор встретился с Юрием и рассказал ему, что пребывание вне города оказалось не таким уж и ужасным. Ему нашли работу, разместили хоть и не в комфортабельных, но вполне сносных условиях и даже позволили кое – что подзаработать. Виктор с увлечением стал рассказывать, что с удивлением обнаружил, какая дивная природа окружает Ленинград, какие красавицы сосны растут вокруг него. А самое главное, что он познакомился там с одной замечательной девушкой, которая вскружила ему голову, как ни одна ленинградка.
«Кстати, Юра, а как идут дела у тебя?».
«Я дослуживаю последний год. Меня назначили типа вестовым. Я хожу по разным почтам, получаю письма для экипажа, отсылаю ответные письма и какие-то отчёты».
«А как дела так сказать, за бортом? Как там поживает Люся?».
«Мы с ней разбежались. Она как-то заявила, что я волочусь за ней только из-за ленинградской прописки. Я психанул и ушёл. Правда, она приходила пару раз к кораблю, но я не стал с ней встречаться. Честно говоря, я недавно встретил ещё одну. Она, представь, выжила в блокаду. Правда, жаловалась на отца, который отнимал у неё тогда хлеб. Этот мерзавец уже на Пискаревском кладбище».
«А ты знаешь, что во время блокады некоторые ели даже людей?».
«Слышал, но мне противно об этом говорить. Ведь мой отец тоже умер от голода».
«Ладно, хватит о грустном. Так ты сделал новой подружке предложение?».
«Да вот, собираюсь».
«А как на флоте отнеслись к отставке маршала Жукова?».
«Вначале много обсуждали, но сейчас уже примолкли. Время идёт, всё меняется».
«А как тебе нравится Никита Сергеевич Хрущёв?».
«Честно говоря, я его не пойму. Всё, что ни сделает, всё поперёк, Крым отдал Украинской ССР, два острова Курил – Японии, Гурьевскую область – Казахстану. Кстати, я его недавно видел лично».
«Когда?».
«Так он же недавно приезжал в Питер. Он выступил перед народом на Дворцовой площади, а солдаты и матросы были в охранении».
«И что, ты тоже?».
«Да».
«Расскажи подробнее».
«Ты же знаешь, Дворцовая площадь расположена между Главным штабом, который образует полукруг, и Зимним дворцом. Причём, она ничем не отделена от начала Невского проспекта, по которому транспорт направляется к Дворцовому мосту. Так вот, часть охранения была выстроена в этом месте - между Зимним дворцом и Главным штабом. А несколько шеренг солдат и матросов были расположены параллельно Зимнему дворцу. А трибуну для выступления установили у стен Зимнего - по центру».
«А как же народ попадал на площадь?».
«Через арку Главного штаба, прямо с Невского. Представляешь, народу собралось немало; и он жался к стенам Главного штаба. Через какое-то время на трибуну, как мне показалось, прямо из Зимнего, стали выходить руководители Ленинграда. Потом появился сам Хрущёв. Вероятно, он никого из собравшихся не увидел, потому что замахал руками. Нам была дана команда; и все шеренги организованно отошли к трибуне. Что тут началось! Народ рванул вперёд, желая увидеть Хруща поближе. Началось что-то типа паники. Некоторые люди даже падали».
«Ну, это у нас в крови. Ты же знаешь, как в Москве передавили друг друга на Ходынском поле перед вступлением Николая второго на престол».
«Нет, здесь ничего такого не было. Так вот, я оказался не так далеко от трибуны. Смотрю, а лицо у Хруща розовое, почти красное. Наверное, он слегка хлебнул перед выступлением. Он встал у микрофона и обратился к народу типа «Дорогие ленинградцы, разрешите Вас поздравить с двухсот пятидесятилетием основания Петербурга ». Потом стал говорить о том, как мы догоним и перегоним Америку, что мы их обошли в космосе, запустив спутник Земли, что нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме».
«А про кукурузу что – нибудь сказал?».
«Да, что-то говорил, я точно не помню. Но самое главное, когда в конце выступления запели гимн, он что-то бормотал в микрофон, как будто не знал слов».
«А может быть, знал, да не хотел петь, что нас вырастил Сталин на верность народу? Кстати, а ты знаешь, что только что вышло решение, запрещающее петь под музыку гимна? Наверное, это – результат общения Хрущёва с питерцами».
«Нет, не слушал. Так что, теперь гимн будет без слов?».
«Да. Кстати, ты слушал репортажи с первенства мира по футболу?».
«Да слушал и вспоминал Стрельцова. Помнишь, как классно он играл в 56 году?».
«Ещё не помнить. Это же я тогда, подвыпивший дурак, загремел на сто первый километр».
«Если бы Стрельцов, Огоньков и Татушин играли за сборную, наши бы стали чемпионами мира. А то, какая-то Бразилия».
«Ну, не говори! Там же играет Пеле».
«Пеле, Пеле. А вот Стрельцов сидит в тюряги; и, говорят, ни за что».
«Да вроде бы он изнасиловал какую-то иностранку».
«Полная брехня».
«Кстати, Виктор, ты же в ссылке общался с умными людьми. Что они говорят о бунте на стадионе Кирова?».
«Все в один голос говорили, что причиной было недовольство «разоблачением» культа личности Сталина, замораживание займов, запрет держать крупный скот в личных – подсобных хозяйствах колхозников, ну и кое-что другое».
«А ещё – передача Крыма Украине».
«Да нет, ну что ты! Во-первых, это же в знак трёхсотлетия вечного вхождения Украины в Россию. Потом, Крым не имеет сухопутной границы с РСФСР. Только через Керченский пролив. Да и вообще - что тут такого? Мы же одно государство, у нас одни цели. Я один раз был в Киеве. Представь, они все говорят по – русски».
«Всё равно, это неправильно. Ладно, давай ещё как – нибудь сходим на футбол. Я так люблю «Зенит».
«А не боишься, что опять какая то тётка будет лупить тебя по бескозырке?».
«А я напомню ей, что это мы лупили из корабельных орудий Авроры по Зимнему в семнадцатом году. И пусть ещё раз посмотрит фильм «Мы из Кронштадта».
«Ладно, Юрка, не задирайся. Я тоже люблю «Зенит», но он так паршиво играет последнее время. Вечно плетётся в середине таблицы».
«Но до войны он же был один раз чемпионом СССР. Так что, немного потренируется; и снова станет чемпионом. Я в это верю. А бунтовщики надёжно упрятаны. И должен заметить, что большинство болельщиков только наблюдало за беспорядками, но не участвовало в них».
«Да, я согласен, но на сто первом километре твердят - что-то в стране идёт не так».
«А зато каким классным был только что фестиваль молодёжи и студентов в Москве!».
«А зато сколько ласковых русских девушек наплодят разноцветных детишек и покалечат свою жизнь!».
«Не надо клеветать на наших девчат. Они не только самые красивые, но и самые скромные. Я это по себе знаю».
«Нет, ты это судишь по фильму Эльдара Рязанова «Карнавальная ночь».
- А что, он неплохо под новый, 1957 года порадовал зрителей».
«А как у матроса обстоят личные дела?».
«А матрос после демобилизации намерен жениться. Будешь свидетелем?».
«А то!».
«Тогда замётано?».
«Замётано!».
P.S. Ни в ленинградской, ни в другой прессе ни в 1956, ни в 1957 году не появилось никакой информации о произошедшем на Кировском стадионе. Единственно, по просочившимся слухам, шустрый шведский корреспондент сумел сделать несколько фотографий и опубликовать статью о происшествии в какой-то шведской газетёнке. На самом деле никто не мог предположить, что это был один из первых звоночков, можно сказать, первая ласточка, которая показала путь, на который ступило советское общество – на путь раскола и расслоения. Впереди было освоение целины, строительство байкало-амурской магистрали, полёт Юрия Гагарина и много других выдающихся событий. Но механизм разделения, в том числе по национальному признаку, только усиливался. И первым пострадавшим, как это ни странно, был русский народ. Гитлер сделал всё, чтобы его уничтожить, но не вышло, не получилось. Зато расселение русских по всей необъятной родине, в союзные, как их тогда называли, братские республики, сделало своё дело. Некогда единая и могучая нация стала самой разделённой. «Братские» республики делали всё, чтобы захватить руководящие должности везде, особенно в Российской федерации, не пуская ни на какие должности русских у себя.
А то, что натворил Хрущёв, вообще не поддается описанию. Долгие десятилетия и даже столетия будем мы расхлёбывать делишки этого полуполяка – полухохла, особенно передачу Крыма Украине. Хитромудрый Запад почему-то считает, что единоличное решение какого-то придурка важнее мнения населения полуострова. И последствия такой позиции весьма туманны.
А что касается стадиона имени Кирова, в начале двадцать первого века он был разрушен; и на его месте для проведения мирового первенства по футболу был построен новый, современный красавец.